Текст книги "Зеркало моей души (СИ)"
Автор книги: Чертова Кукла
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
В субботу утром я заехала к папе, решив, что стоит перетащить зеркало к себе. Мне не хватало общения со своим отраженьем, а приезжать в отчий дом с ночевкой с каждым разом становилось сложнее: Дима все чаще возражал против таких отлучек, не стесняясь в выражениях.
Иногда такое поведение пугало. Из души компании он превращался в тирана, пытавшегося запереть меня в четырех стенах, огородить от знакомых и навязать свое мнение. В глубине души я боялась этих вспышек гнева, но глупая надежда, что я в силах изменить чужой характер, не угасала.
Я установила зеркало, надеясь, что нам удастся поговорить с Радой до приезда жениха.
– Знаешь, а ведь мне стало интересно посмотреть, есть ли у нас такой же Дима, как и у тебя, – заговорила она первой. – Он мог бы оказаться холостым и в моем мире, и кто знает, как сложилась бы наша дальнейшая судьба, – Рада сделала многозначительную паузу, и я уже готова была рассмеяться, как она продолжила. – Но здесь Димка женат. Оказалось, что его супруга – моя клиентка, и у нас много общих знакомых. Земля, конечно, полнится слухами, но … Говорят, Симаков торгует наркотой. Оттого у него дома, квартиры и машины.
– К чему ты клонишь?
– Ты же знаешь, что в наших мирах не все события параллельны. Но присмотрись к нему, слышишь? Ведь ты и сама не в курсе, где он работает и чем промышляет.
– Все, хватит на сегодня, – я резко встала. – Не хочу об этом. Он порядочный человек. Может в твоем мире Димка и скотина, а в моем – будущий муж.
Я вышла из комнаты, нервно хлопнув дверью. Да она с ума сошла! Димка по какой-то причине не нравился Раде с первого дня знакомства, и я склонялась к тому, что и это, как в случае с отцом, банальная ревность. Но сегодня мое отражение перешло все границы. Наши миры не всегда одинаковы, и чем больше времени проходит после смерти бабушки, тем больше разницы в жизни знакомых и близких мы видим. Глобальные вопросы, мировое господство, курс доллара – каким-то образом в этом сохраняется синхронность, но когда дело касается истории одного человека, все становится по-другому. Роза рассказывала, что до нашего с Радой рождения судьбы женщин в нашем роду мало чем отличались между мирами, однако теперь все менялось сильнее и сильнее, и потому я не собиралась зацикливаться на чужих словах.
Плохое настроение заставило меня со злости отдраить всю квартиру, сварить ужин на роту солдат и разобрать старые бумаги. К приезду Димы я почти полностью успокоилась и смогла встретить его с улыбкой.
– Моя красавица, как я соскучился, – он с порога прижал меня к стене и начал стаскивать футболку. – Мне так понравилось, что мы делали с тобой в доме у отца, что я всю неделю только о том и думал, – страстным шепотом проговорил мужчина, а я почувствовала, как вся краска сошла с лица. – Ты же знаешь, как я люблю, чтобы жестко, да?
У отца? Неделю назад? Перед глазами замелькал поцелуй с Ильей, и только потом, следующим кадром, всплыла возможная сцена нашего с Симаковым примирения. Но, судя по всему, в главной роли была не я, а мой двойник.
Я не могла сдвинуться с места, а Дима все продолжал в красках описывать сексуальные сцены, которые он воплощал с моим самым близким человеком. Сердце болезненно заныло, и я согнулась вперед, закрывая ладонью рот.
– Мне плохо, – промычала я неразборчиво и побежала в ванную комнату, заперев за собой дверь. Наклонилась над раковиной, и почувствовала, как горькая желчь подкатывает к горлу. Сделав пару глотков ледяной воды прямо из-под крана, я смогла выпрямиться и с ненавистью уставилась на собственное отражение. «Как ты могла?» – хотелось кричать мне, но зеркало в ванной было простым, и не показывало лица изменщицы.
Дима беспокойно барабанил в дверь, и пока она не слетела с петель, я вышла навстречу ему.
– Что случилось? Ты не беременна? Только этого нам сейчас не хватает, – недовольно протянул он, а я почувствовала отвращение.
