Текст книги "Русская ракета (СИ)"

Автор книги: Clannes

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Часть 1 ==========

– Ты чем думал-то, когда дочку Сашей записывал?

Олимпийский чемпион Лейк Плейсида, Андрей Букин, дверь прикрывает аккуратно, прежде чем на сына бухтеть начать. Сыну самому уже не пять лет, серебро Солт-Лейк-Сити всего два года как висит на медальнице, и в соседней комнате жена дочку убаюкала только что. С именем для ребёнка они определиться не могли с самой новости о беременности, и Ваня сам не понимает, как так произошло. Точнее, понимает, но всё-таки…

– Про Саню думал, – признаётся он, глаза отводит, от подзатыльника уворачивается ловко. – Думал, меня переспрашивают, чтоб Сашу в свидетельстве записать, ещё подумал, мол, зачем, у неё же документы рядом лежат, чо она от меня хочет, мне ещё Сане мандаринов купить надо, и памперсы нужны. А она даже не уточнила, точно ли я хочу дочку Сашей назвать.

– И теперь у нас две Саши Букины в семье, молодец, – вздыхает отец. – Ладно, Саша так Саша. Меньше любить не будем.

– Да ладно тебе, пап, – Ваня глаза закатывает. – Сколько семей, где сыновей в честь отца называют, а тут дочка в честь мамы, и всё, трагедия?

Его самого чуть не назвали Андреем, он знает, о чём говорит. Отец улыбается вдруг уголками губ.

– Ладно, главное чтобы тебя Сашуня не убила. Она хоть свидетельство уже видела?

– Ещё нет.

– Ну тогда, – отец его треплет по плечу, – отзвонись потом. Если не убьёт.

– Кто его убить должен и почему? – Саша в комнату вплывает почти; она и раньше была изящной, несла себя гордо, если не надо было бежать куда-то, сломя голову, и, даже дурачась, глупо не выглядела, но беременность приучила её ещё больше к этому. С её грацией, с его яростью, и с их яркостью это им должны были отдать золото, писали два года назад журналисты не только в России, но и в других странах, хотя заслуг у новоявленных чемпионов было предостаточно. Саша тогда Марину и Гвендаля поздравила искренне вроде бы, но Ваня знал, насколько она разочаровалась и в себе, и в спорте. Наверное, стоило радоваться, что они вообще поехали на Игры – Илья с Ирой вообще не смогли, вместо них пришлось ехать запасным – но тогда он корил себя за то, что не смог быть лучше, чтобы добавить в их коллекцию медалей единственное золото, которого им не досталось за всю карьеру.

Ваня не отвечает – просто свидетельство о рождении ей вручает и ждёт. Саша даже не вздыхает разочарованно, не закатывает глаза, не поджимает губы, а лишь пожимает плечами, внимательно прочитав всё, что там записано.

– Саша так Саша, – выносит она вердикт. – Если ей не понравится, вырастет и поменяет. Мы родителями указаны, имя нормальное, не странное и не сложное, а остальное так, детали. Только сложновато будет, с двумя Сашами в одном доме. Справишься, Вань?

Ради её улыбки справится. И не с таким справлялся, думает Ваня, что ему такие мелочи, как одинаковое имя? Сам виноват, что уж теперь поделаешь?

Всё просто решается, на самом деле. В доме есть Саша, а есть Сашка. Саша его целует, когда он с работы приходит, Сашка на шею кидается с разбега с визгом «папа-папа-папа пришёл!». Саша на льду в поддержки идёт так же доверчиво, как и всегда, Сашка нетерпеливо хлопает в ладошки, когда они в четыре руки ей конёчки зашнуровывают. Папины друзья, настаивающие на том, чтобы их по именам называли, Ира и Шура, смеются и Сашке пророчат великое спортивное будущее – у них с Сашей большой спорт уже позади. Ноги у Сашки длинные, чуть ли не как у мамы, и когда она в свои три года уверенно заявляет, что хочет быть фигуристкой, как мама с папой, в группу к малышам они её отдают спокойно. Передумает со временем – ладно, не передумает – тоже ладно, может, выйдет из неё танцорша.

