Текст книги "Сердце воина (СИ)"

Автор книги: chate

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Я заметил, что ты хромаешь, но думал это последствие ранения.

– Нет. Это последствие неудачного падения с лошади в десятилетнем возрасте. Кости голени были сломаны и целители долго сомневались в том, что я вообще смогу ходить.

– Но ты оказался слишком упрям, чтобы слушать мудрых целителей?

– Да. Наверное.

– А что ты делал в той деревне?

Я вздохнул, вспомнив безжалостный голос: «Провести зачистку!»

– Это была случайность. Возле озера, где я любил отдыхать, моего коня что-то испугало. Он оборвал повод и ускакал, а мне пришлось идти домой пешком. Решив срезать путь через лес, я немного сбился с пути и вышел к той деревне. Я даже не помню, как она называлась. Спросив у женщины на краю деревни, где мне найти старосту, я пошел туда, в надежде одолжить хоть какого-нибудь коня, чтобы добраться до дома, но наш разговор был прерван вашим появлением. Многие бросились бежать в лес, но у меня из-за долгого пешего перехода очень сильно болела нога, и я не мог бежать, поэтому и спрятался в доме, молясь, чтобы меня не увидели. Так и просидел трусливо за тем сундуком, пока все в округе не стихло.

– Не трусливо, а благоразумно, – поправил меня полковник, но я покачал головой:

– Трусливо. Я слишком испугался и даже добравшись домой глубокой ночью, не сразу смог рассказать, что со мной произошло.

– Сколько тебе тогда было? Тринадцать?

– Четырнадцать.

– Не велика разница. Допустим, тебе было бы двадцать, у тебя была здорова нога, а в руках находился меч, что бы ты сделал?

– Сражался. Наверное.

– Сражался? Один против тридцати закаленных в боях воинов? Твоя гибель была бы бесславной и бессмысленной. Ты бы никого не спас, не защитил, в лучшем случае унес бы с собой на тот свет душу одного воина, и то, я в этом сильно сомневаюсь.

– Так что мне надо было прятаться?

– Да. Для воина важно не только уметь сражаться, но и уметь думать и просчитывать возможные варианты событий. Спрятавшись, ты не только сохранил свою жизнь, но и приобрел возможность со временем отомстить, а это намного важнее сиюминутного глупого геройства.

– А ваша подстава с той крепостью не была геройством? – кажется, я обиделся, хоть это и глупо. Столько лет я корил себя за трусость, а теперь человек, который не захотел меня убивать, говорит, что я поступил правильно. Это оправдание моей трусости из его уст звучало для меня самого странно и… обидно, тем более что я о мести и не помышлял. Я просился в армию потому, что хотел быть хоть где-то нужен, а не мечтал отомстить захватчикам.

– Нет, это был хорошо рассчитанный шаг. Конечно, в любой момент что-то могло пойти не так, но там были только добровольцы и мы были готовы умереть, если так сложится судьба.

– А я не был готов, – я почувствовал, как щеки мои заливает краска стыда, – даже когда увидел, как рушится решетка – не был готов.

– Потому и заорал о побеге на весь лагерь? – полковник откровенно рассмеялся, блестя белозубой улыбкой. – О нет, милый капитан Бэркс, это не был поступок труса. Трус бросился бы бежать. Молча. Пытаясь спасти свою шкуру. Он не сделал бы даже попытки предотвратить побег. Так что забудь о том, что ты трус. Я на войне с первых ее дней, повидал всякого и прекрасно знаю, о чем говорю. К тому же быть готовым умереть за свое дело и желать смерти – это разные вещи. Все мы хотим жить, это естественное стремление для любого человека, солдат же ищущий смерти – это не солдат. Такой воин ни одному командиру не нужен, ведь он не только умрет сам – он может подвести своих товарищей.

