Текст книги "Серебро (СИ)"
Автор книги: Becky Kill
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Трава бесшумно приминалась подо мной, норовя мстительно резануть острыми краями сочных зелёных стеблей по подушечкам топчущихся по ней тяжелых звериных лап. Пф, куда там! Я мог, чувствуя себя при этом вполне комфортно, пройтись по битому стеклу или раскаленным углям, небрежно помахивая хвостом. Ну ладно, не то чтобы пройтись… но пробежаться точно смог бы! Так что обильно поруганная мною этой ночью трава у самой кромки леса так и осталась неотомщенной.
Я крался по следу уже с четверть часа, аккуратно переступая лапами и опустив нос до самой земли (так что пару раз уже успел вдохнуть пожухлые иглы, которыми щедро был усыпан подлесок), и едва не расфыркался, выдав себя с потрохами. Человек, чьи лёгкие шаги и ровное дыхание я, тем не менее, отчетливо слышал, и чей чёрный силуэт то и дело мелькал впереди между тёмными громадами деревьев, чередующимися с чахлыми сосенками, обладал настолько резким и раздражающим меня запахом, что, подобравшись поближе, я брезгливо отдёрнул нос от следа, чтоб воняло поменьше. Однако его запах теперь был везде, а кожаная истёртая куртка маячила в каких-то четырёх-пяти метрах впереди.
Человек остановился, затягивая распустившуюся шнуровку на горловине сумки. Я подобрался, оскалил зубы и прыгнул, разом перемахнув густые заросли малинника, возмущенно зашелестевшие за моим хвостом что-то на тему грубых невоспитанных оборотней – я всё-таки задел их брюхом.
Удар о землю вышел ощутимым, я распластался поверх моей жертвы. Живо подобрался на лапы, одним рывком клыкастой пасти, вцепившейся той в шиворот, развернул её, как говорится, анфасом к огрызку парящего в далёких небесах месяца и с чувством щёлкнул зубами перед самым носом.
Жертва, вопреки ожиданиям, огорчаться такой пикантной встрече в кустиках не стала. Даже напротив. Вместо одухотворенного вопля, ну или хотя бы поминания каких-нибудь трольих гхыров, она издала из себя звук, похожий на… смех. Причём не какой-нибудь там истерический, что было бы хотя бы не так оскорбительно, а самый натуральный, весёлый и приветливый.
– Здравствуй, Ройм. Рад, что ты вышел меня встретить!
Вот гхыр!
– Откуда ты узнал, что это я?
– Ты топочешь, как Рычарг на пробежке! Так что наш школьный дракон пока единственная спорная с тобой кандидатура. Но Рычарг, при всех своих достоинствах, вряд ли протиснется между теми ёлочками… Да и его желание устроить ночной променад по старминской опушке довольно сомнительно. Так что, методом исключения…
Я ещё раз досадливо клацнул зубами, вздыбил шерсть на загривке и вытолкнул из горла утробное рычание. Мой блудный папаша, как всегда, был омерзительно невозмутим. Увы, тёмно-серая (в темноте и вовсе чёрная) мохнатая туша (мать недавно отметила, что для четырнадцатилетки я вымахал за этот год едва ли не вдвое больше положенного) с алчно горящими в темноте жёлтым глазами, в нескольких сантиметрах от его жизненно важных органов выказывающая явное недовольство, Вереса устрашила ничуть не больше предыдущего нападения – к моему возмущению, скорее вызвала у него какой-то ненормальный приступ отцовского умиления. Придурок гхыров! Он раньше головы оборотней у себя над камином приколачивал, а теперь, с комфортом развалившись под одним из них на траве и явно греясь (ночь была хоть и летняя, но какая-то зябкая и неприятная), с улыбкой треплет за холку. Даже не напрягся, видя, что я не спешу лизать ему лицо от восторга встречи. Полная уверенность в безопасности. А зря! Так-то мы, несмотря на всё, в общем неплохо ладили, но в своём нынешнем настроении я готов был отгрызть ему конечность-другую и не подавиться. Останавливало меня разве что красочное представление того, насколько огорчится после мать. Ох как ей это не понравится! Можно было быть уверенным, что подобная шалость мне с рук – в данном случае, с лап – не сойдёт.
