Текст книги "Дочь Водяного (СИ)"

Автор книги: Белый лев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Смерть на конце иглы

Михаил опустил дудочку, с трудом переводя дух и ошалело оглядываясь. Он стоял среди осколков битого стекла в освещенном неверным призрачным светом просторном сводчатом зале, имевшем выход в тоннели. Белокаменные стены и скрепленная известковым раствором на яичных белках старинная кирпичная кладка перекрытий красноречиво указывали на древность постройки, когда-то составлявшей подземную часть какой-нибудь безвозвратно утраченной боярской усадьбы. В нишах стояли сундуки и стеллажи, на которых лежали пыльные, полуистлевшие свитки и инкунабулы. Неужели ему посчастливилось не только пленить Хозяина Нави, но и найти легендарную Либерею Ивана Грозного с привезенными Софьей Палеолог манускриптами Александрийской библиотеки, которую считали утраченной еще в период Смуты?

Михаил сделал шаг в сторону стеллажей, но в это время стены предательски задрожали, пролом начал сужаться, грозя замуровать его заживо. Он в панике подхватил зеркало Верхнего мира, стоявшее у выхода в тоннель, и в последний момент выскочил наружу. Через миг стена сомкнулась, и о скрывавшем бесценную реликвию помещении ничего не напоминало. Трудно сказать, существовало ли оно в реальности или находилось исключительно в тонких мирах.

Пока, впрочем, Михаила волновали более насущные проблемы. Он стоял посреди тоннеля, окруженный кромешной тьмой. Под ногами что-то журчало, и первый шаг по склизкому неровному полу едва не закончился вынужденным купанием. За обувь с одеждой Михаил не переживал: костюм и так уже был безнадежно испорчен, падение могло негативно сказаться на сохранности зеркала. Пока магический артефакт вел себя и весил как обычное стекло, поэтому ронять его не стоило. Да и руки с ногами и все остальное хотелось бы сохранить в относительной целости. Судя по всему, путь предстоял неблизкий.

Михаил поставил зеркало на землю, прислонив к стене, и осветил пространство вспышкой фотоаппарата. Никаких следов лифта, да и тоннель совсем не тот, из которого выползал хтонический монстр.

Куда же его занесло? Вроде бы за бороду не держался, по поднебесью вслед за колдуном не летал. Хоть бы не в какие-нибудь Раменки или на Планерную. На Неглинку не похоже, там более аккуратная кладка, да и берега хорошо укреплены и одеты в камень не только на помпезной набережной в Александровском саду, где подземную страдалицу милостиво выпустили наружу. Так что, скорее всего, это тот же самый Черторый, только где-нибудь в районе Никитского бульвара или даже Спиридоновки. Определить бы направление течения, и можно продвигаться по руслу.

С другой стороны, как он выберется на поверхность? Хотя пару лет назад он спускался в московские катакомбы, когда делал сюжет о диггерах, но его водили опытные специалисты, энтузиасты этого опасного хобби, которые знали, где и какие тоннели имеют выходы на поверхность. Даже если он, не заплутав в подземном лабиринте, благополучно доберется до бизнес-центра, наверняка лифт, если он вообще там существует, запирает кодовый замок.

Стоило, вероятно, позвать эхеле. Уж этот-то исполин в водах подземных рек чувствовал себя в своей стихии. Но, судя по ощущениям, мамонт еще не закончил сражение со змеем. К тому же вызов духа-помощника требовал колоссального напряжения сил, а Михаил после поединка и на ногах-то держался с трудом. Больше всего хотелось сползти по стене и уже никуда не двигаться. Да и губы потрескались и онемели, как всегда случалось от перенапряжения мышц. Хорошо, что прадедова нюди требовала меньше усилий, чем тот же гобой.

Вместо наигрыша у него получилось что-то типа стона, а на губах проступила кровь, но духи его услышали. Эхеле действительно продолжал схватку, не давая противнику спуску, и отвлечься не мог, а вот Семаргл на выручку пришел. В тоннеле стало светлее, и по жилам разлилось тепло. Михаил наклонился, чтобы поднять зеркало и продолжить путь, но оказалось, что на полу ничего нет, а загадочный артефакт снова непостижимым образом переместился на грудь своего владельца.

