355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » case » Лучик надежды (СИ) » Текст книги (страница 1)
Лучик надежды (СИ)
  • Текст добавлен: 14 июня 2017, 19:30

Текст книги "Лучик надежды (СИ)"


Автор книги: case



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

 







Декабрь 1918



Первый мирный декабрь для меня за последние годы выдался холодным. Я шел в сторону знакомого с детства места, поддевая носами стоптанных сапог замершие комья грязи. Тяжелые серые облака грозились вот-вот разверзнутся мокрым колючим снегом; в придорожных канавах мутная вода покрывалась тонким слое наледи. Вся природа кругом словно скорбела из-за наступившей зимы.


Добравшись до развалившейся каменной стены, я сел на привычное место и достал из кармана старой, повидавшей со мной многое шинели сигарету. После третьей попытки спичка зажглась, и я с удовольствием прикурил, вдыхая горький, чуть саднящий дым, который приятным теплом проник в легкие. Выдохнув белое облако, я взглянул на расстилающуюся передо мной равнину и море. С моей стороны открывался прекрасный вид на Белые скалы, из-за которых римляне прозвали Великобританию Альбионом. Вода-хамелеон приняла цвет пасмурного неба, и если бы не виднеющаяся вдалеке земля, невозможно было бы различить линию горизонта. Вглядываясь вдаль, я снова подумал, сколько же теперь на дне пролива обломков подорванных военных судов. Для скольких тысяч мужчин это стал последним приютом на земле?


Первое время, приходя сюда, я постоянно чувствовал свою уязвимость из-за слишком открытого пространства: едва холмистая равнина и море. Даже сейчас мои глаза пристально следили за любым движением: будь то колыхание веток кустов от дующего ветра или мимо пролетевший ворон. Мой мозг уже давно разработал план действий в случае чего. Вот там слева у холма можно было построить крепкий и незаметный блиндаж, окруженный линией окопов, с несколькими площадками для минометов. Чуть правее разместить пару пулеметов, и здесь у меня за спиной тоже.


Я горько усмехнулся. Уже никакие красоты природы не смогут вытеснить привычку везде искать место для обороны или атаки.


Мирной жизни для таких как я больше не существовало. Я до сих пор каждый вечер с трудом заставлял себя раздеваться перед сном. На войне мы спали где придется с оружием в руках и никогда не снимали обувь и шинель, готовые в любой момент принять бой.


Очередное домашнее утро начиналось с приятного удивления, когда я, прежде чем открыть глаза, зарывался лицом в мягкую и чистую подушку. То, что было обыденным когда-то, сейчас казалось мне диковинным, к чему я никак не мог привыкнуть.


Ежедневный быт моей семьи, да и вообще людей, казался мне слишком медленным. Они не торопясь ходили, не спеша ели, протяжно говорили. Даже садились и вставали и то медленно. Тихая размеренная жизнь для меня канула в лету с приходом на фронт, уступив место стремительным действиям. У меня не было времени думать, потому как каждая секунда могла стоить жизни. На эти несколько лет девизом для меня и тех, кто сражался рядом, стало: действуй или умри! Теперь в задушевных семейных неспешных разговорах за чашкой чая я чувствовал себя нелепо. Как впрочем, и во многих других ситуациях. Находясь в любом месте, я прислушивался к каждому шороху и скрипу, вздрагивал от внезапно разносящегося колокольного звона, тут же инстинктивно нащупывая по обыкновению уже не лежащее рядом оружие.


И все эти мои непроизвольные действия сопровождались недоуменным взглядом матери.


Милая мама! Она думала, что я все тот же добродушный малец, её любимый сын. Каждый раз, как только с моих губ слетало грубое ругательство, она, молча в неприятном удивлении, взирала на меня. Все так же вечером, как когда-то, мама с заботой поправляла мое одеяло и целовала в лоб, желая спокойной ночи. Для нее я был двадцатилетним наивным юнцом. Её маленьким мальчиком.


