Текст книги "Иной взгляд (СИ)"

Автор книги: Bad_Day_48

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Встав перед зеркалом и в очередной раз поправив воротник рубашки, думаю, что не стоило поддаваться на уговоры матери. Эсми может бесконечно говорить мне о том, как ей хочется внуков, но это не значит, что я должен выступать в роли племенного бычка. А именно рогатым скотом я себя и чувствую – словно молодой самец, которого тащат в вольер к самке. Тут совершенно нечем гордиться.

Еще мама может упрекать меня в неумении найти себе кого-то более-менее постоянного. Может указывать на то, что дала мне достаточно времени и шансов самостоятельно устроить личную жизнь, и на моем месте до тридцати одного года с этим справился бы любой. Но на моем месте не любой, а я. И, не смотря на критический, с точки зрения Эсми, возраст, я все еще не отягощен узами брака. Впрочем, меня самого этот факт угнетает не так сильно. Наверное, маме просто больно смотреть на то, как рушатся семейные традиции Калленов.

Ее дедушка сделал предложение бабушке, когда им было по семнадцать. Родители обвенчались в двадцать два, а все мои тетушки и дядюшки успели оформить отношения в возрасте от двадцати до двадцати трех. Поэтому нет ничего удивительного в том, что я кажусь собственной матери немного странным. Хуже того, она твердо уверена, что мне нужна помощь. Едва в прошлые выходные я успел задуть тридцать одну белую свечку на гигантском кремовом чудовище, как Эсми решила, что настала пора ей выйти из тени и от мягких уговоров и постоянного зуда перейти к активным действиям. Семь дней назад моя мама объявила сезон охоты на невест открытым.

Для приличия я попытался возражать. Сказал, что взрослый, что сам справлюсь, что мы живем во времена, когда браки устраивают не родители, а муж с женой впервые встречаются задолго до свадьбы. Но моя мама не из тех женщин, кто умеет и любит отступать. Если Эсми берется за очередной проект, будь то освоение яхты или загон под венец любимого сына, она доводит дело до конца. Разумеется, мнения яхты и сына при этом не учитываются.

– Как, по-твоему, не слишком официально? – бросив прощальный взгляд в зеркало, поворачиваюсь к заглянувшей в комнату Эсми.

Пару минут она молча меня разглядывает, так, словно не верит, что я мог облачиться в нечто подобное. А еще так, будто удивляется, почему у ее отпрыска так мало мозгов в голове.

– Милый, ты надел смокинг? – Эсми поднимает на меня полный материнского сострадания взгляд. – Ты ведь ничего не перепутал?

– Нет, ма, – провожу я в растерянности ладонью по рукаву. Между прочим, отличная ткань. Два года назад мне пришлось выложить за комплект кругленькую сумму. При этом одевал я смокинг всего пару раз – на официальные мероприятия, которые вынужден был посещать в интересах фирмы, и в тот не лучший день, когда Виктория затащила меня в театр. Меня не переставал тревожить тот факт, что несколько тысяч долларов висят в шкафу и все, на что они годятся – стать ленчем для моли. Мне показалось, что надеть смокинг на свидание будет уместно. Таким образом, я не только смогу оправдать безумную трату денег, но и сниму с себя обязанность в ближайшее время надевать этот образчик пыточного искусства – трех раз за три года будет достаточно. У меня были основания гордиться собой и собственной находчивостью. Однако пристальный взгляд Эсми говорит, что что-то я делаю не так, и я с сомнением спрашиваю:

– Я не то выбрал? Это не подойдет?

– Ты, как и твой отец, слишком старомоден, – Эсми вздыхает и грустно улыбается. – Никто не надевает смокинг на простое свидание.

– Почему, ма? Когда Виктория пригласила меня в театр…

– Вы же просто давние друзья и ей не с кем было пойти. Это даже свиданием нельзя назвать. Разве не ты мне говорил, что ее интересовала только постановка?

– Да, но в остальном это было весьма похоже на свидание. После представления мы долго гуляли по городу, держались за руки, я купил Виктории цветы и прочее-прочее в том же роде. Видишь, как все было романтично!

