Текст книги "Старый грифон (СИ)"

Автор книги: Чук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Да, это поколение много о чем забыло.

Например, о том, что до своего правления Лорканн был придворным магом Неблагого Двора. То есть имел дело со всеми видами ядов, которыми можно попытаться отравить змея или птицу, Счастливчика или самого Лорканна.

Забавно.

То, что Счастливчик тогда выживал раз за разом, со стороны казалось чудом, хотя грифон официально состоял в должности придворного мага, а неофициально – друга монарха. Друга, добровольно выполняющего работу управляющего и телохранителя. Обойти его защиту всегда было трудно, так же, как увернуться от нападения.

Переливчатый вой с крыши вернул Лорканна в реальность: судьба выбрала им путь страшнее и изящнее, поменяла все местами, спутала карты, как дурная девка в поисках развлечений, зато теперь он, Лорканн, последний выживший и единственный не ставший историей укротитель змея может обращаться к Семиглавому и в самых нетривиальных случаях.

Бывший живым ужасом неблагих земель похлеще Ужаса Глубин (что, как подозревал иногда Лорканн, подводную зверюгу оскорбляло), со временем – конечно, после укрощения – Семиглавый увиделся ему удобным, простым и очень полезным. Никакой ночной преступности! А с восходом солнца на огонек мог подоспеть для разбирательства и он сам, на правах дневного ужаса (что, как подозревал иногда Лорканн, подводную зверюгу, опять же, оскорбляло). Так Семиглавый стал не ударом судьбы, а принятым решением Лорканна. Лорканн очень любил выворачивать любые атаки себе на пользу.

Лорканн всегда любил изящные и не разовые решения!

Во всем, пожалуй, кроме драки.

Вот и теперь он кулаком пробил защитную стойку, вероятно, лучшего мечника дома, приложил несильно спиной о стену, с внезапно проснувшимся интересом пронаблюдал за сползающим воителем, а затем резко обернулся и выплюнул скопившийся яд в лицо четвертому нарушителю спокойствия Золотого города.

Этот яд – довольно мерзкая штука, особенно в концентрированном виде, поэтому пришлось подождать, пока пострадавший перестанет столь бешено кататься по полу и выть, что его невозможно было толком удержать. Грифон спокойно выжидал, сложив руки на груди и прислушиваясь к происходящему: кажется, кое в чем он все-таки ошибся! Бежать из дома никто не собирался, придется и пятого искать вручную!

Однако это придало дополнительной бодрости и обрадовало, от ярости грудь поднималась легко, тело пело, ожидая разминки, а голова была ясна как никогда – ни сонной одури, ни лишних мыслей, ни мягкосердечных поползновений! Лорканн ощутил себя живым и настоящим, но оттого и более пугающим, что отдельно грело свирепое сердце.

Наконец, отравленный перестал завывать, остановился, чем Лорканн и воспользовался – вышвырнул его в тот же пролом крыши, что и предыдущего. Семиглавый не подвел, будто сидел и ждал именно этого движения, завыл довольно, переливчато, чуть не урча.

Такой обильный завтрак!

Лорканн против воли улыбнулся – все складывалось весьма удачно. Пятого потомка поглупевшего за всего-то пару тысяч лет рода он собирался разыскать быстрее: находиться вне парка долго было изматывающим испытанием, слишком мало магии осталось в воздухе и огне.

Стоило, правда, шагнуть дальше по второму этажу, как навстречу ему выползла неприятная старуха. Древняя, но не старше Лорканна, сморщенная, хотя глаза с вертикальными зрачками только и делали, что выглядывали добычу. Седые змеи, аккуратно собранные на голове, отрастали, судя по устрашающим размерам прически, очень давно, возможно, от сотворения Золотого города, если не мира.

Грифон пригляделся и досадливо вздохнул: конечно, куда уж тут денешься от судьбоносных встреч, видимо, ночь такая!

