Текст книги "Жатва I. Жертва"

Автор книги: Даниэль Зеа Рэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Даниэль Зеа Рэй
Жатва I. Жертва

Пролог

Я проснулась от громких хлопков, доносящихся с улицы. Соседи взрывали фейерверки, и огни разных цветов сквозь задернутые шторы освещали комнату. Помню, как подумала, что Резники совсем из ума выжили, и спрятала голову под одеяло. У меня заложило уши. Пришлось сглотнуть и даже зевнуть, чтобы слух вернулся. Хлопки становились громче. В ушах запульсировала боль. Ее сменил звон.

Мое оделяло откинул отец. Он кричал на меня. Я не могла разобрать слов из-за звона в ушах. Вспышка, толчок. Отец упал на пол. Я бросилась к нему, чтобы помочь подняться. Снова вспышка и толчок. Стеллажи, полки, тумбы, стулья, стол, – все ходило ходуном перед глазами. Я встала на четвереньки и поползла следом за отцом к двери. Мама и Соня… Отец указал рукой на лестницу. Я поняла, что нужно ползти на первый этаж. Запах гари. Ядовитый. Неужели Резники опять купили паленую пиротехнику, и на этот раз разнесут и наш дом вместе со своим? Ничего! Приедут архиереи, и тогда их празднику наступит конец. Отец спустит с них три шкуры в суде, и на деньги, которые мне выплатят в качестве компенсации за боль в ушах и бессонную ночь, я прикуплю себе новую сумку из последней коллекции L. Об этом я размышляла, пока пятой точкой протирала мраморные ступени. Слух все не возвращался, а в горле стало першить. На полпути вниз я увидела мать. Она ползла ко мне навстречу, держась за перила. Очередная вспышка света осветила холл. Осветила маму, ее белоснежную ночную рубашку, ее распущенные иссиня-черные волосы. Вспышка осветила Соню, пригибающуюся к полу. Она зажимала ладонями уши и, кажется, верещала. Я помню, как испугалась в тот момент. По-настоящему испугалась. Я поняла, что происходит нечто ужасное. И Резники, похоже, были вообще ни при чем. Удар. По всему телу сразу. Болезненный, сильный. А потом стало холодно.

Я открыла глаза и уставилась в ночное небо, освещаемое вспышками разных цветов. Появились облысевшие деревья, украшенные разноцветными лампочками. Лицо отца, окровавленное. Он склонился надо мной и что-то говорил. Не помню, что именно. Что-то важное, наверное. Его лицо исчезло, и перед глазами вновь поплыли облысевшие ветки деревьев. Холодно. Мне было так холодно!

Потом я узнала, что отец тащил меня за руки по снегу. Через задний двор, через пролесок за домом, тащил по льду обледенелой реки, чтобы спрятать меня под мостом. Он умер там, лежа рядом со мной и держа меня за руку. Он объяснил, зачем притащил меня именно туда. Он сказал, что мне делать и чего не делать никогда. Он назвал имя человека, которого я должна найти во что бы то ни стало. Папа умер ради того, чтобы жила я. Папа умер, а я продолжила жить.

Глава 1

Семнадцать лет спустя. Город Р. округ Т.

Я вошла в приемное отделение местной больнички и остановилась. Похоже, недавно здесь был апокалипсис. На полу салфетки, перчатки, кровь… И вокруг никого, даже уборщика… Когда я была здесь в прошлый раз, в приемном отделении яблоку упасть было негде. Пациенты атаковали стойку регистрации поступивших и требовали немедленно их принять. Сейчас, глядя на пустой холл, я непроизвольно покосилась на настенные часы. Двадцать минут восьмого… Н-да, рановато я заявилась. Поскольку при оформлении на работу руководитель отделения, в котором я должна работать, был в отпуске, руководитель клиники предложил мне приступить к моим обязанностям через неделю, когда мой новый непосредственный начальник вернется. Конечно же, я согласилась.

Я присела в одно из пластиковых кресел в холле, бросила сумку на пол и стала ждать. Рабочий день начнется только в восемь утра: тогда-то я и смогу нанести руководителю клиники запланированный визит.

– Эй! Эй, вы!

Я обернулась на столь странный возглас.

– Да, вы! Кто такая?!

