Текст книги "Ритуал (СИ)"

Автор книги: Brujo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Откровенно говоря, «для храбрости» хотелось что-нибудь употребить. Даже Кошмарово пойло сейчас подошло бы, честное слово… В сущности, Сумрак не питал склонности к столь радикальным мерам, но уж слишком непривычная складывалась ситуация, даже, скорее, неловкая… Короче говоря, как проделать все то, что он собирался проделать, на трезвую голову, сын Грозы реально не представлял. Но понимал, что придется, ибо церемония требовала трезвости и предельно серьезного отношения. Хотя, вот как к такому вообще относиться серьезно?

Подобными вопросами он, конечно, мог задаваться бесконечно, тем не менее, они все равно остались бы второстепенными, ибо ритуал был важен для Осени, а хороший супруг всегда со своими женами солидарен, в особенности, если дело касается воспроизводства потомства. Да, предложенный метод был странный и варварский, но лишь таким способом средней дочери Свободы позволял размножаться ее духовный сан. Извращенцы чертовы… Ведь придумали же, а! Но саму Жрицу обряд, похоже, смущал гораздо меньше, чем Сумрака, стало быть, и ему не следовало демонстрировать слабость духа.

В чем состоит суть ритуала самцу объяснили весьма поверхностно, так что он знал лишь время, место и то, что ему предстоит до наступления рассвета четырежды спариться с Осенью, посвятив каждый акт одной из четырех верховных богинь. О том, что происходить все будет на глазах у служителей Храма и всей паствы, женушка, спасибо, тоже заранее предупредила. Хотя, это было и логично – кто бы ради них стал закрывать Храм от прихожан, да еще в такой большой праздник как Короткая Ночь? Когда Сумрак осведомился, есть ли еще что-то, о чем ему следует знать, Жрица сказала, что остальное – мелочи, которыми не нужно заранее забивать голову, а вот подготовиться в духовном плане не помешает. Сие, как оказалось, значило, что целые сутки перед сакральным действом воин обязан голодать и воздерживаться от контактов со своими супругами. С этой целью Сумраку пришлось временно переселиться на окраину угодий, точно мальку, которому еще не положено знать о таинствах Сезона – иначе бы точно где-то не сдержался. Впрочем, один плюс здесь все-таки имелся и состоял в том, что сын Грозы наконец-то вдоволь отоспался. Ну, и бус женам нанизал заодно.

Непосредственно перед церемонией ритуального слияния ему также было велено отловить в лесу Шипуна и обязательно приволочь живьем – видимо, как жертву. Шипуны в пищу не использовались из-за скверного на вкус мяса, так что охотились на них, в основном, тренирующиеся подростки, для которых эти юркие хищные твари действительно представляли собой достойных соперников. После первого убитого Жесткача подобная добыча не вызывала у нормальных охотников никакой другой реакции, кроме смеха, однако Сумраку пришлось в который раз плюнуть на стереотипы и отправиться ловить Шипуна, а потом, сгорая со стыда, волочь дергающуюся и отчаянно желающую жить, но заведомо обреченную тварь в Храм…

Но этим его бедственное положение не ограничилось. Когда пришло время собираться, самец с изумлением обнаружил, что все его благоверные вырядились в лучшие одежды и намереваются его сопровождать.

– А вы-то куда? – ничего уже не понимая, рыкнул он на них.

– С тобой на церемонию, куда ж еще? – как само собой разумеющееся, ответила Прорва.

– Так мы ж там, вроде как, только с Осенью должны… – подозрительно поглядев на самок, усомнился сын Грозы. Сама Осень, к слову, при сборах не присутствовала, так как давным-давно находилась в Храме, поджидая супруга.

– А мы для моральной поддержки, – с энтузиазмом объяснила Греза. – Займем передний ряд, чтобы всякие посторонние любопытные близко не лезли.