Обычно путь от Садового Кольца по Спиридоновке и бульварам занимал чуть более часа, но даже в осеннее ненастье или зимнюю гололедицу улицы Москвы не представляли собой сплошную полосу препятствий. Впрочем, на легкую прогулку Михаил и не рассчитывал. Набережная сохранилась далеко не везде, да и ее скользкие неровные камни напоминали заледеневшие сугробы, нависающие над мартовскими лужами. Временами приходилось брести по колено или даже по пояс в воде или продираться через потоки грязи ила и машинного масла, принесенных ливневкой. Повезло еще, что на дворе стоял июль месяц, а лето выдалось жарки и не особенно дождливым.

В общем, когда Михаил, ведомый духами, свернув в боковое ответвление и еще какое-то время пропетляв по тоннелям, выбрался в подвал заброшенного здания где-то между Телеграфным агентством и Консерваторией, выглядел он не лучше пьянчужек и бомжей. Во всяком случае, припозднившиеся прохожие от него шарахались.

На косые взгляды Михаил не обращал внимания, с наслаждением вдыхая летний воздух и аромат лип, который не перебивали даже вездесущие выхлопные газы, упивался величием звездного неба, радовался приветливому свету уличных фонарей, словно впервые смотрел на знакомые фасады старинных особняков и квадратные окна агентства. Только сейчас он окончательно осознал, что и на этот раз остался жив.

На мобильнике, который на поверхности снова ловил сеть, высвечивались десятки пропущенных звонков от Веры и Андрея. Михаил набрал номер жены и услышал рыдания.

– Миша! Живой! Ты где?

– Я на Никитской. Долго объяснять. Что у вас там? Что-то случилось?

Он уже слышал на том конце провода возбужденные голоса и вой пожарных сирен, а в небо со стороны бизнес-центра поднимались густые клубы дыма. Похоже, несмотря на вмешательство его духов-помощников, явление хтонического монстра не осталось без последствий. Впрочем, пожары в старых домах случались регулярно. Ветхая проводка не выдерживала возросшую нагрузку, а по старым деревянным перекрытиям огонь распространялся быстро. Михаил забыл про усталость и припустил в ту сторону с крейсерской скоростью. Он понимал, что если жена и Андрей его разыскивают, то сами они в безопасности, но знал, что не успокоится, пока не увидит их своими глазами.

– Ты вообще куда пропал? – забрав телефон у совсем потерявшей контроль над эмоциями Веры, напустился на друга Андрей. – Нас же тут всех эвакуировали! Как только ты ушел, начался пожар. Взорвались осветительные приборы над Вериной картиной. Полотно не удалось спасти. Но Вера говорит, это не страшно. Так-то вывели всех, кроме тебя и Константина Щаславовича. Сейчас все пожарные вас ищут.

– Скажите, что в здании Бессмертного точно нет, – на ходу придумывая удобоваримую версию событий, доложил Михаил.

Уж кому-кому, а пожарным ради спасения хозяина Нави рисковать не стоило.

Похоже, древний монстр имел лишь опосредованное отношение к пожару. В некоторых летописях содержались свидетельства того, что деревянная Москва сгорела не от свечки из храма Ильи Пророка, а от ударившей в купол молнии. Видимо, и в этот раз зеркало Верхнего мира пыталось не только дотянуться до древнего монстра и хозяина Нави, но и выжечь собравшуюся по его приглашению нежить.

Когда Михаил, подручными средствами остановив все еще сочащуюся из ран кровь, кое-как оттерев слишком уж заметную грязь, высушив на себе мокрую одежду и снова вымокнув, на этот раз от пота, добрался до бизнес-центра, пожар уже потушили. Народ в основном разъехался по домам и отелям, кто-то отправился коротать остаток испорченного вечера в клубы и ближайшие казино. На месте работали пожарные и следователи. Выясняли причину возгорания и пытались установить местонахождение аффинажного короля. Роман Коржин, коллеги которого успели еще до пожара вынести оборудование, вел прямой эфир.