За стойкой регистрации пациентов из ниоткуда появилась «помятая» медсестра. Хуже «гнезда» из ее перепаленных краской белых волос были только черные «стрелки» на испещренных морщинами веках.

– Я жду руководителя клиники, – ответила я и отвернулась.

– Ишь ты, фифа какая! – услышала я в свой адрес.

– Простите? – я обернулась. – Это вы мне?

– Нет, что вы…

Я ничего не ответила. Демонстративно пожала плечами и вновь отвернулась. Спустя минут десять, проведенных в умиротворении, я услышала тревожный звук, похожий на визг тормозов. Плохой знак для приемного отделения больницы. Очень плохой…

Парадные двери распахнулись и в них вбежал мужчина.

– Помогите! Пожалуйста, помогите!

Одежда мужчины была в крови, а за его спиной в распахнутых дверях стоял пикап. Медсестра побежала к мужчине, а я встала и подошла к переносному блоку у стены. Переместила затвор в торце блока в положение «включено», и панель поднялась в воздух, превращаясь в смотровой стол. Меня, конечно, о помощи еще не просили, но судя по «обилию» персонала вокруг, скоро попросят.

– Господи! – возглас медсестры с улицы. – Что случилось?!

– На трассе бросилась пацану прямо под колеса, – объяснял мужчина. – Я проезжал мимо!

А вот это уже серьезно. Я покатила смотровой стол к парадным дверям.

– У нас все в операционной! Свободных врачей сейчас нет! – медсестра обернулась ко мне. – Да-да, тащите стол сюда!

«И почему это делаю я, а не она?» – промелькнуло в голове. Взгляд зацепился за молодого парня, что сидел в багажнике пикапа. На вид ему было не более семнадцати лет… Руки в крови… Мать твою…

Владелец пикапа переложил пострадавшую женщину из багажника на стол, в то время, как парень, заливаясь слезами, пытался всем нам что-то объяснить.

– Что случилось?! – спросила я, пытаясь определить пульс пострадавшей.

– Говорю же, бросилась с обочины прямо под колеса! – повторил мужчина. – Хорошо, что я проезжал мимо… Решил сразу к вам везти!

Зря он принял это решение. Бригада неотложной помощи помогла бы поддержать жизнь этой женщины на месте происшествия, а теперь… Знаете, иногда достаточно одного взгляда, чтобы понять, чем именно все это закончится. Мы не Боги, всего лишь врачи, которые обезличивают своих пациентов, дабы в процессе работы с тем, на что нормальные люди смотреть не могут, остаться профессионалами и сделать все от нас зависящее, чтобы снять с плеч бремя ответственности и спать ночью спокойно.

Сдавленная грудная клетка и развороченный таз… Это то, что осталось от женщины после столкновения с чудом техники, под названием «автомобиль». А за рулем этого «чуда» был молодой парнишка, жизнь которого сломалась в тот момент, когда на капоте его автомобиля оказалась эта женщина.

– Позовите хоть кого-нибудь, – попросила я, помогая медсестре толкать стол с пациенткой.

– Сигнал тревоги подала! Когда кто-нибудь освободиться – прибегут!

Раньше я никогда не задумывалась над тем, как мне действовать в подобных ситуациях. Все было отработано и неслось по накатанной. Мы были сыгранной командой инструментальщиков, исполнявших свои партии в одном симфоническом оркестре. Сейчас же, в этот самый момент, на сцене осталась я одна. При том же количестве партий, мои шансы на блестящую игру казались скорее вымыслом, нежели реальностью. Новая сцена, другие инструменты и огни софитов, направленные на меня. Что ж, врачу нельзя отступать. А значит, настало время начать игру со смертью за чужую жизнь.

– Смотровая левее по коридору! – командовала медсестра.

– Ее в ремзал нужно вести. Где он тут у вас?

– А вы что, врач?

«Что». Я теперь «что».

– Да, я травматолог.

– Значит, чем-нибудь да поможете, – подытожила медсестра, указывая рукой направление нашего с ней движения.

