Текст книги "Старый грифон (СИ)"

Автор книги: Чук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Часть 1 ==========

Лорканн давно не просыпался, и ему было тревожно: мальчишка куда-то запропастился, а с его везением это могло означать что угодно. Наверное, поэтому старший Дома Четвертой стихии, неблагой грифон и вообще памятник самому себе одновременно при жизни и в посмертье, Лорканн открыл глаза сразу, как только внук пересек границу парка.

День клонился к вечеру, солнце играло на струях фонтана, обводах чаш, по глянцевой зелени листвы звенели зеркала бессчетных воспоминаний земли – обстановка, одним словом, была вовсе умиротворяющей.

Лорканн против воли напрягся еще больше.

Ему не нравилось в приближении Бранна всё: от скорости до поступи!

Мальчишка, хоть и был небыстрым в движениях сам по себе, от природы и дурной отцовской наследственности, все равно был самым живым из всех внуков усмирителя Семиглавого змея. И сейчас этот самый живой внук еле волок ноги, загребая, судя по звуку, песок на дорожках.

Бранн не отреагировал на церемониймейстера, не спрятался, хотя бывший комар прозудел довольно близко. Бранн не обернулся на павлинов, которых любил разглядывать в южной части парка, вздорные птицы показывались редко, а младший принц видел их и того реже. И главное: Бранн не спешил, как обычно, навстречу, а наоборот, вздыхал прерывисто, как будто шел не к деду, а к братьям.

Все это вместе весьма впечатляло и настораживало Лорканна.

Показавшийся на повороте из-за куста внук выглядел тревожно: худым, чтобы не сказать отощавшим, неспокойным, стриг ушками и глубоко дышал. И не поднимал своих проклятых зеленых глаз!

С цветом глаз Счастливчика на лицах двух внуков Лорканн давно примирился, в конце концов, не цвет глаз решал что-то в жизни, а то, что эти глаза способны были увидеть. Проклятые зеленые глаза Бранна замечали всё. Кроме того, что касалось исключительно самого Бранна.

И вот сейчас, вот прямо сейчас Лорканн понимал, что в подобном напряжении не был с тех пор, как они ловили Семиглавого.

Внук приблизился, дернул левым ухом, которое казалось покореженным, поморщился от боли, поприветствовал, не поднимая глаз и сцепив за спиной ладони:

– Здравствуй, дед… – ушки задергались уже оба, голос предательски дрогнул, Бранн поспешил замолчать.

Живой памятник, часто казавшийся себе каменным гостем в мире живых, спустился с постамента, подошел, наблюдая, как с каждым шагом голова со встопорщенными перьями опускается все ниже. Смирил ярость, пока не имевшую направления, а потому бесполезную. Следовало разобраться, что произошло и кто виноват.

И кого он, Лорканн, должен убить. А убить уже хотелось.

– Что же ты не смотришь на своего деда, мальчишка? – голос привычно сотряс зазвеневшие осколки воспоминаний, Бранн, однако, не спешил поднимать голову. – Или не скучал?

Тактика была беспроигрышной – внук тут же возмущенно вскинулся, блестя глазами:

– Как это не скучал! Ещё как скучал! – глаза, причем, блестели очень подозрительно. – Я просто… – запнулся, о, вот и первая причина. – Просто я… Зануды теперь ограничили меня в свободе посещения… парка. Я могу бывать тут очень редко…

Лорканн нахмурился, глядя на опять опущенную голову, мысленно проклял Джоков, отринул какие бы то ни было доводы разума и опыта, что хватать расстроенных детей чревато, и поднял Бранна привычно над головой.

Внук оживился, вскинулся, перышки приподнялись радостно, а слезы из глаз исчезли.

– Всё с тобой понятно, мальчишка, всё бы тебе обходить неблагого деда, все бы тебе выдумывать такие шалости, чтобы братья запрещали тебе то, чего ты и так не хочешь! – Лорканн грозно нахмурился и постарался принять сердитый вид. Стоило, однако, разглядеть, что одно острое ушко было сломано и срослось неправильно, а в широкой улыбке заметно не хватает зубов, вместо злости на волю вырвалась ярость. – И кто, скажи мне, посмел тебя бить?!

