Текст книги "Когтевранский шарф (СИ)"
Автор книги: Cinnamon7
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
Он сжимает ее локоть и наклоняется к шее девушки, прижимаясь грудью к ее спине.
– Где ты была сегодня ночью, детка?
«Детка». Так ее иногда называл Джордж.
Девушка напряжена. Она готова в любой момент сорваться, она готова кричать! Но она молчит. Она не смеет ничего сказать. Только старается сконцентрировать взгляд и кусает губы.
– Мне нет дела до твоей причастности к делам Уизли, – ее голос звучит эхом, он пугает саму девушку. Так холодно и жутко звучит он в дуэльном зале. Так безразлично. Так жестоко. Но к кому? Не к Дэвиду, ему все равно. Она жестока, но Джорджу только предстоит об этом узнать. – Я принимаю твое предложение.
Дэвид зарывается лицом в ее волосы, он нежен и острожен. Ее трясет от его прикосновений, его горячее дыхание на ее коже запечатлевается огненным клеймом.
Кинон кажется, что стены комнаты сдвигаются над ней, они сужаются все сильнее. От утренней свежести ее тело дрожит в болезненном ознобе.
Стены сдвигаются все сильней.
Он все знает. Видел ли лично, неизвестно. Но он мог догадаться. Он всегда подмечал малейшее изменение в ее характере.
Всегда был осторожен.
Всегда был жесток.
«Я ненавижу тебя, Дэвид Макалистер»
Он разворачивает ее к себе за плечи. Его тощие цепкие пальцы врезаются в ее свитер.
– Я знаю, с кем ты была сегодня ночью! Знаю! – повторяет он у ее лица и сильно трясет за плечи. – Я… – он часто дышит, злость его нарастает, – Я знаю о каждом твоем шаге. Я вижу твою душу, Кинон! Эй, Хогвартс! Слышите все: моя невеста спит с предателем рода! – он страшно трясет ее за руку и кричит.
Фрея молчит. Она кусает губы и молчит.
– Что же ты скажешь в свое оправдание? Любишь его? Черта с два ты его любишь! Ты чертова сучка, Кинон! – он швыряет ее на пол. Она падает, стискивает руками разбитую коленку, но молчит.
Так будет лучше.
Грудь Дэвида яростно вздымается, он возбужден до предела, его глаза остекленели, в них пульсирует ярость. Он готов разрушить что угодно. Но внезапно он смиреет и бросается на колени перед девушкой. Он подхватывает ее предплечья и заглядывает ей в лицо. Она бледна, как зимнее небо, плачущее снегом. Ее волосы рассыпались по плечам.
– Прости меня, детка, – шепчет Дэвид, прижимаясь щекой к щеке девушки. – Прости меня, прости… Прости за все, что я говорил, за все, что делал! Это ведь был я, милая, я. Это я сделал последний удар той ночью, из-за меня Уизли попал в лазарет. Этот придурок Клайд с палочкой управляется, как с топором, что говорить о заклинании такой сложности! Ты, верно, уже прочла все справочники в поисках заклинания, которое я послал прямо в лицо твоему ублюдку. «Сектумсемпра». Я желал ему смерти, я … я мечтал увидеть, как его лицо побелеет и сморщится. Я уже видел его плачущую мамашу. Я видел! – он продолжает трясти девушку за плечи, – Говори со мной, Кинон, говори! Я видел, как его гроб опускается в землю, как этот мерзавец улыбается холодными губами под двухметровым слоем земли. Я желал его смерти, потому что ты больше не принадлежала мне! Я вижу, как по твоим губам маленькими ручейками расползается кровь, говори со мной, Кинон! Теперь все кончено, и я хочу твоей крови так сильно, как смерти Уизли. Я возьму твою кровь… – он наклоняется к ее лицу и впивается губами в губы Фреи, ощущая солоноватый привкус крови.
Его губы расползаются в удовлетворенной улыбке. – Я сумасшедший, детка, сумасшедший, – шепчет он перед ее лицом.
Она зажмуривается, не в силах смотреть на него.
Он покрывает поцелуями ее щеки, лоб, оставляя на их мертвенной бледности отпечатки своих кровавых губ. Он снова впивается в ее губы и слизывает языком кровь из ранок, он ненасытен.
