Текст книги "Не было бы счастья…"

Автор книги: Анна Андрукевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Глава 3

Прежде всего, собравшись с мыслями я попробовал поставить себя на место Ш. Холмса, Н. Вульфа или Э. Пуаро. Мы с Майкой посмотрели долгими вечерами немало детективов, так что в общем-то я был уже достаточно квалифицирован и раскрыть какое-то пустяковое убийство представлялось мне делом плевым, как говаривал Холмс «на одну трубку». В итоге я плюнул не раз и не два, прежде чем сообразил, что нахожусь в заведомо проигрышном положении не только потому, что отродясь не курил. У всех мало-мальски приличных сыщиков были бездарные помощники, доставлявшие им бесценную информацию и лепившие свои дурацкие теории, на основе которых настоящие детективы и делали свои гениальные выводы. Я же не располагал ни собственным Ватсоном, ни Гастингсом, хотя мне бы скорее подошел хоть самый завалящий Арчи Гудвин, который позволил бы мне как монументальному Ниро не высовывать носа из дому. У меня же была только моя Майка, которую я рисковал вот-вот потерять.

Позволить себе этого я категорически не мог, поэтому постарался хотя бы собрать воедино все факты, которые были мне известны. Итак, по порядку. Прежде всего отношения Майки с шефом, похоже, были натянутыми если не до предела, то во всяком случае до взаимной антипатии. Ах как горько жалел я в этот момент о том, что не слушал ежеутренний Майкин щебет! А ведь она представляла мне картинки из их офисной жизни чуть ли не в лицах, перечисляя всех, с кем, согласно общественному мнению, спал их любвеобильный шеф. Радовало только одно: собственно Майкины отношения с шефом за рамки служебных не выходили. Ну ведь не стала же она бы мне в самом деле врать???

Решив отложить хитросплетения офисных интриг на потом, я вернулся к тому, чему был свидетелем сам. Итак, всю ночь мы с Майкой мирно проспали рядом. За это я могу ручаться собственной головой, ведь как вы конечно помните, я не люблю, когда в доме что-то происходит без моего участия. Так уж повелось – встала Майка, поднимусь и я. А Майка встала утром, когда всех нас поднял несчастный бак, вместе с погребенным в нем недоМюнхаузеном влетевший ядром в разверстую пасть почтового подвала. Затем Майя отправилась на кухню готовить завтрак и из квартиры до собственно ухода на работу не выходила, в этом я также абсолютно уверен. Во-первых, незаметно открыть входную дверь она бы не смогла, да, во-вторых, и завтрак приготовить бы не успела, если бы вздумала бегать по подъезду и мочить направо и налево всяких лысых уродов пока я в окошко пялился. Я ведь туда всего-то пару минуточек и посмотрел.

Не успел я прийти к выводу, что Майка полностью оправдана и можно смело пойти чего-нибудь пожевать, как в двери повернулся ключ и в квартиру поочередно зашли зареванная Майка, немедленно взвывшая: "Пришли – обыскивайте что хотите, а я с вами разговаривать больше не собираюсь!", старые знакомые полицейские, двое соседей: баба Катя и ее глуховатая товарка из квартиры напротив, а замыкал кавалькаду моложавый мужчина с довольно симпатичным, но строгим лицом. Похоже, что это и был Санпетрович.

Старушки, не сговариваясь, устроились на диване перед телевизором, Санпетрович отправился к Майке на кухню и там начал бубнить ей что-то монотонно-успокаивающее, склоняя к диалогу, на который Майка, судя по всему, идти отказывалась наотрез. А полицейские тем временем начали перетряхивать всю квартиру в поисках чего-то мне совершенно непонятного и именно этого пропустить я и не мог, а потому внимательно следил за каждым их движением. Что поделать, мой дом – моя крепость. Не люблю я интервентов, лезущих везде с настырностью ночного комара.

