Текст книги "The smile of the Digital God"

Автор книги: Deathwisher

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Что, Лен?

– Уйди из моей жизни. По-тихому. Пожалуйста. Вспомни родителей. Ты был мне как отец, но в последний год я стала тебе матерью. А мне ведь только семнадцать. Пожалуйста. Не мучай меня больше. – тут она разрыдалась в голос. – ты же знаешь, я не перенесу этого…просто оставь меня в покое…

Я стоял, совершенно неподвижный и холодный. В сердце как будто оборвалась струна. Как ни странно, мне стало легче.

– Хорошо, Лен. Прощай. Удачи тебе… – я в последний раз посмотрел на неё, плачущую. Я увидел, как сзади к ней подошёл молодой человек восточной наружности, тоже в какой-то цветастой тоге. Он обнял её, а она зарылась в него лицом. Растрёпанные волосы. Я почему-то впомнил, как мы носились на велосипедах по городу, её волосы, пахнувшие абрикосом, развевались от ветра, а когда она падала и плакала, я утешал её и целовал в разбитые коленки… как давно это было. А теперь у неё новый защитник, и действительно, я уже выпадаю из картины её мира. Лучше мне самому уйти… Парень злобно на меня посмотрел, будто собираясь через экран прожечь во мне дыры.

– Пока, сеструха. – сказал я улыбнувшись. «вот же эгоистка». И увидел, как сквозь слёзы она тоже улыбнулась, обнажая при этом идеально ровные зубы.

– Пока….Войд. – прошептала она. У неё были голубые глаза. Ну и что ж?

Я отключил терминал-2. Кинул его на кровать.

Мне нужно было куда-то пойти. Что-то выпить. Я открыл шкаф и, порывшись в куче грязного шмотья, выудил оттуда более-менее чистые носки, серую майку и джинсы, по колено заляпанные грязью. Всё это одел.

Мне нужно отсюда уйти…

Мне здесь трудно дышать…

Кап. Кап. Кап-кап-кап.

Fuck. Fuck. Fuck-fuck-up.

Ну и хуйня сегодня творилась…

Подошёл к столу, немного разгрёб мусор и нашёл ключ от подсобки в баре «Багровая Луна» – вчера я там оставил, с разрешения Скомата, свой инструментарий. Он разрешил, потому что видел, что и Синди с меня хватит, что уж говорить о двух тяжёлых сумках.

Прихватил с кровати терминал-2, и уже совсем собравшись в прихожую, остановился. Мой взгляд скользнул по пистолету. Я подошёл к холодильнику, посмотрел на пушку, а потом взял и сунул её за пояс. Мало ли что.

Прошлёпав в прихожую, я натянул кроссовки, одел пальто, при этом обнаружив во внутреннем крамане несколько сотен рублей и мелочь – всё, что осталось от вчерашнего гонорара. В зеркале отражался молодой парень в грязном чёрном пальто и жутко потрёпанный. Я ухмыльнулся своему отражению, потоптался на коврике и вышел, захлопнув дверь. Услышал, как система безопасности мягким голосом сообщила о включении охранного режима.

Я уже совсем собрался прошествовать к лифтовой площадке, как услышал очередной невыносимый пассаж из-за соседской двери.

На ней баллончиком было аккуратно выведено «Хуйло». Да уж, точно.

Я уже давно не ощущал такую злость, как ощутил тогда, стоя пред дверью моего соседа. Она накрыла меня, как огромная тёмная волна совершенно животной ярости. Я со всей силы нажал на звонок.

Через секунд двадцать непрерывного писка, стальная дверь открылась и я узрел заросший щетиной, пухлый лик своего соседа. Глаза у него были красные, а вид – ничего не понимающий.

Выхватил я пистолет быстро – благодаря нейроускорителям.

Толстое, тупое рыло пистолета упёрлось прямо в лоб парню. Его губы задрожали, глаза округлились, а по щеке, прямо на ствол, побежала струйка пота.

– А..а..аааа… – промямлил он.

– Внимание, обнаружено огнестрельное оружие. Внимание, обнаружено огнестрельное оружие… – бесстрастно заявила его «охранка».

