Текст книги "Тень Мануила"
Автор книги: Анна Бардо
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
Исходя из всего этого, дверь открывать не хотелось совершенно, более того, было страшно… Однако стук был не слишком угрожающим, а, наоборот, очень вежливым. Вряд ли так стучала бы полиция. Хотя откуда мне знать, как там стучит турецкая полиция? Да и стучит ли она вообще. А может, это убийца пришел за мной? Но, с другой стороны, зачем убийца вообще стал бы стучаться? Двери-то у меня картонные: я сам такую мог вышибить ударом ноги или даже кулака. Но нет, мои мысли вряд ли имели в тот момент хоть что-нибудь общее со здравым смыслом. Я боялся. Меня почти трясло от страха. Каждый шорох в комнате или за ее пределами вселял в меня желание бежать и искать место безопаснее этого слишком уж многоликого города…
И все же страх мало-помалу начал отступать, когда сквозь щель под моей дверью я рассмотрел, что тусклый свет коридорных ламп загораживает всего одна тень. Да и то не слишком большая. Тот, кто был за дверью, прекрасно знал, что я у себя, поскольку принимался стучать уже несколько раз и уходить не собирался. А после третьей попытки достучаться какой-то неожиданно знакомый мужской голос, говорящий по-английски, но с заметным акцентом, присовокупил к стуку аргумент: «Пожалуйста, откройте! Вам просили передать конверт». Аргумент этот был настолько веским, что я собрал в себе все силы, чтобы встать и открыть дверь стучавшему.
В мою погрузившуюся в сумерки комнату ворвался свет коридорных ламп, обычно достаточно тусклый, но сейчас показавшийся мне нестерпимо ярким. Я сощурился, а в следующий момент увидел, кому принадлежит знакомый голос: это был пожилой, низкого роста турок с приятным мягким взглядом, работавший в здании, где я жил, консьержем. Он приветливо улыбнулся мне.
– Добрый вечер!
– Добрый… вечер… – машинально ответил я.
Он протянул мне небольшой конверт, на котором было написано мое имя. Из моей груди непроизвольно вырвался вздох облегчения, не от того, что я увидел конверт со своим именем, а от того, что, вопреки моим самым ужасным ожиданиям, на пороге оказался не убийца и не полицейский, а этот милый человек из моего привычного повседневного мира. И это значило, что жизнь, там, снаружи моей комнаты, какая бы она теперь ни была страшная, продолжается.
– Кто Вам это дал? – удивленно спросил я.
– А это Ваш высокий друг, индус!
Еще большее облегчение. Как будто гора свалилась с плеч! Значит, все с этим моим индусом должно быть в порядке! Это была просто какая-то ужасная шутка, какое-то недоразумение! Ну, конечно, в гостинице администратор что-то напутал: убили не Хасима, а какого-то другого человека. Сейчас выяснится, что он меня приглашает встретиться в кальянной, чтобы показать мне что-нибудь интересненькое!..
Но вахтер после небольшого замешательства продолжил:
– Он зашел вчера уже поздно совсем, когда Вы давно ушли к себе. И да… он сказал отдать вам это только сегодня вечером, никак не раньше. Ну, вот… Вечер наступил, так что это Вам.
Страх и дрожь, вроде бы начинавшие отступать, нахлынули снова, да с такой силой, что дыхание перехватило.
– С-спасибо, – сказал я старику прерывающимся голосом и сунул ему какую-то смятую купюру, которую нашел тут же у себя в кармане, даже не посмотрев, какого она была достоинства. Он немного натянуто улыбнулся, почувствовав мою поспешность, взял деньги и ушел, оставив меня наедине с конвертом.
Я закрыл за ним дверь и стал шарить по стене рукой в поисках выключателя. Включив свет, я снова долго не мог к нему привыкнуть. Конверт был настолько нестерпимо белый, почти как лицо той горничной сегодня утром в гостинице, что мне хотелось бросить его и не смотреть. Он пугал меня очевидностью сегодняшних событий. Пугал своей реальностью. И больше всего меня пугала надпись: он был подписан по-русски разборчиво, но весьма кривым почерком. Я никогда не видел почерка Хасима и со страху заподозрил что-то неладное: а вдруг это подделка? Но, открыв конверт, понял, что писал именно он:
«Здравствуй, Леон! Если ты это читаешь, значит, заниматься византийскими текстами в современном мире не так уж безопасно и дела мои плохи, ну или твой старик-консьерж что-то напутал.
