Текст книги "Двое (СИ)"

Автор книги: Clannes

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== День 1. Heartbeat || Сердцебиение ==========

Сердце у Саши бьётся спокойно и ровно, когда Ваня улыбается ей. Его улыбку довольного кота она за столько лет выучила наизусть, ей нет нужды даже видеть его, она бы могла по памяти нарисовать его улыбающееся лицо, если бы её навыки были лучше. Всё то же, что и обычно. Ничто не ново под луной.

Сердце её не ускоряет своего бега, когда Ваня стягивает с себя толстовку, решив, что ей, должно быть, холодно, и что её надо одеть. Ткань пахнет им, привычно и приятно. Его свитер греет почти так же хорошо, как и его объятия.

Сашино сердце стучит так же размеренно и негромко, когда Ваня, будто в шутку, будто всерьёз, дышит ей в шею, припадая, будто в поцелуе. Она голову вбок склоняет, позволяя ему это, позволяя ему всё, что он посмеет. Не так уж и на многое ему хватит смелости при людях, особенно пока смелость эта противоречит разуму.

Её сердце кажется равнодушным и к тому, как идеально подходят друг другу их губы в поцелуе. Сколько раз они соприкасались на тренировках, сколько соприкоснутся ещё? Если волноваться каждый раз, не хватит ни сил, ни нервов. Саша не спешит и отстраняться – зачем? Спешка всё может испортить. Даже отстраняться надо не спеша.

Спешит только её сердце. Не стучать. Влюбляться в него снова и снова. Когда он улыбается ей, когда одевает её теплее, когда целует её, она ощущает, что любовь к нему никуда не делась. Что вот она, прямо тут, внутри.

Потому что даже если эта любовь не влияет на её сердцебиение, это не значит, что её нет.

========== День 2. Wind || Ветер ==========

Ему иногда кажется, что она рождена среди тех гор, которые так любит. Ему кажется, ветер раскачивал её колыбель и пел ей, чтобы она крепче спала, птицы укрывали её крыльями от солнцепёка, а звери выкормили и поставили её на ноги. Она похожа на своих родных, не подкидыш, не найдёныш, но что-то дикое таится в глубине тёмных глаз, что-то неукротимое, что-то, чего нет в нём, ребёнке города и бетонных коробок. Что-то, к чему его тянет магнитом.

Ему иногда кажется, что ветер появляется надо льдом из ниоткуда, чтобы взметнуть её волосы, погладить по щеке любящей родительской ладонью, принести с собой запах солнца и свежий горный воздух. Рядом с ней легче дышать – не в ветре ли этом дело? Не в её ли улыбке, от которой перехватывает дыхание, но будто открывается второе, третье, четвёртое, да сколько угодно новых?

Ему иногда кажется, что он никогда не будет её достоин. Она свободная, лёгкая, он тянет её вниз. Привязывает к земле. Как можно удержать ветер, как можно запереть его в клетку и сделать своим? Как можно даже подумать об этом, посметь, позволить себе? Она ничья, она принадлежит только себе и всему миру. Он принадлежит ей, целиком и полностью.

Ему иногда кажется, что она появилась из ниоткуда, что она снится ему, кажется ему, что она мираж, рождённый его подсознанием, иллюзия его сбывшейся мечты. Ему кажется, она пропадёт снова в никуда, как только он окончательно поверит в её реальность и привяжется к ней так, чтобы жизни своей не представлять без неё. Он и так не представляет. Она слишком глубоко внутри, ветерком игривым взмётывает мысли, запутывает эмоции, перемешивает всё на своём пути. Как без неё?

Ему иногда кажется, что она никогда не будет с ним больше, чем почти. Как может ветер принадлежать кому-то одному? Как может она, дитя гор и солнечного света, хотеть быть рядом с ним? Если это поможет, он готов поклясться в верности любому богу, да только какой бог может помочь?

Ему иногда кажется, что он спит, что это сон – когда она рядом, когда она шепчет ему о своей любви так, чтобы не слышал больше никто, когда её голос не громче едва взмётывающего волосы ветра.