Интересно, думала ли она, скольких человек я убил? Приходило ли ей в голову, что уже через пару дней после прихода на фронт на моем счету было несколько жизней? Ужаснулась ли она, увидев, как я в первой своей атаке заколол немецкого солдата? Его теплая кровь была везде: на моей одежде, руках, лице и даже во рту. А гранатой, которую я бросил в сторону врагов, оторвало голову ползущему парню примерно моего возраста. Тогда мне еще не было и восемнадцати.


Прошло лишь несколько лет, а впечатление, что целая жизнь пролетела.


Смерть скольких своих товарищей я видел за это время. Мне казалось, что каждое лицо, объятое ужасом конца, будет стоять перед моими глазами. Но я ошибался. Следующий день его затмевала очередная смерть, и не одна. И так по замкнутому кругу.


Во время каждого сражения я видел, как медленно вместе с кровью утекает жизнь из молодых ребят, наполняя их последние часы жуткой агонией. Их все еще борющиеся со смертью молодые тела безжалостно пронзали очередные пули или осколки. Им отрывало конечности или распарывало животы, а они все еще были живы. И ни разу за это время в их стонах я не слышал мольбы о смерти. Все они жаждали жить.


Сначала я пытался считать братские могилы, которые мы вырыли, помнить имена всех товарищей, которых мы похоронили. Потом я бросил эту затею, потому как с некоторыми новобранцами даже не успевал перекинуться парой слов, а они уже уходили навсегда.


Разве мог я этим делиться с матерью? Это были уже не переживания неуверенного подростка.


Мое сердце сжималось, становясь тяжелым, когда взгляд её ласковых голубых глаз обращался на меня, будто покровительствуя. Она не понимала, а я никогда не посмел бы ей объяснить, что теперь именно я оберегаю и защищаю её. Мы поменялись местами. И хотя сейчас я с родителями находился на разных сторонах жизни, все же дома я не чувствовал себя виновным в чем-то.


Мои друзья детства и сослуживцы Эдвард Каллен и Эммет МакКарти не могли похвастаться тем же. Нет хуже чувства вины, когда ты невиновен. У Эдварда с войны не вернулось два брата, а старший брат Эммета Бенджамин потерял обе ноги. Эдвард винил себя, что остался не только жив, но и физически здоров, а Эммет каждый день сбегал из дома от жадного несчастного взгляда брата, которому вторили глаза их матери. Я видел эти взгляды, сопровождающие каждый шаг моего друга, когда как-то раз зашел за ним в самом начале после возвращения. Теперь я всегда ждал его около дома на улице…


Я взглянул на сумеречное небо. Мои товарищи уже ждали меня в пабе, смакуя местный стаут, первый бокал которого Майк Ньютон нам всегда наливает за счет пивной. Он не слышал на одно ухо, а его левый глаз больше не открывался, но все же этот поседевший на войне мужчина улыбался каждому клиенту, разговаривая с ним как старый друг. У него не было причин грустить, ведь жизнь была не так уж плоха. Дела в пабе шли хорошо, а его единственная дочь Мария недавно стала невестой сына одного из банкиров Дувра.


Вновь при мысли об этой девушке у меня внутри защемило. Она была одной из тех, при воспоминании о ком, мне хотелось вернуться обратно из чистилища войны. Её образ часто согревал меня во время тревожного сна на сырой земле, а память о первых невинных касаниях и сцеплении рук не давала полностью убить в себе юношеские грёзы и томления мятежной души, желающей первого искреннего взаимного чувства.


Только на самом деле все оказалось довольно прозаично. При нынешней ситуации, когда люди не знали, что у них будет на обед, вполне логично, что выбор красивой девушки пал на более перспективного мужчину, нежели усталый солдат, который не успел окончить даже школу. И пусть один был героем, а второй отсиделся в тылу – у первого было меньше шансов наполнить желудок семьи. На тот скудный паек, что нам полагался раз в неделю, одному-то невозможно было прожить несколько дней, не говоря уже о семье. Мария сделала адекватный выбор, учитывая, что кругом властвовала безработица, а люди дрались даже за черствый кусок хлеба. Я её не винил, отпустив, только на душе все равно скребли кошки от осознания своей никчемности.