– Чем ты занимаешься, Дима? Мы с тобой уже месяц живем вместе, и я не знаю, с чем связана твоя работа.
– Я же говорил тебе, – вдруг разозлился он. – К чему задавать по десять раз тупые вопросы?
– Они не тупые, – неожиданно накатившие равнодушие позволило говорить спокойно. – Я хочу знать, где работает мой будущий муж. Или ты уже передумал?
– Что происходит, черт возьми? – неожиданно закричал мужчина, ударяя в стену давно сбитыми костяшками правой руки. – Какого хрена ты мне нервы треплешь? Я пришел с работы, хочу тебя, а ты вместо этого изображаешь умирающего лебедя и донимаешь расспросами.
Я молча развернулась и пошла в спальню, но Дима резко схватил меня за локоть и дернул на себя.
– Куда? Мы не договорили.
– Отпусти. Я устала
– Устала? От меня? – он зло встряхнул меня, словно тряпичную куклу, и я вдруг заорала:
– Пошел на хрен! Я сказала – отпусти!
Последовавшая пощечина прозвучала как выстрел. Я не сразу почувствовала обжигающую щеку боль. Унизительнее поступка придумать было сложно: никогда, ни разу в жизни меня не били, и теперь я чувствовала себя хуже некуда.
– Прости, прости, малышка, – Дима схватился за голову. – Я сам не понял, как это произошло, я не буду так никогда больше, ты веришь мне? Веришь? Малышка, не молчи, я умоляю тебя.
Он говорил и говорил, тряс меня за плечи, пытаясь растормошить, а я только держала ледяную ладонь на полыхающей щеке.
Симаков перенес меня на кровать, укутал одеялом, забрался рядом и принялся гладить, точно маленького ребенка, шепча всякий бред. Я слушала его и все больше убеждалась в одной мысли: отец был прав, не надо торопиться. Шить свадебное платье еще очень рано.
Я не спала до самого рассвета, Димка сдался намного раньше. Стоя возле окна, я наблюдала, как медленно просыпается город в выходной день. Двор потихоньку пустел, туман, не отпускавший город всю эту неделю, не спеша рассеивался. «На флоте его называют морская пыль», – вспомнила я слова Ильи.
Я провела ладонью по губам, словно оживляя наш поцелуй, и достала сотовый телефон. Его номера у меня не было, зато в соцсетях найти проблем не составила. «Сазонов Илья», – вбила в поиск, и уже через минуту на экране появилось знакомое улыбающееся лицо с лучиками-морщинками. Пролистав фотографии, часть из которых я уже видела в Отражении, я откинула гаджет в сторону. На последнем снимке он, девушка в платье с вырезом, подчеркивающим все ее изгибы и пышную грудь, и кот. Почему-то этот факт добил больше остального. Чего я хотела? Ответа на этот вопрос не было, в голове творилась каша.
Не желая дожидаться, когда Дима проснется, я оделась и вышла на улицу, бесцельно бредя вперед. Я не знала, кто поступил хуже – Рада или Дима, и имела ли я право обвинять их после того, что сама творила в Отражении? Да я и здесь все время продолжала думать об Илье, точно зачарованная. Если бы не было снимка с девушкой, что бы я делала? Отправилась к нему? Как объяснить самой себе, что это два разных человека? Я покачала головой, размышляя вслух, пока не обнаружила, как странно смотрят на меня прохожие.
Увидев впереди знакомую вывеску, с удивлением сообразила, что прошагала почти десять остановок. Открыв стеклянные двери, я села за стол у окна, позвала официантку и заказала кофе.
– Скажите, а вашего директора случайно не Саша зовут? – спросила, когда она принесла мне заказ. Девушка отрицательно покачала головой и забрала меню.
Я просидела там несколько часов, не понимая, чего жду. Пару раз звонил Дима, но я выключила надоедливый телефон, поняв, что не готова к разговору с ним. Для начала было бы неплохо собраться, но чувство опустошения не покидало.
Выпив еще пару чашек кофе, я все же решилась поехать домой. Осторожно открыв дверь, убедилась, что в квартире никого. Бросила связку ключей на тумбочку и, не снимая обуви и пальто, прошла к зеркалу. Глаза, больные, с полопавшимися сосудами, складка между бровей, опущенные уголки губ. Я ждала, когда отражение сменится цветущим лицом Рады, но ничего не происходило.
