Текст книги "Погоня за злом (СИ)"
Автор книги: Arladaar
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Annotation
Приквел о детских, юношеских и молодых годах Анны. О том, как и почему она стала заниматься избавлением нашего мира от нечисти. В повести пять отдельных историй, не связанных друг с другом.
Глава 1. Счастливое детство
Глава 2. Кристина
Глава 3. Дом
Глава 4. Малый Табор
Глава 5. Стрелок
Погоня за злом
Глава 1. Счастливое детство
С раннего детства я была необычным ребенком, ибо находила прелесть и пищу для ума в таких вещах, которые показались бы странными и безумными не только для моих сверстников, но и многих взрослых людей.
Я могла часами, лежа на кровати, смотреть на игру солнечного луча на потолке моей спальни, размышляя сколько миллионов миль он пролетел из чудовищной ядерной топки, дабы порадовать только меня.
Или смотреть на труп кошки, замученной жестокими дворовыми детьми, размышляя о жизни и смерти. О месте в жизненной системе координат этой кошки и этих детей. Я вслушивалась в мерное капание воды из протекающего крана в ванной, и мне слышалось в нем нечто зловещее... Какие-то голоса ада, сулящие безумие и смерть грешному миру.
В разводах старой облупившейся краски на стенах подъезда лишь мне чудился чей-то чудовищный лик, грозящий сожрать любого, проходящего мимо.
Я видела дальше всех, и слышала лучше всех. Мои чувства находились на границе, отделяющей наш маленький уютный мирок от бесконечных тёмных пределов, где целую вечность точат зубы и клыки безымянные дети хаоса.
Излишне даже говорить, что к двенадцати годам я перечитала все книги из семейной и школьной библиотек. Однако того, что мне было нужно, там естественно не было. Такие книги веками держали в подвалах монастырей и древних замков под круглосуточной охраной, несущей службу поколениями. Так велика была опасность миру от этих книг, закапанных воском времён на переплёты из человеческой кожи.
Родители, видя мой отстранённо-холодный образ жизни, а также иррациональность увлечений, пробовали вовлечь в какую-нибудь полезную деятельность, однако ничего из этого выйти не могло в принципе, ибо я тайно изменяла обстоятельства таким образом, чтобы повернуть исход любого дела в свою пользу.
Мой мощный живой пытливый ум искал, и не находил себе применения в узкой нише официальной доктрины нашего унылого бытия. Слишком серой и пресной казалась мне незначительная жизнь девочки-подростка двенадцати лет. Я хотела не наряжать кукол, а покорять галактики. В возрасте, когда сверстницы либо играли в какое-либо скучное дерьмо, либо что-то мастерили или рисовали, я воображением рисовала как в образе демона бьюсь на просторах зловещей равнины Эскарга с инопланетными монстрами и пожираю их души и тела. Или как духом эльфийской владычицы Анитель Иллерион пробиваю грани мироздания
Примерно тогда же мне стали нравится смерть, и все её жуткие проявления и гримасы. Я тайком приходила в церковь и стояла часами, смотря и слушая как отпевают покойника, с наслаждением вдыхая живой запах свечей, ладана, и нечто глубоко неуловимое, что люди сразу ассоциируют с церковью, болью, смертью и мистицизмом религии.
Я смотрела на лицо очередного покойника, и видела, что он всё ещё жив, что это глубокий летаргический сон, что на третьи сутки этот человек проснётся на глубине в два метра, спелёнутый в саван и с иконой в руках. Он будет беззвучно кричать, разрывая зашитые губы, пытаясь открыть зашитые веки, колотиться в крышку своего нового тёмного обиталища и только немые черви станут свидетелями как он сойдёт с ума и медленно угаснет. Я это видела и мне было безразлично.
Лишь одно молодёжное течение – готы, подходило моему мировоззрению. Но я презирала этих дураков и дур за их стремление лишь поверхностно войти в темы жизни, смерти, таинственного и мистического. Глубже копать, до самых тайных пределов, они не хотели или боялись. Однако мне хотелось хоть как-то, пусть лишь внешним видом выразить ту бездну отчаяния и тьмы, куда я погружалась раз за разом. Тупая прихоть девочки-подростка.
