Текст книги "Истории посетителей кофейни, о которых невозможно молчать (СИ)"

Автор книги: AlyaLi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Нет, у меня к тебе деловое предложение.

Она хмыкнула, развернулась и скрестила руки на груди, всем своим видом говоря «Вещай».

– Мне нужен новый проводник, – он ладонью указал в сторону реки.

Селена присмотрелась и заметила небольшую лодочку, в которой сидели двое: один в балахоне чёрного цвета, второй – серого.

– Это типа Харон {?}[В греческой мифологии – перевозчик душ умерших через реку Стикс (Ахерон) в подземное царство мёртвых] что ли?

– Можешь называть как угодно. Проводник по реке забвения доставляет души к их финальной точке…

– В Ад? – прервала Селене.

– Или в Рай. У него разные маршруты. На земле утратили некоторые знания, заменили их другими именами, но суть – она здесь, в Долине.

– Почему я?

– Ты сильна и непоколебима. Лишь владелец силы сможет переплыть реку.

– Ну, не такая уж я и непоколебимая, – резонно заметила Селена и закатила глаза. – Я могу отказаться? Сложно будет совмещать, знаешь ли, с основной работой.

– Разумеется, – мужчина сплёл пальцы в замок. – Но тебе придётся самостоятельно покинуть Долину.

– О, чудесно. Где выход?

– По реке.

Селена уставилась вдаль. Идея, конечно, была так себе, но домой хотелось сильнее.

– Всего хорошего! – она пожала руку владыке, вызвав в нём немалое удивление, и двинулась прочь.

Она быстро миновала коридоры, которые чудом запомнила, и вышла к уже известным амбалам. Подхватив свои вещи и кое-как запихнув в шопер, Селена вежливо попрощалась и двинулась к реке.

Туфли оказались на удивление удобными, а путь – не таким уж далёким, хотя, на самом деле, Селена понятия не имела, как в Долине забвения измеряется расстояние и время. Может, их и вовсе не существует.

Девушка остановилась у реки. На пристани была очередь из людей с пустыми глазами, а проводник как раз возвращался назад, неспешно работая вёслами.

– Извиняюсь, – Селена протиснулась через толпу и оказалась прямо рядом с проводником. – Не подскажите, как добраться, эм-м-м, назад? В Лондон.

Создание молча протянуло ей весло.

«Чёрт с тобой!» – Селена бросила свои вещи в лодку и забралась следом.

– Ребята, вы другим рейсом, – она тут же стала грести.

Река бушевала, однако плыть было легко. Загвоздка была лишь в том, чтобы добраться назад, в реальный мир, а не в какой-нибудь из загробных. Казалось, что прошло пару минут или целая вечность – точно не понять, и они оказались на распутье.

Селена задумалась, куда плыть. Направо? Налево? Вперёд?

Решила направо. В любом случае – вариантов не много, и есть тридцать три процента, что он окажется верным.

Гроза была всё ближе, а спутник молчал, потупив взгляд, ни движением, ни звуком не давая подсказку. Яркие молнии уже отражались в тёмной воде, волны облизывали лодку своими холодными языками, а какая-то рыба раскачивала её снизу.

Весло в очередной раз опустилось в воду, подняв брызги, а рыбина ударила хвостом, и судно перевернулось. Селена успела лишь вскрикнуть, погружаясь в ледяную пучину.

***

– Я очнулась на том же месте, – сказала она, делая последний глоток из чашки. – Подумала сначала, что головой ударилась, но это платье… – она вздохнула и тут же спохватилась: – Что-то я вас заболтала, уже совсем поздно.

– Ничего страшного. Я дам вам с собой пару шоколадных печений, а пока вызывайте такси домой.

– Спасибо, – она улыбнулась и вытащила из шопера свой телефон.

========== Миллениум (Ноэ, «Дракула. Истрия любви») ==========

Комментарий к Миллениум (Ноэ, «Дракула. Истрия любви»)

Метка «Демоны»

Айриш, кофе по-ирландски… страсть.

Где-то там, на самом дне, обжигающий алкоголь.

Можно перемешать, тогда он практически не чувствуется,

если кофе приготовлен правильно, конечно.

Но он там всё равно есть, и всё равно неизбежно пьянеешь.