– Итак, Натэйр, ты полагаешь, что раз я исчез, то все забыл? – голос Лорканна выражал столько сомнения и недоверия, сколько мог. А мог он много. – Или ты посмела думать, что раз меня не видно, это дает право вам, змеям, нападать на птиц?

Старуха ввинчивалась взглядом словно под саму каменную броню, на целое мгновение грифон почувствовал себя голым, лишенным даже перьев, а потом мстительно поднял сразу несколько слоев защиты, вышвыривая мерзкую змею за их границу, отбивая беззубую, растерявшую яд челюсть, примеривающуюся укусить. Коварство, впрочем, и разум старая гадина не потеряла. А то, что её дежурная попытка захватить его сознание была близка к осуществлению, лишь разозлило грифона.

– Смею напомнить древнему королю, что ты не король более, Лорканн! И по-прежнему не умеешь ходить в гости, заставляя хозяев прятаться по щелям! Неблагой грифон! – бабка зло зыркнула, опять стараясь вернуть ему ощущение неловкости и уязвимости.

Лорканн залился тем смехом, что когда-то давно выводил из себя Мидира, вынуждая того беззвучно скалиться, а потом раскатисто рычать. От их последнего обмена любезностями, помнится, осталась покореженная горная цепь на границе, и вспоминать об этом было приятно. Грифон тысячекратно лучше столкнулся бы сейчас со своим добрым недругом, чем воспитывал пригретую в Золотом городе змеюку.

Больше всего Лорканна раздражало то, что это именно он пустил Натэйр в городскую черту. Ну что ж, если понадобится, он лишит этот дом права называться частью столицы, а полезный Семиглавый доделает остальное.

Смех, к некоторому приятному удивлению Лорканна, выводил из себя, похоже, не только Мидира – Натэйр напряглась, будто ожидая удара, выпятила челюсть и пригнула голову.

– Ты никогда не блистал вежливостью, Лорканн, но смеяться мне в лицо, в моем доме, после бесславной гибели четверых моих прапраправнуков!.. – змея зашипела так, будто это действительно было оскорблением.

Лорканн хмыкнул, скрещивая руки на груди:

– Вынужден напомнить старой Натэйр, что даже если я не король сейчас, Золотой город был возведен и обзавелся Свободами именно благодаря мне! И не последняя из тех свобод: не сметь обижать птиц! – грифон и не хотел даже особых эффектов, но почувствовал, как сами собой зло разгорелись глаза. – Ты клялась мне в этом, когда молила о возможности зайти со своим осиротевшим выводком, спастись от тварей побережья, сожравших твоего мужа! И не думай, что я забыл!

Змея сморщилась так, как будто съела что-то кислое, но глаз не отвела, прожигая Лорканна ненавистью в ответ. Впрочем, и не возражала – он не лгал.

– Неплохой уплатой за моё гостеприимство было бы именно выполнение твоей простой клятвы, – памятник склонился, чтобы заглянуть старухе в глаза, где ясно читалась бессильная ненависть. – И я, согласись, страшно милосерден, раз беру плату лишь виноватыми твоими потомками, Натэйр. За нарушение условий того старого договора я мог бы выкорчевать вас подчисту-ую-у! – голос стал радостным и предвкушающим.

Старуха вздрогнула, почуяв, до чего близко прошла гибель, насколько возможна была полная расплата – и опустила плечи, принимая вид разбитый и смиренный.

Обманщица! Вот уж чему Лорканн не верил давным-давно, так это внешнему впечатлению. Полностью подтверждая его подозрения, Натэйр заговорила опять, с плохо скрытой злобой:

– И древний грифон пустил змею-мать в город, разумеется, потому, что почувствовал прилив милосердия! – последнее слово старуха просто выплюнула ему в лицо. – Не обольщайся, Лорканн, я знаю, отчего ты помог мне и пустил тогда! Твоему, вашему городу были нужны жители, чтобы стать столицей! Счастливчика манила слава, но ты-то, ты-ы-ы!..