Вслушиваясь в спокойный голос полковника, я почувствовал, как во мне просыпается благодарность к этому человеку. Он был моим врагом и в то же время сделал больше, чем мог бы сделать для меня любой друг. Да и не было у меня друзей никогда. Были старшие братья, для которых я был обузой и помехой, родители, для которых я стал случайным, поздним ребенком, по сути нежеланным. Были еще слуги, которые выполняли мои просьбы и приказы, но никто из них не стал для меня близким человеком, да и не мог стать, потому что родители мне с пеленок внушали, что я выше их по рождению и по положению в обществе. А где сейчас то общество, принадлежностью к которому они так гордились? Где они сами? Война смешала все, перемолола и выплюнула. Сын углежога зачастую оказывался лучшим человеком и воином, чем сын лорда.

– О чем задумался? – прервал мои размышления полковник.

– О войне и превратностях судьбы. Сколько мы еще пробудем в дороге?

– Дней пять – семь, смотря, как пойдем. В предгорьях придется оставить повозки. Лошади еще смогут пройти по горным тропам, а телегам там делать нечего.

Сначала я не понял, зачем он мне это говорит, а когда дошло, то снова покраснел и скрипнул зубами от желания закричать. Сколько я еще буду доказывать, что мундир мне выдали не за красивые глазки?

– Меня не придется нести. Может я и хромой, но, если надо, могу и бежать, и сражаться.

– Не сомневаюсь, – полковник Трейм хлопнул меня по плечу, чуть не опрокинув на землю, и поднялся, – отдыхай, пока. Завтра будет трудный переход.

Вот и поговорили.

Трудными были все дни. Когда через два дня впереди показались горы, на колонну беглецов выскочил королевский почтовый курьер. Как разведка его упустила, и что им после этого сказал полковник, я не выяснял, знаю только, что курьер чуть не ушел, но меткий выстрел кого-то из солдат Трейма свалил его вместе с лошадью. Увы, но падая, несчастный сломал себе шею. Так тоже бывает во время войны, хотя более нелепую смерть, чем свернутая во время бегства шея, трудно себе представить.

В его сумке оказалось предписание к гарнизону усилить патрули и прочесывать более тщательно дороги в направлении Идрида, в связи с массовым побегом военнопленных, а кроме того рекомендовалось оборудовать несколько секретов у малоизвестных троп, которыми обычно пользовались местные. Все это я узнал со слов полковника тем же вечером. А еще он сказал, что нам неимоверно повезло, потому что этот приказ уже не попадет в крепость и у нас есть довольно хороший шанс проскользнуть у них под самым носом.

– Как можно не заметить полторы тысячи человек в предгорьях, где кроме кустов и редких деревьев нет никаких укрытий? – наконец не выдержал я.

– Можно. Если командиры крепости не озабочены дисциплиной, а фортуна будет благосклонна к нам, – ответил мне полковник, криво усмехаясь.

Так оно и вышло. Не знаю, фортуна благоволила меченому полковнику или магия его постаралась, но в тот вечер, когда наша колонна покинулa лес, небеса разразились дождем. Он сильно замедлил наше продвижение, но и от сторожевых разъездов уберег.

Телеги действительно пришлось бросить. Раненные передвигались своим ходом, а кто не мог идти, того несли на самодельных носилках, потому что лошади теперь тащили на себе мешки с необходимыми в дороге вещами и оставшимися припасами, кроме одной, на которой везли связанного начальника лагеря. Несчастный не выдержал свалившихся на него испытаний и сошел с ума, но тем не менее отпускать его никто не собирался.

Пеший переход и дождь сыграли свою роль и в моем самочувствии. Нога теперь болела не переставая, но я упрямо шел вперед вместе со всеми, стиснув зубы и сжав кулаки. Полковник по-прежнему подходил ко мне на привалах, чтобы переброситься парой слов, но я почти ничего из тех разговоров не запомнил. Стоило мне опуститься на землю, как усталость наваливалась со страшной силой, и я просто отключался, иногда засыпая посреди разговора, убаюканный его голосом.

Когда мы пересекли границу Идриды я так и не заметил, просто однажды из пелены дождя выехал разъезд в черно-синей форме, и я понял: все, дошли! Не то, чтобы я так уж обрадовался вражеским солдатам, скорее во мне заговорило облегчение от того, что дорога, наконец, закончилась и скоро можно будет отдохнуть.

