Текст книги "Затаив дыхание...(СИ)"

Автор книги: D_n_P

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Слова звучат веско и правильно, только почему внутри все дерет и болит? Сыльги все еще прячет лицо, точно зная, что страдания и тоска, испытываемые ею сейчас легко прочитаются внимательным школьником. И от этого будет только хуже. Она не мазохист, усугубляя свои мучения. Поэтому глаза в пол и стоять на своем. И всем своим существом Сыльги чувствует, как Ви приближается к ней, дыша громко и рвано.

– Ты ведь совсем не знаешь меня, да? Ничего обо мне не знаешь, никогда мною не интересовалась? – шепчут ей почти в губы, растравляя раны.

– Да. Я никогда тобой не интересовалась… – немеющие губы растягиваются в показушно гадкой улыбке.

Даже врать не пришлось.

Дверь захлопывается громко, будя всех соседей, и по ней Сыльги сползает, вцепившись пальцами в душащий ворот. Ватные ноги ее больше не держат.

Завтра будет новый день, в котором сраный хулиган Ви заново примется ее изводить, мстя за пренебрежение, а она постарается забыть, какой он на вкус.

Это ведь правильный выбор? Правильный?

========== Часть 6 ==========

Комментарий к Часть 6

Напоминаю о группе, где я предупреждаю о новых частях фиков, да и просто трещу как не в себя. Стучитесь.

https://www.instagram.com/dark_no_phoenix

А в последующие дни все прекратилось, как будто ничего и не было.

Ни оскорбительных надписей на доске, ни шуточек за спиной, ни пакостей с имуществом. Никто не шушукался по коридорам, провожая ее взглядами. Даже парта сияла блестящей отмытой поверхностью, от чего сердце Сыльги заходилось расстроенным стуком каждый раз, стоило только на нее посмотреть.

Девушка будто пропала с экранов всех местных хулиганов, а их предводитель вообще начал обходить ее по широкой дуге. Раньше торчал рядом на всех переменах, а теперь перестал попадаться на глаза, не говоря уже ни о каких тычках плечами и насмешек низким бархатным голосом.

Только раз она увидела Тэхена, и то случайно, когда пошла в столовую другим путём, после того как помогла учителю отнести до учительской стопку книг. Ви стоял спиной к ней, в тупике коридора, заканчивающегося окном, а почти незаметная за его широкими плечами активистка плакала, вцепившись в рукава его пиджака. Сдавленные всхлипывания и бессвязные уверения, что случившееся больше не повторится – «обещаю, я ее больше не трону, я не желала ей зла, они бы только попугали» – дернули Сыльги какой-то смутной тоской, хотя ничего в девчачьих стенаниях она не поняла. Что бы там ни было, девушку стало жалко, ведь попав однажды под каток, красивый такой каток, с широкими плечами и длинными ногами, без потерь из-под него выбраться невозможно. Уж Сыльги-то теперь тоже знает. Ее тоже раскатало в жалкий дрожащий лист. Чувствовала же, что не надо с ним связываться и вот…

Она с неистребимым любопытством прислушалась еще, но в ответном басовитом рокоте слов было не разобрать, только грозные нотки злости и неудовольствия, от которых активистку только сильнее гнуло к полу. Он что, ее запугивает? Но тут парень зашевелился, сказав что-то на прощание, оторвал от себя цеплючие руки, и Сыльги, подпрыгнув, поспешила убраться. Не хватало еще, чтоб ее заметили.

Да, Ви совсем перестал появляться рядом с ней, и Сыльги сначала решила, что это к лучшему – ей станет легче, ведь «с глаз долой и с сердца вон» не зря придумали, и чем она хуже – всем помогало и ей поможет.

Но ей совсем не полегчало.

