Текст книги "Двое для трагедии. Том 1"

Автор книги: Анна Морион

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Глава 5

Мои лекции закончились в шестнадцать часов (они тянулись скучно долго), и, после, я зашел в ближайший парк, удобно устроился на скамейке, достал из рюкзака книгу размышлений Томаса Манна и с удовольствием принялся за чтение, одновременно, с невероятным удовлетворением и злорадством думая о том, как неизвестный мне Вайпер бесится, ожидая меня в библиотеке. Что ни говори, но это было потрясающее чувство мести прыщавому человеческому юнцу, которому страшно не повезло стать моим подопечным. Хотя, он был окутан смертельным грехом – плохо знал физику, а ведь, знай он этот простой предмет как следует, мне не пришлось бы отдавать ему свое драгоценное время, вбивая в его бестолковую голову эту элементарную логически верную информацию. Возможно, Вайпер настолько глуп, что его не спасет уже ничто.

Дочитав очередную главу, я бросил взгляд на часы: без семи минут шесть. Что ж, хватит мучить беднягу – пора осчастливить его своим приходом. Аккуратно закрыв книгу, я положил ее в рюкзак и, закинув его на плечо, вольготным шагом направился к университету, а затем в библиотеку. Открыв тяжелую дверь, я тут же почувствовал уже знакомый мне прекрасный аромат. Кровь и морской бриз.

Возможно ли это? Я поспешно обвел зал ищущим взглядом. Неужели… Мой взгляд упал на столик, за которым должен был сидеть мой подопечный. №8. И меня тут же пронзило понимание того, что незнакомка с Нусельского моста, оказалась совсем рядом. Я медленно направился к столику, по пути рассматривая сидевшую за ним девушку и придумывая себе убедительное оправданье.

Девушка сидела за столом, положив голову на руки, и ее густые прямые волосы волной укрывали ее плечи, скрывая от меня ее лицо. Но мне незачем было видеть ее лицо – я прекрасно запомнил его еще с первого пристального взгляда на нее на мосту. Она – Вайпер Владинович? Эта студентка – незнакомка с Нусельского моста? Эта девушка – моя подопечная?

Не знаю, по какой причине, я был склонен считать, что Вайпер – это он. Ведь это имя совершенно не подходит женскому полу. Да ведь это и не имя, а английское слово Viper – «гадюка». Каким же извергами нужно быть, чтобы назвать свою дочь Гадюкой? Никогда бы не подумал, что найдутся любители такой странной экзотики. Но сейчас я стоял у столика №8, рядом с незнакомкой, от запаха крови которой я чувствовал трепет, и которую звали Вайпер. И она прождала меня целый час.

Я чувствовал себя негодяем и не мог даже представить, как оправдать мое опоздание. Меня объяло непреодолимое желание оправдаться несмотря на то, что я никогда ни перед кем не оправдывался, особенно перед людьми. В этот момент я совершенно забыл о том, что я – вампир, а Вайпер – всего лишь смертная.

– Привет, – только и смог сказать я.

Девушка подняла голову и взглянула на меня. Мои голубые глаза встретились с ее темно-карими: взгляд моей неожиданной подопечной был сердит и презрителен, а бледные губы плотно сжаты; ее по-своему красивое лицо дышало удивлением, смешанным с оскорблением.

– Ты – Вайпер? – задал я глупый вопрос. Лишь бы начать разговор.

Девушка не ответила. Она пронзила меня презрительным взглядом, резко вскочила со стула и принялась собирать вещи в свою сумку.

Я молча наблюдал за своей подопечной, неприятно поразившись ее глупейшим поступком, хотя в душе понимал ее мотивы: девушка чувствовала себя крайне оскорбленной моим опозданием на целый час. И, пока она готовилась к побегу и не смотрела на меня, я получил возможность рассмотреть ее вновь, в этот раз при свете дня.

