Текст книги "Чужой человек (СИ)"

Автор книги: Chat Curieux

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Как – что? – нервно спросил Модестас, выпуская сигаретный дым изо рта. – Ты же у нас врач.

– Я стоматолог, – тихо уточнил Ваня и побледнел.

Белов посмотрел на Едешко и непроизвольно сжал край пальто. Образ Вани никак не подходил под характеристику врача. Он не обладал решительностью, но зато по натуре своей был впечатлительным и переживающим. Наверняка чересчур сильно болел душой за каждого пациента, а, вырывая кому-то больной зуб, извинялся. Вот и сейчас он опустил глаза в пол и прошептал:

– Прости, я не знаю… Я не знаю, что делать…

Модестас дернулся, потушил сигарету прямо о край стола и хотел уже что-то сказать, но Белов неожиданно перебил его:

– Неси нашатырь. И вызывай «скорую».

***

Мужчину забрали по «скорой». Он оказался американцем. Его имя – Оливер Мортон, как установили по найденным в кармане документам.

К делу привлекли милицию. Следователь – очень высокий мужчина с уставшим взглядом – выслушал сбивчивый рассказ Модестаса и отправил литовца домой до выяснения обстоятельств, взяв с него подписку о невыезде и велев прийти через день в два часа.

Сергей ждал Модестаса в коридоре. Когда литовец вышел, протянул ему пачку «Беломора». Паулаускас закурил. Это была уже четвертая сигарета за последний час.

– Модь, успокойся, – одернул Сергей взвинченного Паулаускаса, который мерил коридор широким шагом. – Все выяснится. Ты же говорил, что не видел его до последнего… Может, ты и не виноват даже.

– Виноват, не виноват… – взволнованно бормотал Модестас. Виноват – посадят. Не виноват…все равно из таксопарка уволят.

Следователь вышел из кабинета и громко хлопнул дверью, закрывая ее за собой. Паулаускас вздрогнул.

– Вы поезжайте домой, – мягко произнес мужчина, подходя к друзьям. Ему приходилось слегка нагибать голову, чтобы смотреть в глаза собеседнику, и Белов невольно подумал, что Алжану Мусурбековичу – его имя он прочитал в удостоверении следователя – впору быть баскетболистом с таким-то ростом! Но эта мысль тут же ушла.

Паулаускас кисло усмехнулся. Обернулся на Белова:

– Ну что, Серый, пошли ловить такси?

***

Белов привез Модестаса к себе. Достал из чемодана припрятанную на трудный день бутылку коньяка. Налил полный стакан и поставил его перед другом. Трудные дни наступили.

В гостинице было совсем тихо. Все спали. Белов опустился на стул рядом с другом и только сейчас понял, как сильно он устал. С того момента, как Модестас, испуганный и растерянный, вбежал в его комнату, прошло не более двух часов. Однако у Белова было ощущение, что скоро утро. А ночь еще и не думала кончаться…

Белов посмотрел на Модестаса. Его руки мелко дрожали, глаза смотрели в пустоту перед собой. Куртка застегнута под самое горло, хотя на лбу блестит испарина. О чем он думает? А о чем он сам, Белов, думает? Теперь, когда первое напряжение спало, появилось то томительное чувство в груди, которое давит и рвет на части одновременно и от которого невозможно спрятаться. Что теперь будет?..

Долгая, долгая была эта осенняя ночь.

Паулаускас взял в руки стакан.

– Понимаешь, – он потянулся лицом к лицу Белова. – Я не из-за себя боюсь тюрьмы… Меня посадят, а что с ней будет?

– С кем? – спросил Белов и пригубил коньяк.

– С Агне.

Белов нахмурился, пытаясь вспомнить. Где-то уже он слышал это имя, и не один раз… Если он не ошибался, то же имя упоминал в разговоре Саша Белов. Да и Ваня по телефону спрашивал у Модестаса про нее…

– Агне – моя сестра, – пояснил Модестас, почувствовав, что друг не понимает, о чем идет речь.

Паулаускас выпил. Налил еще коньяку, снова выпил. Поставил стакан на стол. Поднял на Белова глаза, полные тоски и отчаяния, и убито сказал:

– У нее болезнь Альцгеймера. Она без меня пропадет.