Как ты и сам убедился сегодня вечером, меня кто-то преследует в последнее время. Если честно, я опасался худшего: думал, что у меня поехала кукушка и преследователь мне только кажется, но нет, раз ты его тоже видел, значит, он существует и с моей кукушкой полный порядок. Увы, тот, кого мы видели на кладбище, не остановился перед обыском моего номера, так что перед причинением мне вреда, я боюсь, он тоже не остановится.
По всей видимости, человек этот хочет завладеть тем, что я нашел в той самой цистерне… Потому что если не эта рукопись, не знаю, чем я еще кому-то могу быть интересен.
Прости, что впутываю тебя во все это, но мне и вправду некому больше довериться. Друзей в Стамбуле у меня нет. К тому же ты прекрасно говоришь по-русски, а этот язык, к счастью, немногие здесь понимают. Поэтому только тебя я могу попросить о, возможно, последней и, возможно, самой ценной, даже неоценимой услуге.
Та рукопись, о которой я сегодня уже говорил, скорее всего, теперь находится в опасности. Ты получишь доступ к ней по инструкциям, которые я приведу ниже. Я очень прошу тебя перевезти рукопись в университет Сапиенца на мою кафедру. Стамбул для этого документа, похоже, не самое лучшее место.
Дело в том, что эта рукопись представляет собой один древний текст, наделавший в свое время достаточно много шума (что-то около пятнадцатого века), и сейчас ему уготована, вероятно, не самая простая судьба. Текст этот ставит под сомнение то, во что многие предпочитают верить. В Стамбуле находка может наделать очень много шуму. И моя кафедра в этом смысле место наиболее безопасное: там я всем могу доверять. Я бы не стал предавать документ огласке без определенных лабораторных исследований.
Это письмо могут перехватить, и как бы я сильно ни доверял русскому языку, все-таки мне приходится соблюдать дополнительную осторожность. Поэтому действия, которые тебе нужно совершить, чтобы найти рукопись, могут показаться несколько странными, но пойми: у меня нет другого выбора.
Чтобы найти то, о чем я говорю, тебе нужно без промедления после получения этого письма найти массажный салон “Роксолана” неподалеку от улицы Независимости. (Не удивляйся тому, что пишу эти названия по-русски). Там ты попросишь сеанс массажа у девушки с драконом. Только массаж. Хотя заведение предоставляет и другие услуги… Этой девушке я могу доверять как самому себе. Так сложилось… Я бы и рад рассказать тебе подробнее, кто она и откуда я ее знаю, но, боюсь, на это у меня уже нет времени.
Я дал ей твою фотографию. А ее основная примета, как ты уже понял, – татуировка. Если ты ее увидишь, ты поймешь, что она настоящая. Девушка даст тебе дальнейшие инструкции.
Как только ты получишь документ, немедленно садись на поезд и уезжай в любом направлении. Только тебе придется ехать именно на поезде: если полетишь на самолете, рукопись может пострадать от непредсказуемого температурного режима (все-таки 500 лет не шутка), и к тому же ее гарантированно найдут в твоем багаже и к тебе, скорее всего, будут вопросы на границе, хотя ничего противозаконного ни ты, ни я не совершаем.
В европейских поездах багаж почти никогда не проверяют, а если и проверяют, то ищут в основном наркотики, которых ты, я надеюсь, не держишь. Можно было бы провезти рукопись в Рим на автомобиле, но его, насколько я знаю, ты не водишь.
Заранее спасибо тебе за твою помощь. Она действительна неоценима!