– Однако больше она тебя не приглашала.

Мне приходится опустить глаза и признать истину. После того, как на глазах изумленных прохожих я букетом длинных роз стал отгонять появившуюся неизвестно откуда осу от испуганной Виктории, она больше мне не звонила. Лишь прислала короткую записку с благодарностью за чудесный вечер, но что-то подсказывает мне, настоящей благодарности в ее словах было столько же, сколько изящества в моих фехтовальных упражнениях с цветами.

– Тогда я не знаю, что мне выбрать. Я ведь не могу придти в джинсах и футболке в тот снобистский ресторан, что ты выбрала.

– О, дорогой, он вовсе не снобистский. Просто в этом ресторане публика приличнее, чем в Макдональдсах.

– Зато там я бы не чувствовал себя полным идиотом, – беру я осторожно Эсми за руку. То, что я намерен сказать, ей не понравится, но промолчать не могу. – Мам, тебе не кажется, что я достаточно взрослый для того, чтобы самому решать в какой одежде, в каком ресторане и с какой девушкой ужинать? Ты не должна делать этот выбор за меня.

– Эдвард Энтони, – голос матери звучит строго, но в нем отчетливо проскальзывают веселые нотки. Эсми не злится, как я ожидал, она до сих пор считает меня маленьким упрямым мальчиком, – у тебя было пятнадцать лет на то, что другие делают за пять месяцев. А все, чего ты смог добиться, это привести в наш дом сидящую на транквилизаторах анорексичку.

– Ма, когда я привел Таню, она не принимала таблеток. Их ей выписал врач после того, как все это случилось.

Эсми фыркает. Природа наградила ее отличным аппетитом, который никак не влияет на фигуру. Эсми любит сладкое, поэтому в нашем доме всегда подают к столу десяток разнообразных десертов: пирожные, торты, рулеты, вафли, капкейки и булочки. Благодаря матери мне довелось попробовать экзотические русские блины и мексиканскую тортилью со сладким кремом. И не удивительно, что всего после двух месяцев знакомства Таня набрала двадцать фунтов. После чего она, собственно, впала в депрессию и принялась изводить себя диетами. Так и закончилось наше знакомство не на пороге церкви, а у дверей клиники для людей с расстройствами психики.

– Что криминального в том, чтобы наслаждаться пирожными? Тем более Эмили творит своими золотыми руками настоящие шедевры.

– Ее блюда преступно хороши, их нужно законодательно запретить.

– Эта Таня была ужасно тощая, ее непременно нужно было откормить. У женщины должна быть грудь и попка, за которые мужчина мог бы с удовольствием подержаться.

Я смущенно отворачиваюсь и бормочу:

– Ма, прекрати…

– Не понимаю, почему ты каждый раз так себя ведешь. Зачем делать вид, что мы – это лишь души, фантомные сущности, у которых нет тела? Ты напоминаешь мне отца – слишком романтичен и щепетилен. Но если во времена нашей молодости скромность у мужчины считалась достоинством, то сейчас это большой недостаток, и женщины предпочитают напористых мальчиков.

– Что плохого в том, чтобы быть джентльменом? Я ведь не закон нарушаю.

Эсми смотрит на меня так же, как и когда увидела в смокинге – со смесью сочувствия и непонимания. Словно хочет показать, что я немного не в себе и не понимаю очевидных истин.

– Просто ты должен понять, что женщина – не абстрактный образ прекрасной дамы, сидящей в какой-нибудь башне из мрамора и ждущий принца на белом коне. Принцесса – это женщина, живой человек, и пока принц в пути, она развлекается с грубым неотесанным конюхом.

Выслушав столь провокационное заявление, я удрученно вздыхаю. Мама часто доводит меня до смущения. Но на этот раз я не просто хочу провалиться сквозь землю, я был бы рад подобному развитию событий.