Я покрасила волосы в чёрный цвет, стала наносить готический макияж, и красить ногти чёрным лаком, носить чёрные вещи и массу цепей и колец. Для двенадцати лет у меня стал слишком меланхолический и взрослый вид. Родители, видя такое преображение, старались вытащить дочь из моего мрачного мирка, но успеха не добились. А потом и вовсе махнули рукой, сочтя глупой причудой взрослеющего ребёнка. Они были довольно зажиточными людьми, состояли в учредителях частной школы, где я училась, и там тоже предпочли закрыть глаза на мой причудливый гротескный образ. Естественно, другие дети во дворе ненавидели и презирали меня. Я была изгоем во всех смыслах.
В то время когда они катались на велосипедах и роликах, пытались неумело флиртовать, я сидела особняком на детской площадке, изучая на экране смартфона приёмы каратэ шотокан, технологию стрельбы из разного оружия и философию прерафаэлитов. Я была как бельмо в глазу у этих детей. Своей холодностью, надменностью, аристократизмом я в клочья рвала их самолюбие и чувство собственной значимости. Они видели что я лучше во всех смыслах. Это их бесило. Конфликт и столкновение были неизбежны, и я уже примерно представляла что будет.
Предводителем и лидером дворовых детей был Сергей, мальчик четырнадцати лет, неглупый симпатичный брюнетик. Именно его постоянно выбешивало то, что на территории, подконтрольной только ему, есть какая-то часть независимого пространства, презирающего его. И однажды он решил эту часть покорить, для этого не преминул пойти на прямой открытый конфликт с мордобитием и кровью. Отец его, немалый чин в городской полиции, всегда мог творить, и творил что хотел. Им всё сходило с рук.
Прекрасным летним утром, как обычно, я сидела на детской площадке, наслаждаясь солнышком и теми летними запахами, что вносят в нашу душу умиротворение и покой. Разглядывая свои голые пальцы на ногах, я раздумывала, стоит ли сегодня вечером перекрасить ногти, или отложить это дело ещё на несколько дней. Из динамиков моего смартфона раздавался быстрый заводной трэш металл, внося некоторый диссонанс в окружающую картину благоденствия. И тут эта беззаботность была нарушена самым решительным, но вполне предполагаемым образом. Краем глаза я увидела что ко мне приближается стайка мальчишек во главе с Сергеем. Их намерения, тупые и примитивные, читались в холодных остекленевших глазах.
Первый же удар в лицо опрокинул меня на землю. Моё лёгкое тело не имело сколько нибудь значительной инерции, чтобы противостоять такому воздействию. Вылетевший смарт тут же хрустнул под чьим-то каблуком. Я почувствовала как тёплая кровь заполняет нос и рот. Было нереально классно. Боль оживила меня и вдохнула силу в закосневшие разум и чувства.
Я почувствовала ещё несколько ударов по своему телу, по ногам, в живот, в грудь. Потом они крикнули что-то вроде того, что тут они гангста, и все слушают их, и ведут себя как они. С гиканьем и улюлюканьем мальчишки пошли далее по своей унылой жизни. Я поднялась, размазывая кровь по лицу, и пошла домой, попутно закинув раненой ногой остатки смарта в траву. Думаю, они были немного поражены, не увидев у меня ни слёз, ни рёва, ни какого-либо страха.