Поэтому, едва Михаил успел обнять рыдающую от избытка чувств Веру, ему пришлось, отвечая на вопросы дознавателей, вновь использовать магию, чтобы его версия с прогулкой по тоннелям не вызвала подозрений. Не мог же он показать зеркало. Впрочем, костюм и ботинки, все равно выглядевшие как роба проходчика, вполне подтверждали изложенную им версию.

– Константин Щаславович пригласил меня на прогулку по подземным тоннелям, – перемешивая правду с вымыслом, объяснял Михаил. – Потом, когда мы вернулись, оказалось, что дверь заблокирована, и мы решили выбираться другим путем.

– Да что же он забыл в тоннелях? – недоумевал Андрей. – И какое это отношение имеет к проблемам экологии?

– Вполне даже имеет, – заверил его Михаил. – Он хотел мне наглядно продемонстрировать, как точечная застройка и прокладка новых подземных коммуникаций и тоннелей метро в историческом центре отрицательно влияют на окружающую среду, увеличивая эрозию почв.

– Получается, вы спустились в тоннели, когда начался пожар? – уточнил следователь.

– Незадолго до этого, сразу после завершения научной части конференции, – поправил его Михаил, не позволяя себя сбить с толку и запутать.

– А вы могли бы показать место, где последний раз видели Константина Щаславовича?

– Постараюсь, – с готовностью кивнул Михаил. – Мы выбрались наружу в районе Никитской и разошлись. Он связался с водителем и уехал, а я отправился сюда.

Телефон Константина Щаславовича, который знал Андрей, ожидаемо не отвечал, зато представители Фонда, как и в прошлый раз, подтвердили версию о благополучном возвращении шефа домой, настаивая на том, что дело о его исчезновении возбуждать не стоит. К счастью, проникнуть в тоннели через подвал особняка пока не получалось, поскольку там работали пожарные. По просьбе въедливого следователя Михаил показал лаз, сквозь который выбрался наружу, и его вроде бы оставили в покое. На всякий случай по возвращении домой он связался с Сергеем Боровиковым, благо в Наукограде уже наступил рабочий день.

– Зря ты сказал про тоннели, – пожурил его Боровиков. – Получается, ты последний, кто видел аффинажного короля.

– А что оставалось делать? Все равно десятки человек смогли бы подтвердить, что фойе конференц-зала мы покидали вместе.

– Тогда отпираться не имело смысла, – согласился Боровиков. – Будем надеяться, что обойдется. Особенно если учесть незаинтересованность Фонда в расследовании. В любом случае, я это дело буду держать под контролем, и, если появятся какие-то новости, сразу сообщу.

Хотя Михаил втихаря наводил у друзей справки по поводу хороших адвокатов, а Вера вздрагивала при каждом телефонном звонке, правоохранительные органы им больше не интересовались. На работе репортаж о конференции и пожаре тоже взяли без правок. Благо Роман поделился фотографиями, сделанными буквально в момент возгорания, пока оператор расчехлял камеру. Начальник отдела лишь покачал головой:

– Я тебя скоро буду без опаски в одни горячие точки отпускать. Куда ты не приезжаешь, там вечно начинаются какие-то казусы и катаклизмы. Поехал на станцию к биологам – попал в огненный шторм, отправился на Север – увидел, как мамонта уносит река. Пошел в родном городе освещать бизнес-конференцию, уж куда, кажется, банальнее. Но нет, и там случился пожар. Что у тебя за планида-то такая?

– Может, это просо журналистское чутье, – одобрительно кивнул главный редактор, подписывая заявление на отпуск.

Предложение отдохнуть шеф озвучил сам. Видимо, его убедил измученный вид Михаила, который первые две недели после злополучной конференции достаточно сильно хромал и не мог лежать на спине.

Раны, нанесенные клинками из Нави, упорно не желали заживать, хотя дали знать о себе не сразу. Еще в присутствии следователей Михаил крепился, да и адреналин после схватки зашкаливал. Но дома ему едва хватило сил наложить заклятье на зеркало Верхнего мира и ползком добраться до душа.