Его восковые черты лица кажутся ненастоящими.
– Теперь все кончено, детка, все кончено, – он хрипит, целуя ее лицо, – Я жалок, детка. Я сумасшедший. Но ты теперь моя. Моя. Ты больше не принадлежишь ему. Ты моя. Моя целиком.
Его трясет.
Он плачет.
Соль его слез смешивается с кровью на лице Фреи.
Так будет лучше.
– Моя Фрея…
Дэвид обессиленно опускается на пол и кладет голову на колени девушке. Он плачет. Его лицо влажно от крови и слез, он закрывает глаза. Кинон не смотрит на него. Ее пальцы тянутся к его волосам, она касается их непроизвольно.
Она жестока, но Джорджу только предстоит это узнать…
========== Все кончено ==========
Остаток каникул Фрея провела в особняке Макалистеров. Она ходила по комнатам, как во сне. Реальность проскальзывала сквозь ее пальцы, и она не пыталась ее удержать.
Фрея говорила мало. Не сопротивлялась ласкам Дэвида. За время ее пребывания в особняке, он дважды ночевал в ее комнате. Она не смотрела на него. Когда она оставалась одна, то не могла заснуть. Под ее глазами обозначились синеватые круги, она чувствовала себя раздавленной и опустошенной.
Приходили письма от Джорджа.
Она плакала и сжигала их на кухне, не распечатывая.
Она лила слезы на дорогое платье из черного бархата.
Ненавидела это платье.
Плакала и смотрела на тлеющие в камине странички. Треск пламени казался ей тоненьким криком исписанных неровным почерком страничек. По ночам она слышала, как Джордж звал ее по имени. Он произносил его мягче, чем Дэвид.
«Не плачь, детка»
Каникулы миновали, наступил страшный день. Фрея не спала перед этим днем. Она знала, что должна сделать.
Она всерьез задумалась, что умереть было бы легче, чем посмотреть в глаза Джорджу.
Она хотела умереть.
Они встретились взглядом на лестнице, в бурной реке учеников, снующих в поисках расписания лекций. Он стоял на верхней ступеньке лестницы, а она на нижней. Завидев ее, он помахал ей рукой. Джордж хотел протиснуться сквозь толпу, но не смог пройти и двух ступенек вниз. Фрея качала головой.
В другой раз. Еще встретимся.
Он показывает ей жестами, что будет ждать ее внизу после лекций.
«Я люблю тебя, Джордж Уизли».
На лекциях Кинон держится несобранно. Она не может сосредоточиться.
Она испытывает острое желание выбежать на середину класса и закричать, что есть силы. А затем поколотить Дэвида. Так, чтобы он больше никогда не целовал ее шею.
Оторвать его губы ко всем чертям.
Сжечь их, как она жгла письма от Джорджа.
«Я ненавижу тебя, Дэвид Макалистер»
Джордж рад видеть своих друзей после каникул. Теперь, когда жизни его отца ничего не угрожает, он решает, что с него хватит. Они с Фредом улезнут из Хогвартса совсем скоро. Совсем скоро Хогвартс для них станет пройденной ступенью. Здесь их ничего больше не задерживает. Ни преподаватели, ни уроки, ни бизнес. Теперь они могут колдовать вне школы, трансгрессировать, торговать своими изобретениями самостоятельно, жить на широкую ногу отдельно ото всех, кто носит фамилию Уизли. Теперь они знали, что свобода настолько близко, что от осознания этого у обоих начинала кружиться голова. Мир взрослой жизни казался им обоим необъятным и привлекательным. Они заживут по-новому. Все изменится.
Однако действительно поговорить Джорджу и Фрее не удается в течение ближайших двух недель. Она староста. Она отвечает не только за себя. С занятий ОД она уходит раньше положенного, ее отчужденное поведение пугает Джорджа, но он списывает все это на ту самую ночь. Он часто вспоминал тот приглушенный свет, одурманивающее сознание предвкушение соприкосновения с ее телом, аромат ее волос…
Если бы он не уехал в ту ночь.
Если бы он не оставил ее одну.
Сколько он мог бы сказать ей.
