Текст книги "Папочка (СИ)"

Автор книги: ANGIE29

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Глава 1 ==========

– Привет, папочка! – Привычно бросает она и перелезает через подоконник.

Эта несносная девчонка своими внезапными появлениями однажды сведёт его в могилу. И, конечно же, она не его дочь, а он, конечно же, не её отец, у него вообще детей нет. Просто нравится ей так его называть, а вернее, бесить его нравится, вот она и бесит.

На самом деле, эта рыжеволосая ведьмочка – его соседка из квартиры сверху. Ей чуть за двадцать, он даже не уверен точно, сколько ей лет, а она никогда не говорит, она обожает его английского бульдога Вариса, постоянно ходит по своей квартире на каблуках, раздражая его этими громкими цокающими звуками, слушает какую-то муть, от которой у него болит голова, приходит в гости без приглашения, спускаясь по пожарной лестнице, у неё убийственно-голубые глаза, и зовут её Санса.

“Папочкой” она стала называть его сразу, в первый же день их знакомства, когда она только переехала в их дом, в квартиру, доставшуюся ей по наследству от недавно скончавшейся родственницы. Ей тогда, наверное, лет восемнадцать было, а может, и девятнадцать уже. Он в то утро шёл выгуливать Вариса, а она торопилась в университет, но, увидев умильную мордаху бульдога, она тут же швырнула сумку на пол, грохнулась на колени и принялась тискать его, гладить, чуть ли не целовать, приговаривая при этом что-то вроде “Ути какой толстенький, какой хорошенький, сладкий пёсик, красавчик” и тому подобную чушь. Варис просто расцвёл от счастья и то и дело норовил лизнуть её в губы и в нос, а она заливисто хохотала и уворачивалась.

– Вообще-то, чужие собаки бывают агрессивными, – сказал он ей тогда назидательным, строгим тоном. – Поэтому не советую вам, юная леди, впредь набрасываться на них с объятиями.

– Не-е-е, меня собаки любят, – заявила она, продолжая трепать Вариса по загривку. – Они любят меня, а я люблю их. Кстати, меня зовут Санса. А тебя?

– Так вот, Санса, стоять на коленях в подъезде – это крайне негигиенично, к тому же, твои джинсы будут грязными. А зовут меня Петир, но ты можешь называть меня мистер Бейлиш.

– Ну уж нет! – Фыркнула она. – За твоё занудство я буду называть тебя не иначе как “папочка”!

Вот с тех пор так и повелось. “Привет, папочка!” “Папочка, есть чё пожрать?” “Папочка, давай посмотрим новый марвелловский фильмец! Говорят, просто бомба!” “Охренеть, папуля, ты в этом костюмчике прям Джеймс Бонд!” И плевать ей, что он солидный, взрослый, серьезный мужчина, с которым никто не смеет разговаривать подобным образом, у него успешный бизнес, он старше неё лет на двадцать, виски у него седые, а взгляд строгий, и улыбаться он не любит. Плевать и на то, что он никогда не приглашал её в гости и не предлагал ей свою дружбу, скорее, наоборот, он постоянно ворчал и проявлял недовольство тем, что она заявляется вот так вот неожиданно, влезает в окно и начинает расхаживать по его квартире, как у себя дома. В ответ на его упрёки она только фыркает и смотрит насмешливо, мол, ну и что ты мне сделаешь, выгонишь? И, конечно же, он её не выгоняет. Кормит, если голодная, позволяет пичкать Вариса всякой вредной дрянью, которую тот обожает, хотя она бы и спрашивать не стала, всё равно бы совала ему украдкой, пока он не видит, иногда даже смотрит с ней её дурацкие фильмы. Она же всегда с радостью выгуливает пса, когда он задерживается на работе из-за важного совещания или переговоров по очередной сделке, пришлось даже ключи от своей квартиры ей дать для этих целей.

Петир Бейлиш живёт один, если не считать собаку. Один в огромной, дорого обставленной квартире с новеньким дизайнерским ремонтом и подлинниками картин известных импрессионистов на стенах.

