Текст книги "Иной взгляд (СИ)"

Автор книги: Bad_Day_48

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

С Эдвардом дни превратились в прекрасные строки любовной поэмы. Сладострастные ноты романтики в них смешивались с приглушенными волнующими отзвуками приключений. Я не знала, чем именно и где закончится очередной вечер. Свидание под мерцающим куполом звездного неба на плоту, украшенном цветами; столик, накрытый в укромном уголке пляжа так, чтобы можно было насладиться последними красками заката; увитая источающими сладкий дурман цветами роз и жасмина беседка, затерянная в старом поместье; пикник в лесу, куда мы добирались верхом. Или даже несколько дней на необитаемом острове. Эдвард ни разу не повторился, с каждым днем делая мою жизнь все более похожей на сказку.

Но у любой сказки бывает конец, и я с тревогой в душе ждала. Ждала того дня, когда, узнав неприятную правду, Эдвард не захочет меня видеть и знать. Страшный день неумолимо приближался, и его близость не могла не омрачать моего счастья.

Садясь в прокатный белый кабриолет, на котором мы планировали совершить небольшое путешествие до Калифорнии, я впервые в жизни испытывала нечто похожее на неуверенность. Мои руки были сложены на коленях – ни дать ни взять примерная девочка. Волосы собраны в аккуратный тугой хвост. А на лице застыла гримаса сосредоточенной отрешенности. Портил образ разве что мой наряд: откровенный топ и микроскопические шорты ярко-красного цвета.

– Я не был в отпуске с тех пор, как отец передал мне свое дело, – признался Эдвард, когда мы выехали за черту города. Свежий игривый ветер подхватил его слова, унося прочь, как и часть моих забот. На какое-то время мы стали чуть более свободными, чем могли себе это реально позволить.

– Тебе не хочется расслабиться?

– Отдыхать нужно от нелюбимой работы, а моя для меня – лучшее средство от всех неприятностей.

– Знаешь, я тоже люблю свой бизнес, но не настолько. Я понимаю важность того, чем занимаюсь, и знаю, что делаю для тысяч женщин нечто полезное. Но иногда мне кажется, что я атлант и держу на своих плечах половину мира.

– Кто же держит вторую? – с улыбкой спросил Эдвард. И прежде, чем ответить, я позволила себе утонуть в теплых озерах его изумительно зеленых глаз.

– Вторую половину должен держать мужчина, тот, что окажется рядом со мной и будет мне опорой и поддержкой.

Конец лета в тех местах, по которым пролегал наш маршрут – это нечто невообразимое. Взрыв красок и море впечатлений, обрушающиеся на мозг каждое мгновение. Одна яркая картинка, сменяющаяся другой, сделанной еще более сочными красками, еще более выразительная – и так без конца. До тех пор, пока солнце, заливая окружающий мир золотым сиянием, не пропадет за линией горизонта, и когда на смену яркому свету дня придет бархатный полумрак сумерек; когда плавно, как в старом телевизоре, померкнут краски, сотрутся очертания и можно будет, наконец, осмыслить и уложить по полочкам ощущения, накопившиеся за истекшие сутки. Отдаться мыслям, сидя на террасе небольшого кафе или глядя через окно гостиницы на последние искры заката, догорающие в лиловых, набухающих синевой небесах; вдыхая наполненный ароматами трав, пропитанный запахом странствий воздух; подставив разгоряченное лицо ласковому и свежему ветру, позволяя ему пробраться под одежду, касаясь кожи, и запутаться в волосах.

Если в это время рядом оказывается тот, кто тебя понимает, кто, разделяя с тобой полноту чувства, может умножить счастье, дать ощущение наполненности, то жизнь обретает истинный смысл и становится законченной совершенной картиной.