Незнакомка с Нусельского моста (Вайпер, как я теперь знал) была одета скромно: темно-зеленый пуловер, несколько обтягивающий ее стройный стан, и черные прямые джинсы, строгие, классического фасона. Она была похожа на работницу офиса. Но густые прямые темные волосы украшали ее облик и придавали строгой одежде нарочный контраст, указывающий на то, что девушка совсем не имела свойства чопорности и не старалась выглядеть официально. В этот раз я увидел ее без пальто, и она показалась мне еще более необычной, чем на мосту: во всем ее облике, движениях, взгляде была таинственность и женственность, несмотря на ее злость в мой адрес, и создавалось впечатление, будто я видел перед собой волшебного эльфа с необычайно яркими карими глазами.

– И куда ты собралась? – спокойно спросил я, усаживаясь напротив нее и стараясь выглядеть спокойным и равнодушным.

– Вообще-то, занятие уже закончилось! – язвительно сказала Вайпер приятным, но полным стали голосом, не удостоив меня взглядом. Девушка уже спрятала свои вещи в сумку и собиралась покинуть мое общество.

– До окончания занятия еще тридцать минут, – заметил я.

Почему-то, я чувствовал себя ужасно неловко. С чего бы это? Неужели моя месть, из сладости, стала мне укором, едва я понял, что моя подопечная – незнакомка с Нусельского моста?

– Заниматься уже поздно, не находишь? – насмешливо выпалила Вайпер и зло посмотрела на меня, но я с честью для себя выдержал ее прекрасный, полный гнева, взгляд.

Я поднялся со стула и загородил собой проход к выходу.

– У нас есть еще полчаса, – настойчиво сказал я.

Для чего я распинаюсь перед ней?

Вайпер язвительно улыбнулась.

– Двадцать три минуты, – сухо уточнила она, бросив быстрый взгляд на библиотечные часы на стене.

– Именно. Поэтому давай не будем терять их и хотя бы познакомимся, – предложил я.

– Зачем? – последовал ее насмешливый вопрос.

– Если уж нам выпала возможность находиться в обществе друг друга…

– Точнее, нас заставляют! – перебила она меня.

– Даже если и так, мы должны знать друг друга, хотя бы по имени, – все же, закончил я свою мысль, осознавая весь абсурд сложившейся ситуации и последствия моего нарочного опоздания.

– Спасибо за предложение, но я знаю, как тебя зовут! Твое имя даже есть у меня в сообщении, в телефоне, думаю этого довольно! – сказала девушка и попыталась обойти меня, но, повинуясь внезапному порыву, я невежливо схватил ее за запястье.

– Прекрасно, но этого мало. Нам нужно сесть и поговорить, – настойчиво сказал я.

– Знаешь, я достаточно насиделась, когда, как дура, ждала тебя целый час! – вдруг горячо выпалила Вайпер. Я вдруг осознал, что сжимаю пальцами ее запястье, и поспешно разжал их. – О каком разговоре может идти речь? Если ты думаешь, что я в восторге от этой дурацкой программы, то ты глубоко ошибаешься!

Я почувствовал укол совести. Но, когда я заметил, что наш спор привлек внимание занимающихся в библиотеке студентов, меня охватило раздражение и желание проучить эту упрямую смертную.

– Мы привлекаем к себе слишком много внимания. Давай поговорим спокойно. Понимаю: ты зла на меня из-за моего опоздания, но, поверь, у меня были причины опоздать, и, если бы я знал тебя ранее, то предупредил бы. Но я знал лишь твое имя. А ты, вижу, уже сделала обо мне скоропалительный вывод! – Я постарался переложить вину на нее, однако, почему-то знание того, что упрямица злится на меня, доставляло мне моральный дискомфорт.

«Что я творю? До чего опускаюсь, чтобы унять ее гнев!» – невольно подумал я, анализируя свой недостойный поступок.

Вайпер серьезно посмотрела в мое лицо, словно проверяя, не лгу ли я, но я настолько владел собой, что она не нашла на моем лице даже намека на тень.

– Ну, хорошо. И какая же важная причина заставила тебя опоздать? – наконец, после недолгого лицезрения моей физиономии, спросила она.

– В этом месяце у меня было несколько пропусков… Точнее, я почти не посещал лекции, и один из преподавателей допрашивал меня о том, как я смею не ходить на его занятия. Ты ведь знаешь, какой педант наш старина Марчек, – не моргнув, солгал я. А так как солгал я очень убедительно, Вайпер перестала хмуриться, и ее лицо вдруг покрылось легким румянцем.

