Текст книги "Тени снаружи (СИ)"
Автор книги: Cloude Guardian
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
За окном мчащегося куда-то на север поезда была серая клубящаяся тьма. Густая, скрадывающая звуки и цвета, но изобильно снабженная запахами. Пахло все больше прелой листвой, влагой, болотами, в приоткрытую форточку врывался сладковатый запах цветущего камыша и еще какой-то полевой травы. Воображение рисовало неизвестным цветкам желтый цвет, потому что сладость была приторно-медовая, и от нее по спине бежали мурашки. От ласкающего кожу теплого ветерка колкое возбуждение только усиливалось, и приходилось прикрывать глаза, чтобы справиться с наваждением, не позволяя ситуации стать хуже.
В закрытом купе поезда дальнего следования они ехали вдвоем: темноволосый мужчина, нацепивший на нос очки с узкими стеклами и практически без оправы, и Гарри, старательно рассматривающий проносящийся за окном пейзаж, делающий весьма поэтические заметки в голове и лениво предающийся хандре. Приближение осени влияло на двадцатитрехлетнего секретаря вполне процветающей фирмы непредсказуемо: то он жизнерадостно шаркал ножкой по рано начавшим опадать листьям, упруго шагая по змеящейся дорожке парка, то, как сейчас, сидел, привалившись виском к стеклу, время от времени стирая с окна конденсат своего дыхания, и передергивал плечами, когда снаружи начинал моросить мелкий дождь – противный, промозглый – не чета июльским грозам.
Вообще-то, погода в Англии оставляла желать лучшего практически в любое время года – порой Рождество приходилось встречать без снега и заморозков, с жуткой грязью за окном, в солнечную погоду, так не вязавшуюся с духом святого праздника и Нового года. А иногда июнь и июль радовали исключительно идущими одно за одним штормовыми предупреждениями. Этот год ничем не отличался от прочих, кроме удивительно располагающей к хандре политической ситуации в стране, но лично Поттеру приходилось жаловаться только на давку в метро, на пробки на дорогах и на дурной смог в центре города. Словом, Шотландия, куда он теперь держал путь, в старый дом своего босса, где ему придется пережить две недели внеочередных встреч, импонировала ему даже больше столицы, из которой он рвался уехать, расталкивая локтями народ на платформе. При покупке билета его не заботили ни возможные соседи, ни обещания штормов, ни холод, ни проблемы с сетью. Главное, что будет куда выйти, – даже если это окажутся болота, леса, холмы, степи, а то и все вместе.
Собственно, соседей по купе бояться и не пришлось. Сосед был всего один, но у Гарри екнуло сердце, когда он аккуратно закрыл за собой дверь купе, повернулся и тут же столкнулся взглядом с темными глазами незнакомца. Глаза были непроницаемыми, взгляд цепким, смущающим, и Поттер растеряно заморгал от такого внимания к своей персоне. Крылья носа мужчины на мгновение затрепетали, когда он глубоко вдохнул, а Гарри тупо уставился на разомкнувшиеся на мгновение тонкие бледные губы, на выразительные скулы и россыпь темных волос, выбившихся из низкого хвоста и тонким багетом обрамивших почти лишенное красок лицо.
Попутчику Гарри не дал бы меньше тридцати пяти на вид, себе он не дал бы ничего, кроме оплеухи за такое бесцеремонное разглядывание незнакомца и недвусмысленную реакцию своего тела.
Определенно, чувство в его груди и животе не было страхом. Гарри и сам не мог сказать, что это было, но придушенно поздоровался, потом сухо закашлялся, как в начале простуды, – на мгновение он забыл, что надо дышать. Его сосед поморщился, неблагосклонно, но вежливо кивнул и поднялся, чтобы помочь убрать вещи наверх. Оказалось, что секретарь Поттер, привыкший быть не самым мелким даже среди людей в дорогих костюмах, ниже мужчины больше чем на голову. Чувство в груди только усилилось, и Гарри растерянно смотрел, как его чемодан легко поднимают над головой и кладут на багажную полку. Глаза сами собой отметили отсутствие обручального кольца на суставчатых длинных пальцах, дорогие, но не кричащие о баснословной цене часы на правом запястье – значит, левша, и что черный хвост, идеально ровный по нижней линии волос, с запрокинутой головой доходит примерно до лопаток.