Наглый школьник успел пробраться под кожу, выжечься под веками. Сердце каждую ночь бьёт по венам одно и то же имя. Его запах, вкус, звук его дыхания – то, что осталось с ней и всплывает с глубин памяти, когда ночью бессонница мучает воспоминаниями и тоскливыми мыслями. Стоит закрыть глаза, и он рядом, во всем своем великолепии, юный и цветущий. Мускулы перекатываются под кожей от каждого движения, гладкий живот дрожит под прикосновениями, ресницы прикрывают шальной взгляд, когда он смотрит на нее так, будто знает пошлый секрет и готов его разделить на двоих. Красивый хулиган все еще с ней, и Сыльги прячет злые слезы в плоскую от метаний подушку.

Месяц спустя меланхолия и очередная бессонная ночь толкнули ее зарегистрироваться в одном из популярных приложений для знакомств. Раз эксперимент «с глаз долой» не удался, есть еще много житейских советов, которые можно опробовать, например «клин клином вышибают». Что ж, Сыльги готова перебрать все в поисках успокоения.

Посомневавшись, она даже выложила в профиль пару своих старых фотографий и честно указала в анкете, что хочет влюбиться, чтобы забыться. Теперь каждый второй в личных сообщениях неумно шутит, что секс – лучшее лекарство, а с одним из таких Сыльги даже сходила на свидание, помня обещание двухмесячной давности, данное самой себе. И в самый ответственный момент сбежала, когда во время поцелуев под веками всплыло совсем другое лицо. А распаленный парень орал вслед, что с такой унылой динамщицей не больно-то и хотелось.

Но отчаиваться рано. Все знают еще одну житейскую мудрость, что «первый блин – комом», и Сыльги ее знает тоже. Поэтому сегодня на перемене она ищет в рюкзаке косметику, которую прихватила из дома и быстренько рисует себе лицо из пары взмахов туши, тройки касаний румян по скулам и нескольких мазков блеска по губам. Синяки и мешки под глазами замазываются хитрым тюбиком с охлаждающим содержимым.

Следующий перерыв тратится на побег до школьного палисадника, где пушистые ёлки украсились первым снегом и стали похожи на сказочных нарядных красавиц. Несколько селок на их фоне, где она в смешной белой шапке с двумя помпонами, улыбается во всю свою широкую улыбку, и бегом обратно на урок. Важное дело сделано.

На занятии, разглядывая обновлённую фотографию в профиле приложения, где она очень даже весёлая и хорошенькая, совсем не отчаявшаяся и вполне выспавшаяся, Сыльги сумрачно размышляет о том, удастся ли в следующий раз и в реале изобразить нечто такое же бодрое и смешливое, как на фотке. Пальцы сжимаются на карандаше, пока она опять обещает себе невозможное.

Оповещение в приложении моргает иконкой нового письма, отвлекая ее от тяжких дум.

«Как быстро», – фыркает девушка, и осмотревшись, убеждается, что все заняты чем попало, и учитель тоже, расслабленные первым снегом и приближающимися праздниками. Тыкает пальцем по иконке и вдруг цепляется взглядом за фотографию профиля. Завороженная, Сыльги увеличивает картинку и ахает. Умеет же кто-то снимать эстетику…

Черно-белая фотография парня, играющего на саксофоне. Лицо скрыто шляпой, фигура, явно стройная и широкоплечая утоплена в тенях, и весь акцент фото на длинных пальцах, сжимающих инструмент.

Красиво. И чувственно. Кажется, фотограф запечатлел интимный момент, какие бывают, когда человек увлечен происходящим: поглощен музыкой и делит ее пополам с саксофоном, ласкает инструмент как женскую фигуру, перебирая ноты.

Но еще больше Сыльги впечатляется, когда вернувшись к сообщению, его читает.

«Если сильно влюблен, ничто не поможет. По себе знаю».

Сердце пропускает удар. Такой же несчастный? И потом, ну уж нет, Сыльги не собирается признаваться себе в том, что озвучил сейчас невидимый собеседник. Ни во влюблённости, ни в бесполезности стараний. Нет. Нетушки.

– И вообще, зачем говорить о печальном… – шепчет девушка, склонившись совсем низко к парте, а пальцы быстро порхают по экрану, открывая анкету в профиле.

Заполнено по минимуму: ВанТэ, возраст 18 лет, город тот же, где живет Сыльги. Музыкант. И все.