Сколько ласк еще подарить, сколько часов провести рядом!
Но он уехал. И все изменилось.
– Я думаю, твои дела теперь идут неплохо, дружище. В некотором роде, я тебе даже завидую, – говорил ему Ли Джордан во время одной из их вечерних посиделок в общей гостиной. – И компаньон у тебя надежный есть, и бизнес процветает, и родители здоровы, и школе ты скоро махнешь рукой! – Ли зажмурился от наслажденья, вообразив себя на месте Джорджа. – И девушка у тебя красивая. Наконец-то дружище, ты в стае. Не то что раньше. Ведь она староста, верно?
– Которая? – влез в разговор Ник Каймаковский, кудрявый зевака, коротавший время в одном из кресел у камина. Он случайно услышал разговор, и его предмет живо заинтересовал Ника. Братьев Уизли он уважал, как и все гриффиндорцы, а потому их делами интересовался, как своими собственными.
– Она не с нашего факультета, с Когтеврана, – раздраженно отмахнулся Ли. Ему не нравилось, что Каймаковский лез не в свое дело. Он вообще редко вмешивался в разговор, не ляпнув чего-нибудь неподходящего. Он был как раз из тех людей, которые узнают все новости первыми и напрочь лишены ощущения долга быть деликатными.
– Это та, которая раньше с таким высоким слизеринцем…
– У тебя блестящая память, Ник! – саракастически повел бровями Ли.
Джордж явно напрягся.
– Ты меня не ругай, Ли, это ни к чему. Я видел ее недавно снова с ним. Макалок… Мухошлеп… Как же фамилия? Почти как у нашего профессора Трансфигурации. Она уезжала вместе с ним в середине каникул.
– Ты-то откуда это знаешь? – опомнился Ли, прервав мозговой штурм Ника.
Джордж побледнел.
– Как? Ты ничего не перепутал? – Уизли подлетел к креслу Каймаковского.
– Они, говорят, помолвлены с каких-то лохматых годов. Вот она и ездила к нему на каникулы. С семьей зна…
– Замолчи! – рыкнул Джордж. Казалось, что его ударили чем-то тяжелым по голове. Так рассеяно он выглядел. Слова Ника его совершенно обезоружили. – Этого решительно не может быть, – бормотал Джордж, не обращаясь ни к кому. – Она ведь обещала…
Ли Джордан смотрел на Джорджа с мукой в глазах, словно это он узнал, что его девушка помолвлена с другим.
– Неужели все это время, что мы были вместе, она скрывала свою связь с этим скользким…
Он почувствовал, как у него темнеет в глазах, и вылетел вон из гостиной, рявкнув портрету пароль настолько угрожающе, что Полная дама едва не подняла возмущенный крик на весь коридор.
Ли Джордан бросил красноречивый взгляд в сторону Ника, постучал кулаком себе по виску, кивая на Каймаковского, и отправился в спальню.
Вслед за братом в тот вечер исчез и Фред, при разговоре безмятежно дремавший на соседнем диване в гостиной. После этого их никто не видел в течение нескольких дней.
Кинон напрасно искала встречи с ним. С одной стороны она радовалась, что момент их разговора каждый день оттягивался. Но ей было нестерпимо встречаться с ним взглядом.
Ей было стыдно.
Теперь она знала, почему Джордж отмалчивался. Ее самые страшные догадки подтвердились. Это из-за Дэвида Джордж так много времени провел в лазарете, балансируя на грани жизни и смерти.
Фрея радовалась здоровому виду Джорджа теперь еще сильней, ведь он выжил на зло Дэвиду. На зло ему ходил и улыбался ей.
«Я ненавижу тебя, Дэвид Макалистер»
Пусть теперь Макалистер владеет ею, но зато он больше не обладает властью над Уизли.
Больше не будет угроз их семье, только не из-за Фреи. Только не из-за нее.
Теперь она в этом уверена.
Но вскоре они встретились в шумном коридоре между второй и третьей лекцией. Накануне обеда. Он сам нашел ее. Он смотрел на нее холодно. Рядом с ним ксерокопией возвышался невозмутимый Фред. Они оба стояли со скрещенными руками на груди напротив старосты Когтеврана.
