Текст книги "Легенда о яблоке. Часть 1"

Автор книги: Ана Ховская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

– Ты здесь не одна?

– Нет, со мной мой крестный и сестра.

– Тогда счастливо. Увидимся. Я здесь часто рыбачу.

София крепко сжала в пальцах уздечку и потянула за собой. Жеребенок послушно последовал за девочкой.

Парень показался Софии симпатичным и доброжелательным, но она сторонилась чужих.

***

В очередную прогулку с Джинжер у речки София вновь увидела юношу, теперь уже просто загоравшего на траве на берегу. Рядом с ним стояла корзина с яблоками и пластиковая бутылка с лимонадом.

Угощение девочки и ее питомицы яблоками явилось непринужденным поводом для знакомства. София узнала, что парня зовут Крис Рискин и живет он недалеко от Эль-Пасо, в городке Малый Анжелес, что он рыбачит по обоим берегам речки, и, сдавая улов на ярмарки в Эль-Пасо, зарабатывает на карманные расходы и помогает своей бабушке. Как оказалось, Крис тоже любит лошадей и хочет стать специалистом в разведении диких пород жеребцов. Софии показалось это очень знакомым и совсем не удивляло. В этих местах надежду об успешном фермерстве лелеяло девяносто процентов жителей. Это было смыслом их жизни.

Несмотря на то что Крис имел взгляды, схожие со взглядами ее отца, он вызывал у Софии симпатию и теплые чувства. У юноши был веселый характер, он был уверен и смел, в нем отсутствовала категоричность и грубость, присущая Ланцу Дьюго.

Софии все чаще хотелось ходить на прогулку с жеребенком, чтобы встретить Криса. Время, проведенное с ним, его простодушное отношение к ней, невинные разговоры, мимолетные взгляды давали ей ощущение взрослости и привлекательности. Он один из всех знакомых мальчишек не обращал внимания на ее худобу, большие глаза и выделяющийся нос на худом лице, не называл уродиной, не издевался. Такое поведение было воспринято Софией как знак ответной симпатии, и она уже была признательна Крису только за то, что он позволял ей вести себя по-взрослому и принимал такой, какая она есть. София делилась своей радостью с крестным и Лин. Мать не подозревала об увлечении дочери, но все чаще замечала за ней то игривое настроение, то задумчивость и нередкое молчание.

Крис Рискин был дружелюбен к девочке и охотно общался с ней в свое свободное время. Если София задерживалась на прогулке до вечера, он провожал ее до ворот поместья. Если был день, – присматривал за ней и ее жеребенком, пока ловил рыбу или отдыхал на речке. Сам того не подозревая, Крис оказывал на девочку сильное влияние. Она была для него не более, чем младшей сестрой. Но он довольно быстро начал замечать перемены в Софии. Иногда она забывала Джинжер в конюшне и приходила к речке с одной уздечкой в руках, наивно теряясь в своей забывчивости. Ее наряды стали аккуратнее, ярче и разнообразнее. Изменилась прическа, появился запах женских духов, не соответствующих ее юному возрасту. София тайком брала их у матери. Крис невольно делал комплименты девочке, иногда усиливая их значение красноречивыми жестами, взглядом или улыбкой.

София дорожила своим новым знакомством. Ей нравились ее новые ощущения. В ней росла девушка. Детские мысли и заботы постепенно сменялись романтическими фантазиями и грезами. София стала увлекаться вещами, которым раньше не придавала особого значения и считала несерьезными, глупыми. Например, еще год назад она недоуменно следила за тем, как мать после принятия ванны натирает свое тело душистым маслом или выщипывает брови. До недавнего времени это были загадки, одни из непостижимых ритуалов неизведанной взрослой жизни, сейчас же Софии хотелось с головой окунуться в непонятный и завораживающий мир взрослых и стать его полноценной частью.

София созерцала красоту родных мест, подумывая о том, что была бы не прочь остаться здесь с тем косяком резвых жеребцов, с теми закатами и рассветами, с тем привычным ритмом жизни и бурным празднованием национальных праздников, вперемешку с мексиканской культурой, но даже то особенное и дорогое, чем гордилась и что любила, блекло с течением времени и под тяжестью будних огорчений.