Она в импрессионизме не разбирается. Она учится на юриста, любит йогу и современные танцы, носит дырявые джинсы с кроссовками и растянутые футболки. Глядя на неё, он постоянно недоумевает, как ей в голову вообще пришло, что из неё может получиться юрист, это же бред какой-то. Но она как-то раз поделилась, что на юридическом образовании настояли родители, а сама бы она с удовольствием выучилась на хореографа, или выступала бы сама, но родители против. Они, её родители, живут в Техасе, обеспеченные, судя по всему люди, а она уехала учиться в Нью-Йорк и, по его, Петира, мнению, совершенно отбилась от рук. Но кто он ей, в конце концов, чтобы воспитывать и читать морали. Никто. Просто сосед, которого она называет “папочка” и заявляется к нему в любое время дня и ночи.

– Привет, – отвечает он и продолжает нарезать лук. Готовить он любит, а она любит есть его стряпню, поэтому готовить теперь приходится на двоих, иначе ведь заявится и всё равно съест половину его порции.

– Ты с Варисом гулял? Если нет, то я схожу.

– Давай поедим сначала, а потом сходишь, – отвечает, всё так же не глядя на неё.

– А ты со мной пойдёшь? – Спрашивает она с явной надеждой в голосе.

Обожает, когда он выходит вместе с ней. Тогда она может всласть побесить их соседку миссис Тиррел, которая тоже примерно в это время выгуливает свою таксу Маргери. Миссис Тирелл – дама строгих нравов и всяческие фривольности крайне не одобряет, поэтому она приходит в дикий ужас, когда Санса начинает изображать его молоденькую любовницу, виснет на нём, прижимается то грудью, то задницей и, придурошно хихикая, чмокает его в щёку. Просить её прекратить этот цирк бесполезно, и он просто молча терпит, пока она забавляется, доводя старушку до полуобморочного состояния.

– Пойду, если пообещаешь не виснуть на мне и не щипать за зад. Я давно уже сказал миссис Тирелл, что никакие мы не любовники.

– И она поверила? – хмыкает, насмешку в голосе скрывать даже не пытается.

Он пожимает плечами в ответ.

– Вот и я так думаю, что нихрена она не поверила, – голос довольный и взгляд вполне себе победоносный, мол, давай, давай, пытайся исправить положение, ничерта, всё равно, не выйдет.

– Так что? Обещаешь?

– Что? – Под дурочку косит.

– За зад меня не щипать. И на шее не виснуть.

– Обещаю! – Тожественно произносит, а сама пальцы скрещенные за спиной держит, хотя он и так знает, что врёт она, и за зад его всё равно щипать будет, и на шее виснуть тоже.

Варис не отходит от нее ни на шаг, и она усаживается прямо на пол, чтобы удобнее было мять его толстые бока и гладить розовое пузо, которое тот с радостью подставляет её тонким, изящным пальчикам, блаженно жмурясь от наслаждения.

– Не сиди на полу, – говорит он назидательно.

– А чё? Бацилла на меня прыгнет? – Хихикает, продолжая трепать Вариса за ушами.

– И не “чё”, а “что”.

Её манера говорить с этими жуткими словечками вроде “чё”, “капец ваще”, “охренеть” и прочими подобными бесит невероятно.

– Папулечка, ну не занудствуй, ничего со мной не будет, я же не голым задом на полу сижу.

Он моментально представляет эту картину и ему становится как-то душно.

– Еще чего не хватало. Давай, руки мой и за стол. Ужин готов.

Она тут же вскакивает, и несётся мыть руки. Голодная, сразу ясно, раз без лишних препирательств руки мыть пошла, так-то она ни за что не согласилась бы выполнить его указания вот так вот сразу, даже не попытавшись вымотать ему все нервы.

Зачем он терпит её? Как это вышло вообще, что замкнутый и отстранённый Петир Бейлиш впустил в свою жизнь эту взбалмошную девицу? Он вообще был против каких-либо серьезных отношений, предпочитал одиночество и покой, любил проводить свободное время за чтением книг или прогулками в компании собаки. Но вот уже четыре года, как он забыл, что такое настоящее одиночество. Санса лезет абсолютно везде, вмешивается во всё, бесит его, путается под ногами, а он по какой-то непонятной причине позволяет ей всё это. Ведь давно уже можно было расставить все точки над “I”, указать ей на дверь, да и дело с концом, но как, если она всё равно влезет в окно и скажет “Привет, папочка!”