– Бахталэс, – безо всякой надежды, скорее, по привычке, произнесла приветствие, и она отозвалась:
– Я здесь.
Не знаю, кто из нас в тот момент выглядел хуже, но желания интересоваться ее состоянием не возникало.
– Почему ты не сказала?
– Рада, – она вдруг зарыдала, закрывая рот ладонью, словно пытаясь сдержать крик. Такой знакомый, такой родной жест вызвал только раздражение. Я не шевелилась, позволяя ей восстановить дыхание и ответить. – Рада, он … он сам. Он меня силой взял, понимаешь? Я хотела домой отправить его, до твоего прихода, и не смогла, он, как навалится на меня в коридоре…
Я медленно прижалась к стене, ощущая, что теряю ориентиры. Комната вращалась и воздуха становилась все меньше; пространство давило на плечи, сбивая с ног. Так же тихо я опустилась вниз по стене и зажмурила глаза, словно ожидая, что вместе с этим пропадет весь окружавший ужас.
Прекрати, – попросила ее тихо. Слушать дальше о том, что они творили, было невозможно. Меня трясло; ее тоже. – Почему ты не сказала сразу?
– Я не смогла… Не смогла сделать тебе больно, ты такая счастливая в тот день была.
Криво усмехнувшись, я вытянула перед собой ноги. Очень счастливая.
– И ты позволила мне остаться с человеком, который, по сути, изнасиловал свою невесту? Вчера Дима съездил мне по лицу. Я больше не хочу с ним быть. Сейчас соберу вещи и выставлю вон. Если бы ты сказала раньше, все могло бы кончиться в разы быстрее.
– Радочка… Давай я сделаю это за тебя?
– Хочешь повторения того вечера?
Заявлять этого не стоило. Она так посмотрела на меня, что язык к небу прирос.
– Прости… Извини, Рада, я не хотела это говорить. Я справлюсь сама. Думаю, меняться местами больше не стоит.
– Мне сейчас нужно идти. Я приду ночью, поговорим? Пожалуйста. Только не бросай меня, слышишь? Ведь больше никого нет.
– Хорошо, Рада.
Попрощавшись с ней, я зашла в комнату и остановилась напротив шкафа. Распахнула дверцы и начала методично вываливать на кровать мужские вещи, не заботясь об аккуратности.
Одежды набралось много; напихав четыре больших пакета, прошлась с ревизией по квартире. Смела из ванной все бритвенные принадлежности, на кухне захватила чашку. Зажигалка, пепельница с балкона, зарядник для телефона, домашние тапочки, раньше считавшиеся гостевыми. Сложила все возле входной двери и села на кровать, упершись головой в ладони. Как-то неожиданно мой мир полетел под откос, и все началось с того, что мы поменялись местами с Радой. Наверное, не зря бабушка запрещала приближаться к зеркалу. Не могло такое перемещение не оставить следа в ходе истории.
торчать в четырех стенах стало невмоготу, я выбралась на балкон, наблюдая, как город погружается в белую снежную пелену. Горячий чай с вишней согревал озябшие ладони, но и он не мог избавить от внутреннего холода. У меня мерзла душа.
Я отправила смс Диме, что он может забирать свои вещи, и снова отключила телефон. Трусливое поведение, но и на это было оправдание. По крайней мере, сегодня.
В двенадцать часов ночи я подошла к зеркалу, еще не зная, о чем говорить с Радой. В одном я была уверена точно: меняться больше нельзя, о чем и сказала ей снова.
– Это совпадение, малышка, – мягко ответила она. – Не надо бояться.
– К чему этот разговор, родная? Я больше просто не решусь.
– А тебе и не нужно.
В таком духе мы проговорили почти час, споря по каждой мелочи, чего давно уже не было. Однако разговор закончился на дружелюбной ноте, хотя от усталости меня так клонило сон, что подробности напрочь стерлись из памяти.