Я прекрасно знал, что вызвало этот милый румянец: теперь моя подопечная корила себя за свое нетерпение и нежелание выслушать мои объяснения, попав в крайне неловкое положение передо мной и своей собственной совестью.

Мне стало жаль ее, но я не мог признаться в своей лжи – тогда Вайпер точно взбесилась бы и отправила меня куда подальше.

– Извини, что опоздал. Я, правда, не хотел этого. – Я тут же увидел ее взгляд, будто спрашивающий: «Он извиняется?!».

– Ладно… И ты извини за то, что накричала на тебя… Я действительно думала, что ты опоздал нарочно… Что ж, я ошиблась. – Девушка была сконфужена и будто обдумывала каждое слово. – Но попрошу тебя больше не опаздывать.

– Даю слово, – улыбнувшись, сказал я.

Вайпер тоже улыбнулась и села за стол. Я занял место напротив.

– Давай знакомиться? – непринужденно спросил я, взглянув на собеседницу. – Я начну первым. Не возражаешь?

– Нет.

– Меня зовут Седрик Морган. Я студент физико-математического факультета, учусь на пятом курсе, – сказал я. – Теперь твоя очередь. Извини, что так кратко, но, боюсь, у нас нет времени на пересказ автобиографии.

Вайпер сидела, скрестив руки на груди. Несколько прядей ее красивых длинных волос лежали на ее плечах. Я вновь удивился ее ярким темным глазам: они словно прожигали меня, хотя сейчас ее взгляд не был ни презрителен, ни зол.

– Так даже лучше. Меня зовут Вайпер Владинович. Я студентка третьего курса того же факультета, – негромко сказала моя подопечная.

– У тебя необычное имя, – заметил я.

– Отец где-то услышал его и подумал, что неплохо было бы иметь дочь с таким именем. Хотя, мама долго сопротивлялась и хотела назвать меня… Впрочем, не важно. – Вайпер осеклась, словно боялась, что рассказала о себе слишком много.

– Красивое имя. А я свое терпеть не могу, – признался я. Конечно, я слукавил: еще недавно имя Вайпер казалось мне смехотворным, но, как ни странно, оно шло девушке, сидящей напротив, моей незнакомке с Нусельского моста.

Вайпер удивленно вскинула брови.

– Седрик. Как герой рыцарского романа. Откуда ты? – перевел я тему, стараясь выяснить о своей собеседнице как можно больше.

– Из Брно, – ответила она.

– Насколько я знаю, в Брно много хороших университетов. Почему тебя привлекла именно Прага?

– Ты прав, в Брно много университетов, но ведь это – Прага, столица. Не поступи я сюда, благодаря гранту, то никогда не смогла бы оплачивать учебу и осталась бы в Брно. Но, к счастью, все прошло благополучно. А откуда ты?

– Я родился в Англии, но десять лет назад моя семья переехала в Прагу. Когда назрел вопрос, в какой университет мне поступать, родители настаивали на Оксфорде, но мой выбор пал на Пражский университет, – сказал я, мысленно добавив про себя «просто Оксфорд я заканчивал шесть раз».

– Значит, ты англичанин?

– Не совсем – наполовину чех. Можно я задам тебе несколько личный вопрос? – твердо спросил я.

– Да? – удивленно ответила девушка.

– Сколько тебе лет? – Мне нужно было знать, не ошибся ли я тогда, на мосту.

– Двадцать два, – ответила Вайпер.

– И ты только на третьем курсе? – удивился я.

– У моей семьи были проблемы с финансами, и я смогла поступить не сразу, но, думаю, в этом нет ничего плохого, – спокойно ответила она. Вайпер опустила взгляд на свои руки и откинулась на спинку стула. Я тут же понял, что подобные вопросы обескураживают ее.

– Какие у тебя проблемы с учебой? – деликатно осведомился я, чтобы развеять эту неловкость.

Мне нравился наш разговор: оказалось, что эта таинственная и рассерженная девушка была довольно умной, простой в общении, нежеманной и не бросающей на меня томные взгляды, пытаясь привлечь мое внимание.