***

Понятия не имею, почему так получается. Такая у меня особенность – я вечно опаздываю на свидания. Хотя уж в тот раз была уверена, что приду вовремя. Сын подруги детства Рене. Я сразу решила, что ради него не стану особенно стараться, и вообще никакое это будет не свидание, а просто приятный вечер, дань вежливости моей матери и ее стараниям. Поэтому я ограничилась легким макияжем и тем, что распустила волосы, не тратя много усилий на прическу. Платье выбрала любимого красного цвета – насыщенного винного оттенка, на тонких бретельках, как сказала бы Рози, длина «адское мини». Возможно, я тщеславна, но мне нравится наблюдать за тем, с каким восхищением смотрят на меня мужчины. Нравится читать в их глазах легкое потрясение и иногда полную капитуляцию. Женщине не дана физическая сила, но ей дана иная власть, суперспособность кружить головы и наводить чары. Так почему бы не пользоваться тем, чем наградила тебя природа, тем более, если это еще и приносит удовольствие?

Однако с Эдвардом все сразу пошло не как обычно. Он не стал удивленно таращиться на мои обнаженные ноги и туго обтянутую платьем грудь. Его глаза не метались как сумасшедшие клоуны при пожаре в цирке и не очерчивали с жадностью контуры моей фигуры. Я была уверенна, что не произвела на него впечатления. Его равнодушный взгляд и сердитое выражение лица меня озадачили и уязвили.

– Я опоздала, знаю. Но, возможно, маленькое опоздание еще не катастрофа?

– Вы опоздали на двадцать три минуты и сорок три секунды.

Он продолжал хмуриться, глядя на часы, и выглядел при этом так, словно пришел не на свидание, а на какой-то идиотский симпозиум.

– О, бросьте. Пока вы это говорили, прошла целая минута, так что я опоздала всего на двадцать две минуты.

– И сорок три секунды. – Он явно не собирался сдавать свои позиции так просто.

Честно сказать, подобный холодный прием вызывал у меня желание быть особенно милой. Я хотела растопить мистера Ледяную Глыбу не потому, что он был мне интересен, а потому, что я привыкла побеждать в играх с мужчинами.

– Может быть, не стоит начинать знакомство с ссоры? Давайте лучше забудем нашу маленькую неприятность и закажем вина? Вы какое выберете?

– Я буду сок.

Такого я не ждала даже от мистера Неулыбашки. Не показывая, как сильно удивлена его ответом, я подозвала официанта и, сияя самой теплой своей улыбкой, заказала шампанского с клубникой и стакан морковного сока.

– Придерживаетесь здорового образа жизни? Бегаете по утрам?

– Нет, просто я люблю, когда голова остается ясной. Мне нравится четко ощущать каждую мысль, а не барахтаться в болоте расплывчатых образов.

– А мне иногда хочется испытать легкое опьянение, – стараясь привлечь его внимание, нарочито небрежным жестом откинула я волосы за спину. – Необязательно от вина. Можно быть пьяной, – я сделала вид что задумалась, хотя заранее знала, что хочу сказать, – от любви.

Как я и ожидала, щеки Эдварда вспыхнули рубиновым подобно закатному зареву на небе. Он неловко кашлянул, но ответить ничего не успел. Появился официант с шампанским и соком.

От одного только вида золотистого напитка в изящном бокале, игривых пузырьков, убегающих в бесконечность, и приглушенного таинственного шипения настроение у меня улучшилось, стало легким и располагающим к маленьким шалостям. Сделав небольшой глоток и насладившись изысканным букетом с нотками ванили, я взяла с блюда глянцевую вызывающе красную ягоду. Неспешно расправившись с клубникой, облизала губы и посмотрела Эдварду прямо в глаза.

– Не хотите попробовать?

– Что? – удалось мне наконец-то добиться от мистера Каменного монумента нормальной реакции. В кой-то веки он повел себя не как глыба льда, дрейфующая в Ледовитом океане, а как обычный мужчина. Его дыхание стало более поверхностным и частым, пальцы нервно стискивали край салфетки. Довольная собой, я наклонилась вперед, так, чтобы нас разделяло как можно меньшее расстояние, и словно огромная сытая (на самом деле голод мой был не утолен) кошка промурлыкала:

– Шампанское. От нескольких глотков вряд ли возможно потерять голову, но оно поможет расслабиться.