Видимо, я так и заснула в коридоре, возле зеркала. Потянувшись, с удивлением обнаружила, что лежу на полу, и, несмотря на мягкий ковер с высоким ворсом, тело болело от неудобной позы. Кое-как поднявшись, я пошла умываться и вдруг замерла посреди коридора: вещей Симакова не было. Когда он успел забрать их? Ключи от квартиры у него имелись, но зная его хоть немного, я с трудом представляла, что он удержится минимум от пары резких слов на прощание, а максимум – от некрасивой сцены.
Что ж, все было к лучшему. Именно этого я сейчас и хотела: одиночества и тишины.
Зайдя на кухню, я широко зевнула, включая чайник и щелкая пультом телевизора. Вместо привычного музыкального вещали новости, и я рассеяно начала листать каналы, пытаясь отыскать какой-нибудь неназойливый фон.
Чайник щелкнул; я налила заварки, кипятка и взобралась с ногами на стул, смотря невидящим взглядом в телевизор. Сделала глоток… и выплюнула обратно.
– Жасмин? – удивлению не было пределов, я терпеть не могла зеленый чай. Димка, что ли, вчера тут хозяйствовал? И ходил мимо, видя, как я на полу приютилась, точно сирота.
Распахнув кухонный шкафчик, обнаружила там несколько упаковок незнакомого чая. Открыла холодильник, сняла со сковородки крышку: вместо рыбы – мясо.
– Нет, нет, только не это, – я заглядывала во все углы, открывала шкафы, отказываясь верить в очевидное.
Грязно выругавшись, я подбежала к зеркалу и рявкнула:
– Рада, твою мать! – но тишина была ответом. Я тяжело дышала, и с ненавистью смотря на собственное лицо, на черные волосы, уложенные кудрями, на красный лак, на ажурное колкое белье под вырезом халата.
Это была не я, и я не хотела жить чужой жизнью. Да, там остались проблемы, разбитое сердце, предательство. Но при этом там были мои друзья, моя работа, отец.
Я заметалась по квартире, не зная, за что хвататься, и бормоча бессвязные ругательства. Взглянула на ладони – так и есть, крестообразный порез, свежий, глубокий. Как она могла сделать это без моего желания? Что было в этих чертовых дневниках бабушки?
И главное, почему? Почему ей понадобилась моя жизнь? У нас обеих было все, что нужно для счастья: любимая работа, собственное жилье, здоровье. За ней волочилось немыслимое число поклонников, свидания и встречи через день. В моем мире – парень, берущий женщин силой и не стесняющийся дать им по лицу.
Я замерла. А было ли все против ее воли? Могла ли Рада поддаться искушению?
Я хотела сказать «нет», но врать самой себе было бессмысленно. Могла.
Перетащив зеркало в спальню, я села напротив него. Рано или поздно она должна была появиться там. «Бахталэс», – твердила, словно завороженная, но отражение не менялось.
Чужой мир словно и сам пытался выгнать меня вон: на улице бушевала метель, за которой не было видно ближайших домов, головная боль стала не выносимой. Что же делать?
Только один человек мог поверить в то, что произошло. Отец всегда знал, что бабушкино зеркало – не просто предмет интерьера. Догадывался он и о том, с кем я общаюсь в чулане, но никогда не задавал вопросов, а я по-прежнему продолжала скрывать от него. Игра, в которой каждый действует согласно отведенной роли, зная сценарий наперед.
Мобильник Рады лежал на столе. Я набрала номер папы, молясь, чтобы он взял трубку. Насчитав десять долгих гудков, за время которых я уже отчаялась дождаться ответа, отец произнес коротко:
– Да, – и я расплакалась, поняв, что теперь мне есть к кому идти за помощью или советом.
– Папочка, ты дома?
– Тебе какое дело? – ответил он холодно и все внутри упало.
– Пап, мне помощь твоя нужна, – еще не понимая, продолжила, но отец резко оборвал:
– Я тебе сказал вчера, у меня больше нет дочери. Забудь этот номер.
Телефон щелкнул, разъединяя абонентов, и выскользнул из рук на ковер. Звук удара заглушил пушистый ворс, а я не могла пошевелиться, чтобы поднять его. Что она натворила здесь? Если даже родной отец отвернулся от нее. От меня?
Я подавила рвущееся желание броситься к зеркалу и заколотить по нему кулаками, вызывая эту дрянь на ответ.