– Это никто! – а глаза такие честные, что поверить невозможно никак. – Это просто несчастный случай!

Лорканн смирил лютую злобу, прикрыл глаза: не хочет говорить – не надо, но первые кандидатуры на месть уже подобрались.

Со второго взгляда на Бранна стало ясно и то, отчего мальчишка подволакивает ноги: сил в нем было разве что лечь и умереть, вся магия, вся энергия, весь запас доступного в Искажении волшебства ушел на что-то и продолжал, похоже, уходить.

Лорканн вздохнул сердито, но злиться на Бранна всерьез не мог. Никогда не мог. Даже тогда, когда десятилетний обалдуй с торчащими во все стороны перьями посмел его найти и добудиться раньше всех положенных сроков. Потому, видите ли, что ему было интересно расспросить памятник о своем легендарном деде. Кто ж знал, что памятник и окажется легендарным дедом. В спячке. Недовольным со сна. И чуть не зашибившим маленького мага сослепу.

Старый грифон недовольно нахмурился и вновь поглядел на вороненка. Бранн висел в руках так хорошо, что ставить его на землю казалось просто преступлением. Не здесь, не сейчас.

Но после того, как он, Лорканн, хитрая и старая сволочь, полечит безумного внука.

– Значит, не хочешь говорить… – он прервался, полюбовался на лицо внука, заломившиеся домиком брови, жалобно глядящие глаза, поджатые к голове уши. – Ну и Лорканн с тобой, раз не хочешь!

Вот тут вороненок несмело улыбнулся, приподнимая уголки губ чуть вверх, ушки расслабленно дернулись, отходя от головы в обычное состояние. То, что его именем принято ругаться и пугать малых деток, Лорканн знал очень даже хорошо. Проблема разве что – малые и немалые детки его собственной семьи от имени деда не трепетали. Бранн вообще каждый раз в восторг приходил.

– А вот магическое истощение, – виноватый взгляд в ответ, вторая причина нежелания появляться обнаружена, – мы с тобой полечим, мальчишка! С тебя станется добить себя в ближайшие дни очевидным и простым колдовством!

– А его лечат? – заинтересованный тон, любопытство в глазах, прояснившийся взгляд, приподнятые все разом перья. Лорканн с удовольствием, наконец, внука узнавал. – Я думал, что нет средства…

– Он думал! Вы на него посмотрите! – напоказ осерчал, топнул ногой, развернулся и направился обратно к постаменту. – А спросить опытного деда в голову тебе не пришло! Средство есть! – усадил мальчишку на постамент, взобрался сам, примостился на каменное кресло, подтянул на колени Бранна. – Но средство это со всеми не сработает…

Лорканн приблизил свое лицо к лицу внука, вгляделся, гипнотизируя, в зеленые глаза, сердито отметил дикую усталость и в них, но вглядывался, не мигая, своими ярко-желтыми, истинно птичьими. Магическое давление на обессиленного внука не было долгим – мальчишке хватило всего минуты, чтобы оказаться в трансе. Чем Лорканн и воспользовался:

– Сейчас ты закроешь глаза и проспишь одни сутки так, словно проспишь год, стянешь в себя силу из постамента и парка, впитаешь ветер магии и воду колдовства, огонь жизни без дыхания смерти, я разбил этот парк, я позволяю это тебе, Бранн, внук Лорканна! – магические слова прозвенели, глаза мальчишки закрылись, он обмяк и засопел. – Мой внук.

Руки сами потянулись ощупать сломанное ушко, но каменные пальцы были слишком тяжелыми, чтобы проворачивать операции с внешностью, а спящего внука все равно надо было укрыть на ночь от Семиглавого и его любопытных носов, языков, глаз… Пара пассов, древняя формула безвременья, каменной кожи и абсолютной защиты – и вот уже натуральный памятник Лорканну держит на руках не менее натуральный памятник своему внуку. В то время как сам внук – первое живое существо, проникшее под броню древнего мага и неблагого деда, согревает его живое сердце одним своим присутствием.