========== Часть 9 ==========

«…можно делать и отсутствие дела»

Друзья собрались вчетвером у Саши и ждали Ваню, который вот-вот должен был вернуться с дежурства. Модестас мерил широкими шагами комнату, Саша сидел на краешке кровати, уперевшись лбом в подлокотник, а Белов стоял у стены, сгорбившись и даже как будто уменьшившись. Неизменное пальто болталось на нем, как на тощем манекене, и под глазами были заметны синяки. Его внимательные глаза то и дело смотрели в сторону одинокой женской фигурки, сидевшей на стуле в углу комнаты с неестесственно прямой спиной. Это была Агне. Впервые за все их знакомство с Модестасом Белов видел его сестру вживую.

Агне была бы очень красивой девушкой, если бы не ее глаза с лихорадочным блеском на дне зрачков. Безумный, испуганный взгляд, который бесцельно блуждал по комнате, отпугивал любого, кто его заметит. Несколько раз он останавливался на лице Белова, и один раз Белов даже заметил в этом взгляде ясность. Агне будто бы вспомнила что-то. Но это прояснение длилось всего лишь мгновение.

…Прошло несколько дней с той страшной ночи. Сколько времени кануло с того момента, никто из друзей сказать бы не смог. Все это время они провели в страшном и напряженном ожидании.

Следствие постановило, что пострадавший в момент аварии был пьян. И это смягчило обстоятельства. К тому же, пришедший в себя заявил, что никаких претензий не имеет. В тот же день он отказался от лечения, выписался из больницы и исчез самым таинственным образом. Уголовное дело замяли. Но Модестаса все равно уволили, и теперь ему предстояло искать работу.

Безработицы в Каунасе боялся каждый.

В тишине слишком громко скрипнула входная дверь. Вернулся с работы Ваня.

– Привет, – он бочком протиснулся мимо мольберта, раскрыл черный зонт и положил его сушить на пол рядом с кроватью. Вчера выпал мокрый снег, и все шел и шел до сих пор, падая на землю и моментально превращаясь в кашу под ногами.

Модестас поднял на него голову. Кивнул, задумчиво взъерошил волосы и снова зашагал по комнате, отмеряя пройденное расстояние глухими шагами, словно метроном.

Ваня растерянно поправил кудряшки. Кивнул Агне, как будто она могла его узнать, и сел рядом с Сашей. Все по-прежнему молчали.

Первым тишину нарушил Саша:

– Могло быть и хуже. Намного хуже.

– Куда уж хуже… – Модестас горько усмехнулся. – Теперь плакало лечение…

– Оно бы не помогло, Модь, – начал говорить Ваня, но осекся под двумя осуждающими взглядами. Саша незаметно толкнул друга в бок. Растерявшись, Едешко часто заморгал и опустил голову.

– Он хотел сказать, тот пансион не был бы эффективнее, чем наша помощь, – пояснил Саша. – Ты не переживай за Агне. Пока у тебя есть мы, все хорошо с ней будет…

Модестас тяжело перевел дыхание. Остановился. С болью во взгляде посмотрел на сестру.

– Иди сюда, – тихо позвал он ее, раскинув руки для объятий. Но Агне испуганно покосилась в его сторону и не сдвинулась с места.

Паулаускас трясущимися руками достал из кармана пачку сигарет. Уронил ее, поднял, достал одну сигарету, пожевал ее и, так и не закурив, убрал обратно в карман.

– Знаешь что? – Белов подошел к другу и положил руку ему на плечо. – Пойдем напьемся?..

***

Они снова сидели в «Медузе». Вокруг было темно, и лампа, кажется, единственная во всем помещении, горела рядом с их столиком. Модестас пил водку. Белов тоже. Саша и Ваня уже давно ушли. Ване на работу вставать ни свет ни заря, а Саше надо было работать над новым заказом. За окном было уже совсем темно, и очень тихо падал снег. И за километры кругом – тишина. Слышно только, как где-то за стеной печатает машинка.

– Куда теперь работать идти? – бормотал Паулаускас, обращаясь будто к самому себе. – Кто меня возьмет? Водить для меня теперь все равно, что летать…

Белов зажег сигарету и протянул ее другу. Модестас затянулся.

– Иди хоть грузчиком, – посоветовал Белов, глядя на лампу сквозь граненый стакан. – На первое время. Там видно будет.