Снова пикнул телефон, и я судорожно вцепилась в него, надеясь, что отец передумал. Мне нужно с ним увидеться и рассказать всю правду. Да, он не желает видеть Раду, но я – не она, я другой человек, и папа поймет это, обязательно.
Открыв сообщение, я непонимающее нахмурилась «Верни деньги, сука, иначе жить тебе до вечера».
– Какого?..
Договорить я не успела; послышался звон оконного стекла, и в квартиру влетел огромный камень, осыпая меня острым градом осколков. Я наклонилась, пряча голову рукой, не в силах даже закричать. Каждая минута, проведенная в Отражении, стоила мне миллиона умирающих нейронов, и сложно было представить, что ждет впереди, какой очередной сюрприз приготовила моя двойняшка. Еще страшнее было оттого, что сообщение, отправленное Раде, написал Дима.
… Долгое пребывание в квартире страшило. Я спрятала на всякий случай зеркало, боясь, что в следующий раз его могут разбить и мне придется коротать здесь свою, судя по обстоятельствам, недолгую жизнь. Запихнула вещи первой необходимости в сумку, переоделась в джинсы, натянула теплый свитер, ботинки, спортивную куртку, волосы спрятала под шапкой.
Прекрасно понимая, что каждый встреченный прохожий может оказаться врагом, надвинула пониже капюшон и отправилась к человеку, который стал моей последней надеждой.
В дневном свете вспомнить по памяти дом Ильи оказалось довольно просто. Был ли он сейчас у себя? Я готовилась к долгому ожиданию где-нибудь подальше от прохожих и машин, но удача впервые за день повернулась ко мне лицом: стоило нажать на звонок, как он почти сразу распахнул дверь, вытирая масло с рук мягкой тряпкой.
– Привет, – сказала тихо. Сазонов привалился плечом к косяку, словно подталкивая продолжить разговор, а я не знала с чего начать. Нервно теребила ручку сумки и не могла оторваться от его карих глаз, а язык словно онемел. Илья не торопил, но и помогать не собирался. Лицо серьезное, хмурое. На щеке темная полоса – след от сегодняшней работы, и мне хочется коснуться, стереть его.
– У меня мало времени. Если сказать нечего, не буду тебя задерживать, – он начинает закрывать дверь, и только после этого я словно отмираю, хватая мужчину за руку.
– Пусти, – шепчу, ощущая как еще чуть-чуть, и голос сорвется. – Я объясню все. Только не здесь.
Илья молча пропускает меня внутрь гаража. Знакомый «БМВ» с поднятым капотом, рядом инструменты. Он вытирает руки, а я не свожу глаз с его спины, вспоминая, что делала тут неделю назад. Кажется, с этого момента прошла целая вечность.
Мы поднимаемся наверх, в руках дурацкая сумка, которую я не знаю, куда приткнуть. Илья забирает ее, устраивая возле дивана, а я подбираю слова, чтобы начать рассказ, но как назло, ничего не выходит.
Он достает из шкафа чай, и я успеваю увидеть нарисованные на нем вишни. Сердце сжимается, и я, наконец, начинаю рассказывать.
Сначала речь льется бессвязно, но чем дольше говорю, тем больше успокаиваюсь. На его лице – неверие, другой реакции сложно ожидать. Когда я заканчиваю, Илья сидит на барном стуле, подперев кулаком лицо. Все это время я стараюсь избегать прямого взгляда, сосредоточившись на его руках, но и они отвлекают. Кожа еще помнит горячие прикосновения, и я кляну себя за то, что думаю совсем не о спасении собственной шкуры.
– Я должен поверить в эту историю?
– Не должен, – мы смотрим друг на друга, а в голове – туман. Как бы не завело наваждение за пределы разумного. – Но мне больше не к кому идти.
Илья встает, обходит комнату. Я вижу, как напряжены его мышцы, и боюсь думать о том, что у него в голове. А сама бы я смогла поверить? Не вызвала бы санитаров, приди ко мне с такими речами? Не знаю, не знаю.
– Что ты хочешь от меня?
– Мне нужно найти бабушкину тетрадь. Это последний шанс выбраться отсюда.
– Ты знаешь, где ее искать?
– Примерно догадываюсь, – на самом деле, это единственный возможный вариант. – Мне нужно забраться в дом к отцу.