Вайпер просто сидела напротив и смотрела на меня своими прекрасными карими глазами.

– У меня завал по физике. Ненавижу физику. – Она дернула плечами, словно стряхивая с себя это неприятное для нее слово. – Я сдала ее на четыре, но это с натяжкой. Преподаватель пожалел меня и поставил четыре, чтобы я не лишилась стипендии. А так… Сначала хотел поставить три.

– Тройка – не такая уж плохая оценка. Думаю, ты уже слышала это: «Важна не оценка, а знания», – попытался подбодрить ее я.

– Ты учишься на гранте? – спросила она.

– На коммерции, – усмехнулся я.

– Видишь ли, для тебя тройка не страшна, потому что на свое обучение ты тратишь большие деньги, но такие, как я, борются за право обучаться здесь бесплатно и получать стипендию. Тройка – это недопустимо. К тому же, признаюсь честно: физика – не мое.

– Хорошо, с ней мы разберемся. Какие-то еще предметы?

Вайпер улыбнулась, а я вдруг невольно подумал, что у нее очень красивая улыбка. И тут я осознал, что тоже, правда, едва заметно, улыбаюсь.

– Все предметы, кроме языков, литературы и истории. Все, что касается чисел, – тоже не мое, – сказала девушка.

– Тогда почему ты избрала именно этот факультет? – Мотивы ее выбора были мне непонятны.

– Из-за родителей. Они оба – преподаватели математики, и я должна продолжить их дело. Поступая, я руководствовалась надеждами на наследственную тягу к точным наукам, но, как оказалось, мои способности крайне скромны.

– Будь они скромны, ты была бы исключена еще на первом курсе, – заметил я. – Все не так плохо, как кажется на первый взгляд.

– Может, я преувеличиваю, но, в любом случае, таких способностей, как у родителей у меня нет. До третьего курса у меня не было проблем в этой области, но теперь я осознаю, что мои знания исчерпались. Да и… – Она замолчала и нахмурилась.

– Что? – подбодрил ее я.

– Гуманитарные предметы мне больше по душе, – призналась Вайпер, опустив взгляд на стол. Она словно стыдилась того, что подвела ожидания родителей.

– Иногда родители бывают эгоистичны, – тихо сказал я. Мне было жаль ее.

– Ты неправильно меня понял! – воскликнула девушка, вновь взглянув на меня. – У меня замечательные родители! Поступить сюда было моим решением, хотя родители предоставили мне полное право выбора и даже отговаривали, узнав, что я решила поступать на физико-математический! Это не их эгоизм. Это – моя ошибка.

Я слишком долго жил, чтобы не разбираться в людях и их истинных мотивах поступить так и не иначе. Вайпер очень любила своих родителей, поэтому перекладывала всю вину на свои плечи. Она стала жертвой любви к родителям, и, как бы не уверяла меня в обратном, именно родители сделали за нее выбор. Негласно, но явственно. Передо мной сидела простая, серьезная девушка, которая ради мечты своих родителей пожертвовала своей. Сейчас она не понимала этого, но обязательно поймет позже, когда повзрослеет, и будет жалеть о своем выборе. Нет. Она уже жалеет.

– И каков твой любимый предмет? – поинтересовался я.

– Я очень люблю литературу, – ответила она и вдруг слегка смутилась. – Но, может, теперь ты расскажешь что-нибудь о себе? Ты словно нарочно допрашиваешь меня.

– Извини, если создалось такое впечатление. Просто я не думаю, что хоть чем-то интересен. Я прекрасно разбираюсь в точных науках, живу с родителями и братом. И, думаю, мне хотелось бы стать… – Я задумался. – Летчиком.

Вайпер поняла мой сарказм. Убрав упавшую на ее лоб прядь волос, она недоверчиво, но с улыбкой, взглянула на меня.

– Хорошая профессия. Но, вижу, ты не торопишься им стать. Неужели ты еще не определился с выбором профессии?

«Если бы ты знала, какую профессию я занимаю по праву рождения! Я охотник!» – подумал я, в душе мрачно улыбнувшись своим мыслям.