Паулаускас поднял на друга пустые глаза.

– А Агне можно к моей матери отвезти, в Нащеково. Мама одна живет, на пенсии. Свой огород, корова, куры. Она за ней присмотрит. К тому же, мама всегда мечтала о дочке. Да и Агне… Как она у тебя здесь? То у Вани, то у Саши, то у соседей, а то и вовсе одна.

– Это ты прав, – Модестас еще больше опустил голову. – Но только…

– Никаких только. Матери не в тягость. Она только рада будет.

Модестас молча посмотрел на друга и кивнул головой. В левом уголке его губ промелькнула тень улыбки.

– Спасибо.

– Потом спасибо скажешь. А теперь поехали ко мне. Поздно.

========== Часть 10 ==========

«нищие молятся, молятся на

то, что их нищета гарантирована»

– У нас с Агне ни отца, ни матери нет, – рассказывал Модестас, лежа на полу в комнате Белова и глядя в темноту широко раскрытыми глазами. – Представь: тебе семнадцать, а у тебя на руках маленькая сестренка.

Белов молчал. Он думал о своем.

– Я тогда школу только окончил, поступать собирался, – продолжал вспоминать Паулаускас. – Не получилось. Пошел работать…

Он вздохнул и поднялся с пола. Подошел к столу, стянул с него пачку сигарет.

– Здесь можно курить?

– К черту, – Белов безразлично махнул рукой. – Кури в форточку…

Модестас чиркнул спичкой. На кончике сигареты вспыхнул красный огонек и затрепетал от свежего ночного воздуха, ворвавшегося в комнату через приоткрытую форточку.

– Я уже без малого пятнадцать лет таксую, – Паулаускас разогнал дым и устало потер глаза. – А Агне выучилась. Преподавала физику несколько лет. Все хорошо было, а потом…

Модестас замолчал. Белов тоже молчал. Он не хотел торопить друга, который будто заново переживал канувшие в Лету события. Он и сам знал, каково это – чувствовать себя потрепанным и опустошенным.

Паулаускас вздрогнул и выкинул сигарету в форточку, потушив ее перед этим прямо о шпингалет рамы. Не спеша, прошелся по комнате, закинув руки за шею.

– Это очень быстро случилось, – едва слышно сказал он, не оборачиваясь на Белова. – Я однажды с работы пришел, а она сидит на полу и плачет. Я ей: «Что случилось?», а она мне: «Где Модя?». Это было чуть больше года назад. Она перестала меня узнавать.

Где-то далеко заиграла музыка. Весело засмеялись люди, чей-то голос запел литовскую песню, и тут же где-то еще другой голос заорал:

– Ошалели, что ли? Сейчас милицию вызову!

Крики и музыка были слышны еще какое-то время, а потом стихли. Машина с веселыми людьми уехала прочь.

Модестас вздрогнул всем телом и резко обернулся на Белова. Его медовые глаза по-кошачьи полыхнули в темноте ночи. Он прошел к другу и сел на краешек его кровати.

– Она до сих пор меня не узнает. Иногда бывают прояснения, и тогда она плачет. Ей страшно. Она не знает, что с ней происходит… Да и врачи толком не знают. Агне уже шесть раз училась вязать. Научится – свяжет что-то и тут же забудет. И по новой… А потом бросила это занятие. Говорит – все равно забуду…

– У меня тоже сестра была, – неожиданно для самого себя сказал Белов, вклиниваясь в монолог друга. Его голос в хриплом молчании ночи прозвучал слишком громко.

– Была? – горько переспросил Модестас.

– Умерла, – лаконично ответил Белов. – Много лет назад, я и не помню ее толком. Когда была маленькой, заболела и умерла. Пневмония.

Паулаускас уткнулся взглядом в пол. Он молчал, и больше говорить не хотел. Его брови сошлись на переносице, а напряженные губы слегка вздрагивали, как будто он вот-вот заплачет.

Белов сел и прислонился спиной к стене. Кожу обожгло прохладой.