***

Глядя на то, как ветер играет с волосами Беллы, как солнце пронизывает их своими золотыми нитями, я едва удерживаюсь от того, чтобы не закричать. Меня переполняет счастье. Его так много, что оно с трудом помещается в сердце, распирает грудинную клетку и того и гляди переломает ребра. Я чувствую тоже, что и в детстве, когда нам удавалось собраться всей семьей и поехать на несколько дней в наш домик у озера. Одна только мысль о том, что три или четыре дня отец будет рядом со мной, и я смогу ходить с ним на прогулки и удить рыбу, наполняла меня восторгом. И, пожалуй, это ожидание было даже лучше, чем сам отдых. Рано или поздно короткий отпуск заканчивался, а похожее на дымку ощущение предвкушения счастья продолжало месяцами жить внутри. С Беллой ко мне вернулось ощущение, утерянное много лет назад. Я вновь жил предвкушением. С той лишь разницей, что в этот раз реальность ошеломляет и превосходит мои самые невероятные фантазии.

На второй день мы, съехав с дороги, оставляем машину и идем по едва различимой тропинке через огромное поле, похожее на пестрый красно-зелено-лиловый платок, брошенный под бирюзовыми небесами. Вокруг трепещут от дыхания вечера яркие пахнущие сладостью цветы. Воздух звенит последней нотой напряжения, готовясь сбросить оковы зноя и вздохнуть с облегчением в надвигающейся ночной прохладе.

Белла похожа на изящную жрицу античного храма. Ее волосы собраны в пучок, а короткое платье позволяет насладиться плавной линией спины и плеч, оценить, сколь прекрасна ее шея и как захватывающе совершенны бедра. Опьяненный солнцем, цветочным дурманом и Беллой, я как будто вижу сон наяву. И чем дольше длится наше путешествие, тем больше усиливаются мои чувства. Белла – тот самый бриллиант, у которого много граней и который можно рассматривать бесконечно, любуясь все новыми оттенками проходящего сквозь него света. С ней мне открывается нечто большее, чем просто красота мира, воплощенная в теле женщины. Любовь обретает иной, более совершенный смысл. А то, что я боялся, будет унизительным и грязным актом, оказывается поразительно чистым, наполняющим каждую частицу моего тела трепетом и внутренним вдохновением. С жадностью сохраняя в памяти каждое прикосновение, каждый поцелуй и страстную ласку, я понимаю, что становлюсь богаче духовно, заполняю царившую до этого внутри пустоту.

Когда мы сидим в небольшом кафе, и ветер с побережья доносит запахи морской соли и нагретой на солнце хвои, я прошу Беллу никогда не уходить. Говорю, что она нечто особенное для меня. Если она все-таки уйдет, я буду благодарен судьбе за каждую секунду, что была благодушно дарована нам, и проживу остаток жизни, купаясь в воспоминаниях. Белла улыбается, но в ее улыбке почему-то сквозит грусть. Она осторожно касается моей руки и, ничего не отвечая, молча сжимает пальцы.

Ночью, когда мы, найдя силы оторваться друг от друга и разорвать зримые связи между телами, оставляя лишь невесомые эфирные нити чувств, я проваливаюсь в сон и слышу, как тихий ласковый голос нежно шепчет «больше всего я боюсь, что уйдешь ты».

В последние дни нашего путешествия мы снимаем небольшой коттедж, стоящий среди цветочных полей и густых лесов. Рядом разбит благоухающий медом невероятной красоты сад. Между кустов, усыпанных пламенеющими цветами и окруженных монотонно гудящими мохнатыми точками пчел, проложены узкие тропинки, посыпанные мраморной крошкой. В одном уголке за самшитом находится крошечная беседка. Рядом с деревянными ступеньками плещется искусственное озеро, заросшее ряской и мелкими цветами, издали напоминающими частицы золотой пыли. В первый день, когда я смотрю на ухоженные заросли, мне кажется, что мы нашли Эдем, какой-то его современный аналог с водопроводом и джакузи под навесом во дворе. Однако стоит мне увидеть силуэт Беллы в обрамлении алых роз и пышной зелени, как мысли из моей головы привычно исчезают. Их смывает волной благоговейного восхищения. Задержав дыхание, я наблюдаю за тем, как любимая женщина, осторожно раздвигая ветки, идет ко мне. На ней облегающее красное платье и его цвет магическим образом вписывается в общую картину, делая ее на несколько мгновений совершенной.