Увы, но мой отдых оказался не таким уж долгим. На следующий день полковник Трейм подошел ко мне в сопровождении четырех воинов.

– Они доставят тебя в мой дом, – сообщил он, после чего меня подсадили на приведенную запасную лошадь и мы тронулись в путь, занявший еще семь дней, изрядно вымотавших меня как физически, так и морально. Никто из сопровождавших меня воинов со мной не разговаривал, если не считать разговорами их односложные ответы или краткие приказы, отдаваемые мне в случае необходимости. Когда же мы въехали в небольшой каменный замок с высокой стеной, обведенный снаружи рвом, они даже не спешились. Просто передали поводья моего коня выбежавшему навстречу мужчине со словами: «Это личный пленник Его Светлости!» – и умчались прочь, даже не оглянувшись.

Следующая наша встреча с полковником произошла через два с половиной месяца или семьдесят один день, если хотите знать точнее. Лето было в самом разгаре, когда кавалькада из десятка всадников въехала в замок, вызвав своим появлением настоящий переполох среди слуг. Полковник вернулся домой.

Все это время я жил в одной из башен замка, ставшей моей персональной тюрьмой, хоть и вполне комфортабельной. Комната моя располагалась почти под самой крышей, так что из окна открывался просто потрясающий вид на окрестные поля, деревни и лес. Я практически не знал ни в чем отказа, если просьба касалась книг, еды, одежды или какой-либо подобной мелочи, однако о том, чтобы покинуть башню (под любым предлогом) не могло быть даже речи. Мне даже бритву и ножницы в руки не давали. Каждое утро приходил слуга, судя по выправке бывший солдат, брил меня и подстригал, если это было необходимо. Ах, если бы кто-нибудь знал, как тошно сидеть в четырех стенах, созерцая свободу в окно, но не имея возможности сделать хотя бы один шаг за пределы своей тюрьмы.

Через полчаса после того, как полковник перешагнул порог своего дома, за мной явился слуга, приглашая на обед в общий зал. Надо ли говорить, как я был счастлив наконец-то покинуть опостылевшую комнату? Да я готов был нестись вниз по ступенькам бегом, чтобы поскорее убраться подальше от места заточения, но важно шествовавший передо мной слуга заставил меня поумерить прыть. Все-таки я не уличный мальчишка, а сын лорда, пусть и без наследства, к тому же военный. Бывший.

Большой зал в честь прибытия господина был ярко украшен знаменами и щитами с родовыми гербами. Даже слуги ради такого праздника были обряжены в ливреи, а уж столы в зале просто ломились от всевозможных деликатесов.

Место для меня было отведено за столом хозяина замка, по левую руку от него, тогда как справа сидел худой мужчина с длинным носом – управляющий имениями. Мы с управляющим не понравились друг другу с первого взгляда. Именно он приказал запереть меня в башне, мотивируя это тем, что опасался моего побега, хотя больше никаких поползновений в сторону ограничения моей свободы не предпринимал. Проще говоря, голодом меня не морили и к кровати не пристегивали.

Вежливо поздоровавшись со своим пленителем и проигнорировав его управляющего, я занял указанное место и с ужасом посмотрел на разложенные вокруг тарелки приборы. За пять лет воинской службы я совершенно отвык от этикета, и теперь судорожно вспоминал какая вилка, ложка, и какой нож для чего предназначены. Ужас.

Один из слуг налил мне в кубок немного вина, которое я едва пригубил, а за столом между тем продолжился разговор, прерванный моим появлением.

– …так почему же расходы возросли вдвое?

– Ваша Светлость, я же только что Вам пояснял, что…

– Нет, ты только что пытался вывернуться, словно уж, попавший на сковородку. Как только обед закончится, я желаю видеть у себя на столе все отчеты за последние пять лет.

– Пять? – бедный управляющий побелел, позеленел и пожелтел одновременно.