– Да как же тебя угораздило? – помогая Вере с перевязкой и поддерживая в вертикальном положении теряющего сознание друга, суетился Андрей.

– Когда по тоннелям пробирался, впотьмах на арматуру ржавую налетел: пиджак со штанами порвал, весь изгваздался, – борясь со спазмом сосудов, вяло отвечал Михаил.

– Чудак, нашел, о чем переживать, – услышав про испорченный пиджак, нервно рассмеялся Андрей. – Костюм купить можно, а шкура своя – не казенная. И вообще почему ты сразу не обратился к врачам? Тут по-хорошему швы накладывать надо.

– Так я ничего тогда не чувствовал, – кривясь от боли, пожал плечами Михаил.

Сознание немного прояснилось. Видимо, подействовал отвар, которым напоила его Вера, сразу разобравшая, что традиционные медикаменты тут не помогут.

– А может быть, все-таки в больницу? – вслед за Андреем охала и вздыхала мама. – Хоть противостолбнячное сделать. Ты понимаешь, что можешь умереть от заражения крови?

– Возьми бюллетень и не мучайся! – советовали коллеги. – Зачем тебе тратить отпуск?

– За бюллетени нормально платят только депутатам. Если брать больничные да от сюжетов отказываться, мы с супругой своим жильем никогда не обзаведемся, – отшучивался Михаил, как раз недавно обсуждавший в отделе размер первого взноса и проценты по ипотеке.

И только Вера, следуя указаниям Ланы, два раза в день молча промывала раны настоем наговорных трав, вытягивая скверну. Она-то знала, для каких целей мужу понадобился отпуск, и почему он не зовет с собой ни ее, ни Леву.

– И что ты теперь собираешься делать? – как-то спросила она, отцеживая отвар и готовя все для перевязки.

– Я должен уничтожить выползня или хотя бы загнать его в Навь настолько глубоко, чтобы он не смог выбраться, – пояснил Михаил. – Для этого я должен отыскать его смерть.

– Которая находится на конце иглы? – с сомнением глянула на мужа Вера, пытаясь принять всерьез то, что всю сознательную жизнь считала вымыслом.

Михаил кивнул, снимая рубаху и помогая жене разматывать бинты.

– И для этого ты опять отправишься в эти, как ты их называешь, тонкие миры? – осторожно очищая рану уточнила Вера.

– Других вариантов нет. И дед Овтай, и Дархан, и Водяной слышали о том, что тайник находится на вершине теневой проекции Мирового древа где-то в глубинах Нави, – пояснил Михаил.

– В сундуке на дубу, – переводя на обыденный язык, кивнула Вера. – И где этот дуб или, как ты говоришь, теневая проекция, тебе пока неизвестно?

– Я знаю, у кого дорогу спросить, – упрямо сжал губы Михаил.

– А не проще ли отнести это зеркало сразу в Навь? – с мольбой глянула Вера… и осеклась, сматывая бинты.

Она вздрагивала от каждого шороха и принимала шум дождя или хлопанье крыльев ночной птицы за попытку пленника взломать засовы фульгурита и выбраться наружу. Но ни разу не попрекнула мужа безответственностью, не попыталась воззвать к отцовским или сыновним чувствам.

– Тогда мне придется отбиваться по пути от орд зловредной нечисти, и я не уверен, что сдюжу, даже прибегнув к помощи духов, – терпеливо пояснил Михаил. – Особенно если учесть, что на темной стороне исподнего мира Бессмертный обретет всю доступную ему мощь.

Вера совсем стушевалась и прижалась к мужу, не желая отпускать. Их близость в эти ночи обрела какую-то особую остроту, хотя любимой временами казалось, что за ними подсматривают из угла. Но, поборов страх, она отдавалась без остатка, словно в последний раз. А ведь Михаил ее уверял, что она даже соскучиться не успеет.