А может и не выйдет, думает Ваня позже, заметно позже, когда ему позволяют посмотреть на тренировку малышни. Доча у него серьёзная, старательная, косичка, которую Саша ей с утра плела, на макушке скручена в пучок, и шнурки на коньках слишком длинные, вокруг ноги ещё обёрнуты, раз-два – раз-два, закручивается Сашка в воздухе в сальхове, приземляется, не покачнувшись, выезжает ровно и красиво, как по учебнику. Шесть лет и три двойных, и попытки выучить остальные – нет, он знал, что Сашка у них талантливая и мощная, но слышать об этом одно, а видеть, как штампует она прыжки на тренировке, пусть и пока что двойные, это совсем другое. Для её возраста это более чем замечательно. Он помнит, как сам еле-еле прыгал, помнит, как ничего докрутить не мог, и кто знает, что бы из него вышло, если бы не семейное букинское скольжение, наследственное, типично танцевальное. У Сашки скольжения этого не видно – в бабушку пошла?

– Такими темпами она к десяти годам тройные собирать начнёт, – вздыхает тренер, рядом с ним останавливаясь, по другую сторону борта. – А потом ещё и на четверные переключится, попомните мои слова. Она не хочет вращаться, не хочет скользить, она вообще ничего не хочет, кроме как прыгать.

– Значит, пусть прыгает, – говорит Саша, когда он заезжает за ней на работу. У Сашки даже после полноценной тренировки энергии хоть отбавляй, она вертится на заднем сидении, топает нетерпеливо, когда они на светофорах останавливаются, и то к маме, то к папе лезет обниматься и громко чмокать в щёки. – Основы она выкатывает замечательно, ты же видел и сам, артистизма в ней на троих хватит. Остальное натренирует, не сейчас так потом, когда поймёт, что это надо. Если ей будет надо.

– Что бы я без тебя делал, – вздыхает он, на очередном светофоре тормозит, тянется её поцеловать. Она улыбается одними глазами, навстречу ему подаваясь. У кого-то чувства в браке угасают, говорят. У кого-то, но не у них. Губы соприкасаются недолго, лбами они потом прижимаются, как привыкли.

– Вы как принц и принцесса из сказок про долго и счастливо, – выносит Сашка вердикт, напоминая о себе, улыбается победно. – Артурка говорит, что целоваться это фу. Но Артурка дурак, поэтому я с ним и не дружу.

– Нехорошо обзываться, кнопка, – пеняет Ваня ей. Сашка губы дует недовольно, и на маму в этот момент похожа так, что смешно становится – и так было, на самом деле, а теперь ещё больше. То, что Саша в этот момент тоже смех с трудом сдерживает, не помогает.

– Я же не ругаюсь, пап! Я просто говорю, что он дурак, потому что говорит, что целоваться это фу, и что фиолетовый некрасивый цвет, и что шоколад это для тех кто хочет быть толстыми и тяжёлыми и не уметь прыгать! А плохо прыгают не те, кто шоколад ест, а те, кто не тренируется! Вот буду лучше него и покажу ему!

Загадочного Артурку Ваня не знает, но заранее ему сочувствует. Артурке пипец ещё с момента, как Сашка так решила – она в маму не только внешне, но и характером пошла, и любую стену на своём пути сшибёт, не останавливаясь.

Но с Сашкой надо что-то делать, и вот это факт. Если танцевать она не будет, надо подумать, кто будет наилучшим тренером для неё, в одиночном ли, в парном ли. Хотя вряд ли она в парное пойдёт, если вытянется так же, как они с Сашей. Посмотрят. Пока она хороша там, где есть – они её и так не абы куда отдавали, тренеров для малышей искали старательно, подключая всех знакомых. А потом можно будет и снова по знакомым поспрашивать да у Татьяны Анатольевны спросить, может, посоветует кого с высоты собственного опыта и знакомств. Сама-то она вряд ли за третье поколение Букиных возьмётся, пусть Сашку и любит. Хотя чем чёрт не шутит? Но это потом, конечно, потом, не сейчас. Сашка пусть растёт, прыжки собирает, тренирует дорожки ненавистные и нелюбимые вращения, из которых признаёт только «пистолетик». Ваня помнит, как счастливо улыбалась Саша, когда дочь их фирменный твиззл-«пистолетик» попыталась исполнить. Сложно не помнить такое счастье.

