Текст книги "К.У.К.Л.А"
Автор книги: Anna Ritter
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
А пока я спокойно мыла полы в магазине и получала свои тысячу рублей в неделю. Скажу вам одно, это деньги! Я хотя бы могла покупать продукты.
На третьи выходные после моего побега, то есть, спустя три недели, к нам приехал Костя. Накупил два пакета разнообразных вкусностей! Мне подарил пару книг, которые я хотела прочитать.
Утром и днём мы втроем вышли на прогулку. Болтали, смеялись, в общем, отлично проводили время. Тему моего бегства не затрагивали. Пока.
Вернувшись домой, мы поужинали, попили чаёк с клубничным вареньем, что привез Костя и бабушка ушла спать. Костю отпускали к бабушке на выходные с ночёвкой, поэтому и сегодня он остался с нами до воскресенья.
– Как ты тут поживаешь? – С интересом спросил Димитров, как-то по– новому смотря на мою улыбку.
– Знаешь, очень спокойно. – Ответила я, помешивая чай ложечкой. Я не задавала наводящих вопросов. Если будет важно, Костя и сам всё расскажет.
– По тебе видно. Ты стала другой. – Завороженно рассматривая меня, произнес Костя.
– И что же во мне изменилось? – Тихонько рассмеялась я, смущённо прикрывая рот рукой. Смех мой напоминал перезвон колокольчиков.
– Ты искренне улыбаешься и не трясёшься от страха. – Тут же нашёлся с ответом Димитров. – Ты просто светишься от счастья. Знаю, тебе уже надоели с этим, но Лола, ты очень красивая девушка, однако счастье делает тебя невероятно прекрасной.
– Правда? – Я потупила взор, потому что увидела, как загорелись глаза Константина. Так же, как в нашу первую встречу у качелей.
– Ты только будь счастливой. Тебе так идёт счастье!
Я была бесконечно благодарна Косте, что он не стал рассказывать об интернате. Какой в этом смысл? Я и без него догадывалась, что Богдан сходит с ума. И мне это не интересовало. Меня больше ничего не связывало с тем местом, и я знать ничего не хотела. Будет поджидать опасность, Костя меня предупредит.
Димитрову я постелила в кухне на раскладушке, а сама приняла быстрый душ, ушла к бабушке. Так приятно было засыпать рядом с человеком, которому ты как родной.
Будильник разбудил меня в начале восьмого. Бабушка и Костя ещё спали, а я, умывшись, собралась на работу. Заварила себе чаёк, сделала в дорогу бутерброд и, написав записку, что ушла на работу, выскочила на улицу.
Магазинчик, где я работала, находился в двух кварталах от дома. К тому моменту, когда я пришла, в помещении уже была продавщица и администратор.
Продавец был один – Виталина Степановна. Приятная женщина лет шестидесяти. Когда у меня было свободное время, а Виталина Степановна не управлялась, я вставала ей в пару. Вдвоём мы естественно справлялись быстрее. Администратор – Анзур Магомедов, мужик с большой буквы «М», сверху на мою зарплату уборщицы клал тысячу за помощь. Он не смотрел на меня раздевающим взглядом и изо рта слюни не текли. Степанна сказала мне, что у Анзура есть жена, дети и совесть. Она говорила это таким тоном, что никаких сомнений у меня не осталось. И я работала со спокойной душой.
– О, Лола, доброе утро! – Поздоровалась лучезарная Виталина Степановна.
– Доброе утро! – Я прошмыгнула в подсобку, Степанна пошла следом.
– Сегодня мне поможешь, проведём инвентаризацию, да и продукты привезут. А убраться и завтра можно. – Расслабленно махнула рукой Виталина, пока я нацепляла фартук продавца и беретик, чтобы убрать волосы.
К десяти часам утра прибыла машина с новым поступлением. Пока мы всё разобрали, пока рассчитались и внесли продукты в перечень, прошла уйма времени. Периодически я сменяла Степанну за кассой, а она меня за расчетом.
Ближе к обеду ожил мой сотовый. Кроме Кости или бабушки мне никто позвонить не может. И пока на кассе никого нет, я отошла, ответить на звонок.
«Кость, что-то…». – Я не успела договорить, как парень меня перебил.