Когтистая рука взметнулась, хватая воздух перед лицом спокойно стоящего грифона. Он допускал, что Натэйр могла догадываться. И конечно, милосердием к ее малым сироткам там и не пахло. Лорканн прищурился, довольно улыбаясь, да, он никогда не делал ничего просто так!

– Ты-ы! – указательный палец почти упирался в каменную грудь, но Натэйр ещё хотела жить, потому не касалась своего короля.

Что бы она там ни твердила, королем по сути Лорканн быть не переставал. Поначалу он был королем магии, потом Счастливчик вынужденно и нежеланно для всех уступил ему законную и полную власть. Все так или иначе уступали. Всегда.

Возможно, это было его проклятье.

– Ты-ы! Думаешь, что всех перехитрил, но я-то знала, знала, знала, зачем тебе нужны жители! – тусклые зеленые глаза с вертикальными зрачками уставились на него в упор, заставляя Лорканна скривиться в наигранно недоуменной гримасе. – Тебе нужна магия, которую приносят на своих хвостах любые неблагие! Оттого она всё ещё жива посреди Искажения! Оттого всё ещё жив ты! Магия – жизнь! И в жизни тоже магия!

Лорканн все-таки не выдержал и рассмеялся, качнувшись на каблуках, с трудом выпрямившись и походя опять оглушив подползающего воина.

– Натэ-эйр, ты всё упрощаешь! Магия и жизнь – я не знаю более тонких материй, а ты рассуждаешь о них так, словно можно набрать их в чашку, чтобы потом перелить в кувшин и натаскать в итоге целое озеро! – прикрыл глаза, смаргивая слезы смеха. – Не будь наивнее собственных неопытных потомков! Даже мой столетний внук не рассуждает схожим образом! Уж тебе-то! Тебе просто должно быть стыдно!

Старуха поджала губы, чувствуя, что серьезность обвинения опять разбивается о смех неблагого грифона. И все же договорила:

– Мы ничего не должны тебе за твое гостеприимство! Мы оба лишь выиграли от той сделки!

– Возможно, – Лорканн склонил голову к плечу, сам себе внезапно напомнив внука, – но кроме сделки, Натэйр, ты должна вспомнить и о клятве, – его голос стал серьезным и зазвучал бесстрастно. – Клятве не чинить зла птицам, уважать чужую свободу, не оспаривать решений короля Золотого города и Неблагого Двора! Ты клялась за свой род, клялась своей жизнью!

Глаза Лорканна разгорелись злой желтизной, свирепой, кровожадной, ярость находила выход, а Натэйр пятилась, осознав, что уйти от грифона живыми – вот истинная удача, её предел сегодняшней ночью.

– Ты клялась, Натэйр! – вокруг Лорканна поднялся живой ветер, покоряясь до команды, выражая готовность к службе. – Ты клялась, и благодари старых богов, которые тебя все равно не услышат, что я готов проявить милость! Сегодняшней ночью умрут лишь виновные! В следующий раз я убью всех мужчин, а в третий, если тебе не повезет, и ты не сможешь удержать змееголовых в рамках своей клятвы, я приду за всеми и каждым из вас!

Слова отзвучали, и старуха застыла, содрогаясь от ужаса, со вздыбленными, развернувшимися из прически змеями, взирая на Лорканна в немом отчаянии, за которым, как водится у змей, стояло желание гибели противника.

– Я не бросаю слов на ветер, Натэйр, я отвечаю за них, как всегда отвечал за свою стихию, – завывающий порыв подтащил к ногам Лорканна последнего змееголового, пятого из тех, кто посмел навредить Бранну. – Запомни сама и скажи остальным: Золотой город стоит на клятвах и свободе. Всякий, кто нарушит их, дождется распла-аты-ы!