Ест она, усевшись на стул с ногами и подтянув колени к подбородку. Он постоянно переживает, что она уронит кусочек курицы в соусе, изляпается сама и заляпает пол, но она, почему-то, никогда ничего не роняет.

– Сядь нормально, что ты сидишь как воробей на ветке.

– Не воробей, а синичка, я же девочка.

– Ты не девочка, ты мелкая безмозглая пташка.

– Безмозглых на юрфак не берут, – парирует она и отправляет в рот кусочек помидора.

– Могу поспорить, тебя оттуда уже раз сто выгоняли, но ты всё равно влезаешь в окно.

– Тогда уж пришлось бы влезать в постель к ректору, – она хохочет, представляя себе эту картину. – А он у нас такой толстенький, лысенький, прям как Варис. Не в моём вкусе, короче, я б с ним трахаться не стала.

Когда она выдаёт нечто подобное, ему всегда хочется заткнуть уши и не слышать больше этот бред. И совершенно не хочется представлять, как она трахается с лысым ректором или кем-нибудь ещё. Слава богу, парней она к себе не водит, он никогда ни с кем её не видел, может, ходит к ним, а может, и нет у неё никого, но думать об этом ему тоже не хочется.

Варис лежит у её ног и с надеждой заглядывает в глаза. Она, конечно же, суёт ему кусочки курицы в соусе карри, а он чавкает и просит еще.

– Я его уже кормил, прекрати его раскармливать, он и так уже как бегемот стал, и всё благодаря тебе.

– Я его кормлю, а он меня за это сильно любит, так что не мешай нашей любви, папуля.

– Он тебя любит не за то, что ты его кормишь, а просто так. Он бы тебя и без курятины любил.

– Откуда ты знаешь? Вот я бы тебя без курятины не любила бы так сильно, это стопудово.

– А ты меня что, сильно любишь? – спрашивает он и отпивает воды, что-то в горле пересохло совсем.

– А ты думаешь, с чего я к тебе таскаюсь? Люблю, конечно.

– Ты не меня любишь, а мою стряпню и Вариса, вот и таскаешься.

– И ещё твой домашний кинотеатр, не забывай, это тоже важный фактор наших с тобой нежных отношений, – хохочет заливисто и Варис солидно гавкает, соглашаясь с ней.

Невыносимая девчонка.

Они заканчивают ужин и он складывает посуду в посудомойку.

– Папуля, я щас, переоденусь и приду, пойдём с Варисом гулять, ок?

– Давай. Хотя что тебе переодевать, ты и так нормально одета.

– Раз говорю надо, значит, надо.

На ней синие джинсы и серая футболка, в принципе, наряд вполне подходящий для прогулки с собакой, но она всё равно вылезает в окно и взлетает по пожарной лестнице наверх, в свою квартиру.

Заявляется через пять минут, одетая по меньшей мере как уличная шлюха. Кожаная юбка еле прикрывает зад, блестящий топ открывает живот и не слишком уверенно прячет от посторонних взглядов грудь, бюстгальтера, ясное дело, на ней нет, на ногах золотые босоножки на высоченной платформе.

– Ну и что это за вид? Куда собралась? На панель?

– Ничего ты не понимаешь, – фыркает.

– Всё я понимаю, снова миссис Тирелл бесить надумала.

– А ты сам виноват, между прочим! Не запрещал бы мне за зад тебя щипать, я бы и не наряжалась так!

Он вздыхает.

– Ладно, идём.

И они идут гулять с Варисом, доводить старушку до сердечного приступа и болтать о всяких глупостях. Вернее, болтать будет она, а он будет слушать и поражаться, что она делает в его жизни, эта невыносимая девчонка.

***

Её не видно уже неделю, вернее, восемь дней, и он начинает переживать. То есть, переживает он уже семь дней, с того самого вечера, когда однажды она не влезла к нему в окно и не потребовала, как обычно, покормить её. На третий день он поднялся на её этаж и позвонил в дверь. Никто не открыл. Он звонил долго, а потом заходил ещё пару раз, но её не застал. А может, и была она дома, просто не открывала, кто знает.