– Нет, – он тяжело выдохнул, – я вполне расслаблен.

Однако блеск его горящих глаз и напряженная линия подбородка говорили об обратном. Можно было подумать, что Эдвард сидит в засаде или попал в окружение врага. Его мышцы были заметно спазмированы, а губы упрямо сжаты. Он все еще пытается мне сопротивляться, даже не представляя, как глупо спорить с первобытным зовом, с древнейшим инстинктом, что песней звучит в крови.

Давая ему небольшую передышку, я снова отстранилась и поспешила перевести разговор на безопасную тему. Завоевывать позиции нужно постепенно. Резкий натиск может привести к тому, что мужчина испугается вторжения на свою территорию и скроется за броней неприятия. Умной женщине необходимо вести себя так же, как опытному рыбаку – тащить улов постепенно, не давая леске оборваться.

– Чем вы занимаетесь? Кажется, у вас свой бизнес.

– Да, – Эдвард слегка расслабил плечи, – небольшое семейное предприятие, перешедшее мне от отца. Мы изготавливаем обувь, сумки, кошельки, пояса и различную кожгалантерею. Наша продукция не столь разрекламирована, как, к примеру, лабутены, но у нас есть свои клиенты, в число которых затесалась парочка звезд и успешных политиков. Прежде всего, мы делаем акцент на следовании традициям и качестве.

– Ох, Эдвард, не произносите больше при мне это слово на “л”. Любая девушка заводится, стоит ей услышать про лабутены. Это возбуждает. Но если ваша обувь еще более совершенна, я готова изменить своим пристрастиям и стать вашей клиенткой.

Повернувшись так, чтобы Эдвард мог видеть мои ноги, я спросила, какая, по его мнению, модель подчеркнет мои достоинства и подойдет больше.

– Думаю, мы могли бы вместе посетить производство и, если вам понравится, сделать эскизы. Наверняка вам захочется чего-нибудь особенного, не того, что мы обычно предлагаем своим клиентам. Они более консервативны и ценят скорее удобство, чем красоту.

– По-моему, в мире не хватает красоты, и каждый должен постараться привнести свой вклад в то, чтобы это исправить. Разве от удобства и привычных вещей замирает сердце, разве пульс бьется чаще, а кровь течет быстрее?

– Э-э-э, нет, но, пожалуй, не все готовы рисковать и покидать проторенные дорожки.

– Я люблю рисковать, меня мало интересуют простые пути. Мне нравится открывать что-то новое.

Эдвард снова был смущен и теперь уже сам попытался переменить тему.

– У вас тоже ведь тоже есть бизнес. Но из объяснений Эсми я не вполне уяснил, с чем он связан.

Сказать Эдварду правду было бы все равно, что сбросить на мирный город ядерную бомбу. Поэтому я тактично заметила, что продаю товары для женщин.

– Какие-нибудь крема? – Он пытался выглядеть осведомленным, не смотря на то, что было ясно – в косметике и женских средствах ухода за собой он, как и почти все мужчины, ровным счетом ничего не понимает. И если его завести в супермаркете в ряд с лаками и краской для волос, он сделает испуганные глаза и постарается как можно быстрее сбежать к прилавкам с пивом.

– В том числе. У нас весьма широкий ассортимент. Недавно мы заключили контракт с бельгийской фирмой, производящей шоколад. Теперь среди наших товаров эксклюзивные… сладости.

От дальнейших расспросов меня спас звонок телефона. Не сказать, чтобы я делала секрет из ассортимента своих магазинов, просто для человека, обладающего теми же взглядами на жизнь, что и Эдвард, это могло оказаться тяжким ударом. Виновато улыбнувшись, я ответила на вызов.

– Привет, Элис. Как там продвигается статья?

Я едва успеваю закончить фразу, как трубка наполняется восторженной трескотней журналистки.