Грифон почти пропел последнее слово, подхватил, не отрывая глаз от змеи, её бездарного потомка, выпустившего клыки и пытающегося прокусить камень. Лорканн досадливо вздохнул, поглядел в глаза змееголового, привычно передавил чужую попытку гипноза, выслушал вскрик – да, вернувшийся удар по разуму это довольно больно – огляделся, светски кивнул Натэйр, изобразив поклон, но не переставая удерживать змееныша за горло.

– Благодарю за гостеприимство, Натэйр, как-нибудь свидимся, – улыбнулся, наблюдая за исказившимся ненавистью лицом. – И тебе же будет лучше, если ты не дашь мне повод для дальнейших встреч!

Лорканн отвернулся, ощущая всей спиной чужую бессильную жгучую злобу, зачерпнул силы из этого и полез на крышу вместе со змеенышем.

Пора заканчивать дела.

========== Часть 4 ==========

В руке извивался последний обреченный змееныш, стараясь прошипеть как можно больше проклятий до тех пор, пока мог говорить. На середине монолога, где пошли проклятия не Лорканну лично, но Бранну и Дому Четвертой стихии, грифон перехватил гаденыша за шею и легонечко сжал, поднимая и приближая к себе его лицо.

– Много слов, много пустых слов и недостойных дел, если бы вы не замахнулись на моего внука, сегодняшняя беда вас бы миновала, – сложил каменные губы в нехорошую, предвкушающую улыбку. – А теперь взгляни в глаза тому, кого так стремился подкормить. И будь уверен, это тебе сегодня удастся!..

Змееныш затрепыхался, глаза с вертикальными зрачками расширились, с зубов его пестрых змей закапал насыщенный яд, на что Лорканн развернул свою жертву лицом к соседней крыше.

Где восседал, шурша чешуйчатыми шеями, перебирая лапами по камням и то и дело разворачивающий головы в разные стороны, сам Семиглавый змей.

Лорканн знал, что во всех четырнадцати глазах у змея сейчас двоится и троится: он видит добычу в виде змееголового, но не может увидеть каменного и неразличимого под заклятьем Лорканна.

– А все потому, что ты со своими дружками поднял руку на моего внука, – Лорканн с трудом преодолевал желание разорвать гада своими руками. Но это было бы не так впечатляюще.

Стоило разжать руку, змееголовый кувыркнулся в воздухе, но не долетел до мостовой, угодив в пасть жадно облизывающегося Семиглавого. Змея, очевидно, заботила возможность упустить самого неблагого короля – чешуйчатые шеи шуршали, загибаясь по стенам домов, он двигался, заглядывая одновременно в семь разных мест, загребая по улице хвостом.

Наблюдать за чудовищем было неожиданно спокойно, под шорох черной чешуи мысли двигались привычно, быстро, щелкали и перетекали. Натэйр была в чем-то права, когда говорила о мотивах Лорканна пустить её в Золотой город, сейчас, стоя на крыше, озирая окрестности, он вспоминал беседу и понимал, что за прошедшие годы в умах жителей не изменилось ничего. Ни магия, ни ее отсутствие не влияют на способность делать выводы, это либо работает и без всякой магии, либо не работает, тогда магией горю не поможешь.

Старый грифон хмыкнул, принимая реальность. Да, он знал, что его именем пугали детишек еще тогда, когда он был действующим королем Неблагого Двора, пугали самим обликом еще задолго до его рождения, опасаясь прихода черного грифона; знал, что его явление – ужас для всех, самых отъявленных злодеев и самых безгрешных душ. Он даже был рад своей репутации, это позволяло править без многих проблем и внутренних препон, одновременно развлекая: с ним мало кто спорил там, где это было ненужно, зато его постоянно пытались свергнуть! Разгадывание заговоров и устранение слишком глупых, замахнувшихся на него убийц, политические диспуты с бунтовщиками, которых потом можно было переманить к себе на службу – все это скрашивало досуг Лорканна долгие годы.