Он старается не думать. Старается выбросить из головы все мысли о ней, но они не желают никуда уходить, наоборот, с каждым днём их становится всё больше, а сами они всё мрачнее…

Да что с ним такое? Ну не отец же он ей в самом деле, так чего переживать? А в голове почему-то крутится “Вот пусть только заявится – выпорю!”

И вдруг…

– Папуля, поздравь меня!

У него чуть стакан с водой из руки не выпал.

Пришла. Худющая стала, почти прозрачная, под глазами какие-то тени залегли, вид уставший, замученный какой-то, но взгляд счастливый.

– Ты на наркоту подсела что ли?

Фыркает. Как лисица.

– Папуля, ну чё за хрень ты несёшь? Какая ещё наркота?

– Тогда где тебя неделю носило и почему вид такой, будто только что из концлагеря?

– А ты волновался что ли?

– На вопрос отвечай, когда я тебя спрашиваю.

– У, папочка, какой ты у меня строгий, – смеётся и лезет в холодильник. – Пожрать чё есть? Я с голоду умираю. Не помню даже, когда ела в последний раз.

Он ещё держится, но с трудом. До жути хочется подойти, схватить за хрупкие плечики и встряхнуть хорошенечко, чтобы прекратила, наконец, кривляться, и ответила нормально, что, чёрт побери, происходит.

– Санса…

По имени и с такой угрозой в голосе он никогда ещё к ней не обращался и она понимает, что он на пределе. Поэтому спокойно отвечает:

– Диплом я дописывала, срочно надо было закончить и сдать. Вот и сидела дома безвылазно, писала.

– Я к тебе приходил, почему дверь не открывала?

– Так это ты был? – Удивлена, кажется, неподдельно. – А я еще думала, кто это ко мне постоянно ломится.

– Почему не открыла, говори.

Пожимает плечами.

– Я же не знала, что это ты. Думала, может Мирцелла или Джейни приходили, а им я открывать не хотела, а то бы они мне нормально позаниматься не дали болтовнёй своей. Я даже мобильник вырубила. Тебе бы я открыла, правда, папуля, просто у меня и мысли не было, что ты придёшь. Я думала, ты сидишь там весь такой довольный, что я от тебя отстала, наконец…

На самом деле, он тоже раньше думал, что будет очень рад, если она от него отвяжется. Но, почему-то, не был.

– Не смей больше так пропадать.

– А иначе что? Отшлёпаешь меня? – И смотрит с прищуром, издевается. А у него почему-то нутро всё скрутило в один тугой и горячий комок, а ладони вспотели.

– Там в холодильнике салат есть свежий, я сегодня делал. Ешь. Мясо пожарить? Будешь?

– Буду.

Вынимает салат, смотрит на него голоднющими глазищами, но поесть сразу не получается. Из соседней комнаты прибегает Варис, проснулся наконец, лежебока, и услышал знакомый голос. Он тоже скучал по ней, то и дело слонялся из угла в угол и посматривал на окно, но её всё не было и не было. Теперь же он спешит, торопится рассказать ей, как он тосковал, как ждал её, и ей ничего не остаётся, только плюхнуться на пол и обжиматься с радостным бульдогом, который от счастья даже похрюкивает и лижет, лижет её лицо, губы, нос, куда дотягивается розовым своим, мягким языком, а она смеётся и позволяет ему лизать себя, тоже скучала, сразу видно.

Почему-то Петир чувствует зависть. Завидовать собаке, это, вообще, нормально?

– Так с чем тебя поздравить?

– Я защитила диплом. Теперь я внатуре юрист. Прикинь? Ты вообще можешь в это поверить?

– Не особо. Я бы тебя на работу не взял.

Она хохочет.

– Ну папуля, почему? Почему бы тебе меня и не взять?

Да. Действительно. Почему бы ему её не взять.

Проклятье. Что за мысли вообще в его башку лезут.

– Ешь салат, давай. Сейчас быстро стейк пожарю. И руки помой.

Она моет.

***

Он вынимает утку с яблоками из духовки и выкладывает на блюдо. Она очень любит утку с яблоками, а он давно её не готовил.

В дверь звонят. Он никого не ждёт, по крайней мере, никого, кто приходит через дверь, поэтому открывать не торопится.

– Папуля, ну что ты так долго! Я опаздываю уже! М-м-м, чем так пахнет? Ты утку приготовил, что ли?

