Текст книги "Тряхнем стариной!"

Автор книги: Анна Лерой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Глава восьмая

– Ты кто? – спросила я как-то даже без особой обреченности. Собственно, ну…

Не испугался – и то хорошо. Даже заинтересовался, извращенец какой! Я сильнее закуталась в ткань, чем сделала только хуже – влажная простынь мои телеса обтянула так, что никакого простора для фантазии не осталось. Лукавая ухмылка на роже гостя стала еще шире и обаятельнее, если так вообще можно было выразиться. Черт, еще и подмигнул! Кавалер, блин!

Хотя погодите… Нет, вот такое нечто странное в качестве кавалеров как-то мне интересно не было. Мама говорила про то, что мужчина может быть не особо-то и красив, но не настолько же!

– О, – сказало рыло и почесало… Рога? Я на всякий случай села, придерживая свое облачение. Черти – оно такое. Это же черт? Раз с рогами? Кто знает, что им в голову взбредет? – Ты чего, Ягушка? Аль пару чересчур поддала? Да ты что, свет очей моих?

Непонятно, чего рыло от меня хотело. Сначала вроде подкатить в бане намеревалось, теперь даже и офигело. Удивилось оно знатно, но чему именно? Это что – бабуля в кипятке обычно парится или наоборот? Рыло тем временем вылезло на белый свет целиком. То есть вылезло из окна, но как бы не через окно, а словно бы через стенку просочилось. Круто, кстати, интересно, а я так могу? Я же ведьма, вроде бы.

М-да-а, эльф не эльф, но выглядел он как плод грешной любви эльфа, гнома и лысой кошки. Где-то в дальних предках были, наверное, свиньи и хоббиты, судя по волосатым ногам. Почему-то именно в этот момент мне срочно захотелось проверить, насколько у меня у самой оброслость ниже пояса, но как-то я рассудила здраво, что в триста лет другие вопросы должны волновать. Не отсутствие депиляции, а радикулит и давление.

– Анчутка я, Ягушка. Ты чего, болезная?

Он уселся на лавку против окна и смотрел на меня с явным сочувствием и озабоченностью. А я рассматривала его, не зная, что ему, собственно, в ответ и сказать. Росточку Анчутка был маленького, так, если встану, мне примерно по пояс будет, одет в холстину – штанцы коротенькие и жилет. Он упер ручки в тощие бедрышки, вытянул хвост с кисточкой и по-детски застучал друг о друга аккуратненькими копытцами.

– Ай, старая, не узнаешь, что ли? – огорчился он. – А я вот…

– За наливкой пришел? – обреченно уточнила я, вспомнив кошачий вводный курс бытия в этом мире. – А я…

– Не. – Анчутка махнул рукой. – Тоись нальешь, я ж против не буду. Но пока дело у меня к тебе сурьезное, сестра.

Ого! Я икнула. То есть как это сестра? А как же клинья? Или раз тут человечинку можно, то и другие – эм-м-м – шалости не запрещены? И куда я попала?!

– А я тебе сестра? – уточнила я. Кот почему-то умолчал про родственные связи. А кто-то там говорил, кстати, про чертову бабушку и про то, что мы с ней родня? Память, ты бабкина должна была отмереть, не моя собственная!

– Дальняя, – махнул рукой Анчутка, развенчивая мои опасения. А потом посуровел. Так нахмурился, что у него аж рожки зашевелились. – Но какая вдруг разница… Да ты чего?!

Никогда в жизни не видела таких обеспокоенных чертей. Ну или так: чертей я вообще никогда не видела, до белой горячки допиваться мне не случалось. Было пару раз до белого друга и все. Не любитель я. Но вот же как бывает, иной человек к ближнему своему равнодушен сильнее, чем черт! И кто после этого больше бесит, спрашивается?

– Понимаешь…

То ли потому, что у меня уже нервы немного сдали – от пара, расслабухи, младенца, кота, змеи, да и всего остального тоже, то ли потому, что вот она объявилась, родная душа… – хотя какие, к черту, у чертей души? – но меня как прорвало.