И что самое удобное, никто не смотрел дальше его пугающего образа. Натэйр даже в голову не пришло, что он мог руководствоваться другим типом выгоды. Никому не приходило!

Магия – основа его власти, его жизни, его знаний, но магию невозможно примагнитить простым скоплением сколь угодно большого количества неблагих волшебных существ. Иначе Лорканн для достижения полного могущества можно было бы смириться с Семиглавым, изгнать остальных жителей и спокойно наслаждаться его магической массой в мире. Магия являлась слишком тонкой материей, как и жизнь, нет, старый грифон не врал.

Он пустил тогда Натэйр с детьми потому, что всегда был королем.

И мало кто задумывался над этим в подобном ключе, но добровольно взятая власть означала и взваленную на себя ответственность. Лорканн заводил порядки, вычерчивал защитные руны, помогал проектировать город, стягивал войска в гарнизоны, организовывал стражу и общий закон для всех неблагих, что было довольно утомительно и подкидывало кучу непредсказуемых проблем.

Он делал все это не из корысти или милосердия, жажды магии или власти. Он делал это, чтобы защитить вверенные ему жизни.

Лорканн всегда был королем – и все жители его королевства могли рассчитывать на справедливость, защиту и кров. К сожалению или к счастью, мысль эта посещала жителей Золотого города весьма редко, а Лорканн продолжал пользоваться репутацией самого жуткого создания неблагих земель, за прошедшие века подвинув Ужас Глубин и самого Семиглавого.

Первая половина ночи завершалась, силы уходили все быстрее, поэтому Лорканн спустился с крыши самым немудрящим способом: спрыгнул, грохнув о мостовую всем каменным весом. Феи в фонарях заметались опять, Семиглавый подтянулся тут же, выпростав усатую морду в локте справа от Лорканна. Поддавшись порыву озорства, неблагой грифон дернул змея за усы, как музыку выслушал яростный рев, пощекотал под челюстью, посмотрел на мечущегося змея еще…

В голову пришла совершенно дикая мысль, впрочем, Лорканну хотелось размяться. Оседлать ближайшую шею оказалось весьма легко, а потом выпущенный светляк магии рванулся от носа Семиглавого в сторону дворца и Парящей башни. Змей перебрал лапами, переливчато завопил, обещая Лорканну ужасную смерть, на что расположившийся с удобством грифон только хмыкнул.

Светляк уносился все дальше, змей взобрался по ближайшему зданию, расправил крылья и взмахнул ими, отрываясь от земли, унося грифона туда, куда ему было надо. Золотой город с высоты полета всегда нравился старому грифону, теперь тут прибавилось какое-то внуково художество, еще недорисованное, напоминающее громадный цветок… Лорканн потряс головой: нужно было еще не пропустить площадь перед дворцом: в груди шевелилось нехорошее предчувствие, а тамошняя вода могла прояснить будущее.

На подлете к площади Лорканн перевесил обе ноги на одну сторону, соскальзывая с шипастой чешуи, оборачиваясь тяжелым каменным грифоном, разворачивая собственные широкие крылья, планируя к фонтану. Семиглавый уносился за светляком все дальше, а неблагой король почти подкрадывался к фонтану: стихия воды никогда его не любила. Именно вода, впрочем, сейчас могла отразить видения будущего. Вызывать их перед внутренним взором всегда было делом затратным, сил у него и так за ночь ушло много, поэтому в данном случае Лорканн пренебрегал личными предубеждениями и смиренно обращался к ненавистной стихии.