А немного погодя случилось крайне неприятное и страшное происшествие. Впрочем, таких сотни и тысячи происходят по стране. Серёжа с родителями и детьми друзей поехали на дачу, расположенную в отдалённой гористой местности. На горной извилистой дороге, на крутом спуске, у их большой дорогой машины вдруг отказали тормоза, и она разогнавшись, пробила дорожное ограждение, и улетела в пропасть, смахнув по пути несколько деревьев. Родители Серёжи погибли на месте, пробив своими головами лобовое стекло. Они были не пристёгнуты ремнями безопасности, по привычке мажоров и прожигателей жизни, уверенных в своей безнаказанности. Отрезанное стеклом ухо мамы Серёжи с торчащей золотой серёжкой, украшенной бриллиантами, нашли у него на коленях, а кровью папы залило всю майку и лицо... Должно быть, это было немного жутко. Мальчики погибли тоже. Их проковыряло ветвями деревьев, пробившими стекла машины в районе заднего сиденья.Серёжа выжил – он сидел посередине.
Спасатели извлекли Серёжу через пять часов, поломанного в нескольких местах и зажатого трупами мальчишек. Дорога была пустынная и редко посещаемая, да и на провал в дорожном ограждении обратили внимание не сразу. К сожалению, врачам пришлось ампутировать ему обе ноги и руки. Сильные повреждения и сдавленное положение в течении нескольких часов не позволили спасти их. Это было ужасно, что пришлось ему вытерпеть. Может быть, он даже немного сошёл с ума...
Следствие показало, что тормозные шланги на автомобиле были искусно проткнуты шилом, причём действовал профессионал, знающий сколько миллиметров оставить резины в проколе, чтобы она могла порваться только при длительном усилии, возникающем при продолжительном торможении, например при спуске с крутого склона. Слишком многим насолил папа Серёжи, слишком много жизней и судеб перечеркнул он для того, чтобы жить спокойно. Версия заказного убийства не отпала до сих пор и является основной.
А над Серёжей взяла опеку его бабушка, живущая в соседнем квартале. К осени он почти оправился, и я даже видела их гуляющими в парке, в золотую пору осени, когда в городе начинает пахнуть палой листвой и заморозками. Серёжа сидел в инвалидном кресле, склонившись на одну сторону, закутанный в тёплый клетчатый шотландский плед. Когда я проходила мимо, он, беззвучно сидевший в кататоническом покое, почему-то вдруг начинал дёргаться и бормотать, пузыря слюнями из перекошенного рта. Какие-то воспоминания, а может, догадки, или подозрения при виде меня начинали заполнять его убогий маленький мозг, отягощённый страшной драмой и сильными медикаментами. Я мило улыбалась ему, его бабушке, и шла дальше, пиная квадратными носками массивных ботинок милитари сухую жёлтую листву на дорожке, улыбалась последнем тёплым денькам в этом году, предвкушая свидание с любимыми книгами и любимой музыкой дома.
Глава 2. Кристина
Кристина всегда была очень странной девочкой. Она читала не то, что положено читать детям, и одевалась не так, как положено им одеваться. С самых ранних лет она верила в необъяснимое и чудесное, а поискам прекрасных и ужасных сторон бытия посвящала всё свободное от учёбы и домашних обязанностей время.
У ней был младший брат, маленький полный мальчик. И мама, женщина весьма упитанная, свободная и любвеобильная, практически забросившая детей, и только перечисляющая им деньги на содержание.
Мир интересов Кристины был огромен и причудлив. Названия книг, которые она читала, заставили бы покрутить пальцем у виска неподготовленного человека, лишённого широких взглядов на природу вещей. Библия, Коран и Талмуд были самыми безобидными из них. Однако большинство толстых фолиантов, тщательно спрятанных Кристиной от постороннего взора, имели куда более зловещие названия и содержание. Некоторые из них были оплетены в странную мягкую белую кожу, на которой кое-где сохранились странные рисунки, подозрительно похожие на звериные орнаменты татуировок древних скифов, или вендельские тату северян в виде отрубленных рук и ног. Книги были оплетены в человеческую кожу.
Откуда девочка взяла эти реликты давно ушедших богомерзких эпох, погребённые во мраке и забвении, я не знаю. Однако дальнейшие события показали, что она долго и планомерно шла к своей цели.