– Ты, парень, меня уже достал. Своей музыкой. Я нервный. Понимаешь, н-е-р-в-н-ы-й. Я хочу тишины, покоя, понимаешь? А этот роботик меня с ума сводит. – сказал я и улыбнулся. Судя по выражению лица парня, улыбка была не из приятных. Его передёрнуло.

Я опустил глаза и увидел, что по его зелёным треникам расплывается большое мокрое пятно. Вот так сюрприз, подумал я.

– Парень, тебя как зовут? – спросил я уже мягче, но не отрывая пистолета от его лба. Чувака начало уже просто трясти, его прозрачно-белесые глаза норовили закатится под лоб, а зрачки свелись к крохотной точке и сфокусировались на дуле пистолета. По его широкому красному лицу струился пот, а каштановые кудряшки налипли на потные виски.

– М-м. М-Миша. – пролепетал он. Парню было лет двадцать.

– Миша. Прекрасно. Так вот, Миша, Михаил…нет, смотри на меня, ты кажется, хочешь стать эм-си, нет? Ну, отвечай, а то я могу разозлиться и бум! – убить тебя.

– Д-да. Да.

– Ну, прекрасно. Тебе нужен кто-то, кто научил бы тебя этому делу. У тебя ужасно получается, если честно. Просто полное говно. Эй, ты слышишь? – кажется, парень был готов хлопнуться в обморок.

– Да…

– Так вот, я – тот, кто тебе нужен. Я ди-джей и могу тебе показать основные азы, если ты конечно, хочешь. Причём бесплатно.

– Правда? – спросил он, немного оживляясь и выходя из ступора.

– Да. – усмехнулся я, убирая пушку от его лица. – я готов на всё, лишь бы не слышать тот беспредел, который ты творишь. Я могу зайти к тебе завтра утром, окей?

Судя по глазам, парень посчитал меня полным психом. Он попятился обратно в квартиру, бормоча: «да, конечно, супер, приходи, конечно», пока не скрылся за дверью и не захлопнул её. Я немного подержал пистолет и убрал его. В уголке глаза пульсировали цифры: 12:53

Определённо, со мной творилось что-то не то.

Я зашёл в лифт. За мной зашипели закрывающиеся двери. Уже спускаяся, я вспомнил про непрочитанное письмо в моём ящике. А, ну и хрен с ним, подумал я.

Выходя из дома, я чувствовал острый запах горящих мостов за моей спиной…

Реальность.

Реальность такова, что когда ты в дождь идёшь по тротуару, обязательно рядом проедет машина и обдаст тебя грязной водой с головы до ног.

Реальность такова, что когда ты добираешься, наконец, до остановки подвесной магнитки, мокрый, дрожащий, и пытаешься пройти через турникет, у тебя кончается срок действия проездного, а у кассы стоит длиннющая очередь. А когда ты обновляешь проездной, он вдруг заклинивает и турникет лупит тебя прямо по ногам.

Реальность такова, что когда ты едешь уже в этом долбанном поезде и просто, никому не мешая, разглядываешь пейзаж Москвы, проносящийся мимо, к тебе подкатывет очередная жертва неудачной нано-операции, и на виду у всего вагона начинает клянчить деньги, протягивая к тебе скрюченные пальцы и подставляя тебе на обозрение ужасное месиво лица, а ты стоишь и делаешь вид, что ничего не происходит, не даёшь деньги и ругаешь себя за то, что забыл дома наушники.

Реальность такова, что она полностью подчиняется законам Мерфи.

Всегда происходит худшее.

Я знаю.

– Станция Таганская-2. Уважаемые пассажиры, пожалуйста, не забывайте свои вещи. Помните, если вы что-то оставили, вы всегда можете обратится в нашу единую справочную службу по телефону 0-101-45….

Я вывалился из вагона, потирая ушибленное плечо. В магнитке, как всегда в это время, была жуткая давка. Когдя я ехал, какая-то девушка заявила своему спутнику, что у неё сейчас кишки изо рта вылезут. Почему-то, это показалось мне забавным.

В вагонах всегда очень много запахов, чаще неприятных. После поездок у меня всегда болела голова, и я ничего не мог с этим поделать.

А ещё в вагонах очень много инвалидов и цыган. Они всегда просят денег. Они воняют. Я боюсь подцепить от них какую-нибудь заразу. Я их… ненавижу.