Я лишь раз встретил её на улице, когда вместе с товарищами шел из казармы, где мы получили расчетные и новый комплект одежды солдата. Тогда мое сердце впервые за долгое время ликовало.


– Мария! – крикнул я через улицу, вглядываясь в знакомый до дрожи силуэт.


Она повернулась, удивленно глядя на меня, когда я пересек улицу, оставляя друзей позади.


– Джаспер? – она не выдала и сотой доли моей радости. – Вы вернулись?


– Так мир наступил, – констатировал я, отрезвленный её холодностью.


– Ну да, – кивнула Мария и вежливо улыбнулась. – Ах, позвольте вам представить моего жениха мистера Алистера Стенли, – она ухватилась рукой за рядом стоящего мужчину, на которого я до этого даже не взглянул. – Алистер, это мой давний друг мистер Джаспер Уитлок.


Дальше я уже говорил механические фразы, оценив своего одетого с иголочки соперника. Мои новые шинель и сапоги на его фоне выглядели жалко. Я был жалок. Чувствуя ущемленную гордость от их тактичных вымученных улыбок, я попытался скорее закончить эту теперь уже никому не нужную встречу…


Я вновь достал сигарету и поднял ворот старой шинели. В животе неприятно заурчало, напоминая, что сегодня я так и не поужинал. Я с трудом заставил себя не опустить руку в карман, где лежал небольшой кусочек сахара. Надо бы снова с друзьями съездить в деревни и пройтись по домам фермеров. Только вот их и так каждый день осаждали толпы таких голодных. Редкий день, когда нам удавалось купить много продуктов, но без нескольких яиц, хлеба и баночки сливок мы никогда не возвращались, по братски разделяя все между собой.


От голодных мыслей меня отвлек появившийся справа хрупкий силуэт. Я ожидал её, но все же вздрогнул, как только она оказалась в поле моего зрения. Повернувшись, я взглянул на девушку, которая тут же ярко и радостно мне улыбнулась, странным образом преображая все вокруг.


Мисс Элис Брендон.


Мы жили на одной улице в нескольких домах друг от друга. Я помнил её маленькой девочкой, постоянно рисующей мелом на брусчатке. Причем её картинки отличались от типичных детских рисунков. Она видела мир иначе, за что местные мальчишки смеялись над ней, называя «Брендон третьей двинутой». До войны мы с Эмметом несколько раз разгоняли эту ораву молокососов, когда их шутки превращались в жестокую травлю. Будущие мужчины обступали слабую девчушку и тыкали палками. Пусть это были лишь тонкие только что обломленные ветки, а девочка молчаливо терпела, ожидая, когда её сверстникам это надоест, я не мог оставаться в стороне. Никто другой не мог её защитить. Мистер Брендон погиб в шахте, когда Элис пошел пятый год. Её мать работала прачкой, стараясь прокормить трех дочерей, и у неё просто не оставалось времени и сил следить за тем, чтобы их никто не обидел.


Сейчас мисс Элис было около семнадцати, но она все так же безмятежно взирала на отнюдь не дружелюбный мир.


Как странно. Почему-то мне только сейчас пришло в голову, что она уже совсем не маленькая девочка. Видимо, чем мы старше, тем незначительней становится разница в несколько лет.


Девушка легко сделала пару шагов и присела рядом. Я осмотрел её. На ней был все тот же фетровый берет, серое пальто, явно маловатое ей, из-под которого выглядывал подол темного платья. Даже в сумерках я мог увидеть, что в некоторых местах его волнистый низ чуть истерся.


Я затушил и выбросил сигарету.


– Мисс Элис, – тихо поприветствовал я её, зная, что это будут единственные слова, которые скажу ей.


– Мистер Уитлок, – в унисон мне отозвалась девушка умиротворенным голосом, нетерпеливо приподнимая бровь.


Улыбаясь, я достал из кармана сахар и положил его в протянутую, раскрытую и непривычно для глаз оголенную ладонь, предварительно взяв с нее маленькое яблоко. Девушка моментально положила белый кусочек в рот, счастливо улыбаясь Мне показалось, что стало чуть теплее.