Естественно, при таких весьма необычных увлечениях, друзей и подруг у девочки было совсем мало, и я с почти аналогичными взглядами, вполне органично вписалась в её ближний круг. Готика, мистика и ужасы с некоторых пор весьма привлекали меня. Мы учились в одном классе, и никак невозможно было не подружиться. Ведь подобное притягивается к подобному.
Однако ж это была весьма странная дружба, замешанная на самолюбовании и преклонении перед богиней. Перед Кристиной. Я безоговорочно признавала превосходство своей подружки во всём. В немалой степени этому способствовал мой более прагматичный и рациональный склад ума, да и в целом мягкий и покладистый характер.
Кристина была другой. Более цельной, более жёсткой. И даже жестокой. Она с удовольствием смаковала ужасные и кровавые грани нашего бытия, причём рассматривала их с некой высшей, инфернально-зловещей точки зрения. Будь у ней власть, эта девочка утопила бы мир в крови. Да что там мир – вся вселенная могла пасть от её неприкрытой злобы и жестокости. С некоторых пор я была вынуждена просто подыгрывать ей в наших фантазиях, ибо начинала серьёзно бояться за свою жизнь.
И при всём при этом Кристина не была безумна, нет. Наоборот. Более разумного человека не существовало в нашем греховном континууме. Просто в однокласснице сидел некий трудноуловимый росток зла. Даже мне, далёкой от тех бездн, кои штудировал её разум, с некоторых пор это обстоятельство стало очевидным.
Мы могли говорить часами. Для нас не было запретных тем. То, что мы обсуждали шёпотом в тиши наших комнат, пока родители были на работе, а зловещие вечера окутывали тьмой город, сейчас мне кажется настолько кощунственным и непотребным, что я даже в мыслях не решусь повторить те греховные мысли. За такие рассуждения в наше тёмное время могут присуждать весомые уголовные сроки. Но страх наказания никогда не смущал Кристину. Она смеялась и говорила что все карающие органы не только нашей страны, но и в целом, нашей Галактики, не более чем жалкие рабы на службе тёмных посвящённых. В наказание свыше Кристина тем паче не верила, утверждая что богу или богам безразличны любые злодеяния и пороки смертных. Они и сами давно закостенели в грехе и непотребстве.
Мы изучали дальние пределы мирозданья. Те, куда даже официальные религии не смели заходить далее, чем того позволяли их жалкие доктрины, написанные во тьме веков для рабов и погонщиков скота. Настоящую истину никогда не смог бы воспринять их несовершенный примитивный разум. Мы же видели всё. Наш взгляд на многие эоны лет проникал во тьму веков, и на многие миллиарды световых лет вглубь самых потаённых пределов мирозданья. И там мы нашли Истину. Якобы нашли.
Я отлично помню тот жуткий вечер. Чудесные события, закончившие его, послужили началом бесконечной цепи других событий, которые позже ввергли наш мир в пучину боли и хаоса. Ибо сами не осознавая своих деяний, мы приоткрыли дверь в ад. Туда, где вечное зло сидело и ковало оружие, дабы нести погибель всему живому. А Кристина получила знание. О коем мог лишь мечтать самый просвещённый маг древнего мира.
Впрочем, все эти бредни могли быть лишь внушением. Последствием тех монотонных древних заклинаний при свете свечи, роняющей тусклый свет прямо в испещрённое особыми трещинами зеркало в особый час особого месяца. И даже тот чудовищный лик, что мы узрели в нём на закате дня, мог быть, да и наверняка был лишь игрой света и тени. Или возбуждённого необычной обстановкой нашего разума. Лик был безусловно женским, с источающими тьму и холод глазницами.
Однако с тех пор Кристина переменилась. Она называла себя Богиней Зеркал и Вечерней зари. Девочка истово верила, что с помощью неких странных и зловещих магических ритуалов рано или поздно сможет шагнуть на ту сторону жизни и смерти, в зазеркалье. И ей хватит сил вернуться оттуда, дабы поведать мне о всех ужасах и чудесах тамошнего бытия. Или остаться там навек, будучи увлечённой красотами и тайнами нездешнего мира.