Откуда в голове выстреливают мысли? Почему заученные с таким усердием строчки обретают словесные формы именно в тот момент, когда в них есть необходимость? Врачи редко задумываются над этим, просто некогда нам думать о таких мелочах в подобных ситуациях. А потом… Потом еще одно имя в графе: «мои потери». Нет, мы не всегда хороним тех, кому, кажется, жить уже не дано. Иногда случаются чудеса, и имя попадает в графу: «а повезло ли?». Красивые истории про спасение обреченных, и ни слова о том, какая участь многих из них ждет на самом деле. Мы знаем эту оборотную сторону медали, и поверьте, не испытываем удовлетворения от того, что иногда творим невозможное.

– Жгут на ногу, – командовала я, – оттуда льется… Подключайте системы. Литр «синтетики» струйно.

– Цыпа, подожди, – пробурчала медсестра. – Я не поспеваю за тобой.

Я уже «ты» и «цыпа».

– Почему она босая? – я разрезала на пациентке одежду и сбрасывала ее на пол, чтобы осмотреть внешние повреждения на теле.

– Может, ботинки слетели во время удара? – предположила медсестра.

– Тогда где носки? Стопы грязные, как будто она босиком шла.

– Архиереи с этим разберутся, – справедливо заметила медсестра.

– Господи, в этой больнице есть еще хоть кто-нибудь, кроме нас с вами? – в сердцах выпалила я, осматривая тело пострадавшей.

– Говорю же: все заняты, – с невозмутимым видом ответила медсестра. – Тут с час назад четверых с трассы привезли! Ужас!

– Жгут на ногу! – повторила я.

– Уже-уже…

– Черт, пульс определить не могу.

– Сейчас датчики подключим, – спокойно ответила медсестра, затягивая жгут на бедре женщины. – Деточка, халаты и перчатки на стойке справа от тебя.

Я на мгновение оторопела.

– Да не суетись ты так, – вздохнула медсестра. – Она пока что дышит сама.

В чем-то эта пожилая медсестра была права. Нельзя суетиться. Сумбурность моих мыслей может породить фатальные ошибки. Медсестра начала подключать датчики приборов, а я натянула на себя одноразовый халат и надела перчатки. В этот момент в ремзал влетел человек в хирургическом костюме.

– Что тут? – спросил он, отодвигая меня в сторону.

– ДТП. Сбитая, – ответила медсестра.

– А вы кто? – мужчина кивнул мне.

– Травматолог, – ответила я.

– А я – реаниматолог. Ну, что ж… Дерьмово все, как я посмотрю…

Как будто я этого не понимала… Но, тем не менее, мне стало легче. Намного, если честно. Партия реаниматолога была одной из самых тяжелых в этой симфонии. Именно он должен был задавать темп и ритм, под который мне необходимо было подстроиться.

– Сканером умеете пользоваться? – спросил реаниматолог и указал пальцем на потолок.

Я подняла голову: одна из последних моделей для полного сканирования тела все это время находилась именно там.

– Полагаю, что умею, – ответила я и потянула за ручку панель управления прибором вниз.

– Полагаете? – переспросил меня реаниматолог.

– С такой моделью никогда не работала, но, надеюсь, что справлюсь, – пояснила и включила прибор.

Разобраться в его настройках оказалось непросто, и на это у меня ушло несколько драгоценных минут. Реаниматолог тем временем подключил приборы вспомогательного жизнеобеспечения и продолжал давать указания медсестре.

– Все готово! – объявила я, когда подобрала необходимые параметры сканирования. – Отходите!

Реаниматолог и медсестра отступили от смотрового стола на несколько шагов и замерли. В помещении раздались характерные щелчки, оповещающие остальных, что в данный момент прибор сканирует тело пациента. Это самое трудное – стоять и ничего не делать. Пациентку нельзя шевелить, иначе на сканах изображение «смажется», и все придется начинать сначала. Остается только ждать, пока прибор сделает свое дело. Щелчки стихли, и на панели высветилось сообщение о том, что сканирование завершено.

– Готово! – объявила я, и реаниматолог с медсестрой вернулись к телу пострадавшей.