– У нас в ЦСКА, – говорит Татьяна Анатольевна, когда он спрашивает, когда время приходит и Сашке десять уже, и дальше она развиваться у нынешних тренеров не может, ей просто не могут дать больше, – есть Светочка. Соколовская. Ей часто скидывают тех, кого никто не хочет брать, и она их вытягивает на приемлемом уровне ещё некоторое время, хотя у других они бы уже сломались. Представляешь, что бы она могла сделать, если ей ребёнка дать не такого, на которого дунь и рассыпется, а помощнее, с потенциалом таким огромным, как у вашей Сашки, а, Вань? Она ж из неё такую чемпионку вылепит, закачаетесь.

Чемпионов, даже будущих, Татьяна Анатольевна видит издалека, это всем известно, и ей лучше доверять сразу, чем выёбываться и пожинать плоды своей неразумности. Тренеров это тоже касается – если Татьяна Анатольевна советует Соколовскую, а не Буянову, у которой новоиспечённая олимпийская чемпионка тренируется, значит, её надо слушаться. Значит, что-то она видит такое в Соколовской, что, считает, подойдёт их Сашке. Слушаться Татьяну Анатольевну Ваня научился ещё до того, как с Сашей познакомился, до того, как она их тренером стала – ещё с тех пор, когда он пешком под стол ходил, а тренировался у неё его папа. Соколовская так Соколовская – тем более что они её знают, хоть они особо и не общались лично.

Соколовская при первой же встрече с Сашкой улыбается мягко и добродушно, руку ей протягивает для рукопожатия. Как взрослой.

– Олимпийской чемпионкой стать хочешь?

– Не, – Сашка плечами пожимает, мол, фиг с ней, с этой олимпиадой. Она и рассуждает как взрослая уже, так что удивления её слова ни у Вани, ни у Саши не вызывают. – На следующие игры по возрасту не попадаю, а на те, что после, не факт что пробьюсь. Я хочу самой крутой быть и все четверные прыгать.

– Аксель тоже четверной?

Издевки в голосе Светланы Владимировны нет, только любопытство и смешок.

– Если получится, – Сашка снова пожимает плечами. – У меня первой, главное. Можно среди девочек, а можно вообще.

Вообще первым прыгнуть четверной аксель хочет олимпийский чемпион, самый свежий из них, Юзуру Ханю, это знают все. Знать не значит не хотеть опередить, думает Ваня, глядя на Сашку. Нет, а характер у неё всё-таки в мать – быть лучшей. Быть первой. Быть самой яркой и запоминающейся. Такими вот, перфекционистками, рвущимися к вершинам, их легче любить и легче ненавидеть, и ему хотелось бы сказать, что он выбрал любовь, но он не выбирал. Выбрали его.

Сашка после первой тренировки непривычно тихая – даже странно. Саша ладонь Вани своей накрывает, прежде чем к дочке обернуться.

– Ты чего притихла-то так, кнопка? – спрашивает она негромко. Сашка от ни разу не увлекательного вида за окном машины отвлекается и к ним лезет обниматься.

– А вы меня к Светлане Владимировне хотите или есть ещё тренеры?

Ну начинается. Что не так? Знакомились нормально вроде…

– Если надо, – Саша, видно, каждое слово взвешивает, – мы посмотрим, к кому ещё тебя можно попробовать. Договоримся о просмотре. Есть Елена Германовна, тоже в ЦСКА, есть Этери Георгиевна, можем Татьяну Анатольевну попросить кого-то ещё посоветовать…

– Не, – Сашка головой мотает так, что косички взлетают, и выглядит почему-то спокойнее. Даже улыбается. – Если нет никого больше, хорошо. Я просто думала, что вам надо будет всем объяснять, почему я не хочу к ним пробоваться, если я сейчас скажу, что хочу у Светланы Владимировны остаться.

Зараза маленькая. Иногда заботливые дети хуже тех, кому по барабану – Сашка тому пример. Такой ерундой напугать надо ещё уметь.