– Привет, детка, – поздоровался Джордж.
– Я рада тебя видеть, – сдавленно ответила Фрея. – Я должна поговорить с тобой.
Она намекала на неподходящее место и компанию Фреда, но Джордж не обратил внимания на ее тон.
– Видишь ли, староста, – влез в разговор Фред, – мы с братом поспорили на одну штуку.
Джордж сверлил взглядом эту старосту факультета Когтевран. Казалось, он еще сомневался, правильно ли поступает. Но когда заговорил Фред, он не стал молчать. Он подхватил фразу, начатую братом, не отводя взгляда от глаз девушки.
– Уговор был, проверить с кем мы имеем дело, – с пренебрежением объяснил он.
– С дамой или девой, – продолжил за брата Фред. – Я ставил, что ему хватит и пары месяцев, чтобы это узнать. Но он оказался слишком сентиментальным и уложился в семестр.
Фрея застыла, забыв как дышать. Она не моргая смотрела в холодные глаза Джорджа.
Что произошло?
– Таким образом,… – не уступал Джордж, запуская руку в свой карман. Он неожиданно обернулся к толпе шестикурсников с Пуффендуя и Гриффиндора, дожидавшихся Заклинаний, – Эй, ребята, ай-да сюда!
Толпа послушно приблизилась к близнецам, заключив старосту в людской круг.
– Таким образом, – продолжал Джордж, – я публично заявляю, что проиграл. Он взглянул на Фрею с болью в глазах, которая быстро сменилась безразличием. – Она, вопреки моим ожиданиям, оказалась девой, товарищи! Но ненадолго.
Стены сдвигаются все сильней.
У Кинон от такой жестокости все кружится перед глазами. Что они оба устроили? Почему он так холодно смотрит в ее сторону, зачем говорит все это?
Меж тем толпа зевак все увеличивалась. Люди шли через самый людный коридор, видели посреди него столпотворение, и спешили к месту событий.
– Что ты несешь, Джордж?! – прошептала она, отшатнувшись от близнецов.
– И я буду рад, – продолжал Фред на потеху голодной публике, не обращая внимания на старосту, – получить свои законные… напомни, сколько?
– Шесть сиклей, – отозвался ему Джордж. Он извлек монеты из своего кармана и на глазах у всех вручил их ухмыляющемуся брату.
Фрея отступила на шаг назад, в глазах у нее потемнело.
– Хочу сказать, старосты Когтеврана самые стойкие, ими ни за что не овладеть в первые недели вашего знакомства! – страшно смеялся Джордж.
– Несмотря на это, я все-таки рад, что жребий выпал не мне, – не отставал от брата Фред, усмехаясь, – а моему дорогому Форджу, ведь я бы не выдержал и двух недель в обществе такой зануды с Когтеврана!
– Ты устроил все это, чтобы заработать шесть сиклей? – через силу проговорила Фрея, умоляюще посмотрев в сторону Джорджа.
Стены все сильнее сдвигаются над ней.
Он отвел глаза, не желая смотреть в ее сторону. Он не передумает. Теперь все кончено.
– Времена сейчас тяжелые, – ответил он, – каждый сикль на весь галеона. К тому же, нам обоим ведь было довольно весело, неправда ли? – он не смеялся. Он контролировал свой тон, никто, кроме Фреда не мог почувствовать, что его нервы на пределе и он вот-вот сорвется.
Кинон не смогла больше оставаться в людском кругу среди ухмыляющейся толпы. Двое здоровых верзил в черных мантиях с красно-золотой полосой расступились перед ней, похихикивая.
Вскоре братья Уизли с шумом покинули Хогвартс, оставив позади себя разбитые сердца, сорванные экзамены, испорченные нервы и огромное болото посреди Вестибюля.
Так началась их взрослая жизнь…
========== Эпилог ==========
Дэвид Макалистер погиб в битве за Хогвартс, пав от случайной вспышки заклятья, брошенной одним из Пожирателей смерти в невидимого противника.
Его тело положили рядом с телом Фреда Уизли. Он улыбался всем мертвыми губами, улыбкой, которую так мечтал увидеть Дэвид. А теперь он лежит на холодном полу в шаге от него, но не может этим насладиться.