От её вида у него будто горло судорогой сводит. На ней красное вечернее платье в пол, очень красивое и явно дорогое, она в нём похожа на принцессу или даже на королеву, особенно с высокой причёской и скромным, но выразительным макияжем. На ногах босоножки на каблуках, явно подобранные специально к этому платью. Петир Бейлиш неплохо разбирается в моде, у него есть определенный вкус, а вот то, что она тоже умеет правильно выбирать наряды, для него настоящий сюрприз. Никогда бы он не мог даже представить себе, что увидит её в таком платье.

Он молчит и просто смотрит на неё.

– Папулечка, алё, есть кто дома? Я говорю, опаздываю очень, платье помоги застегнуть.

И поворачивается спиной. Платье застёгнуто только до середины, а дальше, видимо, не дотянулась, вот и пришла к нему. При виде её худенькой спины и как-то беспомощно что ли выпирающих лопаток, ему внезапно становится жарко, а тело наливается странной тяжестью. Особенно где-то в области живота. Или ниже.

– И почему не в окно? – Спрашивает он хрипло, чтобы сказать хоть что-то и не молчать, как полный кретин.

– А ты пробовал в вечернем платье и на каблуках в окна лазить?

Да, действительно.

Он подходит к ней совсем близко и находит застёжку. Руки почему-то слегка дрожат. На этих каблучищах она выше него, и его это немного смущает, чувствует себя, как простой смертный перед греческой богиней.

– Папуля, ну чё ты так долго, блин! Опаздываю, говорю. Придется такси вызывать, в таком платье в метро не поездишь.

– Куда собралась-то?

– Идём с ребятами из группы в ресторан праздновать окончание учёбы.

– Понятно. Много не пей.

– Да щас, – фыркает. – Я уже так давно мечтаю надраться как следует, а сегодня ещё и повод такой. Короче, жди к завтраку, не раньше.

– Я тебе дам, к завтраку. Чтоб к полуночи дома была, ясно тебе? И вообще, я тебя сам отвезу. Подожди, ключи возьму.

Он идёт за ключами от машины, а она гладит Вариса и бормочет в его довольную мордаху:

– Сегодня папулечка у нас такой строгий, допоздна гулять не велит, прикинь, говорит, чтоб к полуночи дома была, я ему Золушка какая что ли, совсем уже охренел, скажи?

Его чёрный внедорожник Мерседес она называет не иначе, как “грёбаная жестянка” и уверяет, что в нём он выглядит как настоящий гангстер. Он ей уже тысячу раз говорил, что гангстеры предпочитали ездить на Фордах, Кадиллаках и Роллс-Ройсах, но ей пофиг, гангстер и всё тут.

Музыку в машине он не включает, чтобы она не начала ныть, что устала слушать его старьё, вроде QUEEN или Элтона Джона, ей нравится что-то посовременнее, “подрайвовее”, как она выражается, а у него голова пухнет от её любимых песен.

До ресторана доезжают довольно быстро, пробок по дороге почти нет, повезло.

– Итак. Как я уже сказал, много не пей, и чтобы дома была к двенадцати. Вот, держи.

– Что это?

– Деньги на такси. До дома доехать. Бери, не выпендривайся.

Она и не думает его слушаться.

– Не возьму, еще чего. У меня бабки и свои есть, понял?

– Санса.

– Да, папулечка?

Он вздыхает.

Она быстро отстёгивает ремень безопасности и вдруг резко наклоняется к нему и чмокает его в нос.

– Веди себя хорошо папочка, притом, за нас обоих, потому что я сегодня буду очень, очень плохой девочкой.

Выскакивает из машины и дефилирует к дверям ресторана. Бёдрами качает как маятник, бесит его, знает же, что он смотрит.

Невыносимая. Она просто невыносимая.

Он сжимает руль и пялится ей вслед.

Надо ехать домой, утка с яблоками стынет.

На третьем часу ожидания у него заканчиваются сигареты, и он просто сидит в машине и тупо смотрит на двери ресторана. Припарковался чуть в стороне, и ему видны сразу два выхода – главный и боковой. Она пока не появлялась ни там, ни там, и он просто ждёт. Слушает сэра Элтона и ждёт.