– А ещё она обещала, что научит меня четверные прыгать, – продолжает Сашка, как ни в чём не бывало. – Я хочу быть первой из всех девчонок, кто все их выучит. Чтобы никакая олимпийская чемпионка не была круче меня только потому, что она олимпийская. А Светлана Владимировна обещала, что если я буду стараться, я всё смогу, а не начала говорить, что четверные только для мальчиков.

Если Сашка будет стараться, она и правда сможет. И четверные, и даже пятерные. Ваня улыбку задавливает, чтобы дочь не подумала, что он смеётся с её слов. Да, она в Сашу вся, сомнений тут быть не может. Та так же скрипела зубами и продолжала тренироваться и работать, пахать почти бесконечно, пока хватало сил. Кто-то работал, пока был запал – у них запал был всегда. Наверное, предложи он сейчас Саше в большой спорт вернуться, и они догонят тех, кто на вершине, в первый же год – а то и перегонят. На упрямстве и на работе. Пусть им уже чуть за тридцать, пусть десять лет Сашке, но когда он спрашивает себя, если они бы справились, он сам же и отвечает – справились бы.

Сашка кажется настолько довольной после каждой тренировки, что с каждым днём они всё больше убеждаются в правильности принятого решения. Правильно они сделали, что согласились отдать её в фигурное. Правильно сделали, что к Соколовской её привели – она женщина прямолинейная и простая чуть ли не до грубости, но это в ней и замечательнее всего. То, что она от ответа не уходит, каким бы ни был вопрос, то, что не подбирает по десять минут слова, рисуя в итоге неточную картину. Когда она им звонит в конце сезона и приглашает их к себе для важного разговора, Саша зовёт её к ним в ответ. Ване кажется, на милое «чаю с печеньем выпьем, поболтаем» его жены кто угодно купится и душу продаст. Он бы продал, если бы не сделал этого намного ранее.

Светлана Владимировна приходит не одна, мужчина, с ней пришедший, их ровесник примерно, и они и с ним знакомы, причём лучше, чем с ней изначально были. Имя Ваня вспоминает сам, ещё до того, как его им представят – Евгений Рукавицын. Они не то чтобы особо много общались тогда, в соревновательные времена, и он закончил раньше них, и изменился с тех пор – ну а кто не изменился? – но узнать его всё ещё несложно. К тому же на сборы дети, среди которых и Сашка затесалась, ездили двумя группами, и на паре фото лысеющая макушка мелькнула, а он запомнил.

– Мы с Женей, – говорит Светлана Владимировна, отпивая немного чая, – собрались объединять штабы и группы. Я отделяюсь от ЦСКА, он с учениками переезжает в Москву. С федерацией уже обговорили всё, лёд будет, будут условия для всех, но родители должны знать. Мало ли, вдруг вы захотите ребёнка куда-то забрать после этой новости.

– И многие захотели? – хмыкает Ваня скептически. Светлана Владимировна рот открывает, чтобы ответить. – Я имею в виду, нормальные, ну которым важны результаты, а не то, в каком спортивном клубе тренируется ребёнок.

Рот Светлана Владимировна закрывает обратно. Саша рядом улыбается, его ладонь своей находит, прежде чем Сашку позвать. Дочь прибегает сразу, растрёпанная, обниматься к Светлане Владимировне лезет, на Рукавицына косится недоверчиво, но не высказывает недоумения вслух. Хорошо воспитали.

– Саш, Евгений Владимирович – твой новый тренер, – Саша дочь обнимает и лбом её в плечо бодает – вовремя, потому что у Сашки уже глаза распахиваются и в них страх и обида безумная. – Он со Светланой Владимировной теперь вместе тебя тренировать будут, на другом катке.

Выдыхает Сашка шумно, расслабляется вся – напряглась-то как, оказывается. Они что, правда её так напугали?

– Я думала, вы меня от Светланвладимирны забрать решили, – заявляет она, и в голосе её настолько явно слышно облегчение, что почти смешно становится. Но ей уже, кажется, всё равно, что там они думают, она тренеров рассматривает с любопытством нескрываемым. – А вы брат и сестра, да?

Смеются они все вместе.