Так что я, мысленно вздохнув, а на деле издав какой-то утробный звук – больше сошедший за кошачье урчание, чем за что-то, что может вырваться из глотки опасной нежити, – стряхнул с загривка руку отца и отскочил в сторону, закрывая лавочку бесплатных обогревательных услуг.
Верес быстро и мягко поднялся на ноги позади меня и, отряхнув гриву тёмных волос от иголок и травинок, по моим следам пошёл в сторону маячивших на окраине домишек. Я почти физически ощущал внимательный взгляд колдуна, рассматривающий перекатывающиеся под мехом и шкурой звериные мышцы. От него даже зудело в лопатках.
– Ты здорово вырос с последнего раза, как мы виделись.
Ещё бы! А ты бы ещё четыре месяца где-нибудь пошлялся – глядишь, и не за ушко меня в виде приветствия трепал бы, и не рукой! Потому что попросту не узнал бы! При том голос у Вереса был такой задумчиво-недовольный, как будто мне запрещено было расти, пока его нет. Ах, ну в таком случае я до этих самых пор застрял бы где-то в возрасте годовалого волчонка!
Ничего из этого я, разумеется, вслух не произнёс. Предпочёл безмолвно клокотать внутри, подогревая температуру своей ненависти, потому что знал: стоит только рыкнуть что-то Вересу, как он тут же выкрутится, отвертится; найдёт сотню разумных причин, с которыми и не поспоришь, скорчит эту свою мину сожаления, ещё раз повторит, что он всегда рядом, если мне нужно (ни гхыра это не правда!) и заставит опять любить себя. Нет уж, не хочу его любить, хватит! Хочу отгрызть ему голову, чтоб он перестал наконец морочить её моей матери!
Отцовская ладонь снова легла на мой загривок, погрузив пальцы между клочками жёсткой тёмной шерсти. Верес то ли не замечал моего недружелюбного настроения, то ли игнорировал его – не знаю, что из этого злило меня больше. Нет, больше всего – наверное то, что мне нравилось чувствовать между лопатками покровительственную тяжесть его руки, и в какой-то момент пришлось подавить в себе тупое игривое желание волчонка извернуться и куснуть его за палец, а после снова подлезть под ласковую ладонь уже макушкой.
В детстве просто не наигрался. Лабарр!
Я утробно рыкнул, встряхнулся, снова скидывая посягающую на меня человеческую конечность, и перешёл с ходьбы на лёгкую трусцу. Верес не отставал, просто ускорив широкий шаг. Откровенно убегать от него было ниже моего достоинства – к тому же, появилось такое ощущение, будто он меня специально провоцирует. Ах так?! Не дождёшься!
Я снова перешёл на размеренную поступь по правый бок от колдуна, делая вид, что меня нисколько не волнует, здесь он или на своих бесконечных трактах за мракобесы знают сколько вёрст. Хочет тащиться за оборотнем по придорожным кустам и колючкам, а не идти по широкой, раскатанной беспрерывной чередой торговых повозок дороге – пожалуйста, милости прошу! Ещё вон в тот симпатичный шиповник, пожалуй, заверну. Как раз к забору нашего двора с тыла примыкает, оттуда удобно проскальзывать в дом незамеченным.
– Дома всё хорошо?
Я только ехидно фыркнул в ответ. Верес задал вопрос чисто из вежливости и – надо полагать – за неимением у нас другой темы для беседы (потому что спрашивать, чем он занимался без двух месяцев полгода, я не собирался, хотя умирал от любопытства). Он развесил по нашему дому столько охранных амулетов и натянул такое количество каких-то своих дрянных чар, что, случись хоть что-нибудь – мой папаша прознал бы раньше, чем наша ненормальная соседка (Серьёзно, иногда мне казалось, что у этой уникальной человеческой самки весь организм состоял только из трёх органов: глаз, ушей и рта – причём последний исключительно для того, чтобы повествовать добытую первыми двумя информацию). А прознав, живо вырылся бы из-под земли, куда не иначе как проваливался, выезжая в командировки за пределы Стармина.
По крайней мере, нам всем очень хотелось бы в это верить – что немедленно вырылся бы. Потому что в последнее время лично я в этом сомневался.