– Я работал в газете семь лет, – тихо сказал он. – А потом мне стало так противно. Наш начальник… Ему все можно, потому что у него есть деньги. Он уволил с работы девушку лишь потому, что его племяннику, который вернулся из армии, потребовалась работа. Парень – крепкий, здоровый, но неотесанный и тупой, которому пахать бы на заводе, но который стал начальником отдела и куратором одной из подтем нашего альманаха… В нашем коллективе, по утверждению начальства, «свобода слова». В стране у нас тоже некая «свобода» по сравнению со сталинским «железным занавесом». И вот ты видишь меня – яркий пример последствий этой самой свободы. Нравится?

Паулаускас горько усмехнулся.

– Хочешь жить – умей вертеться, – прошептал он себе под нос. – И молчи в тряпочку…

Белов тяжело вздохнул.

– Давай спать, – предложил он и принялся устраиваться на постели. – Мне завтра ни свет ни заря к Буткусу идти над мемуарами работать. Черт бы его забрал!..

Модестас тихо ушел на свое место. Уже засыпая, сказал Белову:

– Ты когда-нибудь напиши книгу, Серый. Напиши обо всем.

– Уже пишу, Модя, – откликнулся тот. – Только прочитают ее два человека, и останется она погребенной в столе… Свобода слова, Модь.

Свобода слова.

========== Часть 11 ==========

«здесь можно играть про себя на трубе, но как не играй – все играешь отбой»

Буткус – сухой старик со сморщенным лицом и пронзительно-острыми глазами – уже час диктовал Белову один и тот же абзац. Между строчками он словно впадал в транс: его лицо становилось задумчивым и приобретало странное выражение немой покорности. Белов терпеливо ждал, когда он очнется от мыслей, и снова начинал печатать, когда тот продолжал говорить. Буткус часто путал слова, недоговаривал предложения и «глотал» окончания. Белов машинально исправлял ошибки и переносил его слова на бумагу.

– Кому это будет нужно? – спросил вдруг Буткус словно сам у себя. Белов вздрогнул от этого вопроса, который в сравнении с монотонным бормотанием прозвучал слишком резко. Он посмотрел на утонувшего в подушках старика. Буткус слегка покачивался в кресле-качалке, а его пустые глаза смотрели прямо перед собой. – Ведь никому не захочется читать о жизни какого-то незнакомого ему человека. Ведь я прав?

Белов понял, что этот вопрос был адресован ему. Он пожал плечами и ответил:

– Не знаю.

– Ну, а ты бы стал читать? – спросил Буткус и, не дожидаясь ответа, сам ответил на свой вопрос: – Нет, не стал бы.

Белов заправил в машинку чистый лист. Приготовился печатать дальше. Но Буткус перебил его:

– Не надо больше приходить. И печатать тоже. Те черновики, которые остались у тебя на руках, сожги. Хотя можешь и оставить. Как хочешь. Деньги я тебе выплачу за всю работу, но приходить больше не нужно…

– Папа шутит, – в комнату вошла немного полная женщина средних лет с кудряшками у висков. В руках она держала поднос, на котором стояли две чашки чая и вазочка с печеньем. Она поставила поднос на чайный столик, но не ушла, а осталась стоять в дверях.

– Я не шучу, – спокойно ответил старик, снимая с подноса свою чашку. – Я говорю вполне серьезно. Мне завещание пора писать, а я о книге думаю.

– Папа! – женщина всплеснула руками, и кудряшки на ее голове слегка подпрыгнули.

– Что – папа? Думаешь, я не чувствую, что мне немного осталось?

Дочь не дослушала его. Она развернулась на сто восемьдесят градусов и стремительно вышла из комнаты. Белов остался наедине с Буткусом и совсем не знал, что делать.

– Вы свободны сегодня. Завтра придете за деньгами, а пока отдыхайте.

Белов встал. Какое ему дело до причуд старика? Ведь тот сказал, что деньги выплатит. Значит, Белов проживет еще какое-то время, а там гляди и работа подыщется. Поэтому Белов взял подмышку свой портфель и собрался уходить. Но Буткус тут же остановил его в дверях:

– И да… С наступающим Рождеством!

– Я не католик, – коротко кивнул Белов. – А вот вас с наступающим. До свидания.

Чай в фарфоровых чашках и печенье так и остались нетронутыми.

***

В магазине Белов встретил Сашку.

– Привет, – однофамилец улыбнулся при виде друга. – Как жизнь?

– Живу, и уже рад, – усмехнулся Белов. – Ты как?