========== День 3. Clarity || Ясность ==========

Её ладошка в его ладони помещается идеально. Кажется, будто какие-то древние боги, лепившие всех людей из глины, их ладони подолгу сверяли, чтобы они подошли. Чтобы они сочетались. Ясно с самого начала, никому другому они не подойдут так, как друг другу. Никто другой не подойдёт им так же.

В её улыбке мудрость тысячи поколений до неё и лёгкость девочки-подростка. Она говорит, что не отпустит его руку, что решила, что никому его не отдаст, говорит открыто, не таясь. Да и зачем таиться? Их дружба, ближе, чем у многих, теплее, чем у многих, не преступление, не тайна, и они не собираются скрывать то, как близки они друг другу. И так с первого взгляда ясно, насколько они друг другу дороги. Насколько друг друга ценят.

У них у обоих есть друзья кроме друг друга, но есть разница между дружбой с другими и дружбой между ними двоими. Есть разница, родившаяся в момент, когда он впервые поднял её надо льдом, когда она с замирающим дыханием вцепилась в него, боясь глянуть вниз, и всё же доверяющая ему целиком и полностью. Не доверяющая больше себе, как потом она призналась ему. Он ни с кем другим не сможет так же, как с ней, это было ясно с первого шага бок о бок.

Что бы он делал, не будь этого понимания? Не будь этой ясности? Нет необходимости даже спрашивать – если бы не было ясно всё ему с самого начала, она бы ему объяснила.

========== День 4. Tweeted || Твит ==========

«У тебя есть любимый человек?»

Вопрос частый. Вопрос смешной. Как не задуматься над формулировкой ответа? Можно было бы не отвечать вообще, но это невежливо. Есть ли у него любимый человек?

Слово «любовь» ограничивает. Помещаются ли в него объятья, шёпот «всё будет хорошо, обещаю» на ухо? Помещаются ли сжатые до побелевших костяшек кулаки, переживание за него на лице в те моменты, когда он сам в себе сомневается, и искренние поцелуи куда-то в висок, не стесняясь публики?

«Есть».

Отправить твит.

«Каким человеком надо быть, чтобы завоевать твоё сердце?»

Какая разница? Любит он не благодаря, но и не вопреки. Кто вообще любит по причине? Быть рядом надо, хочет он написать в шутку, но передумывает. Не шутливо получается. Быть рядом. Переживать за него, как за себя, а то и больше. Быть иногда сильнее него. Нет, даже это не поможет.

« Слишком сложно.»

Отправить твит.

«Какова она, твоя любовь?»

Непослушная. Как он любит? Откуда ему знать? На уме сцепленные зубы и выстраданная улыбка, чтобы не омрачать ту, напротив, подольше. На уме строчки стихотворные, кажущиеся корявыми и недостойными, но из ниоткуда ложащиеся на бумагу. На уме порывы собственные нелогичные, непонятные. Может быть, даже неправильные. Его любовь неуместна, не нужна никому, кроме них двоих, но она есть. И она сильнее всех тех, кто в него не верил. Кто в них не верил.

«Настоящая.»

Отправить твит.

========== День 5. Holy || Святая ==========

Он не знает никого сильнее неё. Когда другие сдались бы, она идёт вперёд, упрямо сжав зубы. Когда другие хмурились бы, она продолжает улыбаться, пусть иногда и вымученно, и с трудом. Когда ни у кого не хватает сил, она находит слова для них. Находит для них эти самые силы.

Таких, как она, после смерти канонизируют. Он сделал бы это при её жизни.

Иногда ему кажется, она ближе к великомученице, чем к святой. Он видит, как опускаются беспомощно её плечи, как залегает морщинка между бровями. Они бок о бок уже столько лет, и он знает, что значит каждый её жест, каждое её движение. Он знает её наизусть, и ему не нужно говорить, когда она нуждается в поддержке. Когда нуждается в нём.

На её долю страданий достаточно. Незачем преумножать.

Он не знает, кто мог бы быть на неё похожим – она такая одна, единственная во всём мире, и только она может заставить его сердце трепетать так же, как когда он был ещё юношей. Только она даёт ему силы идти вперёд бок о бок с ней, так, как никто другой не может.

Над её головой нет нимба – да и зачем бы он ей?