– Ройм…
Верес остановился. Ага, не хочешь лезть в шиповник! Ну простите, господин архимаг, вас никто не заставляет!
– С другой стороны есть калитка. Или ты уже забыл?
Я всё же обернулся перед зарослями – да так и застыл там, переминаясь с лапы на лапу. Ночной ветер игриво колыхал тонкие верхние стебли шиповника, мою длинную шерсть и отцовские волосы. И по сосредоточенно-огорчённому выражению Вересового лица я вдруг понял, что, спрашивая, всё ли хорошо дома, он имел в виду, всё ли хорошо у меня.
Нет, у меня не всё хорошо. У меня отец – кусок неблагодарного драконьего дер-!..
А впрочем, что возьмёшь с колдуна?
– Отвяжись! – огрызнулся сынок и полез в кусты, шумно и не очень грациозно ломая колючие ветки налево и направо.
Слишком поздно вспомнил про бдительную соседку, замер, притаился, навострив уши в сторону тёмного двора напротив. Но ничего подозрительного этой ночью мы с ней обоюдно не заметили – ни она здоровенного оборотня, сигающего из кустов за соседский забор, ни я её, наблюдающую эту сцену с раззявленным в немом вопле ртом. Крепкий сон у жителей Стармина, глубокий и упоённый безопасностью под монолитным, пропитанным защитными чарами боком Школы Магов, Пифий и Травниц. В какой-нибудь деревеньке в глуши уже бы пол-улицы от произведенного мною треска на дорогу с вилами и факелами в одних портах повыскакивало бы!
Верес, как и следовало ожидать, предпочёл прыжкам через забор удобную калиточку. Причём оказался за порогом дома раньше меня и сразу же принялся грюкать горшками на кухне, выискивая что-нибудь, что могло ещё сгодиться на роль ужина. Сумку кинул под лавку, курткой художественно украсил спинку стула, светлую рубаху выпростал из штанов и закатал рукава, с наслаждением распустив шнуровку под горлом. Словом, картина «вернулся хозяин дома» нарисовалась маслом в считанные мгновения.
А это даже не его дом, между прочим.
Я перекинулся в сенях – мать, иногда просто одержимая моей безопасностью, разрешала менять ипостась только в стенах родной обители, хотя сама порой перекидывалась чуть ли не посреди улицы, из-за чего мне бывало до жути обидно. Натянув брошенную мною же у двери одёжку, я прошёл в дом и обнаружил там Вереса, с аппетитом поедающего извлечённую из печи кашу с мясом.
– Эй! Это мой ужин!
– Прифоефиняйся! – великодушно предложил мужчина, пододвигая в мою сторону уже наполовину опустевший горшочек и втыкая в него вторую ложку.
Если он рассчитывал, что я гордо откажусь – его ждало горькое разочарование. Вообще-то я, воспользовавшись отсутствием Шелены, сбежал погулять и заморить ради разнообразия зайчика-другого, но в процессе погони за оным вдруг наткнулся на отцовский запах, и лесная живность сегодня осталась жить в полном комплекте. Так что теперь, набегавшись, я был голоден… ну, как волк, да. Вернее, как оборотень.
Умостившись на стул по правую сторону от Вереса (ишь, во главе уселся!), я принялся отвоёвывать у отца хотя бы то немногое, что ещё оставалось в горшке. Со стороны походили мы, должно быть, на участников одного из соревнований по скорости поглощения еды, которые проводились в ярмарочные дни в Стармине, а вовсе не на отца с сыном за поздним ужином. Причём ложку я втыкал так ожесточённо, словно вместо неё в моей руке был зажат кинжал, а каша была виновата во всех моих бедах.
Если это всё-таки было состязание, то Верес одержал безоговорочную победу. И куда в него, тощего и жилистого, всё влезло?! (Со стороны меня, не менее жилистого и до сих пор подростково-угловатого, такое возмущение могло показаться кому-нибудь несправедливым, но я-то оборотень! Мне две ипостаси кормить нужно, между прочим!)
– На тебе что, снова регенерационные чары? – это явление было для меня почти привычно. Верес далеко не всегда возвращался в Стармин в лучшем своём состоянии.