Отлично. Теперь все это безумие еще и остальным его самкам предстояло лицезреть… Отговаривать их было бесполезно, так что сын Грозы просто рукой махнул: хотят идти и смотреть, пусть идут и смотрят, в конце концов, каждая из них уже и так во всех мыслимых позах его видела. К тому же, в чем-то они, возможно, были правы. Как знать, вдруг в какой-то тяжелый момент их присутствие и впрямь придало бы уверенности?

Тем не менее, стоило всей компании двинуться по направлению к центру поселения, где высился Храм, Сумрака вновь одолело смущение. Самки обступили его весьма плотно, то и дело дергая, спрашивая о чем-то и всеми силами отвлекая от любых мыслей. И все это, естественно, происходило, на глазах других яутжей! Со стороны складывалось впечатление, что своим фамильярным поведением супруги как бы намеренно демонстрируют всем окружающим, что этот самец С НИМИ, и они его ведут, куда следует. Да они его, разве что, только за руки не тащили! В результате, у Сумрака очень скоро появилось подозрение, что никакая это не моральная поддержка, а самый настоящий конвой, призванный следить за тем, чтобы драгоценный осеменитель в последний момент не передумал и не сбежал… Право, более удивительных существ, чем самки, в мире было не сыскать: споря за внимание своего самца, они временами готовы были друг друга живьем съесть из ревности, но потом вдруг снова становились закадычными подружками, которым нечего делить. И особенно некстати эта дружба проявлялась в те моменты, когда была наименее выгодна самому предмету спора.

На закате развеселое семейство достигло-таки Храма, застав перед ним весьма приличное скопление народа. Сборище это одним своим видом сразу же вогнало охотника в глубокое уныние, ибо все это были потенциальные зрители предстоящего обряда. Вернее, зрительницы: в преддверии Короткой Ночи к внушительному культовому сооружению массово стекались прихожанки. Самцы бабий праздник не отмечали, так что Сумрак, похоже, был единственным представителем мужского пола среди присутствующих. Не удивительно, что, стоило ему и супругам погрузиться в толпу и начать пробираться к воротам Храма, как на сына Грозы устремилось множество изумленных и заинтересованных взглядов. На всякий случай он решил держаться поближе к Прорве, та же, выйдя вперед, принялась без всякого стеснения орудовать локтями. Так и шли: Глава гарема прокладывала дорогу, ее самец, безуспешно борясь с чувством неловкости, пытался поспеть следом, а три младшие самки семенили за ним, с переменным успехом пытаясь заключить воина в кольцо. Последнее не особенно удавалось, так как в образовавшейся толкучке даже по одному было сложно идти и не потеряться. Толпа смыкалась с поразительной быстротой, стоило кому-то хоть немного отстать. Прорве-то было хорошо: она могла с окружающими не церемониться, а вот Сумраку приходилось вести себя крайне осторожно, дабы не задеть ненароком какую-нибудь из чужих самок – и это та еще была задача. Сложнее, пожалуй, казалось только удержаться от соблазна задеть их специально…

Сбивающий с толку, дурманящий запах десятков собравшихся вместе половозрелых женских особей немало осложнял и без того незавидное положение воина. Пожалуй, никогда прежде его инстинкты не подвергались столь жестокому искушению… Коварные самки как будто бы специально напирали со всех сторон, и каждая посылала беззвучный сигнал, который мозг самца расшифровывал просто и без изысков: «Трахни меня прямо здесь! И прямо сейчас!» Но приходилось усилием воли отгонять это наваждение, сжимать зубы и шагать. Проблемы сегодня были не нужны. Стараясь дышать как можно реже, Сумрак концентрировался на мускулистой спине своей старшей супруги, победоносно шествующей перед ним, и стоически игнорировал соблазны, чувствуя тем не менее, что поначалу достаточно свободно обернутая на нем набедренная повязка с каждой секундой жмет все сильнее.

Наконец, Храмовая площадь оказалась позади, и сын Грозы в сопровождении своих верных жен взошел по высоким ступеням под мрачные своды божественной обители. С порога его сразу же окутал привычный запах Осени, безжалостно вытеснив посторонние ароматы и принеся тем самым немалое облегчение. Конечно, он принадлежал не самой самке, а благовониям, которыми за годы служения крепко пропиталась ее шкура, но у Сумрака, бывающего в святилищах нечасто, этот шлейф так прочно ассоциировался с второй по старшинству супругой, что стал почти неотделим от ее природного горьковато-острого запаха.