– Я пока не думал об этом, – вместо этого сказал я. – Впереди еще целая жизнь. У меня еще будет время определиться, чего я хочу.

У меня уж точно. Бесконечная жизнь.

Вайпер промолчала и взглянула на часы.

– Извини, мне нужно бежать, – вдруг сказала она и, поднявшись, взяла в охапку лежащие на столе учебники по физике, оказавшиеся на сегодняшней встрече совершенно ненужными и забытыми.

– Но до конца занятия еще десять минут, – с досадой сказал я, бросив взгляд на свои наручные часы.

– Знаю, но я могу опоздать на трамвай, – ответила она.

– Насколько я осведомлен, у них довольно частый маршрут, – сказал я, тот, кто никогда не терпел проблем с передвижением. Еще бы: легко быть мобильным, когда у тебя есть автомобиль!

Вайпер усмехнулась.

– Не совсем. Мне придется ждать следующий полчаса. Я живу не в центре и не могу позволить себе такую роскошь.

– Тогда нам следует назначить следующую встречу, – напомнил я. – Как ты на это смотришь? Когда?

Она задумчиво повесила сумку на плечо.

– В понедельник, в пять. Тебя устраивает?

– Абсолютно.

– Только не опаздывай, – с доброжелательной усмешкой сказала девушка и направилась сдавать учебники, после чего торопливо вышла из библиотеки.

Я остался сидеть в зале, мысленно воспроизводя в голове наш разговор, и отметил про себя, что, при всем моем презрении к смертным, эта девушка, Вайпер, показалась мне какой-то неземной. Я не чувствовал к ней ни капли презрения. Это было ново для меня, почти ошеломляюще – не презирать человека. Но Вайпер была славной смертной девушкой. А ее яркие глаза все еще стояли передо мной. Я поймал себя на этой мысли, но в этот раз не стал корить себя за слабость, ведь знал, что все произошедшее всего пару минут назад – обычная дань справедливости и ничего для меня не значило.

Глава 6

Я не верила самой себе.

Выходя из библиотеки и машинально забирая из гардероба пальто, я невольно размышляла о том, насколько приятным собеседником оказался ненавистный мне Седрик Морган. Да, он жутко опоздал, но все же… Я поняла, что ошибалась насчет него, и раз и навсегда решила не составлять о человеке никакого мнения, даже не поговорив с ним.

Впредь никакого предубеждения! Ведь я ошибалась, думала, Бог знает что, насчет Седрика, хотя ни разу не разговаривала с ним, и теперь мне было стыдно и перед ним, и перед самой собой. Конечно, он заставил меня одиноко маяться в библиотеке, но, когда пришел, несмотря на свое раздражение в его адрес, я отметила, что он несколько растерялся, но в ответ на мои язвительные речи, оставался вежливым. Когда мы, наконец, сели за стол, я присмотрелась к Седрику Моргану внимательнее. Я никогда раньше не видела его так близко, только издалека, когда он шел по двору или поднимался по лестнице в университете, но я никогда не рассматривала его – это казалось мне неприличным. Сегодня же его облик предстал передо мной в полном свете. И меня настигло удивление: его кожа настолько белая… Именно белая, а не почти прозрачная, как бывает у светлокожих людей. И эта белая кожа, словно нарочно, подчеркивала его темные, почти черные, как смоль, волосы. До этого дня я всерьез считала, что Седрик – эгоист и что ему наплевать на других людей. Но сегодня Седрик невольно, сам того не зная, изменил мое мнение о себе. И это каким-то коротким разговором!

Наш разговор был недолгим, но я с трудом отводила глаза от красивого лица этого парня, словно он загипнотизировал меня взглядом своих холодных голубых глаз, напоминающих кусочки льда. И все же, несмотря на холодность, глаза Седрика излучали дружелюбие. А я все приказывала себе не смотреть на него так пристально… Мне никогда не нравились парни с волнистыми волосами, но довольно длинные и слегка растрепанные волосы Седрика подходили его холодному отчужденному облику просто идеально. Должна признаться, я никогда не видела таких красивых людей, как он. Надеюсь, он не заметил того, что я разглядывала его. Да я и не хотела разглядывать его, скорее, это вышло совершенно случайно: во время беседы, я всегда смотрю на собеседника – это признак внимания.