– Тут это. Беда, Анчутка! Кудымский царь случился, – будто это все Анчутке разом объясняло, всхлипнула я, натягивая на ноги свою простыню посильнее. Это типа вон оно – завернуться в простыню и ползти на кладбище. Но опять же – какое Яге кладбище? Ей скорее костер… Кажется, на истории было что-то про сожжения… Но простыню я натянула больше потому, что тело бабкино саму постоянно с мысли сбивало, хотелось все же огрехи фигуры прикрыть. Не о теле, конечно, сейчас надо думать, но женская натура, она такая. – Пришел, так сказать, и вот…

Рассказчик из меня вышел еще тот. Впрочем, мне казалось, что Анчутка понимающе покивает, но не тут-то было. Он только сильнее башку вытянул. Значит, не в курсе.

Пришлось вспоминать, что там кот рассказывал.

– Воевода его просил, чтобы я его через Черный лес провела, в Навь впустила, – напряглась я, – а я его в дом не пригласила, в баньке не попарила…

– А чего ты так? – спросил Анчутка.

Супер, думаешь, я знаю ответ на этот вопрос? Кот вроде тоже не говорил ничего. А и правда, какая мне была разница? Но ведь была. И такая была понятная причина, что кота не особенно удивила, иначе в общем-то спокойным рассказом дело бы не ограничилось. Эх, старая, что же ты учудила и как теперь выяснить, что тобой двигало?

– Погоди, сейчас поймешь, – вздохнула я. Может, и я чего-то пойму, хотя на это надежды мало, а говоря откровенно – практически никакой. – В общем, пришел он с подарками, а я его того, с крыльца. Короче, от ворот поворот дала.

– Хе-хе, – взбрыкнул Анчутка копытцами. – Так чем он недоволен, вороже, а могла бы и в печь!

– Могла, – и я опять вздохнула. А дальше там что? А, да. – Ну, а потом молодец ко мне явился. На вид богатырь и голос богатырский, чуть не оглохла. Кстати, ты не знаешь, зачем воевода ко мне приезжал?

– Как не знать, – осклабился Анчутка. – Но ты договаривай, ладную сказку говоришь.

– Почему это сказку? – я даже подскочила – лавка подо мной протестующе крякнула. – Сама не помню, кот сказал. А он врать не будет.

– Не будет, – так серьезно сказал Анчутка, что до меня дошло – это он не просто поддакнул, чтобы разговор поддержать, а реально – кот Баюн врать не умеет. – Ты давай потом про кота.

У него такой вид был… как у человека, ну, не человека, а черта, но черт бы с ним, который слушает тебя, а потом – «фигня все это, я знаю как было, сам видел, рядом стоял и даже на ютьюб успел выложить». Уверенность в нем чувствовалась немалая. Мне это показалось добрым знаком. Нет, в самом деле, кажется, в лице… ряхе моего дальнего родственника ко мне явилось какое-то объяснение.

– Ну, вот… – А как дальше-то? Как ко мне яблоко попало? Не был же этот мужик из подпола ими уже фарширован? Как гусь. В принципе, идея с местными обычаями не лишена привлекательности. Но я пока решила, что и так сойдет, выдумывать ничего не буду. – А у молодца яблочки были с собой… молодильные… недозрелые…

Уже когда я про яблочки заикнулась, Анчутка соскочил с лавки и принялся по бане такие круги наворачивать, да с такой скоростью, что я на всякий случай закрыла глаза, чтобы башка не пошла кругом тоже. А Анчутка топал копытцами, оставляя на полу заметные такие вмятинки, махал хвостом и причитал не как бес, а как заправский пономарь в фильмах. У меня, конечно, так бы носиться не получилось, и не потому даже, что мне триста лет, а потому, что потолок низкий. А вот он пар, что называется, от души выпускал.

– Хватит мне хату портить! – рявкнула я больше от зависти к его расторопности, и Анчутка застыл. – Вон чо натоптал, – я потыкала пальцем в пол. – Все рябое теперь!

Анчутка посмотрел на меня обиженно, потер свиное рыльце ручкой, даже всхлипнул.

– Тебе, Ягушка, баня дороже брата, да?

– Черт с тобой! – фыркнула я и – вот это да, сама не ожидала! – все вмятинки, которые Анчутка наделал, тотчас затянулись. – А…

Пока я таращилась на неведомо чудо, Анчутка вдруг повернулся ко мне, сложил лапки молитвенно – а можно так о черте сказать или это как «вода сыпется»? – и очень серьезно произнес:

– Спасибо, матушка-Ягушка. Нечасто ты меня словом балуешь.