Я пошёл от станции, проскочил через большой, сверкающий огнями и рекламой, торговый центр, выросший около неё, и свернул в переулок. Вообще-то, я не страдал топографическим кретинизмом, но с одной вещью у меня были проблемы – я не помнил, или чаще, не знал, названий улиц, проспектов и переулков, по которым я иду. Тоже мне, коренной москвич. Тем не менее, ориетировался я в городе достаточно хорошо, просто запоминая места по их приметам, а не названиям.

Переулок, по которому я шёл, был мне хорошо знаком.

Это одно из приятнейших мест в Москве. Здесь всегда очень тихо, вместо асфальта – настоящая булыжная мостовая. Здесь невысокие, желто-белые, отреставрированные в стиле нео-классицизма дома, в которых распологаются очень престижные бутики. Около каждого магазина стоит красивый чугунный фонарный столб, светящийся изнутри мягким теплом.

Особенно уютно здесь в дождь. Кажется, будто тут он идёт не так интенсивно, как в других местах, а лишь тихонько постукивает по мостовой. В тот день народа вообще не было, только около «Тиффани» был припаркован блестящий Ауди D3.

Здесь очень, очень тихо.

Cтальные, гофрированные листы неба и туч давили на меня. Как будто нарочно.

Я шёл по переулку, сгорбившись под ливнем. Капли дождя ритмично стукали по пальто.

В магазинах – огромные прозрачные витрины, обрамлённые античными фронтонами. Там вертятся большие, очень большие деньги.

На секунду, я остановился около «Нанопластической клиники доктора Сёдзи». В витрине сидели молодые девушки, белокурые, лощённые. У них были великолепные тела и совершенные лица, слово скопированные с лучших голливудских див, с той же Клер Патрикс или Лалы Мерроуз или с секс-символов НьюроНета. Девушки были живыми, но я их такими не воспринимал. Скорее, забавные секс-роботы, чем люди. Вот Синди, Синди была не столь совершенна, но она была живой. А у этих девушек улыбки были приклееными. Продукт стандартизации всего и вся. Я бы лёг в постель с такой девушкой только после полного обглюка, и то, наверное, всё время бы думал о невидимых механизмах, работающих под её атласной кожей.

Нет, я не ксенофоб. И даже не мегарасист. Я и сам достаточно сильно модифицирован, в том числе и по нано-методам. Но такое полное обезличивание отпугивает и меня.

Но иногда, от совершенной поп-красоты, люди ударяются в другую крайность – становятся нелюдями. Сращивают себя с животными тканями и превращаются в жуткие гибриды – в звероморфов.

Одна из девушек улыбнулась мне всеми тридцатью жемчужинами и поманила меня пальчиком. Заинтересовавшись, я подошёл поближе, практически прильнув к бронированному стеклу витрины.

Нет, спать с такой девушкой – тоже самое что, пользоваться техникой «Сони-Сименс».

Что есть колбасу «Микоян инкорпорейтед».

Что пользоваться «Фильтро-Теком».

Что быть подключённым «Вест-Иеропиен ГлаксоТел».

Что смотреть фильмы «Юнивершел Студиос».

Безопасно. Стандартно. Унифицировано.

Стопроцентно удобоваримо.

Никаких новых ощущений.

Полная попса.

Её подруги хихикнули, когда она прильнула к стеклу как раз напротив меня. Я увидел, как сзади появился одетый в что-то средее между кимоно и униформой охранник. За поясом вместо самурайского меча торчала электродубинка. Он хмуро посмотрел на меня и положил руку на рукоять дубинки. Что-то сказал девушкам. Они засмеялись, а та, что стояла на коленях передо мной, повернулась к охраннику и что-то ему сказала, после чего он удалился. Девушка опять обратилась ко мне.

Я не мог вспомнить её лицо и потом. Слишком оно было… стандартным, правильным, что-ли.

Только глаза… глаза были кристально-серыми, без тени осознанной мысли.

Я не слышал, что она сказала, но прочёл по губам.

«я тебе не по карману, красавчик».

Потом она прильнула губами к стеклу, словно намереваясь поцеловать меня. Её пухлые розовые губы блестели от толстого слоя губной помады. В уголках между губ, блеск даже не расклеился. Её рот приоткрылся, а правой рукой она откинула лямку легкой туники, обнажая одну грудь. Она схватила себя за сосок (я заметил, какой идеальный у неё был маникюр), с силой сжала его и закатила глаза в экстазе. Её подруги уже открыто заливались.