В черепной коробке настойчиво билась мысль о книжной красоте неизвестного и о том, что Поттер – идиот, потому что пора было открыть рот для заслуженных благодарностей и вспомнить, куда он второпях засунул билет. Билет дрожащей рукой был нащупан в кармане, а сосед уже протянул белую длань в сторону, приглашая его устроиться на своем прежнем месте. Гарри торопливо пробормотал, почти просипел благодарности, уже и себе самому напоминая не то безнадежно простуженного, не то клинического идиота. Потом они расселись. Гарри скинул с плеч черное строгое пальто, хорошо подогнанное по фигуре, и положил к себе на колени. Расстегнул пару пуговиц на джемпере, высвободив белую рубашку, и расстегнул на ней воротник – в купе было не жарко, но душно. Правда, окно ему открыть не дали, хотя он было привстал и потянулся это сделать.
– Вы и так кашляете, а с открытым окном к тому моменту, как мы прибудем в Шотландию, успеете заработать лихорадку, – ровный голос попутчика звучал низко, раскатисто и одновременно бархатисто. Слушать бы и слушать игру тембристых обертонов, к которым внешность мужчины подходила идеально. По спине прокатилась нежданная волна мурашек, колени сладко дрогнули и едва не подкосились. Это заставило опомниться.
Гарри послушно кивнул и торопливо присел обратно на свое место возле окна, нагретое до него чужим телом. Сосед по купе же любезно предложил ему нашедшуюся у него таблетку от горла, потом поднял с обивки сиденья не замеченную ранее Поттером книгу – Ницше, кошмар какой! – и поправил сползшие на кончик длинного, но бесспорно выразительного носа очки. Гарри поначалу тупо пялился на его изящные сверх всякой меры мужские руки, спотыкался глазами о манжеты черной рубахи, выхватывал куски закрытых пальцами слов на обложке. И наверняка напоминал неизлечимого пациента стационара, которого уже залихорадило, и вот-вот начнет бредить, но упрямо позволяет поезду, ради которого он убежал от врачей, уносить себя все дальше от города.
Наверное, Гарри никогда не решился бы никому объяснять, что с утра он был здоров, и вся его болезнь приключилась с ним в тот момент, когда он закрыл дверь в купе и недальновидно обернулся, натыкаясь на взгляд человека с черными глазами.
Очевидно, вид в процессе размышлений у него был как у брошенного щенка, потому что четверть часа ему позволяли бродить взглядом по фигуре незнакомца. Наконец тот не выдержал и кашлянул сам, привлекая к себе осознанное внимание и заставляя посмотреть в лицо. Убедившись, что Гарри сфокусировался на нем, он выразительно приподнял брови – сначала медленно одну, потом вторую – и, словно в замедленной съемке, выражение красивого лица становилось брезгливо-уничижительным, а глаза – страшными бездонными коридорами, провалами до самого ада.
Гарри тут же поспешил отвернуться, выпрямил затекшую спину и устроился уже по-новому. Он навалился плечом на стенку, свел ноги, потом закинул одну на другую. Голова неприятно ныла, вагон равномерно качало, и он пристроил висок к холодному стеклу, за которым уже практически бесшумно проносился пригород.
А потом его, видимо, сморило. Во всяком случае, когда он в следующий раз открыл глаза, поза его осталась прежней и одной ноги он практически не чувствовал, а вот сосед успел лечь и даже прикрыл глаза той самой книжкой. По часам Гарри с удивлением обнаружил, что прошло более пяти часов пути, сумерки сгустились почти до темноты, за окном пропал дождь, сменившись густым туманом, и рассмотреть что-то во вспышках фонарей стало очень трудно. Но зато попутчик все-таки рискнул открыть окно, предварительно накинув на Поттера его же пальто, и в купе пахло цветами, а ветер был удивительно теплым.