На сенсорном экране перед моими глазами уже мелькали изображения с послойными «срезами» тела этой женщины. На то, чтобы обработать информацию и построить трехмерную реконструкцию у прибора уйдет несколько минут. Но мне и так уже многое стало понятным. Не теряя времени, я начала оглашать предварительные результаты сканирования:

– Перелом свода и основания черепа. Ушиб лобной доли слева. Пластинчатая гематома слева. Множественные переломы ребер слева. Там же гидроторакс. Разрыв селезенки. Печень и почки, вроде бы, целы. Перелом таза. Открытый перелом средней трети бедра справа, слева – рваные раны.

– Странно, что позвоночник цел, – заметил реаниматолог и цокнул языком.

– Действительно, – согласилась я. – Ладно, пойдем от простого к сложному: где тут у вас плевральный набор?

Медсестра тут же оказалась возле меня с бутылкой антисептика в руках. Щедро полив раствором грудь пациентки и мои перчатки, медсестра протянула скальпель. Не успела я сделать надрез, как коробка с плевральным набором оказалась по правую руку от меня.

«Вот это скорость!» – подумала я, но вслух ничего говорить не стала.

Гидроторакс – довольно грозное осложнение травмы грудной клетки. Легкое поджимает жидкость, при травме это кровь, и человеку становится нечем дышать. Для того, чтобы легкое расправилось и человек задышал нормально, необходимо поставить в плевральную полость специальную трубку, по которой аппарат будет «выкачивать» жидкость из грудной клетки. Собственно, «постановкой трубы» я и занялась. Спустя минуту с этим этапом работы я закончила.

Реаниматолог приложил фонендоскоп к груди пациентки и утвердительно кивнул:

– Хорошо. Но наши дела по-прежнему плохи. Нужны хирург и нейрохирург.

– Все заняты, – ответила медсестра. – Может, передадут кому…

– Звони в операционную, – произнес реаниматолог. – Скажи, что будем поднимать черепно-мозговую и внутрибрюшное. Пусть подготовят…

Не успел он договорить, как у пострадавшей начались судороги. С момента их наступления, при подобных обстоятельствах, обычно, начинается обратный отсчет.

«Десять».

– Твою ж мать! – ругнулся реаниматолог, и мы с медсестрой разом навалились на несчастную.

Меня, как перышко, отбросило в сторону, прямо на стойку с инструментами. В спину что-то врезалось, но мне было не до этого.

«Девять».

– Держите же ее!!! – закричал реаниматолог. – Вену потеряли!!!

– В этой больнице вообще есть хоть один хренов хирург?! – прокричала я и снова навалилась на женщину всем телом.

– Этот хренов хирург уже здесь, – совершенно спокойным тоном ответил мужчина, вбежавший в ремзал в одноразовом халате поверх своей повседневной одежды.

Он навалился на трясущееся тело рядом со мной.

«Восемь».

– Да, выруби ты ее, наконец! – прокричал хирург и с силой прижал несчастную к столу. – А это кто? – он в упор уставился на меня.

– Сказала, что травматолог, – пояснил реаниматолог.

«Семь».

– Райот?!

– Послушница! – прошипела я в ответ, и получила от пострадавшей рукой по лицу.

Удар, надо сказать, был что надо. Даже в глазах потемнело.

«Шесть».

– Ты еще с нами? – спросил хирург и слез с обмякшего тела вместе с медсестрой.

– Я? Да, вроде.

– А вот пациентка вряд ли, – заметил реаниматолог.

«Пять».

– Так, что у нас здесь! – тут же оживился хирург, осматривая живот пострадавшей.

– Сбитая, – докладывал реаниматолог. – Шок 3-4. Субдуральная гематома, множественные переломы ребер слева, гидроторакс слева, разрыв селезенки, таз и «открытое бедро» слева.

– Вызывайте нейрохирурга, – отчеканил хирург.

– Он занят! – ответила медсестра. – Тут четверых привезли! Вся дежурная бригада в операционных!

– Ты плевральный дренаж «поставил»? – спросил хирург, обращаясь к реаниматологу.

– Она, – тот кивнул в мою сторону.

«Четыре».

– Стелла, что с оперблоком? – спросил хирург.

– Я не знаю! Сигнал подала, а что они там организуют…

– Пусть одна медсестра размоется и откроет плановый блок.

Хирург отошел от стола и обратил взор на электронную панель сканера:

– Кто сканировал?

– Я, – прозвучал мой голос.

– Параметры неверно ввела. Легкие и сердце практически не визуализируются.