– Немногословен. Младше. Увлекается музыкой – маловато будет, – делает выводы Сыльги, вновь возвращаясь к переписке.

Она щёлкает на строчку ввода сообщения, перед этим не забыв бросить взгляд на учителя, лениво диктующего домашнюю работу. Убедившись, что ему все так же дела нет до класса, быстро набирает ответ:

«А как же «клин клином вышибают?»

На разлинованном экране чата тут же начинает бегать карандашик обратного ответа:

«Ты еще веришь в это, нуна? А вроде такая взрослая.»

– Значит не одна я пошарилась по профилю, – фыркает вполголоса Сыльги, потирая висок, где застучала венка от наглого «нуна». – И каков наглец, смотри-ка…

«Мы с тобой не близки, чтоб ты мог называть меня нуна».

В этот раз ответ долго не приходит. Сыльги успела разложить учебники на следующий урок, сходить в туалет и смыть раздражающую косметику, постоять около стенки, подпирая ее пяткой. Одноклассницы вьются стайкой неподалёку, опять обсуждая очередного красавчика, проплывшего мимо, и Сыльги снова ощущает ее, эту прозрачную стенку, толщиной в 2 года разницы и в тысячи километров пережитых переездов.

Одиночество в коллективе – особо болезненное. Ты можешь этого не ощущать, не осознавать. Ты иногда можешь его искать, сознательно отгораживаясь от чужого липкого интереса и бессмысленного общения. Но однажды одиночество все равно тебя догонит, накроет волной и швырнет на берег, задыхающуюся и растерянную, нагруженную солидным набором комплексов и страхов, будто камнями со дна. Одиночество наградит тебя чувством вины, тоской, переживаниями. Оно же проводит тебя до пустыни: бесконечной, затерянной во времени и в пространстве. До пустыни под названием депрессия. И ты забудешь, что такое быть счастливым и довольным.

Почему бы ей сейчас тоже не стоять в толпе девчонок и не щебетать восторгом, стреляя взглядами по сторонам в поисках ответного интереса? Два года не такая уж и большая разница в возрасте, чтобы быть далёкой от них, словно бабуся от малолеток. Это тоже все просто, и действует так же. Отключить мысли. Опять не думать о возрасте, не думать о том, что скоро жизнь опять разведёт их по разным уголкам страны, а то и мира. Просто, в конце концов, насладиться каждой минутой молодости.

Телефон в руках вибрирует сообщением, и Сыльги, склонив голову, впивается взглядом в загоревшийся экран.

«Так значит ты влюблена?»

«Словно первый раз в жизни», – вздохнув, пишет она заветное и болючее.

«Что ж… Ты пойдёшь со мной на свидание, нуна?»

«Пойду», – отбивает она сообщение и, оттолкнувшись от стены идет в сторону веселых одноклассниц.

========== Часть 7 ==========

Комментарий к Часть 7

Чем ближе день свидания с тем саксофонистом, тем больше дёргается Сыльги. Хотя с чего бы? У нее в загашнике еще пара назначенных встреч с незнакомцами. Но почему-то именно этот музыкант не дает ей покоя. Может что-то странное в его фотографии? Его силуэт, его руки, длинные изящные пальцы. То, как он обхватывает инструмент – есть что-то смутно знакомое, дергает нутро волнением. Сыльги часами разглядывает фотографию и никак не может успокоиться.

Парень ничего больше не писал, только кинул за пару дней до встречи название и адрес кофейни, где он забронировал столик. Название Сыльги незнакомое, а интернет поведал, что ехать туда придется долго. Но девушка не стала вредничать, не в ее интересах. Она катнула в ответ нарочито равнодушное «ок» и закрыла чат. В качестве клина, который для клина какая разница где встречаться.

Как назло тот клин, который она собралась вышибать, опять замелькал перед ней в школе. Нет, никаких тычков плечами и подножек в коридоре, теперь он просто… улыбается. Ходит мимо так близко, что видно тёмную полоску сбритой щетины над верхней губой, а под ней – самая яркая, самая хулиганистая, самая многообещающая улыбка. И Сыльги отворачивается ослепленная и каждый раз думает, что если с саксофонистом ничего не получится, она больше не будет пытаться. Смирится и встанет в строй раскатанных катком-Тэхеном несчастных.