Через два дня, в понедельник, должна была состояться наша следующая встреча, и я надеялась, что за выходные подготовлю себя к тому, что присутствие Седрика Моргана не будет вводить меня в легкий ступор, как это случилось на нашем первом занятии. Я должна помнить о том, что встречаюсь с Седриком только из-за программы и не более.

Теперь я понимала, почему у этого отчужденного парня было столько поклонниц: он словно притягивал к себе, и в то же время отталкивал. Нет, я не одна из этих дурочек, а просто отмечаю этот факт – справедливо и незаинтересованно. А может, я несколько лукавлю перед самой собой….

Но больше никаких дифирамбов! Просто честно признаюсь себе в том, что, на самом деле, Седрик Морган – обаятельный молодой человек. Признаюсь, что мне было трудно разговаривать с ним: я боялась, что мой голос задрожит, поэтому пыталась быть краткой и следить за тем, чтобы не рассказывать о себе слишком много. Но это было вначале нашего разговора: когда дело коснулась физики, во мне вдруг проснулось удивительное спокойствие, будто я знала Седрика всю жизнь.

Когда я дошла до нужной остановки, чтобы подождать свой трамвай, я вдруг увидела черную «Тойоту» с тонированными стеклами – она бешено пронеслась мимо, и стоящие рядом со мной люди неодобрительно заворчали. Моя первая мысль была о том, что этот лихач – настоящий псих, но… Точно такой же автомобиль есть у Седрика Моргана. И он так гоняет? Сумасшедший. Хотя, может, это был и не Седрик, ведь его «Тойота» – не единственная в Праге.

Вскоре подошел мой трамвай. Проехав восемь кварталов, я оказалась в знакомом районе, где снимала квартиру. Я любила время, когда, сидя в трамвае, ехала на учебу и обратно. В эти долгие минуты я размышляла и мечтала. Музыку я не слушала, но мне ничуть не приходилось скучать: я наслаждалась своими размышлениями или хорошей книгой.

Вот и мой дом. Я медленно поднялась на четвертый этаж старенького здания, все еще блиставшего своей старинной архитектурой, но уже нуждающегося в реставрации. Лифта в доме не было. Казалось, дом стоял неприкосновенным с тех пор, как его возвели сто или больше лет назад. Покопавшись в сумке, я достала ключ и отперла дверь своей небольшой квартиры, которую снимала третий год подряд, и которая дорого мне обходилась. Родители переводили мне деньги, но это мало помогало моим нуждам, ведь почти все они уходили на оплату квартиры. Иногда я подрабатывала в кафе, но эти деньги не помогали моему положению. К счастью, довольно высокая стипендия спасала меня: получив ее, я откладывала суммы на питание, трамвай, ксерокс – на это уходила большая половина средств, но на оставшиеся деньги я покупала себе книги и всякую приятную, нужную мелочь. Некоторую сумму я тратила на приобретение одежды, но это случалось довольно редко.

Мой гардероб был весьма скромен: моя верхняя осенняя и зимняя одежда состояла из длинной шерстяной кофты и черного пальто, в котором я частенько прогуливалась вечером. Несмотря на то, что я была студенткой Пражского университета, что предполагало деликатный вкус в выборе одежды, мой гардероб не отличался разнообразием, так как я имела невообразимую любовь к темным цветам. Но моя одежда подходила моему настроению: я часто пребывала в серьезной задумчивости или просто в ровном настроении. Косметика меня не привлекала, и из всего ее разнообразия я использовала только черную тушь для ресниц и бледно-бронзовые тени, хотя однокурсницы утверждали, что мне следует скрывать мои бледные губы под слоем яркой губной помады, что мне следует сделать химическую завивку, потому что мои натуральные прямые волосы абсолютно мне не идут… И еще тысячи мелочей, на которые я не обращала внимание.

Зайдя в миниатюрную прихожую, я сняла пальто, аккуратно повесила его на плечики в шкаф-купе и, бросив сумку на старенький матерчатый диван, с наслаждением сняла осенние полусапожки, после чего направилась прямиком в кухню, чтобы поставить чайник на огонь: мне ужасно хотелось кофе.