Вода отвечала высокомерно, неохотно, по-своему со скрипом, но тут, скорее, с противным бульканьем, как будто кто-то захлебывался. Лорканн отмел неприятные воспоминания: был в его жизни и такой опыт. Присел на краешек фонтана, не обращая на зажегшиеся огни в окнах дворца, обращенных сюда, к площади. Опустил каменную руку, чувствуя холод медленных струй, недовольство стихии, мерзкий шепоток, обещающий гибель… Нет, Лорканн пришел сюда не за своим будущим, не за своей судьбой, он пришел за прозрением, целым клубком, вмещающим тысячи сплетений. Старый грифон долго учился разбираться в том, что видит, а подобные картины преследовали его с самого детства.

Яркий клубок всевозможных переплетений прокатился под рукой в воде, Лорканн сомкнул пальцы, вытягивая на поверхность, раскладывая на знаки, рассматривая всю картину. Он изменил настоящее – загогулина новой дороги; развилка во множестве – каждое следующее решение тоже будет поворотным; расставание – если развилки выведут к жизни для обоих, принимающих решение, их ждет разлука на долгие годы; изначальная магия, неясно как тут оказавшаяся, выписанная в форме цветка, маленького, золотого…

Лорканн пригляделся, и огромные колючие картины развернулись не в воде, прямо под веками, проносясь с невозможной скоростью, раня сердце и заставляя его заходиться от беспокойства.

Натэйр проклянет внука, обрекая его умирать не единожды, что послужит приговором и одновременно залогом спасения. Бранн завершит цветок, огромный, золотой, напитанный магией, завершит и умрет. Если Линнэт выберет его, а не любое другое желание, Бранн вернется. Если нет – затмение, медленное угасание мира неблагих, черпнувшего напоследок волшебства.

Джоки изгонят брата, вынуждая покинуть столицу, оставить общество, друзей, сестру, засунут его в самую дикую топь, самую мерзкую трясину, рассчитывая угробить. Или – убьют на месте. Тогда магия потухнет в разы быстрее. Мелькнуло что-то черное, напоминающее самого Лорканна. Перемена декораций и опять затмение мира неблагих, похожее на конец света. Как будто солнце заходит навсегда, через триста лет, зато навсегда.

Если Бранн доберется до трясины, выдержит на слабых крыльях, не сгинет в топях и не утонет в одиночестве – тут мелькнула возможность как-то внуку помочь – тогда у Бранна будет выбор, после которого мир опять поглотит тьма или на небо выберется новый, настоящий рассвет, древний и юный одновременно.

Новый выбор мальчишки приведет его к благим, объединит с другим, тоже проклятым ши, они помогут друг другу, снимая проклятья с мира и ослабляя свои. Или не помогут, и тогда конец будет ужасным.

Проклятье Натэйр будет действовать, забирая Бранна и отдавая его обратно только веером непременно сошедшихся случайностей, предсказать которые не сможет никто. И только там, возможно, прорывалась вероятность Лорканну вновь воздействовать на мир и его судьбу. Почему-то все вязалось с волками, хотя с ними всегда все вязалось.

Отсутствие выбора, если, например, оставить Бранна спать памятником на веки вечные, приведет к затмению гораздо быстрее.

Лорканн оттолкнул от себя знаки, картины и иголки, пронизывающие ткань будущего – все зависит, как обычно, от выбора, от многих выборов. И что-то изменять сейчас, вмешиваться в судьбу, губительно. Старый грифон поболтал онемевшей рукой, вытащил ее из воды, оглядел дворец в рассветных лучах и заторопился на свое место.

Семиглавый застывал на своем месте, придавливаемый рукой волшебства, неостановимо каменеющий, и Лорканн не удержался от щекотания каменного брюха. Одна голова успела извернуться, зарычала, разглядев наконец своего врага, и замерла с самым разочарованным выражением морды, которое Лорканн вообще у змеев наблюдал.