– Я с этим сканером в первый раз работаю, – оправдывалась я.

– Ты не ввела корректировку на возможные повреждения грудной клетки!

А вот это называется «здрасьте!» Я хотела было слово в свою защиту сказать, но меня опередил протяжный звуковой сигнал кардиомонитора.

– Остановка! – огласил реаниматолог. – Качайте!

«Три».

Хирург скрестил ладони и начал непрямой массаж сердца.

– Не «пробиваешь»! – прокомментировал реаниматолог. – «Выброса» практически нет.

– И вряд ли будет, если там тампонада, – ответил хирург.

– Крови в перикарде вроде бы не было… – заметила я.

– Откуда тебе знать, если сердца на сканах практически не видно? – заявил хирург.

«Два».

– Я пропунктирую перикард, и если…

– Тут и прямой массаж сердца вряд ли спасет! Нужно было параметры сканирования корректно вводить. У нее все признаки тампонады. Если бы ты ввела поправки на травму грудной клетки – увидела бы сердце. А увидела бы сердце, сейчас бы не гадала: вскрывать тебе грудную клетку этому полутрупу или оставить ее в покое.

– Вскрывайте, – едва слышно произнесла я.

– Сама вскрывай, если хочешь, – хмыкнул хирург.

Я решилась на это не ради женщины, лежащей на столе. Ей уже было все равно, точно так же, как и будет. Я сделала это для парня, ревущего в холле, ведь если эта женщина останется жива, пусть даже и в форме «овоща», он «пойдет» по статье «тяжкие телесные», а если она умрет – «убийство».

«Один».

– Открывайте набор для срединной торакотомии, – попросила я.

– Упертая, – покачал головой хирург.

«Ноль».

– Время смерти – восемь сорок две, – огласил хирург, убирая мою окровавленную ладонь с сердца женщины.

«Мои потери» пополнились новым именем, хотя, я даже не знала, как ее зовут. «Неизвестная в первый рабочий день», наверное, так я назову ее. Хотя, какая разница, если лицо навсегда останется в памяти?

Я отошла от стола и сняла с рук перчатки.

– Она умерла еще до того, как ты вскрыла ей грудную клетку, – произнес хирург.

– Кровь в перикарде была, – я покачала головой. – Если бы я ввела параметры корректировки…

– Пропунктировала бы сначала, а потом все равно бы вскрыла грудную клетку и потеряла ее. С такими травмами выживают единицы. Сегодня не ее день.

– И не мой, – прошептала я и вышла в коридор.

Здесь столпились люди. Откуда все они взялись? Врачи и медсестры молча расступались, уступая мне дорогу. Я стянула с себя окровавленный халат, обернулась и метнула его в ведро.

– Кто это? – шептались за спиной.

– Не знаю. Никогда раньше ее не видел.

– Она грудную клетку женщине вскрыла.

– Она?

– Эй, ты! – окликнул меня хирург.

Я остановилась и обернулась:

– Да?

Он выбросил халат в то же ведро, что и я, и махнул мне рукой:

– Иди за мной.

– Куда? – не поняла я.

– В перевязочную.

– Зачем?

Хирург поморщился:

– Слишком много вопросов задаешь.

– Там вещи мои остались.

– Потом заберешь.

Я пожала плечами и последовала за хирургом. Он завел меня в просторную перевязочную. Интересно, для чего?

– Ложись!

– Что, простите?! – не поняла я.

– У тебя рана на спине: надо клеить.

– Где? – я тут же изогнулась, в попытке узреть все своими глазами.

Хирург приподнял край моей окровавленной блузки и указал пальцем на глубокую резаную рану прямо на пояснице, из которой до сих пор сочилась кровь.

– Н-да… Хорошо я приложилась о стойку.

– Да, неплохо, – согласился хирург.

– Придется шить, – вздохнула я.

– У нас есть клей.

– У меня на него аллергия.

– Значит, тебе не повезло, – пробурчал хирург. – Да и мне тоже… – добавил он себе под нос.

Я, конечно же, услышала эту последнюю фразу, но осуждать его за нетерпимость не стала. Все же, заклеить рану проще, чем зашить. Таких, как я, с аллергией на «суперклей» немного. Сегодня этому хирургу не повезло: он будет вынужден затратить на мое лечение времени в три раза больше, чем собирался.