Грифон прикоснулся к пострадавшему ушку аккуратно, поразился нежности покровов, ужаснулся дергающей боли, прокатывающейся под пальцами, пригляделся к прошлому: там рисовалось несколько змееголовых, не стража, так, уличные шалуны. Хулиганье. Задиры и забияки.

А сегодняшней ночью – смертники.

Прощать обиды Бранна Лорканн не собирался ни под каким видом. И если Джоков внук приласкать не давал, то тут…

Для чистоты эксперимента Лорканн проверил ещё выбитый клык и один из дальних зубов. У мальчишки была красивая улыбка. И будет.

А ещё у него будет репутация, могущая сохранить жизнь иногда вернее крепких кулаков.

Память тела, когда Лорканн спросил ушко и челюсть, подсказала, что Бранн оборонялся, но без магии и почти без сил не вытянул один против пятерых.

Что мальчишка делал на той пустынной улице, Лорканну было глубоко все равно. Никто в Золотом городе не имеет права трогать его внука хоть пальцем, иначе лишится не руки – головы.

– И смотреть в зеркало, когда лечишь собственные уши, разума у тебя, похоже, не хватает, – ворчанье и хруст: что плохо срослось, лучше переломать заново, хотя вся душа сопротивлялась нанесению вреда воронёнку.

Лорканн в очередной раз поразился собственному мягкосердечию, распределил магические потоки: на ушко и два новых зуба, прислушался к ровному дыханию, погладил по перьям-волосам. С удивлением признался себе, насколько в своей каменной скорлупе отвык чувствовать мир на ощупь. Бранна хотелось прижать к груди и не отпускать больше никогда. Чтобы ему не причинили вред. Чтобы он не пострадал. Чтобы рядом был кто-то, кого Лорканн действительно любил – как свою семью.

И пока – до темноты – Лорканн мог себе это позволить. А потом, о, потом… Похоже, неблагие стали забывать, кто действительно спас их город, кто был страшнее Семиглавого змея, кто был хитрее и коварнее всех глав Домов вместе взятых. Кто сумел удержать власть и её единство после смерти Счастливчика! Иногда легенды прошлого оживают.

И сегодня будет именно такая ночь. Истинно неблагая ночь.

Бранн, прижатый к груди, спал тихо и очень уютно, сопел в шею, льнул к деду весь, кажется, неосознанно понимая, откуда распространяется тепло, разворачивался грудью навстречу и старался скрыться под руками. Лорканн с необычным щемящим чувством разглядывал доверчиво жмущегося внука, гладил по голове, осматривал поистрепавшиеся, хоть и чистые рукава, с удивлением хмурился на босые ноги, прислушивался к воронёнку в целом, стараясь доискаться эха: что с ним произошло.

Эхо отражаться не желало: вся магия, которая накатывалась на Бранна, уходила, впитывалась, усваивалась без остатка, истощение было слишком сильным. Лорканн в очередной раз перехватил внука поудобнее, вытянул ноги, опустив их ниже площадки постамента, за край, невидящим взглядом уставился на набивший оскомину вид фонтанов-чаш. Надо было дождаться темноты.

Вечерело медленно, в воздухе звенели осколки воспоминаний, сталкивались фразы, шептал отзвук событий – первое появление Семиглавого, свадьба Счастливчика, свадьба Лорканна, открытие, которое являлось открытием исключительно для упертых, не желающих никого слушать детей Дома Первой стихии, что отмахавший полузабытый ящер размером с теленка теперь спокойно может пожечь весь город. В попытке этот город защитить.

Старый грифон усмехнулся – та, довольно старая шутка была великолепна. Собрать всех виднейших магов в одно место, совершенно не подозрительно избавиться махом от соперников на могущество и от монарха, занимающего трон… И – ах, как бы ему хотелось, чтобы эту шутку выдумал кто-то живой. Кто-то, кого можно было бы потом найти черному от копоти и ран, опустошения и скорби выжившему грифону. Но нет, судьба тоже имеет чувство юмора.