«В каком магазине ты работаешь?». – Резко спросил Димитров. Я услышала фоном какую-то мужскую речь.
«Семишагов» на Продовольственной». – Ответила я, а сердце запнулось.
«Беги, он идет туда!» – Шепчет Костя и бросает трубку.
Я, словно замершая, стою и не могу даже моргнуть.
– Лола? Лола! – Зовёт Виталина Степановна, и я оживаю.
– Да? – Слабенько пропищала я.
– Встань за кассу, мне на пять минут отойти надо.
Не зная, что ответить, я под каким-то гипнозом прохожу в зал, по пути хватая шапку, которую мне дала баба Катя, чтобы уши не мёрзли. От ужаса происходящего, я не нахожу ничего умного как засунуть в щёки скорлупу от грецких орехов, которые мы сейчас ели с Виталиной. Я нарочно пачкаю лицо пылью от грязных картофельных мешков, в то время в магазин заходит мой реальный кошмар.
– Моя башка, она просто раскалывается. – Я вижу, как за Богданом, который идёт, прислонив ладонь к голове, словно призрак следует Костя. Его глаза тут же натыкаются на меня. В них читается смесь ужаса и тревоги.
– Я только воды куплю, таблетку запить. – Бросает Бусыгин и скрывается меж полок. Я вижу его по монитору камер слежения. Он достаёт бутылку чистой воды из холодильника и направляется на кассу.
Ещё секунда и у меня откажет сердце и легкие. Звук его ботинок отдаются набатом в моих ушах. Я резко подскакиваю, когда передо мной оказывается рука Бусыгина, ставившая бутылку на прилавок.
Ледяными, грязными пальцами я берусь за пол литровую тару и с трудом пробиваю её штрих код.
– С вас тридцать шесть рублей. – Едва сдерживая во рту скорлупу, пробурчала я, стараясь не поднимать взгляд. – Будете отплачивать наличными или картой?
– Картой. – Коротко отвечает Богдан, вытаскивая из кармана банковскую карту.
– Пожалуйста. – Поворачиваю к покупателю терминал оплаты.
– Спасибо за покупку. Приходите ещё. – Богдан хватает бутылку, тут же, у кассы вскрывает её и залпом выпивает половину.
– Ох, головушка моя! – Причитает Бусыгин и, разворачиваясь спиной ко мне, выпивает таблетку. – Костян, ты чего такой серый? Это ж не у тебя сбежала девушка. – Злобно усмехается Богдан, делая глоток, опустошая бутылку. – Ну, ничего, я эту куклу обязательно найду! – От злости, он сжимает пластик, сминая его в бесформенную массу. – Где же ты, маленькая дрянь? – Уже шепотом продолжает парень, выкидывая бутылку в мусор. – Пошли, Костян, мне подышать надо.
Димитров бросает забитый взгляд на меня и вместе с Бусыгиным они покидают магазин. Я тут же выплёвываю скорлупу себе в ладони.
– Тьфу. – Отплёвываясь, я отошла от прилавка, чтобы умыться.
«Пронесло!» – Подумала я, когда умывала лицо от грязи. Сердце сделало кульбит и успокоилось.
Телефон в моем кармане завибрировал. Пришло сообщение.
«Всё хорошо, он не заметил». – Писал Костя, а я медленно съезжала по стенке на пол.
Весь оставшийся день прошёл как в тумане. Виталина Степановна, увидев меня валяющуюся на полу, перепугалась. Решила, что меня либо кто-то ударил, либо я потеряла сознание. Устроила в магазине внеплановый обед, заперев дверь и накинув на ручку надпись «ОБЕД».
Степанна налила мне крепкий горячий чай, нарезала бутербродов и принялась выслушивать мой рассказ. Когда я сказала, что на самом деле сбежала из интерната, я с опаской взглянула на женщину. Боялась, что она тут же позвонит в полицию и меня заберут. Но всё оказалось куда прозаичнее.