Около полуночи у бокового выхода мелькает красное платье. Он настороженно всматривается, пытается понять, что там происходит. Она не одна, с ней двое парней, и они тащат её куда-то. Она, похоже, сильно пьяна, ноги еле передвигает, но всё же пытается сопротивляться.

Парни тащат её к машине, и предчувствие говорит ему, что везти они её собираются совсем не домой.

Блять. Мать вашу.

Он резко газует и перекрывает выезд серебристой Ауди, в которую затолкали его девочку. Из бардачка достаёт пистолет. Использовать его, конечно, нежелательно, но припугнуть этих ублюдков придётся.

Выходит из машины.

– Эй, мужик, отгони тачку, ты нам выехать мешаешь!

Петир направляет ствол на водителя.

– Мужик, ты сдурел что ли? Что ты творишь?! Убери пистолет!

– Девчонку. Отпустили. Быстро.

– Мужик…

– Считаю до трёх. Раз…

Задняя дверь Ауди распахивается и Санса практически вываливается на пыльный асфальт.

– Да забирай! Мы себе и получше найдём!

Петир подходит и помогает ей подняться. От страха она, кажется, даже протрезвела немного, глазищи огромные, взгляд перепуганный, смотрит на него и поверить не может, что это действительно он.

– П… Папулечка… Забери меня отсюда… Пожалуйста… – Язык еле ворочается, и не понятно, от количества выпитого или от страха.

Если бы не эти ублюдки в Ауди он бы сейчас сгрёб её в охапку прямо здесь, прижал бы к себе и не отпустил уже никогда, но надо увозить её отсюда, и поскорее.

Поэтому он просто берёт её под руку и помогает дойти до своего внедорожника, усаживает назад, чтобы она могла прилечь, если сидеть не сможет.

Недоноски в Ауди ржут и выкрикивают в их адрес какие-то пошлости. Ну что ж, пара пробитых колёс немного охладят их пыл. Грохот от выстрелов оглушительный, но ему плевать. Он просто садиться в свой Мерседес и увозит её подальше. Увозит её домой.

А дома она вся дрожит в ознобе, трясёт её сильно, с лица вся бледная, под глазами круги, тушь размазалась.

– Мне плохо, папочка, сейчас стошнит…

“Странно, что не “щас блевану”, – проносится в его голове, пока он помогает её добраться до туалета.

Рвёт её долго. Она стесняется, просит его уйти, но он её, конечно же, не слушает, сидит рядом, вытирает ей губы влажным полотенцем и время от времени даёт глотнуть воды. Она пьёт, а потом её снова тошнит и так, кажется, бесконечно.

– Всё хорошо, – шепчет он, поглаживая её по спине. – Всё хорошо, моя девочка, ты дома, в безопасности. Сейчас желудок промоем, умоем лицо и уложу тебя спать. Всё хорошо, не бойся, я с тобой…

В спальню приходится нести её на руках. Она совсем без сил, висит, как тряпочка, но хоть тошнить её перестало. Он укладывает её в постель. Думает немного, что делать с платьем, и всё же решает его снять. Она не сопротивляется, безропотно позволяет себя раздеть и так же покорно облачается в его синюю футболку.

– Папулечка, – шепчет. – Ты же не уйдёшь?

– Не уйду, не волнуйся. Спи.

А сам надевает такую же синюю футболку и полосатые пижамные штаны. Лежать с ней рядом под одним одеялом как-то странно, но вид у неё такой, что у него в груди щемит и никаких “таких” мыслей просто нет. Он гладит её по огненным её волосам и шепчет:

– Спи… Всё хорошо, малыш… Я рядом.

И она засыпает. Сопит, тесно прижавшись к его боку и положив ладошку ему на грудь, туда, где бешено бьётся сердце, и ему кажется, что он никогда не уснёт, но всё же вечность спустя тоже засыпает.

А на утро её уже нет.

***

Суббота и у него выходной, это значит, что в офис ехать не нужно, но какая-то работа всегда есть, поэтому он весь день сидит за ноутбуком, разбирает почту и ждёт.

Её не видно и не слышно. Весь день. Спит наверное, что же ещё, да и похмелье, наверное, дикое. Ему жаль, что она ушла пока он спал, но так, наверное, лучше, потому что он понятия не имеет, как на утро смотрел бы ей в глаза, что говорил бы после этой чёртовой ночи, после которой у него полнейшая неразбериха в мозгах.