В день свидания волнение достигает апофеоза. Непонятно чему разозлившись, она напяливает на себя повседневные джинсы, толстый свитер, собирает волосы в хвост. Мол, это все не важно, встретимся и разойдемся, надежды на то, что что-то получится почти нет. Зеркало в коридоре являет ей обычную скучную Сыльги, которая способна собственным хмурым видом только отпугнуть парня. Девушка зарычав, ломится обратно в комнату, сдирая вещи на ходу. Для чего тогда всё это затевалось на аватарку профиля, все эти шапки, ёлки, помпоны, если по факту она улыбается раз в пятилетку.

На злобный рёв из кухни выходит мама – редкий гость в их квартире, почти всегда полностью предоставленной Сыльги. Родителей через полгода опять переводят в военный гарнизон на другом конце мира, но Сыльги с ними уже не поедет. Она будет поступать в это время в университет. Поэтому мама сейчас старается проводить как можно больше времени дома, угнетенная чувством вины за то, что оставляет дочь переживать поступление в одиночку.

– О, мама, я в полной заднице… – хнычет Сыльги в открытый шкаф, когда та появляется на пороге. И тут же получает полотенцем по этой самой филейной части, обтянутой тонкими трусишками.

– Подвинься! – командует строго мать, и этим нотками невозможно воспротивиться, недаром она большой армейский чин. – У тебя столько одежды из-за рубежа, а ты, как мужик, в одних джинсах ходишь.

Сыльги потирает задницу, молча отходя от шкафа. Не говорить же, что та тоже не идеал женственности, променявшая юбки на военную форму. Хотя у матери нет выбора в чем ходить, как у Сыльги – воинский дресскод и все такое – в платьях не повоюешь. Да и когда маме надо, она и прихорошиться может, и принарядиться, это только дочке своей она не передала знаний, как выглядеть женственно.

С ее помощью дело пошло побыстрее, и теперь в зеркале на Сыльги смотрит хорошенькая девчонка в светлой блузке, в короткой тёмной юбчонке, в шубке нараспашку и в грубых тяжёлых ботинках. И все та же шапка с помпонами, как обязательный элемент. Лицо подкрашено уже не так, как может сама – раз-два и готово. Тут тебе и консилер, и хайлайтер, и кушон, и тинт, и много других страшных слов. Но ей нравится. Первый раз за долгое время она ощущает себя на свой возраст.

– Спасибо, мам! – выпаливает воодушевленная Сыльги, хватает сумочку и торопится за дверь, ведь ей еще ехать через весь город. Мать только прячет в полотенце по-военному скупую слезу гордости.

Когда Сыльги осоловевшая от долгого пути выползает из автобуса, снег, который начинал падать мелкими крупинками, разошёлся не на шутку, повалил огромными хлопьями, густо и медленно. Зимняя сказка закружилась вокруг девушки, и это так красиво, так воодушевляюще. Она поднимает голову к небу, ловит ртом пышные снежинки и смеётся так, словно на подступах ждёт ее какое-то замечательное, счастливое событие. Толпа обтекает ее на тротуаре, люди оглядываются и улыбаются, наверно она странно выглядит, смеясь в одиночестве. Но от каждой чужой улыбки ее настроение рвётся до запредельных высот. И даже предстоящее свидание вдруг обжигает предвкушающим восторгом.

– А вот и кофейня… – Сыльги замечает вывеску с знакомым названием и на волне эйфории, все ещё пряча в глазах смешинки, залетает внутрь, звеня колокольчиками на входе.