Сашка ответил не сразу. Помялся немного, посмотрел по сторонам, и ответил с неизменной улыбкой:

– Куры денег не клюют. Потому что денег нет.

На лбу Белова пролегла глубокая морщина.

– И что, нет заказов?

– Ни одного, – Саша мотнул головой. – Ты же знаешь, брат, сейчас такие времена… Не до портретов. И Буткус все заказы снял.

Белов промолчал. Кто-то из очереди крикнул в их адрес что-то нелецеприятное, и друзьям пришлось распрощаться. Белов купил хлеб и вышел из магазина.

***

Модестас пришел, как обычно, без пятнадцати семь. Стряхнул с воротника пальто снег, стянул с головы шапку и смял ее в руках.

– Проходи, – Белов, не отрываясь от книги, кивнул ему на стул. Но Палаускас остался стоять.

– Я на минутку. Насчет Агне… Билеты остались только на двадцать седьмое число.

– Ну хорошо, – Белов отложил книгу. – Пусть будет двадцать седьмое. Я завтра позвоню матери.

Модестас кивнул. Водрузил шапку обратно на голову.

– Ну, я пошел. У меня сегодня…дежурство.

Белов удивленно вскинул брови:

– На работу устроился? И не сказал.

Паулаускас криво усмехнулся.

– Если бы. Подменяю Ваню в больнице. Его в поликлинику на ночное вызвали, а ты же знаешь, что он по ночам в больнице дежурит. Вот и попросил меня выйти вместо него.

Сказав это, Модестас быстро попрощался и ушел. Белов подошел к окну.

На улице шел снегопад. Снег налипал на раму и стекло, заметал улицы, и дальше своего носа не было видно. Вглядевшись, Белов заметил едва различимый силуэт друга. Колеблящийся и туманный, он становился все меньше и меньше, пока не исчез совсем.

А в комнате уютно горела лампа, и на столе лежала раскрытая книга. И Белов на секунду даже поверил в спокойную жизнь, которая была когда-то в его детстве, когда он лежал на взбитом заботливой рукой пуховом одеяле и слушал мамины сказки.

Только вот он не знал, что это была его последняя спокойная ночь перед грядущим событиями.

========== Часть 12 ==========

«и если есть те, кто приходит к тебе,

найдутся и те, кто придет за тобой»

На следующий день Белов пришел к Буткусу получить деньги и сдать рукописи. На пороге его встретила та самая курдявая женщина.

– Папа в больнице, – сообщила она прямо с порога и отошла в сторону, пропуская Белова в квартиру.

– А что с ним? – удивился Белов, сбивая снег с ботинок.

– Сердце. Все сердце шалит… Да вы проходите!

Белов прошел в прихожую, снял пальто и повесил его на вешалку. Немного помедлив, разулся. Устланный коврами пол был слишком чист и слишком заштопаны были его носки. Поэтому он быстро прошел в столовую, куда указала дочь Буткуса, и уселся за стол, спрятав ноги под скатерть.

– Может, чаю? – спросила она и тут же кивнула, словно отвечая на свой вопрос: – В любом случае, в такую погоду я вас не выпущу. Вот стихнет метель, тогда…

За окном снова шел снег. В преддверии Рождества зима украсила все улицы Каунаса сугробами. Снег лип даже к стенам домов, и поэтому создавалось ощущение, что ты находишься в ледяном городе: куда ни глянь – слева, справа, на земле и в небе – все было белым-бело.

– Вот, пожалуйста, угощайтесь, – кудрявая женщина поставила перед Беловым чашку чая и вчерашнюю вазочку с печеньями. Сегодня в ней лежали еще и вафли.

– Спасибо, – Белов отхлебнул из кружки, и почти сразу же ощутил, как чай согревает его изнутри. А он и не заметил, как озяб, пока шел сюда.

Женщина села рядом, сложила руки на столе и вперила взгляд своих совиных глаз в Белова. Так она смотрела на него каждый раз, встречая и провожая к отцу. Такие же глаза были у нее, когда она приносила им чай. С таким же взглядом она смотрела из окна, как его фигура исчезает за углом соседнего дома. И Белов очень боялся этих глаз. Всегда после того, как на него кто-то так смотрел, случалось что-то нехорошее.