– Забраться? – Илья вскинул бровь, а я со вздохом рассказала о звонке папе.
– Если не получится вернуться, что ты будешь делать?
– Пожалуйста, не задавай вопросы, ответов на которых нет.
– Я тебя понял.
Снова молчание наполняет комнату, Илья выходит из нее, а я смотрю на свое отражение в зеркале. Кажется, как будто оно усмехается надо мной, и я торопливо отхожу в сторону, хватая книгу со стола. «Сто лет одиночества», – читаю название и удивляюсь. Знаю ли я этого человека? Знаю ли я хоть кого-нибудь настолько, чтобы быть уверенной в нем?
Невеселые ответы терзают душу, но размышлять долго мне не дают. Появляется Илья, переодевшийся в темные джинсы и серую толстовку с капюшоном.
– Поехали, – зовет он, и я хватаю сумку с вещами. Мужчина смотрит удивленно, но ничего не говорит. Понимает, что я здесь – временный гость.
Мы садимся в машину и плавно выезжаем со двора.
– Тридцатая? – спрашиваю, поглаживая панель.
– Угадала, – кажется, вопрос об автомобиле слегка прибавляет настроения и я, ободренная успехом, продолжаю:
– Прости, что тогда убежала. Я думала, что больше не увижусь с тобой, и не хотела делать больно.
– Кому?
Я наклоняю голову, пряча лицо за спадающими волосами, и снова повторяю еле слышно «прости».
Дорога до отцовского дома наполнена молчанием, разбавленным тихим голосом солиста «Сплина». Музыка играет чуть слышно, зато звонок на мобильнике раздается словно гром среди ясного неба. От неожиданности я вздрагиваю, а увидев номер звонящего, решаю не брать.
– Кто там? – вопрос Ильи звучит слегка собственнически, но я говорю:
– Дима.
– Ответь.
Нехотя нажимаю на прием и слышу отборную брань в свой адрес, срывающуюся на крики. Не отводя глаз от дороги, Сазонов забирает трубку, слушает с минуту, после чего произносит:
– Отстань от девчонки. На твоем месте я бы не раскидывался угрозами, иногда за такие слова можно неслабо схлопотать.
Говорить дальше он не собирается, протягивая смартфон обратно, а я вцепляюсь в него, ощущая чужое тепло. Дура, о чем ты думаешь…
Чем ближе мы к дому отца, тем сильнее я начинаю дрожать. Илья искоса смотрит на меня и подкручивает печку, но теплее не становится. Этот холод снова идет изнутри, и я не знаю, чем его можно согреть.
– Сверни вот здесь, – окна в доме папы не горят. Спит? Уехал? Лучше бы второй вариант, но я готова к любому.
Мне не нужно заходить в сам дом, я вовсе не уверена, что один из связки ключей подойдет к местному замку. Сзади – беседка, в ней стол, два кресла, старый сундук. Между ним и стенкой есть небольшое отверстие, размера которого хватает ровно настолько, чтобы засунуть туда руку. Я делаю глубокий вдох как перед нырком и протягиваю ладонь. Когда пальцы нащупывают шуршащий уголок пакета, сердце уже готово насквозь протаранить грудь от волнения. «Хоть бы оно, хоть бы…»
Тетрадки старые, холодные. Рада надежно запаковала записи, но не учла одного – об этом тайнике мы узнали одновременно, как и о многих других вещах, и проще было их уничтожить, а не прятать. По крайней мере, именно так я и сделаю.
Обратно к машине я бегу, оставляя следы каблуков на свежевыпавшем снегу. До утра их обязательно заметет, и вряд ли отец поймет, что я была ночью здесь. Осталось еще немного. Илья стоит возле машины, опираясь на капот. Я спешу к нему, думая, что вместе нам быть – час от силы, и вряд ли за это время я смогу узнать его лучше.
– Вот она! – я слышу крик и поворачиваясь к звуку. Яркие фары ослепляют, я инстинктивно закрываю лицо от света и теряю драгоценные секунды, стоя на месте.
Двое парней бегут в мою сторону, но Илья хватает меня за рукав и прячет за собой еще до того, как они оказываются рядом.