Я качнул головой, прогоняя наваждение, обратил свой взгляд на равнину, медленно погружающуюся в темноту, и откусил от яблока. Я знал, что оно кислое. Мои скулы чуть свело. Дерево, с которого было сорвано это яблоко, росло неподалеку. Мне лишь стоило удивляться, каким образом мисс Элис смогла сохранить столько свежих фруктов до декабря.


Наши с ней молчаливые встречи с обменом «лакомствами» продолжались уже пару недель.


При первом появлении девушки я вскочил, принимая защитную позу. Мое сердце неистово стучало, а все мускулы напряглись, приготовившись броситься на противника. Но «противник» ничуть не испугалась моего безумного вида. Юная мисс поприветствовала меня, сделав реверанс, присела рядом с тем местом, на котором чуть ранее сидел я, и похлопала рядом, приглашая присоединиться к ней. Я опешил от такого вольного поведения, но сама девушка, очевидно, нисколько не смутилась. Её движения были просты и раскованны. Но что она делала в паре миль от дома? Мне оставалось только предположить, что её мать работала допоздна, раз младшая дочь могла одна беспрепятственно гулять по вечерам, когда на улицах небезопасно. На следующий же день мне предстояло узнать, что все местные считают Элис Брендон блаженной, поэтому никому в голову не приходило её обижать. Конечно, кроме юных мальчишек, кричащих ей в след: «Брендон третья двинутая!»


– У вас есть что-нибудь сладкое? – спросила она, с интересом глядя на меня, когда я осмелился и сел рядом.


– Сладкое? – переспросил я.


Девушка кивнула.


– Ммм… К сожалению, нет, – я непроизвольно похлопал по карманам, хотя прекрасно знал, что они пусты.


– Жаль, – вздохнула она. – Я очень люблю сладкое.


– Сожалею, – повторился я.


– О, не стоит! – отмахнулась она. – Просто завтра принесите чего-нибудь.


– Завтра? – я удивленно посмотрел на странную мисс.


– Я вам принесу яблоко, – продолжила она. – Оно очень полезное, но жутко кислое, – при этом её нос забавно сморщился.


– А вы придете сюда завтра? – спросил я.


– Конечно, – пообещала она. – Ведь вы же придете.


– Ну да, – я отвернулся, не зная, как реагировать на эту девушку из другого мира.


Больше никто из нас не проронил ни слова. Только мисс Элис едва слышно напевала какую-то незнакомую мелодию. Когда же я встал, собираясь уходить, и решил попрощаться, девушка тоже поднялась и улыбнулась. Что ж, видимо, я должен был её проводить. Я еле сдержал улыбку от этой детской непосредственности, учтиво поклонился и предложил руку. Мисс Элис театрально подхватила меня, и наша необычная пара двинулась в сторону родной улицы. Я проводил девушку до дома, ощущая некоторую неловкость, о которой она даже не догадывалась. Отпустив мою руку, мисс Элис Брендом снова сделала реверанс и улыбнулась мне. Я поклонился.


– До завтра, сэр, – серьезно и радостно попрощалась она.


– До завтра, мисс Элис, – ответил я, соглашаясь с нашей завтрашней встречей.


Девушка, почти не касаясь ногами земли, как мне почудилась в сумраке, дошла до окна на первом этаже, приподняла его и легко влезла внутрь. Я покачал головой, посмеиваясь над необычностью ситуации, и направился в сторону пивной, где должен был встретиться с товарищами. На протяжении всего вечера, когда я ненароком вспоминал юную мисс, на моем лице непроизвольно появлялась улыбка.


На следующий день, как и обещал, я захватил кусочек сахара, получив взамен кислое, но такое полезное яблоко. Наши встречи стали ежедневными, и я заметил, что невольно стал ожидать каждый вечер, с удовольствием отправляясь на прогулку. Мисс Элис для меня отождествляла спокойную, отстраненную от грубой правды мира гавань. Она действительно жила в другой реальности, предоставляя мне возможность на короткий миг присоединиться к ней. С ней я вновь начинал видеть в жизни что-то светлое…


– Мистер Уитлок, – я удивленно посмотрел на девушку, которая неожиданно заговорила, решив нарушить наше привычное молчание.