Впрочем, деятельность моих поднадзорных очень быстро привела их к успеху, а меня и Майку поставила в еще более сложное положение. Обыск, словно специально, начали со спальни, где почти моментально и была найдена одинокая парадно-выходная сережка, лежавшая, собственно, на самом видном месте, чтобы как можно быстрее обрадоваться, как только будет найдена ее пропавшая пара. Увидев сережку, полицейские мгновенно вытащили старушек с дивана и кликнули своего старшего товарища, который привел в спальню вроде бы начавшую успокаиваться Майку.

После того как полицейские продемонстрировали следователю и оживившимся понятым найденную сережку, Санпетрович словно бы погрустнел, насупился, хотя должен был бы обрадоваться найденной улике. Дальше я и опомниться не успел, как мою ни в чем не повинную Маечку объявили обвиняемой в убийстве и увели в абсолютно неизвестном мне направлении.

Как только за кавалькадой, увлекшей мою Майку в полную неизвестность, закрылась дверь, я начал лихорадочно думать, с чего бы вдруг валявшаяся на туалетном столике аж с самой зимы сережка вдруг привела к таким трагическим последствиям. Информации у меня не было никакой, бестолковых помощников, как я уже упоминал, у меня тоже не водилось, так что думалось мне плохо. Да настолько плохо, что у меня даже – немыслимо! – пропал аппетит, а это был уже очень плохой признак! Это означало, что я не просто и отнюдь не беспочвенно волнуюсь за Майку, но особенных шансов продвинуться в расследовании у меня и в помине нет.

Поскольку особыми фактами по самому важному для меня делу я не располагал, я принял решение потренировать свои дедуктивные способности на тех утренних событиях во дворе, которым я был пусть и недолгим, но свидетелем. Чтобы освежить свою память я выбрался на балкон, свесился с перил и начал методично воспроизводить то, что видел сам, и, конечно, дополнять картину событий с помощью своих догадок.

Я так увлекся этим занятием, дорисовывая все больше и больше деталей произошедшего, что даже не заметил движения на соседнем балконе. Опомнился я только когда у меня над ухом противный голос промяукал: "Что, Севка, замели твою-то?"

Так и знал! Соседушка Манька выперлась на балкон и теперь, как и я, свисала с перил, обозревая двор. Впрочем, в отличие от меня она как раз занималась этим от безделья. Просто грелась на солнышке, безо всякой полезной цели. Заодно, как все уже поняли, пытаясь для развлечения задеть меня за живое своим ехидством.

Соседку нашу я, честно говоря, терпеть не мог с момента моего водворения в тогда просто Майкиной, а теперь уже, вне всякого сомнения, нашей совместной с ней квартире. С самого первого дня ее ехидное вяканье не давало мне покоя. Она вилась над моей макушкой как вьется овод, уворачиваясь от размахов коровьего хвоста. И ее успехи в маневрировании были столь велики, что ей, одной из немногих, периодически удавалось поколебать мою уверенность в себе, моей собственной исключительности и даже, не поверите, в Майкиных чувствах по отношению ко мне.

И вот именно это противное мявканье зазвенело в моих ушах именно тогда, когда я уж совсем было преисполнился уверенности, что меня ждут лавры великого сыщика, способного разгадать любую, самую невероятную загадку. Немудрено, что я развернулся пятой точкой к источнику звука, и сделал вид, что оглох на левое ухо.

Удивительно, но вместо того, чтобы продолжать ехидничать, моя соседка хмыкнула и продолжила более миролюбивым тоном: "Ладно уж, тебе, понимаю, несладко. Окажись я в твоей ситуации на стенку бы лезла, но ты, смотрю, держишься, замыслил что-то. Ты уж не злись на меня, уж такой у меня характер поганый. Если могу укусить кого за хвост, так обязательно цапну. И не захочу, а цапну. Но сейчас уж точно не до развлечений. Так что просто скажу то, чего, похоже, ты не знаешь. Полиция сережку Майки твоей под трупом в лифте нашла. Прям там на полу под телом аккуратненько и лежала. За нее они и схватились. Уж больно все сходится. Ладно, пойду я, вижу, что тебе обмозговать бы все это…"

Манька и впрямь не обманула, удалилась, виляя задом. Пенять ей на поведение ее задницы точно не имело смысла, природу не перекроить. Но вот сведения, которые я от нее получил, однозначно стоили того. Теперь все встало на свои места. Полиция искала владелицу сережки, найденной под трупом, и нашла ее именно там, где ожидала – в квартире той, что обнаружила труп собственного босса на своем же этаже. Кого же им было хватать, как не мою невинную Майку?