Он даже посвежел как-то, а я, похлопав глазами, собразила. Это там у нас это как проклятье звучало, а здесь, да еще и к бесенку, это, наверное, как лучшее пожелание. Только вот со словами-то надо быть осторожнее, а то прокляну ненароком кого не следует, а кого следует – ну, выйдет как с воеводой, а то и похуже.

– Так что ты рассказать-то хотел? – напомнила я. – Про воеводу?

Анчутка подошел к моей лавке, уселся рядом, лапки опять на коленках сложил – милый какой чертик, говоря откровенно, и пахнет от него не серой, а лесом после дождя… Очень даже приятно. Это хорошо, когда мужчина приятно пахнет.

Эй, старая, ты чего! Я аж язык прикусила. Нормальные такие мысли пошли? Это я что, на чертей начала засматриваться? Это вот что, какой-то побочный эффект? У тебя там мужик в подполе, пнула я себя, а это вообще родственник, пусть и дальний, нехорошо!

– Э-хе-хе, – закряхтел Анчутка. – Как же ты так, Ягушка, оплошала! Это что же, совсем ничего не помнишь?

Да, видать, что-то бабку приложило настолько сильно, что она рискнула сожрать неведомо что, не проверив состав и срок годности. Судя по реакции моего родственника, эффект от незрелых молодильных яблок тут знали все до последнего червяка, значит, Баба Яга точно была в курсе. Но рискнула. Причем так: даже не стала дожидаться, пока дозреет. И из чужих незнакомых рук! Мужик… Ну, мужик как мужик, красивей видали. Но это я. Баба Яга, может, и не видела, вот ее и проняло? Хотя за триста лет уж каких только мужиков можно было увидеть и даже съесть. Или что-то другое причиной стало?

– Не помню, – согласилась я печально. Признала свой косяк. Ну а что? Каждый ошибиться может. Главное ведь – начать исправлять. Кот уверял, что это еще не конец и все поправимо.

Вот: один кот – и такой умный. А сорок котов – сорок мозгов. А то все «останешься одна с котами» – да на здоровье! Страшилка нестрашная, вот это что. Лучше коты, а то все беды, вон, точно от мужиков.

– Не кручинься, – успокоил Анчутка. – То не беда, что поправить можно. Колдовать можешь?

– Угу.

– Вот и славно. – И тут же перешел наконец к делу. – Понятно, что Кудымский царь сюда совался. Я ж как раз в его краях с дивами был, – и он подмигнул.

– С какими дивами, ты же черт! – вырвалось у меня. Хотя… дивы разные бывают, некоторые дивы, инстаграмные или эстрадные, всю жизнь козлов себе планомерно выбирают, а чем, собственно, черт-то хуже? По крайней мере, он свою суть не скрывает. Или как? Красным молодцем притворяется?

– С обычными, – фыркнул Анчутка. – А чего ты, старая, сразу взъелась-то? Они же мне тоже родня!

Он от обиды насупился, сморщил рыльце, и я поспешила исправиться. Во-первых, я вспомнила, что дивы – это такие же черти, только где-то в другой мифологии, а во-вторых, мне совсем не хотелось, чтобы родственник перестал снабжать меня информацией. Пусть тусуется с кем ему хочется, у меня на него никаких планов нет, по крайней мере, матримониальных.

– Пришел бы ко мне, выпили бы, – продолжила я, усиленно делая вид, что реплика моя относилась не к претензиям по части женской солидарности, а к чисто родственной обиде. – Нет, он все по супостатам бегает! Нехорошо.

– Да, нехорошо, – согласился Анчутка. – А мне не сидится на месте. Вот и батя все ругает. Что тут дел полно, вон по лесам всякое шастает, люди шалят, проучить надобно, а что я сделаю? Скучно мне!

– Ты давай про воеводу.

Кажется, сейчас я узнаю, где собака порылась. И если не все, то хоть что-то это мне прояснит.

– Цесаревича они ищут, – громким зловещим шепотом выдал Анчутка. – Знаешь ведь, в Тридевятом цесаревич пропал?

Глава девятая

Вот это дела. Раз Анчутка выглядит серьезно, то и мне стоит нахмуриться.

– Какой цесаревич? – переспросила я, а потом до меня дошло.