– Ты прекрасна, – обнимая Беллу, выдыхаю я. Она нежно улыбается, заставляя мое сердце забиться чаще. – Это будут лучшие дни в моей жизни. Я рад, что отправился в эту поездку.

– А я рада, что смогла оторвать тебя от работы. Рада, что показала что-то новое. И, кажется, оно тебе нравится?

– Должен признать, против такой новизны я не буду против.

В этот раз улыбка Беллы кажется мне грустной, как будто есть какая-то мысль, которая причиняет ей неудобство, словно камешек в туфле при ходьбе. Я спрашиваю, о чем она думает, что ее тревожит. Но она говорит, что просто рада за меня. А грусть? Ей жаль, что когда-нибудь наш короткий отпуск закончится, и я снова буду затянут в омут работы. Я клятвенно обещаю, что никакая работа больше не встанет для меня на первое место.

***

Закончив макияж, я вышла в небольшой садик, присыпанный опадающими лепестками отцветающих роз, похожими на тлеющие угольки и вызывающие легкое чувство сожаления. Эдвард сидел на одном из лежаков. На нем были простые светло-синие брюки и желтая футболка. И это был первый раз, когда я увидела его без костюма. Думаю, подобный шаг дался ему не так просто, как могло показаться. Для человека, привыкшего следовать правилам, любое отступление от традиций все равно, что прыжок в бездну. Ободряюще улыбнувшись, я села рядом.

– В этой одежде я чувствую себя дураком. – Он выглядел как маленький мальчик, у которого более взрослые дети отобрали новый пластмассовый автомобильчик. И брюзжал он совсем как обиженный ребенок. Не хватало только воплей и катания по земле. Пытаясь разрядить обстановку и добавить немного веселья, я перегнулась через нагретый на солнце деревянный поручень и чмокнула Эдварда в щеку. Я надеялась, что он поддержит мой игривый тон, но он только кисло улыбнулся.

– Нет, серьезно, я, наверное, и есть дурак.

– Конечно, дурак, если в тот момент, когда красивая женщина тебя целует, можешь думать о своей одежде. Хочешь, – я задумчиво поднесла указательный палец к губам, – помогу тебе избавиться от неудобной одежды? Знаешь, мои туфли немного жмут и, видимо, мне самой не помешает переодеться. – Я демонстративно сняла одну из своих красных туфель, а после сбросила лямку платья, давая понять, что приступила к исполнению плана.

– Белла, я так не могу. – Не замечая моих усилий, он порывисто вскочил. – Я действительно старался, но все это явно не подходит для меня. Тем более в такой важный день. Я не желаю потом всю жизнь вспоминать, каким дураком себя ощущал. Мне бы хотелось сконцентрироваться на позитивных эмоциях.

– Так в чем проблема? Просто не думай об этом. – Я со злостью вернула платье на место. Эдвард оставался Эдвардом, и отступление от привычек давалось ему нелегко. Иногда не помогала ни страсть, ни наши чувства. – Тряпки всего лишь тряпки – они не делают тебя ни лучше, ни хуже.

Тем не менее, предвидя, какое потрясение ждет Эдварда впереди, я сама в итоге заставила его переодеться и даже помогла выбрать костюм. Хотя все они были одинаково скучные, спокойных темных оттенков и классического покроя. А единственным подвигом стал тот факт, что Эдвард отказался от галстука. Можно было считать это очередным небольшим шагом на пути к изменениям. Но если мы собирались двигаться вперед такими темпами, делая четыре шага назад и один вперед, то рисковали никуда не придти.

За несколько кварталов до магазина я припарковала машину и под изумленные возгласы Эдварда завязала ему глаза. По-видимому, он все еще чувствовал вину за свое утреннее поведение и поэтому сопротивлялся значительно меньше, чем я ожидала.

– Немного забавно, я даже в детстве глаза не завязывал.

– Вот видишь, новые ощущения могут быть приятными. – Как могла я пыталась его ободрить и напомнить, что не за каждой дверью, которую предстоит открыть, спрятались чудовища.