Проходя мимо торговой лавки по дороге к доктору Логану или за покупками на рынок, София почти ежедневно встречалась с той женщиной – Кларенс, которая всегда вызывала неприязнь и чувство брезгливости и напоминала о самом неприятном событии в жизни. Мгновенно мерзкие сцены поднимались из памяти и, как искры, разлетались по всему телу, обжигая и оставляя горький пепел досады и обиды. А та будто нарочно задевала девочку, интересуясь делами ее семьи.

Накапливающаяся горечь, ощущение собственного бессилия и тревожные переживания воспитывали в Софии ее сильную сторону, растили непримиримость ко всему, что имело отношение к предательству, лжи, несправедливости, но также развивали осторожность и подозрительность ко всем новым людям и обстоятельствам.

Наблюдая за окружающим ее миром, постепенно София разочаровывалась в своих условиях жизни. Люди уже не казались ей добрыми, бескорыстными и искренними. Она начинала отмечать это на каждом шагу, начиная с лукавых глаз и тошнотворных шуток торговки Кларенс, равнодушных школьных преподавателей, скупых и непорядочных соседей, еще недавно представлявшимися ей добродушными и безобидными, и заканчивая собственным отцом, который смотрел ей в глаза и лгал. Жизнь представала перед Софией в других красках, вероятно, реальных, которые она не различала раньше.

В тринадцать лет София чувствовала себя первооткрывательницей людских пороков и все больше отчуждалась от людей и созданного ими мира невежества, грубости, жестокости, равнодушия и корысти. Теперь любое препятствие казалось горой, любая мелкая обида – смертельным оскорблением. София становилась очень чувствительной и ранимой, она не желала с этим мириться, но пыталась учиться контролировать внезапно вспыхивающие сильные эмоции, так как ее несдержанность с окружающими доставляла немало хлопот близким. Импульсивность оборачивалась скандалами с отцом и очередными слезами матери, слишком высокая энергичность вызывала нарекания со стороны знакомых семьи и школы. Все вокруг будто сговорились против нее. Она была сильной и слабой одновременно. София могла стойко выносить откровенное разочарование отца в ней и быть полностью бессильной и смятенной перед его решениями, касающихся ее будущего. И никто не мог ей помочь, как бы ни убеждал ее в совершенстве, особенности и успешном будущем.

Тоскливые мечты, возникающие после писем Брайана, приводили Софию в уныние и надолго выбивали из равновесия. Все, о чем писал брат, было неведомо ей, но все, что она видела вокруг, казалось самым худшим на свете. Сама того не замечая, София идеализировала и преувеличивала каждую новую подробность городской жизни, описанную братом. Всплеск энтузиазма и решительности вызывали присланные Брайаном фотографии, где он на фоне городских улиц – широких, ярких, многолюдных, на стадионе колледжа в форме «нападающего» или с битой в руке, на берегу залива Тринити, в Риверс-парке у лебединого озера с крестной Лили и дядей Томасом. Софии отчаянно хотелось туда попасть, прикоснуться к неприступному и далекому миру, подышать тем воздухом, погреться под тем солнцем и остаться там навсегда. Но все мечты обрывала суровая реальность, и девочка падала духом.

Однажды спеша на почту за письмом от Брайана, София увидела яркий, цвета спелой вишни автомобиль с откидным верхом и того же цвета кожаными сиденьями. Она остановилась перед машиной, восхищенная красотой и завороженная мгновенно возникшими надеждами на то, что когда-нибудь она будет кататься в таком же красном авто и улыбаться своему прошлому.

– А ну, брысь, козявка!– оборвал ее заоблачные мысли пренебрежительный тон женщины, владелицы автомобиля.

София проследила за ней до самой дверцы и почему-то виновато проговорила:

– Я не трогаю вашу машину.

– Я сказала – брысь, замухрышка!– уже презрительно повторила дамочка и сделала брезгливый жест рукой, отгоняющий девчонку с дороги.– Матерь божья, в этом захолустье одни невежды!

Женщина села в машину и через минуту скрылась из вида.

«Я замухрышка?!– расстроенно подумала София и оглядела свое платье.– Но я же не грязная и не оборванная? И она совсем меня не знает?!»

Неприятные ощущения от случайной встречи осели горьким осадком на сердце Софии, усиливая собственное мнение о своей никчемности и беспомощности в этом мире.

Эль-Пачито, декабрь 1987 года

Из открытого окна пахло мокрыми листьями. Случайные капли дождя залетали на подоконник и образовывали лужицу. Тонкими струйками вода стекала на ковер.