Теперь ему оставалось наблюдать, как падальщики сидят в Парящей башне, а воронёнка чуть не об мостовую раскатывают змееголовые! Лорканн шумно вздохнул, придерживая ярость до поры, заявляться в гости тоже нужно уметь! Следует обставить визит лучшим образом.

Чтобы запомнили даже те, у кого мозгов нет от рождения.

Солнце догорало последними лучами на кронах деревьев и шпилях башен, полностью светился только шпиль Парящей, так на то она и Парящая, когда змей вздохнул в первый раз. По телу прошла дрожь, чешуйки прижались и оттопырились с новой силой, однако барельеф все ещё был барельефом. И страшно бесился от этого – накапливал злость. Каждый вечер начинался для него с момента пробуждения и неподвижности, чтобы змей не забывал: он пленник, выполняющий древнюю службу.

На Лорканна накатила волна знакомой ярости, ничуть не уступающей его собственной, и от этого стало легко. Можно было начинать.

========== Часть 2 ==========

Памятник, вспомнивший сегодня, что под камнем до сих пор настоящий живой ши, приподнял воронёнка, мягко отнял руки внука от своей шеи, с горечью услышал печальный вздох, погладил по голове, привстал и усадил Бранна на свое место. Никто его не найдет и не сможет причинить вред.

Пришлось повторить это себе пару раз.

Змей готовился сорваться, вглядывался как мог в небо, мечтая воспарить над городом, проклиная неблагого мага, который по странному стечению обстоятельств сегодня собирался Семиглавого использовать. Лорканн усмехнулся про себя, прошел почти под самым брюхом летучего гада, незаметный в каменном доспехе памятника, неощутимый и невидимый до тех пор, пока змей не посмотрит ему в глаза.

За пределами парка дышалось, конечно, не так вольно, но воздух почти без магии странным образом бодрил, заставлял подбираться, прислушиваться, внимать засыпающему городу на другом уровне – самом первобытном. Лорканн вслушивался в стихии.

Это не было собственно магией.

Это было его сущностью.

Воздух, родной воздух отвечал охотно, очерчивал городские крыши, свистел в печных трубах, шарил по дорогам и улицам в поисках родной Лорканну крови: сначала требовалось выяснить, насколько сильно Бранн пострадал первоначально. А потом найти тени змееголовых ублюдков и выискать их в столице Неблагого двора.

Вслед за воздухом отозвался огонь, пытающийся прилипнуть к каменным ладоням, феечки в фонарях тревожно заметались: обращение к чистой стихии заставляло их сиять необыкновенно ярко, светиться и мигать. Фонари, выстроенные ещё в его бытность придворным магом, рисовали огромную руну: захватить Золотой город кому бы то ни было не представлялось возможным, пока руна была цела. Даже Семиглавый не разбил все подчистую, хотя резвился каждую неблагую ночь и каждый неблагой день.

Лорканн удовлетворенно усмехнулся и пошел вдоль ряда фонарей, но не по освещенной дороге, а вдоль домов. Шаги гулко раздавались по подворотням и опустевшим проспектам, летели вдоль окон и стен. Семиглавый, конечно, не глухой, потом можно будет идти потише, а пока грифон наслаждался сгущающейся атмосферой тихого ужаса.

Кто-то тяжелый шел по улице.

И даже бестолково мечущиеся в своих фонарях феи не могли его разглядеть.

И жители еще не подозревали, до чего веселой будет эта ночь.

Радостное предвкушение сменилось жгучей яростью, когда воздух принес на хвосте тот самый запах крови, узнаваемый, особенно оттого, что редкий. Чтобы пустить кровь самому Лорканну, требовалось быть как минимум Мидиром (интересно, жив ли до сих пор благой волчара?) или Айджианом (наверняка, щурится и по сей день!), сын Лорканна в схватках участия не принимал, скрываясь в пугающей тени отца, а дочь, похоже, сложила-таки голову на окраине благих земель, погнавшись то ли за славой, то ли за драконами. Про Джоков грифон не хотел даже думать, Линнэт всю жизнь провела во дворце, а вот Бранн…

Лорканн тяжко вздохнул, не удержался и покачал головой.