– Нет, – улыбнулся мужчина, откидываясь на спинку стула и с наслаждениям вытягивая под столом ноги. – Просто не ел со вчера. Не хотелось терять время в дороге.
Как будто меня должно было радовать, что он старался выгадать какие-то два-три лишних часа, чтоб побыть с нами, на скромном фоне того, что отсутствовал большую половину нашей жизни. Уж простите, как-то не проняло!
Скрестив руки на груди, Верес в беспокойно пляшущем на сквозняке пламени свечей и куда более ровном мерцании наколдованных им под низким потолком сгустков света задумчиво рассматривал, как я скребу ложкой по дну горшка – разумеется, не в надежде, что там что-то осталось, а просто чтоб чем-то себя занять.
– Значит, ты больше не хочешь, чтоб я приходил? – наконец, когда мне надоело издеваться над кухонной утварью, негромко и серьёзно уточнил колдун.
Я спокойно посмотрел отцу в глаза.
– Нет, не хочу.
– Почему?
Агр-р! И он ещё смеет спрашивать?!
– Потому что, – ёмко бросил я, совершенно не планируя развивать тему. Но продолжение фразы вырвалось помимо моей воли, пронзительно тявкнутое откуда-то из глубины души жалким обиженным волчонком – которым я, по факту, всё ещё являлся – а не злым страшным зверем, которого я пытался из себя строить. – Надоело быть твоим развлечением! Надоело слушать всякое… Что болтают…
– А что болтают? – резко перебил Верес, чуть сужая глаза.
– А что могут болтать о незамужней женщине, к которой регулярно шляется какой-то… – я показательно скривился, – …и двух её детях? Думаешь, ей это приятно? А нам это приятно?!
Голос мой начал срываться на рычание. Во рту прорезались и больно закололись клыки.
– Приходишь сюда, как к себе домой, когда тебе будет угодно, а потом снова уходишь, будто бы это нормально, будто так и надо. Хочешь знать, что меня так бесит? Меня бесит, как ты поступаешь с моей матерью! Что, колдун, красивая оборотниха хороша, чтоб приятно провести в её обществе неделю-другую, и даже для того, чтобы родить тебе волчат, но не достаточно хороша, чтоб на ней жениться?!
Мой праведный гнев, обида и возмущение, старательно сдерживаемые пару последних лет, вылетели из моего рта за несколько мгновений и вдребезги разбились не о выражение Вересового лица, и даже не о тон его голоса, а о само содержание произнесённой им после моей вспышки фразы:
– Ты думаешь, я не предлагал?
Я недоверчиво шевельнул ушами, подозревая, что эти поганцы обманывают меня, и скептически уточнил:
– А ты предлагал? Предлагал жениться на ней?
– Четыре раза! – горько усмехнулся Верес, рассеянно скользя взглядом по столешнице, и тут же принялся демонстративно загибать пальцы.
– Первый: когда узнал о тебе. Второй: когда уговаривал её перебраться в Стармин. Третий – после одной пренеприятной истории с моим давним врагом, в итоге оказавшейся с ним практически не связанной. Ты тогда был совсем маленьким, нам пришлось отправить тебя погостить к дриадам для безопасности. И четвёртый – после рождения Рии. И все четыре раза она со всегда восхищавшей меня прямолинейностью послала меня ко всем мракобесам!
– Но почему-у? – взвыл я, так опешив, что даже забыл продолжить на него злиться.
Это казалось полнейшей чушью. В моей жизни было две, конкурирующие за первое место по омерзительности, вещи: необъятные застиранные порты нашей соседки с пожелтевшими от старости рюшками, которые с завидной регулярностью сушились на клёне прямо за нашим забором; и зрелище того, как моя мать – моя красивая, гордая, независимая волчица-мать – ластится к моему отцу-колдуну, словно дворняга – только что хвостом не виляет от радости каждый раз, как его физиономия объявляется в нашем дверном проёме. Да я свой собственный хвост на отсечение готов был дать, что она пойдёт за него когда угодно и на каких угодно условиях – лишь бы предложил!
Но Верес не лгал. В залёгшей между его бровей складке и всё ещё кривящей кончики губ усмешке явно читалось огорчение.