Если бы святость измерялась красотой души, он бы добился её канонизации. Но она не святая. Она просто женщина, ради которой стоит не умереть – жить. Женщина, которой он готов поклоняться, не как святой даже, а как богине. Женщина, которая выбрала его, предпочла его всем тем, кто был рядом с ней.

И никакая святость этого не заменит, если уж на то пошло.

========== День 6. The carpet || Ковёр ==========

Когда у Жени тяжёлый день, она, придя домой, растягивается на ковре, вместо того, чтобы перебираться на диван или кровать. Вместо того, чтобы сворачиваться калачиком в кресле, подтянув к груди колени. Вместо того, чтобы устраиваться по-турецки на кухонном табурете, держа равновесие – с этим она справляется, даже не задумываясь. В том, чтобы быть парницей, чтобы уметь держать равновесие даже в самом неудобном положении, есть свои плюсы. Нет, это всё остаётся для более лёгких дней. Более простых. Менее выматывающих. Не оставляющих её выжатой, пялящейся бессильно в потолок.

Когда у Жени тяжёлый день, Вова узнаёт об этом первым. По тому, как гаснут её глаза, по тому, как опускаются её плечи, и как цепляется она за его руку так, будто он ей необходим. Так, будто все оставшиеся в ней силы она тратит на это. Когда она растягивается на ковре, он не мешает ей. Знает, ей нужно восстановиться. Ей нужна тишина и покой, чтобы всё, произошедшее за этот день, разложить по полочкам в своей голове. Чтобы снова иметь силы улыбаться.

Когда у Жени тяжёлый день, ей нужна поддержка. Тихая, молчаливая, но поддержка, с осознанием того, что она нужна. Что она важна. Что её не оставили одну и никогда не оставят. Поэтому, когда у Жени тяжёлый день, на ковре она никогда не растягивается одна. Рядом всегда Вова, и кончиками пальцев они касаются друг друга, пока он щедро делится с ней теми силами, что у него есть, сколько бы их ни было.

========== День 7. Sculpted || Скульптура ==========

Если бы кто-то попросил его изваять скульптуру, он отказался бы, даже не думая долго об этом. Скульптура – не его. Он передаёт чувства и эмоции на льду, создаёт картину, рассказывает историю, но не сумеет сделать то же самое в камне или металле. Ему не хватит сил. Ему не хватит умений. Нет, он не взялся бы за скульптуру.

Человек пластичнее камня. Мимолётнее, да, но пластичнее. Индивидуальнее. В камне можно десятки, сотни раз запечатлеть те же черты. Одну и ту же эмоцию. Одно и то же выражение лица. У человека даже та же эмоция каждый раз другая. Даже замирая статуей, человек никогда не будет таким же, как в прошлый раз. Даня наблюдает за людьми, запоминая каждое движение. Это интереснее, чем изучать в сотый раз ничуть не изменившиеся с прошлого раза очертания каменной фигуры, как бы гениально она ни была создана. Какой бы живой она ни казалась.

Между человеком, замирающим ненадолго без движения, и камнем, что будто вот-вот пошевельнётся, он редко когда выберет второе.

Когда Соня замирает скульптурой, прекрасной в своей неидеальности – идеальность так редка для людей и так часта для их каменных отражений – где-то внутри будто что-то обрывается. Нет, идеальность бы испортила её. Она лучше любого создания рук человеческих, лучше того, что вышло бы из-под резца даже самого талантливого мастера. Она лучше тем, что никогда не замрёт насовсем. Ему иногда хотелось бы быть Пигмалионом – если бы она была Галатеей. Иногда. Но каждый раз он вспоминает, что лучше, чем она есть, её не смог бы сотворить никто.

Достаточно одного лишь взгляда, чтобы вспомнить об этом.

========== День 8. Dot, dot, dot || Многоточие ==========

«Как ты там сегодня?»

Улыбка на лицо наползает сама. В каждом слове забота, в каждом слове беспокойство. Есть утра, лучше которых сложно придумать, утра, когда он просыпается не один, и под одеялом тепло, и поцелуй его приходится куда-то в плечо, и хриплое «доброе утро, соня» насмешливое заставляет его прочистить горло перед ответом, чтобы не хрипеть так же. Но даже если утро выдалось раздельным, оно всё ещё может стать лучше. Как сегодня. Как только что, стоило сообщению высветиться на экране.