Бранну вечно везло и перепадало. Что это было за проклятье, бросил попытки разобраться даже он сам, оставив причину на волю старых богов и греша на неудачное положение звезд при рождении вороненка в столь любимом мальчишкой небе. Факт оставался фактом: с равной вероятностью Бранну или везло, или не везло, но в любом случае – больше прочих.

Солнце почти скрылось за горизонтом, Город отражений проявился над головой, а Лорканн, наконец, обратил внимание, что его сопровождает извивающаяся полоса какого-то, явно магического, рисунка. Что, несомненно, было делом рук одного скрытного внука. Линия тянулась, раздваивалась, ветвилась, охватывала кварталы, и дед начинал понимать, отчего его внук находится в столь безобразном состоянии по части магии.

Впрочем, как на него посмели напасть, до сих пор оставалось для Лорканна тайной.

Пустынная улица, с которой тянуло искомой кровью, была следующей от заворачивающейся петли, по-видимому, цветка, которая обрывалась слишком резко для аккуратиста Бранна. Похоже, подошли сзади, схватили и потащили в переулок.

Лорканн отложил думы о рисунках и направил всю свою вскипевшую ярость на поиск ответа: что случилось и кто это был. Воздух вздрогнул, отзываясь, синие тени легли на город, знаменуя наступление ночи, до взлета Семиглавого было ещё минут пять. Или семь. Лорканн забыл, хотя со жгучим удовлетворением ощущал, что змей помнит каждую из этих минут, живо и трепетно отсчитывая мгновения до прощания с землей.

Кровь давно стерлась с мостовой, оттуда, куда падала каплями, где собиралась в углублениях. Видимых следов той драки не осталось, но Лорканну хватало памяти воздуха: мальчишку били жестоко. От картин, рисующихся вспышками и тут же уплывающих в никуда, ярость заклокотала в горле – нападающих было пятеро, у воронёнка отсутствовали всякие шансы. Брошенный под стеной Бранн едва успел оклематься до темноты, кроме уха и зубов, пострадали явно ребра, спина и плечо, вдобавок, уходя, он прихрамывал.

Лорканн оценил повреждения, вспомнил почти здорового Бранна и кое-как взял себя в руки. Магию он восстановит. Тело долечит. А тронуть внука больше не посмеют.

Прислушиваться к теням обидчиков было сложно, но Лорканн вглядывался в память воздуха с пристальным интересом: жажда крови стучала в висках, требуя мести, жертвы, ответного удара. Чтобы вселить в сердца истинный ужас, следовало, опять же, наказывать именно виноватых, а не всех, кто попадется под руку или будет похож.

Мановением руки остановив картины воздуха на одной, где все обидчики рисовались портретно и различимо, Лорканн прищурился, запоминая лица и повадки, прикидывая и выстраивая план окончательно. Змееголовые селились обычно в одном квартале, что облегчало задачу, но квартал этот тянулся раньше по окраине города, теперь переросшей, наверняка, в среднюю часть – строилась столица с запасом, городские подземелья прокладывались с расчетом на возведение новых районов. Если архитектор не был идиотом, старыми чертежами наверняка воспользовались. А заманивать змея в центр города вовсе не то же самое, что заманивать на окраину.

Подхваченный и запряженный путеводителем порыв ветра вывел грифона обратно почти по линии рисованного цветка, однако, к большому удивлению неблагого мага, столица осталась в знакомых ему очертаниях. Средняя часть кончилась быстро, окраины стали, конечно, выше и презентабельнее, но дальше по-прежнему простиралась полоса пустырей, за которыми в свою очередь скрывались золотистые барханы, дорога и Пески забвения. Ещё дальше было только Хрустальное море.

Дома змееголовых лепились друг к другу, напоминая пещерки, множество круглых окон и низких дверей, внутренних путанных переходов и неожиданных поворотов. Лорканн оценил перспективы, которые напугали бы стражу или городских магов: лезть в змеиное гнездо одному и без прикрытия, тогда, когда они все дома, да еще лезть с недружелюбными намерениями (если быть точным – даже с кровожадными), однако грифона это нисколько не страшило.