– Меня зовут Алексис Ней, – я потянула хирургу руку и попыталась улыбнуться как можно более доброжелательно, дабы немного разрядить напряженную атмосферу.

– Вымоешь руки, тогда пожму, – ответил хирург и указал пальцем в сторону умывальника.

Если бы мои руки были в крови, его замечание имело бы смысл. Но они, вроде бы, чистые… В отличие от манжет рукавов моей блузки… Я включила воду и попыталась их застирать. Черт, проще блузку выкинуть.

– Ты собралась в этой раковине искупаться? – хирург раскладывал инструменты.

– Хотелось бы, но я в нее не влезу, – выключила воду и промокнула затеки на манжетах полотенцем.

Он так и не сказал, как его зовут, а я намеренно спрашивать не хотела. Не люблю хранителей. Может потому, что все архиереи – хранители, или потому что подсознательно испытывала страх перед теми, кто физически сильнее меня. Хирург был их типичным представителем. Кроваво-красные волосы и багрового цвета глаза… Не хватает только рогов на лбу, и он бы выглядел точь-в-точь, как дьявол.

– На анестетик аллергии нет, или с обезболиванием тоже проблемы? – спросил хирург.

– Нет. Хоть в чем-то повезло, не правда ли? – я попыталась улыбнуться.

Безрезультатно. Этот хранитель с непроницаемым видом продолжал выкладывать инструменты на рабочий стол.

– Не стой, ложись на живот, – не глядя в мою сторону, произнес он.

Ну вот и поговорили. Я легла на смотровой стол, приподняла блузку и приспустила брюки, чтобы ему было удобней работать. Почувствовав укол, зажмурилась.

– Потерпи немного, – более «нейтральным» тоном попросил хирург.

– Эта анестезия беспокоит меня больше, чем рана, – хмыкнула я.

– На адреналине долго не протянешь. Все равно болеть начнет.

– Ничего, я как-нибудь переживу.

На этот раз хмыкнул он:

– Травматолог, значит… И какими судьбами ты здесь оказалась?

– Кажется, теперь я здесь работаю. Сегодня мой первый рабочий день, кстати.

– Да, в приемном отделении врачей не хватает.

– Я не в приемном буду работать. Меня взяли в основной штат отделения экстренной хирургической помощи.

– У них руководитель в отпуске, – заметил хирург. – Или хочешь сказать, что тебя приняли в штат во время его отсутствия?

– Намекаете, что сегодня, когда руководитель отделения вернется из отпуска, ему мое назначение покажется прыжком выше головы?

– Не думаю, что он придет в восторг от того, что в его отделение взяли травматолога без предварительного согласования.

– Да, наверное, ему не понравится такое положение вещей, – согласилась я. – А вы из какого отделения?

– Из третьей хирургии.

– Понятно, – ответила я, хотя даже представления не имела, о чем он говорит.

– И что же тебе понятно? – неожиданно спросил хирург.

– Что вы работаете в третьей хирургии, – пробурчала я и снова зажмурилась.

– Потерпи, сейчас пройдет.

– Угу… Скажите, а вы хорошо знакомы с моим новым руководителем?

– Неплохо.

– И… что вы можете о нем сказать? – спросила, как будто невзначай.

– Смотря, что ты желаешь о нем узнать.

– Ну… Какой он человек?

– Глупый вопрос, Алексис. «Ни о чем», так сказать.

– Ладно, перефразирую: что говорят коллеги о докторе Ригарде?

Судя по возникшей паузе, хирург обдумывал свой ответ.

– Говорят, что он эксцентрик.

– Прямо так и говорят?

– Иногда его называют «невоспитанным засранцем». Но это, скорее, потому, что он слишком прямолинеен.

– Значит, он довольно тяжелый в общении человек? – попыталась «смягчить» характеристику своего неизвестного начальника я.

– Можно и так сказать.

– А вы не особо разговорчивы, – заметила я.

– Успокойся, ты мне мешаешь.

– Извините.

– Надеюсь, я был не слишком груб, отчитывая тебя в присутствии своих коллег за погрешности в диагностике этой женщины?

Ну и ну… Не ожидала, что он станет поднимать эту тему.