Они все издевались надо мной.

В низу живота у меня что-то словно окаменело.

«хочешь меня, парнишка?» спросила она.

Я наклонил голову, словно оценивая её. Хотел ли я её? Я встал так, чтобы рукоятка писолета, торчавшая из-за пояса джинс, лучше наблюдалась.

Я жутко разозлился, эта тупая тёлка вывела меня из себя, учитывая, что я и так проснулся на… да, пожалуй на взводе.

– Хочу ли я тебя, детка? О да. Я бы тебя сначала трахнул так, что у тебя мозги из ушей бы засочились, а потом… потом прикончил бы тебя. – сказал я и улыбнулся, при этом думая, как смотрелось бы её прелестное личико, если бы по нему полоснуть скальпелем, наблюдая набухающие сферы крови в ране. Девушка аж отлетела от стекла, видимо всё увидев и услышав. Её глаза округлилсь от омерзения.

Я засмеялся, почувствовав, как уходит желание, повернулся, и пошёл прочь от клиники, правда, не забыв показать куклам средний палец.

Когда я шёл, дождь почти закончился, но небо всё ещё было затянуто тёмными тучами. Я шёл, глядя себе под ноги, уже не обращая внимания на другие витрины, шёл и думал, что возможно, в этой клинике оперируются или оперировались мои заказчики.

Мыски моих кроссовок были очень, очень грязными…

Всё ещё реальность.

Я вышел из переулка и свернул за угол, оказавшись при этом на каком-то сраном проспекте. Вдали возвышались скелеты стройки. По сравинительно пустой и мокрой улице ветер гонял пустые пакеты.

Я гордо прошествовал мимо молчаливого вышибалы, торчавшего у входа в бар, сунув ему под нос флайер. С таким же успехом я мог сунуть ему под нос дерьмо, лишь бы там был фирменная голографическая наклейка «Багровой Луны».

В пол-второго в баре было пусто. За единственным занятым столиком сидел мужик, ужравшийся в полное говно. Точнее, он не сидел, а лежал, положив голову на стол, в то время как из его рта сочилась слюна, уже образовавшая приличную лужицу. За его потными космами я сначала не разглядел лицо, но, приметив неизменную деревянную трость у его стула, я мигом понял, кто это.

Скомат, как всегда, стоял за барной стойкой и со скучающим видом полировал шейкер. Никого из обслуги не было видно, так что я примостился на табурете прямо перед ним.

Стояла грустная, пустынная атмосфера. Стойка с бутылками не светилась, все огоньки и иллюминация были погашены, а единственным звуком, нарушавшим тишину, был гул холодильной камеры, доносившийся из кухни. Что и говорить, бар был ночным, и днём посетители редко сюда заявлялись, тем более, что помещение находилось под землёй и мало кому в такое время хотелось сюда лезть.

– Лёха и Ринат в нарды режутся в женском туалете. – заявил Скомат таким тоном, будто я сидел здесь часа три как минимум. «это он об официанте и втором бармене» подумал я.

– В женском? – спросил я.

– Угу, говорят там столик поставить можно.

– А здесь не судьба?

– У них пари без посторонних. – угрюмо ответил он, и тут же спросил. – ты зачем припёрся?

– Как зачем…

– А разве тебе Спайк не сказал, что у нас сегодня санитарный день и всё закрыто? – спросил Ском, удивлённо приподнимая бровь. Выглядело это комично.

– Ском, какой Спайк, какой санитарный день?

– Ды вышибала… Видишь ли, у нас сегодня уборка была. Генеральная. – Скомат стрельнул красными глазами по помещению.

Бар был двухуровневый – нижняя часть, с этой барной стойкой и большим танцполом, вокруг которого к стенам жались столики и диваны, а сама схема помещения была до смешного проста – прямоугольник, без всяких закутков и тому подобного. А на высоте метров пяти распологался своеобразный карниз шириной метров шесть, к котрому от низа вели две лестницы. На карнизе стояли столики, мини-бар и там же было место ди-джея. Сама площадка, идущая по стене этого колодца, каким и являлся бар, была огорожена, чтобы посетители не падали вниз. Хотя… это всё равно случалось. Обычно народ стоял у этой ограды, попивая разные напитки и наблюдая танцпол сверху – причём сделано было так, что ширина площадки была равна ширине зоны для сидящих на нижнем уровне, так что если ты стоял сверху, и перегибаясь через ограду, смотрел вниз, то видел ты в основном только танцпол. Снизу площадку-карниз поддерживали мощные колонны. На потолке, ещё выше второго уровня, находилось световое и музыкальное оборудование. И всё это, как ни невероятно, находилось под землёй.