«Нормально…»

Он, если честно, сам не уверен. Многоточие возникает само собой. Всё вроде бы хорошо, но травма напоминает о себе – скоро ехать, скоро лечиться, но пока что приходится терпеть. После этого «нормально» могла бы быть жалоба на боль. Могло бы быть «скучаю». Могло бы быть всё то, что доставляет ему неудобства. Всё нормально, но…

«Завтракал уже?»

«Нет ещё…»

Новое многоточие из ниоткуда. Он мог бы сказать, что не хочет есть. Он мог бы сообщить, что в холодильнике мышь повесилась, не желая умирать долго и мучительно голодной смертью. И то, и другое правда, но зачем об этом говорить? Зачем беспокоить и без того занятого любимого человека, которому и без этого есть о чём волноваться?

«Пожалуйста, поешь. И отдыхай. Я приеду вечером и приготовлю ужин. Скучаю очень. Люблю тебя.»

Заботится. Нет, вот как не улыбаться от такого? Как не жмуриться довольным котом и не надеяться на то, что вечер наступит поскорее?

«И я тебя.»

После этих слов он точно никогда и ни за что не поставит многоточие.

========== День 9. No, you don’t || Нет ==========

Если бы её спросили десять лет назад, что между ними, она уверенно сказала бы «доверие», даже не задумавшись. Сейчас ответом было бы «пустота». Неуверенное. Требующее подумать. Звучащее так, будто сорвалось с губ случайно, будто вернуть бы обратно эти слова, да только поздно уже.

«Я не отвлекаю?»

Раньше он и не спросил бы, написал бы всё, что хочет, не дожидаясь разрешения, зная, что она прочитает как-нибудь потом. Сейчас всё слишком официально для людей, которые двадцать два года провели бок о бок, зная друг о друге всё. Больше, чем те, кто делили с ними постель.

«Нет.»

Куда делась лёгкость, спрашивает она себя иногда. Была бы она когда-то на самом деле, спрашивает она себя каждый раз сразу же. Может быть, она была лишь необходимостью? Приспосабливайся, чтобы выжить. Будь ближе, чем на расстоянии вытянутой руки, чтобы добиться чего-то. Как оградиться от того, кто так близко? Как впустить обратно того, кто теперь так далеко?

«Я тебе неприятен?»

Глупое слово, и вопрос странный. Позволяешь ли неприятному человеку даже приблизиться к тебе? Он никогда не был ей неприятен, и это не изменилось. Сколько раз она прощала ему обиды, сколько раз он прощал обиды ей? Не время вспоминать это всё. Тогда было не время, а теперь тем более.

«Нет.»

Когда-то даже солнце погаснет. Люди менее долговечны, в миллиарды миллиардов раз, и, наверное, в таких масштабах это сравнимо. Когда-то, может быть, он и был её солнцем. Было ли такое правда, или просто снилось ей?

«Я нуждаюсь в тебе.»

Она та, кто знает его лучше всех. Он нуждается в друге сейчас, когда миг перевёрнут с ног на голову. Но хочет ли он на самом деле видеть рядом друга, или просто по привычке просит её о помощи? Нет, пусть справляется сам. Он сможет. Он уже большой мальчик и сам может за себя решать.

«Нет.»

========== Часть 10. Used tea bags || Использованные чайные пакетики ==========

Саша вообще-то кофе предпочитает, если уж на то пошло. От него легче проснуться, да и вкус у него совсем другой. Но кофе, он для утра. По вечерам в чайничке плавают лениво чайные листья, цветочные лепестки, кусочки фруктов, и вообще вся та ерундистика, как она её сама называет, которую ей захочется заварить. Вечера для чая. Вечера не для бодрости, они для отдыха и умиротворения. Они для мыслей и для душевного равновесия.

Душевное равновесие нужно, впрочем, первым – без него, смеётся Саша, не получается вкусный чай. Без него чай не получается вообще, так, ерунда какая-то, и с ерундистикой это путать не стоит. Его даже пить не хочется, бурчит она себе под нос, когда Ваня спрашивает неосторожно, в чём разница. Когда внутри раздрай, говорит она, не получится не только чай, но и вообще ничего.