– Понятия не имею, Ройм. Шел ни разу не потрудилась назвать мне причину – если она у неё, конечно, есть. Помимо той, что, возможно, это она считает, что муж-колдун не достаточно хорош для неё.
А я не смог придумать возражения лучше, чем растеряно брякнуть:
– Но… ты же мой отец.
Нависший над столешницей Верес поднял на меня голову и ласково улыбнулся, как будто молча за что-то благодаря.
Я, конечно, расслышал две поступи лап – одну уверенную, размеренную, и вторую суетливую, игривую и вечно норовящую обогнать первую – во дворе гораздо раньше него. Мужчина обернулся к входной двери, только когда в сенях звякнул откинутый когтем крючок, заменяющий обычный замок, и там кто-то, порыкивая, завозился и капризно заскулил. Через минуту дверь в комнату отворилась небрежным пинком колена моей матери, одновременно спускающей на тощие рёбра запутавшуюся при одевании рубаху.
Отец откинулся на стуле.
– Верес! – Шелена, конечно, унюхала его запах ещё за милю, но не преминула изобразить картинное удивление. – А я уж думала, ты наконец-то упокоился где-то в болотах Винессы. Даже подумывала свечку в храме поставить, а то как-то нехорошо выходит: вроде отец семейства, как-никак, а проводить толком – так никто и не проводит!
– Вот я тоже так подумал. Полежал на дне топки пару недель, никто не навещает, не рыдает безутешно на кромке болота – обидно всё-таки! Да и скучно что-то… Решил заглянуть, напомнить, что невежливо покойников так быстро забывать, – не оставшись в долгу, поддразнил мужчина, окидывая мою смеющуюся мать взглядом, каким обычно смотрит упырь на особо полнокровную деву.
– Папа!
Из-за ног Шелены выкрутилась растрёпанная Рия. Рыльце у мелочи было в пушку – в прямом смысле. Сегодня мать учила её брать след, и, похоже, Риина охота увенчалась большим успехом, чем моя. Я слегка забеспокоился, как бы они не учуяли нынче в лесу и мой непослушный душок – хотя я и старался держаться противоположной части опушки, но мало ли, насколько далеко их могли увести следы косого. Однако то ли мне повезло, то ли возвращение Вереса напрочь отвлекло мысли Шелены и отвело от меня бурю… до поры до времени.
Мелочь отёрла рот рукавом и сразу же вихрем метнулась в протянутые руки Вереса. Взирали они друг на друга с обоюдным обожанием в светло-серых глазах, диковато смотревшихся на фоне смуглой кожи и тёмных волос. Похожа она была на него просто до жути – так что, если насчёт меня ещё и можно было поспорить, то тут и усомниться никому бы в голову не пришло. Бр-р!
Вопреки уже вполне сознательному возрасту – а я, несмотря на высоту своих четырнадцати, тем не менее считал шесть лет таковым, особенно в случае Рии – сестра тут же потребовала глупых отцовских «фокусов». И тут же их получила, залившись радостным хихиканьем в попытке поймать разлетевшихся из ладони Вереса пёстрых стрекоз. Я презрительно хмыкнул, наблюдая, как она, соскочив с отцовских колен, гоняется за ними по кухне. В детстве я тоже души не чаял – и в Вересе, и в его магии. А потом стал понимать происходящее лучше, и всё это потеряло своё очарование за уродливостью грызущей меня правды. Мы не семья. Как бы ни делали вид.
– Я смотрю, ты нашёл наш завтрак, – промурлыкала Шелена, с ухмылкой кивая на сиротливо пустеющий посреди стола горшочек. Оглядываясь на увлеченно гоняющую стрекоз Рию (если их удавалось коснуться, те рассыпались снопом разноцветных искр, приводящим девчушку в абсолютный восторг), она зашла Вересу за спину и опустила одну ладонь на его плечо. Колдун, извернувшись, нежно коснулся губами костяшек её пальцев и задрал вверх лицо.
– В самом деле? А Ройм утверждал, что это его ужин, – тут же наябедничал он.
– Да неужели?