То, что она напилась и её чуть не увезли в неизвестном направлении какие-то подонки его ничуть не удивляет, это как раз вполне в её стиле, но вот то, что сам он повел себя как полный придурок, когда ждал её под дверью ресторана, а потом спасал от этих мудаков, размахивая при этом заряженным стволом – вот это для него действительно неожиданность.

Вот уже четыре года в его жизни постоянно, с завидной регулярностью возникают всяческие неожиданности. Пора бы уже привыкнуть.

И очередная не заставляет себя долго ждать.

Из квартиры сверху доносятся какие-то странные звуки. Топот, громкая музыка, цокот каблучков, грохот какой-то, смех женский и… мужской, а потом… А потом звуки становятся вполне определёнными, такими, что сомнений нет никаких: в квартире сверху занимаются сексом.

Трахается. После того, как он отбил её у каких-то мудаков на Ауди, полночи откачивал, вытирал её блевотину, умывал, спать укладывал. Она трахается. На следующий же день. Трахается. С кем-то другим.

И, конечно, всё логично и закономерно, ведь он для неё просто сосед, престарелый к тому же, в отцы ей годится, папочка он для неё, вот и все. А вокруг неё молодые, высокие, загорелые, в мускулах все так и роятся, куда уж ему до них.

Проклятье.

И почему вообще подобные мысли лезут ему в голову? Какая ему разница, что она делает и с кем? Ну да, трахается, и что? В конце концов, ей не пятнадцать лет, и она не его дочь.

Так почему же ему так хреново?

Петир наливает коньяк в хрустальный бокал и выпивает его залпом. Нет никакого желания смаковать элитный напиток, как он делает это обычно, когда решает выпить немного субботним вечером.

Плевать. Насрать на всё. И на неё тоже.

Надраться и лечь спать. Всё.

Конец истории.

Звуки сверху становятся ещё громче, от этих стонов и рычания у него начинает болеть голова, и он пьёт, пьёт и терпит, сцепив зубы, и твёрдо решает продать эту грёбаную квартиру, а ещё лучше переехать в другой город.

Спустя два часа и полбутылки коньяка всё стихает.

– Папуля, слушай, тут такое дело…

Она. Как ни в чём не бывало. Стоит перед ним одетая во что-то непонятное, то ли платье такое с кружевами, то ли пеньюар ночной, стоит, смотрит глазищами своими и говорит:

– Папуля, алё, у меня тут к тебе просьбочка есть, ты слышишь?

– Убирайся.

– Папулечка, ты чего…

– Убирайся, я сказал. И чтобы я тебя не видел больше, тебе ясно?

Голос у него почти срывается, но он очень старается держать себя в руках.

Она не понимает.

Она подходит к нему так близко, что он ощущает лёгкий аромат её цитрусовых духов. Берёт его лицо в свои ладошки и заглядывает в глаза.

– Папочка, – шепчет. – Ты что? Что с тобой случилось? Это из-за прошлой ночи, да? Ты переволновался за меня? Ну прости, я так больше не буду, обещаю, папулечка…

Его трясёт.

– Убирайся отсюда вон!! – Орёт. – Слышишь?! И никогда! Никогда больше не приходи!

Её голос дрожит, и она спрашивает несмело:

– Папуля, ты напился что ли?

– Никакой я тебе не “папуля”, и не смей меня так называть! Если бы у меня и была дочь, она никогда не была бы похожа на тебя! Убирайся! Дрянь! Мерзавка наглая! Вон отсюда!

По её щекам текут слёзы и она исчезает, он даже не понял толком, в дверь она вышла или в окно. Её просто нет, и теперь уже можно не сдерживать себя, можно позволить себе садануть кулаком в стену, а потом тыльной стороной ладони размазывать по лицу солёную воду, смешанную с кровью, костяшки разбиты, ну да и наплевать, не имеет значения. Ничто теперь не имеет значения.

Всё.

Кончено.

========== Глава 2 ==========

– Мистер Бейлиш, можно?