Он пил чай в полном молчании. Судя по всему, женщине с кудряшками, имени которой Белов так и не знал, было очень даже комфортно. Но совсем некомфортно было Белову. Говорить про деньги сразу было неловко, но молчать дольше не было сил. Поэтому он обвел взглядом комнату и, заметив фотографию, стоящую на полке в серванте, отчего-то обрадовался.

– А кто это? – спросил он. На фотографии был запечатлен баскетболист с мячом в руках.

– А, – дочь Буткуса оживилась, радуясь, что найдена тема для разговора. – Это наш Джон.

Она сделала эффектную паузу и продолжила, выговаривая каждое слово с особым значением:

– Он мой двоюродный брат. Племянник папы. Папина сестра в юности встретила американца и эмигрировала из Союза. Мы Джона только по фотографиям и видели. А тут радость такая: он со своей командой в Литву приехал! Он баскетболист, и у них…не знаю, что и как, но они в Литве, и это главное.

Белов допил чай и поставил чашку на блюдце.

– Я принес черновики вашего отца, – сказал он и привстал, показывая этим движением, что ему пора идти.

– Да… – кудрявая женщина встала вслед за ним. – Но куда же вы? Уже? А снег?..

– Прошу меня простить, но мне пора, – Белов медленно пошел к выходу. Ему казалось, что дочь Буткуса забыла про деньги напрочь, но напомнить об этом он не мог.

Однако удача улыбнулась ему.

– Подождите! – воскликнула женщина и быстро засеменила в другую комнату. – Секундочку!..

Белов обулся. Снял с вешалки пальто. Приготовился ждать. Но дочь Буткуса вернулась очень скоро:

– Вот, – она вручила ему бумажный конверт. – Папа очень вам благодарен за работу.

Она улыбнулась, Белов тоже. Убрал конверт во внутренний карман пальто.

– Я пойду. До свидания.

– До свидания, до свидания, – женщина взбила рукой прическу, и ее кудряшки на голове весело подпрыгнули. – С Рождеством вас! Может, зайдете как-нибудь?

– Я не католик, – ответил Белов, выходя из квартиры. – А вас с наступающим!

***

Он вышел из дома Буткуса и быстро пошел к себе в гостиницу. А перед его глазами все еще стоял племянник Буткуса – длинный, крепкий, кого-то очень сильно Белову напоминающий. Баскетболист, баскетболист… Американец… Что-то страшное было связано с американцем, и совсем недавно…

Но вспоминать было трудно. Ветер дул в лицо, глазам было больно всматриваться в пургу, и у Белова было одно-единственное желание: поскорее оказаться в тепле. Поэтому он старался идти как можно быстрее и утопал в сугробах. Белов спешил в «Боспор» так же, как спешат люди домой. В гостинице, на ресепшене, можно будет заказать коньяк, дождаться Паулаускаса и выпить с ним по рюмочке.

А про американца можно подумать и позже.

========== Часть 13 ==========

«…так же скованные одной цепью,

связанные одной целью…»

В Рожество все, как обычно, собрались у Саши. Когда Белов пришел, все были в сборе, кроме Модестаса.

– Привет, – поприветствовал Белова Ваня. Саша, вешая на елку снежинку из серебристой фольги, махнул ему рукой.

Белов кивнул им в ответ. Прошел к Агне, которая так же, как и в прошлый раз, сидела на стуле в углу, и молчала.

– С Рождеством! – он достал из кармана купленный им накануне браслет и аккуратно застегнул его на запястье девушки. Агне тронула голубой камушек-подвеску и улыбнулась.

Скрипнула дверь, и в комнату протиснулся Модестас. За собой он тащил маленькую елочку.

– О, – он остановился, как вкопанный, заметив уже украшенную Сашкой елку. – А я думал, у тебя нет…

– У меня все есть, – Сашка улыбнулся и откусил зубами нитку.

Паулаускас вздохнул, прислонил елку к стене и преувеличенно бодро воскликнул, потирая ладони:

– О! Картошечка готова? Я голодный, как медведь-шатун!

Модестас скинул с себя дубленку, подошел к Агне и поцеловал ее в щеку. Девушка сначала заметно напряглась, но потом ее плечи расслабились. С братом она почувствовала себя увереннее. Даже встала со своего излюбленного места и стала помогать Саше расставлять на столе тарелки.