С одного из столика навстречу ей поднимается… Ви. В рубашке и строгих брюках, смущенный и настороженный. Он разглядывает Сыльги не таясь, скользя глазами от накрашенного, все еще улыбчивого лица, вниз по блузке и полам короткой, легкомысленно расстегнутой шубки. Взгляд темнеет, когда добирается до узкой юбчонки и ног, не спрятанных, как обычно, в джинсы. На лице буквально бегущей строкой: «какого хрена» и «я тебе сейчас все объясню». Но девушке и без объяснения все ясно. Это же Ви. Прибыл с очередной злой шуткой. Чтоб он, да не подговнял? Чтоб он, да не окончательно растоптал сердце? И это она ЕМУ написала, что бесконечно влюблена? Саксофонист чертов.

Улыбка горечью стекает с лица, Сыльги разворачивается и выскакивает обратно на улицу.

И снег уже не снег, а грязное месиво, в котором разъезжаются ноги, и люди уже не улыбчивые, а хмурые, еле-еле расходятся перед бегущей девушкой. Мимо мелькают бесконечные витрины, в которых отражаются огни реклам и она – смазанной быстрой тенью – бежит, не запоминая дороги. Может быть, когда она попадёт домой, слёзы и польются, смачивая засохшее, потрескавшееся сердце, но сейчас Сыльги так зла, так оскорблена его поступком – плач застрял где-то между гневными криками и сбитым дыханием.

На одном из перекрёстков, когда Сыльги замешкалась, столкнувшись с красным светом светофора, ее ловят за рукав шубы. Резкий рывок разворачивает на сто восемьдесят градусов, и там Ви – всклокоченный, без верхней одежды, с трясущимися губами. По твёрдым щекам расползаются смуглые пятна румянца, от широких плеч, обтянутых белой рубашкой валит пар. Его бьёт дрожь, но он крепко держит ее, пытаясь отдышаться. И слабое влюбленное сердце опять сбоит, опять гонит по венам тревогу. Сыльги в который раз сдувается – снова думает и переживает о нем больше положенного.

– Почему ты раздетый?! – кричит она, перехватывая его ледяную руку.

Ви тут же вцепляется в нее, переплетаясь пальцами, неопределённо машет головой в сторону, откуда она сбежала:

– Ты так быстро выбежала, я не успел, – он начинает тянуть ее за руку, понукая шевелиться: – Пожалуйста, пойдем, давай спокойно поговорим!

– Вернись в кофейню! – топает ногой рассерженная Сыльги.

– Я не вернусь без тебя!

– Я тебя прошу, иди обратно, ты заболеешь, – чуть ли не плачет девушка, упираясь и шагая назад, и их неловкий танец в снежном крошеве, облитый фарами проезжающих машин привлекает все больше и больше внимания. Несколько любопытных аджумашек остановились, внимательно наблюдая за их топтанием, словно им включили ежедневную дораму на сто сорок пятой серии.

Еще и вредный хулиган подливает масла в огонь. Оценив обстановку и накал любопытства окружающих, кричит звонко, громко, с нужной долей трагизма, привлекая к ним все больше и больше внимания:

– Я без тебя никуда не пойду, а если ты уйдёшь, буду здесь стоять, заболею и умру! – и содрогается крупной дрожью, пытаясь выдавить из себя жалостливую улыбку. Пар изо рта клубами валит у обоих, смешиваясь в одно облако перед их лицами.

Аджумы одобрительно гудят, а одна даже возмущается:

– Девонька, веди своего парнишу в тёплое место, а там хорошенечко отогрей!

– Что за чушь ты плетешь! Просто отпусти меня и иди обратно! – стонет Сыльги, не обращая на них внимание, вмиг смущенная картинами, как бы она его отогрела. Встряхивает помпонами и дальше продолжает дёргать рукой и пятиться.

– Хочешь упаду на колени? Хочешь? Тогда пойдёшь со мной? – подвывает гадкий школьник, подпустив в голос еще драмы и, действительно, начинает валиться в снежную кашу, добавив в сто сорок пятую серию зрелищности и страсти.

– Ты как будто замуж меня зовёшь, угомонись, какие колени! – Сыльги из последних сил тащит его за руку, почти закидывая на себя, не давая свалиться в грязное месиво.