– Тюю, нашла, кого бояться. – Запричитала Виталина, отпивая чай. – Коли пошла такая пьянка, – заговорщицки произнесла Степанна, присаживаясь поближе ко мне, – я тоже, чай не из царей вышла. У меня мамашка, та ещё проходимка была, нагуляла меня, когда самой было четырнадцать лет. Такая вот, мелкая козявка, – показывает размер своего ногтя на мизинце, – оставила меня на голову своей матери, то бишь, моей бабке. А кому я нужна? Также попала в приют, а в тринадцать лет убежала, когда местный охранник под юбки девкам нашим лезть стал. Так что, ты меня не боись, и хорька этого, вонючего, тоже не бойся. Подурачится и отстанет. – Степанна махнула на всё это рукой и даже глазом не повела.
Мне даже сразу легче стало, когда поняла, что Виталина Степановна тоже на моей стороне.
Весь ноябрь я жила себе, не тужила. Ходила на работу, а по выходным приходил Костя, и мы вместе занимались над уроками. Сам Димитров был парнем умным, просто я столько времени не посещала занятий, что казалось, я рядом с ним как инфузория– туфелька. Такая же недалёкая.
И чтобы не отставать по программе, Костя по выходным муштровал меня по всем предметам, начиная от алгебры и начала анализа, до биологии. Единственное, что мы не трогали, были иностранные языки. Я свято верила, что они мне не понадобятся. Единственный язык, который я жаждала выучить, был итальянский. Такой нежный и благородный. Мелодичный и таинственный.
Собственно, так и проходила моя спокойная жизнь. Я работала, ходила в библиотеку, которая находилась через три автобусные станции, помогала бабушке и считала себя абсолютно счастливой. Конечно, были такие мысли, как аттестат об окончании школы. На данный момент в моих бумагах был аттестат об окончании неполного среднего образования и в принципе, я могла подать документы в колледж и там пройти курс полного среднего образования и получить специализацию. Проблема состояла в том, что я не знала, кем хочу быть. Никакой зацепки, никакой. Да, я безумно любила читать, но на одних книгах далеко не уедешь. А просиживать свою жизнь на попе ровно в библиотеке я не хотела. Поэтому сидела и размышляла, пока время позволяло.
К середине декабря баба Катя слегла. И это было настоящим ударом для меня. Она резко потеряла всю присуще ей энергичность и таяла буквально на глазах. Я никак не могла взять в толк, что происходит с моей бабулей. Когда поняла, что всё хуже, чем я себе представляла, я вызвала скорую помощь и позвонила Косте. Бабушку забрали в больницу. А 18 декабря она скончалась, не приходя в сознание.
Я взяла недельный отгул в магазине и не могла собраться с мыслями. Похороны бабушки легли на наши детские плечи. Денег у нас, конечно же, не было, поэтому этим занималось государство. Стоя у её гроба, я дрожала и не могла остановить бесконечный поток слёз. Костя, которого отпустили на три дня домой, прижимал меня к себе и попытался успокоить. А я, я так прикипела к бабушке Кате, что не представляла свою жизнь без неё! Костя старался быть по– мужски сильным, но я видела, как он украдкой ронял слёзы. Ведь это был его единственный родной человек. За то время, что я жила у бабушки, мы с Костей стали родными друг другу, но это другое. Костя и я были в глазах бабушки братом и сестрой и, поскольку, нам всем так было удобнее, мы оба приняли такое положение вещей.
Кроме нас двоих на похоронах не было никого. И было настолько тяжело её оставлять в этой промёрзшей, сырой земле, что сердце разрывалось и кровоточило.
– Я с тобой. – Шептала я, когда мы с Костей сидели в комнате и поминали бабушку. На столе была её фотография, которую я сделала на свой телефон. Это была первая и единственная фотография в моём сотовом. Я распечатала её и вложила в рамочку. Там бабуля улыбалась, и глаза её светились счастьем. Есть пару фотографий, которые просто на скотч, развешаны на стене. Мы там втроем. Бабушка, Костик и я.
– Я думаю, благодаря тебе она уходила счастливой. – Костя уже не скрывал своих истинных эмоций. Он уткнулся мне в грудь и долго плакал. А я тихо поглаживала его по волосам. Таким же пшеничным, какие в молодости были у бабушки.
На поминки я испекла капустный пирог, который так любила бабуля, кутью из риса и изюма, а также сварила постный бульон. Костик притащил бутылку вина – красного, сухого. Тогда я впервые попробовала алкоголь. Мы выпили всего по рюмке и ещё одну поставили бабушке, за упокой.