– Свалил, придурок! – орет один из них и сразу получает кулаком в нос. Второй бросается следом, но и он через мгновение оказывается сбитым с ног. «Морская пехота – это вам не шутки», – в голову лезут всякие глупости, и я вдруг понимаю, что вхожу в число тех людей, которые без чужой помощи в книгах и фильмах дохнут первыми, еще до того, как зрители запомнят их имя. Я – балласт. Бред, бред, бред…
Пока нападавшие не успели прийти в себя, Илья заталкивает меня на заднее сиденье и резко стартует с места. Я вижу его профиль, временами выхватываемый из темноты светом дорожных фонарей. «Он красивый», – думаю я, а вслух говорю:
– Как ты?
– Рада, в какие игры ты играешь? Расскажи правду, и я постараюсь тебе помочь, – голос спокойный, словно ничего особенного вокруг не происходит.
– Это и есть правда, Илья, – я закачала головой, горько усмехаясь. – Я не знаю, во что она меня впутала, и не знаю, как вылезти из этого дерьма.
Мы остановили машину невдалеке от города. Заглушив мотор, Илья поправил зеркало заднего вида так, чтобы смотреть мне в глаза. Я ловлю его усталый взгляд и понимаю, что сама едва ли выгляжу лучше, и руки тянутся поправить волосы.
– Они ждали тебя возле дома отца, значит, и в квартире не безопасно. Нам обязательно туда идти?
–Мне – да, – я покусала губы, вздохнула и добавила: – А тебе нет. Спасибо за помощь, дальше я как-нибудь сама.
Я схватилась за ручку двери, намереваясь выйти из автомобиля, но Илья рявкнул:
– Сидеть! – и я дернулась всем телом. – Думаешь, это так просто? Начесала мне с три короба, а потом свалишь в неизвестном направлении во второй раз? Что это за страсть к пряткам такая, скажи?
Я откинулась на сиденье, начиная раздражаться.
– Я же уже извинилась! Что мне еще нужно сделать? Ты не веришь моим словам, я не могу тебе ничего доказать. O.K., один-один, дальше движения нет. Останови где-нибудь в городе и забудь это навсегда.
– У меня дурной характер, но если я ввязался в дело, уже не отступлю. Я могу зайти к тебе домой и вытащить это гребаное зеркало.
– Нет, – я замотала головой. От мысли, что оно при этом постарадает, меня бросило в жар. – Я не могу им рисковать, иначе застряну здесь навсегда.
– Разве этот мир так плох? – уже тише ответил он, и я удивленно посмотрела на сидевшего напротив человека.
– Нет, не плох. Но он мне чужой. Здесь я никому не нужна, никто меня не любит. Видно, не за что.
– Не тебя, а ее, – поправил Илья.
– Ты все равно в это не веришь.
Мы долго наблюдали за тем, как дворники смахивают снег с лобового стекла, а потом он заговорил, решая, как мы будем пробираться в квартиру.
– Ты сможешь повторить то, что сделала она? – поинтересовался Илья в конце разговора.
– Не знаю. Мне надо хотя бы полчаса, чтобы разобраться в записях, – я достала тетрадку и начала листать страницы, мысленно благодаря Раду за то, что она делала пометки карандашом почти к каждой строчке.
Интересующий меня ритуал нашелся во второй тетради. Он был обведен жирной линией, а рядом вложен листок с переводом и инструкцией. Прочитав его несколько раз, я покачала головой. Ничего сложного, ничего хорошего.
– Можем ехать?
– Теперь да, – я начала называть свой адрес, но Илья перебил меня:
– Я знаю, где ты живешь.
– Откуда?
– Думаешь, когда ты сбежала от меня, я не пошел следом? Я видел, как ты садишься в такси и где выходишь.
– Почему? – пораженно задала я следующий вопрос.
– Хотел убедиться, что с тобой все в порядке, – буркнул он и прибавил скорости, намекая, что разговор окончен.
Возле подъезда я отдала ключи Сазонову и принялась ждать, лежа на заднем сидении. Читай книги на Книгочей.нет. Подписывайся на страничку в VK. Минуты тянулись томительно долго, и непонятно было, чего я боялась больше: не увидеть снова Илью или остаться здесь навсегда.