Наверное, надо и вправду заболевать, чтобы даже сквозь сон не заметить, как тебя укрыли. Хотя Гарри мог оправдаться и тем, что сборы перед поездкой были ранние и прошли в спешке – свою квартиру он оставил перевернутой вверх дном, и будь у него соседи, они бы уже оборвали ему мобильный, все это время успешно смирно покоившийся у него в кармане и не подававший признаков жизни.
Тем же самым Поттер мог оправдать и то, что лишь сейчас заметил, насколько древним был железнодорожный состав, в котором он оказался. Таких маленьких, практически двухместных купе он не видел с раннего детства, и то они были лишь в фильмах и на картинках. Откуда такой раритет достали и почему пустили по рельсам, обещало остаться тайной. Тайной, не слишком сильно пахнущей пылью, пропитанной солнцем, и этаким запахом путешествий, которыми обычно обдавал сам вокзал. Пахло углем, полиролью, деревом настенных панелей… Словом, атмосфера была несовременная.
Быть может, встреча с незнакомцем ошеломила его окончательно, но как же было хорошо, что все огрехи внимания исправил короткий сон. Гарри втянул душистый воздух носом, глубоко-глубоко, так, что в груди стало больно, и, медленно выдохнув, открыл непроизвольно закрывшиеся глаза.
Попутчик явно уже не спал, шевелил пальцами закинутой за голову руки, но все еще казался частью окружающего антуража. Немного включить фантазию, и время потечет в обратном направлении. Вот уже и его сосед начал преображение. На нем не рубашка, пусть и черная, а сорочка, не очки – хотя черт с ними, с очками, идут ведь, – а какой-нибудь монокль или и вовсе стеклышки на ручке, подносимые к лицу, вроде театрального бинокля. Вместо резинки, пусть и слабой, можно было вообразить ленту, и тогда лишь чудо наверняка не позволяло смоляным волосам виться.
Лицо мужчины было гладко выбрито, но богатая фантазия уже неслась дальше, и Поттер с интересом представлял незнакомца то обладателем тонких ухоженных усов, то укротителем узкой недлинной, но крайне симпатичной бородки клинышком, или же лицевая растительность фигурно обрамляла красивый рот. А то и всего вместе. Бакенбарды упорно не представлялись, в голове капризно звучало чье-то «не тот тип лица!». Но и того, что подходило к этому типу лица, хватало для пробуждения любопытства.
Дюма, наверное, рыдал бы от зависти, встреть он во Франции, пусть и в самом Париже даже, такого мужчину, и не дайся тот использовать свой облик в книжке. О личности говорить не приходилось, но в темных глазах светился ум, и ум немалый. В голову упорно лезло слово «роскошный», а еще «харизматичный», «импозантный», «великолепный», «восхитительный», «несравненный», «изящный» и даже затесалась пара восторженных «грациозный» и «дивный». Гарри остановился на «бесподобный», торопливо утешил сам себя, что всегда был неравнодушен к искусству и прекрасному – даже если прекрасное было старше его и тождественного ему пола.
А потом «бесподобный» глубоко сонно вздохнул, непослушной, наверняка затекшей рукой вяло отыскал край книги, стягивая ее с лица. Чтение Ницше, в общем-то, хоть кого утомит, даже «великолепного» мужчину, о чьем имени Гарри мог догадываться, опираясь исключительно на виднеющуюся ему крышку чемодана, хваставшую непритязательной вязью двух хитросплетенных букв «S».
Между тем незнакомец с трудом сфокусировал взгляд на наручных часах – Гарри с интересом наблюдал, как он фокусирует взгляд, потом собирает мысли в кучу, пытаясь сообразить, сколько времени показывает циферблат и сколько он продремал, прикрывшись чтивом. Потом мужчина торопливо глянул на успевшего вновь уставиться в окно с самым невозмутимым видом Гарри, и в отражении, в свете верхних ламп, Поттер смотрел, как его сосед неторопливо садится на своем месте, оправляет перекосившуюся рубашку, с досадой на лице заново собирает растрепанные волосы, трет кончиками пальцев уголки глаз, несколько раз жмурясь. За окном между тем промелькнула какая-то станция – и Гарри чуть носом в стекло не впечатался, пытаясь взглядом зацепиться за вывеску с названием.