– Все в порядке. Вы были правы: я допустила ошибку.

– Нет, это я был не прав. Если учесть, что ты здесь впервые, и оказалась в подобной ситуации «один на один», все твои действия были верными. Прошу извинить меня за некорректное поведение.

– Извинения приняты, – вздохнула я.

– Тем не менее, я надеюсь, что впредь таких ошибок ты допускать не будешь.

Что за бред? Сначала извиняется, а потом снова поучает!

– Я постараюсь, – сжав от злости зубы, ответила я.

– Так почему ты выбрала именно наш городок? – спустя несколько минут спросил он.

– А почему нет?

– Хочешь сказать, что взяла карту, ткнула пальцем в первое попавшееся место и решила, что переедешь туда?

– Примерно так и было. Клинику, в которой я работала, собираются закрывать. Я не хотела ждать, когда попаду под сокращение.

– Сейчас такое не редкость, – равнодушным тоном заметил хирург.

– Но этой клинике, судя по всему, расформирование не грозит.

– Опрометчиво так полагать, – коротко ответил он.

– Конечно, для такого невзрачного городка наличие многопрофильной больницы своего рода роскошь, но и без работы вы тут не сидите, разве я не права?

– «Невзрачного городка»? – переспросил хирург.

Я замялась:

– По сравнению с Т. здесь особо не на что посмотреть.

– Значит, наш городок и наша больничка ассоциируются у тебя исключительно с «дырой», в которую ты приехала?!

Я даже обернулась, чтобы взглянуть на него.

– Я не это хотела ска…

– Я закончил, – перебил меня хирург и, стянув с рук перчатки, отвернулся. – Что ж, добро пожаловать в дыру! – отрезал он и вышел из перевязочной, демонстративно хлопнув дверью.

Некрасиво получилось. С другой стороны, это место на самом деле ассоциировалось у меня с дырой.

***

Широкий коридор приемного отделения вновь опустел. Я вернулась в холл и нашла свою сумку там же, где оставила ее: на полу возле пластикового стула.

– Вы еще здесь?

Я повернулась к стойке регистрации пациентов лицом, чтобы встретится взглядом с уже знакомой мне медсестрой.

– Вещи свои пришла забрать, – ответила я и попыталась улыбнуться.

– Меня зовут Стелла.

– Алексис Ней, – представилась я в ответ.

Стелла сложила руки на груди и победоносно мне улыбнулась:

– А вы молодец, доктор Ней! С вами приятно было работать!

– Это взаимно, Стелла. Спасибо вам за помощь.

– Кабинет руководителя клиники в конце того коридора, – Стелла указала рукой на узкий длинный коридор за своей спиной.

– Спасибо, – вновь поблагодарила я, хотя дорогу к этому кабинету уже знала.

– И не обращайте внимания на нашего Оди! – прокричала мне в спину Стелла. – Если бы вы действительно сделали все неправильно – от вас бы живого места не осталось!

Хохот Стеллы «провожал» меня вплоть до самого кабинета руководителя клиники. Оди… «Фифа», «цыпа», теперь вот «Оди». Так зовут хирурга, который зашил мою рану? Я не привыкла к такому фамильярному обращению ни к собственной персоне, ни в адрес своих коллег. Но, если Стелла привыкла к этому, значит в этом месте мне придется пересмотреть свое отношение к правилам субординации.

Вздохнув полной грудью несколько раз, я открыла дверь в приемную и подошла к столу секретаря. К сожалению, руководитель клиники принять меня не смог, однако, он отдал распоряжение проводить меня к своему заместителю. Пожилой мужчина по имени Стефан Хотрик осмотрел меня с головы до пят и сквозь зубы процедил:

– Ваш пропуск в отделение будет готов только после обеда.

– И как же мне туда попасть? – задала наводящий вопрос я.

Доктор Хотрик все с тем же недовольным видом взял со стола свой браслет развернул голоэкран. «Порывшись» в книге контактов, он тяжело вздохнул и набрал чей-то номер.

– Это Хотрик. Вызовите ко мне Ригарда: пусть заберет своего нового, – взгляд в мою сторону, – травматолога.

Недолгое молчание.

– Ну так найдите его!!!