Кстати да, хуже плохого эспрессо может быть только плохой айриш.

Макс Фрай «Кофейная книга»

***

Ноэ Локид заглянул в дождливое летнее воскресенье.

Знаете, я много кого уже повидала в стенах этой кофейни, но настоящего демона – впервые. Он был уверенный и решительный, устроился за стойкой и попросил айриш – кофе по-ирландски.

Такой напиток у меня заказывали крайне редко, поэтому крепкий ирландский виски пылился в недрах шкафчика, но теперь готов был явиться миру и разлиться пьянящим пятном в кофейной чашке. Не заставляя демона ждать, я принялась взбивать сливки, а он сразу же заговорил.

***

Ноэ гонялся за ней уже тысячу лет.

Но прекрасная колдунья всегда ускользала, оставляя его, могущественного демона, в дураках, а ещё – аромат сладкой ванили, смешанный с жасмином. Так она пахла всегда, прекрасный, неповторимый запах, который начисто лишал Ноэ рассудка.

В тёмном мире были свои правила и законы, своё мироустройство, которое, возможно, показалось бы нам, обычным людям, диким. Или притягательным. Или просто интересным. В любом случае, у них всё было иначе. Браки приветствовались лишь со «своими» – равными, стоявшими на одной ступени.

Ноэ Локид был внуком могущественного Адитума Прокула, и дед не дал своего разрешения на брак с неименитой Адалин. И если демон был готов бороться за свою любовь и счастье, то колдунья приняла этот отказ за оскорбление и скрылась уже тысячу лет назад.

И пусть Ноэ был мастером иллюзий, но Адалин была реальной даже спустя столько лет. Он так часто подбирался к ней очень близко, почти ловил её за подол любимого белоснежного платья, но она ускользала, как ночное виденье, как сон, как бред.

Так и скитался Ноэ по свету в поисках своей любви сначала годы, потом десятилетия, которые со временем переросли в сотни лет. Но в Тёмном мире время идёт иначе, демон был всё таким же светловолосым мужчиной, к чьим ногам готовы были упасть и смертные и бессмертные женщины.

Но когда кого-то искренне любишь, разве нужны другие? Нет, других Ноэ не искал, а Адалин всё продолжала утекать сквозь его пальцы, словно струйка песка в стеклянных часах, отмеряя минуту за минутой.

Однажды он понял, что начинает её забывать. Образ становился всё более прозрачным, Адалин медленно превращалась в видение. Нотки жасмина стирались, как стиралась и ваниль, яркие зелёные глаза, что ещё недавно изумрудами сияли в его голове, с каждым днём становились всё более тусклыми.

Тогда Ноэ запечатал её образ в капсуле. Он, мастер иллюзий, создал прекрасный сад, где бесконечно цвёл жасмин и благоухала ваниль, и поселил там свою любовь. Когда он совсем уставал скитаться между мирами, между прошлым и будущим, когда уже не мог больше разрывать столетия, Ноэ перемещался туда и долго гулял по саду, сидел у шумного водопада и слушал нежный голос, который будто звал его к себе.

Иллюзии. Иногда они делают нам даже больнее, чем реальность, только подпитывают раны на сердце.

Неужели ему придётся гоняться вот так за призраком до скончания веков? И когда эти века закончатся? Тёмные демоны не умирают, они бесконечны, как Вселенная.

Видя его метания, даже дед сдался и пустил по всему Тёмному миру весть, что согласен на брак, но Адалин не возвращалась. Может, она не слышала новости? А может, просто не желала их знать.

Ноэ сидел у пруда с разноцветными кувшинками и крутил между пальцами ветку с цветами жасмина. В этой капсуле всегда было закатное время, золотой час, когда нежное солнце обнимает верхушки деревьев, нежно поглаживает водные глади, ласкает цветочные лепестки. Демон перебирал в своей голове все моменты, что смог пронести сквозь многочисленные эпохи.

Он закрывал глаза, и Адалин была рядом. Она заливисто смеялась, ветер трепал её длинные светлые волосы, а Ноэ гладил её фарфоровую кожу. Прекрасная и недосягаемая.

Но стоило открыть глаза, видение растворялось, только родной запах полнил капсулу. Иногда даже казалось, что за столько лет эти ароматы так прочно въелись под его кожу, что никакая сила – ни тёмная, ни божественная – не сможет выгнать их оттуда.