После вечернего кофе начиналась ежедневная студенческая рутина: подготовка семинаров, рефератов, докладов, самостоятельное изучение тем… И, хотя в этот вечер я могла сделать все и сразу, но решила не нагружать свой усталый разум, а сделать задания поэтапно. Учеба – учебой, но отдых тоже никто не отменял. Да и разве в пресыщенном информацией и волнениями мозгу закрепиться хоть что-нибудь толковое? Но я вдруг зачем-то вспоминала о том, что скоро наступит понедельник, и знание этого неизбежного события заставляло меня волноваться о том, что, при встрече с Седриком, мой голос повысится до второго сопрано.

Нет, довольно думать об этом! Это всего лишь Седрик Морган. И ведь впереди – два дня выходных. Но эти два дня пролетели совершенно незаметно, и вместо того, чтобы укрепляться в своей силе воли, в своих мыслях я возвращалась к беседе с Седрком.

Понедельник пролетел как одна секунда. На лекциях я была невнимательной, не могла сосредоточиться на рассказе лектора, и меня даже пару раз спросили, хорошо ли я себя чувствую. Перемены проходили еще хуже: мои однокурсницы, знающие о том, что я занимаюсь с Седриком, и том, что у нас уже было занятие, брали меня в настоящую осаду и терроризировали вопросами, требуя рассказать, как все прошло, о чем мы разговаривали, как Седрик смотрел на меня и даже с какой интонацией говорил. Просто балаган какой-то! Да и я не помнила о таких мелочах, ведь все мои мысли и усилия были направлены на то, чтобы заставить себя не смотреть на него.

Из-за боязни вновь оказаться под вниманием сплетниц, едва закончилась последняя пара (дополнительная, по физике, для тех, кто плохо понял предыдущую лекцию), я буквально вылетела из аудитории и направилась в библиотеку. Было без трех минут пять, и в этот раз опоздать могла я, а опаздывать мне жутко не хотелось. Я почти вбежала в библиотеку и, окинув взглядом зал, увидела Седрика, сидящего за нашим столом и читающего книгу.

Я быстро подошла к столу.

– Привет! – приветливо сказала я Седрику, тяжело дыша после быстрой ходьбы по длинным коридорам и лестницам университета.

– Привет. Не следовало так торопиться, – с легкой усмешкой сказал Седрик, оторвавшись от своей книги и взглянув на меня.

– У меня был сумасшедший день, – объяснила я, доставая нужный мне учебник по физике. – Поставили дополнительную пару, но я не хотела опаздывать. Я пунктуальна до тошноты.

– Я вижу, – вновь с усмешкой отозвался Седрик.

Сегодня он был одет чрезвычайно просто и не напоминал щеголя, как в первую нашу беседу.

– Что читаешь? – спросила я: мне действительно было любопытно, что за книгу он читал так жадно.

Седрик закрыл книгу и показал мне лицевую ее обложку.

– Бодлер? – искренне удивилась я. – В первый раз вижу парня, который любит поэзию Бодлера.

Мне казалось, что такие парни, как Седрик Морган, вообще не интересуются литературой и поэзией. А он читал «Цветы Зла» Шарля Бодлера. В оригинале.

Седрик прищурил глаза и положил книгу на стол.

– Тебя это удивляет? – насмешливым тоном спросил он. Его глаза зажглись ледяным светом.

– Если честно, то очень, – ответила я, вдруг ощутив, как по моей коже пробежал холодок от его ледяного взгляда.

– Почему же?

– Представители сильного пола редко читают поэзию, так как большинство считает это «не мужским» делом. А те мужчины, которым поэзия по душе, редко предпочитают Бодлера и находят его стихи непонятными и слишком мрачными.

– Вот как, – насмешливо изрек он, складывая руки на груди и презрительно глядя на меня. От его кусачего взгляда моя душа содрогнулась. – Решила блеснуть умом? Но вместо ума ты показала лишь то, что ничего не знаешь о мужчинах и размышляешь, как наивная дурочка.