– Белла, это невероятно! Я настолько под впечатлением… О, номер три мой явный фаворит! Знаешь что? Я проверила его вчера дважды. И думаю устроить несколько проверок сегодня. Скажи, я могу оставить его себе?

– Разумеется, Эл, все образцы твои.

– Отлично! Статья в общих чертах готова, планирую закончить ее к концу недели. Более того, у меня уже есть несколько заинтересованных редакторов и предложение от одного издания на серию, так сказать, тест-драйвов. Мы пока на стадии обсуждения, обдумываем, как лучше все организовать. Но в любом случае в пятницу ты сможешь прочесть отчет в моем блоге. Ты и тысячи моих подписчиц.

– Спасибо, Элис, ты оказываешь мне огромную услугу.

– Белла, брось. На самом деле, за эту работу я могла бы тебе доплачивать. – Элис понижает голос до мечтательного бормотания: – Если попробуешь номер три, поймешь, о чем я.

– Боюсь, до этого дойдет не скоро.

Элис всегда была хорошей журналисткой и разбиралась не только в том, что люди ей говорят, но и в том, чего они не сказали, а лишь подразумевали. Как породистая гончая, она мгновенно уловила в воздухе тонкий запах добычи и поспешила атаковать меня вопросами:

– Новый приятель? Уже была с ним на свидании? И кто он? Модель или байкер? А может быть, очередной талантливый, но непризнанный художник?

– Элис, я сейчас занята. Как только освобожусь, обсудим детали.

– Детали это то, чего я так жажду! Учти, я намерена узнать все, все-все до мельчайших подробностей, – Элис делает небольшую паузу, а после, не удержавшись, добавляет, – но скажи, он хотя бы красивый?

Как будто до сих пор у меня не было возможности рассмотреть Эдварда, я бросила в его сторону едва заметный взгляд. Вопрос Элис заставил меня задуматься. До тех пор я пыталась завлечь мистера Сопротивление Женскому Обаянию в свои сети из чувства противоречия и ради восстановления подбитой гордости. В пылу собственной обиды я не успела оценить его как следует. А между тем он был симпатичным и являлся далеко не худшим образчиком своего племени: с густыми, отливающими золотом, волосами, с красивым овалом лица и четким абрисом скул; профиль почти классический, густые ресницы и волнующие губы – которые я была бы не против попробовать на вкус. Его глаза в зависимости от перепадов настроения становились то похожими на изумруды, в которых отражаются искры солнечного света, то превращались в осколки зеленоватого льда. По правде говоря, излучали тепло они довольно редко. То оживление, которое в Эдварде вызвал рассказ о его работе, вновь сменилось вежливой, но ужасно холодной миной. Он не выглядел ни обиженным, ни разозлившимся, и я могла бы подумать, что ему на все плевать, что он отбывает обязательное наказание, при этом находясь не в ресторане, а в пыточной камере в ожидании появления своих мучителей.

***

Солнце поливает потоками жгучего тепла вымощенный серой плиткой тротуар, отчего пространство напоминает иссушенную зноем и сверкающую белизной пустыню. Легкие, похожие на сахарную вату обрывки облаков лениво, как мухи в густом сиропе, ползут по небу. Я в тринадцатый раз смотрю на часы. Никого я не ждал с таким волнением, как Беллу. Словно от того, придет ли она на наше второе, можно сказать, свидание, зависит моя жизнь. Жизнь и смерть.

Говорить, что Белла произвела на меня впечатление – это все равно, что утверждать, что солнце теплое. Она сразила меня. Самый первый ее взгляд пулей пронзил мое тело и вверг в оцепенение. Мало того, что природа одарила эту женщину божественной фигурой, она еще и не забыла лишить Беллу Свон скромности, дабы та могла беспрепятственно демонстрировать своё совершенство окружающим. За те пару минут, что она шла к нашему столику, я заметил как минимум пятерых типов, захлебнувшихся своей слюной. Они провожали Беллу полными вожделения взглядами, и ей это нравилось. Она впитывала чужое обожание, усваивала его, как растения усваивают солнечный свет. Каждое ее движение и жест выглядели совершенными и отточенными как лезвие стилета, чьи удары не знают промахов. При этом она не просто жила, она играла на публику.