Я мог разглядеть маленькие белые кристаллики, оставшиеся на её губах, которые она уже через мгновение слизала, чуть причмокнув.


– Да, мисс Элис, – ответил я, ожидая какого-нибудь странного вопроса или предложения.


– Когда вы попросите мою маму разрешить вам ухаживать за мной?


Я поперхнулся оставшимся во рту кусочком яблока, непонимающе глядя на неё. Девушка же, напротив, казалась серьезной и вполне понимающей то, о чем спрашивает.


– Вы считаете, что следует это сделать? – спросил я, не зная, что еще сказать.


– Я думаю, да, – поразмыслив, ответила она, не замечая моего ошарашенного вида. – Мы же поженимся, а перед этим мужчина всегда спрашивает позволения у родителей.


Моя шинель почему-то вдруг стала совершенно неудобной и очень жаркой.


– Вы думаете, мы поженимся? – я не хотел обидеть юную мисс, но из-за кома в горле вопрос прозвучал слишком грубо.


– Конечно, я видела это, – безапелляционно подтвердила она.


– Видели?


Мисс Элис все больше озадачивала меня, но я старался не подавать вида. Её уверенность была настолько сильна, что у меня язык не поворачивался ответить что-то супротив.


– Давно уже, – пожала она плечами. – Как и то, что мы с вами будем встречаться здесь, вы будете приносить мне сахар, а я буду угощать вас яблоками. Я специально ходила и собирала их в сентябре.


– Оу, – еще полчаса назад я считал, что меня уже невозможно поразить. – Мисс Элис, вы понимаете, что это все звучит немного странно? – деликатно спросил я.


– Конечно, – кивнула она. – Но я видела, что вы поймете. Поэтому решила рассказать вам, мистер Уитлок. Только вам.


– Благодарю за доверие, – промямлил я, все больше теряясь. – И многое вы видите?


– Достаточно, чтоб понять, что будет дальше, – взор девушки чуть рассеялся. Она смотрела сквозь меня. – Нам будет хорошо вместе.


Я кашлянул. Что мне следовало сказать, чтобы не обидеть эту милую, но явно ненормальную девушку?


– Мы будем счастливы? – делая заинтересованный вид, попутно размышляя, как безболезненно для неё прекратить наши встречи, спросил я.


– Наверное, это можно назвать счастьем, – пожала она плечами, вновь сфокусировав свой взор на мне.


– А вы видите, что я прихожу к вашей матери? – спросил я, вовремя не прикусив язык.


– Я видела наш с вами разговор, – просто ответила мисс Элис.


– Что ж, тогда мне стоит собраться с мыслями и подумать, что следует сказать миссис Брендон, – тактично произнес я, чтобы не обидеть её.


– Вы правы, – девушка восторженно улыбнулась. Её воодушевление заставило меня испытывать чувство вины. Для неё это было решенным делом, когда как я не придал этому особого значения. Не стоило соглашаться и потворствовать её убеждениям.


Я вздохнул и встал, злясь сам на себя. Мисс Элис Брендон была милой и очень приятной девушкой, которая скрашивала своим присутствием мои вечера. Но когда же она стала воспринимать наши отношения более серьезно, чем ни к чему не обязывающие приятельские встречи? Очевидно, каким-то своим поступком я дал ей надежду.


Девушка тут же поднялась следом, как всегда подхватывая меня под руку. Если раньше я относился к этому небрежно, думая, что это простой жест помощи, то сейчас мое напряжения выдало меня с головой. Но мисс Элис будто вовсе не заметила неловкости. Она улыбалась, что-то напевая, когда наша неуклюжая пара пошла по знакомому пути.