В главном зале, как ни странно, обстановка царила гораздо менее оживленная, чем снаружи. Повсюду курились чаши с душистыми смолами и травами, плясал огонь в ритуальных жаровнях у алтаря. Величественные Жрицы в одеждах цветов четырех богинь плавно скользили в полумраке, разнося подношения, оперируя предметами культа, встречая и провожая молящихся. Младшие послушницы, облаченные в коричневые накидки, сновали с какими-то поручениями, стараясь как можно менее заметно передвигаться вдоль украшенных героическими барельефами стен; двое из них старательно чертили прямо на полу какую-то черную фигуру. Осени нигде видно не было.

Приказав Сумраку и младшим самкам ждать, Прорва куда-то ушла. Полночь и Солнышко, пользуясь моментом, отправились засвидетельствовать свое почтение Белой Матушке и попросить у нее здоровья своим чадам, и только Греза осталась подле нервно озирающегося самца.

– Что они там такое рисуют? – тихо спросил сын Грозы, наклонившись к младшей жене и украдкой показав жвалами на юных самочек, заканчивающих выводить на каменных плитах огромный квадрат, от угла до угла пересеченный двумя линиями. Связанного Шипуна он свалил на пол и зажал ногами, чтоб не уполз.

– Для тебя разметку, – так же шепотом ответила Греза. Сумрак нахмурился и поглядел на нее с недоверием, но тут же понял, что самка не шутит.

– Я, что, должен буду по линеечке ходить? – позволил себе фыркнуть он, но дочь Желанной пихнула его в бок, чтобы вел себя поучтивее.

– Тебе все скажут, – строго ответила она, – я сама всего ритуала не знаю.

– Ты – и чего-то не знаешь? – поддел самец.

– Ну, так-то ты первый, кто на моей памяти согласился в Храме трахаться. Осень говорит, такое в последний раз здесь было, когда она еще вон в таких же младшеньких, «коричневеньких» ходила… То есть, лет сорок назад.

– Замечательно…

– А что ты ворчишь? Тебя насильно никто не тащил.

– Да не ворчу я… – попытался возразить Сумрак, вызвав у любимой лишь саркастическую усмешку. Тогда, чтобы не уронить достоинства и скрыть свою тревогу, он вновь с преувеличенным вниманием приступил к изучение обстановки.

– Что ты ищешь? – не выдержав в итоге его суетливости, стрекотнула Греза.

– Трофейный зал, – как можно невозмутимее отозвался Сумрак, вытягивая шею и силясь разглядеть, что скрывается за соседней аркой. – В Храме нашего поселения был такой.

– Тут тоже есть, я потом тебе покажу… Тихо! Верховная Жрица идет! – самец быстро повернул голову, проследив ее взгляд.

Тринадцатая, облаченная в одежды цвета ночи, действительно шла через зал по направлению к ним плавной, но быстрой походкой. Рядом тяжело выступала Прорва. Вскоре самки приблизились к воину и его младшей супруге, дружно отвесившим низкий поклон, и Верховная Жрица проговорила:

– Добрая весть, Сумрак, сын Грозы! Уже много лет ни один охотник не решался посвятить богам своих дочерей. Знай, их будет ждать особая судьба, – голос Тринадцатой звучал глухо, так как лицо ее покрывала черная ритуальная маска, очень похожая на маски воинов, но, разумеется, не имеющая хитрой электронной начинки.