– Мы очень хорошие друзья, – поправляет её Соколовская. – Такое тоже бывает.

– Когда-нибудь, – говорит Сашка потом, вечером, уже сворачиваясь калачиком в кровати, обнимая плюшевого пёселя, – у меня тоже будет такой хороший друг, чтобы все думали, что мы родственники.

Ваня надеется, что так оно и будет. Его доча заслуживает такой дружбы.

========== Часть 2 ==========

– Ма-ам.

– М?

– А как лучше, один смайлик поцелуйчика или два?

Мама улыбается хитро, чмокает её в висок, быстро наклонившись. Сашке было бы стыдно идти к родителям с вопросами по тому, как лучше фанбазе мозги морочить, если бы родители её сами этому не научили. Они в своё время, конечно, в интернете не то чтобы наводили шороху, но запутывали всех мастерски. Настолько мастерски, что по их стопам потом пошли Волосожар-Траньков, тоже до самой свадьбы отрицавшие, что между ними что-то есть. Но Сашке ничего прятать не надо, ей бы интерес просто подогревать. Благо претендентов на роль её парня, из тех, кто публике нравится, целых четыре, и всем по барабану, что и она им как сестра, и они ей как братья. Четыре старших брата, с которыми можно и похулиганить, и хернёй пострадать, и наперегонки попрыгать четверные – у неё пока не все, но ей пока всего пятнадцать, и в награду за сальхов и за лутц у неё собака, а за тулуп она шутки ради попросила сестру. Дошутилась, собственно – Вася, большеглазое чудо, похожее на маму, как под копирку, заснула только что.

– О Сане пишешь?

– О Сане. Марк записал, как Саня меня на спине катал, вот выложу.

– Два ставь. Нет, погоди, не губки, а поцелуйчик именно. Губки у тебя для Макара были, помнишь?

Для Макара губки, для Саги поцелуйчик, для Марка глазки-сердечки, для Димы просто сердечки. Это в сказке три богатыря, а у неё богатырей четверо, и она от них не отстаёт ни в чём и не хуже них. Не отставать иногда сложно – а кому легко? Кто обещал, что будет легко? Если бы кто-то такое решил пообещать, она бы этого человека обвинила во лжи и больше никогда с ним не общалась. Вон, мама с папой, например, всегда предупреждали, что будет сложно, и чтобы она зря не надеялась, что всё будет даваться с наскока. Терпение и труд – и никак иначе. Благо это ей привили с детства. К тому же намного лучше мотивация, когда на одном льду с ней ежедневно тренируются её четыре богатыря.

Мама их предпочитает называть четырьмя всадниками апокалипсиса. «Чума, Война, Голод, Смерть, и Сашка» смеётся иногда Светлана Владимировна. Обидно тут только то, что ей прозвища не нашлось. Почти – Марк как-то раз сказал, мол, раз они четыре всадника апокалипсиса, она и есть апокалипсис. Спасайтесь все, Сашка Букина идёт.

Фанаты её апокалипсисом не называют. Фанаты называют её Русской Ракетой – титул почти. Приятный по-своему. Что-то в этом есть, сказал Макар, когда это её прозвище впервые узнал – она быстрая, и в прыжки ввинчивается так, будто собралась в космос. «Будто» слово хорошее – она в космос не собирается. Что она там забыла, лёд более гладкий? В невесомости, конечно, крутиться в прыжке можно до бесконечности, но это и не прыжок будет, так, ерунда какая-то. Мама с папой смеются, но не насмехаются – они и сами не только техничными всегда были, но и быстрыми. Не на это, конечно, упор делали, а на эмоции, которые фиг сыграешь, хоть они и морочили голову всем, пока карьеру не закончили. Если бы она не была одиночницей, может, и она бы так смогла?