Я опять взглянул на заставшую меня врасплох девушку, которая тут же послала мне красивую улыбку. Если бы все не было так странно, то вероятно я бы затрепетал от искрящегося доброго взгляда темных глаз. Я опустил неловкий взгляд на её пальцы. До этого момента мне никогда не приходило в голову, что именно её ладонь, лежащая на моей руке, поддерживает меня, а не наоборот. Как же я буду без неё, если наши встречи прекратятся? Что стану делать, гуляя в одиночестве? О ком буду думать? Мысли о мисс Элис спасали меня, отталкивая всплывающие картины войны. Но как я посмею думать о ней, если оттолкну, предавая её веру?


А кто будет оберегать её хрупкий и добрый мир от посягательств внешней злобы людей?


Странным образом я пытался отговорить себя от того, что хотел сделать. Словно я уже сам не мог без мисс Элис Брендон и только фантомно пытался отвергнуть её настойчивую уверенность в нашем общем будущем. Правда же была в том, что мне нужна была эта удивительная беззащитная девушка. Мне было необходимо заботиться о ком-то, чтобы чувствовать свою надобность. И это мисс Элис давала мне, будучи просто рядом без всяких обязательств. Даже этот небольшой путь, что мы шли вместе, я старался, чтобы девушке рядом со мной было комфортно и ничего не угрожало. А она в это время отвлекала меня от страшных воспоминаний, убирая ощущение темной безысходности и нежелания двигаться вперед.


На ум тут же пришел недавний разговор с Калленом. Эдвард как-то упомянул, что хочет найти своего человека. Эммет тогда еще рассмеялся, сказав, что люди очень хрупки, так что одним человеком не обойдешься. Я же отмахнулся. Мария показала мне отличный пример, что женщинам верить нельзя. Но Каллен лишь послал нам нетерпеливый взгляд.


– Каждому человеку нужна опора, – почти по слогам отчеканил он. – Другой человек, который принадлежит тебе, любит тебя. Я хочу любить и быть любимым. Быть для кого-то поддержкой, – он горько усмехнулся. – Друзья, даже самые верные как вы, не заменят этого. Потому что… вы тоже обо всем знаете… Все помните. Я хочу детей. Детей наивных, радостных и с верой глядящих в будущее. С ними и я, может, верну надежду.


Тогда мы с МакКарти лишь промолчали, не совсем понимая, чего он хочет сказать…


Но вот сейчас, шагая рядом с этой добродушной и симпатичной девушкой, я по-другому взглянул на слова Эдварда. В эту минуту они не были для меня полной бессмыслицей. Может, мисс Элис была ниспослана мне, чтобы подарить что-то светлое и доброе, чего я уже и не помнил. Может, именно с ней мне предстояло излечить себя и поверить в завтрашний день…


Тонкие пальцы сжали мою руку через грубую шинель. Я вновь взглянул – теперь несколько иначе – на странную девушку. Похоже, я все-таки начинал верить и проникся её бредовой идеей.


– Мистер Уитлок, – чуть растянуто пропела она, искренне улыбаясь, – как интересно! Я совершенно точно увидела, что послезавтра вы будете говорить с моей матушкой.


– Что ж, мисс Элис, – я улыбнулся в ответ, чувствуя душевный подъем и предвкушение чего-то нового. – Надеюсь, она мне не откажет.












Декабрь 1918



Первый мирный декабрь для меня за последние годы выдался холодным. Я шел в сторону знакомого с детства места, поддевая носами стоптанных сапог замершие комья грязи. Тяжелые серые облака грозились вот-вот разверзнутся мокрым колючим снегом; в придорожных канавах мутная вода покрывалась тонким слое наледи. Вся природа кругом словно скорбела из-за наступившей зимы.


Добравшись до развалившейся каменной стены, я сел на привычное место и достал из кармана старой, повидавшей со мной многое шинели сигарету. После третьей попытки спичка зажглась, и я с удовольствием прикурил, вдыхая горький, чуть саднящий дым, который приятным теплом проник в легкие. Выдохнув белое облако, я взглянул на расстилающуюся передо мной равнину и море. С моей стороны открывался прекрасный вид на Белые скалы, из-за которых римляне прозвали Великобританию Альбионом. Вода-хамелеон приняла цвет пасмурного неба, и если бы не виднеющаяся вдалеке земля, невозможно было бы различить линию горизонта. Вглядываясь вдаль, я снова подумал, сколько же теперь на дне пролива обломков подорванных военных судов. Для скольких тысяч мужчин это стал последним приютом на земле?