– Да пять. Пока ты подворовывал мелочь – я молчал. Но ты просто обнаглел, воспользовавшись тем, что последнее время я не уделял своим землям должного внимания. Так что предоставь мне все приходно-расходные книги, и я решу, что с тобой делать, просто прогнать или спустить с тебя шкуру.

Все это полковник Трейм говорил совершенно спокойным, даже равнодушным тоном, но при этом меня пробрало до самой печенки, что уж говорить об управляющем. Сначала он едва в обморок не грохнулся, а потом бросился на колени перед хозяином и начал слезно умолять простить его, обещая вернуть все до копеечки.

– Ступай и принеси мне все бумаги, там будет видно, а чтобы ты не сбежал… – полковник кивнул двум воинам, тот час же занявшим место за спиной управляющего. Подхватив под руки завывающего от ужаса мужчину, они покинули зал.

Все время пока длилось это «представление», воины лорда, сидящие за нижними столами, спокойно продолжали поглощать пищу, а слуги без перерыва подавали блюда и разносили кувшины с напитками. У меня же кусок застрял в горле, когда серо-синие глаза полковника обратились на меня.

– Почему не ешь? Не вкусно?

Я только и смог помотать головой, а потом залпом осушить свой кубок, потому что в горле ужасно пересохло. Правда, поспешив, я поперхнулся и закашлялся, так что, добродушно усмехнувшись, полковник похлопал меня по спине, помогая отдышаться.

– Спасибо, – прохрипел я, переводя дыхание.

– На здоровье. Как ты тут жил без меня? Кстати, теперь твоя комната будет на втором этаже, недалеко от моей. Слуги спустят вниз твои вещи.

– Спасибо, Ваша Светлость, – нашел я в себе силы поблагодарить полковника, на что он просто отмахнулся.

– Не за что. Ты вообще не должен был оказаться в той башне, так что это своего рода компенсация за неудобства. Вот уж не думал, что переговоры так затянутся.

– Значит, мирный договор?..

– Да, подписан. Их Величества женят своих отпрысков, при этом мы получаем кусок земель на западе, что позволит нам выйти к морю, а ваш король получит доступ к Сагорским хребтам, где сможет начать разработку собственных алмазных рудников.

– Но… обмен не равноценен.

Полковник хитро улыбнулся и бросил на меня косой взгляд.

– Неравноценен, – подтвердил он мои выводы, – но ваш король пока об этом не догадывается. И не догадается ближайшие лет десять. А там уже у Их Величеств наследники пойдут, так что делить им будет нечего.

Произнеся это, полковник взял с поднесенного ему блюда искусно приготовленную куриную ножку, повертел ее в руках, словно приглядываясь, с какой стороны лучше укусить, но так и не попробовал, положив на свою тарелку. Лицо у него вмиг преобразилось, став задумчиво-серьезным, а у меня в груди екнуло от плохого предчувствия.

– Для тебя у меня тоже есть кое-что, но здесь мы это обсуждать не будем. Как закончится обед, приходи в мой кабинет. Нам надо будет поговорить. Слуги тебе покажут куда идти.

С этими словами полковник встал, пожелал всем приятного аппетита и удалился, твердо чеканя шаг.

Аппетит сразу же пропал, так что сжевав что-то из своей тарелки, я встал из-за стола и, сопровождаемый косыми взглядами, направился на встречу с очередными неприятностями.

Спрашивать у слуг дорогу не пришлось. Голос полковника, отчитывающего кого-то за нерасторопность, был слышен довольно отчетливо, так что я просто пошел на звук и не ошибся. Когда я поравнялся с дубовыми двустворчатыми дверями, из них буквально вылетели два воина. Чуть не сбив меня с ног, они устремились к выходу, бряцая на бегу оружием. Вежливо постучавшись, я получил разрешение войти и переступил порог святая святых каждого мужчины – кабинета. Тут все было так же аскетически просто, как и все в доме полковника Трейма. Шкафы с книгами и свитками, стол у окна, стулья – все простое без вычурности, но крепкое и надежное.