Через три минуты он стукнул по окну заднего сиденья, и я тут же вылезла к нему навстречу, не забывая при этом вертеть головой по сторонам.
– Дома у тебя чисто. Не думаю, что они начнут выламывать дверь посреди ночи.
Мы спешно зашли в подъезд, поднялись на третий этаж. Оказавшись в знакомой квартире, я ощутила облегчение. Осталось еще чуть-чуть, и я буду дома, а там уже придумаю, как избавиться от этого кошмара.
Разбитое стекло существенно снизило температуру в помещение. Я скинула куртку, но чувствовала зябкий холод на плечах. Илья уселся на диване, разглядывая жилье Рады, почти полностью похожее на мое. Я не стала тянуть время, принесла зеркало в зал и приготовила все необходимое.
– Теперь ты мне веришь? – я обернулась к нему, прежде чем начать ритуал.
– Не знаю. У меня есть два варианта – либо я сейчас увижу что-то действительно необычное, либо у тебя раздвоение личности. Даже не знаю, какой из них мне ближе.
– Что ж хорошего в раздвоении? – подивилась я.
– Тогда ты останешься в моем мире, хоть и будешь чокнутой девкой.
Мы замерли, глядя друг другу в глаза, и я готова была поклясться, что вижу в них такую же тоску, как и в собственных.
– Илья…, – но он перебил:
– Ты понравилась мне с первого взгляда, а я ведь тогда еще совсем зеленым был. Год на моих глазах встречалась с другим, а потом и вовсе пропала. Я же о тебе только после института, в армии, думать перестал, – там у меня вообще мыслей о гражданке не было. А когда вернулся, первым делом на твою страничку зашел, но ты опять не одна.
– Илья, – я не знала, что добавить, и покачала головой.
– А в кафе… Я как тебя увидел, у меня сердце заколотилось, в жар бросило, пот прошиб. Сам говорю с тобой, а мозги набекрень, бред несу. А уж когда ты меня в кино позвала, и я рядом оказался – все, продолжать игру было бессмысленно. От запаха твоего, от тепла чердак слетел. Ты со мной поехала, и я счастью своему не верил: глаза большие, вид испуганный, но идешь, идешь ведь молча следом. Дома чай наливаю, руки дрожат и вот-вот мимо чашки прольют, а ты взгляда не отводишь, смотришь пронзительно.
– А потом? – я не могла оторваться от него, забыв, ради чего здесь нахожусь. Илья говорил, закрыв глаза, чтоб не сбиться; я трясущимися руками обнимала себя, не понимая, почему так все по-дурацки у нас с ним выходило.
– Мы с тобой поцеловались, и я в этот момент только ощутил, наконец, что живу, понимаешь? У тебя губы такие нежные, а у меня из мыслей в голове одна – что сейчас, вот прямо на этом столе я тебя…
– А я сбежала.
– А ты сбежала, – невесело повторил он, по-прежнему не открывая глаз. – И я не мог понять, где же моя ошибка была, что на этот раз я не так сделал.
– Все так, Илья. Дело-то во мне было – как я могла дальше идти, когда меня свой мир ждал, а здесь была бы другая Рада?
– А ты хотела дальше?
Я отвернулась, не собираясь отвечать на вопрос, но в этот момент свет в квартире погас.
– Илья, – сказала испуганно и почувствовала теплую ладонь на плече. – Началось, да?
– Сиди тихо, – произнес мужчина еле слышно и отправился в сторону входной двери. Я нервно кусала костяшки пальцев, боясь оставить зеркало одно: казалось, стоит отойти в сторону, и оно рассыплется на тысячу мелких осколков. Стала бы я жалеть об этом? Или это было то, чего я хотела?
– На площадке двое, возятся с замком. Я закрыл нас на внутренний, сейчас вызовем полицию. Сколько тебе времени понадобится?
– Не знаю. Минут десять, пятнадцать. Что ты будешь делать дальше?
– Занимайся своими делами, – я не видела его лица в темноте, но кивнула, поворачиваясь к приготовленным вещам.
Шум на площадке усиливался, а я зажигала свечи, расставляя их полукругом возле зеркала. На улице тоже не было света, в кромешной тьме прыгающие огоньки, отражаемые стеклянной поверхностью, создавали зловещее ощущение.