– Белла, – он нашел мою руку, лежавшую поверх ручника, и слегка сжал пальцы, – чем бы не закончилась эта поездка, я всегда буду тебе благодарен за все, что ты успела мне дать. За то, что терпишь мои жалобы и пытаешься показать что-то новое. Только такая женщина, как ты, завязав глаза, способна была их мне открыть. Благодаря тебе я смог хотя бы чуть-чуть вырваться за привычные рамки. Мои горизонты стали немного шире, не настолько, как твои, но в последние дни я ощущал себя птицей, свободно парящей в небесах. Ты подарила мне вторую жизнь, в сто раз более яркую и наполненную чувствами и ощущениями. Ты как гениальный художник плеснула ярких красок на серое плотно повседневности.

У меня в горле встал комок и я молча повернула ключ в замке зажигания, позволив работающему мотору заглушить звук моего бешено стучащего сердца. Но ехать оставалось недалеко. Через пару минут показался знакомый белый фасад, украшенный стильной вывеской с золотыми буквами. Внутри, в противовес респектабельной и спокойной наружной отделке, преобладали броские оттенки красного. От яркого-розового до насыщенных кораллового и кирпичного. Стены были умело задрапированы тканями, а вдоль одной из них стояли горшки с живыми розами. Розами, но уже искусственными, был украшен потолок, подсвеченный точечными светильниками.

Осторожно лавируя между витрин, я подвела Эдварда к одному из диванов, обитых ярким красным плюшем. Рядом стоял столик с каталогами и вазами для фруктов, которыми некоторые покупательницы были не против закусить, выпивая коктейли и обсуждая с подругами предлагаемые товары.

– Весьма удобно, – заметил Эдвард, проваливаясь в мягкую утробу гигантского дивана. – Присоединишься ко мне? Или пойдешь готовить сюрприз?

– Ну-у-у, в общем, все уже готово, – в волнении я стиснула пальцы.

– Можно снять повязку?

– Если ты сам готов, то да.

Это был, что называется, момент истины. Для меня важно было увидеть первую реакцию Эдварда. Даже если позже, взяв себя в руки, он постарался бы быть вежливым и изобразить понимание, я бы знала, как он на самом деле ко всему этому относится. Насколько сильно ему противно то, чему я посвятила едва ли не всю свою сознательную жизнь.

Как только тяжелый шелк заскользил под пальцами Эдварда, я задержала дыхание. Случись в тот момент землетрясение или высадить на соседней улице пришельцы с Марса, я бы не заметила. Я была сосредоточена на выражении лица Эдварда. И первое, что я увидела, было удивление. Широко раскрыв рот и распахнув глаза, он минуту или две не мог придти в себя и сказать хотя бы слово. Чувство было такое, что ему со всей силы дали по причинному месту, и он не решается шелохнуться, чтобы не усиливать боль.

– Ого-го, – было первыми его словами, взрезавшими плотную тишину. И я не вполне поняла, что кроме удивления он вкладывает в свое заявление.

Еще минут через пять он все же спросил, не сон ли это. Нервно улыбаясь, я уточнила, не кошмар ли он имеет в виду.

– Нет, скорее сюрреалистический бред.

– Бред? – Мои щеки мгновенно вспыхнули и стали такого же цвета, как огненно-красная обивка дивана. – Вообще-то для многих это имеет значение.

– Магазин игрушек для взрослых имеет значение?

Я сделала шаг вперед и, сложив руки на груди, принялась объяснять Эдварду, как глубоко он ошибается, считая вот это все пустяками и забавами для извращенцев. Я сказала ему, что думать подобным образом достойно недалекого болвана.

– Знаешь, никто ведь не осуждает тебя, когда ты заказываешь в ресторане еду на вынос. Сексуальный голод, как и прочий вид голода, является потребностью организма. И почему в таком случае его не удовлетворить? Почему не сделать это так же как с жаждой и потребностью во сне? Почему-то тебе приятнее над собой издеваться. Мы ведь обычные люди. И нет ничего дурного в том, чтобы быть таким, какой ты есть, а не пытаться казаться идеалом. Отшлифованным образом без грехов. Это все равно, что превращать жизнь в текст без эпитетов и отретушированную картину, лишенную всякого смысла.