Вместо ответа самец склонился еще раз. Тогда Жрица подозвала двух младших послушниц и повелела им забрать жертвенную тварь. Те мигом ухватили Шипуна за конечности и унесли к загадочной фигуре, начерченной на полу. Пока Сумрак разговаривал с Грезой, «коричневенькие», оказывается, закончили рисовать и откуда-то притащили четыре чаши, установив их по углам квадрата на высоких треножниках. Также по углам появились плотные цветные покрывала – что-то подсказывало, что это была единственная мера, призванная смягчать спаривание на голом полу…

– Сейчас я должна выйти на площадь, – предупредила Тринадцатая, – дабы встретить с собравшимися там юными девами Короткую Ночь, но после я вернусь и мы начнем ритуал. Ждать осталось недолго.

После этих слов к ней подошли семь старших жриц, и уже все вместе они покинули Храм. На самках были маски, но по комплекции и цвету шкуры Сумрак определил, что Осени среди них нет.

Вскоре после того, как процессия скрылась с глаз, на улице раздался какой-то громкий и пафосный религиозный бред, быстро потонувший в реве восторженных возгласов, приглушенном каменными стенами. Прорва, вынужденно пропускающая праздник, с неопределенным выражением поглядела в сторону дверей и задумчиво поскрежетала жвалами. Потом приблизилась к устало переминающейся с ноги на ногу Грезе и зачем-то по-матерински заботливо поправила на ней тунику. Сумрак смерил женушек тоскливым взором и отвернулся, вновь погрузившись в созерцание готовящейся «арены» – как-то по-другому это язык не поворачивался назвать.

А там и впрямь происходило что-то интересное. К установленным чашам приблизились Жрицы, не задействованные в «бабьем празднике», и теперь со всеми надлежащими почестями наполняли сосуды символами четырех богинь. Самка в красном, воспользовавшись помощью младших, вскрыла горло жертвенному Шипуну и начала сцеживать в чашу горячую кровь. Следующий угол квадрата заняла прислужница в золотых одеждах. Она аккуратно пересыпала с подноса что-то напоминающее почву. Жрица, облаченная в белое, наполняла чашу какими-то травами, а последняя, в серой накидке и серой маске, лила из кувшина воду. И ни одна из этих самок тоже не являлась Осенью. Это уже начинало слегка напрягать…

– Что притих? – оставив в покое младшую подопечную, Прорва переключила свое внимание на самца. На нем она, спасибо, ничего поправлять и одергивать не стала.

– Проявляю учтивость, – буркнул Сумрак.

– А что психуешь?

– Тебе кажется, моя Госпожа…

Дальше этот нехитрый разговор прервался возвращением Солнышка и Полночи.

– О, почти все готово! – оптимистично констатировала первая, с одобрением поглядев на действия Жриц и послушниц. – Да не психуй ты, просто действуй по инструкции, – а эти слова уже были обращены к самцу. Для пущей убедительности Солнышко потрепала его за гриву, как делала всегда, пытаясь приободрить. Да неужто так по нему было видно, что он волнуется?..

Сумрак недовольно загудел и дернул головой, высвобождая отростки из руки самки, на что та лишь поддразнила его:

– Ой-ей-ей!

Ожидание начинало затягиваться…

Оно затянулось настолько, что начало церемонии сын Грозы воспринял как не просто внезапное, а почти стихийное. Двери распахнулись с грохотом, на миг впустив звуки разгорающегося женского веселья, и в Храм подобно черному вихрю ворвалась Верховная Жрица, после чего створки хлопнули за ее спиной, вновь отрезав пространство священной обители от шумной площади.

– Пора, – решительно рыкнула Прорва и подтолкнула самца к «разметке». Сумрак невольно сделал несколько шагов и тут же угодил прямо в объятия Тринадцатой.

– Слушай меня внимательно, воин, – увлекая его к загадочному квадрату и ставя на жирное черное пятно в месте пересечения линий, заговорила самка. – Слушай и запоминай, ибо повторять во время ритуала я не стану. Ты будешь находиться здесь, в середине, а твоя партнерша станет перемещаться по периметру от жертвенника к жертвеннику. В каждой точке она будет менять свою ипостась, и каждый раз ты будешь подходить к ней и закреплять ваш союз, а после возвращаться на исходную позицию. Для Черного Воина все его супруги равны, потому и ты как его посредник будешь равноудален от всех четырех их воплощений. Я не знаю, что решат боги, потому не могу предупредить тебя обо всем, что ты почувствуешь. Ты можешь потерять счет времени, можешь услышать голоса, можешь увидеть нечто странное… Но помни, что ты должен в любой ситуации сохранять спокойствие и следовать правилам ритуала. И еще. Когда все начнется, обратного пути уже не будет. Ты готов к этому?

– Я готов, Светлейшая, – смиренно поклонившись, ответил Сумрак. – Я выполню все, как ты сказала, и пройду до конца, что бы ни случилось.

– Тогда начнем.

Повинуясь знаку Верховной Жрицы, отступившей от охотника и вставшей за пределами квадрата рядом с его сгрудившимися в нетерпении женами, к самцу приблизились две послушницы с чанами, наполненными каким-то прозрачным, пряно пахнущим отваром. Жрицы возле жертвенников в тот же момент, как по команде, начали вполголоса читать невнятную молитву, произнося слова то речитативом, то нараспев – сперва неспешно, почти заунывно. Сумрак в изумлении опустил глаза. Самочки, остановившиеся перед ним, были очень молоды – в лучшем случае, им исполнилось лет по двадцать пять… А уже служат в Храме… Ведь наверняка сироты… Просто, какая же мать в здравом уме отпустит? Что до жриц, то они бездетны, значит – не их потомство.

Сначала он подумал, что перед обрядом ему предложат умыться принесенным варевом или, на худой конец, испить, но вместо этого малявки в коричневых одеждах поставили чаны у его ног и с полным хладнокровием начали его раздевать! Сын Грозы сперва вытаращился на них, не зная, покориться ему или отбиваться, а потом бросил на Тринадцатую беспомощный взгляд. Та не проронила ни слова и не двинулась с места; Прорва, Полночь и Солнышко также остались безучастны, лишь по личику Грезы пробежала тень тревоги. Видимо, все так и планировалось…

А проворные когтистые ручки тем временем уже расстегнули пояс и сдернули с бедер Сумрака ткань, оставив его на всеобщем обозрении полностью обнаженным. Одна из девочек, аккуратно сложила повязку, другая взяла воина за предплечье и молча потянула вниз. Сын Грозы, догадавшись, что от него хотят, опустился на корточки. Тогда послушницы выудили из чанов по травяной мочалке, что Сумрак сперва принял за банальную заварку, и беззастенчиво приступили к омовению самца. Их действия были неторопливыми, но четкими и уверенными. Возможно, в обязанности младшеньких входило какое-нибудь ритуальное мытье Жриц? Сначала щекочущие волокнистые комки прошлись вдоль гривы, и теплая влага, обильно стекающая с них, просочилась сквозь отростки, побежав ручейками по затылку и шее. Отчаянно захотелось отряхнуться, но вряд ли полагалось. Потом мочалка пересекла лоб, и Сумрак на всякий случай зажмурился. Правда, в пасть несколько капель отвара все-таки попали – горечь оказалась неимоверная. Но плеваться, наверняка, тут тоже было нельзя. Самец лишь нервно дернул максиллами и плотнее сжал жвала. Руки послушниц перешли на плечи и грудь. Это было непривычно и неловко, но… В некотором роде даже приятно.

Какая-то из самочек для удобства положила ладонь ему на спину, будто бы придерживая, хотя, под легкими движениями малявок он и так не шатался. От этого прикосновения Сумрака пробрала неожиданная дрожь. Этого еще не хватало… Его подтолкнули под локоть, повелевая встать. Самец несколько раз сморгнул, и, открыв глаз, поднялся, предоставляя доступ к остальному телу.

Когда послушницы добрались до поясницы и живота, планомерно спускаясь ниже, сын Грозы понял, что более не в силах контролировать свои реакции. Размокшие клубки душистых стеблей так откровенно и бесстыдно массировали шкуру в самых чувствительных местах, а близость двух созревающих женских особей так дразнила, что подавлять эрекцию более не оставалось никакой возможности. В подбрюшье тяжело запульсировало, и головка полового члена неумолимо полезла наружу, оттягивая край увлажнившейся складки. Сумрак тут же поймал на себе масляный взгляд Прорвы и осуждающий – Грезы, отчего стояк неожиданно лишь сильнее окреп. Как ни странно, омывающие его торс девочки, отнеслись к «явлению героя» абсолютно спокойно, мало того, старательно помыли вокруг пениса и сам пенис, спровоцировав выход последнего больше, чем на треть. Осознавая, что это всего лишь начало сегодняшних издевательств, самец вновь крепко зажмурил свой уцелевший глаз и постарался выровнять сбивающееся дыхание, что, впрочем, было почти бесполезно. Звуки песнопений стали громче и приобрели более выраженный ритм. Руки послушниц последовательно растирали колени и голени воина.

Наконец, дойдя до самых пяток, самочки оставили его в покое и ушли, оставив сохнуть. Одежду, снятую с самца они забрали с собой. Жрица Белой Матушки, не прекращая бормотать молитву, запалила в жертвенной чаше сухие травы, и место действия начал постепенно заволакивать дым. За спиной Сумрака хлопнула дверь, и воин почувствовал, что зрителей прибавилось. Стояк моментально прошел.

На сей раз ожидание было недолгим. Девочки явились вновь, и теперь они несли черные доспехи. То, что одеваться он тоже станет не сам, Сумрак уже отлично понял.

Очевидно, при помощи церемониального облачения его собирались подготовить к инвокации Черного Воина. Сперва послушницы обернули бедра самца узкой полосой ткани, что едва прикрывала промежность, затем поверх легла длинная, в пол, накидка, охватывающая чуть больше половины тела и полностью закрывающая зад, но оставляющая свободной правую ногу. Последним занял свое место нагрудник из трех гнутых пластин – для того, чтобы маленькие самочки смогли надеть его, Сумраку вновь пришлось преклонить колени.

Закончив работу, малявки поспешно скрылись. Сумрак выпрямился во весь рост и увидел, что к нему приближается Тринадцатая. Когда Жрица подошла вплотную и остановилась напротив, песнопения внезапно изменили свой характер, превратившись в надрывные завывания, и голос Верховной, молчавшей до сей поры, впервые вплелся в общий хор, обращаясь к главному божеству. От этих звуков самца внезапно пробрало до дрожи, грива приподнялась, щетинки на плечах вздыбились, а под грудиной как будто что-то завибрировало… Не переставая произносить слова ритуальной речи, Жрица опустила на лицо глубокий капюшон, а после сняла с себя маску и торжественно водрузила ее на голову самца, прочно закрепив специальными зажимами по краям лобного щита. В следующую секунду песнь усилилась настолько, что стала оглушительной, и ее, кажется, подхватили все присутствующие в Храме самки, включая непрестанно прибывающих зрительниц. Тринадцатая сделала шаг назад и внезапно воздела руки вверх. Звук мгновенно оборвался, зазвенев на высокой ноте, и сменившая его тишина неожиданно как будто бы пронзила замершего, точно под гипнозом, самца насквозь, заставив выгнуться и взреветь – Сумрак не успел взять себя в руки, оно, почему-то, получилось само собой… Как ни странно, Верховная Жрица даже не думала гневаться. Она, напротив, отступила еще дальше и низко поклонившись, произнесла:

– Черный Воин пришел!

Остальные последовали ее примеру и согнулись в поклоне. Сумрак остался стоять прямо.

И вот началось…

Тринадцатая, не поворачиваясь спиной, как будто охотник теперь и впрямь воплощал в себе божество, вышла за пределы черных контуров. Песня зазвучала опять, протяжно, мощно, с яркими перепадами. А из-под соседней арки, сопровождаемая все теми же двумя юными помощницами, величаво выступила Осень.

Когда-то Сумрак допустил неосторожную мысль о том, что хотел бы увидеть ее в Храмовом облачении. Потом он почти об этом пожалел, узнав, при каких обстоятельствах его мимолетному желанию суждено будет исполниться. Сейчас… Сейчас он глядел на нее сквозь прорези в чужой, неудобной маске, и понимал, что больше не жалеет…

Осень была прекрасна. В ослепительно-алых струящихся одеждах, резко контрастирующих с ее темной кожей, она выглядела, точно ожившее пламя, точно раскинувшийся над лесом закат, точно пышный цветок, распустившийся в ночной мгле… Ее лицо также скрывала маска, украшенная изящными узорами, руки охватывали золотые браслеты, гриву, шею и талию – золотые цепи и бусы из розового кварца.

Послушницы подвели ее к первому жертвеннику, посвященному Красной Воительнице, и с поклоном отошли. Осень повернулась к супругу и простерла ему навстречу руки. Сумрак сделал первый шаг вперед…

Дальше все происходило в странном тумане. Сыну Грозы даже показалось на миг, что он перестал управлять своим телом, и его действиями руководит что-то извне. Следуя вдоль черной линии, он медленно приблизился к самке и заключил ее в объятия. Та лишь молча поддалась и, обхватив его руками за шею, начала клониться вниз, увлекая партнера на покрывало.

– Красная богиня – благословила! – возвестила вторая Жрица в алом, прерывая неясное бормотание. Вслед за этими словами кровь из снятой с треножника жертвенной чаши, выплеснулась на готовую соединиться пару. Жаркий, пьянящий запах чужой отобранной жизни тут же окутал их, и темная, липкая субстанция пропитала великолепные одежды, расползлась по подстилке, обагрила кожу. Но, хотя данное действие явилось полной неожиданностью, Сумрак, введенный в подобие транса, даже не вздрогнул.

Кровь, являя собой главную жизненную силу, считалась символом Созидательницы Мира, потому окропление ею приравнивалось к дозволению первой из богинь. Получив его, Осень притянула самца к себе и покорно откинулась на спину, раздвигая ноги. Ее длинная юбка, свободно запахивающаяся спереди, сама соскользнула с округлых бедер, открывая супругу доступ. Сын Грозы возбужденно заурчал и немедленно накрыл партнершу своим телом, одновременно отодвигая в сторону край собственного одеяния – теперь стал весьма понятен смысл такого странного кроя.

Еще несколько минут назад самец с тревогой вглядывался в увеличивающуюся толпу зрительниц, теперь же все происходящее вокруг разом потеряло для него всякое значение: остались только горячая, податливая самка под ним, и всепоглощающее желание ею овладеть. Он вошел быстро и сразу, ощутив обычно рьяно сопротивляющуюся супругу совершенно по-новому. Одной рукой Сумрак обнял партнершу, а второй подхватил ее ногу и, сжав когтями, поднял выше, пока другая нога самки пыталась обвить его бедро. При этом страстно захотелось прикусить Осень за шею, но помешала маска. Вообще, когда-то ритуальные маски имели для воинов именно такое значение, не просто защищая жвала от повреждения в бою, но и пресекая соблазн недостойно покусать противника. Только вот здесь это было абсолютно не к месту… В конце концов, Сумрак был вынужден просто уткнуться лицевой частью в гриву жены и продолжить акт без дополнительной стимуляции. Впрочем, когти Осени, впившиеся мгновение спустя в его спину, быстро добавили недостающих ощущений.

Спаривание получилось недолгим и резким, даже грубым, больше механическим, чем чувственным. Взрыкнув и в последний раз исторгнув семя, самец плотнее прижался к самке и замер, ожидая, пока расслабившийся орган выскользнет из ее лона. Потом пара поднялась с окровавленного, измятого покрывала, и Осень едва заметно подтолкнула Сумрака, показывая тем самым, что ему следует вернуться в центр площадки.

Сын Грозы бросил краткий взгляд по сторонам. В Храме прибавилось народу. Видимо, церемония на площади подошла к концу, и в здание устремились прихожанки с молитвами и подношениями. В основном, кстати, все здесь были по собственным делам, и глазеть на ритуальное зачатие особым желанием не горели. Лишь с десяток любопытных самок толклись у площадки, пожирая отважного самца глазами, остальные проходили мимо. Супруги, как успел заметить Сумрак, оставались в полном сборе, но рассредоточились вокруг и, по всей видимости, держали оборону против назойливых зрительниц.

Дойдя до середины, самец остановился и повернулся лицом к следующей божественной ипостаси, имя коей было Золотая Владычица. Осень же, скинув перепачканное одеяние, предстала многочисленным взглядам совершенно нагая. А девочки-послушницы уже были тут как тут. Они быстро принесли чаны и омыли тело самки, убрав с него следы крови и спермы, после чего посвежевшая Жрица проследовала в соседний угол магического квадрата. Поджидавшая там служительница помогла ей облачиться в точно такие же одежды, только не из красной, а из золотистой ткани, после чего подала ажурную маску, окрашенную в тон.

Песня в это время вновь изменила свое звучание, став более отрывистой и динамичной. Под ее рыкающий мотив Сумрак двинулся ко второму жертвеннику. Теперь он не медлил, уловив всю суть обряда. Приблизившись к супруге, он сразу же повалил ее на солнечно-желтое покрывало, и Жрица встала над ними, высоко подняв чашу с сухой землей – символом Повелительницы Стихий.

– Золотая богиня – благословила! – воскликнула она, щедро осыпав пару и тут же отступив. Самец слегка встряхнулся. Его, в отличие от партнерши, после первого этапа никто не отмывал, и теперь смесь глины и песка неприятно налипла на гриву и плечи, все еще перепачканные кровью Шипуна. Во что превратилось роскошное черное одеяние, вообще говорить не стоило…

– Черный Воин не имеет привычки прихорашиваться перед визитом к своим женам, – останавливая его, прошептала Осень. – Он идет к ним сразу после охоты, и они принимают его таким, какой он есть.

Тогда Сумрак обхватил супругу крепче и приник к ней головой, вслушавшись в вырывающееся из груди частое дыхание и немилосердно пачкая новое платье. Его пенис вышел из складки и, на мгновение упершись самке между ног, с усилием проскользнул в семяприемник. Осень выгнулась, тихо застонав, после чего крепко ухватила самца за зад, побуждая войти глубже. Сгорбившись над ней, точно зверь над добычей, он напрягся и сильно толкнулся вперед. В этот момент ему опять показалось, что супруга сделалась какой-то другой, незнакомой… И он с воодушевлением принялся ее познавать, впитывая всем телом какие-то новые, не поддающиеся описанию ощущения.

…Клубы белого дыма все гуще наполняли зал, песнопения становились все громче и выразительнее, а вскоре к ним добавился непонятно откуда доносящийся барабанный ритм. Пара, еще недавно действовавшая довольно скованно, теперь предавалась любви самозабвенно и яростно. Неосознанно подстраиваясь в такт пению и бою барабанов, соитие постепенно начало превращаться в подобие странного танца. Исступленные тела то причудливо изгибались, то замирали в сладкой неге, то неистово раскачивались, и черно-золотой комок одеяний опутывал их, скрывая от посторонних глаз все происходящее между партнерами таинство, а песок с глухим шелестом рассыпался от каждого их движения.

Наконец они разом содрогнулись и взвыли, уходя в совместный экстаз, а затем воину снова пришлось покинуть свою супругу и выйти в центр. От запаха благовоний начала немного кружиться голова. Собравшиеся вокруг яутжи превратились в безликие серые тени, тонущие в расползающемся по залу мареве. Песнопения полились сплошным неразделимым фоном.

Сумрак медленно дошел до черного пятна и встал, покачиваясь, как в полусне. Засохшая смесь песка и крови стягивала кожу, периодически отлетая жесткими корками, царапины на спине горели, запорошенные пылью, по ногам стекала слизь, к которой то и дело липла набедренная ткань. Но все это как-то было сейчас неважно. Казалось, вместе с потраченным семенем утекли все оставшиеся силы… Тем не менее, ритуал предстояло повторить еще дважды.