– Я должен завершить начатое, – убеждал он то ли жену, то ли самого себя. – Если Бессмертный доберется до владений Ланы, он в буквальном смысле вывернет мир наизнанку, не только тайгу, но и всю планету превратит во что-то еще более страшное, чем гигантская свалка.

– Мы справимся, – ластилась к нему Вера. – Я пригляжу за зеркалом до твоего возвращения. Только надо отправить Леву с твоими родителями на дачу. А потом они могут немного погостить в Рязани у моей мамы.

По поводу сына Михаил и сам понимал, что владеющего ведовским даром малыша стоит держать подальше от опасного артефакта. В отличие от Веры, которая зеркало могла только почувствовать, Лева все видел, но пока не понимал, насколько опасная сущность скрывается за обманчиво спокойной гладью.

– Ты вчера что-то принес? – уже утром после конференции приступил он с расспросами, забегая в родительскую спальню в своей новенькой кухлянке.

Облачение будущего шамана он с боем снимал даже в жару и задавался перед Машей и Ваней, когда они играли приведенными с Севера игрушками. А уж после того, как Михаил подарил ему духа, уговорив умершего хомячка не уходить по радуге, а остаться с хозяином, Лева и вовсе задрал курносый облупленный нос.

– Это какой-то сюрприз? – спросил он с интересом глядя в тот угол, где было спрятано зеркало.

Михаил мог голову дать на отсечение, что сын все видит.

– Нет, Левушка. Это очень опасная и ядовитая вещь, поэтому к ней близко подходить тебе не стоит.

– Почему же ты прячешь ее в спальне? – не унимался сын. – Разве вам с мамой не вредно?

– Мы с мамой взрослые и сильные, нам не страшно.

– То есть она причиняет вред только детям и старикам, – имея в виду дедушку и бабушку, уточнил Лева.

– Может быть, все-таки лучше укрыть зеркало в моих угодьях? – беспокоилась Лана, с которой Михаил в тот же день связался по телефону.

– За этой вещью нужен постоянный присмотр, а вы с Андреем скоро уедете со стационара. У тебя дома ее прятать – не вариант. Это же значит пускать выползня внутрь даже без приглашения.

– Но твои домашние тоже находятся под угрозой, – напомнила Михаилу Лана.

– Я объяснил Вере, как себя вести и чего делать ни в коем случае не стоит, а остальных до моего возвращения не будет дома.

Хотя Михаил поддерживал идею отправить Леву с родителями на дачу, он в то же время понимал ее уязвимость. Не решившись обратиться за лечением к Лане и не желая перекраивать график отпусков, он дотянул с путешествием в тонкие миры почти до сентября. А этим летом август выдался дождливым, и электрички пахли не яблоками, а грибами.

И хотя в их деревенском доме, отапливаемом русской печкой, в эту пору бывало теплее, чем в московской квартире, а в бане стоял дровяной титан, мама от бытовых неудобств периодически уставала. Хотя случалось, поглощенная заготовками, засиживалась в деревне до глубокой осени. Благо двоечники, которых она подтягивала по английскому и русскому, раньше октября и сами не проявлялись.

– Думаю, их все-таки лучше предупредить, – посоветовала Вера. – Мама и так спрашивала, почему ты едешь куда-то один и нет ли между нами размолвки.

Пришлось сочинять очередную полуправду о том, что отпуск взят для того, чтобы провести неофициальное расследование деятельности полигона и аффинажного предприятия.

– А я-то надеялась, что ты, Миша, хоть с криминалом больше не связываешься! – всплеснула руками мама, которая не меньше Веры переживала, когда сын отправлялся в слишком опасные командировки.

– Сидя на одном месте, карьеру можно сделать только если стелиться перед властью или иметь жирную волосатую лапу в редакции, – авторитетно заявил отец.

– Это последний раз, – чувствуя себя со всех сторон виноватым, заверил родителей Михаил.

Он и вправду давно уже мечтал сбросить это бремя, раздав одним махом все долги. Сейчас он практически подошел к финишной прямой, но вместо вполне понятного охотничьего азарта испытывал тревогу, и в первую очередь не за себя, а за близких. Имел ли он право впутывать сюда еще и их?