– Причем здесь еда на вынос? – Эдвард выглядел все еще ошарашенным, его взгляд испуганно метался между витринами, не находя того, на чем можно было бы остановиться.

– Когда некогда готовить, ты просто делаешь заказ. А когда у женщины нет партнера, почему бы ей так же не воспользоваться заменой? Не выбрать что-то эквивалентное, что поможет утолить голод. Долгое воздержание лишь угнетает эмоционально и приносит вред здоровью. Но старомодные типы вроде тебя никак не могут понять столь очевидного решения проблемы. Для них это мерзость и грязь. А, по-моему, гораздо более аморально кривить лицо и делать вид, что фаллоимитатор – зло. Но это не зло, а всего лишь приспособление.

– Приспособление, – держась за сердце, пробормотал Эдвард. Он был настолько потрясен, что значение моих слов до него просто не доходило, и я решила отложить дальнейшие объяснения на более подходящее время.

Пытаясь немного привести Эдварда в чувства, я сходила в машину за бутылкой содовой и коробкой покрытых глазурью пирожных. Стресс всегда лучше заедать сладким. Пока я раскладывала на столе нехитрый завтрак и наливала воду в фужер – другой более подходящей посуды в спешке не нашлось – на пороге появилась Элис. Как обычно, стоило ей войти, и все свободное пространство затопила дикая энергия. Элис не знала, что такое спокойствие. Даже когда она стояла, она успевала производить сотню мелких движений. И она никогда не молчала. У нее всегда находилось, о чем поговорить.

– Как тебе статья? – набросилась на меня Элис. После яркого солнца на улице она не увидела скрытого за пеленой полумрака Эдварда. – Название немного банальное «друзья наши меньшие». Мало того, что избитое, так еще и далекое от правды. Некоторые из этих «друзей» очень даже приличных размеров. – Элис сделала раздраженный взмах рукой. – Уж побольше, чем приспособление у моего последнего парня. Помнишь того рыжего придурка, что сбежал к официантке? Девочка, должно быть, пребывала в отчаянном положении, раз ее устраивал такой крохотный хоботок. А я ведь ее честно предупредила, даже отправила фото, но все без толку. Я сделала доброе дело, хотела уберечь несчастную от того разочарования, что испытала сама.

Элис разглядывала витрины, успевая не только выливать потоки слов, но и профессиональным взглядом отмечать различные детали.

– Я вижу, ты готова к открытию? – останавливаясь рядом с манекеном в розовом невевсомом белье и теребя тонкое кружево, заметила журналистка.

– Да, остались отдельные мелочи. Подобрать музыку, заказать салфетки, покрасить стену в подсобке. Но все будет закончено в срок.

– Отлично. Буду твоей самой преданной клиенткой.

– Ты же знаешь, что тебе, как испытателю, все образцы предоставляются бесплатно.

– Но, возможно, – Элис сделала загадочное выражение лица, – я захочу попробовать чего-нибудь сверх обязательной программы.

В этот момент Эдвард пошевелился. Точнее он закашлялся, поперхнувшись водой – бедняга, наверное представил, что конкретно Элис имеет в виду, и от возникших в голове образов едва не лишился сознания.

– Кого это ты тут прячешь? – Элис мгновенно оставила в покое стенд с плетками и ошейниками и, забыв вернуть на место один из хлыстов, поспешила к дивану, где пытался отдышаться Эдвард.

– Если он здесь продается, я его покупаю за любую цену, – едва разглядев совершенное лицо моего спутника, выпалила Элис, ничуть не задумываясь, насколько неоднозначно звучат ее слова. И насколько мне неприятно их слышать. Обычно я без предубеждений сносила откровенные реплики журналистки, но в тот раз впервые ощутила раздражение и захотела ее осадить.

– Это Эдвард, мы с ним встречаемся, и я показывала ему свой бизнес.

– И как? – Элис усмехнулась и посмотрела на меня с вызовом. – Он, должно быть, под впечатлением.