Мать вопросительно выгнула бровь и уставилась на меня. Я скромно потупился, успев перед этим метнуть на ухмыляющегося отца злой взгляд.
– Вообще-то, Шел… – «спасти» меня Верес решил тоже весьма своеобразно, – пока мы ужинали, Ройм поднял очень любопытную тему. Видишь ли, наш сын хочет знать, почему ты шарахаешься от обручального кольца так, словно оно сделано из серебра?
Мать тут же отдёрнула руку и раздражённо рыкнула, наградив меня отнюдь не благодарным взглядом.
– Верес, ты снова?!.. Иди на гхыр!
– Шел, не ругайся при детях, – ехидно улыбнулся колдун.
Шелена поймала Рию, азартно преследующую последнюю уцелевшую стрекозу, и закрыла ей уши ладонями. После чего одними губами выдала в адрес колдуна что-то, знакомым мне словом из которого оказался только «лабарр». Я заинтересованно склонил набок голову, на всякий случай стремясь запомнить. Неплохо было бы и точное значение узнать, конечно, но это успеется – по реакции адресатов, например. Хотя я быстро усомнился в ругательном назначении сказанной фразы, так как отец на неё только весело хмыкнул и осведомился:
– Значит, ты все-таки прочла «Полный»?
– А то! – самодовольно усмехнулась Шелена. – Тебя готовилась встречать! На случай, если ты вдруг окажешься жив.
Верес тихо засмеялся, вскользь погладив отпущенную на волю Рию по тёмноволосой макушке, и попытался поймать проходящую мимо Шелену за подол длинной юбки (я уже пару минут недоуменно изучал этот неожиданный предмет одежды, столь нехарактерный для моей матери). Но та, сердито сдвинув брови, увильнула и, красноречиво прошлёпав босыми ногами по ступеням, ушла к себе наверх. Верес покрутился с нами ещё пару минут, после чего невзначай удалился в том же направлении. Наверху хлопнула дверь, и мы с мелочью тут же синхронно навострили уши, горя желанием знать, что там происходит.
Кхм, не то чтобы я не знал. Но лично меня интересовали не слюнявые нежности моих родителей, а продолжение начатого в кухне разговора. А по целеустремлённому выражению лица поднимающегося по лестнице Вереса и троллю стало бы понятно, что продолжение будет. И, если мне повезёт, перед началом слюнявых нежностей, чтоб я с чистой совестью мог накрыть голову подушкой на печи и представить, что я не слышу всего этого (если Верес на радостях снова забудет навести на второй этаж глушащие чары, как в прошлый раз).
***
Я досадливо смыкнула прищемившийся дверью подол, и ткань, жалостливо треснув, соизволила отпустить меня с привязи. Мда-а… Впрочем, эта юбка и без оборки хороша! К тому же, вряд ли я ещё её надену. Я и сейчас-то предпочла её штанам исключительно из экономии времени: последние нужно было ещё зашнуровывать, а юбка валялась сверху сундука, где я некогда бросила сей ненужный мне предмет гардероба с целью пустить на тряпки. Меня так несло увидеть Вереса, что рубаху – и то одевала я, уже распахивая дверь.
И не успела я как следует порадоваться виду моего блудного и наглого, но – хвала всему пантеону богов, которым я уж чуть не начала сдуру молиться! – вполне живого благоверного, как Верес, в своей лучшей манере, уже успел испортить все моё безмятежно-счастливое настроение своими дурацкими идеями относительно нашего совместного будущего. Вот жених гхыров!
Помяни колдуна…
Дверь скрипнула. Верес затворил её за собой и вопросительно повертел вокруг пальца подобранный им с порога кусок тесьмы.
– Это, вроде бы, твоё?
Я фыркнула, не в силах удержаться от смешка, и коротким движением выхватила у него из рук обгрызенную дверью оборку, скомкав и поспешив спрятать улику в один из карманов.
Около Вереса я была спустя два быстрых шага, за которые проклятая юбка каким-то образом успела обмотать мне ноги, как саван – покойника. Едва не упала!