Все стены были изрисованны граффити, изображавшими то слова, то людей, то сцены из Камасутры, то бои между какими-то людьми и роботами. Это были гигантские рисунки, перемежавшиеся между собой, сплошным узором покрывавшие девитиметровые стены этого колодца. Особенно эффектно они смотрелись сквозь дым и мелькание светомузыки. Вообще, охарактеризовать интерьер «Багровой Луны» можно было одним словом – ретро-индастриал. Цепи, свисавшие сверху, столики и стулья, сделанные будто из ржавых обломков военных машин, общая рыже-металлическая цветовая гамма, брутальные сцены, нарисованные на стенах – всё это когда-то было модно в начале девяностых. Сейчас же, это смотрелось как отзвуки старины…

– Ну-ну. – ответил я.

– Что «ну-ну»? За барахлом своим пришёл? – спросил Ском, нагибаясь и скрываясь за стойкой. Его голос стал глуше. – так вот, хрен что получишь…

– Как это?

– Где твои глаза, парень? Афишу, что ли не видел? – он разогнулся и протянул мне флайер, очевидно нового образца, при этом вытирая руки о свои штаны. Шейкер он уже куда-то дел. Я пригляделся к флайеру. Там было написано – "сегодня выступает MC Void с новой программой «Delirium Dreams». Я поднял глаза на Скомата, не в силах поверить, что парень вот так запросто распорядился моим временем. Что называется, «без меня меня женили».

– Какого хера, Ском?

– Послушай, Войд, мой ди-джей, ну этот, ты его знаешь… – он защёлкал пальцами, пытаясь вспомнить. – ах да, Кул Эйд, он… скончался от передоза «брутусом». А у меня программа… вот, вспомнил, как ты вчера расписывал свои новые треки, решил, что поможешь. Я всё равно собирался позвонить…

Я вздохнул и пожал плечами, уставившись невидящим взглядом в живот бармену. Как мне всё это осточертело.

– Ну?

– Слышь, Ском, я похож на человека, который выдержит эту ночь? – спросил я.

Глаза Скомата полыхнули красным и он облокотился на стойку, цинично улыбаясь.

– Чё, Синди вчера наподдала тебе жару? – поинтересовался он, гадко облизывая пересохшие губы.

– Не совсем так… – начал я, но потом замолчал, разрешив себе насладиться воспоминаниями о прошлой ночи. До того момента, я держал их на замке.

Да, Синди, Синди была великолепна.

Как чёрный шёлк.

Она была негритянкой, и не то что бы я предпочитал чернокожих, просто в тот вечер,

вчера, а казалось, вечность назад, после моего неплохого выступления в «Арт-Лаундж», когда я на радостях пришёл к Скомату напиться и наширяться, этот добрый чел представил меня Синди.

Правда, к тому моменту в моём желудке помимо водки с ромом, плавали уже две таблетки «эйрбайта» («лёгкого» ЛСД), и я находился во вполне сладостной прострации, достаточной, чтобы лечь в постель хоть с уродливой звероморфшей.

Как я помню, я уже практически растёкся по стойке, чуть не сваливаясь с табурета и предался каким-то приятным грёзам, когда голос Скомата, голос бога, вернул меня из себя обратно на землю. Он сказал:

– Войд, познакомься с совершенно улётной девушкой…

Мои глаза были тяжелы, как свинцовые гири и я с трудом оторвал их от созерцания трещины, пересекавшей лакированную поверхность стойки. Я не помню, что я сказал, но девушка хихикнула. На ней была короткая красная куртка из кожезаменителя, узкие чёрные джинсы, впившееся в её зад и розовые гетры поверх белых кроссовок. Куртка обтягивала грудь Синди и ловила на себя все блики.