– Под впечатлением я был, когда в первый раз прыгнул с парашютом. Сейчас у меня чувство, словно меня огрели пыльным мешком по голове.

– Меня не перестает удивлять цинизм, заложенный в мужчинах. Почти каждый из них, переступая порог подобного магазина, приходит в недоумение и замешательство. И хотя бы один сообразил, что многие женщины вынуждены идти на ухищрения в постели только ради того, чтобы сохранить отношения или сделать приятно своему партнеру. Как думаешь, неужели я одеваю это чертово кружевное белье, которое вливается прямо в задницу и из-за которого я не могу позволить себе пирожное за ужином, только потому, что оно мне нравится? Не спорю, смотрится отлично. Но честно, я бы предпочла простые хлопковые трусы, а не этот набор из веревок и дырочек.

– Выходит, вы пользуетесь всеми этими… этими… штуками ради нас? – Эдвард с трудом поднял взгляд на Элис. Стоило ему закончить вопрос, как щеки его залились густым слоем нездорового румянца.

– Это хотя бы выглядит не столь комично, как возня с надувной куклой. – Элис отбросила с лица прядь каштановых волос и сделала глубокий вдох. Выбросив в сторону Эдварда руку с кнутом и еще больше вгоняя его в ужас, она готовилась к массивному наступлению по всем фронтам.

– Из-за того, что вы превращаетесь в изнеженных красавиц, нам приходится все чаще прибегать к подобным приспособлениям. Это не говоря уже о том, что женщине труднее найти себе партнера. Пока мужчины думают о том, как бы весело порезвиться, следуя призыву природы оплодотворять, мы вынуждены искать не просто развлечения на один раз, а надежную опору, возможно, отца для своих детей. Даже если женщина не планирует строить серьезных отношений, она неосознанно предъявляет к мужчине более высокие требования. Вы видите в нас самок, а мы в вас – свои вторые половинки.

– По-моему, это слишком. – Эдвард пытался отойти от шока и слабо защититься от урагана в лице Брендон.

– Отнюдь, – Элис резко покачала головой. – Даже я, хоть и считаю себя свободной от многих предрассудков, вряд ли соглашусь перепихнуться через две минуты после знакомства. Между тем мужчины только об этом и мечтают. Они терпят все предшествующие близости стадии ухаживания ради самой близости, а женщины одинаково ценят и то, и другое.

– Элис, не стоит. Эдвард не похож на тех мужчин, к которым ты привыкла. Если бы ты узнала его лучше, то не стала бы так кричать. Он не примитивное животное, напротив, он чуткий и романтичный, я бы сказала, он излишне старомоден.

На мое замечание Элис только презрительно хмыкнула. С мужчинами ей не то, чтобы не везло, просто все они оказывались любителями коротких путей и подлецами, жаждущими наслаждения для себя самих и ничего более. Она, как и я, была слишком независимой для того, чтобы привлекать внимание мужчин вроде Эдварда. Мужчин, которые готовы разглядеть за сотней оболочек истинную суть женщины, которые понимают, что перед ними хрупкое и ранимое существо. У нее же на лбу было написано, какая она сильная и что не нуждается ни в чьей поддержке. Хотя в глубине души, я уверена, ей хотелось именно этого. Сбросить свои каменные доспехи и повиснуть на вовремя подставленном крепком плече. Большинство людей видят только то, что на поверхности, и действуют сообразно полученным сигналам. Если женщина всем своим видом заявляет «я прогрессивная и не стану тратить время на романтичные сопли», то мужчины будут сразу же переходить к делу. Тем более что многих из них это очень даже устраивает.

***

Я делаю знак официанту, прошу повторить. Эмметт с сомнением смотрит на мой пустой стакан с подтаявшим льдом.

– Не слишком будет для тебя? Ты вроде раньше предпочитал сок.