***

Модестас был весел. Постоянно шутил и рассказывал забавные истории, которые случались с ним, когда он работал таксистом. Но Белов заметил, что с другом что-то не так.

– Что случилось? – спросил он у него, когда Модестас отошел от друзей и стал с задумчивым видом смотреть в окно.

– Не сейчас, – Паулаускас прикусил губу. Еще секунду он смотрел в окно, но потом повернулся к Белову и посмотрел ему в глаза.

– Нет, – Белов, чувствуя неладное, потянул друга за рукав свитера. – Давай сейчас.

Модестас помялся немного, но потом махнул рукой.

– Ну хорошо. Пойдем покурим.

Они вышли на крыльцо. Паулаускас достал из кармана брюк «Беломор» и протянул другу.

– Не хочется.

– Лучше возьми.

Белов взял сигарету. Они закурили.

– Мне деньги нужны, – сказал Модестас спустя какое-то время. – А денег нет.

– Ты кому-то должен? – не понял Белов.

– Теперь да, – Паулаускас мотнул головой и криво усмехнулся. – Я сегодня столкнулся с Оливером.

– С кем?

– Ну, тот американец, которого я тогда сбил.

Сердце Белова забилось чаще. Вот и американец.

– Совсем не случайно столкнулся, – продолжал Модестас. – Он искал меня, как я подозреваю.

Литовец докурил сигарету и бросил бычок в снег. Выпустил изо рта дым, засунул руки в карманы.

– Он просит денег. Много. Говорит, нужно на лечение.

Белов непонимающе уставился на друга:

– Но он же не стал подавать на тебя заявление…

– А теперь подаст, – Паулаускас развел руками. – Сказал, у родственников его друга по команде такие связи здесь, что от меня не оставят мокрого места, если деньги до нового года не соберу…

Белов выкинул недокуренную сигарету.

– Кто знает?

– Я никому не говорил. Я и тебя грузить не хотел. Это мои проблемы.

– Твои проблемы – мои проблемы, – Белов обнял Модестаса за плечи. – Со всем разберемся. А пока пойдем ужинать. Сегодня ваше Рождество.

========== Часть 14 ==========

«здесь женщины ищут, но находят лишь старость»

Белов получил письмо. Ему писал его бывший товарищ с работы:

«Здравствуй, Сергей!

Спешу сообщить тебе новость, которая тебя, возможно, обрадовала бы. Я смог узнать кое-что о твоем возвращении в Ленинград. Ты можешь вернуться уже после нового года. И, если тебя интересует работа, наш начальник не против твоего возвращения с несколькими условиями. Ты будешь понижен до редактора, и, к тому же, тебе следует оплатить определенный взнос за нанесенный издательству ущерб за твое своевольство…»

Белов усмехнулся. Говоря простыми словами, ему нужно будет дать взятку начальству.

«…все ждут твоего возвращения. Зная твою категоричость, могу предположить, что ты откажешься. Поэтому напоминаю: Ленинград – это не Каунас. В Литве работу по себе ты не найдешь. Полагаю, ты работаешь стенографистом. Если, конечно, не кем-нибудь из службы по уборке территорий парков и улиц. Одним словом, подумай хорошенько. И приезжай.

Искренне твой, Саша Болошев.»

Белов скомкал письмо и бросил на пол. Но, подумав несколько минут, поднял его, расправил и вложил в книгу.

По Ленинграду он скучал. Часто ему снился канал Грибоедова и Спас на Крови, выглядывающий из-за старинного серого здания, тихие улочки и та непередаваемая Ленинградская атмосфера, которую невозможно уловить нигде больше.

По Ленинграду он скучал. И скучал по своей прежней жизни. По работе, коллегам, очередям в метро, по Неве и Исаакиевскому собору, по Аничкову мосту и Марсову полю. И он все бы отдал, лишь бы поскорее вернуться.

Белов взял книгу, но читать не мог. Его мысли то и дело возвращались к письму. Перечитав один и тот же абзац несколько раз и так и не уловив смысла, он все-таки отложил книгу и еще раз прочитал письмо.

«…Зная твою категоричость, могу предположить, что ты откажешься. Поэтому напоминаю: Ленинград – это не Каунас…»

Ленинград – не Каунас.

«…Одним словом, подумай хорошенько. И приезжай.»