А может и нет, тут же сама себе возражает Сашка. Она бы смогла так, как мама с папой, только если бы влюбилась в партнёра по-настоящему – сыграть что-то подобное она бы не сумела, в этом она уверена. А оно ей надо, любовь эта? Она ещё не все квады прыгнула. Ещё и Ханю, зараза японская, вторым олимпийским золотом обзавёлся, а пластинку никак не сменит – кваксель у него первый в мире будет, ха. Ещё дожить надо до квакселя. Добровольно она его не уступит никому, даже двукратному олимпийскому чемпиону, чтоб ему там икалось, в этой его Канаде. Её тоже запомнят, и без всяких там олимпиад. Вон, двукратная чемпионка мира среди юниоров, первая мультиквадистка в мире, а ещё даже из юниоров как следует не вышла. На взрослом уровне, конечно, соперницы посильнее будут, но она и сама не лыком шита.

Сначала, правда, надо триксель освоить. Папа обещал за триксель пуделя. Тинка ревновать будет, но привыкнет, в этом Сашка уверена. А когда все ультра-си соберёт, попросит самоеда – дом большой, места хватит всем. И Вася к тому времени подрастёт и ей тоже интересно будет. Пока что ей интересно – успеет ли к двухлетию Васи самоеда заслужить? Щенка, чтобы самой его воспитать. Наверняка вместе расти будут с Васей – двое малявок в доме самое то. И подружатся заодно. Правда, сложно будет наверняка через время – как сложно было ей привыкнуть к тому, что Плутона, с которым она росла вместе, больше нет – но это через время. Это потом. А пока что и ей, и Васе нужен будет друг.

Пока что она и мама с папой для Васи – лучшие друзья. Она рада, правда рада, что у неё сестра, как она и хотела. Младшие братья – классно, наверное, но у неё друзья есть, которые ей как старшие братья, и это наверняка не хуже ни разу. Старших-то ей мама с папой не родят в любом случае, для этого ещё не придумали способ. Нет уж, она своими всадниками апокалипсиса обойдётся. Они как раз-таки самые настоящие старшие братья, которые и поддержат, и в обиду не дадут, а попытавшемуся обидеть рога обломают. Ну и пусть родство не кровное, какая разница? Как будто это обязательно, и не полны те же сказки экстремально и нездорово дружелюбных героев, которые на каждый шорох реагируют неадекватно-радостным предложением побрататься или ещё как породниться. Сколько у среднестатистического сказочного героя при таком раскладе должно оказаться названных братьев и сестёр, Сашка не считала ни разу. Побольше, чем у неё, это уж точно. Судя по папиному дружелюбию, живи он в те времена, наверняка был бы одним из тех сказочных героев с армией названных братьев, сестёр, матерей и отцов. Она в этом плане в маму.

– А давай подкрут попробуем?

Ни тебе здрасте, ни тебе как дела – Макар лыбится так, что хочется спрятаться под скамейку. Димка, сзади к нему подъехавший, пальцем у виска крутит.

– Сашка у нас, конечно, маленькая и лёгонькая, – заявляет он, и от этого «у нас» привычно-тепло на душе, – но ты уверен, что поймаешь её? Это нас у неё четверо, а она у нас одна, не путай.

У Димки после неудачного – мягко говоря – сезона в глазах что-то новое появилось. Что-то похожее на то, что у Макара было, когда он на лёд после перелома вернулся. У Сани Самарина такой взгляд был после травмы, которая ему не то что кататься, а даже жить мешала как следует. У Марка и того проскальзывает такое иногда. Сашка знает, что это такое – Сашка такое видела где-то в глубине собственных глаз в отражении в зеркале, когда ей говорили, что она ничего не добьётся. Что она робот. Что она ничего не умеет, кроме как прыгать-прыгать-прыгать. Если пытаться подобрать этому чему-то название, Сашка бы это назвала решимостью – решимостью доказать всем, что они неправы. Доказать, насколько. Доказать, что они могут добиться того, чего хотят. Что они добьются, кто бы что ни говорил. Пусть в них никто не верит – они сами верят в себя. В них верят друзья и тренеры. А остальные могут утереться.

Неважно, как сложно будет, она справится. Они справятся. В конце концов, они вместе, они друг за друга держатся, друг за друга болеют. Стоят за спиной друг друга. И намного легче выходить на старты, зная, что её четыре богатыря болеют за неё, что у борта стоят тренеры, что мама с папой желают ей победы. Поклонники могут полюбить кого-то другого больше, чем любят её, и это будет нормально – дружба так легко не проходит. Родственные связи никуда не исчезают. Тренеры будут желать ей победы, даже если не будут её любить, пока она у них. Всё в этом мире на чём-то стоит.