Помотав головой, я опрокидываю то ли пятую, то ли только четвертую порцию крепкого алкоголя. Огненный поток, обдирая горло, растекается по желудку. Я понимаю, что нужно что-нибудь съесть, но заставить себя проглотить хотя бы кусочек не способен. Все, чего я хочу, это перестать думать. Поэтому я и решил напиться. Довести себя до той степени опьянения, когда мир превращается в размытый образ отдаленного грядущего. Когда настоящее рассыпается в руках.

– Может, расскажешь, в чем дело? – Эммет поднимает взгляд от своей тарелки. Мой внезапный алко-марафон отбивает у друга аппетит. Эммет только делает вид, что ест, на деле с ужином он преуспел не больше меня.

– Сначала закажи себе коктейль.

– Думаю, лучше будет послушать тебя на трезвую голову.

Я пьяно ухмыляюсь. Сам я выпил достаточно для того, чтобы рассказать Эммету о случившемся и о том, чем, оказывается, занимается моя любимая.

– Мне кажется, ты создаешь трагедию на ровном месте, – с каменным лицом выслушав мой трагический монолог, резюмирует Эммет.

Не знаю, иногда мне самому кажется, что я поднимаю бурю на спокойной воде. Что сам себе воздвигаю препятствия. Но в один момент изменить свою натуру я не могу. Мое воспитание таково, что женщину я привык считать божеством, а ее тело священным храмом. Разумеется, все из того, что продается в магазине Беллы, может лишь осквернить любой храм и является святотатством. От воспоминания о том, как Элис рассказывает о своем вибраторе «джингл-белс», издающим во время работы известную мелодию, меня снова передергивает. Пока я усиленно пытался не замечать вторжения пошлости в окружающий мир, индустрия секс-развлечений развивалась и наступала, предлагая потребителям все новые товары. Разнообразных форм, размеров, цветов, с подсветкой и десятками режимов. Многие из них вообще не походили на то, на что должны были бы. Они напоминали то безобидный кухонный таймер в форме яйца, то какую-нибудь причудливую статуэтку. Вообще, если вдуматься, то все эти приборы, а так же различные наручники, плетки, цепи и веревки в красном тревожном освещении наводили на мысли о пыточном подземелье, а вовсе не о том, что они были предназначены для получения удовольствия.

Эммет молчит, делает вид, что его интересует содержимое тарелки. Но теперь уже очевидно, что моему давнему приятелю не до кулинарных изысков.

– Может тебе стоит немного… как бы раздвинуть… горизонты. Выйти за свои защитные стены?

– Раздвинуть настолько? Понимаешь, я мог бы сделать вид, что мне безразлично. Закрыть глаза. Но дело в том, что проблема никуда не исчезнет. Я все равно буду знать, что где-то наши взгляды на вещи расходятся. Что у нас совершенно разное восприятие мира. Что я чего-то такого не понимаю. – Я подпираю отяжелевшую голову рукой. Долгая речь отнимает силы, но я настолько пьян, что испытываю сильное желание излить душу и не просто так, а затрагивая высокие материи. – Я знал, что рано или поздно мир укажет мне на мою отсталость, но никогда не думал, что из-за своего почитания женщины буду лишен той единственной, в ком нуждаюсь. Боже, Эммет, она непередаваемо прекрасна. Видеть ее, все равно, что видеть разом все краски жизни. Прикасаться – все равно, что проводить рукой по изысканному тонкому атласу. Ее глаза совершеннее всего, что я знал раньше, они могут передать тысячи фраз без слов, в них есть крупица того, из чего была сотворена вселенная.

– Приятель, если все зашло так далеко, и без этой женщины ты, считай, что труп, то нужно действовать.

– Хуже. Быть трупом, значит, всего лишь умереть, оставив тело. А быть без нее все равно, что лишиться души, оставаясь пустой оболочкой.

– Почему тебе не обдумать случившееся и, разобравшись, не поговорить с ней?

– Я не буду таким, как современные парни. Я не смогу принять ее взглядов. – Я вздыхаю. – Даже если в чем-то она и права.

Эммет провожает меня домой. Без его помощи я уснул бы прямо на тротуаре или свернул себе шею. Прощаясь, я пытаюсь выразить свою признательность, но Эм лишь отмахивается.