Наутро после похорон я решила поговорить с Костиком. Не хотела откладывать важный разговор в долгий ящик. Пускай решиться всё здесь и сейчас.
Я заглянула на кухню. Димитров так и не ложился спать. Он листал альбом. Там были все. Его родители, которые попали в аварию и погибли в одночасье, когда Костику было пять лет. Бабушка и дедушка, и даже я. Все. Вся его семья.
– Кость, я могу с тобой поговорить? – Я присела на самый краешек.
– Что такое? – Не поднимая на меня взгляд, произнес Димитров, переворачивая листы альбома.
– Я не хочу тебя стеснять и хотела бы уточнить, сколько ещё я могу злоупотреблять твоим гостеприимством и оставаться здесь жить? – Я не говорила, а бубнила, стараясь скрыть за внешним спокойствием эмоциональную бурю.
Костик оборачивается и смотрит на меня глазами побитой собаки.
–только ты у меня и осталась, Лола. Вся моя семья в тебе. Как думаешь, я выгоню свою сестру из дома? Ты бы как на моём месте поступила? – У меня от таких слов из глаз брызнули слезы. Я налетела на Костика с распахнутыми объятиями и крепко прижала к себе.
– Это такой же твой дом, как и мой. – Объявил Димитров, обнимая меня в ответ.
Мы посидели так, то в полнейшей тишине, то вспоминая бабушку. Бабушка Катя переписала свою жилплощадь на Костика и по достижению совершеннолетия он может со спокойной душой сюда въехать. И через полтора месяца мы будем жить уже вдвоем.
Я нашла на свалке вполне себе приличную тахту и попросила Костю перенести её к нам. Дома я вывела из неё всех возможных жучков– паучков, помыла, как смогла, и мы установили её в кухне. Да, она была прохудившейся, местами в заплатках, но с крепким матрасом. А это всяко лучше, чем спать на скрипучей раскладушке, которая вот– вот рухнет под тобой.
Уже на неделе я вернулась в магазин, а Костя в интернат, попутно доложив мне, что Бусыгин «отбыл срок» и сейчас готовятся его документы на выход. По словам Кости, Богдан напрашивался с ним на похороны, но Костя был в таком состоянии, что Бусыгин сам перестал лезть.
Теперь же я возвращалась домой, где была в полнейшем одиночестве. Первое время, приходя домой, после ужина утыкалась лицом в подушку бабы Кати, вдыхала её родной запах и рыдала. Долго рыдала, пока обессиленная не засыпала, обняв подушку, как обнимала бабулю.
Утром, словно под гипнозом, завтракала, собиралась и выходила на работу. Лучше на работе, чем сходить с ума от одиночества. В пятницу на меня всем скопом наехали Виталина Степановна и Анзур. Зарплату повысили, и пригрозили в понедельник явиться адекватным человеком, а не тенью себя прошлой.
Решив, что самобичевание меня до добра не доведет, я поехала в субботу вместе с Костей на прогулку. Мы приехали в центр города, погуляли по музеям, которые смогли отхватить, сходились в торговый центр, где я ни разу не была. Я купила ему подарок на новый год, который наступит буквально через четыре дня и была в предвкушении, понравится ли ему? Наш первый новый год. У меня вне интерната даже.
– Как же ты теперь будешь отпрашиваться домой? – Спросила я, когда мы сели в автобусе и отправились домой.
– Директриса хорошо ко мне относится, я не давал ей повода усомниться в себе. Так что, думаю, с этим проблем не возникнет. Мне через полтора месяца стукнет восемнадцать, поэтому она даже не предполагает, что я уезжаю к кому-то. – Костик был слишком беспечен в этом плане. А ведь нужно быть всегда начеку.
– Правда, есть одна большая загвоздка. – Судя по тону, я склонна предположить, что Димитров долго думал, прежде чем решиться, мне это рассказать.
– Какая? – Я вмиг сосредоточилась.
– Богдан уже ушёл из интерната и сейчас временно живет с отцом. Бусыгин предлагал мне, Лёхе и Игорю справить новый год у него на новой хате. Парни тут же согласились, аж глаза загорелись. А я не знаю, как отвертеться. Мне и так кажется, что Богдан что-то подозревает. Когда его забирали, он посмотрел на меня и спросил, нет ли у меня девушки?!