Адалин стала единственной, с кем Ноэ захотел дойти до конечной станции. Никогда в его тёмной демонической душе не вспыхивало таких чувств и эмоций. Они адским пламенем разгорелись, разошлись по каждому миллиметру его тела, заполонили собой всё от начала до конца, без остатка.

Адалин была для Ноэ знаком бесконечности, сильнее всего во всех существующих мирах. Ради неё он готов был пройти любые препятствия, пережить самые лютые зимы и самый страшный зной. Он был готов умереть и воскреснуть, если бы мог, или просто умереть, потому что без неё – была не жизнь, а жалкое демоническое существование длинною в триста шестьдесят четыре тысячи двести пятьдесят дней, никчёмное прожигание бесконечности длинною в восемь миллионов семьсот сорок две тысячи чёртовых часов.

Однако почему она сбежала? Оставила отчий дом, оставила свою привычную жизнь и скрылась под покровом ночи. Неужели обида на отсутствие благословения Адитума была настолько сильна? Ноэ часто задавался этим вопросом, но ответа никогда не находил. И он старался не размышлять в этом русле, гнал мысли прочь, оставляя образ Адалин всё таким же светлым и возвышенным.

А ещё он иногда думал, зачем так отчаянно её ищет. Ведь если она сбежала тогда, то какова вероятность, что останется рядом с ним сейчас? Ничтожно мала. Однако Ноэ хотел узнать ответ, услышать его, прочесть в глазах. Или хотя бы освежить в памяти её образ, чтобы сделать свою капсулу, полную осколков воспоминаний, более реальной и живой.

Даже жасмин уже не пах так сильно, как раньше, против столетий даже магия теряла свою силу. Но Ноэ отдал бы очень многое, чтобы снова вдохнуть пьянящий запах волос Адалин, спрятать в них своё лицо, укрывшись тем самым от бренного мира.

И Ноэ Локид знал и верил, что однажды они ещё встретятся.

***

Я поставила перед демоном терпко пахнущую чашку, и он поблагодарил, сверкнув своими разноцветными глазами – один голубой, словно все мировые океаны, второй карий, как самый крепкий на свете виски.

– Сегодня миллениум. Ровно тысячу лет, – он сделал глоток и зажмурился, пуская алкоголь, смешанный с кофеином, по своим венам.

– Вы её обязательно найдёте, иначе и быть не может.

Ноэ кивнул, затем оглянулся, словно почувствовав что-то, опустошил чашку одним махом и выбежал под дождь, заметив белоснежное платье. Может, именно сегодня он наконец найдёт свою Адалин? Не могло же это тысячелетие пройти для демона даром.

========== Палач (Джон, «Теодора») ==========

Комментарий к Палач (Джон, «Теодора»)

Метка «Отрицательный протагонист»

И ристретто.

Ристретто – это смерть.

Это когда вся жизнь – одним глотком.

Выпиваешь, просишь счет и уходишь.

Обычно так.

Макс Фрай «Кофейная книга»

***

Джон Робертс распахнул дверь очень резко.

И нужно признать, эта резкость читалась в нём в каждом движении и в каждой черте, но больше всего – в тёмных глазах. Наверное, если бы кто-то решил поиграть с ним в детскую игру «кто кого переглядит», то этот мужчина взял бы все призы, настолько его взгляд был непробиваем и суров.

Колокольчик над дверью издал жалобное «дзынь» и испуганный замер, словно чего-то ожидая. Даже дождь прекратился, а чёрные тучи грозно нависли над городом. Природа замерла.

– Ристретто, – коротко бросил он.

***

Есть такие люди: то ли плохие, то ли хорошие. Они как Воланд из «Мастера и Маргариты», что есть часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо. Джон считал, что он больше зло, однако всё же пытался совершать правильные поступки.

Однако в целом разве правильно, что человеку предоставлено право принимать решение, кому жить, а кому – нет? Но видит Бог, этой жизни, такого дара (или проклятья?) он не просил и никогда не желал. Даже не думал, что так вообще бывает.

Джон Робертс выбрал профессию врача. Так проще всего было продлевать людям жизнь или отнимать её одним движением руки. Он всегда слыл едва ли не целителем и магом, излечивающим самые страшные недуги, но никто рядом и подумать не мог, что доктор Робертс – иногда палач.