Цесаревич – это же как королевич, то есть принц. А если его у меня искали, то… Мама моя дорогая, я могла его съесть?! Ой, заберите меня отсюда, пожалуйста! Меня же засудят или чего-то хуже…

Я всю жизнь не то что была далека от политики – да я до прошлого года была уверена, что в Америке президент другой! Не тот, который этот. Ну не люблю я, оно мне страшно и непонятно, а еще – никогда не хотела ничего в политике понимать. Открыли-закрыли, запретили-разрешили, мне-то что, я ни на что не влияю и, главное, не хочу!

Да я даже не выборы никогда не ходила!

А тут меня от осознания, во что я вляпалась, холодный пот от затылка до пяток прошиб сразу, несмотря на жар, даже пекло. И да, какая-то мысль мелькнула, что бабка-то здорова сидеть при такой жаре! Вот что значит – трехсотлетняя выдержка!

А Анчутка только плечиками пожал и закрутил носом:

– Так известно какой – тридевятый.

– Не тяни, миленький, – чуть не заплакала я, – говори что знаешь! Ну!

Анчутка почесал рожки, вытянул хвост, уставился на него задумчиво. Я спрятала руки за спину, чтобы ему этот самый хвост не намотать на рога…

– Мутное то дело, – наконец сказал Анчутка. – Как царевич-то сгинул, царь-батюшка ихний осерчал, Змея сразу к себе вызвал, и никто после Горышеньку-то и не видал…

Меня теперь для разнообразия кинуло в жар.

– Какого Змея? Горыныча?

– Агась, свет очей моих. Его-его. Тоись сидел себе Змеюшка столько лет тише воды, ниже травы, а потом как! – Анчутка всплеснул ручками. – Ну, загулял. Ну, залетал. Ну, украл пару девиц, так не сожрал же, хотя и мог. Одарил да отпустил, они еще и довольны. Да и когда это было! Ну, а вот царь тамошний и решил, что царевич – его рук дело. Вот и вот.

Вот и вот. Я перевела на понятный мне язык: в соседнем царстве жил, видимо, так же, как я, некий – почему некий-то? – Змей Горыныч, по юности буянил, потом остепенился, но стоило ему когда-то чуток сорваться, как власть обвинила его в краже царевича.

Додумать я не успела.

– Только вот странно что, – повернулся ко мне Анчутка и заблестел глазками, – Змей-то, Ягушка, уж, почитай, старше тебя веков на пять будет.

– Что странного? – удивилась я. – Седина в бороду, бес в ребро. Или он что, летать разучился?

Анчутка сочувственно захихикал.

– И летать разучился, а если честно, – тут он доверительно наклонился ко мне поближе, – он уже и ходит-то еле-еле. Мыслимо ли, таки бока нажрать! Он же это, все жирное да соленое, да прожаренное. А как обленился, ходит, переваливается. Какие ему нонче-то девицы? Да и зубов у него уже нет, а пламя ток на кострище для свинки и годится. Ну, Ягушка, сама подумай, матушка-сестрица, ну!

Ягушка подумала. Собственно, тут и думать было особо нечего.

– Думаешь, оговорили Змея?

– А то! – подскочил Анчутка. – Только царю сие было все одно, сама понимаешь, единственный внучок, наследничек… Сын-то егойный, единственный, батюшка цесаревича, еще три месяца назад в лесах сгинул, говорят, то ли кабан, то ли волки… А матушка, невестка царская, родами-то померла…

Так-так, а вот и плюсы того, что мне уже триста. Как-то про отсутствие медицины в этой сказочке я и забыла. Травы травами, а роды – штука непредсказуемая.

– А воевода? – напомнила я. Трагедия царской семьи меня, конечно, тронула, но не настолько, чтобы я забыла о главном.

– А воевода, да и прочие…

Тут еще и прочие замешаны? Мама моя.

– …Те поумнее царя-то будут. Вот Кудымский царь, тот сразу смекнул, что Змеюшка почем зря в темнице томится. А где можно царевича спрятать?

Я хмыкула. Да в принципе где угодно, было бы кого прятать.

– В Нави, – многозначительно поднял палец Анчутка. – А Змеюшки-то нет, проводить в Тридевятом некому. А в Кудымском царстве Кощей за границей бдит, а этот – сама знаешь, за такое дело себе все царство потребует. Так что Кудымский царь пока ждет.

Я смотрела на кончик анчуткиного хвоста. Тот немного нервно подергивался, и у меня внутри что-то екало тоже.