И наконец, его плечо тронули самыми кончиками пальцев. Поттер послушно повернул голову и принял недоуменный вид.
– Вы ужинали? – совершенно ровный, нечитаемый тон, взгляд – обернувшемуся Гарри тут же захотелось восторженно рукоплескать умению этого мужчины держать себя и подать новому лицу. Жизнь, что сегодня особенно сильно казалась постановкой, требовала в ответ проявить себя сдержанным, собранным, но не сонным. Гарри старательно принял сосредоточенный вид и качнул головой очень отмеренным движением и очень тщательно, чтобы ненароком не стукнуться головой о стекло. Потом вскинул руку с часами с лицу.
– Я проснулся минут десять назад, – почти не соврал он, хотя успело пролететь уже все сорок. – И был бы рад, если бы вы сказали мне, где здесь что, – Гарри пожал плечом, что примечательно – одним, не желая краснеть и пояснять об особенностях человеческой физиологии. Но его и без слов поняли.
– Туалет перед тамбуром в конце вагона, вам бы умыться, а то на щеке отпечаток рамы, – Гарри торопливо потер щеку, наверняка расчерченную ломаными красными линиями, которые вот-вот зазудят. – Я подожду вас перед купе. Думаю, десяти минут, чтобы привести себя в порядок, хватит нам обоим, – и мужчина автоматически провел ладонью по своим так и не приведенным в идеальный вид волосам, чуть-чуть сморщив нос.
– Думаю, да. Большое спасибо, сэр, – Гарри запнулся, потом подал руку, представляясь: – Мое имя Гарри Поттер, сэр.
– Северус Снейп, – попутчик чуть помедлил, прежде чем подал руку. Рукопожатие у него было крепким, но не давящим, ладонь теплой и сухой – не чета периодически потеющим от волнения ладошкам самого Гарри. – Приятно познакомиться, мистер Поттер. Как вы себя чувствуете?
– Взаимно, сэр. Несколько часов сна творят чудеса, – Гарри улыбнулся, мысленно повторяя имя нового знакомого, отбрасывая уже ненужную характеристику «незнакомец» и с наслаждением прокручивая звучание голоса мужчины в голове. Если бы в университете ему преподавал профессор с таким голосом, Гарри бы призадумался о своей ориентации загодя. И ходил бы даже на самые нелюбимые предметы, чтобы его послушать. Четкие фразы, хорошо поставленная интонация – гордость логопеда и риторика, а не произношение!
Потом Гарри торопливо сбежал в туалет. Маленькое зеркало показало его припухшую со сна физиономию, красные, тоже припухшие – может, и правда лихорадка? – губы и растрепанные волосы и, конечно же, следы от рамы на щеке. Холодная вода и вылетающий из немеющих от холода пальцев кусок мыла взбодрили, он даже волосы смог пригладить, и аккуратно заново заправил в брюки рубашку, но после умывания зверски захотелось кофе, да покрепче. И закурить.
К поджидающему его возле купе Северусу Снейпу Гарри гарцевал с грацией оленя, чудом не споткнувшись ни разу и сохранив невозмутимое лицо. Обычно Поттер легко вступал в контакт с людьми и производил впечатление человека компанейского, но от мистера Снейпа веяло недосягаемой пока солидностью и взвешенностью каждого слова и взгляда. И ему почему-то захотелось произвести впечатление не компанейской души, но просто произвести впечатление. По возможности, приятное.
В вагоне-ресторане Гарри понял, что есть он не так уж и хочет, а вот выпить чаю – да, тысячу раз да! И дело было вовсе не в неприличных ценах на еду и не в неуместной армии приборов на столе. Просто чудовищно хотелось пить, рот пересох. Гарри попросил принести целый чайник, а не одну чашку чая, и смутился под понимающим взглядом спутника.