Хелен Дьюго в домашнем платье, в запятнанном фартуке, желтой выцветшей косынке кружилась по гостиной, подготавливая дом к Рождеству. В другом углу комнаты в кресле сидел Ланц, делая вид, что увлечен чтением газеты, но внимательно задумчиво следил за женой поверх газеты. Хелен намеренно не замечала этого взгляда и, вообще, не обращала внимания на супруга.

В доме было тихо и скучно. Дети учили уроки. Неожиданно тишину нарушил телефонный звонок. Ланц, погруженный в свои мысли, не отреагировал на него. Хелен отвлеклась от уборки и подняла трубку.

– Мама?– услышала Хелен далекий, но родной голос сына.

Ее глаза озарились радостным светом, и на губах появилась улыбка. От волнения, потеряв дар речи, она молча кивнула.

– Мама, ты меня слышишь? Если слышишь, скажи что-нибудь?– беспокойно спросил Брайан.

Ланц был рядом, и скажи она хоть слово, выдав имя звонившего, тот впал бы в ярость от невиданной наглости человека, которому он запретил звонить, писать и возвращаться в отчий дом, раз и навсегда вычеркнув его из своей жизни.

– Я слышу тебя, Лили,– дрогнувшим голосом ответила Хелен.– Дорогая моя, я так соскучилась по тебе!

Женщина бросила мимолетный взгляд на мужа и отвела глаза в другую сторону, отвернувшись к окну, продолжила:

– Я так рада слышать тебя!

– Мама, ничего не говори. Я понял,– с грустью проговорил Брайан.– Внимательно слушай меня. У меня мало времени. Я приехал ненадолго. Буду ждать тебя с девочками в кафе на станции Эль-Пасо. У меня много новостей. Я буду вас ждать через час. Сможешь вырваться?

От услышанного Хелен задержала дыхание, и мысли ее завертелись в тревожном поиске причины, из-за которой можно было бы скрыться из дома с дочерями, не вызвав подозрений у Ланца.

– Конечно, Лили,– тихо проговорила мать.

Брайан уже положил трубку, а Хелен, слушая короткие гудки, весело продолжила говорить:

– Лили, я все сделаю, не волнуйся. До встречи, моя милая, целую.

Теперь выражение ее лица должно было соответствовать выдумке. Она как ни в чем не бывало оглянулась и, встретив вопросительный взгляд мужа, залепетала:

– Это Лили, она будет проездом из Нового Орлеана и хочет передать подарки для девочек. Через полчаса она будет ждать нас на станции в Эль-Пасо. Она так хочет увидеть девочек. Ты не против, если мы ненадолго уедем на встречу?

Ланц был не против, хотя на его лице было написано явное недовольство.

– Что ж, поезжайте, но не задерживайтесь,– строго ответил Дьюго, но, заметив, как Хелен свела брови, смягчился и добавил:– Мне скучно одному.

Он выдавил добрую улыбку и, перелистнув страницу газеты, стал вдумчиво читать.

Хелен, нетерпеливо снимая фартук, поспешила в свою комнату, по пути она попросила дочерей зайти за ней.

– Так, рыбки мои,– торопливо проговорила Хелен, запирая дверь спальни,– хотите увидеть вашего брата? Только тихо! Сейчас мы к нему поедем.

София и Лин запрыгали от радости. София почувствовала, что ее сердце вот-вот разорвется от счастья из-за встречи с ее дорогим Живчиком.

– Быстро по своим комнатам. Одеться, причесаться и через десять минут быть готовыми к выходу. Я постучу вам в двери. Никаких эмоций, полное молчание при отце. Вам ясно?

Девочки радостно закивали и вылетели из спальни матери.

Через полчаса, наряженные и нетерпеливые, они ехали на рейсовом автобусе в Эль-Пасо.

– Мам, а может быть, надо было сказать Бену?– спросила София, ерзая на сиденье и оглядываясь вокруг.– Он ведь тоже очень скучает по Живчику…

– Это неудобно. Если нас увидят всех вместе, обязательно доложат Ланцу. А уж ваш отец не постесняется устроить допрос. Мы потом расскажем Бену.

Лин увлеклась разглядыванием пейзажа за окном, а София, немного усмирив нетерпение и склонив голову на спинку сиденья, рассматривала пассажиров автобуса.

– Софи, как твои занятия с доктором Логаном?– завела разговор Хелен.– Ты стала все чаще бывать у него.

– Мама, если бы в моей жизни не было крестного, не знаю, что бы я делала. Он так много знает, учит меня таким разным вещам. Он такой благородный! И почему он не встретился тебе раньше нашего отца?