Саша по утрам кофе предпочитает, это знают все. Саша по вечерам пьёт чай, это знают меньше человек. Но только её родители да Ваня знают, что в шкафчике на кухне есть коробочка с чайными пакетиками – для тех вечеров, когда нет сил даже на то, чтобы забросить пару щепоток листьев в заварочный чайник. Такие вечера не приходят по одному, они набрасываются по несколько подряд, не позволяя даже выдохнуть ровно после тяжёлого дня. Чай правильный, привычный, был бы лекарством гораздо лучшим, но что делать, если на него нет сил?

В такие вечера выручает обычно Ваня. Во второй или в третий, в пятый или в шестой – когда верит своим глазам, когда верит, что ему не кажется – он появляется на её пороге и отправляет решительно в мусорку все скопившиеся в отдельной чашке использованные чайные пакетики, сколько бы их там ни было. У неё нет на это сил, но у него находятся.

Как и на то, чтобы заварить ей чай, такой, как она любит, и обнять, ни слова не говоря лишнего, просто сидя рядом. И глухая тоска и внутренний раздрай куда-то отступают, и медленно, нехотя, возвращается внутреннее равновесие, и возвращается вглубь шкафчика коробочка с чайными пакетиками.

Как знать, на сколько времени её хватит на этот раз, прежде чем цикл повторится? Неизвестно. Но он снова будет рядом, она знает. А значит, пусть появляются. Он защитит её от любого дракона, что ему какие-то использованные чайные пакетики?

========== День 11. Walk the dog || Прогулка с собакой ==========

Москва кажется чужой и неприветливой всего через несколько месяцев отсутствия. Они к ней привыкнут снова, обязательно привыкнут – она родная совсем, и вовсе не чужая, и яркими красками раскрашенная даже в это сложное время. Они к ней привыкнут, но пока что приходится приспосабливаться снова. Адаптация после смены часовых поясов, лёд-дом-лёд, и нет иногда сил даже на то, чтобы приготовить себе поесть. Макс раздражающе-бодрый, ему всё нипочём, у него жена и дочь, заряжающие его энергией на день, как на год. Женя и Вова хмурыми взглядами обмениваются, когда он в очередной раз пытается их пропесочить за где-то им замеченную вялость. Засранец.

Маски на лица, улыбки из-под них не видны, но хорошо заметно, когда они улыбаются – вокруг глаз морщинки моментально расчерчиваются. Пора домой. Пора снова делить вечер с тишиной. Пора…

Да чёрта с два. Женя номер по памяти набирает, не задумываясь даже. Вова делает то же самое. Авто – это хорошо, но их в разные стороны разносит метро, и снова улыбки из-под масок они посылают друг другу, вместо того, чтобы попрощаться вслух. Они всё равно встретятся тут же, через совсем неважное, совсем короткое время. Любое время кажется долгим, когда они не рядом, когда нет возможности сжать ладонь, лежащую в их ладони, потому что её попросту и нет там.

Любое время кажется мгновением, когда лицо облизывает чуть шершавый мокрый язык, и громкий лай раздаётся рядом с ухом. Есть что-то умиротворяющее в том, как Рэй ластится под знакомую ладонь, в том, как подпрыгивает Ева, просясь на ручки. Есть что-то умиротворяющее, думает Женя, в том, чтобы видеть Вову, несущего ей её маленькое пушистое сокровище – в том, думает Вова, чтобы видеть, как Женя воркует с его псом, а тот даже не пытается от неё сбежать. Он бы тоже не попытался сбежать. Она бы тоже не отказалась покататься у него на ручках.

Сегодня домой пока ещё не пора, и тишине придётся подождать. Завтра выходной, а значит, сегодня по плану у них долгая прогулка с собаками по снова ставшей родной Москве.

========== День 12. It evaded me || Это прошло мимо меня ==========

– А ты уже в курсе, что с коронавируса начнётся зомбиапокалипсис?

Лиза его каждое утро встречает абсурдной якобы-новостью. Это их личная традиция. Это их привычка, их своеобразный утренний ритуал – чтобы день прошёл как следует. Чтобы всё пошло как надо.