Мысленно я смеялась над этим – в глубине души всё более крепло убеждение, что вся эта готика, ведьмовство и зловещие тайны всего лишь весёлая детская игра, в которую играют две умственно развитые не по годам девочки, пресыщенные скукой и убожеством материального мира. Милосердная память имеет свойство выхолащивать воспоминания, кои могли бы нанести урон нашему разуму.
Однако Кристина думала по другому. Похоже, она никогда не доверяла мне. Не считала меня сильной и способной пройти путь скорби до конца. Но всё-таки я зачем-то была нужна ей до поры до времени. И это время настало.
Сейчас я понимаю, что она втайне от меня вышла на людей, обладающих реальными, истинными знаниями. Реальными. Вы понимаете? Опасными для души непосвящённого человека. Она как-то вскользь говорила о своей престарелой родственнице, якобы могущественной ведьме в каком-то там поколении какого-то там ковена. Возможно, и богохульные книги Кристины были взяты оттуда же. Впрочем, вполне возможно, что они были искусной подделкой. Нарочито сделанным артефактом для привлечения мятущихся душ в лоно оккультизма и зловещих сект.
Естественно, я считала всё это полнейшей ерундой, но дальнейшие события опровергли легкомысленные постулаты.
В один из летних вечеров Кристина пришла ко мне задумчивей, чем обычно. Отстранённей. Пройдя в мою комнату, она уселась перед зеркалом, и заявила, что ГОТОВА. Я изумлённо посмотрела на её лицо, и спросила, что это значит. В лице подруги отображались лишь пустота. Даже в глазах не было искры жизни. На меня смотрела мертвенно бледная маска мертвеца.
Ничего не говоря, Кристина разделась донага. Всё её худощавое подростковое тело покрывали грубые глубокие надрезы, складывающиеся в некий зловещий магический знак. Лишь мудрецы древней богохульной Халдеи смогли бы полностью разгадать его. Но мне это было и не нужно. По некоторым символам, высеченным на белоснежной коже, я определила что Кристина намеревалась использовать своё тело как таран. Как могучий молот, разрывающий само естество нашего мироздания. Само пространство-время должно было пасть под этим грубым магическим натиском.
Я указала ей на полную безрассудность затеи, но Кристина только рассмеялась, и сказала, что её не интересуют беды и прегрешенья нашего смертного мира. Она хочет идти дальше, в самую глубь мира нематериального, к коему наш пространственно-временной континуум является лишь ступенью. И ступенью далеко не совершенной.
И мне в ритуале была отведена определённая роль, которую никак не возможно избежать.
Кристина вытащила из рюкзака несколько толстых, отвратительного вида кроваво-красных свечей, поставила перед зеркалом и зажгла её. Трупное зловоние наполнило воздух моей комнаты. Я внутренне содрогнулась. Наши ночные штудии не прошли даром. Тот зловещий ритуал, что она собиралась совершить, предполагал наличие свечей из жира, вытопленного из толстого мертвеца, убитого особым каменным ножом. Такими орудиями совершались человеческие жертвы во имя Асгарда Светоносного среди священных рощ и курганов Старой Уппсалы. Ими делали Кровавых орлов и Красных конунгов. Я знала одно – такие вещи просто так нигде и никогда не достать простой девочке, пусть даже и увлечённой всякой чертовщиной.
Одноклассница спокойно показала мне чёрный, зловещего вида неровный нож с выбитыми на нём таинственными письменами, и протянула его рукоятью вперёд. Деваться было некуда. Я глубоко разрезала свою ладонь и прижала её к зеркалу, начертав древний богохульный Тетраграмматон на холодной стеклянной поверхности, и в то же мгновение острым лезвием нанесла знак на челе Кристины. Сразу же что-то изменилось вокруг. Стало намного холоднее. Намного темнее. Зеркало пошло рябью и втянуло в себя окровавленное тело одноклассницы. На миг мне даже показалось, что некая огромная длань сомкнулась вокруг её тонкой талии.