– Вы хотели поговорить, Ваша Светлость.

– Да, проходи, возьми стул и садись ближе, – полковник указал мне на стул у стены, который я послушно перенес к столу и устроился напротив хозяина кабинета.

Несколько минут полковник мялся, словно соображая, как и что лучше сказать, а затем просто взял со стола конверт и протянул мне.

– Лорд Эдмо Бэркс, присутствовавший на мирных переговорах, просил меня передать это тебе. Сам подошел и передал конверт, ничего не спрашивая, а потом развернулся и ушел. Поскольку конверт не был запечатан, я… поинтересовался его содержимым.

Говоря все это, полковник старательно отводил взгляд, так что я примерно представлял себе, что увижу в конверте. Открыв белый прямоугольник, я извлек из него небольшой лист бумаги с вензелями и родовым гербом, на котором было написано: «О выкупе даже не мечтай». Подписи под посланием не было, но я и так узнал почерк старшего брата, занявшего кресло лорда после смерти отца.

Вкладываю послание обратно в конверт и кладу его на стол, пожимая плечами:

– Ничего другого я и не ожидал.

Полковник понимающе кивает, все еще не решаясь посмотреть мне в глаза, словно он в чем-то виноват передо мной.

– Я ничего не говорил твоему брату о выкупе. И не собирался.

Ну вот, оправдывается. Все-таки полковник хороший человек, хоть и идридец. Я это понял еще в нашу первую встречу.

– Я верю. Мы с братом все сказали друг другу в свою последнюю встречу, когда он расщедрился настолько, что купил мне патент капитана, так что все в порядке.

– Этот ваш обычай продавать армейский чин, словно место в торговом ряду… никогда его не понимал и никогда не пойму. Военную верхушку должны занимать люди, способные повести за собой в бой и создать условия для боя так, чтобы его можно было выиграть. У вас же, при перевесе в живой силе, армия напоминает скорее сборище богатых бездельников. Поэтому вы и проигрывали одно сражение за другим. Прости, конечно, что я тебе это говорю, но… – тут я замечаю, как его взгляд падает на кипу бумаг, лежащих на краю стола. В глазах полковника Трейма вспыхивает странный огонь, а затем он наклоняется чуть вперед, впившись взглядом в мое лицо.

– Ты ведь получил всестороннее образование как сын лорда? Умеешь составлять отчеты и вести дела имения?

Киваю, еще не понимая, куда он клонит.

– В таком случае, с завтрашнего… нет, с сегодняшнего дня, ты – мой управляющий.

– Что? – от неожиданности я «дал петуха» и чуть не рухнул со стула.

– А что такого? Мой управляющий сбежал, украв довольно внушительную сумму. Ребята его сейчас ищут, но другого управляющего я сейчас не найду, а самому заниматься бумагами мне просто некогда. Ты – просто идеальное решение проблемы. Или ты хочешь вернуться домой?

Вот уж куда я не собирался возвращаться, так это домой, потому что дома у меня просто не было. Брат отказался от меня еще пять лет назад, а больше я никому не был нужен, так что…

– Я согласен, Ваша Светлость.

– Вот и замечательно. Давай я тебе покажу что и как, – полковник пододвинул к себе стопку бумаг, – и, кстати, не зови меня Ваша Светлость, по положению мы равны, так что для тебя я – Джул.

– Но… я не могу так сразу.

– Пусть не сразу, постепенно. Для начала, можешь звать меня по имени, когда мы наедине. Потренируешься? – он улыбнулся мне, и мое сердце радостно забилось в груди

– Джул.

– У тебя отлично получается, Натэль.

* * *

С того момента, как я принял это неожиданное назначение прошло полгода. За все это время мы с Джулом Треймом виделись всего два раза. После памятного разговора он пробыл дома два дня, вводя меня в курс дела. После дня, посвященного бумагам и приходно-расходным книгам, Джул вывез меня на осмотр своих земель. При этом он все время интересовался моим самочувствием, не устал ли я, и предлагал отдохнуть. В результате мы провели чудесные полтора часа на лесной поляне, поглощая вкусности из взятой с собой корзины. Полковник рассказывал мне забавные истории из своего детства и юности, а когда мы вернулись вечером в замок, он проводил меня после ужина в мою комнату и пожелал спокойной ночи. На следующее утро он уехал, простившись со мной, чтобы вернуться через три месяца.