Напоследок хотел сказать тебе, что много в жизни видел разных людей, но такой огонь в глазах при виде портика, оставшегося от храма Полиевкта, – только у тебя одного. Если это действительно мое последнее сообщение тебе, я очень хотел бы надеяться, что этот огонь в глазах не погаснет в тебе. Кстати, я немного позаботился о твоем будущем, отправив твои весьма неплохие статьи в наш научный журнал, и я почти на сто процентов уверен, что их опубликуют.
Заранее прошу у тебя прощения за все неприятности, в которые я тебя втянул. Надеюсь, ты все поймешь.
Удачи тебе!
Твой Х. Р.»
Мелкая дрожь, которая била меня, пока я все это читал, заставила трепыхаться и тот несчастный листок бумаги, который я держал в руках. Если бы в этот момент кто-то смотрел на меня со стороны, то, наверное, подумал бы, что я держу не бумагу, а оголенный провод и меня бьет током. Я перечитывал письмо снова и снова, вертел бумагу в руках, подносил к свету: ничего в нем другого не было, обычный гостиничный бланк, название совпадает с тем отелем, где я был сегодня утром. Почерк торопливый и неаккуратный. Не то чтобы он слишком торопился написать письмо, скорее почерк отражал его темперамент: за его индийской внешностью пряталось что угодно, кроме буддийского спокойствия.
У меня всегда было ощущение, что Хасима постоянно беспокоит что-то, о чем он предпочитает не говорить, о чем говорить стесняется и боится. Будто бы он всячески обходил какую-то запретную тему, но какую именно, я догадаться никак не мог. И вот тут я, похоже, понял, что это была за тема. Его связывали какие-то отношения с девушкой с драконом… С драконом… Что это значит? «С драконом»? Весьма экзотично и вполне в его духе…
И нет, не мог я поверить в то, что Хасима больше не было в живых. Слишком живо само это письмо было написано. Я перечитывал некоторые строчки много раз и видел Хасима, как будто сидящего напротив меня, усмехающегося, ироничного, прячущего тревожность непонятно за что за этой своей иронией, поправляющего запонки на рукаве, убирающего свой белый платок в карман пиджака, смущающегося, живого…
Способен ли я был выполнить то, о чем он меня просил? Времени, чтобы подумать, к письму не прилагалось. Напротив, там было сказано «без промедления», что, в общем-то, и не оставляло мне совершенно никакого выбора. Поэтому, перечитав письмо в пятый раз, я положил его себе в карман, кинул в рюкзак кое-какие вещи (первое, что попалось под руку, – думать совсем не хотелось), поспешно запер дверь, вышел в темень и намечавшийся дождь и пошел туда, куда меня приглашало это прощальное послание от, пожалуй, самого странного в моей жизни человека, и это было во всяком случае лучше, чем сидеть в комнате, уставившись в одну точку.
Истикляль каддеси, которую Хасим в своем письме окрестил улицей Независимости, встретила меня весенней толпой туристов всех национальностей, с удовольствием делавших все, что предлагала им эта квинтэссенция стамбульской жизни, не обращая никакого внимания на поднявшийся ветер и ничего не зная о смерти моего друга… Ярко одетые, довольные жизнью туристы и местные катались на старинном красном трамвае, покупали причудливую уличную еду и сувенирные джезвы, мельницы для перца, чашечки с тюльпанами, вязаные разноцветные шапки и прочую сувенирную белиберду. Они пили кофе в кофейнях, из которых доносилась восточная музыка, фотографировались на площади Таксим и рядом с воротами Лицея Галатасарай… Только я был немного чужим на этом празднике. И чем пестрее становилось вокруг, тем глубже я погружался в свою меланхолию и тем скорее мне хотелось сбежать. Раньше, до этого дня, я, возможно, не столько любил район Таксим, сколько относился к нему снисходительно. Здесь было что-то современное, веселое и романтичное. Развлекательное. Но теперь мне было вовсе не до низменных радостей, обещанных неоновыми вывесками, восточной музыкой и продавцами дондурмы. Хотелось поскорее свернуть на нужную улицу и скрыться от этой развеселой туристической суматохи, ресторанов, магазинов и кафе.