– Как-то это мимо меня прошло, – хмыкает он в ответ, чмокает её в нос. Это его часть традиции. Его часть ритуала. Даже если бы он знал о том, что она решила сообщить ему сегодня, всё равно сделал бы вид, что не в курсе. Пока что она умудряется его удивлять.

Ему нравится то, как довольно она улыбается, от того ли, что он удивлён, или от того, что он почти промахивается, чуть-чуть не попадает по губам. Хитрюга.

– А ты уже слышал, что танцорам добавляют скоростной танец – кто быстрее всех чисто сделает список заданных элементов?

Откуда у неё такая фантазия, хотел бы он знать. Иногда то, о чём она говорит, кажется ему настолько странным, что он не представляет себе, как это можно было придумать. Но это ведь Лиза. Она может.

– Не, это прошло мимо меня, – невозмутимо отзывается он, подтягивает её за плечи к себе, чтобы чмокнуть в нос. Она не оставляет попыток извернуться так, чтобы он попал губами на её губы. Он пока что умудряется хотя бы на людях делать вид, что всё культурно.

Всё равно все, кому стоит знать, уже знают.

– Ты мне почему не говорил, что встречаешься с Алиной Загитовой? Весь интернет уже гудит.

Невозмутимости никакой не хватает – Дэвид с шага сбивается. На лице Лизы улыбка, только где-то в глубине глаз затаилась тревога. Это и есть её сегодняшняя якобы-новость? Как-то даже не смешно.

– Чего это?

– Вы с разницей в несколько минут на фото у одной девчонки мелькнули. А ещё кто-то рассмотрел твои носки, и оказалось, что это Пума.

Не фыркнуть не получается – да что там фыркнуть, он от смеха пополам сгибается. Носки рассмотрели, надо же! Лиза рядом терпеливо ждёт, когда он отсмеётся.

– Знаешь, – говорит он, утирая выступившие слёзы, распрямившись обратно, – как-то мимо меня прошло, что я с ней, оказывается, встречаюсь. Я-то, дурак, думал, что мою девушку Лизой Шанаевой зовут, и меня её родители уже одобрили, а тут вон оно что. Чудеса!

Извернуться, чтобы урвать поцелуй, Лиза на этот раз не пытается. Просто целует его сразу после того, как его губы касаются кончика её носа.

========== День 13. Water flowed || Было и прошло ==========

– Ты всё ещё сердишься на меня?

– И не сердился, – говорит он, улыбается так тепло, как только может, в уголках глаз пряча тоску. – Это всё было и прошло, забудь. Я забыл.

Он не забыл, да и как бы он мог? Ладошка в его ладони, доверие во взгляде, и ощущение, что это доверие он оправдает, даже если это будет стоить ему чуть ли не всего. Уверенность в этом. Всё ради неё.

Всё ради того, что прекратилось в одно мгновение.

– Мы могли бы быть друзьями снова…

– Мы и так друзья, разве нет? – он руку протягивает, чтобы заправить ей за ухо выбившуюся прядь волос. Как когда-то. Когда-то он задержал бы ладонь на её щеке, когда-то хотел бы её поцеловать. Больше нет. – И можем общаться когда угодно.

Их называли Ромео и Джульеттой, но им нечего было делить и не против чего было идти. Может, будь у них причина противостоять миру, они не угасли бы так легко, позволив ему разделить их? Может, были бы до сих пор вместе? Не были бы, отвечает он себе. Их дороги слишком разные, даже если кажутся похожими. Она выбрала тот путь, на котором не было рядом его. Это было её выбором, и стоит ли её винить?

– Мы могли бы…

В воздухе повисает недосказанное предложение. Он понимает, о чём она, и знает, что для неё его понимание не секрет.

– Это было и прошло, Алис, – повторяет он. Улыбается снова, прежде чем, как когда-то, чмокнуть её в висок. Тогда это было обещанием большего. Сейчас – отказ в этом самом большем.

Прошлое должно оставаться в прошлом.

========== День 14. Test results || Результаты теста ==========

В номере заняться особо нечем. Занятия по интернету. Книга, наскучившая ещё вчера. Ноутбук с интернетом – в нём тоже надоело всё. За карантин надоело всё, что только могло надоесть.

За карантин не надоел только телефон с диалогом, который он сейчас открывает.