Постамент и парк были в том же порядке, Бранн мирно дремал на кресле, не подозревая, какие тучи сгущаются над его будущим, насколько от его выборов будет зависеть общая перспектива. Лорканн вздохнул печально – мальчишка, сто лет, а еще такой мальчишка…

Взобрался, привычно устроился на кресле, обнял внука, прижимая к сердцу, наблюдая под защитой камня внука в его естественном виде, чувствуя живое тепло в ответ. Бранн счастливо вздохнул и доверчиво прильнул в ответ, опираясь, обнимая, укрытый броней, как одеялом. Лорканн проверил, как идет заращивание ушка, ощупал совершенно ровный хрящ, даже без шрама, рассмотрел новые зубы, точно такие же, как потерянные в драке. Будет, будет у мальчишки красивая улыбка. Хоть эту малость Лорканн может ему подарить.

На исходе суток, которые должен был проспать Бранн, забывшийся Лорканн открыл глаза тоже, осмотрелся, оглядывая послеобеденный парк. Шаги придворных шуршали по дорожкам дальше, а внук начинал просыпаться. Сладко зевнул, открыл глаза и пораженно уставился на Лорканна.

– Ой, дед, ты такой живой, дед! – протянул любопытно руку, дотрагиваясь до рубашки в разводах гари полуторатысячелетней давности. – Я знал, я знал, что ты живой!

Против воли Лорканн улыбнулся и хмыкнул:

– А то, что я активный и разговорчивый, тебя ни к какому выводу не приводило? Погоди-погоди, – удержал, собравшегося слезть мальчишку. – Сначала я тебя расколдую, пришлось заколдовать, не обессудь.

Старый грифон занес руку, чтобы снять печать брони с Бранна, когда тот взмолился:

– Ты тоже тогда погоди, – всмотрелся в лицо, продолжая цепляться за плечи. – Твоих портретов, дед, я так и не нашел, можно я еще посмотрю?

Чувствуя себя бесконечно мягкосердечным и старым, Лорканн опустил руку. Улыбнулся воронёнку шире, взъерошивая мягкие перья, больше похожие на пух. Изумрудные глаза внука светились любопытством, наблюдать за Бранном, который изучал его самого, было занятно. Внук перещупал ткань рубашки, дублета, с интересом перегнулся, чтобы провести рукой по верху сапога; перехватил свободную руку Лорканна, повертев и так, и этак; дернул за ухо, заставляя склониться, требовательно проводя по волосам и коже под волосами, безошибочно находя шрамы.

– Ой, дед, пришел бы ты в библиотеку, я бы тебя полечил. И почему ты весь испачканный? – высокий воротник горчичной рубашки был отогнут, гарь своими разводами закрывала другие старые, давно зажившие раны.

– Собирался в спешке, – прищурился, поднялся с места, перехватил Бранна под руки, опять приподнимая над собой. – Не насмотрелся еще?

– Еще нет, но, наверное, тебе опять пора? – погрустнел, расстроился.

Лорканн не удержался, притянул внука в объятия снова, не желая отпускать, расставаться, точно зная: Бранна никто жалеть и беречь в ближайшее время не будет. В Золотом городе его спасет репутация, а дальше – только сам Бранн себе и помощник.

– Обязательно возвращайся, слышишь? Хоть поздороваться по пути заходи, мальчишка!

– Конечно, дед, разумеется, зайду, – Бранн похлопал его по спине, и Лорканн понял, если не отпустит сейчас, не отпустит никогда.

Каменная броня с шорохом соскользнула с Бранна, разлучая их опять по двум разным граням мира, живой и только ждущей своего часа.

***

Как на Бранна обрушилось проклятие Натэйр, тревожа его почти через полгода, Лорканн ощутил сквозь слой брони, пелену усталости и видения сна. Первый выбор из череды судьбоносных был сделан.

Следом пришло понимание: в эту ночь Лорканн тоже пойдет прогуляться. Змееголовых к завтрашнему дню станет гораздо меньше. Эхом понимания Лорканна явилось волнение магии – Натэйр осознавала ошибку, возможно, раскаивалась, стремилась загладить вину и отменить последствия.

Ночь обещала быть беспросветной и очень долгой.