Надвигающиеся сумерки заставили меня ретироваться обратно в квартиру и крепко задуматься. О Майке-то я знал все. А вот что мне, в сущности, было известно обо всех остальных? Да, в общем-то, ничего. А главным было понять, как я мог разузнать о них что-то, что могло бы водворить мою Майку на ее законное место рядом со мной! Пока, сколько я ни думал, ничего путного мне в голову не приходило. Я только все больше утверждался в мысли, что раз уж я точно знаю, что никакой второй парадной сережки с остальным барахлом на пол не ронял, стало быть, это она, Майка, явилась домой со своего корпоратива неукомлектованная одной сережкой. Иначе как же эту самую сережку могли обнаружить под в недобрый час приблудившимся к нам трупом ее шефа? Единственным относительно логичным объяснением было, что этот самый шеф каким-то образом на корпоративе эту сережку получил, хранил ее до сегодняшнего дня, а потом вдруг, в пять утра решил ее непременно Майке возвратить. Доехав до нашего дома, он сел в лифт, где и удушился на почве раскаяния от того, что не возвратил сережку раньше, чем причинял Майке душевные страдания.

Теория была неплохой для начинающего сыщика, но для профессионала, такого как я, она, безусловно отчаянно трещала по всем швам. Ведь откуда у шефа могла взяться Майкина сережка? В рамках профессиональных отношений коллеги, я уверен, сережками не обмениваются. Майкины душевные страдания ее начальнику были до китайской версты, ведь если бы все обстояло иначе, так неужели он бы Майку уже три раза не повысил? Да и добровольное явление Майкиного босса в наш дом в столь ранний час представлялось маловероятным даже мне. Уж будь я начальником, так нипочем бы к своей подчиненной домой ни свет, ни заря не поперся!

Таким образом, то, как Майкин шеф вместе с ее давно утерянной сережкой оказались с утра пораньше у нашего порога, продолжало оставаться неясным. Не менее туманным был план действий, который должен был привести меня к победному возвращению оправданной Майки в родные пенаты.

За этими печальными размышлениями я чуть было не упустил из виду поворот ключа в замочной скважине. Майка вернулась! Я галопом проскакал к двери в тщетной надежде, и оцепенел посреди коридора. Дверь открылась и на пороге нарисовался следователь, увлекший сегодня мою драгоценную Майку в неведомую даль.

– Ну привет, привет еще раз, котик. Севой тебя звать? А меня зови Петрович, меня все так зовут. Уж прости, пришлось мне сегодня хозяйку твою арестовать, хоть и не верится мне, что это она во всем виновата. Вот и пообещал ей, что тебя до ее освобождения не брошу, буду тебя кормить заходить. Ну и почешу за ушком уж, конечно, если позволишь. Где, говоришь, у вас тут еда твоя располагается?

Глава 4

Ну да, я кот. Я разве сразу не сказал? А вы что, сами не поняли??? Вы что же, думали, что коты они только про обои драть и горло в марте? Это, между прочим, дискриминация по биологическому признаку! Да не будь я котом разве ж бы я смог вести беседы с соседкой Манькой? Мы, коты, конечно, изобрели мяуканье для трансляции наших высочайших указаний двуногому обслуживающему персоналу, но для пространных бесед там словарного запаса явно не хватает. Так, «подай, унеси, покорми, почеши, убери», в общем, исключительно практический функционал. Ни к чему, знаете ли, людям знать, о каких философских материях мы между собой рассуждаем. Все равно вам не понять! Так что будь я человеком, Манька мне бы и полслова не смогла сказать.