Потом, сквозь горящие заслонки фонарей, эта офигительная девушка потащила меня ко мне же домой. Воспоминания от поездки у меня остались самые смутные – «эйрбайт» только начал кусаться и мир вокруг превратился в цветную карусель, круговерть звуков и красок. Огни рекламы около метро совершенно непотребно растекались жирными каплями по полотну моего восприятия, как акварель одного цвета натекает на другой, звуки, звуки растягивались и сжимались, громыхая на самом глазном дне и мучительно отзываясь в зубных коронках… Я помню, как судорожно цеплялся за её плечо, нащупывая спасительный кожзам.

Помнил, как мы встретились со Шкетом и я добавил к коктейлю ещё пару капсул бетафениламина. Для равновесия.

Следующая картинка – я лежу в своей постели, немного пришедший в себя, как раз для того, чтобы накатила вторая волна.

Синди успела стащить с меня джинсы, трусы и майку, и разглядывала меня, маленького и беспомощного, с высоты своего роста. В моём сознании случился проблеск и ртутное море наркотика, уже начинавшее розоветь, отступило перед Синди, как настоящее море отступает перед луной.

Моя луна.

Персональная.

Благостная.

Как она, наверное, контрастировала со мной!

Я – белый, тощий, матовый.

Она – чёрная, крепкая, блестящая…

Как некий райский плод.

Раз – и нейлоновая маечка прорывается, как кожа, под её ногтями.

А я лежал и не двигался, словно парализованный.

Джинсы сползают, зацепляются за трусы танга и гетры, срывая и их тоже.

А внутри, внутри этой фруктовой кожицы – ещё более желанная тёмная мякоть.

Лифчик, она, видимо, не носила из принципа.

Наркотик, экстатическая любовная эйфория, затаился, подобно свёрнутой, но тугой пружине.

Он лежит во мне, ждёт, а пока заставляет губы расплываться в довольной, собственнической усмешке.

А я – всего лишь гадкий червь, готовый поселится в этом плоде.

На её чёрном лице, на лице, на котором светятся золотые монетки глаз, образуется белая прорезь – крупные, белые зубы.

Она легла на меня, навалившись горячим дыханием, раздвинула ноги.

Киска у неё была гладко выбрита.

Нет, не было прелюдии. Не было предвкушения.

Было само – вкушение плода.

Только… кто был плодом?

Постель скрипела, в то время как масса наших переплётшихся между собой тел сжималась во всё более тугой и крепкий комок.

Наркотик распрямился во мне, а в ней распрямилась уже моя пружина.

Её темнота была мягкой, влажной, струящийся, и я сам, в зверином, столь звероморфном, плотском наслаждении, старался войти в её ритм, поймать его, стать змеей.

Её темнота, теснота, скоро заставила мою голову откинуться назад, закатить глаза в неимоверно кусающей, приятной боли, такой боли, которая заставляет хриплый крик удовольствия вырываться из твоего горла.

Вой.

Пульсация.

Да.

Как красные цифры над нашими головами.

Как красные ногти, раздирающие, рассекающие кожу на моей спине, выставляя мой хромированный скелет наружу, обнажая рёбра и лопатки.

Как я себе её представлял, в этом бешеном ритме сменяющих друг друга кадров, таких ярких, цветных, резко очерченных двойным светящимся контуром?

Пульсация.

В этом лихорадочном, бездумном вихре наслаждения болью?

Её бесчисленные косички, как черви, падали мне на лицо, грудь, плечи, оплетая их паутиной.

Она была статуей, статуей из цельного куска обсидиана.

Губы, горячие, на коже оставлют ожоги, как и ядовитая слюна…

Нет, она была статуей из лавы, такой она представлялась мне, когда я уже оказался сверху и начал размеренно-скользяще вгонять в неё член, стальной и… холодный.

Опутывая её своим телом, как она меня опутывала своим.

Да, лава, каскад косичек. Сверху, чёрная, гладкая корка, но она уже покрыта множеством трещин, из которых видна огненная магма, пышущая жаром. Синди, этот монолит обсидиана весь стянут сетью горящих разломов, а она всё стонет, стонет, когтями выпуская мне внутренности, да и я не останавливаюсь…

С её кожи срывались пряные язычки пламени…

Из моих пальцев вырастают ледяные кристаллы…

Она обтекаемая, и я стискивал её ещё крепче, жадно приникая ртом к неостывающей лаве, не боясь обжечься, ведь я – лёд, сковываю её, чувствуя её кровь на своих губах. Кровь и пот.