В тот раз он пробыл дома четыре дня. Мы много общались, обсуждали разные события, произошедшие за последнее время в королевстве, а так же книги, которые я читал. Джул живо интересовался моими делами, а я с удовольствием ему рассказывал, что мне, пусть и не сразу, удалось найти общий язык с его слугами, крестьянами и арендаторами. Поначалу осторожные, они все же приняли меня, поняв, что ничего плохого я не желаю ни им, ни их хозяину. С воинами было сложнее. Они не могли забыть, что совсем недавно я носил форму их врагов, и пусть сейчас между нами был мир, воины полковника Трейма не спешили мне доверять. Но я и не переживал по этому поводу, мне намного важнее было то, что мне доверял Джул. Я был ему нужен и гордился этим, стараясь не подвести положившегося на меня человека.

В третий день первого месяца зимы я проснулся и выглянул в окно, любуясь на белоснежные просторы. Снег падал всю ночь и теперь серебристым покрывалом блестел в лучах восходящего солнца. Это было очень красиво и вполне соответствовало моему сегодняшнему настроению. А все дело было в том, что именно в этот день мне исполнилось тридцать лет. В моей жизни было много и хорошего, и плохого, но если бы сейчас рядом со мной появился волшебник из сказки и спросил: «Что ты хочешь изменить в своем прошлом?» – я бы ответил: «Ничего», потому что сейчас я был счастлив. Чужой дом в чужой стране стал для меня родным, а человек, давший мне возможность доказать свою состоятельность – превратился в друга и даже нечто большее. Да, я не позволял себе даже думать об этом, но Джул… я влюбился в него. Это не было сумасшедшим юношеским увлечением, полным страсти и чувств, вовсе нет. Поначалу это было восхищение им, как человеком и воином, постепенно меня буквально захватил его образ и я понял, что хотел бы, чтобы между нами было нечто большее, чем дружба, но я прекрасно осознавал, что сиятельный лорд и великолепный воин-стратег никогда не заинтересовался бы в любовном плане таким как я, а потому молчал, позволяя себе лишь мечтать о невозможном. Иногда во сне я видел его рядом с собой, чувствовал, как он ласкает мое тело, а просыпаясь, доводил дело до конца собственноручно, представляя, что это делал он. Мечты, мечты, жаль, что это только мечты.

Стою у приоткрытого окна, вдыхаю полной грудью морозный воздух и замираю, вглядываясь вдаль. Там, по занесенной снегом дороге, двигаются с десяток черных точек, над которыми развевается такой знакомый сине-белый вымпел.

– Джул. Джул. Джул, – шепчу я беспрестанно, надевая на себя теплую одежду и сбегая вниз во двор. По пути успеваю прокричать слугам, чтобы немедленно приготовили хозяйскую комнату, и вылетаю во двор.

Кто-то из расторопных слуг уже смел снег со ступенек и расчистил двор, но я даже не сразу заметил это, с тревогой глядя в распахнутые ворота, куда вот-вот должны были въехать всадники. Когда же они, наконец, появились, я впился взглядом в самого дорогого для меня человека и не смог оторваться от его побелевшего изможденного лица.

Джул, сидящий верхом на вороном жеребце, чуть покачнулся и я тут же оказался рядом, чтобы поддержать. Пока полковник медленно слезал с лошади, я придерживал его, чувствуя, как тяжело опирается на меня мужчина.

– Что с тобой? – тихо спросил я, стараясь, чтобы воины, спешивающиеся рядом, не слышали нашего разговора.

– Устал.