Но не будем отклоняться от темы. Петровичу я был, в целом, рад. И не только потому, что голод не тетка и хорошо, когда знаешь, что ответственность за твою хрупкую жизнь на кого-то возложена, а не так, в воздухе зависла. Но и, конечно, потому, что я за свою Майку любому пасть порву и моргалы выколю, не говоря уж о том, чтобы поймать горе-убийцу, нарвавшегося на такого великого детектива как я! Так что мне явление Петровича на допрос сулило получение массы полезных в моем расследовании сведений. Поэтому я не замедлил продемонстрировать свою радость от его появления путем оставления чуть ли не трети своей шерсти у него на брюках. Заодно и правый бок чесаться перестал…

В целом, Петрович оказался довольно приятным собеседником. Похоже, торопиться ему было особенно некуда, поскольку, отыскав в шкафу пакет с моей едой, он по-хозяйски заварил себе чаю, уселся на кухне у стола и прямо как Майка начал "щебетать". Но теперь я уже точно знал, что надо внимательнейшим образом слушать, и старался не пропустить ни слова.

Справедливости ради, должен сказать, что Петровича слушать было намного легче: он не чесал меня за ухом через слово и не совал мне в рот вкусняшки, так что мне было легко сосредоточиться. Он подробно рассказал мне и как то, что я уже и так знал, так и то, что удавка на шее Майкиного шефа не только оказалась ничем иным, как Майкиным пояском от плаща, а ее сережка действительно нашлась прямо под трупом.

Последний факт меня сразу смутил! Я большой знаток всякого рода игр, а ведь всем известно, что все кошачьи игры обязаны своим происхождением древнему искусству охоты, а где охота, там всегда борьба. Уж поверьте, наш кошачий фольклор полон историй, связанных с охотой и ее традициями. Охота вообще была изобретена именно котами, а уж затем мы научили и всех остальных. Еще в доисторические времена наши далекие предки с жалостью наблюдали за зарождением человеческой цивилизации. Почти лысые существа без когтей, бессмысленно ковыляющие всего на двух лапах… А чего стоила их примитивная речь??? Можно было бы просто похихикать над их попытками, а потом произнести короткую эпитафию, когда все эти попытки закончатся полным фиаско. Кстати, прошу заметить, испокон веков коты – большие специалисты по эпитафиям! Эх, знали бы вы какой прекрасный образец этого жанра был сотворен для динозавров! Впрочем, вряд ли люди смогли бы оценить наше творчество. Я сам лично изодрал в клочья не один образчик человеческой литературы, будучи просто не в силах смириться с ее примитивностью. Взять хотя бы Льва Толстого – нудятина! Для того, кто знаком с великой кошачьей культурой, чтиво невыносимое. Для примера, вот вы знаете сколько в нашем языке синонимов слова "колбаса"? Тридцать один! Что уж говорить об остальном, особенно о тех глупостях, о которых люди все пытаются сочинять свои опусы. В древние времена, когда мы обучали людей всему, что могло им пригодиться для выживания, люди, конечно, были более восприимчивы. Ну, насколько могли. Недаром в человеческом фольклоре остались воспоминания о коте Ушке-Баюшке, пытавшемся привить людям хоть какое-то представление о творчестве, хотя неблагодарное человечество и исковеркало имя этого великого кота, которого почему-то нынче помнят, то как кота Баюна, то и вовсе как Кота Ученого, хоть ученым он никогда не был. Ангельский характер Баюшки общеизвестен всем котам и описан во множестве наших произведений. Чего стоит только "Сказ о том, как Ушка-Баюшка разодрал бездарные стишки поповича Васьки, а также его портки"! Поверьте мне, эта многотомная эпопея, описывающая как Ушка-Баюшка с десяток километров преследует поповича по пересеченной местности, гневно потрясая клочьями его бездарной рукописи, а затем загоняет его на дерево и на протяжении нескольких глав, рискуя жизнью, висит на его портках, бесстрашно раздирая их на тонкие ленточки, заставила бы рыдать в голос как старика Сантьяго, так и капитана Ахава, не говоря уж об их авторах. Что еще раз доказывает, что ничто не может остановить кота, твердо решившего привить кому-то чувство прекрасного. Конечно, из чистейшего человеколюбия.