Чувствовал я себя придурком, которого обманывают, одним из тысяч приглашенных на постановку. Я не терплю фальши и актерства и поэтому, когда Белла стала извиняться за опоздание, я был сам не свой и явно на взводе. За пару минут ей удалось и привлечь меня, и оттолкнуть. В ней было много непонятного и волнующего. Не подлежало сомнению одно – она была прекрасна и не боялась дарить красоту другим.

Моя злость вырвалась наружу в совершенно глупой вспышке раздражения. Сам не знаю, зачем я стал говорить ей о том, сколько минут провел в ожидании. В конце концов, такую женщину многие согласились бы ждать всю жизнь. Я это понимал, ощущал каждой клеткой тела и фотоном души, потому и злился, заранее защищаясь от ее превосходства.

К счастью, Белла не вспылила и не ушла, проводив меня презрительным взглядом огромных заманчиво шоколадных глаз. Напротив, она была милой и смотрела на меня не без заинтересованности. Я был благодарен и старался не вести себя как придурок, что тем не менее получалось не всегда. Заказать морковный сок – что может быть ужаснее? Однако дальше разговор складывался вполне удачно и ситуация вроде бы наладилась. У меня даже хватило смелости пригласить Беллу на свою фабрику.

И сейчас я боюсь только одного. Боюсь испортить все каким-нибудь неверным поступком. Белла Свон явно не принадлежит к тому типу женщин, с которыми я привык общаться. Впрочем, есть и ободряющий фактор: на фабрике, построенной еще моим прапрадедом, я чувствую себя более свободным и уверенным. Мне нравится быть тем, кто продолжает дело предков, следует традициям и чья деловая репутация не пустой звук. Я так много вложил в свою работу, что иногда мне кажется, будто я становлюсь частью кирпичной кладки мрачных заводских стен, а моя душа переливается в высоких окнах вместе с первыми лучами солнца. Часть меня обитает где-то неподалеку, заключенная в сплетении темных коридоров и душном воздухе шумных цехов.

В тот момент, когда я думаю, не вызовут ли во мне противоречий преданность делу и мои неожиданные чувства к Белле, на стоянку выруливает красный кабриолет. Будь за рулем любая другая женщина, я сказал бы, что она выглядит вульгарно. Но Белла выглядит не вульгарно. Она органична и прекрасна. Не смотря даже на провокационный вырез свободной блузы и ослепительно-белые брюки, ужасающе откровенно подчеркивающие каждый изгиб стройных ног.

Уняв дрожь в руках, я иду ей навстречу. Как и в ресторане, появление Беллы столь стремительно и ослепляет подобно солнцу, что у меня вновь нет шанса проявить хорошие манеры. В первый раз я буквально прирос к месту и не смог отодвинуть для нее стул. А теперь непозволительно долго собирался с силами, чтобы сделать первый шаг и помочь выйти из машины, предлагая руку и таким образом скрадывая невинное прикосновение. Но Белла толи не видит, толи делает вид, что не замечает, какое на меня оказывает влияние. Она дружелюбно улыбается и сама протягивает руку. Так, будто мы друзья. Я осторожно отвечаю на рукопожатие и спешу начать ознакомительную экскурсию. Резко отворачиваюсь, стараясь скрыть то волнение, что пробудило во мне ощущение прохладной фарфоровой кожи. Слова вылетают из меня как очередь из автомата. Я знаю, стоит замолчать, и мое равновесие, с таким трудом обретенное, вновь будет лежать в руинах.