Единственным поводом для беспокойства служил Семиглавый… Раздался первый удар, знаменующий отделение от дворца первой головы, остальные шесть будут отрываться ещё через время, чтобы взбесить ящера до нужного состояния охраны и свирепой, радетельной службы на благо города. Вот как сегодня.

Лорканн прикинул, как лучше привлечь внимание змея, не призывая его прямо и провоцируя на бой, отошел к ближайшему фонарю, задумчиво уставился, вынырнув из мрака, на розово светившегося фея. Крылатый паренёк, которому явно было не меньше трех сотен лет, подлетел тревожно, заозирался, выглядывая причину своей тревоги. Только через несколько минут – и после положенных шести ударов остальных шей Семиглавого, фей сообразил, что два маленьких желтых фонаря повыше – это глаза. Смотрящие в этот момент на него. Смотрящие немного свирепо. Смотрящие как будто из самой темноты – камень памятника терялся, даже не бликуя.

Грифон удивленно приподнял брови, наблюдая, как фей теряет сияние и опускается на предназначенное для него хрустальное сиденьице, переводя дух, хватаясь за грудь, протирая глаза кулачками, зажмуриваясь и впериваясь в темноту – явно ожидая, что Лорканн пропадет, исчезнет, развеется, перестанет видеться.

– Не ты первый, кто этого жаждет, и не ты будешь последним… – грифон внезапно подсветил свое лицо огоньком снизу, выхватывая очертания из темноты.

К некоторому удивлению и радостному удовлетворению Лорканна, фей вдруг побледнел, замигал, упал и стал гаснуть.

– Ишь ты, какой народ пошел впечатлительный, – заворчал, приложил указательный палец к стеклу фонаря, проследил, как маленькая желтая молния бьет в почти погасшего фея между крыльев. – Не порть мне тут защитную руну…

Фей подскочил как ужаленный, а по небу разлилось яростное и знакомое переливчатое рычанье Семиглавого. Пусть столь крохотный, но огонек магии Лорканна был замечен, принят к сведению и обозначен ближайшей целью.

Лорканн довольно усмехнулся, шагнул назад, прячась в темноте, закрыл глаза. Все шло по плану.

Змей переливчато прорычал совсем близко, различимо кожисто захлопали крылья, дальше по улице послышались четыре удара – приземлился. Шорох чешуи – шипастый хвост тащится за змеем по мостовой. Втягивание воздуха словно мехами в кузне – ищет Лорканна. Негромкий треск – пытается подсветить мрак за свечением фонарей искрами своего черного пламени.

Лорканн усмехнулся: пока он не пожелает взглянуть в глаза Семиглавому, полезная скотина не имеет никаких шансов доискаться того, кого считает своим первым врагом. Тут не помогут ни обоняние, ни зрение. Осязание от случая к случаю.

Как бы то ни было, а Семиглавый тупым не был, вычислил фонарь с бывшим розовым, а теперь ярко-желтым, как глаза Лорканна, феем. Застрекотал всеми семью шеями напротив, зарычал, принюхиваясь, зашуршал мелкочешуйчатыми губами, приоткрывая пасти, обнажая клыки и высовывая языки. Грифону даже не нужно было открывать глаза, чтобы видеть заметавшиеся в панике огоньки фей: они светились откликом стихии огня и под сомкнутыми веками.

Желтый крылатый малыш сначала забился в самый центр стеклянного колпака, но отзвук магии и ярости Лорканна внезапно дал о себе знать: фей сначала выпрямился, потом подлетел и начал угрожать Семиглавому кулаками. По счастью, змей давно не обращал внимания на такие мелочи и продолжал крутить головами во все стороны, выискивая неблагого мага. Полчаса ни к чему не приведших поисков заставили змея подлететь на ближайшее здание в попытке узреть давнего врага с высоты.

Полагать, что змей попросту забудет о Лорканне в эту ночь, было бы ошибкой.

На что сам Лорканн и рассчитывал.