«Что ты сделаешь первым, когда придут результаты теста?»

Ответ приходит сразу же – похоже, Соня тоже сидит с телефоном в руках.

«Пойду гулять по территории. А ты?»

Даня улыбку сдержать даже не пытается. Зачем?

«С тобой пойду. Если позволишь.»

Её номер напротив, он увидел, когда их распихивали по одному. Ни через стенку поперестукиваться, ни в окно высунуться, чтобы поболтать. Остаётся только переписываться. Но ему кажется, он слышит, как она тихо смеётся. Смех скользит и в её сообщении – или это ему тоже кажется?

«Я тебе не то что позволю, я тебя с собой потащу.»

Тащить его не придётся – он и сам будет рад пойти.

Когда результаты приходят, когда им позволяют выйти из комнат, она почти сбивает его с ног, кидаясь ему на шею. Раньше они бы ни за что не демонстрировали при всех свою привязанность друг к другу настолько ярко. Раньше им некогда было настолько друг за другом соскучиться. Отпускать её из объятий не хочется.

– Пошли гулять?

Он кивает. Отпустить приходится, но её пальцы сразу сплетаются с его. Планы на то и планы, чтобы им следовать. Не то чтобы ему не хотелось.

========== День 15. Just walk away || Просто уйти ==========

«Никакой» тренер. «Гробовщик». Не умеет работать. Ни ума, ни навыков. Грубиянка и хамка, никакого воспитания. Она сжимает зубы и улыбается так, будто не знает про все эти обидные слова. Про десятки, сотни других, которые диванные критики выливают на неё с завидным постоянством. Пусть другие огорчаются, пусть другие не выдерживают – она выдержит. Она просто развернётся и уйдёт, даже если ей скажут это в лицо. В конце концов, она не доставит им удовольствия видеть её огорчение.

Горькие складки около уголков её губ он в который уж раз разглаживает поцелуями. Каждая её боль ему больна вдвойне.

«Бревно». Никуда бы не попал без грибов. Ни катать не умеет, ни прыгать нормально. Кому он вообще соперник, его и травмированный юниор победит при честном судействе. Он матерится сквозь зубы, стиснутые до скрипа, заставляет себя вспоминать это всё. Ярость придаёт не меньше сил, чем счастье. Нелюбовь тоже может сделать сильным, пусть и не так, как любовь. Любовь у него от неё, и ему хватает – от остальных всегда можно отвернуться. Можно уйти, наплевав на их недовольство.

Он уже научился злиться, но не обижаться. От ударов об лёд на теле синяки, и, когда она касается их бережно, и то больнее, чем от ядовитых тирад.

Пусть их пытаются задеть, как угодно. Пусть. Когда они порознь, удары почти достигают цели, но один взгляд – и плевать на всех тех, кто что-то там говорит. Пусть собаки лают – им не остановить их. Когда они рядом, они будут идти вперёд, кто бы что ни говорил.

А если кто-то снова попытается сбить их с пути, они всегда могут просто уйти.

========== День 16. Just another day || Просто обычный день ==========

Проснуться от поцелуя в щёку и хриплого «доброе утро, соня». Улыбнуться сонно, не разлепляя глаз, потянуться всем телом, и, выбравшись из-под одеяла, бросить быстрый взгляд за окно. Там холодно, туда выходить не хочется. Хочется утянуть любимую женщину обратно под одеяло и провести весь день с ней в обнимку. Нельзя. У них обоих есть обязанности. Заглянуть на кухню, чтобы поставить чайник, умыться, почистить зубы, зевая с зубной щёткой во рту и корча себе в зеркале рожи в перерывах. Позавтракать, сидя на кухне в трусах, с подтянутыми к груди коленями, одеться. Поцеловаться около машины – когда они приедут на каток, нельзя будет. Там их могут увидеть.

Всего лишь обычное утро.