Выходит, что бабка-то в курсе была, зачем воевода пожаловал. Потому и отказала. Но потому – почему именно? Неужели все-таки сама замешана? Ай-яй-яй…

Хотя стоп! Вряд ли замешана, кот бы точно знал. А он вроде как наоборот, не понимал, чего я воеводу не пропустила. Видать, довольно обычное дело, и повод для невмешательства – ну или прикрытия задницы – у старухи был веский.

А ведь так все хорошо начиналось. Теперь вот… можно мне этот уровень заново, с того момента, как я от водника или как его там домой пошла? Лес большой, схоронюсь где-нибудь…

– А что, – спросила я, – сам-то думаешь? Где цесаревич?

– Я откуда знаю, свет очей, – вздохнул Анчутка. – Знал бы, так сказал бы. Да хотя бы тебе. Но только что дивы, что наши все говорят – нет никого крещеного близ Нави.

Хм. А вот воеводе, понятное дело, это знать неоткуда…

– А откуда у них такая уверенность?

Анчутка посмотрел на меня, как на очень тяжело больного человека. Причем, что самое обидное, как на тяжело больного пациента психиатрической клиники. Такого, которому и черти… Тьфу, черт! Странное мерещится и голоса слышатся, мол, «шапку надень».

– Грань сдвинется, – зловеще зашептал Анчутка. – Кто же такое творит, от добра никто не станет, только вороги лютые могут! Не ходят в Навь без должных ритуалов, даров и стража граничного, да и то временно оно все.

Это он, наверное, прав… Кот вот тоже с младенцем-то как напрягся. То нельзя, это нельзя, и это мне, Яге, а что уж говорить про людей?

– А мог кто-то помимо… ну, нас с Горынычем в Навь пройти? – спросила я. – Так, чтобы мы об этом не знали?

Анчутка задумался. Причем серьезно. Рожки шевелились, хвостик дергался, копытца стучали, а я ждала ответ и тряслась – прямо как глядела на тест на беременность.

– Да как тебе сказать, свет очей моих…

Я зарычала. Нашел время тянуть кота за… хвост.

– Дурное дело нехитрое, дурак везде лазейку-то найдет. Но это если прям совсем-совсем без ума быть. И колдунство то непростое. Плохое. И мощное. Я таких среди людей не знаю, могу вон батю поспрашивать, он все их грешки собирает…

Я с готовностью закивала. Но Анчутка только тряхнул головой.

– Хотя нет. Было бы такое, батя бы нас туда всем скопом гонял. Уж что-что, а он, когда люди всерьез колдуют, ой как не любит. Не людское это дело – колдовство. Так что, сестрица, хошь не хошь, а вряд ли то человек был. Если и был, конечно.

– А если не был, где царевич тогда?

– А я почем знаю?

Мы уставились друг на друга, но вроде как ни в чем таком не подозревали взаимно. И правда, он чертенок, а я Баба Яга, у каждого тут свой функционал, зачем нам царевичи?

Это все нужно было срочно перетереть с котом. Неспроста же он Баюн, может, что услышал об этом цесаревиче. Такого добра нам не нужно.

– Так, – сказала я, – выметайся отсюда. Буду париться, а потом… потом ужинать. Будешь?

– А то как же! – облизнулся Анчутка. – А что есть?

А что есть… Ну, что-то меня то, что было, не впечатлило. Мясца бы, сальца, да под водочку, да… Что? Какое сальцо, какая водочка? Я так вторым Горынычем стану! И так вон… того гляди, лавка не выдержит!

– Не знаю, – буркнула я, – домовые как-нибудь разберутся. – А потом черт дернул меня за язык: – Мужик есть.

– Какой мужик? – удивился Анчутка. Выходить из бани он явно не собирался, пригрелся тут, что ли?

– А черт его знает!

– Не-е, – протянул Анчутка, – батя бы сказал, коли б знал. Это вряд ли, матушка. А что там у тебя из мужика? Яйца Бенедикт али паштет печеночный?

У него глазки загорелись голодным огнем, а я аж икнула. Ну, паштет я себе еще представила живенько, а про остальное решила не уточнять.

– Я не спрашивала, как его зовут, – проворчала я. – Может, Бенедикт, а может, еще как-то. Но его мы ужинать все равно не будем… э-э… а то буду я как Змей.

– Это ты права, Яга, – тяжело вздохнул Анчутка. Все-таки аппетит у него при упоминании мужика прорезался. – Ягодка ты внушительная. Под тобой ступа развалится. Ну, ты тут парься, я пока травки к ужину нарву.