– Макар, – она влезает в разговор, не дожидаясь, когда он развиваться начнёт, – ты прямо на льду хочешь начать? Давай лучше на матах, а? Чтобы падать не так больно было.

– Тоже думаешь, что не поймаю?

– Думаю, всё бывает.

Он не обижается явно на её недоверие – улыбкой сверкает так, что не улыбнуться в ответ не получается. Да и с чего бы ему обижаться? Не хуже неё знает, что бывает и правда всякое. И споткнуться можно до травмы, а уж тем более на лёд гробануться с высоты его роста, а то и больше. Нет уж, спасибо. Ей достаточно падений на лёд с собственных прыжков – синяки сходить не успевают. На их месте снова и снова расцветают другие, космосом расцвечивают кожу. Сашка не жалуется. Ей не на что жаловаться. Она выбрала себе такую дорогу сама, выбирает каждый день снова и снова, и даже если это любовь не «благодаря», а «вопреки», какая разница? Тем более что «благодаря» там тоже есть – даже больше, чем «вопреки».

Она уйти может в любой момент. Просто не хочет.

Поймать её Макар почти успевает – почти. Она группируется в последний момент, когда ясно становится, что на маты она упадёт, а не будет им аккуратно поставлена. Бывает. Нет, он всё-таки ловит, но совсем не так, как должен был бы, будь они парниками.

– Ещё попыток двадцать, – смеётся она, когда Макар её обеспокоенно оглядывает, – и научимся. И можно будет на льду меня ронять.

– Извини, Сашк, я…

– Впервые подкрут не видишь, а пробуешь, как и я, – перебивает она его, в шутку пихает легонько кулаком в солнечное сплетение – ощутимо, но не больно, даже не так, чтобы согнуться его заставить. – А значит, и не виноват ни в чём.

– Потренируетесь ещё и можно в парное переходить, – смеётся Марк. Сашка ему язык показывает – пусть дальше делом занимается, а не на них пялится. Время тренировки в зале ограничено. Тренировки вообще по времени ограничены. А жаль. Ей иногда хочется свою семью на каток привести, чтобы вообще никакой мотивации отсюда вылезать не было. Светлана Владимировна говорит, она так убьётся – Евгений Владимирович смеётся и говорит ей не ворчать. Мол, такой же была, чего теперь на ребёнка бубнишь? Сашке почему-то легко верится в то, что Светлана Владимировна была такой же, как она.

Но в парное она всё равно не уверена, что хочет. В танцы тем более – там прыжков нет, а надо оттачивать скольжение и прочее, что она так не любит. Не любит потому, что получается с трудом, на оценки влияет мало, да и вообще это не предел мечтаний. Ей бы научиться скользить как мама, если не как папа – мама говорит, скользить как папа сложно научиться, с этим родиться надо. Она без этого родилась, что уж теперь поделаешь? Но чтобы это наработать, надо поставить себе такую цель. Она пока что себе её не ставила. Может, пора?

Вдох, выдох. Оттолкнуться ото льда. Раз-два-три-четыре. Инстаграм ждёт – можно выкладывать. Хвастаться. Сладок даже сам факт того, что у неё получилось. Что она смогла.

– Флип на максимальные гое, умничка. Какого пёселя на этот раз хочешь?

Папа улыбается так, что и слепой заметит гордость и радость. Ну да, подарок за квадфлип они не обсуждали. Четвёртый её квад, между прочим, хотя на соревнованиях она на него пока не готова идти. Сезон ещё не начался как следует, даже Непела и то на следующей неделе. Сашка ладошки тянет, дай пять, мол, улыбается ещё довольнее, когда папа отбивает обе, прежде чем её к себе притянуть и в макушку чмокнуть. Она растёт, тянется, скоро мама перестанет так легко дотягиваться до её макушки, если так продолжится. Всё равно она мамина и папина дочурка, какой бы высокой ни выросла.

– Не пёселя, – говорит она, пристёгиваясь, щурится хитро. – Хочу чтобы вы с мамой меня скольжению поучили. У нас, конечно, крутая тренерская команда, но олимпийских медалистов в танцах в ней нет. Не помешает.