Так что не стоит опровергать тот факт, что эмоциональный ряд человека не идет ни в какое сравнение с нашим, кошачьим. И мы не только прекрасные изобретатели и ученые, литераторы и философы, но еще и существа с тончайшей душевной организацией и доброты необычайной. Так что немудрено, что древние коты решили прийти на помощь людям, не имевшим никаких шансов выжить самостоятельно. Обычные кошачьи педагогические методики в работе с людьми как-то не прижились. В основном потому, что люди, в ответ на попытки наших педагогов хоть чему-то их научить нашими стандартными методами, почему-то громко визжат, а иногда и пинаются… Однако загадка человеческого поведения была довольно быстро нами разрешена и было принято решение не форсировать зачаточное состояние человеческой психики и обучать людей в упрощенной, игровой форме. Хотя охотиться люди-таки научились на примере ловли мышей. Повизжали, повизжали, а потом все же дошло. Знали бы вы сколько радости и гордости за своих подопечных вызвал у нас, котов, первый добытый человеком мамонт. Или кого уж там они изловили? Вот от того в благодарность за собственное выживание люди по сей день у нас на посылках.

Но вернемся к нашему расследованию. Как я уже упомянул до того, как моя творческая натура заставила меня поделиться с вами некоторыми фактами из истории кошачье-человеческих отношений, охота и борьба – это исконные кошачьи занятия. Так что пройти мимо аккуратно лежащей под трупом потерянной в пылу борьбы сережки я не мог. Осталось придумать, как донести эту простую мысль до моего визави.

Поразмыслив, я спрыгнул со стула, где, как несомненно казалось Петровичу, дремал, а на самом деле лежал, напряженно прислушиваясь к монотонному речитативу, содержащему столь вожделенную для меня информацию, и выразительно помяукав вышел из кухни и направился прямиком в спальню.

Петрович отвлекся от чая и своих размышлений и обеспокоенно последовал за мной, громко вопрошая: "Что с тобой, котик? Что ты плачешь? Хозяйка твоя расстроится, если с тобой что не так!" Я решил, что его готовностью к общению необходимо воспользоваться незамедлительно и с удвоенной скоростью поскакал в спальню, задрав хвост, чтобы Петрович меня точно заметил и не потерялся.

Влетев в комнату, я начал озираться в поисках подручного учебно-методического пособия, которое помогло бы мне донести свою мысль. В конечном итоге, мой выбор пал на плюшевого медведя, сидевшего на Майкином туалетном столике возле кровати. Я незамедлительно вскочил на столик и яростно вцепился в медведя, изображая борьбу.

Вошедший в комнату вслед за мной Петрович сначала моих попыток не оценил, а со словами: "Котеночек поиграть захотел! Смотри только ничего не разбей, а то хозяйка тебе задаст, когда, дай бог, вернется…" – вознамерился вернуться на кухню к своему чаю и думам вслух. Этого допустить я не мог, так что, издав протяжный мяв заскакал по туалетному столику, одновременно валяя по нему медведя, к которому предсказуемо прицепились несколько Майкиных украшений. Затем, мы с медведем совершили героический и безусловно крайне грациозный и артистичный полет на пол, в процессе которого я чуть не отбил себе зад, а пара побрякушек, прицепившихся к плюшевому экспериментальному стенду, отцепились и полетели по углам комнаты. Не понять столь прямой намек было просто невозможно! Я был уверен, что цель достигнута и победно обернулся на Петровича. Петрович ржал! Да-да, несмотря на мои столь умелые педагогические приемы, Петрович ржал как конь, утирая слезы и всхлипывая! Все-таки недаром иногда люди кажутся нам, котам, совершенно безнадежными. Я разозлился, зацепил медведя когтями и швырнул его вверх со всей силы. Медведь взлетел в воздух, несколько раз неуклюже перевернулся (акробатика вообще чужда этим недокотам), и кулем плюхнулся на пол. Пока медведь летел, на плюшевой шкуре блеснула сережка. От удара об пол она, как и предыдущие цацки, отцепилась от игрушки и полетела прямо под ноги Петровичу.