Хелен тяжело вздохнула, а для дочери укоризненно сдвинула брови. София не догадывалась о прошлом матери, и было бы лучше, если бы так продолжалось и дальше.

– А нас никто из знакомых не увидит с Брайаном?– спросила София.

– Думаю, что в воскресенье фермеры не едут в Эль-Пасо, чтобы посидеть в кафе на станции,– заметила мать.– Брайан очень смышленый мальчик.

Милинда заерзала на сиденье, ткнула пальцем в окно и сказала:

– Мы уже подъезжаем. Встаем!

В кафе было много свободных мест, играла спокойная музыка. Капли дождя подыгрывали в такт мелодии по оконным карнизам снаружи. Было немного душно от испарений из кухни, но уютно.

Хелен с дочерями расположилась в углу зала и заказала три порции мороженого. Беспокойным взглядом обыскивая зал кафе, она не находила родного лица.

– Ничего, ничего, подождем. Он, наверное, вышел или вот-вот подойдет,– успокаивала Хелен больше себя, чем девочек.

А те довольно уплетали имбирное лакомство, посыпанное шоколадной крошкой.

Вскоре Хелен заметила знакомую походку, но не узнавала фигуры. Знакомое лицо, но другое – повзрослевшее, мужественное, серьезное, красивое. Она привстала, но, ощутив нервную слабость в коленях, присела и опустила руки на колени.

– Сынок, дорогой мой!– прошептали ее губы.– Как давно я тебя не видела…

Восторженный визг дочерей привел ее в чувства.

С улыбкой Брайан подошел к столику, и его сильные, мускулистые руки обняли мать за хрупкие плечи и прижали к широкой груди. Хелен не удержалась и всплакнула, но тут же взяла себя в руки, отстранилась от сына и стала рассматривать его лицо.

– Здравствуй, мама!– произнес Брайан незнакомым, но приятным голосом.

– Пресвятая Мария, какой ты стал!

София и Лин повыскакивали из-за стола и повисли у брата на шее, целуя его в щеки и подбородок.

Брайан радостно усадил сестер себе на колени и мягко сказал:

– Мои дорогие, я так соскучился по вас. Как вы поживаете?

Девочки, перебивая друг друга, стали докладывать свои новости и расспрашивать брата о его жизни. Брайан охотно отвечал на все вопросы, но его взгляд не отрывался от беспокойного лица матери.

Ее глаза выдавали гордость за сына, но и горькую печаль от вынужденной разлуки с ним. Ее сын вырос, изменился. Черты его лица отдаленно напоминали Ланца в молодости, но больше Брайан взял от матери. Его глаза светились радужным светом, не было и тени сожаления о сделанном выборе. Прямой, уверенный взгляд свидетельствовал о силе воли и чувстве собственного достоинства. Изменился голос, речь стала богатой, деловой и вызывала трепет. Брайан был неплохо одет, у него появился свой вкус. Развитые мускулы говорили о регулярных занятиях

спортом. Словом, все, что наблюдала Хелен, – как он двигался, как улыбался, как сидел, как говорил, – сказало ей о том, что сын начал жить той жизнью, о которой и мечтал. И это делало ему честь.

– Вы отсидели мне ноги,– с улыбкой обратился Брайан к сестрам через некоторое время.

Девочки пересели на свои места и продолжили есть уже растаявшее мороженое.

– Вот так я живу. И у меня для вас еще одна новость, только не падайте в обморок,– продолжил Брайан.

У Хелен подпрыгнуло сердце. А Брайан с чувством гордости, смешанным с легкой грустью, сообщил:

– Я переезжаю в Вашингтон.

Напряженное молчание не остановило его.

– Я прошел конкурс на обучение в университет Джорджа Вашингтона. Выиграл стипендию – это гарантия моего безбедного проживания в Вашингтоне. Я знаю, как это далеко от вас. Но именно это было моей целью с самого начала. И я буду рядом, если понадоблюсь… Несмотря на запрет отца.

– Сын, что ты говоришь?!– поразилась Хелен.– Ты, конечно же, взрослый, умный, сильный мальчик, но так далеко и один!

– Мама, я буду не один. Со мной будет Эл. Мы с самого начала обучения вместе и оба дойдем до конца. Помнишь Эла?

– Это твой хороший друг?– вмешалась София.