– Все-таки у вас была температура, – констатировал Снейп и звонко постучал пальцами по краю стола. – После нее сильно сушит. А я не уверен, что у меня хотя бы аспирин найдется.
– Клянусь, с утра чувствовал себя нормально, – Гарри виновато улыбнулся, растерянный столь неожиданной переменой в поведении попутчика, и прикусил губу. – Я и подумать не мог, что доберусь до вагона в столь… неприличном состоянии, – Гарри отмахнулся от слова «непотребный», уж больно часто оно намекало на непростые отношения человека с алкоголем.
– Надо думать, что заболели вы двумя днями ранее – это средний срок, за который болезнь обычно прогрессирует, – и мистер Снейп даже поднял палец, указывая на важность информации. Гарри тут же припомнил бессонную ночь, возню с легионом документов, которые босс забирал с собой из офиса, грохот ливня и его настойчивый бой в окно, жуткий сквозняк, от которого бумаги разлетались… А потом в реальности милая буфетчица принялась выставлять перед ними тарелки, принесла Гарри заварник и чашку, поставила сахар. Обрадованный парень плюхнул себе два кубика сахара и залил их умопомрачительно пахнущим Эрл Греем. Для счастья не хватало свежей мяты и пледа – для тепла и уюта.
Остальная еда была не для него, но увидев одну причитающуюся ему порцию, Северус принял вид необычайно задумчивый.
– Первый раз в вагоне-ресторане вижу порции, которые оправдывают зверские цены, – негромко сказал он, вонзая вилку в кусок ростбифа, прежде чем взяться за нож.
– Часто путешествуете? – заинтересовался Гарри, уже почти опустошивший первую чашку.
– В последний год – часто, – кивнул Снейп. Потом решительно отложил приборы и наклонился над столом, чтобы поставить перед Гарри чесночные тосты. – Поешьте – когда я делал заказ, я предполагал, что порции будут невразумительно маленькими за невразумительно большую цену. Я рад впервые ошибиться в сервисе, но теперь всего мне в одиночку не съесть.
– Я оплачу, – торопливо вскинулся Гарри.
– Да хоть бы и не платили, – Снейп тонко улыбнулся. – Вам нужно поесть, особенно если вы заболеваете. Мяты, у них, конечно, нет, душицы – тоже, но у меня, кажется, эвкалиптовое масло с собой – вотрем в виски и помажем под носом, мне иногда помогает.
– Вы – парфюмер? – наобум предположил Гарри.
Назвавшийся Северусом Снейпом не выдержал и расхохотался. От его смеха в груди у Гарри все снова дрогнуло, а еще он непритворно смутился и начал заливаться краской, чего за ним давно не водилось.
Северус, между тем, вытер выступившие в уголках глаз слезы салфеткой, потом твердо взглянул на Гарри.
– Давайте договоримся – во-первых, никаких «вы» больше, мне всего тридцать один. Во-вторых – зови меня по имени. В-третьих – кем меня только не называли, но парфюмером я не был никогда, – он снова улыбнулся. – Нет, несмышленый ты мальчишка. Я фармаколог. Большую часть времени торчу в лабораториях, совмещаю несовместимое и в силу широкого кругозора мог бы получить образование врача, но дело это хлопотное, утомительное и неблагодарное, – Снейп вернулся к еде, а Гарри послушно взял тост, который вкусно пах, оказался идеально соленым и хрустящим, и который он стрескал быстрее, чем понял, что они явно вышли на какую-то новую ступень знакомства. Хотя «мальчишка», да еще и «несмышленый», царапнуло самолюбие.
– Мне двадцать три, – любезностью Снейпа, Гарри не пришлось наливать себе чай самостоятельно, и он смог свободно изложить свою часть биографии, отвечая откровенностью на откровенность. – Я секретарь, что забавно – в фармакологической фирме. И еду не то на слет этих самых фармакологов, не то просто в семейное гнездышко босса, чтобы мешаться под ногами и блюсти соблюдение протокола. А еще меня ждет армия бумаг, трудовая терапия и все в таком духе, – Гарри слегка закатил глаза. – И в отпуске я не был уже без малого полтора года, и, наверное, пока не уйду в декрет, он мне не светит.