***

Еще ни разу в жизни до этого момента перед Беловым не вставал подобный выбор. Остаться в Каунасе значило потерять те возможности, который были в Ленинграде. Вернуться в Ленинград значило потерять друга. А для Белова Модестас стал уже чем-то большим, чем просто друг. К тому же, Паулаускасу нужны были деньги. Деньги, которых не было у литовца и которые появились у Белова.

Он стоял у гостиницы и ждал Модестаса. Они договорились встретиться и поговорить. Белов настоял.

Паулаускас опаздывал. Белов терпеливо ждал. И вот из-за угла вышла знакомая фигура.

– Вечер добрый, – поприветствовал Белова Модестас, поровнявшись с ним. – Что звал?

Белов молча достал из кармана конверт и протянул Паулаускасу. Тот отпрянул, как от удара.

– Я не возьму!

– Модь, не дури.

Паулаускас досадливо цокнул языком.

– Ты друг мне, – он хлопнул Белова по плечу и заглянул в глаза. – Но деньги твои. А мне за свои грехи самому надо расплачиваться.

Белов тяжело вздохнул и отвел взгляд. Он еще придумает, как отдать деньги Паулаускасу так, чтобы тот не обиделся.

– Ладно, – Белов примирительно вскинул руки. – Потом обсудим. В «Медузу»?

Модестас отрицательно покачал головой.

– Нет. Пойду я. Дело еще есть. К Сашке зайти обещал…

– А ко мне зайдешь сегодня?

Паулаускас замялся. Кинул взгляд на часы, подумал немного и неуверенно кивнул:

– В восемь.

– В восемь, – поймал его на слове Белов. – Буду ждать.

========== Часть 15 ==========

«здесь мерилом работы считают усталость»

Девять часов. Модестаса до сих пор нет.

Раньше он никогда не опаздывал. И Белову никогда до этого не приходилось его ждать. Но прошел уже час, и Белов заволновался не на шутку.

Он позвонил Ване. Тот сказал ему, что они весь вечер провели с Сашкой – тот помогал Едешко разбирать карточки в поликлинике. И тогда уже Белов забил тревогу.

Не в силах спокойно сидеть на одном месте, он вскочил со стула и принялся мерить комнату широкими шагами. Он метался из угла в угол, как раненый зверь, и не знал, что ему предпринять. Куда бежать? Где искать друга? Ждать дольше не было сил…

Белов прошел к окну, выглянул наружу. В голову лезли самые страшные мысли: Модестаса сбила машина или его пырнула ножом местная шпана, чтобы вырвать из ослабевших пальцев кошелек; он напился и не может теперь вспомнить, где он и куда шел, или вообще упал, подскользнувшись на гололеде, и свернул себе шею…

Белов сжал виски пальцами и принялся с остервенением их растирать. Нужно подождать еще несколько минут… Он придет…

Белов кинул взгляд на часы. Начало десятого. Если до половины Паулаускас не появится, Белов пойдет его искать. Все равно, куда. Главное – не сидеть на месте!..

…минуты тянутся убийственно долго…

***

Он пришел. Ввалился боком в комнату Белова, отчего тот испуганно замер на мгновение, а потом стремительно подскочил к другу, чтобы поймать его. Паулаускаса шатало, и он никак не мог устоять на ногах

Он пьян? Нет, здесь другое.

Белов помог Модестасу дойти до кровати. Уложив его на постель, обеспокоенно склонился над другом. На его лице кровь.

– Где ты был? – допытывается Белов, но Паулаускас лишь досадливо отмахивается от него.

– Все равно. Теперь уж точно…

Белов молчит. Тянет со стола полотенце, мочит край водой из стакана и вытирает лицо друга. Модестас морщится. У него разбит нос, и на скуле большой кровоподтек.

– Американцы? – догадывается Белов.

Модестас, немного подумав, кивает. Его лицо мрачнеет еще больше.

– Зря деньги не взял, – упрекает друга Белов, стирая кровь с его лица.

– Их бы все равно не хватило, – хрипло отвечает тот. – Пусть делают, что хотят… Главное – Агне завтра увезти, а там будь что будет.

Белов смотрит на Паулаускаса и не может сдержать тихого вздоха. А потом вдруг наклоняется к его лицу и смотрит в медовую радужку глаз.