Почему в этот миг взвыли сигнализации у всех автомобилей в этой округе, так и осталось загадкой, которую потом долго автовладельцы обсуждали в интернете и чатах. То, почему забеспокоились и залаяли все собаки в нашем городе, а также упали на землю многие птицы, тоже осталось неведомой тайной, которую местные учёные пробовали списать на сильное напряжение в воздухе, возможное перед землетрясением. Или на некие аномальные волны, распространяемые геомагнитным излучением. Обычный околонаучный бред. Тем более жалкий, что только я знала причину всего произошедшего.
Когда Тетраграмматон рассёк до кости чело Кристины, открылся портал меж мирами. Тело Вселенной оказалось пробито на миг, и что-то втащило мою подругу во мрак, в тёмную льдистую глубину. Какая-то неведомая недобрая сила, живущая там, где души стонут в вечной тьме от нестерпимых мук.
Однако Кристина не стала одной из них. Она стала Богиней Зеркал и Вечерней зари. И в особый вечерний час, когда последний кроваво-красный луч солнца падает на моё зеркало, я иногда вижу в его глубине красивый загадочный облик девочки в необычном одеянье. Она вроде бы смеётся и приветственно машет мне рукой, зовя к себе.
Конечно же, это Кристина. Я верю, что она счастлива там, в Холодной Дали, по правую руку от Арладаар, Матери Тьмы и Весов, будучи её приёмной дочерью и Повелительницей зеркал.
И я нашла своё знанье... Я поняла, насколько тонка та грань, что отделяет наш мир от бесконечных вселенских просторов, где господствуют силы, нам неведомые, от сознания величия которых можно умереть, сойти с ума, запереться в спасительной тиши психиатрической клиники.
Иногда я хочу попасть к Кристине, но цена слишком высока. Я не смогу сделать то, что сделала она. Никогда, это просто невозможно. Её брат и мать...Их нашли позже, намного позже, когда от дома пошло трупное зловоние по всей округе. Эта история наделала много шума в местной, да и центральной прессе. Писали о зловещем кровавом маньяке, который пробрался в частный дом, где жила семья Кристины, жестоко убил её родственников и похитил саму девочку. Далее официальные хроники молчали, дабы не тревожить страшными подробностями местное население. Однако ж, мне всё было ясно и так. Свечи из жира мертвеца...
Да хранят нас всех зловещие Боги северных равнин...
Глава 3. Дом
Со стороны это был обычный заброшенный дом, которые встречаются в далёких от цивилизации деревнях и посёлках. Сложенный из почерневших брёвен, дом смотрел заколоченными досками окон на главную улицу деревни, был со всех сторон окружён зарослями высокой крапивы, заполонившей все подходы к нему. Здоровенные сорняки росли везде – во дворе, огороде, рядом с полуразвалившимися дворовыми постройками и гнилой рассыпавшейся изгородью.
Печать тлена и запустения, лежащая на доме, бросалась в глаза с такой силой, что даже местные алкоголики и наркоманы избегали соваться сюда, предпочитая накачивать себя отравой где-нибудь на приволье, на свежем воздухе, на берегу реки, или рядом с магазином, в захламлённых кустах.
Бабушка моя, величайший знаток местных историй, легенд и страшилок, знавшая всё и вся, рассказывала много чего про этот дом. Со стороны ничего вроде бы примечательного для невнимательного слушателя, но если анализировать и уметь сопоставлять услышанное, картина вырисовывалась немного иная и странная. Её суть заключалась в том, что в этом доме умерло необыкновенно большое количество людей. Причины были разные – пьяные убийства с поножовщиной, тяжёлые болезни, самоубийства.
Если бы всё это происходило на некой не столько локализованной территории, впечатление сложилось совсем другое. Здесь же всё это выглядело непонятным и пугающим. Словно некая чёрная разрушительная аура нависла над этим местом и заставляла совершать безумные поступки. Я решила проверить дом изнутри и посмотреть, что там таится.