Рос, секретарша, симпатичная, с рыжими волосами приоткрыла дверь его кабинета и никак не решится войти. Надо бы её уволить. Ну, или хоть приказать волосы перекрасить. Рыжие его бесят.

– Входи. Говори, что там, только быстро. Времени нет.

Она топчется у порога и опасливо поглядывает на него. Боится. И правильно делает. Его многие боятся, а в последнее время особенно.

– Ну? Что у тебя?

– Мистер Бейлиш, тут несколько рукописей, редакторы утром прислали. Посмотрите?

Он недовольно морщится.

– Клади на стол и оставь меня в покое. Кофе свари. Покрепче.

– Конечно, сэр, сию минуту.

Дрожащими руками она пристраивает несколько папок на край стола и как можно быстрее выскальзывает из кабинета.

Издательский дом “Пересмешник” существует уже пятнадцать лет и считается одним из самых успешных и солидных в области книгоиздательства. За эти годы они открыли много новых и ярких имён современных авторов, и Петир в тайне очень гордится своими достижениями. Да, все успехи своего бизнеса он неизменно считает своими личными, поскольку абсолютно все рукописи, которые они берут в печать, прочитываются им лично, и он один решает, подписывать в итоге контракт с автором или нет. Конечно, это занимает уйму времени, но зато он полностью уверен, что проходная муть никогда не будет издана под логотипом с птичкой пересмешником, ему нужны только бестселлеры, и никак иначе.

Все сотрудники издательства в курсе, что у владельца крутой нрав, и те, кто доставляет ему слишком много неудобств, надолго на этой работе не задерживаются. Неудобство для мистера Бейлиша – это трата его драгоценного времени на прочтение плохих текстов. Если редактор присылает ему две рукописи, которые мистер Бейлиш в итоге не одобряет – его неизменно ждёт увольнение.

За годы совместной работы Рос уже научилась определять, понравится ли боссу текст или нет, иногда она даже пытается спасти шкуры тупых редакторишек, подсунувших ему невесть что. Сама отбраковывает откровенный бред, из того, что ему прислали, и выбирает только самое стоящее. Зарплату ей поднять, что ли… Да, и волосы пусть перекрасит.

Мысли о рыжих волосах Рос снова возвращают его к тяжким воспоминаниям о ней.

Он не видел её уже три месяца, ни разу не видел с того самого вечера, когда выгнал её и приказал больше никогда не появляться в его жизни.

Она и не появлялась.

С того дня в её квартире было тихо и ни он, ни соседи, больше её не видели. Он спрашивал. Ненавидел себя за это, но спрашивал. И за то, что постоянно прислушивался в надежде услышать цокот её каблучков над головой, тоже ненавидел себя до одури. Но сверху не доносится ни звука.

Санса просто исчезла.

Ему не хочется признаваться в этом, но за три прошлых месяца он сильно постарел, осунулся весь, под глазами мешки, лицо опухшее какое-то. Надо бы меньше пить, но как не пить, когда в квартире такая оглушительная тишина, только Варис топает из угла в угол, смотрит на окно и тяжко вздыхает. Тоскует.

Петир пьет коньяк, реже виски, и пытается не думать.

А ещё ему снятся сны. Сны, в которых она так же, как тогда, нежно держит его лицо в своих ладошках и шепчет, шепчет ему прямо в губы “Папулечка, ну что ты…”, и тогда он уже не отталкивает её, не орёт, нет, он прижимает её к себе, вбирает её в себя всю, без остатка, так, что дышать невозможно и накрывает её мягкие, чуть припухшие губы своими. На вкус она невероятная, и она не сопротивляется, наоборот, она сама льнёт к нему, притягивает его лицо к себе и целует, целует, зажмурив глаза от счастья.

Каждый раз после такого сна он начинает пить с самого утра.

И он понимает, конечно, понимает, что всё это очень, очень глупо, ведь у них всё равно ничего бы не вышло, и дело даже не в том, что он старше неё на целую жизнь, а, скорее, в том что она по сути своей всё ещё ребёнок, пусть даже и совершеннолетний, но ребёнок. Как можно всерьёз строить отношения с кем-то, кто без остановки кривляется, отпускает дурацкие шуточки, может в любой момент сотворить какую-нибудь несусветную глупость и говорит что-то вроде “ну триндец внатуре ваще”.