Тэхен смеётся, кашляя и жмется к ней, обнимая поверх шубы. Он такой холодный, мокрый, рубашка стоит колом, задубев под снегом и ветром, сам он тяжело висит на девушке, в попытках чуть-чуть согреться, и Сыльги чувствует, как полноценная, грандиозная истерика накатывает на нее, лишая обычного спокойствия.

Еще и свидетели добавляют дровишек в топку бешеных эмоций.

– Айщ, какая вредная у тебя подружка!

– Ой, смотрите, раздетый парень, а такой хорошенький!

– Бросай свою ледышку, пока не заморозился окончательно, пошли с нами!

Тэхен прячет смех в ее макушку, без труда сопротивляясь тычкам по рёбрами и голосит еще громче, многословно жалуясь на холодность одной особы.

Что творится-то??? Сыльги сцепляет зубы, из последних сил пихает парня от себя, зло разглядывая этого непризнанного актёра больших и малых подмосток. Он не выглядит тем, кто готов сдаться, упрямо бычит голову, и хватка его пальцев не становится слабее.

– Черт с тобой, поганый манипулятор! – орет она и торопливым шагом устремляется в сторону кофейни.

========== Часть 8 ==========

– Никаких разговоров, пока у тебя не закончится чай, – цедит девушка и замечает, что он тут же замедляется, дуя и пробуя жидкость губами, словно маленький мальчик. Сыльги скрипит зубами и отворачивается.

Рубашка Ви все еще влажная, облепляет неприлично плечи, рисуя по ткани каждую мышцу. Морозный румянец все еще цветёт смуглым багрянцем по щекам, но накинуть на себя свое пальто вредный парень отказывается напрочь. И теперь добрая половина девушек в кафе буквально не сводит с него глаз, ловит каждое его движение и поворот головы. И презрительно оглядывают ее, будучи уверенные, что такой красоте нужно другое обрамление, а не сидящая рядом с ним девушка со злым и холодным лицом. И это так бесит, весь этот разочаровывающий вечер бесит до звёзд перед глазами, до остервенения. Сыльги яростно тискает салфетку и не стерпев, рвётся в бой:

– К чему все это?

– Что «это»? – Тэхен поднимает голову от стакана.

– Все это вранье?

– О чем ты? – прищуривается парень, отставив чай.

– Аккаунт в приложении, саксофон, восемнадцать лет. Восемнадцать! – задыхается от возмущения Сыльги. – А что не двадцать пять? Чтоб наверняка!

– А тебе что, нравятся постарше? – не остается в долгу Ви.

– Мне нравится правда!

– С чего ты взяла, что там нет правды? – начинает в ответ кипяться парень, его длинные пальцы сильнее положенного сжимаются на маленькой ложечке, и он рьяно начинает стучать ею по бортам стакана.

– С того и взяла! – повышает голос девушка, оглядывается на любопытные женские носы, которые скоро придвинут стулья поближе к эпицентру разборок, и уже тише бухтит: – Ты в предпоследнем классе старшей школы!

– А ты в последнем и что?

Изумление прилетает пыльным мешком по затылку, так же неожиданно и неприятно. Сыльги никогда не была дурой, но сейчас именно такой себя и ощущает. Она перестаёт что-либо соображать, вдруг растеряв весь свой боевой настрой.

– О чем ты сейчас говоришь? – растерянно спрашивает она.

Парень вздыхает, глядя на Сыльги, словно перед ним несмышленая малолетка, которая тупит на самых прописных истинах. Ложка в его изящных пальцах опять бодро колотится о стакан.

– «Я никогда тобой не интересовалась»… – горько кривит он губы, явно кого-то цитируя и сипло кашляет в кулак.

Его кашель настораживает Сыльги, расстраивает. Она хватает его ложку, прямо поверх чужой руки, прекращая мерзкий стук.

– Пей горячим! И объясни толком, что ты хочешь сказать?

Тэхен прикрывает тяжёлые веки, набирает полные лёгкие воздуха, чтобы рассказать что-то жутко важное, что колет Сыльги напряжённым ожиданием по затылку. Но их нагло прерывают. Над столиком зависает официантка, явно старше Сыльги, круглобедрая, грудастая, упругая – редкий экземпляр кореяночки, оттого и весьма наглый. Она демонстративно игнорирует Сыльги, обращаясь исключительно к парню:

– Может еще чаю? Или… ммм… сладенькое? – пошло тянет последнее, опираясь крутым бедром на их стол.