Джон чувствовал зло в других. Он видел в людских глазах все смертные грехи и считал, что таким не нужно помогать, они не достойны жизни, только билета в один конец.

В первый раз вершить судьбу было страшно, впрочем этот страх преследовал его в дальнейшем. Вот и в тот день руки врача дрожали, расплёскивая из полной стеклянной бутылки спирт.

– Не переживай ты так, – сказала ему полная круглолицая медсестра, которая годилась ему в матери, совершенно не понимая истинных причин, – ничего страшного нет. Укольчик поставим, и побежит.

Джон кивнул и поставил бутылку на стол. В его кабинете сидел убийца, которого настигла болезнь. Но Джон считал, что этого мало, его непременно должна настигнуть смерть.

– Сейчас вернусь! – весело прощебетала медсестра и вышла за дверь, оставляя их один на один.

Доктор сел рядом с мужчиной. Тот не выражал никаких эмоций. Его руки были скрещены на груди, изо рта иногда вырывался кашель, на лицо легла бледность, подчеркнув впалые глаза тёмными тенями.

У него было воспаление. Они часто лечили подобные, почти всегда удачно, а этот случай – совсем простой. Джон для порядка ещё раз послушал преступника, но стетоскоп упрямо передавал только сумасшедший галоп его собственного сердца.

Робертс задумался, осталось ли у него вообще сердце. Наверняка, осталось, оно ведь не выпало из груди, раздвинув в стороны рёбра. Но, наверное, биться перестало.

Джон до мельчайших подробностей помнил день, когда всё произошло. Он покинул свой дом поздно вечером, намереваясь провести время с друзьями за парой бокалов горячительных напитков. Дорога была близкой, к тому же, можно было неплохо сократить путь через лондонские подворотни. Грабители, казалось, только и поджидали богатого господина в дорогом костюме.

В рукопашных боях Джон силён не был, да и против троих с острыми ножами оказался слабоват. Он почувствовал, как холодный металл без разрешения касается кожи где-то в районе груди, нащупывает нужное место и впивается в плоть, вырывая из его приоткрытых губ неистовый крик.

Лёжа на холодной земле и глядя на беззвёздное небо, Джон был молчаливым наблюдателем того, как с его тела снимают новый пиджак и начищенные ботинки, стягивают перстень с пальца, достают из кармана брюк часы на цепочке. Он не чувствовал, как они рыскают, ища, чем бы поживиться, а видел как будто со стороны.

Джон очнулся, когда рассвело. Лондон окутала лёгкая дымка тумана, а Темза дышала неприятной прохладой. Он поднялся и потрогал рукой в районе груди, однако не было ни крови, ни раны. Тогда Джон ощупал свою голову, проверяя, не ударили его с такой силой, что всё перемешалось.

Совершенно растерянный и сбитый с толку, он побрёл в сторону своего дома, ступая босыми ступнями по холодной земле. Голова была настолько занята мыслями, что Джон не заметил на дороге автомобиль и уверенно шагнул прямо под его колёса. Водитель предпочёл скрыться, а Джон должен был выть от боли, однако не ощущал абсолютно ничего. Разве что слегка неприятно.

Он отполз на тротуар. Улица была совершенно безлюдна, а всё это напоминало сон. Джон пару раз ущипнул себя, поднялся и всё-таки добрался домой. Родители ещё мирно спали, а после пробуждения ничего странного не обнаружили. Всё было обычно, но Джон знал, что с ним что-то произошло.

Той же ночью он снова отправился в знакомую подворотню, вооружившись подаренным отцом ножом. Грабители были на месте, видимо, праздновали на деньги, вырученные за его часы или запонки. Заметив свою вчерашнюю жертву, они загоготали, пошучивая про реванш.

Самый крупный набросился первым, однако его удары не возымели никакого смысла. Другие тоже не помогли.

Той ночью Джон Робертс стал палачом и казнил своих обидчиков, а утренние газеты написали тогда, что собутыльники что-то не поделили в пьяном угаре. Теперь газета со статьёй всегда лежала в его чемоданчике, который никому не позволено было открывать.