Первое время, приходя сюда, я постоянно чувствовал свою уязвимость из-за слишком открытого пространства: едва холмистая равнина и море. Даже сейчас мои глаза пристально следили за любым движением: будь то колыхание веток кустов от дующего ветра или мимо пролетевший ворон. Мой мозг уже давно разработал план действий в случае чего. Вот там слева у холма можно было построить крепкий и незаметный блиндаж, окруженный линией окопов, с несколькими площадками для минометов. Чуть правее разместить пару пулеметов, и здесь у меня за спиной тоже.


Я горько усмехнулся. Уже никакие красоты природы не смогут вытеснить привычку везде искать место для обороны или атаки.


Мирной жизни для таких как я больше не существовало. Я до сих пор каждый вечер с трудом заставлял себя раздеваться перед сном. На войне мы спали где придется с оружием в руках и никогда не снимали обувь и шинель, готовые в любой момент принять бой.


Очередное домашнее утро начиналось с приятного удивления, когда я, прежде чем открыть глаза, зарывался лицом в мягкую и чистую подушку. То, что было обыденным когда-то, сейчас казалось мне диковинным, к чему я никак не мог привыкнуть.


Ежедневный быт моей семьи, да и вообще людей, казался мне слишком медленным. Они не торопясь ходили, не спеша ели, протяжно говорили. Даже садились и вставали и то медленно. Тихая размеренная жизнь для меня канула в лету с приходом на фронт, уступив место стремительным действиям. У меня не было времени думать, потому как каждая секунда могла стоить жизни. На эти несколько лет девизом для меня и тех, кто сражался рядом, стало: действуй или умри! Теперь в задушевных семейных неспешных разговорах за чашкой чая я чувствовал себя нелепо. Как впрочем, и во многих других ситуациях. Находясь в любом месте, я прислушивался к каждому шороху и скрипу, вздрагивал от внезапно разносящегося колокольного звона, тут же инстинктивно нащупывая по обыкновению уже не лежащее рядом оружие.


И все эти мои непроизвольные действия сопровождались недоуменным взглядом матери.


Милая мама! Она думала, что я все тот же добродушный малец, её любимый сын. Каждый раз, как только с моих губ слетало грубое ругательство, она, молча в неприятном удивлении, взирала на меня. Все так же вечером, как когда-то, мама с заботой поправляла мое одеяло и целовала в лоб, желая спокойной ночи. Для нее я был двадцатилетним наивным юнцом. Её маленьким мальчиком.


Интересно, думала ли она, скольких человек я убил? Приходило ли ей в голову, что уже через пару дней после прихода на фронт на моем счету было несколько жизней? Ужаснулась ли она, увидев, как я в первой своей атаке заколол немецкого солдата? Его теплая кровь была везде: на моей одежде, руках, лице и даже во рту. А гранатой, которую я бросил в сторону врагов, оторвало голову ползущему парню примерно моего возраста. Тогда мне еще не было и восемнадцати.


Прошло лишь несколько лет, а впечатление, что целая жизнь пролетела.


Смерть скольких своих товарищей я видел за это время. Мне казалось, что каждое лицо, объятое ужасом конца, будет стоять перед моими глазами. Но я ошибался. Следующий день его затмевала очередная смерть, и не одна. И так по замкнутому кругу.


Во время каждого сражения я видел, как медленно вместе с кровью утекает жизнь из молодых ребят, наполняя их последние часы жуткой агонией. Их все еще борющиеся со смертью молодые тела безжалостно пронзали очередные пули или осколки. Им отрывало конечности или распарывало животы, а они все еще были живы. И ни разу за это время в их стонах я не слышал мольбы о смерти. Все они жаждали жить.