Первым делом я, не отказав себе в удовольствии, сделала то, что мне нестерпимо хотелось последние пару месяцев: зарыла пальцы в густую Вересову шевелюру, уткнулась лицом в уютную ямку сбоку его шеи, чуть пониже острой линии челюсти, и глубоко вдохнула, чуть не заскулив от удовольствия. Запах Вереса, начавший щекотать мой нюх ещё за полмили от дома, наполнил лёгкие и все пространство вокруг меня. Терпкий, дразнящий… любимый.
Руки колдуна прошлись по моей спине, замерев где-то повыше лопаток. Таким образом притянув меня теснее, Верес, в свою очередь реализуя собственное право куда-нибудь уткнуться, зарыл лицо в мои разметанные по плечам волосы (кто ж тут заплетался!).
На минуту мы застыли в этих позах, как-то странно извернувшись. По крайней мере, если бы с нас в данный момент ваяли скульптуру «влюблённые после долгой разлуки», вышла бы она не очень-то художественной и в простонародье скорее взыскала бы название вроде «два дуба в буреломе».
– Ты опять сплошная кожа да кости, – пробубнила я Вересу в шею, когда от стояния в таком вывернутом состоянии начали тянуть мышцы, и нехотя отодвинулась, образуя разрыв в несколько сантиметров между нашими телами.
– Подавишься? – участливо поинтересовался Верес.
Я пнула его коленом, и мужчина тут же использовал выпавшую ему возможность якобы в целях самозащиты сомкнуть пальцы на моём обрисовавшемся под складками ткани бедре.
– Тебе идёт красное, – колдун лукаво улыбнулся.
Я недоуменно наморщила переносицу, затем скользнула взглядом ниже и прозрела. Ну да, юбка была красной. А я-то впопыхах и врущем свете свечей сначала подумала, что коричневая – хотя, собственно, какая к мракобесам разница!
Я откинулась назад, усаживаясь на край хлипкого стола, который Верес лет пять назад приспособил под письменный и перетащил в мою спальню, так как лишней комнаты под его личный кабинет у меня в доме не было. Во времена, когда колдун отсутствовал, я использовала стол как место для свалки незаконченных вязаний, клубков, склянок, книг и как дополнительную к печи свободную площадь для засушки собранных в лесу трав. Сейчас всё это тихо зазвякало и зашуршало, предупреждая, что следующее подобное движение приведёт к немедленному обвалу всего перечисленного на пол – не исключено, что вместе с обломками стола. Ну, мне ведь только на самый краешек… Только чтоб Верес мог… Да-да-да, именно!
Я всё-таки воспользовалась услугами стола – который страдальчески скрипнул, но ещё согласился меня немножко подержать, – и мужчина закинул мою ногу себе за пояс. Я потянула Вереса за распущенную шнуровку ворота, и мы наконец-то приступили непосредственно к невербальной части общения – которое, надо отметить, всегда удавалось нам лучше.
О-о, как же я скучала!.. Ну где ты был так отвратительно, нечестно долго?
Юбка, которая и так задралась до колена, сминаясь складками под двигающейся по моему бедру ладонью Вереса, поползла вверх – вернее, в данном случае, вниз, – и колдун не преминул запустить под неё руку. Вторая, ещё раньше проникнув под незаправленную рубаху, уже оглаживала мой бок. «Рёбра пересчитывает! – весело подумала я. – Никак проверяет, всё ли его имущество на месте». Нежась, я одобрительно заурчала и в свою очередь полезла своё проверять – у меня, как-никак, было больше поводов за него опасаться!
Ну, с кожей и костями я, конечно, погорячилась… Очень даже погорячилась… Меня, можно даже сказать, всё устраивает… Эй, Верес, а здесь поцеловать – для симметричности?!
– Шел, почему ты не хочешь быть моей женой?
Я едва не взвыла – да разве можно так вообще?! – и попыталась снова утянуть мужчину в прерванный поцелуй, но Верес упрямо отодвинул лицо и строго посмотрел на меня. Так он, готова поспорить, смотрел на своих адептов, застуканных посреди ночи за переправкой нелегального провианта через школьный забор.
Равно как и адепты, в четыре раза содеянном я от этого не раскаялась, только просверлив колдуна хмурым взглядом. Верес убрал руки, демонстрируя, что настроен серьезно говорить, и никаких ласк, способных подвергнуться общественному порицанию, мне в ближайшее время уже не перепадёт. Вот гхыр, ты ещё заяви, что никаких прелюбодеяний до свадьбы!