Почему-то папа выглядит так, будто подарок за её прыжок получил он, а не она. Она от своего подарка всё равно не отказывается, впрочем.

========== Часть 3 ==========

Их почему-то называют ТЩК. Её и двух её соперниц – девчонки замечательные, кстати, они могли бы подружиться, если бы катали на одном льду. Алёнка бойкая, живая, трещит без умолку, Аня, напротив, тихая, похожая на фарфоровую куколку. Называют их так с первых моментов, когда они три между собой делили самые высокие места и результаты, когда ещё на юниорском уровне они начали доказывать миру, что они лучшие. Что таких, как они, найдут – но с трудом и мало где. Редко где.

В России, смеются они с девчонками, всё-таки люди немного другие. А иногда и намного.

Когда они в Турине показывают одна другой языки, пока ни одна камера этого не видит, со ступенек подиума, а потом дружно с этого хихикают, их в который уж раз называют соперницами навеки, и в который уж раз сокращают до сухого ТЩК. Уже на показалках Алёна фотографируется с другими победителями – Саша делает селфи на их фоне, чтобы отправить маме с папой, оставшимся в Москве. Ещё одно селфи улетает в чат, незамысловато названный «Сашка и всадники Апокалипсиса» – Санёк и Дима с ней на фото, показывают «рожки» за её спиной, а Марк и Макар дома. Тренируются. В сторис летит третье фото, где ребята её обнимают оба, а Димка ещё и в висок целует. Путать фанатов – святое дело. Аня хихикает, фотографируя их, вздыхает картинно, хитрые огоньки в глазах не спрятать, как ни старайся.

– Ну что?

– Да ничего, – Аня губу прикусывает, явно пытаясь сдержать улыбку – безрезультатно – и возвращает ей телефон. – Вы такие прикольные, я не могу. Если бы не знала, тоже бы думала, с кем из четверых ты на самом деле мутишь, и нет ли кого-то пятого.

– Я ещё так, по мелочи, – Сашка плечами пожимает, легонько её локтем пихает, удостаивается ответного пихания. – И мне легче, в интернете все подряд сидят. Когда катали мама с папой, в интернете так весело не было, и всё равно все их обсуждали. Он делал вид, что у него другая, она делала вид, что у неё другой, и были такие, которые не только верили, а ещё и очень обиделись, когда выяснилось, что это не так.

– Ну да, другая лига, – соглашается Аня, улыбается, машет рукой Алёне. Алёна машет им в ответ, довольная, разрумянившаяся, сияет от счастья так, что глазам больно, и обнимает всех. К ним тоже едет, руки раскинув, обнимает крепко, так, будто твёрдо намерена пару-тройку рёбер им переломать. Не со зла, это ясно, не задумываясь даже.

– Са-ань, – тянет она с милой улыбкой, и предчувствие внутри появляется самое что ни на есть противненькое. – Сань, а Сань, а как ты думаешь, кто может больше квадов подряд сделать, ты или Нейтан?

– Каскады четыре-четыре ещё никто не делал, и я не готова быть первой прямо тут, – заявляет Сашка в ответ. Предчувствие подсказывает, что она с кем-то поспорила – Аня говорила как-то раз, что Алёна спорить обожает. – Только если разгоняться между прыжками можно будет. И то сильно много не смогу.

Алёна её к центру катка чуть ли не пихает сразу после этих слов. Это значит «ну ладно» что ли? Вот ведь зараза! Нейтан ей зато подмигивает и руки протягивает ладонями вперёд – и чуть ли не сияет, когда она его ладони отбивает.

– Я ещё не все квады прыгаю, – предупреждает она его, английский собственный кажется корявым и неловким. Ну, наверное, он бы уже знал, если бы она все их собрала – как покемонов, приходит в голову сравнение – не так много людей, которые прыгают их все. – Так что давай какой-то, какой мы оба сможем.

– У меня идея получше, раз так, – он улыбается так широко, что, кажется, почти нереально так. – Давай параллельно попрыгаем все, что ты умеешь? Ну, я постараюсь параллельно, я же всё-таки не парник.