– А ты что? – У меня от такой новости сердце чуть в пятки не ушло.
– Кое– как отмазался. Наплёл всякого. Я уже давно пошёл против друга, но смотреть дальше на его издевательства, простите, но увольте.
– Что будем делать с новым годом? Хочешь, я пойду к Степанне, она приглашала на 31 число? – Но тогда я отказалась, радостно сообщив ей и Анзуру, что буду праздновать со своим названным братом, то есть, с Костиком.
Я так ждала этого праздника, так надеялась провести его с родными людьми, но сейчас остался лишь Костя. Уже представила себе, как мы будем дарить подарки друг другу, как напеку пирогов, нарежу салаты, как мы будем пить кока– колу или фанту и смотреть по телевизору мой любимый «Голубой огонёк», а потом посмотрим старые советские новогодние фильмы – «Чародеи», «Ирония судьбы, или с лёгким паром». Все эти идеи теплились у меня в душе и согревали одинокими вечерами. Такие вот мелочи сохраняли в моей жизни хоть какую-то видимость счастья. А сейчас всё сыплется как карточный домик из– за одного паразита!
– Не куксись! – Костик, увидев моё состояние, нежно щёлкнул по носику и улыбнулся. – Никуда идти не надо, я останусь с тобой! Тем более сам этого хочу!
В этом году 31 декабря выпало аккурат на воскресенье. В субботу мы отработали, я подарила Виталине и Анзуру по небольшому презенту, за что получила двойной подарок – красивое темно– бордовое платье и бежевые туфельки на невысоком каблучке! Всё было таким замечательным и красивым! Это был мой первый подарок от фактически, чужих людей! Естественно, я растрогалась.
В нашей дружной небольшой компании мы отпраздновали наступление нового, 2018 года и разошлись до 4 января по домам. О подарке друзей я Костей не рассказала, зато будет сюрприз, когда я вся такая нарядная, выйду к нему!
Бабушка Катя, мир её праху, научила меня печь не только пироги, но и их любимый, семейный торт «Наполеон». Пришлось мне его готовить в ночь с субботы на воскресенье! Хотела отправить Костика спать на своё место, но он взбунтовался и решился мне помочь. В итоге, поняв, что именно я готовлю, едва не расцеловал меня! Бабушка уже была не в состоянии готовить детские радости своему внуку, поэтому эта честь досталась мне.
Тортик вышел необъятно большим! Боюсь, мы лопнем. Но зато пироги не пришлось лепить. А это более хлопотное дело. Костик на утро притащил в дом небольшую ёлочку. И, когда я почувствовала этот запах, запах ели, нового года и чудеса, почему-то расплакалась. Хотя, я-то знаю, почему. Это как раз связано с моим единственным воспоминанием о маме.
Я помню, это был новый год. Как раз он. Я сидела непоседой у мамы на ручках и помнила её аромат – чего-то кофейного и сладкого. Очень тёплый, обволакивающий аромат. Так пахли её руки. Помню, она улыбалась мне, что-то говорила. Не помню точно, что именно, но знаю, что её голосок был как перезвон колокольчиков. Она была очень молодой. Невероятно красивая и счастливая! Её нежные руки ловко заплетали мне косички на голове, а я словно завороженная, смотрела на огромную, по сравнению со мной, елку, которая достигала потолка большой комнаты. В комнате был полумрак, и я не могла описать человека, который, собственно, и наряжал ту елку. Но помню, что у него добрый взгляд, особенно, когда он смотрит на маму или на меня. А рядом с ёлкой лежал здоровенный пёс. Такой большой, лохматый. И очень тёплый!
Я была любимой дочерью и меня не могли бросить. Учась в пятом классе, я узнала, что моя мама погибла в аварии. И я была вместе с ней. Это был удар для меня. Я так надеялась встретиться с ней, обнять её, вдохнуть этот волшебный аромат её рук и волос. Всё, что у меня от неё осталось, это внешность. Я её маленькая копия.
Ёлка возродила во мне эти воспоминания. И теперь моё настроение разделилось на два лагеря – первое, взгрустнуло, подсовывая гадкие мысли, что теперь я одинока, вторая вопила, что так я впустила своих родителей в сегодняшнюю жизнь, тем самым показывая, что я не одна и я счастлива. Более или менее.