Он получил по заслугам. А Фред при встрече еще продемонстрирует ему Уизлину мать. Но это будет уже совсем другая история.
Джордж Уизли же, потеряв брата, отныне чувствовал себя человеком лишь наполовину. А это означало, что частичка его сердца остановилась вместе с улыбкой на губах Фреда.
Их последней общей улыбкой.
Он забрал ее с собой, оставив Джорджа наедине с его одиночеством.
Ему больше не хотелось жить. Ему казалось, что умереть было бы проще. Но каждый раз, когда ему грезилось, что он дошел до точки, что-то удерживало его.
В один из таких дней, когда он почувствовал, что больше не в силах выносить это существование в мире, где он больше не может дарить людям радость, потому что сам не может смеяться, он получил сову со свертком хрустящей коричневой бумаги, привязанным к лапке.
У него не было никаких идей насчет содержимого свертка, и он развернул пакет из праздного любопытства. Вместе с клочками бумаги на пол упало что-то мягкое. Джордж опустился на колени, обнаружив содержимым свертка синий шарф в тонкую белую полоску. Его легкие прожгло насквозь, и воспоминания замелькали у него пред глазами.
Он никогда не имел ничего против умышленного членовредительства, но вместе с тем не был жесток.
До того дня, как решил ответить предательством на предательство.
Он не смог понять поступок Фреи. Не нашел сил поговорить с ней.
Он был слишком горяч, его глаза застила ненависть ко всем, кто учился в Слизерине и чьи родители были большими шишками в Министерстве.
Услышав о том, что после всего того, что произошло, Фрея могла так с ним обойтись, он решил, что с него довольно.
Он был оскорблен, его сердце показалось ему разбитым, и он впервые решил поступить жестоко. Разыграть сцену в коридоре, публично признавшись в проигранном споре, которого до того самого дня и не было. Он сам придумал его. В тот вечер, когда Каймаковский проболтался.
Он придумал каждое слово, которое скажет ей. Но не придумал, как сам справится со своими нервами, когда все будет кончено. Он ненавидел, когда его бросали. И не смел позволить этого Кинон.
Он сам это сделал. Он понимал, что как бы долго она ни скрывала от него свою помолвку, разговор между ними должен был произойти неизбежно.
И он должен был остаться один после этого разговора.
Он понял, что настал момент, когда необходимо все разорвать. В точности, как говорила она.
Но после смерти Фреда он осознал, что поспешил и не оставил себе времени, чтобы поступить правильно.
Он вспоминал ее.
Ее бледные щеки. Черные волосы. Ее голос звучал у него в мыслях.
“Ты невозможен, Джордж Уизли”
Он привык не обращать внимания на это, он сам не заметил, как воспоминания о ней стали частью его жизни.
Он поднялся, сжимая в руках шарф, и посмотрел в окно. Небо улыбалось снегом, осыпая асфальт пушистыми хлопьями. В точности, как в тот вечер в Башне Астрономии.
Неужели она простила?
Он простил ее уже давно.
Через третье лицо он узнал об угрозах Макалистера, об их с Кинон давней помолвке, которую она едва не расторгла из него, Джорджа. После смерти Дэвида все стало неважно, и его недавние однокурсники свободно вспоминали о нем.
Именно тогда он понял, с чем Фрея хотела порвать в ту ночь. Она была готова порвать с Дэвидом, а не с ним, как ошибочно рассудил Джордж в день, когда Каймаковский проболтался, и он придумал спор.
Но именно в ту самую ночь на его отца напали. И Фрея решила больше не рисковать семьей Уизли.
Это он был жесток к ней. Он, Джордж Уизли. Она хотела только его спасти.
Джордж неожиданно почувствовал, что не хочет умирать. По крайней мере, это желание ощущалось у него теперь не так остро. Теперь он знал, что где-то в Англии есть человек, с которым он поменялся.
Он больше не бросит ее.
У нее есть его шарф. У него теперь есть ее. Она помнит.
Он больше не бросит ее. Девушку, которая не побоялась прислать ему свой шарф теперь, когда он дошел до точки.
Нет больше ничего.
Есть только белый свет от окна.
И мягкий Когтевранский шарф его старосты Кинон.