Сыльги в досаде закатывает глаза. Сколько внимания одному симпатичному школьнику от женского пола любого возраста. А эта особа готова прямо сейчас взобраться к нему на колени. Раздражает такое! Он же школьник! Негодование девушки настолько явное, настолько острое, что, кажется, им, как лазером можно распилить и посуду, и столик, и нахрен все это кафе. Ей бы сейчас очки, как у Циклопа, чтоб уберечь от гнева чужое имущество. Сыльги хватает трубочку и яростно размешивает сливочную верхушку кофе.

Тэхен кидает мимолетный взгляд, считывая ее реакцию, ухмыляется и в два счета провожает официантку восвояси.

– Ты ревнуешь… – квадратит он губы в лыбу, показывая ровный ряд белых зубов.

– Нет! С чего бы это??? – возмущается девушка.

– Ревнуешь! – улыбка мягче, расслабленней, как будто Ви видит ее насквозь.

– Я. Не. Ревную! И если ты сейчас же не объяснишь, что мы тут делаем, я встану и уйду! – грозится Сыльги, глуша в себе колокольчики, звякающие серебром от каждой его улыбки.

– Моя колючая ревнивая нуна, – проходится напоследок по ней школьник и, задумчиво почесав бровь, добавляет: – А что бы ты сказала, узнав, что мои родители сейчас живут в Тондучхоне?

Сыльги замирает, сомкнув пальцы на подлокотниках кресла. Впивается взглядом в парня в поисках подвоха, не в силах поверить в сказанное. Но Тэхен не улыбается, не ерничает, смотрит строго и серьёзно. Не похоже, что врёт или шутит.

Она ведь сама переехала оттуда. Ее родители год служили на американской военной базе, расположенной там, сотрудничая и перенимая опыт, а она с грехом пополам закончила предпоследний класс местной старшей школы. Город на границе с Северной Кореей, и никого кроме военных там нет. А значит…

– Так тебе серьезно восемнадцать лет? – бухает Сыльги вопрос, закоротившийся в голове сразу, как только она поняла, кто его родители. И следом закономерный, следующий: – С кем ты сейчас живёшь?

– Всегда знал, что голова у тебя, когда надо, соображает, – беззлобно смеётся Тэхен. – Через несколько дней мне исполнится девятнадцать. И живу я у бабушки, потому что устал мотаться и бунтовать каждый раз в новой школе. Бунтую второй год в одной, – продолжает он, а Сыльги внимает и записывает в памяти каждое будоражащее слово.

Бунтует? Что это значит? Его хулиганистость и вредность – бунт против родителей? Сыльги думает, что его можно понять, только она сама не бунтовала, будучи смирной дочерью. Но она встречала таких детей, которые выражали протест против одиночества всяческими способами, от безобидного хулиганства до употребления запрещённых средств. И не ей их судить, можно только посочувствовать – их родители – вечно отсутствующая константа.

Но еще больше ее волнует другой вопрос. У них, серьезно, такая маленькая разница в возрасте? Ему не шестнадцать? Возраст, который буквально отвращал ее от признания собственных чувств, и который, в итоге, не смог помешать влюбиться. Сыльги взглядом заново оценивает парня, его габариты, внешний вид и чувствует себя полной дурой. Что ей мешало узнать про него чуть больше? Она такая глупая, такая упертая, и вечно сама себе вредит. Пришёл черёд злиться на себя, и Сыльги готова треснуть себя по лбу. Она цепляет в руку свой остывший кофе и в три злобных глотка выпивает его.

– А саксофон на фотке откуда? – спрашивает девушка, решив выяснить все, что уж там. Ведь если он ее сюда выманил, значит готов для вопросов.

– Я с детства на нем играю, – тут же отвечает Ви. – И, кстати, когда ты встретила меня, валяющегося под ногами у тех придурков, я шёл с занятий.