Последняя смерть была зафиксирована прошедшей зимой. Дочь нынешней номинальной хозяйки усадьбы, обладающей им по правам наследования, обнаружена мёртвой. Наркоманка, изгнанная из семьи, она приехала сюда, видимо, собираясь пожить какое-то время, но в первый же день, так и не успев толком обустроиться, накинула верёвку на стропилу крыши и повесилась, не написав даже предсмертной записки. Труп провисел до весны, пока не оттаял и по округе не пошёл смрад разложения.
Хоть девушка и была асоциальной личностью, но родители при пропаже всё-таки подали заявление в полицию. Её безрезультатно искали везде и обыскивали дом в том числе, но в подкрышное пространство не заглядывали – лестница туда давно сгнила и рассыпалась в труху, и как девушка попала туда, осталось загадкой даже для криминалистов-экспертов, тщательно осмотревших при обнаружении трупа все предметы и обстановку в доме.
...Мне недавно исполнилось восемнадцать, и я ещё только начинала свой скорбный и тёмный путь по поиску и уничтожению сверхъестественного зла в нашем мире, поэтому знания были слегка неполными и несовершенными. Я прочла много запретных книг, но использовать то, что узнала в них, ещё не умела. Этому мне предстояло научиться методом проб и ошибок, зачастую ставя на карту свою жизнь.
Стоял прекрасный летний день в начале июня. Я ехала на электричке, сидя у окна в окружении дачников и пенсионеров, искоса поглядывающих в мою сторону. Чёрная кожаная куртка, тёмные джинсы, заправленные в тяжёлые армейские ботинки, перчатки с обрезанными кончиками пальцев, бросались в глаза. Как и в целом готическая внешность и макияж. Я ещё не понимала, что нужно выглядеть как можно незаметней.
Под курткой сбоку в кобуре висел магнум, купленный мной в тёмном инете. Большой армейский нож лежал в рюкзачке, который я держала на коленях, и где кроме него были ещё фонарь, небольшой набор продовольствия, крохотный нетбук, и несколько миниатюрных камер и микрофонов.
За несколько остановок до нужной мне я прошла в тамбур соседнего вагона, отметив отсутствие слежки. Моё занятие требовало осторожности и скрытности. Кто угодно мог следить за мной и пытаться убить – представители сект и дьявольских течений, маньяки, агенты тайных мистических организаций, не говоря уж про невидимых врагов, обитающих в соседних мирах. Когда я посвятила себя своему делу, многие узнали про меня, и многим я переступила дорогу.
Электричка, шипя, остановилась и раскрыла двери. Быстрым, тренированным движением я выпрыгнула на пустую платформу, прямо в мёртвую зону под первым окном вагона, нырнула под него, перекатилась через рельсы и кубарем обрушилась под насыпь, в заросли черёмухи и тальника. Меня никто не заметил – выходящие из вагона только начали спускаться на перрон, когда я уже сидела в кустах под насыпью, и смотрела в окна электрички через ветки и листья. Всё это казалось интересной игрой. Пассажиры не увидели меня. Когда двери электрички открываются, почти все смотрят на входящих-выходящих, но только не в окно.
Свистнув, электричка набрала ход и скрылась за горой. Приехавшие разбрелись кто куда, а я стала пробираться к дому, стараясь держаться скрытно и незаметно. Весь мир был для меня полем боя, я не забывала этого никогда и не при каких обстоятельствах.
В конце перрона находилась тропинка, ведущая на главную улицу деревни. Узенькая и заросшая с обоих сторон лопухами и крапивой, она называлась, как говорили местные, «напрямик». Из-за глухости и заброшенности пользовались ей редко. В деревню вела ещё одна, хорошая и натоптанная дорожка, подсыпанная гравием, которая находилась на противоположном конце посадочной платформы. По ней в основном и ходили местные на электричку и с неё. Но для меня как нельзя лучше подходила именно та, скрытная дорожка, позволявшая незамеченной пробраться к дому.