Я не поверила своим ушам. Я была поражена. Настолько поражена, что не сразу смогла найти слова, чтобы ответить на его открытое хамство. На его оскорбление. Мои руки задрожали. А Седрик продолжал сидеть и убивать меня своим ядовитым взглядом.

– Однако, ты хам! – тихо сказала я, стараясь не выдать голосом свое волнение. – Видимо, тебе не в первый раз приходится оскорблять женщину?

– Я оскорбляю только тогда, когда собеседник этого заслуживает, – последовал его спокойный, но строгий ответ.

Дар речи покинул меня окончательно. Я изумленным взглядом смотрела на сидящего передо мной хама, которого совсем недавно оправдала в своих же глазах, и не могла найти ни сил, ни ловкости на достойный ответ. Я была права с самого начала, но потеряла бдительность из-за его потрясающего актерского мастерства. Глупая! Дала себя обмануть!

– Вот, значит, как. Что ж, к счастью, меня, в отличие от тебя, воспитали хорошо, поэтому я не буду отвечать на оскорбление оскорблением и опускаться до твоего уровня. Можешь упиваться гордостью: тебе удалось оскорбить меня совершенно безнаказанно, – таким же ледяным тоном сказала я.

Мое настроение упало. Я думала лишь о том, как ошиблась, приняв Седрика Моргана за порядочного милого парня. Но он показал свое истинное лицо. И вдруг до меня дошел весь ужас моего положения: мне придется заниматься с этим мерзавцем до зимней сессии. Три месяца, почти каждый день видеть это холодное гордое лицо, эти глаза, похожие на куски льда, и ощущать на себе этот презрительный взгляд.

Седрик усмехнулся мерзкой улыбочкой.

– Если твое воспитание так идеально, то ты должна знать, что вмешиваться в чужие дела, значит – копать себе могилу, – ответил он на мою тираду.

– Если один вопрос о поэзии кажется тебе вмешательством в твои дела, то не волнуйся: я никогда и ни о чем тебя не спрошу, – мрачно пообещала я. – А теперь не будем терять время и займемся физикой.

С очередной усмешкой Седрик взял в руки мой учебник.

– И что из этого материала тебе не понятно?

– Параграф шестнадцать, – коротко ответила я. Мне был неприятен его голос.

– Что здесь сложного? Это материал повторения второго курса, – пробормотал он себе под нос, и уголки его губ приподнялись в новой насмешке надо мной.

Крепко вцепившись пальцами в тетрадь, так, что побелели костяшки, я попыталась успокоить себя мыслью о том, что скоро эта пытка закончится. И что Морган недостоин того, чтобы из-за него я превратилась в такую же хамку, как он сам. Не дождется!

Все полтора часа занятия я чувствовала себя ужасно. Ужасно маленькой и глупой. Седрик терпеливо объяснял мне материал, но я чувствовала его презрение в каждом его слове, взгляде, жесте, однако и виду не подавала. Но, оказалось, моя сила воли была не так сильна, как я на то надеялась, и меня вдруг пронзило осознание того, что из объяснений Седрика я не слышу и не понимаю ничего, а лишь стараюсь сохранять невозмутимый вид. Но мои нервы начали сдавать. Я глубоко вздохнула и закрыла лицо ладонями.

– Извини, Седрик. Ты хорошо объясняешь, но я ничего не понимаю. Думай обо мне, что хочешь! – вырвался у меня возглас отчаяния.

Открыв лицо, я увидела, что Седрик внимательно смотрит на меня. И в его взгляде промелькнуло что-то странное. Наверняка, очередная насмешка.

«Чертов ректор! Чертов университет! Чертова программа!» – мысленно крикнула я.

– Думаю, наша встреча подошла к концу! – С этими словами я поднялась со стула и начала бросать вещи в сумку.

Седрик молча смотрел на меня холодным взглядом.

Едва выйдя из библиотеки, я тут же почувствовала моральное облегченье и вспомнила о том, что мы с Морганом не договорились о следующей встрече.

Черт с ней! Черт с этими занятиями и физикой! Черт с этим хамом Седриком! Пошло все это к чертовой матери!