– У тебя все получится! – наблюдая, как он пакует рюкзак, обняла его Вера. – Возвращайся поскорее. Мы будем тебя ждать.

Перед отъездом Михаил еще раз дал ей указания, как наблюдать за зеркалом, и показал, где хранится копия досье, которое ему передал Боровиков. Потом отвез родителей и Леву на дачу, позволил проводить себя на автобус и, сойдя на следующей остановке, отправился по знакомой тропке в лес.

Не буди лихо

– И ты надеешься, что твоя богомолка сумеет совладать с Хозяином Нави?

Хотя на этот раз дед Овтай встречал натопленной баней и напревшей рассыпчатой кашей с льняным маслом, его ехидство никуда не исчезло.

– А ты считаешь, следовало отдать зеркало Лане, оставив ее один на один с ее супостатом? – нахмурился в ответ Михаил. – Зачем я тогда вообще вступал в это противоборство?

Он, конечно, понимал, что Бессмертный, даже будучи пленен, не утратил хитрости и коварства. И наверняка изыскивает способы, как преодолеть заслон и выбраться наружу. Тем более что Вера не имела никакой подготовки, хотя слова псалмов и молитв, которые она читала, не ведая, чем еще помочь, делали оковы на зеркале прочнее и заставляли выползня корчиться и скрежетать зубами. Существовала еще одна причина, по которой Михаил не мог отступить, и жена о ней знала. Провожая их в аэропорт, Лана еще раз осмотрела спрятанное в картине зеркало, передала Вере травы, которыми та пользовала мужа после схватки. Потом сердечно обняла обоих и, глянув глубокими зелеными глазами, указала на крутившуюся рядом Василису.

– Не переживайте. У тайги теперь есть еще одна Хранительница.

Разве имел право Михаил их обеих подвести?

Дед Овтай по этому поводу, впрочем, придерживался иного мнения.

– О внучке Водяного он печется, – наморщил старик свой крючковатый нависающий над беззубым ртом нос. – А о сыне своем кто думать будет? Один раз ты его спасти успел, а из Тридевятого царства сможешь ли достучаться? Не отец, а балалайка! Да и мать не лучше.

Дед, как обычно, бил по самому больному. У Михаила до сих пор после расставания с сыном стоял поперек горла комок. Когда уже пришло время садиться в автобус, Лева повис у него на шее и не хотел отцепляться, словно просил взять с собой или чуял недоброе, и никакие уверения, что папа скоро вернется, его не убеждали.

– Я хочу с тобой к дедушке Овтаю, – капризничал сын. – Я знаю, ты же к нему идешь.

Михаилу пришлось прибегнуть к хитрости.

– Я возьму тебя в следующий раз. А сейчас ты должен позаботиться о дедушке Валере и бабушке Вале.

– Уж этот-то постреленок присмотрит! – язвительно фыркал дед Овтай.

Михаил сделал вид, что пропустил замечание мимо ушей, и, взяв опустевший горшок, вышел к колодцу, разглядывая напоминающие черепа пустые тыквы на заборе и обступающий подворье лес, освещенный розовато-золотистым светом зори.

Когда он только переступил порог избы, за подслеповатыми окнами клубилась тьма, хотя на той стороне в людском мире еще даже не начало смеркаться. В сенях и горнице удушающе пахло землей, а от преющего в печи горшка с кашей исходил тошнотворный дух плесени. Или это несло гнилью от покрытых мхом, заплетенных паутиной и пылью почерневших стен, возле одной из которых, кажется, даже нашел приют немаленьких размеров муравейник? Но как только Михаил, спотыкаясь впотьмах, добрался до бани и, сняв одежду, взгромоздился на разогретую полку, наслаждаясь обжигающим, но отменно сухим паром, за окошком начало проясняться, словно светало.