И он в мгновение ока пропал в окне. Я только успела подумать – какую травку он там рвать собрался, как передо мной возник банник, срам бородой прикрывая, и поклонился.

– Скидавай облаченьице, Яга-матушка, парить буду!

Секунду я думала. Но не больше. Потому что… а и сама не знаю. Ну, мне триста лет! В таком возрасте человек может только собственной дури стыдиться! А тело – а что тело, ну, старое. Нормальное явление. Обидно, но не настолько, чтобы удовольствия себя лишать.

Поэтому я скинула простыню, стараясь, конечно, все же не очень разочаровываться своими объемами и прочим – надо, надо худеть, пример Змея меня напугал не на шутку, – легла пузом на лавку и распласталась.

А дальше началось!

Пар, пар, все кругом заволокло паром, так, что я перед глазами только пелену видела, и запахло сразу тысячью одуряющих запахов. Я вдохнула, обжигаясь, чувствуя, как меня пробирает пот от самых кишок. А потом по моему старому, немощному, уставшему и больному телу заходили от кончиков пальцев на руках до пяток тяжелые колючие ветки.

Горячо, с оттяжечкой, не больно, а так – выбивая все лишнее. И я прямо чувствовала, как секундная вспышка сотен укольчиков сменяется в каждой клеточке негой и расслабухой.

– О-о-ой, – блаженно застонала я.

Мама моя дорогая, клянусь, это лучше секса!

– Терпи-терпи, Яга-матушка, венички-то можжевеловые хворь выгоняют, косточки разминают, года да тяжесть сбрасывают! А ну-ка повернись!

Терплю-терплю! Хотя нет, наслаждаюсь! Есть все-таки в бане что-то от удовольствия на грани страданий. То есть страдаешь, но хорошо. Этот бы рецепт всем попробовать, кто из сломанного ноготочка трагедию делает… Выплеснуть желание пострадать с пользой для дела и тела.

Хо-ро-шо! Мне даже было пофиг, что я кверху животом лежу в чем мать родила. Небось не впервые, никого не удивлю.

Банник схлопнулся, пар начал рассеиваться, я вздохнула полной грудью и села. Голова немного плыла, тело горело и – черт меня подери, в смысле иносказательно, тут же поправилась я, а то еще батя Анчуткин явится, – зачем Яга-дура яблоки лопала? Нет, молодость оно хорошо, конечно, но вот прямо сейчас я не чувствовала никакой разницы. Вообще никакой. Триста лет или тридцать, какая проблема?

Я переоделась в то, что принесла с собой, то есть в ночнушку. Ну, что было, то и надела. Я же спать собиралась, а не государственные вопросы решать. Точнее, так: меня не сами цесаревичи интересовали и сопредельные государства, а то, как мне из всего этого выйти с наименьшими потерями. Кот и Анчутка с его информацией могли помочь разобраться. Я иначе ведь не засну!

Вышла наружу, расплываясь в совершенно идиотской улыбке. Вот так баня! Ну двести семьдесят, конечно, вряд ли, но лет пятьдесят точно как не бывало! Я потянулась, отмечая, что даже двигаться стало легче! Нет, банная терапия – то, что мне сейчас было нужно. И никаких больше поставок из непроверенных источников, ну нафиг.

На небе плавала огромная луна, кажется, она стала больше и ближе. Лес как тени призраков колыхался в ее свете, шептался о чем-то, и казалось, что между деревьев ходит кто-то, не решаясь выглянуть… Ну или не казалось, но мне даже страшно не было. Триста лет жила и еще проживу, не леса мне надо бояться, ой, не леса!

– Ай, румяная красавишна! Что, сестрица, пойдем вкушать? – передо мной обозначился Анчутка, и я понятия не имела, где он такой стог надергал, но хватило бы трав не только на одного мужика, а на целую роту. – Глянь, какие я приправки-то подобрал, вот эта, – он помахал перед моим носом веточкой, пахнущей словно перцовой мятой, – и вот эта, – еще одна веточка, вроде корица на вид, а на запах как бергамот, хотя откуда бы они тут взялись, – по рецепту бати. «Грешник кающийся». Недавно изобрел, тебе понравится.

– Я тебе сказала что? – рявкнула я. – Никаких грешников мы есть не будем! – Я подумала. – Курей вон где-нибудь возьмем и делай с ними что хочешь.