Какое расплывчатое понятие – устал. Полковник Трейм не уставал даже во время побега из лагеря военнопленных, двадцать четыре часа в сутки заботясь обо всем и обо всех, а теперь…

– Я распоряжусь подать завтрак в твою комнату и сделать горячую ванну.

– Хорошо.

По ступенькам он поднялся сам. Когда же я с завтраком на подносе вошел в его комнату, полковник спал, сидя в кресле. Пуговицы на мундире были расстегнуты, так что мне хорошо была видна голая грудь с полоской темных волос. Соблазнительное зрелище, но любоваться долго я не стал, напомнив себе о своих обязанностях. Пока слуги заносили горячую и холодную воду в хозяйскую купальню, я расставил на столе нехитрый завтрак и легко притронулся к плечу Джула, чтобы разбудить.

Серо-синие глаза распахнулись, поражая меня своей глубиной и… усталостью.

– Хочешь сначала искупаться, или будешь кушать?

Помолчав минуту, словно собираясь с мыслями, мужчина кивнул мне, начав подниматься. Значит, сначала ванна.

Я помог полковнику раздеться, а когда он с тихим стоном опустился в воду, сам же молча взялся за мыло. Его благодарный вздох был мне лучшей наградой, а еще то, что он доверился мне, позволив прикоснуться к своему телу. Насколько я знаю, полковник всегда мылся сам, не признавая помощи слуг в таком деликатном деле, так что для меня его молчаливое согласие было странным, но приятным событием. Если честно, я готов был не только прислуживать ему в ванной, но и спать в его ногах. Возможно, кто-то скажет, что у меня нет гордости. Может и нет, только что мне пользы от той гордости, если она заставит держаться подальше от того, о ком я грежу даже во сне? Нет, я скорее предпочту стать для него ласковым псом, лижущим руку, чем горделиво взмывающей ввысь птицей.

Пока я мыл Джула, он вновь задремал. Не знаю, что могло так утомить этого сильного мужчину, и не хочу знать, но мне больно видеть его бледное лицо с синяками под глазами от изнеможения. Я очень хотел, чтобы он поспал еще немного, но делать это в ванне небезопасно для здоровья. Пришлось разбудить полковника, ополоснуть его, помочь вытереться и подать теплый халат, в который он завернулся, не открывая глаз.

Ел Джул вяло. Пожевал мясо и сыр, отложив в сторону хлеб, запил это все теплым ягодно-травяным настоем, который я специально приказал заварить для него и попытался заснуть прямо в кресле, с недопитой кружкой в руках. Пришлось снова вмешаться, разбудить и отвести до кровати. Когда я накрывал полковника теплым одеялом, заботливо подтыкая его по бокам, Джул вдруг открыл мутные от недосыпания глаза и, выпростав руку, удержал меня за запястье.

– Посиди со мной, хоть немного.

И я остался. Сначала я просто сидел на краю кровати, глядя в расслабленное и как-то даже помолодевшее лицо этого человека, а потом набрался наглости и, не отводя взгляда, лег рядом с ним, хоть и поверх одеяла.

Глядя на него, я поймал себя на мысли, что мы с ним были в чем-то похожи. Оба изранены телом и душой, оба воины, мужчины. За те месяцы, что мы не виделись, его волосы побелели еще больше, а шрам на бледном лице стал четче виден, но если бы мне предложили взамен него любого красавца из наших королевств, я бы отказался. Мне нужен был именно он, уставший, немолодой мужчина, с обезображенным чьей-то злой прихотью лицом и сильной волей.

Вот так я лежал, подперев голову рукой, и думал о нем, а еще о том, что это – мой самый лучший День Рожденья. Как я уснул – не помню. Просто закрыл на минуту глаза, вспоминая наши с ним редкие встречи, а когда открыл – в комнате царил полумрак, а меня обнимали крепкие мужские руки, прижимая к мерно вздымающейся груди. Я попытался встать, но как только Джул почувствовал, что я собираюсь ускользнуть от него, его руки сжались и притянули меня к его телу еще ближе, заставив даже задохнуться на миг от крепости хватки.

– Куда? – его голос и дыхание взъерошили отросшие волосы на затылке, заставив мои руки покрыться мурашками.