Окончательно раздосадованная, я соскочила со стола, одновременно одёргивая юбку. Несколько клубков шерсти (не моей) всё-таки свалилось на пол и друг за дружкой закатилось под кровать. Я проводила их взглядом, подавив в себе малодушное желание залезть туда следом.
– Чего ты боишься? – тем временем пытал меня своим проникающим в душу взглядом Верес. – Ничего не изменится.
– Отлично! Тогда какая разница? – резонно развела я руками, и затем скрестила их на груди. – У нас и без всяких свадеб прекрасные отношения, так что я не вижу никакого смысла…
– Смысл в том, что думают люди.
– Мне нет дела, что они думают! – горячо соврала я.
Вообще-то, дело мне было. Самую чуточку дела.
– Ройму есть, – с нажимом уточнил Верес. – И Рии скоро будет. Ромул считает, я веду себя с тобой бесчестно, и, похоже, он решил меня за это возненавидеть, – колдун печально усмехнулся. – Во всяком случае, он дал понять, что больше не хочет меня здесь видеть.
– Ах он не хочет?! – вот ведь бесстрашный волчонок, защищать мою честь перед собственным отцом удумал! – Договорились! Я обсужу с Роймом данный вопрос, и он живо передумает. На этом всё? Мы можем вернуться к приятной части?
– Шелена…
– Ну что ещё? – я шарахнулась назад.
Светлые глаза Вереса в неровном свете огарков напоминали расплавленное серебро и жгли меня примерно так же. Верес был ласков, и сбит с столку, и огорчён.
Во дворе разгавкалась на позднего прохожего Рыжая. Я слышала это в равной степени с тем, как покачивались и постукивали друг о друга на ветру ветки шиповника за нашим забором. Но когда прозвучал следующий вопрос Вереса, в остроте своего слуха я всё же усомнилась.
– Шел, ты меня любишь?
Конечно, я любила его! Я в недоумении уставилась на колдуна, пытаясь вспомнить: а говорила ли я ему об этом когда-нибудь? Это было так очевидно, само собой подразумевалось… Я шипела Вересу «ненавижу», и это значило «я люблю тебя»; я передразнивала его признания, и это значило: «я люблю тебя тоже»; прощаясь, я шептала ему в ухо «возвращайся», и это значило «я люблю тебя больше». Но когда-нибудь, хоть раз за пятнадцать лет, произнесла ли я это вслух?
Говорила ли я эти три коротких слова какому-либо мужчине хоть однажды в своей жизни?
Я должна была. Но я не могла вспомнить ни раза. И поэтому, когда я отвечала Вересу, голос мой охрип, а ладонь правой руки неосознанно потирала запястье левой.
– Да… Да, Верес. Я люблю тебя.
Хм… Пожалуй, я могла бы повторить это ещё раз. Произносилось довольно легко. И на этом пункте в наших отношениях наконец можно было поставить жирную галочку. Вот, ты доволен?
Верес и правда выглядел довольным. И пошёл в атаку с новыми силами.
– Тогда я не понимаю, в чём здесь такая большая проблема? – качая головой, решительно заявил он. – Ты любишь меня, я люблю тебя… У нас, в конце концов, два ребёнка! Ты что, из принципа не хочешь замуж за мага?
А это ещё что за ерунда?! Какая мне разница, маг он, наёмник или трактирщик в какой-нибудь питейной дыре, если мне умирать хочется, когда его нет?
Верес вздохнул и прошёлся по комнате, поправив опасно сдвинувшуюся на край стола склянку. Я жадно следила, как при этом двигаются мышцы его торса и постукивают друг о друга амулеты на шее – по крайней мере, рубаху я успела с него стянуть.
Мужчина круто развернулся и, в упор уставившись на меня, вопросил:
– Почему?
Я устало пожала плечами и, поджав одну ногу, рухнула на ближайший стул. Как я могла объяснить ему то, что не поддавалось рациональному объяснению? Как я могла сказать, что грызёт и мешает двигаться дальше мне дурацкий, самой собой надуманный предрассудок?