Я – ледяная змея…

И когда жара, исходящая от её криков, когда сладость боли, тысячями лезвий резавшей моё тело, кромсавшей его, становятся непереносимыми, эта магма, жидкая, страстная, перетекает и в меня, в мой льдистый мрак, она разрушает его кристаллически-бритвенную гармонию изнутри, переполняя меня, и серебрянные змеи, жившие в моей ртутной крови погибают под натиском её огненных – вот тогда я взрываюсь…

Снова погружаясь во мрак…

Над нами тихо падают огненные лепестки чёрных роз. Когда они падают, сгорают в пепел.

Так я на час провалился в небытие.

Она полулежала на мне, уже после того, как мы трахнулись ещё два раза и выкурили кальян, я медленно приходил в себя. Было часов семь утра, согласно календарю.

Синди смотрела на меня своими жёлтыми глазами и водила наманикюренным пальцем по моей груди, выписывая на ней некие замысловатые узоры. Хотя и косички, гладкие и чёрные, рассыпанные по нашим телам, образовывали орнамент не хуже.

Её твёрдые соски прижимались к моей коже.

О «роболе» я и не думал.

Он остался в другой вселенной.

Я тискал её круглый зад…

Её пухлые губы интересно разлеплялись, когда она говорила. Её рот пересох.

Моё же сознание всё плескалось в синеватой дымке сексуального и наркотического удовлетворения. Тело парило в астральных сферах или как их там…

Я спросил: «Синди, ты вообще кто?»

– я… я не проститутка… – сказала она. – если ты это имеешь ввиду…

– Гм… тогда кто? – слова тяжело падали с моих губ.

– Понимаешь… – она подняла на меня свои золотистые глаза. Я впервые заметил приятную округлость её лица в приглушённом сумраке комнаты. – мне нравится встречаться с интересными людьми…

Голос у неё был мягким, слегка подрыкивающим. Она изящно свернулась около меня, подогнув ноги. Я не мог оторвать от неё глаз. Я провёл рукой по бархатистой коже, производя нежный, шелестящий звук.

– И спать с ними?

– Нет, что ты, не всегда. Я ведь танцую. В группе «Светлый Мир». Знаешь такую?

Я отрицательно покачал головой. Разбираться во всех тонкостях российской эстрады – не по мне. К тому же, так напряжённо думать мне совсем не хотелось.

Так приятно было покачиваться на этих волнах, не ощущая ничего, кроме тепла этой почти незнакомой женщины и легкого одурения.

– И чем я тебе приглянулся? – лениво спросил я , одновременно выворачивая шею и игриво покусывая её за грудь. Она хихикнула и шлёпнула меня по щёке.

– Ты странный , Войд. – слово «странный» она произнесла с придыханием. – ты не похож на парней, с которыми я встречалась раньше.

– Так чем же? – этот разговор, сквозь дымку, начал забавлять меня, и я усмехнулся.

Она перевернулась на спину, закидывая руку мне за шею и запуская ноготки в волосы. Её глаза неподвижно уставились в потолок, словно запечатываясь в глазницах.

– Ты как будто вообще ничего не чувствуешь. Вот когда мы трахались… слышь, достань сигарету где-нибудь… так вот, когда мы трахались… ты не подумай, мне понравилось, необычно так… вообщем, ты как будто делал всё… чёрт, не знаю как обьяснить.

– Ну? – я потянулся к тумбочке за пачкой «Мальборо»

– Не из глубины. Не с душой. Ты же холодным был, Войд. Как сосулька. Блин, ты даже не вспотел! – щелчок зажигалки.

– И ты не боишься? – спросил я. По её лицу не было заметно, что бы этот факт её напугал. Она затянулась.

– Нет, конечно. Это, наверное, все твоя жуткая смесь наркотиков.

– Ага, – хихикнул я. – точняк.

– Или вот. Ты часто улыбаешься, но из-за твоих глаз непонятно, смешно тебе или нет. – она повернула голову и посмотрела на меня. Взгляд стал испуганным и пронизывающим. – это жутко…

– Я тебе не нравлюсь? – спросил я её замогильным голосом, одновременно сгребая её в обьятья и целуя в шею. – ничего, твоя кровь мне пригодится!!! – это я уже прорычал, шутливо скалясь, будто собираясь прокусить её горло.