Размять мышцы, разогреться до того состояния, когда всё тело ноет, требуя больше движения, больше усилий. Лёд, лёд, снова лёд – и воздух, в который он взмывает, отталкиваясь, раз за разом, вворачивается, вкручивается. Поймать её улыбку, улыбнуться в ответ широко, уверенно. Он сделает всё, что может, чтобы улыбку эту видеть чаще – и то, что не может, тоже сделает, тоже сможет, пусть и не так легко это будет. Пусть и не сразу получится. Зал, лёд, зал – набитые синяки болят. Пройдут. К чёрту их. Забыть о них. Забить на них. Как всегда. Выслушать всё, что ему будет сказано, и сделать вид, что послушается всего – не будет, конечно. Как, если красной нитью проходит через всю эту тираду то, что надо беречь себя? Чего он добьётся, если будет себя беречь? Сесть в машину, коротко сжать чужие пальцы перед тем, как поехать.

Всего лишь обычный день.

Приготовить ужин, теснясь вдвоём на небольшой кухне, то и дело целуясь и забывая о готовящейся еде. Выбрать за ужином фильм на вечер. Заварить чай и налить в две большие чашки, чтобы потом благополучно забыть о нём, оставив на журнальном столике, смотря фильм, наслаждаясь не столько происходящим на экране, сколько их сплетёнными пальцами, близостью любимой женщины. Задремать под конец, но проснуться, когда пойдут финальные титры, и потребовать пересказа концовки. Отправиться в постель. Уснуть окончательно, в обнимку, утыкаясь не в подушку – в чужое плечо.

Всего лишь обычный вечер.

Обычное утро, обычный день, обычный вечер. Обычное пробуждение, и обычные поцелуи, и обычная улыбка на любимом лице. Обычные прикосновения, в которых всё тепло, которое только возможно. Всего лишь обычный день – всего лишь обычное счастье. Нужно ли ему счастье необычное?

========== День 17. Grass cuttings || Срезанная трава ==========

Срезанная трава щекочет босые ступни – как не пройтись по ней? Соня улыбается Игорю, небу, солнцу, кружится, руки раскинув в стороны, как для объятий, яркая, светлая, открытая. Нараспашку не руки – нараспашку сердце. Сонечка, солнечная, солнышко.

Любит Соня тоже нараспашку, и как распахнутое сердце удержать?

Срезанная трава щекочет, если в неё лечь, если упасть, хохоча, после игры в догонялки. Если робко потянуться потом, чтобы кончиками пальцев коснуться его ладони, чтобы почти и незаметно. Незаметно Соня не факт что и умеет, она вся открыта миру навстречу.

Заслужил ли мир её, такую искреннюю, такую настоящую?

Срезанная трава щекочет и пахнет одуряюще, и некоторые травинки, срубленные, но оставшиеся, застревают в волосах. Соня краснеет, улыбается смущённо, едва-едва, прежде чем улыбка тает. Недоумение – не боль, но с ним тоже надо научиться жить.

Иногда, как бы грустно это ни было – не только тебе – а любят тебя в ответ не так, как любишь ты. Иначе.

Срезанная трава больно колет босые ступни. Поцелуй в лоб кажется клеймом. Она переживёт.

========== День 18. Her husband || Её муж ==========

Кажется сбывшейся мечтой, вот уже который год, то, что ему позволено просыпаться рядом с ней по утрам. Вместе пить утренний кофе, вместе ехать на работу – работать тоже вместе, и всегда можно протянуть руку и дотронуться, убеждаясь, что она реальна. Что она не снится ему столько лет. Что она выбрала его.

Кажется чем-то волшебным то, что она может сама подойти, подлезть под его руку, под боком у него найдя себе место, напрашиваясь не столько на объятья, сколько на тепло. Не столько физическое, сколько моральное. Она своё тепло раздаривает щедро, свою улыбку одобряющую раздаёт направо и налево, и, когда ей нужны силы, он рядом. Он всегда рядом, потому что как же иначе?

Кажется невероятным, неправдоподобным почти, то, что ужин у них всегда на двоих – иногда на большее количество, иногда у них гости, но она всегда так близко к нему, как только возможно. На двоих – минимум, и она улыбается, когда их взгляды встречаются, каким бы тяжёлым ни выдался день. Каким бы тяжёлым он ни был, он улыбается ей в ответ. Как знак того, что они в этом вместе, как бы сложно ни было. Того, что они всегда будут вместе, если она его не прогонит. Сам, добровольно, он не уйдёт. Ей не подчиниться он не сможет.