Не открывая глаз и не выходя на свет, памятник прошествовал крадущимися шагами к зданию на противоположной стороне улицы. Приостановился перед низкой дверью, наверняка, заложенной засовами, если не заваленной мешками с той стороны. Змееголовые очень боролись за безопасность своей норы. Хмыкнул.

Без разбега, разгона или любых других дополнительных усилий шагнул в стену, пробивая глину и дерево насквозь, вспарывая действительно наваленные на дверь мешки, взметывая облачко пыли и превращая тихий ужас, охвативший город, в ужас явный.

Хозяева, разумеется, проснулись сразу: в прихожую влетело несколько почти обычных на вид ши, разве что низкого роста да с особенно неблагими прическами – на головах их шипели и открывали ядовитые пасти разноцветные змеи. Лорканн довольно усмехнулся: старшие, мудрые. Помнящие. Сразу побледневшие.

Атаковать им это, разумеется, не помешало. На страже своего дома. Вот только у Лорканна был серьезный повод быть на них сердитым. Удары каменной рукой плашмя – оглушенные сползли по стенам, несколько бестрепетно вырванных из головы змей, пытающихся прокусить камень, оплеухи, подзатыльники… Лорканн пришел убивать не их.

Грифон потянул носом, пригибаясь, чтобы не вспарывать потолок лбом, первый из пяти был близко, очень близко, от него пахло ядом и железом, видимо, трубка с ядовытыми дротиками, любимое оружие ползучих. Змееголовый подкрадывался со спины, из какого-то отнорка. То ли кладовка, то ли тайный коридор, Лорканн не стал разбираться, пробил кулаком стену, ухватил неудачника за грудки одной рукой, сгреб к себе, не жалея и притягивая прямо сквозь пролом. Змееголовый зашипел, попытался проклясть, на что тут же получил в зубы.

– Просто чтобы ты знал, – Лорканн держал себя в руках исключительно потому, что непоколебимо верил в грядущую справедливость. – Обижать в Золотом городе птиц смертельно опасно!

Кто-то из бывших в сознании старших вздрогнул, зашипел что-то на своем наречии, однако Лорканн не вслушивался, время любых слов прошло: увещевания это или извинения.

Высокий памятник подтянул вверх змееголового, посверлил слегка глазами, а потом изо всех сил зашвырнул на улицу, сквозь пролом в виде собственной фигуры. Семиглавый не подвел: переливчатый рык и довольное запрокидывание голов угадывались отсюда.

Ближайший воин начал оправдываться, Лорканна он теперь узнал точно, по имени, о чем недвусмысленно говорил закономерный ужас. Слушать жалкий лепет грифон не собирался: раз не могут воспитать молодняк толком, пусть выживший молодняк поумнеет на ошибках своих братьев.

Два шага дальше, еще один пробитый косяк, взвизг – навстречу выскочили теперь женщины. Заломленные в мольбе и упреках руки, обеспокоенные глаза и слова. Впрочем, они тоже выросли на страшилках, герой которых звался Лорканном, да и посылают к нему всякие неприятности по десять раз на дню. Лорканн жестоко улыбнулся – вторая добыча тоже была рядом, пыталась спрятаться за юбками матери и теток. Один жест, подобный жесту для сбора ягод, когда гнутся листья, обнажая искомое, и тощий змееголовый съёживается под каменной рукой. Быстрее всех оправившаяся от ураганного ветра женщина вскидывает на грифона яростные глаза с вертикальным зрачком. Впрочем, грифона это не трогает, он никогда не реагировал на угрозы так, как от него ждали.

– Ты можешь поклясться, что твой сын не бросил моего полумертвого внука на растерзание Семиглавому? – широкая улыбка заставляет женщину содрогнуться, взгляд в недоверии обращается к змеенышу. – Вот и я не могу! – второй по счету обидчик вылетает на подкорм змею.

========== Часть 3 ==========

Весь дом змееголовых, судя по звукам, пришёл в движение: прошуршали песком под ногами шаги, слегка застучали глиняные стены, меняя положение, открывая и закрывая норы и отнорки, прогремели редкие у этих неблагих железные мечи и кинжалы. По всему дому зазвучали вздохи. И взгляд Лорканна по-прежнему не отпускала эта настырная змееголовая.