За окном прогрохотала магнитка. По тёмной комнате поплыли квадраты жёлтого света. Синди завизжала в притворном ужасе и прижалась к стене, рассыпая косички по плечам.

– Как сказать. – она прищурилась. – ты конечно не красавец. Симпатичным тоже сложно назвать – разве что на любителя. Ты белый. И тощий. Правда, с этим у тебя всё вроде в порядке… слава Богу…

Шоколадный палец с кровавым ногтём обвиняюще ткнулся в мою костлявую грудь. Она прикрыла глаза пододеяльником.

– И глаза, полный кошмар. А зубы, что с ними-то у тебя случилось?

– Выбили. В пятнадцать лет.

Её взгляд был полон недоверия.

– Это значит, три года назад?

– Кто тебе сказал, что мне восемнадцать? – спросил я. Это было правдой.

– Скомат…

– А. Ну ясно.

– Так тебе что, нормальные протезы сделать не могли? Хотя бы под натуральный цвет…

– Я не хотел. Думал, что с хромированными клыками и нижним передним будет выглядеть прикольнее… ну и привык.

Она кинулась на меня, мы стали бороться.

– А ты вот, очень…даже… кругленькая! Аппетитная! Шоколадка!

Синди схватила меня за голову, запустив пальцы в синие волосы, счастливая и смеющаяся. Но тут ей улыбка сползла, будто краска, политая растворителем. Её руки что-то нащупали на моём затылке.

Я давно не видел, чтобы человек так менялся в лице.

– Что это? – спросила она, не опуская рук. Её губы побелели.

– Чтоэто ? – переспросил я, стряхивая её руки. Она так и осталась сидеть в простынях, как древняя индийская богиня. Я дотронулся до гладкого, холодного металлического выступа у основания затылка.

– Разъём, что ли? – я не понимал причину её испуга. – ну разъём, что дальше?

Синди вдруг резко отвернулась, уставилась на грип-кресло. Я услышал, как она пробормотала «ну конечно, должна была догадаться… дура, дура, дура….». я протянул руку, дотрагиваясь до её плеча, но она стряхнула руку, словно её коснулся труп. По телу пробежала волна отвращения. Она сидела ко мне спиной, а я ничего не понимал.

– Ты… хакер? – спросила она жёстко.

Я моргнул. Она что, не любит хакеров?

– Нет, Синди. А в чём дело?

– Если ты не хакер, Войд, на кой тебе хрен эта штука. – она развернулась обратно и обвиняюще указала на кресло. В её глазах набухали слёзы. – на кой грёбанный хрен тебе разъём в затылке. А это. – её пальцы пробежались по внутренней поверхности моих рук, по тонким, едва заметным под багровыми порезами, серебристым линиям. – нервная система. Операция….

– Синди, я не хакер, я художник. Я глаза даже себе….

– Ты не художник, Войд. – она заплакала.

Я обнял её. Она не воспротивилась, лишь зарылась лицом в моё плечо, изредка вздрагивая.

Она была совсем девчонкой.

– Ну-ну…. – сказал я, так как не знал, что нужно говорить. – скажи мне, в чём дело.

Она подняла голову, внимательно, впитывающе, посмотрела мне в глаза. На дне её глаз пылали огненные искорки. Она открыла, а потом закрыла рот. Потом…

– Я убила своего бывшего парня. – сказала она тихо, но хрипло.

Он мне рассказала, боясь смотреть в глаза – был у неё парень, Стёпа, кажись, и был этот Стёпа хакером глубокого подключения. Бороздил он просторы НьюроНета в своём старом шлемике и грип-кресле, чего-то воровал, с кем-то играл, ну и естественно, с тётками баловался.

И подсел этот Стёпа на Сеть. И на баб сетевых. Все деньги, что были, спускал на выделенную линию, а с его развлечениями, ясен пень, траффик был немаленький. Вот и ссорился Стёпа с Синди на почве денег. А потом он ей вообще заявил – проваливай, мне никто, кроме Сети не нужен. И выгнал бедную девушку без гроша на улицу, в дождь.