Сначала я пытался считать братские могилы, которые мы вырыли, помнить имена всех товарищей, которых мы похоронили. Потом я бросил эту затею, потому как с некоторыми новобранцами даже не успевал перекинуться парой слов, а они уже уходили навсегда.


Разве мог я этим делиться с матерью? Это были уже не переживания неуверенного подростка.


Мое сердце сжималось, становясь тяжелым, когда взгляд её ласковых голубых глаз обращался на меня, будто покровительствуя. Она не понимала, а я никогда не посмел бы ей объяснить, что теперь именно я оберегаю и защищаю её. Мы поменялись местами. И хотя сейчас я с родителями находился на разных сторонах жизни, все же дома я не чувствовал себя виновным в чем-то.


Мои друзья детства и сослуживцы Эдвард Каллен и Эммет МакКарти не могли похвастаться тем же. Нет хуже чувства вины, когда ты невиновен. У Эдварда с войны не вернулось два брата, а старший брат Эммета Бенджамин потерял обе ноги. Эдвард винил себя, что остался не только жив, но и физически здоров, а Эммет каждый день сбегал из дома от жадного несчастного взгляда брата, которому вторили глаза их матери. Я видел эти взгляды, сопровождающие каждый шаг моего друга, когда как-то раз зашел за ним в самом начале после возвращения. Теперь я всегда ждал его около дома на улице…


Я взглянул на сумеречное небо. Мои товарищи уже ждали меня в пабе, смакуя местный стаут, первый бокал которого Майк Ньютон нам всегда наливает за счет пивной. Он не слышал на одно ухо, а его левый глаз больше не открывался, но все же этот поседевший на войне мужчина улыбался каждому клиенту, разговаривая с ним как старый друг. У него не было причин грустить, ведь жизнь была не так уж плоха. Дела в пабе шли хорошо, а его единственная дочь Мария недавно стала невестой сына одного из банкиров Дувра.


Вновь при мысли об этой девушке у меня внутри защемило. Она была одной из тех, при воспоминании о ком, мне хотелось вернуться обратно из чистилища войны. Её образ часто согревал меня во время тревожного сна на сырой земле, а память о первых невинных касаниях и сцеплении рук не давала полностью убить в себе юношеские грёзы и томления мятежной души, желающей первого искреннего взаимного чувства.


Только на самом деле все оказалось довольно прозаично. При нынешней ситуации, когда люди не знали, что у них будет на обед, вполне логично, что выбор красивой девушки пал на более перспективного мужчину, нежели усталый солдат, который не успел окончить даже школу. И пусть один был героем, а второй отсиделся в тылу – у первого было меньше шансов наполнить желудок семьи. На тот скудный паек, что нам полагался раз в неделю, одному-то невозможно было прожить несколько дней, не говоря уже о семье. Мария сделала адекватный выбор, учитывая, что кругом властвовала безработица, а люди дрались даже за черствый кусок хлеба. Я её не винил, отпустив, только на душе все равно скребли кошки от осознания своей никчемности.


Я лишь раз встретил её на улице, когда вместе с товарищами шел из казармы, где мы получили расчетные и новый комплект одежды солдата. Тогда мое сердце впервые за долгое время ликовало.


– Мария! – крикнул я через улицу, вглядываясь в знакомый до дрожи силуэт.


Она повернулась, удивленно глядя на меня, когда я пересек улицу, оставляя друзей позади.


– Джаспер? – она не выдала и сотой доли моей радости. – Вы вернулись?


– Так мир наступил, – констатировал я, отрезвленный её холодностью.


– Ну да, – кивнула Мария и вежливо улыбнулась. – Ах, позвольте вам представить моего жениха мистера Алистера Стенли, – она ухватилась рукой за рядом стоящего мужчину, на которого я до этого даже не взглянул. – Алистер, это мой давний друг мистер Джаспер Уитлок.


Дальше я уже говорил механические фразы, оценив своего одетого с иголочки соперника. Мои новые шинель и сапоги на его фоне выглядели жалко. Я был жалок. Чувствуя ущемленную гордость от их тактичных вымученных улыбок, я попытался скорее закончить эту теперь уже никому не нужную встречу…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю