Текст книги "Окровавленные руки (ЛП)"

Автор книги: Bex-chan

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Человек, который так крепко держал ее, защищая, поднял свою палочку, указывая ею на Алекто, из-за чего она остолбенела в изумлении и не смогла среагировать вовремя. Грубый и непоколебимый голос произнес «Авада Кедавра» прямо на ухо Гермионе, настолько близко, что она чувствовала его дыхание, касающееся ее шеи, а затем зеленый луч попал Алекто прямо в сердце.

Алекто находилась так близко к ним, что, когда ее мертвое тело рухнуло вниз, оно частично задело ноги Гермионы, так что она тут же пододвинула их к себе, чтобы никоим образом не касаться мертвой Пожирательницы смерти.

Она оперлась свободной рукой о коленку ее спасителя, впиваясь в нее своими ногтями; затем девушка повернула голову в сторону, чтобы выяснить, кто спас ей жизнь. Она моргнула пару раз, чтобы стряхнуть капли дождя с ресниц, а потом тяжело выдохнула.

− Драко, − она недоверчиво вздохнула, широко раскрывая глаза, − что ты…Как ты…

− Тебе не стоило сюда приходить, − резко произнес он. – Ты явно не в том состоянии, чтобы бороться.

− Но я…

− От тебя больше вреда, чем пользы.

Рука, которая обвивала ее талию, переместилась наверх и опустилась под воротник ее кофты, чтобы вытащить ее ожерелье. Ее портключ. Она не успела даже подумать о том, чтобы запротестовать, когда Драко активировал его, и ее тут же засосало в воздух; ее крутило до тех пор, пока она жестко не приземлилась пятой точкой на пол их конспиративной квартиры, все еще задыхаясь. Все еще пребывая в изумлении. И все еще ощущая дыхание Драко над ее ухом.

******

Драко испытал шок, когда вошел на кухню после полуночи.

Да, конечно, он ожидал, что Грейнджер так или иначе придет сюда, но он никогда бы не подумал, что она явится раньше и будет его дожидаться. Из-за повязки на ее руке и ушиба, который окружал ее левый глаз, она казалась очень уязвимой, однако выражение ее лица было твердым и решительным, так что он тут же прогнал свою мысль прочь. И это было хорошо. Уязвимость Грейнджер не к лицу.

На столе перед ней стоял бокал, наполненный огневиски, и стакан с прозрачной жидкостью, который она крепко сжимала в руке. Выгнув бровь, удивляясь, почему она сама налила ему его любимый напиток после нескончаемых замечаний по поводу его плохой привычки, он осторожно сел на свое привычное место, изучая ее лицо, чтобы определить ее настроение или намерения.

− Не пьешь чай сегодня? – спросил он.

− У нас закончился чай.

Она не посмотрела на него. Она просто пялилась на свой стакан, что его беспокоило.

− Тогда что ты пьешь?

− Просто воду.

− Черт возьми, Грейнджер, побалуй себя спиртным хоть раз.

− Я не пью спиртное.

− Ну да, конечно.

Она подняла на него свои глаза, и он вдруг осознал, что никогда раньше не замечал…что они у нее такие карие. Словно осень. Словно октябрь. Она немного наклонилась вперед, положив неповрежденный локоть на стол и уперевшись подбородком о внешнюю сторону руки. Она подняла голову, и он подумал, что сейчас она на него посмотрит, но этого не произошло.

− Я… − начала она тихо, прочищая горло. – Спасибо тебе…за то, что произошло сегодня. За то, что спас мне жизнь.

Почему она на него не смотрела? Он стиснул зубы.

− О чем ты, черт возьми, думала? Ты не должна была сражаться.

− Слушай, я…

− МакГонагалл сказала тебе оставаться здесь, а ты ее не послушала. Ты была не в том состоянии, чтобы драться, и ты несла за это ответственность.

− Малфой…

− Тебя могли убить, и, Грейнджер, какого, мать твою, хрена ты на меня не смотришь?! – рявкнул он. – Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!

Вздохнув, она медленно подняла на него свои сердитые, уставшие, будто таявшие глаза.

− Прости, − промямлила она. – Я… запуталась.

− Неудивительно.

− Это было не самое лучшее мое решение, − призналась она. – Но мне просто…

− Нужно было сражаться, − закончил он.

Она кивнула, и между ними установилась приятная тишина. Выпив свой напиток за раз, Драко понял, что сейчас самое время уйти. Она сказала свою часть, а он свою, но он еще не был готов покинуть ее общество. Наоборот, он хотел, чтобы она продолжала говорить. Ее голос успокаивал намного лучше, чем огневиски.

− Драко, − мягко произнесла она, − спасибо тебе. Я правда благодарна…очень сильно благодарна тебе за то, что ты меня спас.

− Я это знаю.

− Я еще немного озадачена всем этим. Это произошло так быстро.

− А ты бы предпочла, чтобы я действовал медленнее?

− Нет, конечно, нет, − она нахмурилась. – Я имею в виду, что ты просто появился из ниоткуда, схватил меня, а потом…потом ты…

Он недоуменно прищурился.

− Убил Кэрроу?

− Да…именно.

− Ты что, никогда раньше не видела, как кто-то кого-то убивает?

− Нет, конечно, видела. Просто не так близко, − она остановилась, покусывая свою губу. – Я слышала, как ты произнес Непростительное заклинание прямо мне на ухо, и это прозвучало так…так спокойно.

− Так спокойно? – он пожал плечами. – А с какой интонацией ты произносишь…

− Могу я спросить кое-что? – прервала она его. – Как много людей ты убил?

Ее вопрос застал его врасплох, чему он не мог позволить случиться; как ему казалось, годы тренировок над тем, чтобы мышцы лица всегда оставались непоколебимыми, не прошли даром. Но она, конечно же, сбила его с толку, и он налил себе еще огневиски, попутно думая о том, как бы ему уйти от вопроса. Он знал число убитых им людей лучше, чем знал свой возраст, но он не решался говорить ей об этом. Он сам не знал, почему именно.

− Кэрроу стала четырнадцатой, − произнес он. – И они не люди, Грейнджер. Они Пожиратели смерти.

− Четырнадцать, − повторила она. – Четырнадцать.

Он сделал еще один глоток.

− А скольких ты убила?

Она опустила глаза на стол, и он подавился своим виски, каким-то образом сообразив, по какой причине она не ответила. Судя по всему, он недостаточно хорошо тренировался контролю эмоций, потому что к этой новости отнестись с равнодушием он не смог, но это уже было неважно: ее взгляд блуждал по комнате. Снова.

− Ты никогда никого не убивала? – спросил он разоблачающим тоном. – Как это ты никогда…Это невозможно!

− Как видишь – возможно, − произнесла она, неохотно возвращая свой взгляд на него. – Нет, я никогда не убивала Пожирателей смерти.

− Как ты, черт возьми, так долго выживала, никого не убивая?

− Я не знаю, − она пожала плечами. – Я их просто оглушала. Это инстинкт…

− Нет, − прервал он ее, − когда ты их оглушаешь – это не инстинкт. А когда убиваешь – да. Это и есть определение инстинкта. Каждый рожден с инстинктом убивать, но общество и морали этого не позволяют. А в войне ничего подобного нет. Война развязывает нам руки для убийства.

Гермиона посмотрела на него широко раскрытыми глазами, разинув рот.

− Но…где тогда грань между убийцей и воином?

− Выживание. Если я не убью их – они убьют меня.

− Но что, если этого можно избежать…Не все же так поступают. Ты оглушал Пожирателей смерти – я сама видела.

Драко ответил тихим голосом:

− Не так все просто, как кажется. Не каждый способен использовать Убивающие заклинания где угодно, кроме моральных уродов, вроде Волдеморта или Беллатрикс.

− Но тогда…что заставляет тебя использовать Убивающие заклинания?

− Смесь разочарования и ненависти; это как будто…переключает в тебе что-то. Для большинства людей, Пожиратель смерти, угрожающий твоей жизни или убивающий кого-то, кого ты знаешь, и является спусковым механизмом; или же внутри что-то щелкает, когда во время битвы ты понимаешь, что устал бороться, и твое терпение просто заканчивается. Поверить не могу, что ты никогда через это не проходила.

− Я прошла через все это.

− Тогда как ты, черт возьми, выжила, никого не убивая?

Помассировав переносицу, Гермиона тяжело вздохнула. Виновато.

− Знаешь, однажды я пыталась применить Убивающее заклинание. Сивый практически убил Рона. Я попыталась убить его, но ничего не произошло.

− Потому что ты позволила своей совести остановить тебя, − сказал он, как ни в чем не бывало. – Научись запирать свою совесть на замок, Грейнджер.

− Но…как я потом жила бы с самой собой? – тихо пробормотала она.

− В войне есть два выхода, Грейнджер. Стать трупом или убийцей. Я выбираю последнее. Опять же − это инстинкт.

− Но не зря же эти заклинания называются Непростительными. Это запрещено законом…

− Закона больше нет.

Гермиона поморщилась, постукивая ногтем по своему стакану.

− Нет, я так не думаю.

Драко посмотрел на нее немного дольше, чем, наверное, стоило; он нахмурился, когда заметил ее поникшие плечи и плотно сжатые губы. Она была полностью погружена в свои мысли, и тишина, которая на этот раз витала над их головами, была некомфортной. Выпив последние остатки алкоголя, он встал со своего места, вздрогнув, когда его кресло проскрипело по полу, но она, казалось, не обратила внимания на этот пронзительный звук. Он размышлял над тем, нужно ли пожелать спокойной ночи или сказать что-нибудь совершенно обыденное, но то, что он в итоге произнес, удивило даже его самого.

− Когда что-то будет для тебя важным – ты убьешь. Когда это будет иметь для тебя значение или когда ты или кто-то важный для тебя будет при смерти, ты проигнорируешь свою совесть. Тебе просто нужно дождаться своего переключателя.

И после сказанного он решил выйти из комнаты.

− Драко, − позвала Гермиона до того, как он дошел до дверного проема, − на что это похоже? Когда ты впервые применяешь Убивающее заклинание?

Он напрягся и сжал кулаки. Его взволновал вовсе не вопрос: он, Блейз и Тео неоднократно обсуждали Убивающие заклятья. Проблема была в том, что он должен был объяснить это Грейнджер, и это представлялось ему куда сложнее. Когда бы он на нее ни посмотрел, он всегда видел в ее глазах невинность, когда она на него смотрела. Словно насмехаясь над ним. Неважно, насколько умелым воином она была, или какие ужасы видела – ее руки не были запятнаны кровью. Ни капли крови. Она была единственным человеком в его окружении, чьи руки не были запачканы кровью, и, по некоторым причинам, это заставляло его чувствовать себя еще отвратительнее.

Если их сравнивать – то он был волком, а она воробьем.

− Похоже на то, когда тебя тошнит, − произнес он, все также продолжая стоять к ней спиной. – Ты потеешь и начинаешь рвано дышать. Твое лицо становится горячим, но вокруг − сплошной холод. Сначала ты чувствуешь лишь унижение и отвращение к самому себе, а после всего этого…наступает ненормальное чувство спокойствия и удовлетворения. Но ты никогда не забудешь, каково это на вкус. Ты будешь ощущать это в течение многих дней, − он остановился, чтобы облизнуть губы. – Только так я могу это описать.

Он знал, что она позади него с тревогой кусала губы.

− Ладно, − промямлила она.

Сделав шаг вперед, Драко достиг двери, однако ее голос снова его остановил.

− Драко…кого ты убил первым?

− Моего отца.

− Ох. Ты…сожалеешь об этом?

Он сжал челюсть.

− Ни капли.

Он сказал правду: он об этом не жалел. И если это не было самой грустной вещью на свете, тогда он и не знал, чем это было.

========== 2 ==========

За два месяца, прошедших с того момента, как Драко спас жизнь Гермионы, они ни разу это не упомянули. Это было похоже на не озвученное вслух и установившееся между ними двумя согласие: никогда не возвращаться к тому дню или, что было еще важнее, к той ночи и их разговору об Убивающих заклятиях. Стараясь избежать разговора о той ночи, они говорили обо всем на свете, обычно безобидно дразня друг друга, когда речь заходила об их школьных деньках. Особенно любимыми темами для разговора были третий курс, когда Гермиона ударила его, и четвертый, когда Драко испортил ее зубы.

Как и в большинство вечеров, они сидели одни в читальном зале, листая книги и статьи или расшифровывая руны, споря между собой. На самом деле, то, как они взаимодействовали друг с другом сейчас, не так уж и сильно отличалось от того, как они общались в Хогвартсе, но различие было в том, что злости и враждебности больше не было − лишь нормальные и забавные подшучивания. Сейчас им было комфортно; видимо, достаточно комфортно, потому что Гермиона вдруг решила, что не случится ничего страшного, если она возьмет у него немного чипсов.

Когда она взяла сразу несколько, Драко нахмуренно на нее посмотрел.

− Знаешь, если ты идешь на кухню, то можешь прихватить свою собственную пачку чипсов.

− Я хочу всего лишь парочку.

− Ты взяла семь штук.

Она оторвалась от книги и посмотрела на него, выгнув бровь.

− А я и не в курсе, что ты за мной следил.

− Я всегда за всем слежу, − произнес он, поднимаясь и подходя к книжным шкафам. – Где та книга Эрнеста Фэнгсвелла? Того странного парня-отшельника, который испортил свой крестраж?

− Она рядом с книгой по истории Министерства магии, потому что он родился в тот год, когда Министерство было основано.

Драко моргнул.

− Эрнест Фэнгсвелл родился в тысяча шестьсот тридцать втором году году.

− Да, я в курсе.

− А Министерство было основано в тысяча шестьсот двадцать третьем, Грейнджер.

Она едко глянула на него.

− Нет, оно было основано в тысяча шестьсот тридцать втором.

− Ты ошибаешься.

Если и было что-то, что он точно знал о Гермионе Грейнджер, так это то, что она терпеть не могла, когда ее интеллект ставился под сомнение. К ее чести, она оказывалась права в девяносто девяти процентов случаев, но на этот раз он знал, что она ошибалась. Он был в этом уверен, и детское чувство самодовольства заставило его ухмыльнуться.

− Я не ошибаюсь! – парировала она, поднимаясь на ноги. – Ты ошибаешься! Министерство было основано в тысяча шестьсот тридцать втором!

− Нет, в тысяча шестьсот двадцать третьем.

− В тысяча шестьсот тридцать втором!

− Черт бы меня побрал, − Драко дерзко усмехнулся. – Поверить не могу, что ты впервые ошиблась…

− Говорю последний раз: я не ошиблась!

− Ладно, ответ мы узнаем здесь, − произнес он, доставая книгу о Министерстве с полки. – Почему бы нам не выяснить, кто прав? Но не хочешь сначала немного поиграть?

Гермиона уперлась руками в бедра в надменном жесте.

− Тебе что, тринадцать?

− Нет, мне на самом деле двадцать четыре. Что-то тебе сегодня не везет с числами, а, Грейнджер? Ты ошиблась дважды за последние пять минут…

− Я не ошиблась!

− Если ты уверена в своей правоте, тогда проблем со спором у тебя возникнуть не должно, − парировал он. – Скажем, проигравший должен мыть посуду за победителя в течение месяца. Согласна?

− Замечательно, без проблем! – оскорбилась она. – Просто открой чертову книгу.

− Ты можешь и сама ее открыть.

Он кинул книгу на стол и еще раз усмехнулся, когда громкий удар заставил ее вздрогнуть. Он отошел на несколько шагов назад, скрещивая руки на груди и высокомерно поднимая голову, но Грейнджер выглядела так же самоуверенно, как и он. Он пристально наблюдал за ней, когда она начала перелистывать страницы дрожащими пальцами. За ней действительно было интересно наблюдать. Она нашла нужный раздел, нахмурилась и тут же огорченно расслабилась, в то время как он ловил себя на мысли, что она выглядела очень привлекательно. Закрыв глаза и наклонив голову, Гермиона прошептала одно единственное слово, которое признавало ее поражение.

− Черт.

Драко ухмыльнулся еще шире.

− Что такое, Грейнджер?

− Ничего.

− Что сказано в книге? Когда Министерство было основано?

Поджав губы и закрыв книгу, она начала изучать свои ногти, промямлив ответ себе под нос:

− В тысяча шестьсот двадцать третьем.

− Значит…− произнес он, − я был прав, а ты ошиблась…

− Я бы просто указала…

− Ты, Гермиона Грейджер, ходячая энциклопедия, ошиблась.

Драко показалось, что он услышал ее рычание, и ухмыльнулся еще больше, совсем об этом не волнуясь. Он сделал шаг назад и осмотрел комнату в преувеличенно высокомерном жесте.

− Какого черта ты делаешь? – спросила она.

− Я только что доказал, что Гермиона Грейнджер была не права, − ответил он. − Разве единорог не должен прямо сейчас прискакать галопом в комнату, чтобы поздравить меня, или что-то типа того? Ну или по крайней мере, я ожидаю взрыв конфетти и хор с песней.

− О, честно, ты смешон.

− Смешон, но прав.

− Ты серьезно будешь злорадствовать по этому поводу? Так по-детски?

− Именно.

Из-за красного, взволнованного лица и трясущихся из стороны в сторону рук Грейнджер походила на недовольного ребенка, что позабавило Драко еще больше. Он получал удовольствие от того, что дразнил ее; не злорадным или грязным способом, как это часто бывало в Хогвартсе, а безвредным, смешным методом. И, на самом деле, для него было бы очень легко вернуть те старые привычки и постараться вывести ее из себя, но теперь он изменился. Она тоже изменилась. Но эти изменения были к лучшему. Определенно к лучшему. И тем не менее, она все еще оставалась собой, той самой Грейнджер, которую он знал, а это было здорово.

− Грейнджер, что с тобой случилось? Может, тебе лучше присесть? Или прилечь? Только не мешай моему победному единорогу.

− Ты…ты… − неуклюже сказала Гермиона, все еще с румянцем на щеках, − ты просто…мерзавец!

Он не смог сдержаться и засмеялся − громко, искренне, словно впервые в жизни; расслабленно и с наслаждением. Он открыл глаза и обнаружил, что Грейнджер смотрела на него с любопытством во взгляде; от ее негодования не осталось и следа.

− Что? – удивленно спросил он, все еще посмеиваясь. – Почему ты так на меня смотришь, Грейнджер?

− Просто я… − колебалась она. – Я просто никогда не видела тебя смеющимся или…или даже улыбающимся. Никогда.

Он буквально почувствовал, как все его игривое настроение пропало, и не потому, что его разозлил ее комментарий, а из-за самих слов в целом. Его лицо автоматически приняло настороженное выражение, хотя он этого и не хотел. Когда ты носишь маску так долго, то ты сам становишься этой маской, даже среди людей, которым доверяешь. Особенно среди них, потому что если они видят настоящего тебя и решают, что ты недостаточно хорош, то это, скорее всего, так и есть. Если ты и так им доверял, то почему не должен поверить в их суждение о тебе самом?

Но его маска, очевидно, слетела с его лица, или, может быть, Грейнджер сорвала ее, когда он отвлекся.

В этом мире есть три типа людей: люди, которых ты не хочешь видеть в своей жизни; люди, которых ты хочешь видеть в своей жизни, и люди, которые присутствуют в твоей жизни, несмотря на обстоятельства, расстояние или любые другие возможные факторы. Каким-то образом, − а как именно, он и сам не понимал, − Грейнджер относилась к последней категории. Она была постоянной составляющей, словно дыхание или моргание. Просто рядом. Всегда.

− А знаешь, − продолжила она, обращаясь больше к себе, − это ложь. Я видела, как ты улыбался и смеялся, но это было очень давно. Годы назад. Где-то четвертый курс…или, может, пятый? Так или иначе, это было более десяти лет назад.

− Звучит верно.

− Ты не смеялся больше десяти лет?

Он сглотнул, осматривая ее внимательно сверху вниз. Когда он встретился с ее глазами, его кадык в горле словно подскочил.

− У меня не было для этого причин.

Она погрустнела после его ответа; чуть выдвинула вперед нижнюю губу и нахмурилась. Драко подумал, что, по идее, ее сочувствие должно его раздражать, однако ничего подобного он не чувствовал. Ни капли. Это не было тем снисходительным видом сочувствия, когда ты чувствуешь себя маленьким; ее реакция была теплой и настоящей, какой Грейнджер и сама была. Если бы он был абсолютно честен с самим собой, то это было…здорово − иметь кого-то, кому на тебя не наплевать.

− Тебе стоит попытаться улыбаться намного чаще, − сказала она, заправляя прядь волос за ухо. – Тебе это подходит. Ты выглядишь моложе и намного…ну…привлекательнее, на самом деле.

Он не ответил. Ему это было не нужно. Их дискуссия медленно переросла в выжидательную игру; тот неловкий, каким-то образом стимулирующий момент умирающего разговора, когда слова становятся устаревшими и бесполезными. Не было ничего, кроме тишины. Тишины и ожидания. Ожидания и предвидения, потому что это должно было случиться. Что-то существенное. Драко мог чувствовать что-то, что витало в комнате между ним и Грейнджер, что-то, что выжидало, когда это заметят, ожидая, когда один из них обратит на это внимание. Судя по обеспокоенному выражению лица Грейнджер, она тоже это почувствовала. Вопрос был в том, кто сделает первый шаг.

После полных тридцати секунд нескромных взглядов на то, как Грейнджер напряженно кусает губы, Драко решил, что с него достаточно.

Его тело дернулось вперед так резко, что Грейнджер казалась пораженной внезапным движением, но быстро взяла себя в руки. Их разделяло несколько шагов, но Драко сокращал дистанцию быстрыми, длинными шагами, абсолютно неуверенный в том, что он будет делать, когда подойдет к ней.

Когда он оказался, наверное, в двух шагах от нее, свечка, которая освещала комнату, вспыхнула и потухла, и он замер. Он не был уверен, почему именно. Наверное, произошедшая перемена его поколебала, или же его глазам понадобилось мгновение, чтобы приспособиться, но, так или иначе, это сбило его с курса, и он чувствовал себя неловко.

Единственным светом, падающим в комнату, был свет сильной зимней луны. Лучи, казалось, простирались до Грейнджер, скользя по контурам черт ее лица и отсвечиваясь еще ярче. Под лунным светом она была белой и почти светящейся, словно призрак. Лунный свет не падал на него; только на нее.

Такая невинная.

Он сделал к ней еще один шаг; теперь он стоял достаточно близко: под подбородком чувствовалось ее шумное дыхание. Он закрыл собою лунный свет, в результате чего Грейнджер оказалась в тени. Ему это не нравилось − совсем не нравилось. Но она была так близко…Ее губы были так близко… Ему показалось, будто она немного наклонилась к нему, однако не мог быть в этом уверенным, поскольку в темноте комнаты едва мог ее видеть.

И тут его рассудительность внезапно решила взять верх.

Он сделал шаг назад и осознал, что все закончилось. Что бы ни могло произойти, оно исчезло. Момент был потерян.

Это странно, как люди могут страстно желать чего-то, что никогда не произойдет. Как люди могут физически испытывать боль от ничего. От ничего, что могло бы стать чем-нибудь.

Он наблюдал за тем, как Грейнджер моргает, трясет головой и затем неуверенно проходит мимо него, опустив глаза. Сопротивляясь желанию протянуть руку и схватить ее за запястье, Драко почувствовал, как его ногти впиваются в ладони, что причиняло почти адскую боль. Все это причиняло адскую боль.

− Уже поздно, − пробормотала Гермиона, собирая свои книги в аккуратную стопку. Ее руки тряслись. – Я пойду спать.

− Хорошо, − кивнул он. – Спокойной ночи, Гре…

Она ушла до того, как он смог закончить, и облако заслонило луну, оставляя его в темноте.

***

Абсолютно так же, как они избегали разговора об обсуждении Убивающих заклинаний, Гермиона и Драко никогда не упоминали ночь в читальном зале. Ночь, когда ничего не произошло. Совсем ничего.

Они оба были упрямыми, и на этот раз это пошло им на пользу. Она были так решительно настроены забыть ту ночь, что заставили себя вернуться к их старой рутине: встречаться на кухне в полночь и читать вместе по вечерам так, будто ничего не случилось.

Потому что ничего и не случилось.

После ничего не значащей ночи прошел месяц, и они сидели на своих обычных местах на кухне; Драко со своим огневиски, и Гермиона со своим чаем. Просто так, как и должно быть. Единственная разница между сегодняшним вечером и теми вечерами была в том, что сейчас кухня была завалена импровизированными рождественскими декорациями: не сочетающейся мишурой, открытками ручной работы и полудохлой елкой высотой в три фута, украшенной случайными безделушками.

− Эта дрянь везде, − сказал он. – Это чертовски раздражает.

− Если ты пожалуешься на рождественские украшения еще раз…

Он закатил глаза и отхлебнул напиток.

− Никогда бы не подумал, что МакГонагалл относится к типам людей, любящих праздник.

− А она и не относится. Луна и я сделали большинство этого. Луна очень хороша в создании всяких штучек.

− Единственное, что Лавгуд может создать, − это головную боль.

− Ох, успокойся.

− Да просто посмотри на эти рождественские декорации, − он указал на хрупкую потертую безделушку и потрепанное украшение северного оленя, − они жалкие.

− Эй! – огрызнулась она. – Большинство из них мои, спасибо!

− Они твои?

− Ну… − вздохнула она, опуская глаза, − моих родителей. Мой дом находится…находился недалеко от сюда; меньше тридцати минут полета на метле. Я вернулась несколько лет назад и нашла их на чердаке.

Драко потер подбородок.

− Что случилось с твоим домом?

− Его уничтожили. Как и много других.

− Твоих родителей убили?

Он не хотел ляпнуть это вот так. Его вопрос прозвучал резко даже для него самого, так что он мог только представлять, как это прозвучало для нее.

− Нет, − произнесла Гермиона, дергая руками по столу. – Я отправила родителей далеко за несколько месяцев до Битвы за Хогвартс. Я применила на них Обливейт, так что они не помнят меня.

− Зачем?

− Для их безопасности. Много магглорожденных и их родителей были убиты. Они в Австралии. Ну или же были в Австралии. Я не уверена, где они сейчас.

Драко хотел сделать глоток своего напитка, но, казалось, не мог себя заставить. Он хотел запомнить все, что она ему рассказала. Будучи в трезвом состоянии.

− Ты не знаешь, где они?

Она грустно покачала головой.

− Нет, я…я связывалась с Министром Австралии, который приглядывал за ними, но мои родители, похоже, переехали год назад. Я не знаю, где они сейчас, к тому же я потеряла связь со своим другом в Министерстве.

Тон ее голоса был спокойный, а Драко не был экспертом в толковании тонкостей Гермионы Грейнджер, так что он не совсем заметил, насколько трудно для нее было обсуждать эту тему. Он подумал, что она заплачет, но она этого не сделала. Не перед ним, во всяком случае. Ее глаза заблестели в какой-то момент, но, когда она моргнула, все было в порядке. У него было много интересующих его вопросов, и это удивляло − то, насколько ему была интересна Грейнджер.

Но она его опередила. Когда это касается любопытства, она всегда его опережает.

− Могу я тебя спросить кое-что? – тихо произнесла Гермиона. Взволнованно. – Что произошло с твоими родителями?

Осторожность Драко тут же вернулась, и он выпрямился.

− Ты знаешь, что произошло с моими родителями.

− Я знаю, что ты убил своего отца…

− И я уверен, что ты слышала о том, что случилось с моей матерью. Люди говорили об это так, словно это чертова сплетня. Это было отвратительно.

Гермиона медленно отглотнула теплый чай.

− Ты прав, люди говорили об этом. Но правду в слухе сложно определить. Я слышала несколько разных версий того, что случилось с твоей матерью. Я бы хотела услышать истинную версию от тебя, но, если тебе неприятно говорить об этом, я пойму.

Драко опустил голову и выдохнул, заставляя ряби пройтись по поверхности его виски. Он никогда на самом деле не обсуждал детали того, что произошло с его матерью. Блейз и Тео задавали вопросы, и он отвечал односложно, никогда не вдаваясь в подробности, потому что было легче запереть те события в углу своего разума и оставить их там собирать паутину. Так же, как рождественские украшения Грейнджер собирали паутину на ее чердаке. И точно так же, как Грейнджер вытащила свои рождественские украшения с чердака, он собирался вытащить на свет свое прошлое.

Он наконец отхлебнул напиток.

Грейнджер могла бы понять, на самом деле. В конце концов, она прошла через те же страдания, что и его мать. Да, Грейнджер могла понять. И, ну правда, разве не этого все хотят? Чтобы кто-то тебя понял?

− Ладно, − произнес он. – Помнишь, что Беллатрикс сделала с тобой в моем доме?

Гермиона скривилась.

− Да, помню.

− И сколько это длилось? Может, полчаса? – он нахмурился, когда она отвела глаза. – Я не пытаюсь опошлить то, что с тобой произошло, Грейнджер. Это был искренний вопрос.

− Да…думаю, где-то полчаса. Время…довольно исказилось.

− И на что это было похоже?

− Это была наихудшая вещь, которая когда-либо со мной случалась, − ответила она без колебания. – Боль…невозможно ее с чем-либо сравнить, но, мне кажется, это все равно, что поджечь внутренности изнутри.

Драко вылил остаток напитка в горло.

− А теперь представь, будто живешь с этой болью две недели. С утра и до ночи, представь, будто твои внутренности сжигают изнутри четырнадцать чертовых дней. Вот что случилось с моей матерью.

Гермиона широко раскрыла глаза.

− Четырнадцать.

− Да, − он кивнул. – Когда Волдеморт осознал, что моя мать солгала о смерти Поттера, он заставил ее заплатить. Волдеморт, Беллатрикс, Рудольфус, Фенрир и некоторые другие подвергли ее пыткам.

− Где ты был, когда все это происходило?

− Был связан в подземелье.

− Тогда откуда ты знаешь…

− Ее крики, − прошипел он и возненавидел то, сколько боли прозвучало в его голосе. – И они водили меня наверх пару раз, чтобы я наблюдал за этим. А потом они заставили меня смотреть на то, как Беллатрикс ее убивает.

− Ох…Драко…

− И, знаешь, чем занимался мой отец все это время? – плюнул он, стиснув зубы. – Ничем. Ни хрена. Он просто позволил им уничтожить ее. Он разрешил им убить мою мать. Его жену. Он ничего не предпринял, чтобы вызволить меня из подземелья, или принести мне еды, или…черт, да хоть что-нибудь! Он позволил им уничтожить нас, и вот почему я его убил. Потому что я, черт возьми, ненавидел его.

− Драко…

− И все стараются не становиться такими, как их родители, но ведь внутри тебя всегда есть их частичка, не так ли? Получается, когда ты ненавидишь одного из родителей, ты ненавидишь часть себя. И когда ты убиваешь одного их них…хотя, я бы все равно его убил. Я бы не поколебался.

Резко вздохнув после своей тирады и наполнив свой бокал, он пристально посмотрел на свои трясущиеся руки и пожелал, чтобы они успокоились. Он еще не был готов смотреть на Грейнджер. На Грейнджер и в ее большие карие глаза. Большие, карие, невинные глаза. Он мог пропасть в них.

− Как ты выбрался? – спросила она.

− Блейз, − произнес он. – Когда Пожиратели смерти ушли уничтожать Ливерпуль, Блейз явился с одним из своих домашних эльфов, чтобы вытащить меня. Блейз пришел, чтобы вытащить меня. Он спас меня, а когда дом Грозного Глаза горел дотла, я Блейза не спас!

Зарычав от ярости, Драко вскочил со своего места и швырнул стакан в противоположную стену, его грудь вздымалась, в то время как осколки падали, а виски стекалось вниз, к половицам.

− Я ничего не сделал! Просто как чертов Люциус ничего не сделал!

Он рухнул обратно в кресло и уткнулся лицом в руки. Он не хотел, чтобы Грейнджер видела его в таком состоянии. Он вообще не хотел, чтобы кто-либо видел его в таком состоянии. Он чувствовал себя незащищенным и глупым; часть его хотела, чтобы она оставила его одного, но, с другой стороны, он думал, что, ему, скорее всего, было нужно, чтобы она осталась.