Белла внимательно слушает. Иногда задает вопросы, отвечать на которые мне одновременно и приятно, и мучительно. Мне нравится её интерес к тому, что дорого мне и на протяжении десятков лет составляло опору семьи Калленов. Но мне трудно сосредоточиться. Против собственной воли я часто оглядываюсь и ловлю запретные частицы великолепного образа: подчеркнутые алой помадой пухлые губы, заостренный подбородок, застывшие янтарными каплями отблески солнца на темной радужке выразительных глаз, трогательно трепещущие от налетающего сквозняка прядки волос, изящные пальцы, перехваченные тонкими ободками колечек, хрупкие запястья и полоска белой, как молоко, кожи в глубоком вырезе блузы. Отвечая, я каждый раз мучительно подбираю слова и часто теряю мысль. Тем не менее не смотреть на Беллу оказывается выше моих сил – так же трудно, как не спать десятую ночь подряд. У этой женщины получается наводить на мужчин колдовские чары. От нее исходит невидимая сила, игнорировать которую совсем не просто.

– Ты так хорошо знаешь весь процесс, – разглядывая пару готовой обуви, говорит Белла. – Специально это все изучал?

– Мой отец хотел, чтобы я не просто управлял фабрикой, а знал производство, начиная с азов и вникая в мелкие детали. Он с детства брал меня на работу. Я изучал всевозможные тонкости и прошел путь от подсобного рабочего до руководителя. В то время я злился на него. Пока другие парни развлекались, мне приходилось вставать в шесть утра, напяливать рабочую форму и топать в мастерскую или магазин. Однако в итоге я ему благодарен. Когда знаешь, как функционирует каждое звено и что происходит на любом из этапов, гораздо проще избежать просчетов и ошибок.

Задумчиво проводя изящным пальчиком вдоль подошвы, Белла спрашивает:

– Тебя пугают ошибки, так ведь?

Мы медленно движемся вдоль полок с готовой обувью. Я специально попросил закрыть магазин до обеда и отменить назначенные встречи с клиентами, готовыми забрать заказы, чтобы мы с Беллой смогли побыть вдвоем.

– Думаю, мало кому нравится ошибаться и выглядеть при этом идиотом, – пожимаю я плечами и вновь безуспешно стараюсь не смотреть на подчеркнутые помадой пламенеющие полные губы.

– И все же ты предпочитаешь держаться проверенных путей, чем выбирать новые. Скорее смотришь назад, чем вперед.

Ответить мне нечего. Я никогда не задумывался над тем, почему столь консервативен и почему с таким трудом меняю привычки. Возможно, я считал себя отсталым, но никогда бы не подумал, что боюсь экспериментов. Однако облеченные в слова мысли выглядят очень даже здраво. Вот уже пять лет я пью один и тот же чай в одном и том же кафе. В пятницу хожу в один и тот же бар и не меняю сломанную мебель, предпочитая ее ремонтировать.

– Это плохо? – мой голос дрожит, выдавая бурлящее внутри волнение.

На лице Беллы проступает сожаление. Она быстро отводит взгляд и просит прощения, а после добавляет, как бы оправдываясь:

– Это не плохо. Все люди разные.

Дальше она резко меняет тему, расточает пышные комплименты тем туфлям и сапогам, которые ей особенно понравились и которые не выглядят чересчур старомодными.

– Какая интересная идея! На первый взгляд они такие простые, ничего, что бросилось бы в глаза, но в твоей обуви чувствуется шарм. Знаешь, я хотела бы заказать себе нечто подобное.

– Можешь пока примерить эти.

– О, спасибо.

Она улыбается и, присев на один из диванов, начинает расстегивать ремешки своих коралловых туфелек.

Не знаю, возможно, многие находят эротичным то, как женщина раздевается, медленно освобождая тело от одежды, следя за тем, как проступает из дымки неопределенности волнующий силуэт. Но то, как женщина обувается, захватывает не меньше. Наблюдая за грациозными движениями Беллы, глядя на ее тонкие, словно вынесенные из мрамора щиколотки, я едва могу вспомнить, как дышать. Мне стоит невероятных усилий не выдать своего волнения.

– Ты не мог бы помочь? – Белла поднимает голову и смотрит прямо на меня. Вселенная странным образом сжимается до размеров комнаты и вмещает в себя один лишь этот пристальный волшебный взгляд.