– Да, Фисо. Этот человек мне как брат и настоящий друг. Вместе нам ничего не страшно. Я приехал сюда только потому, что хотел увидеть вас, так как не смогу приезжать часто, разве только летом, и то ненадолго.

София обиженно вспомнила:

– Ты обещал помочь поступить мне в колледж Хьюстона? Кто теперь мне поможет?

Милинда здраво заметила:

– Но он же не навсегда уезжает! И если Живчик обещал, значит, выполнит.

– Когда придет твое время, все будет хорошо. Я обещаю!

– Обещаешь?– оживилась София.

Брайан клятвенно кивнул сестре и снова обратился к матери:

– Как только я определюсь в Вашингтоне, я позвоню. Мы можем встречаться на Рождество у тети Лили или в любом месте Хьюстона. Он стал мне родным. Я буду писать Бену, звонить ему. Навещайте его чаще. Мама, не волнуйся: со мной все будет в порядке. Я хочу получить от тебя благословение. Ты единственная, кто по-настоящему понимает меня.

Брайан ожидающе посмотрел на мать и напряженно вздохнул.

Глаза Хелен затуманились, но она сдержала слезы и заставила себя радостно улыбнуться. Мать не могла огорчить сына своими переживаниями и опасениями. Ее щеки порозовели от волнения, чувства жалости и тоски, но достаточно уверенным голосом она произнесла:

– Я всегда гордилась моими детьми. Ты же знаешь, я всегда поддержу тебя, только умоляю – будь осторожен. Ты мой единственный сын и защитник. Я никому не могу доверить будущее своих дочерей, случись что со мной…

– Мама!– в один голос возмутились София и Милинда.– Что это за разговоры?

Брайан понимающе медленно моргнул обоими глазами, без слов дав почувствовать матери свою ответственность за сестер.

София и Милинда все понимали и не пытались исправить все на свой лад. На их лицах были грусть и сожаление, смирение и надежда.

– Вы такие взрослые!– как-то грустно проговорил Брайан, сожалея, что не мог находиться с ними рядом все это время.– Вы не сердитесь?

– Нет,– хором ответили сестры.

– А как отец?

– Папа в своем репертуаре,– смело сказала София.– Поэтому даже не огорчайся… Мама, не вздыхай… я знаю, что не права…

Такая самокритичность дочери заставила Хелен улыбнуться, и это немного разрядило напряженную атмосферу.

Брайан наклонился и достал из-под стола разноцветный пакет.

– Здесь вам к Рождеству. Немного рано, но я не мог оставить вас без подарков. Только откроете, когда вернетесь домой.

София протянула руки первая и, взяв пакет, прижала его к груди, как драгоценность.

– У тебя есть деньги?– заботливо спросила Хелен у сына.

– Я запаслив,– отозвался Брайан.– Еще остались деньги с того счета, который ты открывала мне.

– Прими от меня, тоже, как подарок,– мать протянула сыну плотный конверт.– Умоляю – не отказывайся.

Брайан неохотно принял его и ответил:

– Я обещаю, что сполна отплачу за твою заботу и любовь, мама. Я так люблю тебя!

– Что ты такое говоришь? Для меня главное, чтобы все вы были здоровы и счастливы!

Брайан обнял мать, но, не давая себе расчувствоваться, отстранился и поднялся.

– Не могу долго быть с вами, и прощаться грустно… Мой поезд подошел… Эл меня уже ждет.

Мать тревожно повела плечами и сморщила лоб.

– Можно, я провожу тебя?– громко попросила София, когда все поднялись со своих мест.

– Не надо, мне и так тяжело,– ответил брат.

– Я только на минуточку…

– Нет. Я вас всех люблю! Берегите себя…

Брайан был непреклонен. Он быстро расцеловал мать и сестер, и те не успели моргнуть, как юноша быстрыми шагами покинул кафе. Хелен оцепенела от неожиданного исчезновения сына. Она взяла дочерей за руки и подошла к окну, за которым уже отправлялся экспресс до Хьюстона.

Брайан стоял на подножке вагона и грустно махал родным на прощание. София и Лин приникли к холодному стеклу, и окно запотело от их теплого дыхания.

– Он уехал!– прошептала Хелен и дала волю эмоциям.

Слезы потекли по щекам, и плечи задрожали от прерывистого дыхания.

– Мамочка, это же здорово, что он будет самым умным и образованным,– задумчиво проговорила София, зная, что ей будет очень не хватать его, но понимая необходимость этой разлуки.– Я тоже скоро уеду. Каких-то три года подождать.