Мы с Костиком быстро нарядили ёлочку советскими новогодними украшениями, которые остались ещё от его бабушки, переставили стол из кухни, в комнату и начали накрывать на стол.
– Как ты смог убежать от властного Бусыгина? – Наконец-то я решилась на этот вопрос.
– Честно говоря, я ему соврал, сказав, что буду отмечать дома с соседкой, которая якобы была бабушкиной приятельницей последнее время. – Костик потупил взгляд. Мы оба ненавидели враньё, но после моего побега погрязли в нём.
– Но разве это ложь? – Задумалась я, когда таскала столовые приборы из кухни в комнату. – Смотри, я действительно твоя соседка, только не по дому, а по квартире. – Я начала перечислять реальные факты. – Да и потом, мы с бабушкой действительно подружились! Чем не приятельницы?!
– Дело даже не во вранье. Богдан стал каким-то странным и это меня настораживает.
– Чёрт с ним, с Богданом твоим! – Вскипела я. – Как он узнает, что я у тебя? Если, только ты сам не расскажешь под страхом скорой смерти. – Последнее я сказала в шутку, но Костик понял это превратно.
– Да я лучше себе язык откушу! – Воскликнул в сердцах Димитров, едва не выронив блюдо с тортом.
В девять часов я пошла переодеваться. Платье сидело на мне как влитое! Фасон точно очерчивал тонкую талию, а цвет делал акцент на моей белой коже. Волосы я заранее вымыла, оставила досушиваться на воздухе, а к вечеру, когда в субботу готовила торт, сделала гульку на голове. К празднику у меня была обалденная копна красивых локонов!
Итак, я была абсолютно готова к встрече 2018 года!
Увидев меня во всей красе, Костик, стоявший у стола, решил сесть на диван, но промахнулся и больно шлёпнулся задницей об пол. Я подбежала к нему и, сквозь смех, помогла встать на ноги.
– Мы ещё не пили, а тебя уже развезло?! – Продолжая хохотать, спросила я.
– А ты себя в зеркало видела? – Внезапно выдал Димитров и я заткнулась.
– А что не так? – Испугалась я, начиная стягивать пышную юбку платья к коленям. Я так делала, когда стеснялась.
– Лолита. – Прошептал Костя и поднял мою голову так, чтобы заглянуть в глаза. – Ты божественно красива и это просто незаконно! – С выражением выдал Димитров, и я почувствовала, как к щекам прилила краска.
– Скажешь тоже. – Смутилась я, отходя от парня. – Давай проводим старый год. – Предложила я и открыла фруктовый сок. Яблочный, мой любимый.
Этот праздник я никогда не забуду. Как небольшая семья, мы отметили его в теплой, уютной обстановке. Костя подарил мне небольшие серёжки– гвоздики. Серебренные, в форме небольшой бабочки.
– Я вижу, как тебя коробит носить то, что подарил тебе Бусыгин. Не хочу, чтобы ты расстраивалась, вспоминая его. А такой скромный подарок будет напоминать тебе обо мне. – Я тут же попросила помочь мне заколоть украшения и убрала чужой подарок, подарок Богдана, подальше от своих глаз.
Я же подарила Косте крестик на цепочке. Купила его в ювелирном. Обычный, серебряный, без излишеств. Когда ходила поминать бабушку в церкви, подошла к батюшке, попросила осветить.
– Если меня рядом не будет, пусть этот крестик защищает тебя и освещает дорогу, по которой ты будешь подниматься вперед в этой жизни. – Я сама повесила крестик на шею Косте и крепко его обняла.
Мы просидели в компании друг друга, поедая божественный торт и подпевая песням. Вкусные салаты разлетелись, словно горячие пирожки! А утром, как бы грустно мне не было, но Косте надо было ехать к Богдану.
Весь день я провалялась в кровати, периодически вставая похомячить. И естественно к вечеру у меня дико заболел живот. Я вышла в аптеку, купить каких-то лекарств и минеральной воды. А ещё, как я поняла, дело было не в еде, а в том, что у меня были критические дни, и переносила я их с трудом. Для некоторых девушек, этот период жизни бывает адским.