– Стоп, у тебя с собой не было инструмента!

– Моя нуна такая подозрительная и внимательная, – снова смеётся Тэхен и отпивает чай, изящно держа чашку в длинных пальцах. Сыльги цепляется взглядом, любуется и ничего не может с собой сделать, его руки завораживают. Ее краш по его рукам, наверно, так откровенен, так заметен – школьник отставляет чашку и медленно накрывает ее руку своей. Мужская ладонь такая горячая, большая, крепкая и под ней ее маленькая ладошка тонет, незаметная. Сыльги дрожит пальцами, дрожит ресницами и не спешит убирать руку. Молча слушает, как Ви интимно смягчает голос: – Я не ношу инструмент домой, оставляю у преподавателя. Потому что малолетние брат с сестрой разберут его на запчасти.

Сыльги выдыхает, собираясь с мыслями, ловит их, разлетевшиеся, от его прикосновения и тихого баритона, а потом откидывается на спинку, все-таки вытягивая ладонь из горячего плена.

– А ветеринара откуда знаешь?

– Ты не поверишь, но с Хосоки-хёном я в лечебнице для животных познакомился. Я к ним постоянно кого-нибудь таскаю…

Сыльги опять замолкает, притопывая ногой под столиком в такт музыке, негромко несущейся из колонок под потолком. За окном окончательно сгустилась темнота, и снег уже закончил падать, только быстрые машины проносятся мимо, мелькая смазанными полосами фар, да люди все куда-то так и спешат, глядя под ноги, а не по сторонам. Сыльги смотрит на часы и понимает, что уже очень поздно.

– Скажи честно, что тебе от меня нужно? – выпаливает она с коротким смешком после недолгого молчания. – Ты мне так и не объяснил, что я тут делаю, а мне уже пора домой.

Но Ви не спешит с объяснениями, тянет момент, ловкими пальцами разворачивает волшебное печенье с предсказаниями, которое принесли вместе с чаем и кофе в качестве рождественского комплимента.

– Смотри… – показывает он ей обертку после того, как прочитал. – В следующем году меня ждут яркие отношения, основанные на взаимной любви.

– Чудесная новость, поздравляю тебя, – ерничает девушка, а у самой же сердце заколотилось истошным боем. Упрямо отводит глаза от пытливого и многозначительного внимания Ви.

– Взаимная любовь – это хорошо. Особенно, которая как первая. Знаешь, я ее так жду, – продолжает Ви, будто не видит ее смущения. – С самого первого тычка плечом. Такая кнопка, такая мелкая пичуга, а взгляд не отводит, голову не опускает. Кто она такая, думал я? Я, в отличии от тебя, сразу же о тебе поинтересовался, – невесело улыбается школьник. – Узнал, что ты дочь военных и пропал окончательно. Стал тебя цеплять, но ты такая вредная, такая упрямая, все мои знаки внимания игнорировала. Знал бы, что избитый я тебе больше по душе, организовал бы сам.

Изумленный вздох Сыльги взлетает птичкой над их столом, она даже оглядывается, не веря, что эти признания дарят ей.

– Что… Зачем… – запинается она, тут же забыв, что хотела спросить и краснеет щеками так, того и гляди пар повалит. Она закрывает их руками, растерянно глядя на Ви.

– Что в твоём предсказании, Сыльги? – тихо, низко гудит он, серьезно глядя на нее, и она не может и не хочет сопротивляться, разворачивает обертку и вслух читает то же самое.

– Вот видишь… Это судьба… – все так же серьезно смотрит Ви и тянется через столик к девушке.

«Это одинаковые наборы печенек», – хочет снасмешничать Сыльги, но не успевает, ее руку накрывают снова. И она, подышав открытым ртом от волнения, решается и переворачивает ладонь вверх, обхватывая длинные горячие пальцы.

– Я могу проводить тебя до дома? – в чужом низком голосе чудится ей тягучий стон.

– Да… – отвечает Сыльги и, наконец-то, позволяет себе улыбнуться.

Ее волшебная сказка только начинается.