– А я останусь… мне здесь нравится,– неожиданно ответила на слова сестры Милинда.

***

– Ты чуть не опоздал на поезд!– сообщил Ахматов Брайану, когда тот вошел в купе, сел на свое место и напряженно откинулся на спинку кресла.

– Прощание с родными так опустошает. Если честно, я чуть не расплакался. Так жаль, что они вынуждены жить в такой атмосфере. Но я сам еще не стою на ногах, чтобы предлагать им помощь.

– Вот видишь, ты находишь разумные доводы. Перестань изводить себя,– с сочувствием заметил Алекс и потрепал друга за плечо.– Все устроится.

– Конечно, устроится. Где бы только раздобыть возможность и устроить сестер в достойное место? Еще три года, и Фисо нужно будет поступать в колледж. Она не справится с отцом в одиночку, даже если проявит характер. Он может разозлиться и выгнать ее из дома.

Брайан задумчиво остановил взгляд на одной точке и вспомнил выражение лица Фисо. Он не заметил в ее глазах того блеска и огня, что были раньше, она уже не смеялась и не шутила так беззаботно. Ее взгляд стал сосредоточенным, серьезным, и было очевидно, что в ее голове крутятся отнюдь не задорные, шкодливые мысли: Фисо поразила его своей сдержанностью и строгостью. Что-то происходило с ней, а его не было рядом.

– Брайан?– окликнул Алекс, толкая друга в бок.– Смотри не утони в своих переживаниях.

– А-а… я думал о сестре. Она так изменилась… Волнуюсь за нее. Боюсь, как бы отец не сломил ее. Иначе будущее нашей фермы обеспечено.

– Ты жесток!– в недоуменном удивлении высказался Ахматов.– Ты желаешь своей ферме сгинуть?

– Не иронизируй. Я хочу вытащить девчонок из этого болота. У них есть потенциал, особенно у Фисо. Я не могу быть равнодушным к их судьбе.

– У тебя есть время. Не драматизируй. Жизнь всегда расставляет все по своим местам.

– Ты веришь в судьбу?

– Нет. Вернее, не очень. Но ты напомнил мне кое-что. Перед нашим отъездом из колледжа ко мне подошел один человек. Весьма и весьма серьезный человек. Я бы сказал – полезный человек. Я видел его неоднократно на соревнованиях по плаванию, когда мы с тобой заняли первое место, затем на конкурсе стипендиатов Малькольна и, пожалуй, еще на турнире по восточной борьбе… Да, кажется, это был он. Такое создалось впечатление, что он следил и отбирал. Причем его оценивающий взгляд я не раз замечал на себе. Так вот, он якобы случайно встретил меня на парковке и завел разговор. Отметая все любезности, я услышал его глубокую заинтересованность в моих способностях. Это прозвучит странно, но он смахивал на вербовщика.

Брайан погладил подбородок, поводил глазами по купе и признался:

– Я что-то не уловил сути?

Алекс деловито повел одной бровью и выпрямился.

– Ты совсем расклеился после встречи с семьей. Раньше ты схватывал на лету. А суть в том, что за этим человеком стоят широкие возможности.

– Тогда я рад за тебя!

– Подошел он ко мне, но я четко расслышал и твое имя. Стоит над этим задумываться или нет?

– Ты спрашиваешь мое мнение?

– Интуиция никогда не подводила меня, но если это против твоих убеждений, то вопрос закрыт,– уверенно поделился Ахматов.

Дьюго внимательно посмотрел в глаза другу. В этот момент он словно слушал свое сердце. Чуть поразмыслив, Брайан, наконец, спросил:

– У тебя создалось впечатление, или его слова были предельно конкретны?

– О чем ты говоришь? В таком деле слова могут быть только намеком и иметь любой смысл. Но, если ты схватишь нить разговора и почувствуешь, – это твое, тогда следует конкретный разговор. И, наверное, не на парковке.

– Что же ты ответил ему?

– Он прекрасно осведомлен о нашем решении поступать в университет Вашингтона и дал понять, что мы еще встретимся там.

Брайан передернулся от интригующей новости и произнес:

– Ух, какие страсти!

– Я предлагаю не торопиться с выводами и не касаться этой темы до того времени, пока все не прояснится. Согласен?– смеясь над реакцией друга, предложил Алекс.

– Договорились!– последовал уверенный ответ.