Повернув ключ в замке, я зашла в квартиру и замерла. Что-то было не так. Совсем не так. Я ещё не успела разуться и снять куртку, как поняла, что свет я не выключала, когда уходила. Меня не было от силы двадцать минут!
Глава 4
Я поставила на табуретку стеклянную бутылку минералки и, пощелкав выключателем, который расположился на стене у двери, поняла, что, скорее всего, выбило пробки. Ну, раз не включается. Сняв куртку, в которой лежал мобильный телефон и пакет с лекарствами и прокладками, я пошарила в трюмо, чтобы отыскать свечки. Нашла одну и, захлопнув дверь, пошла на кухню мимо гостиной.
Краем глаза увидела в комнате какую-то тень. Движение. И запах…. Этот запах я узнаю из миллиона! Бросив свечку на пол, я, словно загнанная лань, ломанулась к двери, но меня тут же ухватили одной крепкой рукой за талию, второй зажали рот и подняли.
– Не дёргайся, куколка! – Услышала я голос Богдана и моё сердце выпало из пяток.
Вот так, держа брыкающуюся меня на весу, Бусыгин вернулся в комнату и бросил меня на расправленный диван.
– Лежать! – Рявкнул парень. От того, что я не видела его лица, но слышала грозный голос, я боялась ещё больше. – Будешь рыпаться, всажу снотворное. – Сквозь зубы прошептал Бусыгин, продолжая нависать надо мной.
– Отпусти меня! – Верещала я, стараясь задеть Богдана.
Бусыгин буквально лег на меня, зажимая в кулаке мои волосы и оттягивая назад. Чтобы не заорать, я прикусила язык и замычала.
– Я с ума сошёл, разыскивая тебя по всему городу, а ты вот где развлекалась? – Конец фразы Богдан произнес как-то озлобленно. – И с кем? С моим лучшим другом. – На слове «лучший» Богдан усмехнулся.
– Что ты с ним сделал? – Рыкнула я, понимая, что с Костей что-то случилось.
– А ты не о нём беспокойся. – Сквозь зубы ответил Богдан и жестко впился своими губами мне в шею, кусая тонкую кожу.
– Перестань! – Я начала извивать, будто уж на сковородке. – Где Костя? Что ты с ним сделал? – На имени друга Бусыгин резко застыл.
– Не смей. – Тихо, едва слышно произносит Богдан, потом рявкает прямо мне в лицо: – Не смей произносить его имя! – Бусыгин сжимает пальцы на моей шее.
– Давай, убей меня. Покончи с этим. – Шиплю я ему в ответ. – Я лучше умру, чем с тобой буду!
– Почему? – Выдыхает Богдан, а я вижу в его глазах непролитые слёзы. Это сбивает с толку. – Почему ты готова умереть, лишь бы меня рядом не было? Ты будешь любить кого угодно, но не меня?
– Любовь не может существовать в одностороннем порядке. – Отвечаю я сипло. Хватка Бусыгина слабее, но окончательно руку он не убирает. – И твоя любовь, если это чувство можно так назвать, она убивает меня. Ты постоянно ревнуешь, злишься, ты окружил меня тотальным контролем, а не заботой.
– Я защищал тебя! – Раненым зверем кричит Богдан. На моё лицо падает одинокая слезинка. Это было точкой отсчета, когда взорвётся Бусыгин. – Я так сильно тебя люблю, что не собираюсь отдавать кому-то другому! – Богдан наклоняется ко мне, и я не успеваю отвернуться, чувствуя, как сминаются под диким напором мои губы. Одной рукой он продолжает сдерживать меня за шею, второй шарит по телу, стараясь быть одновременно везде.
– Хочешь или нет, но ты будешь моей. – В сумасшедшем припадке шепчет Богдан, а рука оттягивает молнию на джинсах. Меня прошибает током от понимания. – Я запру тебя, посажу на цепь, но никому не отдам. Ты только моя куколка. – И шумно вдыхает запах моей кожи.
– Мне казалось, что ты уже давно вырос из игрушек. – Выворачиваясь, я старалась не дать Богдан прикоснуться ко мне там.