Петрович опустил глаза, его взгляд наткнулся на прилетевшую к самым его ногам сережку и словно остекленел. Он поднял украшение, но вместо того, чтобы положить его на место, зажал его в кулаке. Постояв несколько минут, он положил сережку на туалетный столик и стал собирать остальные разбросанные в пылу борьбы с плюшевым побрякушки, внимательно их разглядывая. На лице его была глубокая задумчивость. Я решил убедиться, что моя мысль дошла до адресата в нужном мне виде, поэтому снова тщательно обтерся об и без того уже приобретшие аналогичный мне окрас штаны Петровича и выразительно мяукнул, вызывая его на разговор. Петрович отвлекся на меня, ссыпал все собранное на туалетный столик, а сам устроился на стульчике, сидя на котором Майка по утрам тщательно мазала на лицо всякую невкусную дрянь, и принялся рассуждать, пристально глядя то на меня, то на устроенный им на столике склад Майкиной бижутерии: “А вот скажи-ка мне Севочка, что-то немного у твоей хозяйки ярких украшений. Стало быть, каждый день она разодетая не ходит, а только по большим праздникам наряжается. Никакого праздника вчера не было, вроде бы. С чего бы ей разодеться? Так может и правда, сережку эту она потеряла, как и сказала, на Новый год? А почему тогда вторую не выбросила, а оставила на столике на видном месте? Ну допустим, думала, что ты вторую утащил и найти близняшку надеялась… Получается логично. А вот потерять сережку при борьбе и оставить вторую на виду сразу после убийства – нелогично. Швенза, конечно, у этой сережки треклятой ни к черту, могла легко при борьбе слететь, только вот вряд ли хозяйка твоя это бы заметила, так мы бы ее и застали в одной сережке. Да и не лежала бы она так аккуратненько под трупом, на самом видном месте. Места в лифте маловато, да. Может и могла, а, Сева? Только женщина такого здоровяка без борьбы задушить бы не смогла, пол в лифте скользкий, вот и получается, что сережка куда-то в сторонку бы отлетела. Только вот к протоколу мы с тобой эту логику никак не пришьем. По протоколу у нас с тобой улика получается, как ни посмотри”.

Петрович почесал меня за ухом и побрел обратно на кухню, приговаривая: “А снимем-ка мы с тобой, Севочка, с сережки отпечатки пальцев, а? Может чего и найдется?” Это безусловно был шаг к вызволению моей Майки из застенков, так что я, естественно, ему не возражал. Хотя и так утомился, разъясняя этому недотепе прописные истины, что и соглашаться с ним у меня сил уже не было. Поэтому я просто тихо мяукнул и растянулся посреди коридора. Задумавшийся Петрович быстренько обулся и вымелся вон из квартиры, попутно названивая кому-то с распоряжениями первым делом с утра поторопить лабораторию с экспертизами. Молодец! Нет, он, конечно, не семи пядей во лбу, мог и сам догадаться, да и объяснения мои могли бы до него побыстрее дойти, но не буду придираться. Важнее, что я веду расследование в нужном направлении, и также теперь располагаю источником информации, по совместительству моим личным Арчи Гудвином, готовым выполнять мои распоряжения, сколь бы сложно ни было их до него донести! Главное, чтобы он в пылу расследования не забыл завтра с утра зайти покормить своего Ниро Вульфа. А ведь у меня и так сплошная нервотрепка, эдак, не ровен час, я в ожидании возвращения Майки еще похудею!