Северус шутку явно оценил.
– Хочешь стать первым беременным мужчиной? А кто будет отцом, позволь спросить?
– Да хоть вы, – не подумавши ляпнул Гарри и тут же прикусил себе язык, но было уже поздно: глаза Снейпа странно блеснули, а сам он развеселился моментально, что в его образе собранного величественного баловня жизни смотрелось не менее красиво, чем все остальные проявления его бесспорно многогранной натуры.
– Я, конечно, почту за честь сломить десятилетия споров всех генетиков мира, – вкрадчиво и в высшей степени соблазнительно пробормотал тот своим низким искусительным голосом, от чего Гарри нервно заерзал, ощущая животрепещущий интерес некоторых своих частей тела. – Однако, боюсь, ты анатомически не приспособлен для таких подвигов на благо науки, – и он уже куда благодушней рассмеялся своему ответу.
А Гарри поспешно спрятал пылающее лицо за симпатичной тонкостенной фарфоровой чашкой, мучительно гадая – это можно расценивать как флирт, если ему откровенно говорят, что для науки, конечно, не выгорит, но никто не против просто попробовать, или все-таки нет?
Имея рядом такого человека, как Северус Снейп, хотелось быть уверенным. Гарри не врал себе о своих предпочтениях, или, как говорила тетя, дурных наклонностях, еще в школе. Ни мокрые поцелуи с Чжоу, ни приторные, со вкусом жвачки, с Джинни ему не понравились. Зато понравилось, когда Седрик держал его под бедра, усаживая на парту, чтобы уменьшить разницу в росте.
Собственно, с тех пор, как ему было пятнадцать и Седрик его бросил, у него никого и не было. Закономерно, в общем-то – кто такой Поттер, у которого очки были в пол-лица, а кто Седрик – самый красивый мальчик в школе и вместе с этим главный ее гей. Естественно, Диггори рано или поздно пришлось завести подружку, тайком таская в подсобку якобы лучшего друга. А недотрога Поттер, отказавшийся так легко брать в рот, был сброшен с небес на землю. На земле ждали Малфой с дружками, полные радостного и недоверчивого счастья, и их биты.
Так сказка о запретной любви повернулась неприятной к нему стороной, а жизнь намекнула – не быть ему героем этого драматического романа, ох, не быть.
– Гарри, Гарри! – окликнули его из реальности, стирая воздушные крепости неприятных воспоминаний. Поттер вопросительно моргнул и поднял низко склоненную голову от чашки, позволяя увидеть свое растерянное лицо. – Ты явно задумался о чем-то неприятном, – встревоженный Северус пристально вглядывался ему в глаза. Гарри с какой-то панической ноткой вспомнил, что он уже не в той школе, Седрик давно уже лишь тень прошлого, что вместо очков у него линзы, а Малфой… Малфой, наверное, так и остался гадом. Но Гарри это уже никогда не коснется. Он вырос.
– Вспомнил о своей непристроенности по жизни, – Гарри сморщился и опрокинул в себя остаток чая, тут же наливая следующую чашку и неохотно берясь за последний тост.
– Матушка просит поторопиться с внуками? – понимающе усмехнулся Снейп. Гарри помрачнел.
– Я сирота, – весомо обронил он и сел очень ровно. – Некому просить и укорять не дурить. Практически всю мою жизнь и некому, – последние слова Гарри почти уже прошептал.
Северус выглядел так, словно чувствовал себя виноватым, что полез не в свое дело.
– Ты вырос в приюте? – осторожно спросил Снейп спустя несколько минут, когда неприятное напряжение вроде бы немного улеглось. Гарри невесело усмехнулся его предположению.
– Нет, меня растила тетка. Честно позволяла спать в чулане под лестницей, донашивать вещи брата и есть, что останется на столе, – безразлично сознался Поттер в страшной, хотя и не самой страшной, судьбе.