– А тебя мне всегда мало. – И тут рука Бусыгина, к слову горячая и большая, нащупала резинку трусиков. – Боже, как же долго я ждал этого момента. – Голова Бусыгина покоиться у меня на груди. – Я мечтал сделать тебя своей в совершенно иной, романтической обстановке. С цветами, с шампанским, на шелковых простынях. Всю ночь любить тебя! Ласкать тебя, шептать нежности и слышать в ответ как ты шепчешь моё имя. – Какие сумасшедшие мысли у Богдана! Они пугают.
– Значит, любишь меня? – С придыханием спросила я, меняя тактику поведения. Я смотрела в его стальные глаза и видела в них какую-то бесноватость.
– Люблю. Как же сильно я тебя люблю! – Бусыгин вынимает руку и сжимает меня в талии, прижимаясь лицом к животу.
Стирая из сердца любое остатки инстинкта самосохранения, я буквально выплёвываю следующую фразу:
– Может, подождёшь моего совершеннолетия тогда? – Я сдерживала порывы броситься к двери, но пока меня так крепко держали, я пошла по другому пути. Более длинному и опасному. Но выбора у меня не было.
Не ведая, что творю, я дрожащими руками прошлась по шевелюре Богдана, успокаивая его. Просто погладила, но такая невинная ласка подействовала на Бусыгина как наркотик для наркомана. Он сначала вздрогнул, потом прижался ко мне ещё сильнее, будто боялся, что я исчезну.
– Не бойся меня, только не ты! – Шепчет Бусыгин, а я понимаю, что мне его жаль. Он сошёл с ума от безответной любви. Как и все мы, детдомовцы, он не умеет правильно раскрывать свои чувства. Мы все имеем искорёженное восприятие чувств. Любовь кажется нам чем-то запредельной и больной.
– Не боюсь. – Я хотела привстать, но Богдан тут же поднялся и с опаской посмотрел на меня. Ничего не говоря, я просто обняла его, по– человечески. – Я знаю, ты хороший человек. Просто не умеешь правильно показывать свои чувства. Я такая же. Мы все такие. Немного испорченные. – Я гладила Богдана по спине.
Мы сидели на диване и просто обнимались. Пока я не поняла, что что-то изменилось. Будто воздух стал тугим и вязким.
– Неужели ты действительно думала, что я такой тупой идиот, который поведётся на эти красивые слова? – Стальным голосом произнес Богдан, сжимая до хруста мою кисть. Я попыталась встать, но не тут-то было. – Хорошо же ты мне лапшу на уши навешала! Профессионально! – С какой-то извращенной гордостью сказал парень, пришпиливая меня к стенке. – Но после твоего побега я тебе больше не верю. – Намотав на пальцы мои волосы, он вдохнул их запах. – Такая с виду тихая, хрупкая, нежная, как хрустальная ваза, а внутри черти водятся. – И проводит пальцем по щеке.
– А я надеялась, что ты не конченый урод. Ошибалась, значит. – Впервые в жизни делаю что-то подобное. Я хватаю зубами палец Богдана и впиваюсь, словно вампир. Когда парень закричал, я отпустила его конечность и практически вывалилась спиной в коридор.
– Стоять! – Зарычал Богдан, стремглав несясь на меня смерчем.
Недолго думая, хватаю стеклянную бутылку и со всего размаху врезаю ею по башке Богдану. Тот с секунду смотрит на меня выпученными глазами и падает к моим ногам.
Вскрикиваю и бросаю горлышко от бутылки на пол. Опускаюсь на корточки, чтобы проверить пульс. Нажимаю на сонную артерию, и Бусыгин тут же хватает меня за запястье. Я отбегаю и вижу, как он, не приходя в себя, успокаивается. Всего лишь инстинкт.
Хватаю рюкзак с первой необходимостью, оставшиеся деньги, документы, срываю со стены пару фотографий с бабушкой и Костиком и на ходу натягиваю куртку, бегу к двери. Закрываю замок и, спускаясь на первый этаж, кидаю ключи в почтовый ящик.
«Вот тебе и новый год!» – Запоздало подумалось мне, пока я бежала сломя голову на остановку.
Автобус долго не приходил, но это и неудивительно, праздник всё– таки, первое число. Теперь в магазин я вряд ли смогу вернуться. Да и на квартиру к Косте тоже. Что ж мне так не везёт на этого Бусыгина?!