К тому времени, когда он, измочалив о спину и бока хорошо заваренный можжевеловый веник и окончательно выгнав из подживших рубцов остатки скверны, ополоснулся настоянной на травах водой из бадьи, оделся и вышел наружу, он сумел разглядеть двор и хозяйственные постройки. В избе тоже стало намного светлее и уютнее. Куда-то исчез мох со стен, муравейник обнаружился на краю двора у старой березы, комель которой подозрительно напоминал один из пней, поддерживавших дедову домовину. Вместо паутины над печью появились пучки уютно пахнущих трав. Хотя вряд ли дед за время его отсутствия прибирался. Да и каша теперь пахла маслом и доброй крупой.

Пока все шло по плану. Совершив, подобно большинству сказочных героев, омовение, Михаил настроил по-другому зрение и перестал быть уязвимым и заметным для обитающей в Слави нежити, а пища иного мира довершила переход.

– Сложную службу ты себе на плечи взвалил, – качал поросшей седыми космами плешивой головой дед. – То, что ты выползня сумел пленить – подвиг, достойный могущественного шамана. Но этого, как ты сам знаешь, мало. Надо отыскать его смерть, а это задача не из легких.

– Ну быть не может, чтобы никто о заветной игле, кроме самого хозяина Нави, не знал, – вопросительно глянул на старика Михаил, ожидая, что тот посоветует.

– Знать-то, может и знают, – строго нахмурился дед, оправляя на костлявых коленках длинную рубаху. – Но не всякий готов эту тайну открыть. Царицам из Медного, Серебряного и Золотого царств обо всем наверняка известно, но Бессмертный – их родной брат. Они хотя с ним знаться не желают, но все равно не выдадут. И так он смотрит, как их владения захватить. Пряхи с острова Буяна сказать скажут, но уж больно высокую цену они ломят. Остается просить совета у вещих птиц. Вот только в Ирий нам с тобой ходу нет, а значит путь один: отправляться к Врану Вороновичу. Он хоть будущее ведает, а Верхнего мира чурается, сидит на дубу, который растет на скале к Полуночи от острова Буяна. А добраться дотуда можно только, перейдя через реку Смородину или поднявшись на Радужный мост.

Михаил деда поблагодарил, а потом они до полуночи отливали из лунного света обереги. Старый волхв критически осмотрел шаманский плащ внука, из-за серебряных и железных амулетов и талисманов весивший не менее тридцати килограммов, и решил, видимо, что он слишком легкий и надо его утяжелить. Хотя вроде бы цельнокроеные панары мокшанских волхвов на доспехи не походили. Впрочем, как ни странно, после его манипуляций куму стал давить на плечи даже меньше, нежели почти привычные по военкоровскому быту разгрузка и бронежилет.

Ночью во сне у Михаила опять нестерпимо болела и ныла спина, словно кто-то, вращая ворот невидимого волочильного станка или дыбы, как из бруска серебряную проволоку вытягивал его позвоночник, бесконечно удлиняя шею и формируя из копчика семь лишних позвонков хвоста. Когда он принимал облик предка, ничего такого не происходило. В то же время руки и лопатки тоже нестерпимо пекло, поскольку там вырастали могучие кожистые крылья, способные поднять в воздух огромное чешуйчатое тело.

Михаил смотрел на мир с высоты птичьего полета и видел его в желто-оранжевом спектре. Поперечнополосатая мускулатура глаз, перемещая хрусталик и изменяя его форму, наводила резкость не хуже оптики хороших фотоаппаратов, вертикальный зрачок сужался и расширялся, пропуская свет и помогая отыскивать на земле добычу. Вот только нутро постоянно сжигал огонь, который хотя и становился незаменим во время охоты, но временами уничтожал леса и целые деревни. Врагов Михаил не имел, но сам себя боялся и ненавидел, поскольку человеческий разум не мог контролировать инстинкты древней рептилии…

– Что, внучек, плохо тебе в моем доме спалось? – участливо спросил дед, гремя горшками у печи. – Всю подушку, смотрю, измял.

– Сон дурной приснился, – сухо отозвался Михаил, с опаской глядя на руки и на всякий случай ощупывая лицо в страхе обнаружить змеиную пасть с раздвоенным языком, но найдя только первые признаки щетины.

– А что ж так зажурился? – елейным голосом поинтересовался дед. – Вы же, нынешние, не верите ни в сон, ни в чох.