Глаза Северуса выразительно округлились. Он даже очередной ломтик картошки до рта не донес. Наверное, рассказы Гарри отбивали аппетит – некоторые знакомые психологи тоже жаловались, что в их цивилизованном мире рассказы мистера Поттера звучат невероятно неприятно. Тогда он понимал, что не стоит и ходить к конкретным типам.
– И как же ты вырвался из порочного круга? – тихо поинтересовался Северус, глубоко задумавшись. – Насколько я понимаю, школу тебе выбрали сравнительно недорогую и из близлежащих, никаких поводов баловать тебя, конечно же, не было. Тем не менее, ты выбрался и выглядишь очень прилично.
– В тринадцать я ушел из дома, – не стал скрывать правды Гарри. – В старшей школе меня избивали почти постоянно, в младшей было примерно так же, но там верховодил мой кузен, а он знал рамки. В новой школе кузен тоже был, это, кстати, был пансион, и на меня честно потратились. А вот рамок у людей там не было, – Гарри бессознательно провел рукой по ребрам – на одной стороне они у него были когда-то сломаны – все. – Я сбежал прямо из больницы, пару месяцев жил один как перст. Потом меня поймали полицейские. А затем оказалось, что у меня есть крестный, который не последний человек в Лондоне и который искал меня почти четырнадцать лет, – Гарри солнечно улыбнулся воспоминаниям. Жизнь с Сириусом была, как светлый лучик в непроглядной тьме его жизни раньше. – Сириус забрал меня к себе. Нанял армию врачей – ребра мне хирурги собирали заново по кускам, предварительно повторно сломав – из-за моих мытарств они срослись неправильно, осколки угрожали легким. Руки-ноги – там, как повезло, но прихрамывать я теперь вынужден только в очень плохую погоду, чаще всего – зимой, – Гарри опустил глаза. – В остальное время бегаю, как все, – голос дрогнул и сорвался. Смотреть на Северуса Гарри не хотел – жалость уже давно вызывала у него ответную злобу. – Одну почку мне срочно заменили, вторая пока работает и если повезет, в ближайшие пару лет меня ждет улучшение, как и весь остальной мой, не побоюсь этого слова, ливер. Дальше была хорошая школа, отряд репетиторов, которые партизанили против меня всем скопом. Потом курсы, курсы самые разные были. Учился я на факультете журналистики, но работать пошел секретарем к другу крестного – ему как раз помощь была нужна. А Сириус все еще развлекается тем, что вытрясает компенсацию с моих предыдущих опекунов. Правда, как именно он это проделывает, для меня уже большая загадка, – Гарри пожал плечами, гоняя ложечку по чашке – он все забывал, что собирался размешать сахар в новой порции напитка.
– Друга этого твоего крестного отца случайно не Ремус Люпин зовут? – уточнили с другого края стола. Гарри поднял глаза от чашки – Снейп вид имел хмурый, глаза метали молнии, и волосы, кажется, тоже немного встопорщились. Гарри всполошился.
– Бога ради, прости. Мне не стоило болтать языком, – проговорил он виновато. – Да, Ремус и есть мой начальник. Он, может, и не требует невыполнимого, но мне все время хочется сделать больше, – Гарри криво улыбнулся. – Да и работа мне нравится, хоть она и беспокойная.
– Ничего страшного, я просто вспомнил неприятные вещи из своего детства, – Северус явно силой воли заставил себя успокоиться. – А ещё… Мне просто подумалось, что мы вполне можем пересечься с тобой на этой вашей конференции, – он едва заметно улыбнулся, и грозные тени окончательно пропали с его лица. – Я ведь тоже получал приглашение. Не планировал ехать, конечно. Но это вполне реально.
Гарри и сам почувствовал, что расцвел. Почему-то ему очень захотелось, чтобы Северус приехал. Чтобы смог вырваться. Чтобы Гарри смог увидеть его снова, подойти, заговорить. Хотя бы издалека посмотреть, если повезет меньше.