Я прокралась по низу насыпи к тропинке, и пошла по ней, воровато оглядываясь по сторонам, но всё вокруг было тихо. Тропка выходила из зарослей практически к самому дому, но на главную улицу я выбираться не стала, а прошла задами огородов по высокому бурьяну к гнилой изгороди, окружавшей нужный мне участок, и пнув развалившийся трухлявый штакетник, прошла на него. И практически сразу же ощутила постороннее присутствие. Что-то, и это был не человек, внимательно наблюдало за мной, и оно явно не хотело моего присутствия здесь. Воздух передо мной как бы сгустился, и начал отталкивать назад. В огороде в густой траве вдруг стали попадаться глубокие рытвины и борозды от трактора, некогда пахавшего землю, на которых можно было подвернуть ногу. Трава заплеталась вокруг ботинок. Один раз я даже чуть не упала, но вовремя подставила руку, при этом с содроганием увидела торчащий из земли сгнивший межевой кол, воткнувшийся бы при падении прямо в глаз, если не моя великолепная реакция.
Участок давно заброшен и запущен. Последние пьющие хозяева ничего на нём не садили, а промышляли воровством в ближайшем дачном посёлке. Всё ворованное они продавали или меняли на дешёвый спирт. Последняя партия этого пойла оказалась со значительным содержанием метила, и всю семью потом погрузили в четыре чёрных пластиковых мешка
суровые люди в камуфляжной форме, приехавшие на УАЗике-буханке с бортовым номером тринадцать, в просторечии называемом труповозкой, вызванной фельдшером скорой помощи, понявшим что от него уже не требуются никакие реанимационные мероприятия.
Потом в наследство землёй и домом вступила дальняя родственница, внучку которой и нашли здесь повесившейся. Впрочем, эта женщина появилась тут всего несколько раз, причём один раз с землемером, чтобы инвентаризировать дом и наскоро выставить его на продажу за смехотворную сумму.
Однако и за бесценок на усадьбу не находилось покупателя, поэтому дом несколько лет стоял в полном запустении и разрушался от непогоды и сырости. Растения, кусты и всякого рода бурьян вскоре заполонили всё вокруг, и это смотрелось дико даже для той неблагополучной окраины села, где находилась усадьба.
Я подошла к дому вплотную, чуть не упав в заросшую травой яму завалившегося погреба, из которого торчали гнилые доски и брёвна обшивки. Под ногой звякнуло мятое ржавое ведро с какой-то гнилой трухой внутри. Чуть в стороне находился наполовину развалившийся парник с остатками гнилых рам и обрывками почерневшей полиэтиленовой плёнки. Печать разрухи и запустения лежала на всём вокруг, навевая уныние и печаль. Когда-то здесь била жизнь ключом,а ныне притаились мрак и смерть. Сглотнув подступивший к горлу ком, и усилием воли прогнав негативные эмоции, я пролезла внутрь. Мне нужно было браться за своё дело, которое не терпит каких бы то ни было эмоций.
Под ногой хрустнуло стекло и старые доски пола скрипнули, когда я ступила через разбитую раму на веранде. Внутри царила полутьма, и пахло сыростью, и каким-то старым тухлым запахом, который бывает в деревнях в старых домах. У стены с осыпавшейся побелкой стоял сломанный старый холодильник, весь покрытый ржавчиной. Его недра сплошняком затянуты паутиной. Рядом лежали на боку два рассохшихся табурета, во времена своей молодости бывшие белыми, а сейчас покрытые то ли пылью, то ли грязью, придававшими им грязно-серый оттенок.
С веранды вели три двери – одна на улицу, запертая снаружи ржавым висячим замком, другая, похоже, в кладовку и третья непосредственно в дом. Я решила осмотреться, и отчаянно скрипя половицами прошла в дом. Картина внутри царила самая неприглядная. В этом месте давно никто не жил, да и жить здесь было практически невозможно. Зачем сюда приехала наркоманка, покончившая с собой, тем более зимой, трудно было понять, наверное, превратности судьбы прижали так, что деваться было некуда, и она согласна была даже на такое пристанище.