– Просто больше не напивайся. Будь мужиком. Поговори со своей красоткой или сразу застрелись – в таком режиме один хрен долго не протянешь.

Когда наступает утро, для разговора с Беллой я чувствую себя слишком разбитым. Каждую кость в моем теле выворачивает и скручивает узлами. Голова гудит подобно чугунному котлу, и даже анальгетики не способны до конца изгнать боль из отравленного алкоголем тела. В подобном состоянии просто думать и то затруднительно. Между тем я осознаю, что должен как-то во всем разобраться. Должен сделать шаг в правильном направлении. По сути, я должен решить – пытаться мне изменить себя и подстроиться под современный мир или начинать заранее страдать из-за разрыва с Беллой. Разумеется, я хотел бы выбрать первый вариант, но это значит быть лицемером и просто притворяться кем-то, кем я не являюсь.

Отказываться от любви к Белле я тоже не хочу. Не потому, что меня страшит боль, а потому, что я понимаю – именно эта женщина составляет смысл всей моей жизни. Она делает меня счастливым, дает чувство осмысленности всему тому, что раньше я делал, не задумываясь. Потерять ее – утратить все разом. Прав Эммет, в таком случае мне проще сразу покончить жизнь самоубийством.

За столь нерадостными мыслями меня застает стук в дверь. Собрав разбитое тело воедино, я кое-как перетекаюсь с кровати на пол, потом встаю и походкой выброшенной на берег русалки иду открывать. На пороге стоит Эсми. Настолько безукоризненная и свежая в белом костюме, что я ярко чувствую себя ничтожеством. Мне стыдно от того, что мать видит меня таким. Почти животным, не принявшим с утра душ и благоухающим несвежим бельем и свежим перегаром.

– Я думала, твой друг преувеличивает.

Пока Эсми устраивается на диване в гостиной, я варю кофе и разогреваю для мамы прошлонедельные пирожные с мягкой карамелью.

– Ма, скажи, ты знала, каким бизнесом занимается Белла? Ты именно поэтому говорила мне о том, что нужно быть более приземленным, да?

Над чашками поднимается ароматный пар. На утонченное, не потерявшие с годами своей красоты, но обретшее аристократический шарм лицо Эсми падают золотистые утренние лучи, не давая мне разглядеть выражение ее глаз. Однако мама и не думает отпираться. Она спокойно кивает головой.

– Я подумала, что именно такая женщина сможет вернуть тебя с небес на землю.

– Обычно, говоря о любви, подразумевают, что человек должен подняться на седьмое небо, а не упасть на острые скалы и разбиться насмерть.

Эсми делает несколько осторожных глотков и пожимает плечами.

– Как бы высоко ты не взлетел, все равно придется опускаться на землю. Поэтому будет лучше, если ты изначально будешь стоять на твердой почве. – Видя, что я готов ввязаться в ожесточенный спор, Эсми улыбается одной из своих печальных всепонимающих улыбок и, осторожно отставив чашку, берет меня за руку. Кожа у нее теплая и гладкая, а если понюхать – я знаю – ее пальцы, как и в детстве, будут пахнуть фиалкой и ванилью. – Я не утверждаю, что отношения должны сводиться к одной лишь физической близости. Разумеется, в отношениях должна быть романтика, красивые жесты и милые безумства. Но нужно помнить о разумных пропорциях. Уплывая в океан грез, ты не должен терять из виду берег реальности. Ты должен осознавать, что не всегда будет красивая сказка, должен быть готовым к серым и тяжелым будням. Я прожила с твоим отцом в браке тридцать два года и могу сказать, что брак – это самая трудная на свете работа. Твои чувства постоянно будут подвергаться испытаниям, а ваши взаимоотношения никогда не будут оставаться неизменными. К тому же, создавая безгрешный идеал, ты будешь разочарован, потому что однажды поймешь, что рядом оказался всего лишь человек, а не совершенное порождение эфира. Я думала, Белла сможет уберечь тебя от этого, но, по-видимому, вышло наоборот. Не она вернулась тебя на землю, а ты утащил ее за облака.