На негнущихся ногах я делаю шаг вперед и, встав на одно колено, осторожно застегиваю замок на выбранных Беллой сапогах. При каждом случайном прикосновении к ее прохладной шелковистой коже меня бросает в жар, а сердце, прежде чем начать неистово скакать, пропускает несколько ударов. Больше всего мне хочется провести пальцами вдоль аккуратной маленькой стопы, изучить на ощупь каждый дюйм восхитительной ножки, каждый изгиб идеальных пальчиков и ноготков.

Я словно плаваю в тумане. Единственное, что я могу видеть, это Белла. Единственное, о чем могу думать – Белла. Она как белый шум занимает все частоты эфира. Когда, наконец, я помогаю Белле сесть в машину и ловлю последнее мимолетное прикосновение наших пальцев, внутри у меня расползается пустота. Похоже, моя мать нашла для меня не просто удачную партию. Она нашла мою погибель. Мой личный сорт героина.

***

Подумав, как лучше рассказать Эдварду о своем бизнесе, я составила план действий. Я предложила ему взять несколько дней отпуска и отправиться вместе со мной в Калифорнию, где в следующем месяце должен был открыться мой новый магазин. Я была уверена, что без посетителей и посторонних глаз ему будет легче освоиться. Хотя у меня были сомнения в том, что это реально поможет и Эдвард когда-нибудь меня поймет. Я встречалась с мужчинами более широких взглядов, которые, однако, стоило им узнать о направленности моего бизнеса, в ужасе исчезали за линией горизонта. Эдвард же с его старомодными представлениями и хорошими манерами вряд ли мог бы мириться с чем-то подобным.

С одной стороны – зачем мне мужчина, который не разделяет моих собственных убеждений? С другой – я успела проникнуться к нему странной привязанностью. Он сумел пробудить в моем сердце нежность. С ним я вспомнила, что не всегда обязана быть сильной, что не обязательно покорять и быть роковой соблазнительницей. Можно оставаться обычной женщиной, которой не стыдно обратиться за помощью и которая никому ничего не должна доказывать.

Каждое утро Эдвард присылал мне букеты. Невероятные композиции, составленные из десятков самых разных цветов: от шикарных кремового цвета роз с нежными лепестками до пушистых ромашек. В каждом таком букете чувствовалось искреннее восхищение той, для которой он предназначен. Но что было более ценным для меня, так это то, к цветам прилагались сделанные из плотного картона карточки с короткими посланиями. Ничего необычного, порой это были всего лишь пожелания доброго дня. Тем не менее каждый раз мое сердце билось быстрее от слов, наполненных любовью. Иногда Эдвард присылал небольшие коробочки неизменно белого цвета, перевязанные голубой ленточкой. Ничего вычурного или показательно дорогого. Это были самые простые вещи, но каждая из них значила больше, чем сотня бриллиантов. Мелочи, напоминающие о местах, где мы бывали и о наших свиданиях. Камень с берега озера, сухой цветок с великолепной лесной поляны, которую показал мне Эдвард. Забавные открытки с сентиментальными пейзажами, книга романтических рассказов и даже смешная шляпка с перьями, на которую я как-то обратила внимание, проходя мимо одной из витрин.

Эдвард был далеко не первым моим мужчиной, но первым, кто имел представление о том, что такое романтика. Мои предыдущие партнеры не были скупыми или глупыми, просто они были слишком эгоистичны, более того, считали красивое ухаживание пережитком прошлого. Они называли это «розовыми соплями» и предпочитали переходить сразу к делу. В общем-то, меня такой подход и саму устраивал – познакомились, быстро выяснили, что мы друг от друга хотим и уже на первом свидании прыгнули в постель без лишних слов и заглядывания в душу. С Эдвардом привычный алгоритм нарушился. Я как будто прозрела и стала понимать, чего была лишена столько лет. Может быть, в красивых жестах и нет особого смысла, зато они заставляют сердце замирать в груди от радостного предвкушения еще большего удовольствия. Я чувствовала себя сухой веткой дикой колючки, которую наконец-то поставили в изящную вазочку с живительной водой.