Пока шел, думал о Хасиме… Кто он вообще такой, этот Хасим? Я ведь и не знал никакого Хасима несколько месяцев назад… Но теперь вот не только знаю, да еще иду черт знает куда по его предсмертной просьбе. Предсмертной… Да от него ли вообще это странное письмо?.. Опять эта недосказанность, недоговоренность… Ведь вчера вечером, несмотря на кальянный дым, от которого кружилась голова, в той кладбищенской кофейне, хотелось говорить еще и еще. И если бы я знал, что случится с ним после того, как мы расстались, я бы так и слушал его байки до самого утра, и, возможно, это бы спасло ему жизнь… Как же я успел привыкнуть к тому, что есть у меня собеседник, с которым можно обмениваться интересными мыслями, даже когда его нет рядом, и воображать, что он мог бы ответить. Да, пожалуй, в моей голове уже поселился какой-то свой внутренний Хасим, и удивительно было то, что этот новый жилец в моем разуме никуда не собирался уходить даже после известия, полученного утром…
А временами мне вообще казалось, что все наше общение с самого момента встречи было какой-то нелепой моей фантазией и что это всего лишь игры моего воображения… Но потом я нащупывал аккуратно сложенный прямоугольный конверт, лежащий в моем кармане, вытаскивал его, вертел в руках, видел совершенно незнакомый, чужой почерк и понимал, что Хасим вполне реальный. То есть что он вчера был вполне реальным…
И вот я наконец-то свернул с Истикляль в нужный переулок. Рестораны закончились не сразу. Они как будто преследовали меня еще несколько кварталов. Но потом туристический зуд исчез совсем, и улочка сменилась узким кривым переулком с тусклым освещением. Входя в него, я увидел нескольких котов, которые, также как и я, прятались здесь от шума и суеты.
Было прохладно, дул сильный ветер, и в воздухе висела не то тревожность, не то опасность. Тут-то и начинался настоящий, неподдельный, истинный Стамбул, надежно спрятанный за разноцветным блеском турецких фонарей и запахами из лавок с пряностями, коврами и кожей. Оборотная сторона, не менявшаяся, должно быть, ни при византийских василевсах, ни при османах, ни при Кемале Ататюрке. Изнанка, которой наплевать на существующую власть, также как и на сверкающие витрины улицы Истикляль вместе с парадными воротами стоящего на ней лицея. Совсем не тот архитектурно-исторический музей, по какому ходишь в сувенирной Стамбульской Европе.
Тут не было места визитерам с дорогой фототехникой, довольным обычно пестрой лубочной картинкой, видной из кафе «Пьер Лоти» или с верхнего этажа какого-нибудь ресторана на Французской улице. Здесь начинался Стамбул, в котором есть место проституткам и ворам, торговцам наркотиками и, возможно, чьими-то пропащими душами и даже сумасшедшим, одержимым древними текстами, вроде Хасима.
Но именно здесь, будто бы на неприглядной изнанке парадного оттоманского кафтана, мне отчего-то вдруг стало немного легче.
Судя по названию, массажный салон «Роксолана» просто обязан был быть каким-то ужасно непристойным местом. От названия веяло не столько эпохой Сулеймана Великолепного, сколько восточно-европейскими наложницами, рассказами Ги де Мопассана и чем-то еще по-восточному развратным, что обычно запрещено, скрыто за высокими стенами гаремов и охраняется полчищами евнухов. Я слышал, что в Стамбуле, как и в других крупных городах по всему миру, есть подобные места, но даже в мыслях у меня не было, что когда-нибудь мне доведется побывать в таком заведении самому. Поэтому, когда я увидел неоновую вывеску
«Roxalanna Masaj Salonu»
в переулке, к темноте которого глаза уже привыкли, меня накрыли чувства смятения и стыда, оставленные, как мне казалось, еще в подростковом возрасте. В тускло освещенном окне под неоновой вывеской красовалась табличка
«We speak English»,
которая заметно облегчала мою задачу. Хоть я к тому времени уже и выучил кое-какие выражения по-турецки, объяснение в низкопробном, судя по всему, притоне на этом языке вперемешку с английскими словами представлялось мне настоящей пыткой.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