– Распорядиться насчет ужина, – нашелся я с ответом, пусть и не сразу. А еще я, молча, возблагодарил всех богов разом за то, что голос меня не подвел.

– Тогда иди. Но возвращайся как можно быстрее.

Надо ли говорить, что вниз я полетел словно на крыльях, а потом так же стремительно вернулся наверх?

Джул встретил меня стоящим у окна. Стоило мне перешагнуть порог, как он обернулся и улыбнулся мне.

– Мы, кажется, не поздоровались как следует?

Я пожал плечами, показывая, что мне, в общем-то, все равно, но Джул был совершенно другого мнения. Сделав несколько шагов в мою сторону, он обнял меня, прижав к себе, и шумно выдохнул:

– Какой ты теплый.

– Ты замерз? – обеспокоился я сразу же. – Я сейчас прикажу сильнее растопить камин.

– Не надо. Просто согрей меня собой. Я так долго ждал тебя. Боялся испугать, слишком рано заговорив о своих чувствах.

От этих слов я буквально опешил, не веря себе, а полковник потерся щекой о мои волосы и тихо рассмеялся:

– Я так торопился поздравить тебя с днем рождения, а когда все-таки успел вовремя, то просто свалился тебе на руки, словно бесчувственный чурбан.

– Поздравить? Меня? Но… как ты узнал?

Джул задорно фыркнул в ответ:

– Ничего сложного. Все это было в твоем деле, которое нам переслали из канцелярии короля Надрии, с требованием твоей выдачи, как военного перебежчика.

– Что? – мои руки враз стали холодными, а спина наоборот взмокла. Перебежчик – это трибунал, смертный приговор и расстрел без права апелляции.

– Шшшш, не бойся. Я тебя никому не отдам. Наш король слишком многим обязан мне и моим солдатам, чтобы даже рассматривать это требование.

– Но ведь вам нужен мир, – я стою, прижимаясь к нему всем телом, и чувствую, как меня начинает трясти от неотвратимости наступающей беды.

– Нужен. А потому ты останешься со мной, иначе ни о каком мире и речи быть не может. Я просто пойду за тобой и горе той тюрьме, куда тебя попытаются запрятать. Разнесу по камешку и памяти о ней не оставлю.

Несмотря на смехотворность его слов, я понемногу успокаиваюсь. Джул Трейм – человек слова. Если он сказал, что пойдет за мной, значит, так оно и будет. Именно в эту минуту я почувствовал себя счастливым, несмотря ни на что. А когда его губы коснулись моих… я просто не в силах выразить восторг, испытанный в ту секунду. Мое сердце едва не разорвалось от переполнявших его чувств. Любить и быть любимым – вот то, ради чего стоит жить!

Мы стояли и целовались, не разрывая объятий, даже когда слуги принесли ужин. Потом была жаркая ночь, когда Джул показывал мне, как он любит меня. Может кому-то это покажется странным, но до этой ночи я был девственником. Хромой, почти нищий вояка мало кому был интересен в плане любви. Покупать же ее у куртизанок я не мог себя заставить – брезговал, если честно, а отвечать на заигрывания младших по званию, желающих таким образом выбраться наверх – считал ниже своего достоинства. Вот так и докатился до тридцатилетия с невинной задницей и полным отсутствием опыта.

Не знаю, как Джул догадался об этом, но он был со мной так нежен и осторожен, словно я не мужчина, а фарфоровая статуэтка. С одной стороны это вызывало в душе благодарный трепет, а с другой немного раздражало. Все-таки я мужчина, воин, а не изнеженная барышня, боящаяся собственной тени. Боль? К чертям боль. Что может значить незначительное неудобство, когда речь идет об удовольствии того, кто стал для меня центром вселенной?

Почувствовав его медленное проникновение, я, закусив губу чтобы сдержать крик, двинул бедрами ему навстречу и тут же почувствовал, как пальцы впиваются мне в бедра, удерживая на месте. Поздно. Все уже произошло.