На этом разговор был окончен, причем, не только «по сети». Я молча кивнула и вышла в коридор. Интересно, почему доктор Хотрик не вызвал руководителя моего отделения лично? Наверняка для этого были свои причины, мне пока неведомые.

Не знаю, что произошло в последующие десять минут, но именно спустя это время «полубог» вылез из своих апартаментов и, взглянув на меня, отчеканил:

– Следуйте за мной.

Этой емкой фразой, усугубленной недовольным выражением лица, он вполне конкретно дал мне понять, где мое место. А судя по тому, что за все время нашего путешествия от его кабинета к отделению он не проронил ни слова, это место было даже не в сестринской…

Как ни странно, дверь на третий этаж, где располагалось пресловутое отделение, была не заперта. Из кодового замка торчали провода, и доктор Хотрик явно удивился такому положению вещей.

– Совсем от рук отбились… – буркнул «полубог» и вошел в отделение, минув дверь с табличкой «санпропускник».

Просторный коридор простирался по левую сторону от нас. Где-то там, вдалеке, я заметила стойку сестринского поста. Справа от нас оказалось две двери: ординаторская и все тот же «санпропускник». Удобно конечно: поднялся на этаж, переоделся и тут же, через вторую дверь, прошел в отделение, уткнувшись носом в ординаторскую.

Из палаты вышла медсестра и, заметив заместителя руководителя клиники, вежливо кивнула.

– Ригард у себя? – даже не поздоровавшись с ней, спросил Хотрик.

– Я не видела его. Возможно, он уже…

– Все ясно! – перебил медсестру «полубог» и повернулся ко мне. – Сами его найдете. Если возникнут вопросы – он знает, где меня найти.

– Конечно, доктор Хотрик, – смиренно ответила я.

Мне всегда казалось, что новых врачей, поступивших на работу, можно, как минимум, представить коллегам. Однако доктор Хотрик решил поступить иначе. Открыв дверь в ординаторскую чуть ли не ногой, он пропустил меня вперед и громко огласил:

– Ваш новый травматолог!

Хлопок – и я осталась по другую сторону двери, глядя на лица четырех коллег.

– Алексис Ней! – выпалила я и улыбнулась, дабы хоть как-то смягчить приветствие.

– Кофе будешь, Алексис? – улыбнулся самый пожилой доктор.

– Буду.

– Да, не стой ты в дверях! – воскликнул другой. – Проходи, не стесняйся! Стол у окна свободен. Размещайся, раскладывай вещи. Меня зовут Огри Наварро.

– С сахаром? – спросил первый доктор.

– Нет, спасибо.

– Я – Дик Патриксон, – представился мужчина. – А двое молодчиков, что с тебя глаз не сводят, – Чарльз Ельзи и Дональд Петкинс.

– Очень приятно, – продолжала улыбаться я, пока выкладывала вещи на свободный стол.

– Это же вы там, внизу, были? – выпалил Ельзи.

– Да, – кивнула я.

Хранители Патриксон и Петкинс – переглянулись.

– Сколько же вам лет, деточка? – спросил доктор Наварро.

– А сколько дадите? – улыбнулась я.

– Двадцать пять-то хоть есть?

Я похлопала себя по щекам и засмеялась:

– А я хорошо сохранилась, не так ли? Ладно, мне еще нужно встретиться с руководителем отделения и переодеться.

Остальные в ответ промолчали. Решив, что на этом разговор окончен, я вышла из ординаторской и направилась в санпропускник. Нашла свободный шкафчик и сразу же выбросила свою одежду в мусорное ведро. К сожалению, бюстгальтер и трусы спасти не удалось: кровавые подтеки испортили и их. Теперь придется домой ехать в хирургическом костюме. «Душ» – волшебное слово. К счастью, повязку на мою рану хирург наклеил непромокаемую. Я залезла в душевую кабину и тут же расслабилась. Давно мне не было так хорошо. И за воду платить не нужно, а это всегда приятно. Открыв дверь кабины, я никак не ожидала увидеть перед собой голого хранителя!

– Твою мать!!! – воскликнул хирург.

– Неужели нельзя было подождать?! – заверещала я, прячась за пластиковой дверцей душевой.

– Это – мужская раздевалка!!!

– На двери не написано, что она «мужская»!