– Да чего мне журиться? – пожал плечами Михаил, надевая куму и собирая рюкзак, в котором место привычного фотоаппарата занимали крепкая веревка, спальный мешок, спички и другие вещи, необходимые для ночевки и устройства походного лагеря. – Путь не близкий предстоит. Вот о нем и думаю.

– Доброе дело, доброе, – кивнул дед, помимо оберегов снабжая его наговорными травами, солью и крупой. – Духов попусту не тревожь, где можешь, справляйся сам. В Молочную реку без брода не суйся: бурная она нынче. Лиха Одноглазого не бойся, перед Болотником не плошай. Доберешься до Медного царства, можешь к родне, то есть к своим прадедам, заглянуть, только не говори, что я тебя надоумил. А в Нави я тебе не советчик. Если разыщешь Врана Вороновича, спроси у него, сколько мне еще здесь границу охранять. Измаялся, устал я. Думал, передам тебе ведовскую силу, уйду на покой, а вижу: не принимает меня Славь, не открывает путь за Молочную реку, и даже темная Навь не берет.

Михаил пообещал наказ выполнить, простился с дедом. Взвалил на плечи рюкзак, взял крепкий посох, который выстругал еще накануне. И зашагал по лесной дороге в сторону Молочной реки.

Хотя в людском мире о приближении осени пока говорили лишь отягченные плодами ветви яблонь и слив, пестреющие астрами, гладиолусами и хризантемами приусадебные участки и полные корзины грибников, здесь лес горел всеми цветами золота и багрянца. Славь хоть и считалась миром праведным, почти не затронутым скверной, а все же располагалась не на Небесах, а на нижней исподней изнанке. Да и тлетворное дыхание Нави тоже давало о себе знать. Ее порождения хоть и не имели в здешних краях силы, а озоровали не хуже разбойников с больших дорог, особенно у огненной реки Смородины.

Пока подсвеченный желтоватым светом, наполненный осенним печальным умиротворением и благостью подведенных итогов лес выглядел обыденным и даже дружелюбным. Да и грибов с ягодами тут росло побольше, чем в самой нехоженой глухой тайге. Однако звенящая тишина, особенно ощутимая для жителя большого города, оглушала и давила, а отсутствие птиц и копошения мелкой живности под ногами наводило на печальные мысли о том, что чертоги предков – это по сути всего лишь скорбный Элизиум или лимб, где бродят тени прошлого. В отличие от животных люди, не узревшие Света, не могли подняться по Радуге.

Впрочем, до самих чертогов, расположенных в Медном, Серебряном и Золотом Царствах, еще следовало как-то добраться, а пока насущной задачей оставалось найти удобный брод. Раньше, чем до него донесся шум реки, Михаил учуял запах кипяченого молока и аромат сдобренного какими-то ягодами киселя из детских сказок и увидел поднимавшийся над лесом розоватым облаком густой горячий пар.

Идти вдоль берега пришлось довольно долго, поскольку бродниц и иных добрых духов тут не водилось, а Перевозчик поджидал в другом месте. Между тем река бурлила и клокотала, поднималась вспененными волнами и норовила выплеснуться из берегов, обжигая своим дыханием. Поскольку Михаил свое посвящение уже прошел и не планировал оставаться в Слави навечно, дегустировать кисель он не собирался. Да и к молоку, выйдя из младенчества, относился равнодушно, не считая того, которое пробовал из Вериной груди.

Поэтому, найдя приемлемую, как ему казалось, переправу, он снял и аккуратно запаковал мигом утяжеливший рюкзак куму, проверил крепления и вступил в реку, прощупывая посохом дно. Он ощущал себя путешественником, пытающимся форсировать через грязевую ванну горячий источник. Молоко и в самом деле обжигало даже сквозь брюки, хотя где-то к середине пути он привык. Гораздо хуже получалось справляться с течением, стремительности которого, пожалуй, позавидовали бы Сулак или Терек. Кое-где глубина доходила до пояса и даже груди, а ноги то и дело вязли в густой кисельной жиже.