– А зачем ты вообще едешь в Шотландию? – поинтересовался он, когда игристое счастье прекратило разноситься по венам, как пузырьки газа из шампанского, заставляя кровь бурлить. – Прости, если вопрос личный, но про себя я уже сказал, так что…
– Захотел навестить мать, она перебралась в пансион неподалеку от Эдинбурга несколько лет назад, – помедлив, признался Северус. – В начале лета работы у меня много, а сейчас вроде еще и не холодно, и в горах погода получше будет, чем на равнине. Тут многое все еще цветет. Можно позволить себе на недельку вырваться из города, и даже телефон выключать не придется, сети все равно нет, – Гарри понимающе улыбнулся – он тоже много времени тратил, отвечая на звонки, и не все из них были по работе, и уж конечно, не все были приятными. Работая секретарем, он даже немного привык, что люди, чем ниже на самом деле их положение и выше амбиции, тем они невоспитаннее, грубее, и всем им непременно нужно срочно поговорить с его боссом, а если нет – то они настолько важные шишки, что смогут упросить босса уволить его за непрофессионализм, да и просто так. Ремус смеялся – до первого прослушанного разговора: по большей части тирада была нецензурной и с угрозами, за которые они потом стрясли немалую компенсацию. Но случай был не единичным, и если бы Гарри всерьез этим занялся – лет за пять обогатился бы несметно, не покидая рабочего места и отстегивая куда меньшие деньги адвокатам.
Они заплатили за ужин и вернулись в свое купе. Гарри вспомнил, что поезд прибудет к утру – скорее всего, это было связано с его преклонным возрастом. Почти показательный состав, музейное качество. Может быть, это его последний выезд. Может быть, вся эта поездка – лишь сон.
Гарри нравился такой сон. Верхний свет согласно мигнул у них над головами, на мгновение погрузив мир во тьму.
Они не спали довольно долго – почти до полуночи. Северус рассказывал о полезных растениях, растущих в Шотландии, дал ему масло, как и обещал. Гарри спросил его о чтении Ницше, и тогда Снейп признался, что каждый раз открывает для себя новую ситуацию, подходящую к тексту, словно видит новую грань своей жизни. Впервые Поттер открыл для себя подобный взгляд на такие тексты.
*
Утро наступило с гудком поезда. Подумать только, паровозный рев. Его, наверное, еще родителям Поттера приходилось слушать, а то и им уже не довелось…
Серые сумерки еще не разошлись, когда Гарри сел на сидении и закапал капли в пересушенные глаза – накануне он забыл снять линзы, чего с ним давненько не случалось. Северус тоже уже не спал и снова устроился на своем месте с книжкой – правда, на этот раз, уже с другой. Выглядела она, как фармакологическая брошюра, – Гарри на одобрении печати таких собаку съел.
С утра говорить особо не хотелось. Поттер отправился умываться, потом выпросил себе чаю, потом вернулся в купе. До прибытия оставалось около часа, когда они, негромко переговариваясь, начали готовиться – Северус извлек откуда-то свое пальто, снял их чемоданы, рассовал по карманам мелочи, вроде своих очков для чтения. Как он мог столько читать в дороге, да еще лежа, да еще и по делу – загадка. Гарри в постели мог выдержать художественную литературу, но вся остальная теряла актуальность, когда он оказывался в кровати. Сразу хотелось спать, веки наливались тяжестью, он вспоминал про линзы… Он даже писать что-то свое не мог, даже просто сидя на кровати, – сугубо стол, стул, лампа. Ну или хотя бы кресло и хорошие подлокотники у него. В былое время, еще в бытность мальчишкой из чулана, он и стоя на голове мог делать что угодно. Теперь же жизнь переменилась и, надо думать, к лучшему.
В Эдинбурге они долго шагали вместе прочь с платформы. Гарри искал глазами автомобиль, о котором его заранее предупредили, или босса собственной персоной, а Северус – просто придирчиво выбирал такси. Поттеру предстояло еще невесть сколько трястись в машине, Снейпу – чуть более часа путешествия, без учета поиска места, где он сможет остановиться на несколько дней.