Впрочем, Лорканну вовсе не было дела, зачем она смотрит и что пытается ему доказать, а все потуги остальных запутать его лишь подогревали и без того пламенеющее желание добраться до виновных.

Поэтому памятник развернулся на месте, перешиб тянущуюся к нему со стилетом руку, видимо, старавшуюся достать, пока его отвлекала женщина, досадливо поморщился на шипящий по пальцам яд, медленно проедающий плотный слой камня. Вытер кисть одеждой первого выскочившего на него из стены неблагого и свирепо оскалился – крик поднялся такой, что Семиглавый точно не потеряет интерес к происходящему внутри ещё долго.

Если подумать, крики ужаса и ярости ничуть не хуже давали понять о присутствии Лорканна поблизости, чем отзвук его собственной магии. И волшебная летучая скотина тоже это осознавала, он был уверен.

Очередной проломленный ход – и на этот раз совершенно пустая комната. Надо же. Какой прогресс! Его попытались запутать!

Лорканн ощерился настолько неприятно, насколько вообще мог – за ним абсолютно точно наблюдали, непонятно пока, откуда, но точно. Третья цель ощущалась близко, воздух не врал, а огонь в виде света, отраженного света свечи на что-то намекал…

Ах ну да. Система зеркал. Его видят, оставаясь вне поля зрения самого Лорканна.

Ош-шибка! Играть со старым, о, действительно старым, без всякого кокетства, грифоном – чревато!

Отблеск пламени, прыгающий по стене и очевидно привлекающий внимание Лорканна, пока в его спину целятся чем-то вроде комнатного тарана, отгорел и померк по слабому жесту каменных пальцев, за этим веселым бликом померкли свечи во всех комнатах ближайшего круга. И если идти на звуки возни в панике, то можно найти третьего виновника ночного торжества. Виновника, надо сказать, сообразительного и деятельного, организовывающего сопротивление…

И все равно смертельно бледнеющего от вида пробивающего стену грифона.

Очень верно!

Тащить этот подкорм змея ко входу желания не было никакого, все равно остальные цели забирались выше, не рискуя пока выходить из здания, но судя по накаляющейся обстановке, скоро они побегут. Перехваченный за грудки одной каменной рукой изловленный виновник молча болтался, старался ослабить, разумеется, безуспешно, хватку грифона, пока Лорканн поднимался наверх самым простым способом.

Иначе говоря, выпрямляясь, пробивая потолок головой, а после расширяя пролом свободной рукой и подтягиваясь вверх. Похожий маневр, лишь без подтягивания – и выброшенного на крышу змееголового в полете поймал на зубы крылатый змей.

Если подумать, какая ирония.

Под ногами прошуршал песок, но обитатели дома свились, похоже, в клубки по углам и затихли, желая пропустить карающую длань судьбы мимо, миновать не то что столкновения рук, столкновения взглядов с ожившей и свирепой, безусловно настоящей страшной сказкой. Слышно было время от времени как шипели маленькие змеи на головах, но по ним нельзя было определить комплекцию и раскраску, невозможно отличить оставшихся жертв.

Не противников – они не могли считаться противниками! – именно жертв. Жертв неблагой справедливости Золотого города.

Лорканн втянул воздух через нос, прочищая дыхание, свирепо захохотал в пустой комнате: о, надо же, так его пытались отравить! Оказывается, шуршал не только песок, но и вытекающий из закупоренного кувшина ядовитый воздух! Истинные дети пустыни! Коварные и опасные, ядовитые и тихие, незаметные и яростные!

Забыли только: он, Лорканн – король! И может превзойти любого из своих подданных в любом из этих качеств!

Старый грифон втянул в себя весь отравленный воздух, не могущий причинить своему владыке вреда, сколько бы яда ни содержал. Задержанное дыхание осталось в груди, яд постепенно стал накапливаться во рту, делая слюну вязкой, а очищенный воздух покинул легкие, уступая место для нового вдоха.