Так Джон понял, что обрёл бессмертие. Со временем он открыл в себе талант к лечению, а позже начал отчётливо чувствовать исходившее от людей зло.

Вынужденный скрывать свою вечную молодость, он часто переезжал, оставляя за собой славу врача от Бога и вымышленные имена. Вот теперь он был Эммануэлем Бернаром, поселившимся во французской провинции. Джон понял, что слишком долго слушает пациента, занятый своими воспоминаниями.

Стетоскоп опустился на шею, Джон поднялся и подошёл к обшарпанному столу, открыл чемодан. Подарок семьи, они безумно радовались, когда сын заявил, что будет врачом.

Эта дрожь перед убийством сопровождала его всегда. Пальцы продолжали мелко дрожать, но Джон уверенно взял ампулу с ядом, и её содержимое перекочевало в шприц.

– Ложитесь, – совершенно без эмоций приказал он подсудимому, который этого даже не знал, – я сделаю укол, и скоро станет легче.

Мгновение спустя яд побежал по его телу, отравляя каждую клетку. Джон знал, что мужчина доберётся домой и покинет этот мир ночью во сне, а утром все будут сокрушаться о таком хорошем человеке, который на самом деле принёс с собой зло.

Но Джон тоже нёс зло. Или это другое? Сколько у зла личин и обличий?

Он ответил на прощание коротким «выздоравливайте» и захлопнул чемодан. Пять лет во Франции пролетели, как один день, и пора было выдвигаться в путь. Джон повесил халат на спинку стула и навсегда покинул кабинет.

***

Крошечная чашка ристретто коснулась столешницы, а рядом с ней опустился стакан с водой.

Джон сдержанно кивнул и выпил кофе одним глотком. Он расплатился, не тронул воду и покинул кофейню под ещё один тихий «дзынь».

========== Дом (Роберт, «Арканум») ==========

Комментарий к Дом (Роберт, «Арканум»)

Метка «Аристократия»

Настоящая любовь – это кофе,

который варишь дома с утра.

Свежемолотый, желательно вручную.

С корицей, мускатным орехом и кардамоном.

Кофе, рядом с которым надо стоять,

чтобы не убежал,

иначе безнадежно испортится вкус.

Надо проследить, чтобы он поднялся три раза,

потом налить ложку холодной воды в джезву,

подождать пару минут,

чтобы осела гуща.

Кофе, который наливаешь

в старую любимую чашку и пьешь,

чувствуя каждый глоток,

каждый день.

Наслаждаясь каждым глотком.

Макс Фрай «Кофейная книга»

***

Роберт Штицхен был моим первым гостем в тот непривычно солнечный день.

Я только-только открылась, и кофемашина ещё не успела нагреться, а дверной колокольчик уже звякнул, сообщая, что у меня новый гость.

Он был статным мужчиной с пронзительными серыми глазами. Вертел в руках служебный бейдж и желал выпить просто кофе.

– Без всяких этих ваших заморочек, – попросил Роб. – Желательно с молоком и корицей.

Желание меня озадачило, но ненадолго. Может, я и не смогла бы сварить ему кофе в турке, такой, чтобы запах на всю кухню, но вполне могла предложить американо с добавленным в него молоком. И, разумеется, корицей.

– Вам придётся немного подождать, кофемашина ещё не проснулась, – предупредила я, беря самую большую кружку, но он был не против и присел на высокий табурет.

***

История Роберта Штицхена была удивительна.

С детства Роберт всегда был за правду. Он презирал врунов и никогда не прощал ложь. Наверное, именно эта черта и сподвигла его стать детективом, кем он и являлся на сегодняшний день.

Однако искать истину ему пришлось не только в нашем мире.

Это было самое обычное утро. Роб открыл глаза ровно в шесть часов. Его график не менялся много лет: подъём, пробежка, быстрый душ, кофе, рабочий день, если повезёт – ужин дома, если нет – сэндвич из забегаловки. На жизнь свою он не жаловался, привык и менять не собирался.

Роб уверенно поднялся с кровати и опустил босые ноги на пол, но тот был не привычным гладким, а каким-то шершавым, как будто из обычных досок. Он опустил глаза: и правда, простое дерево. И где же он проснулся?

Пройдя по странной комнате, Роберт осмотрелся: выглядело всё так, будто его забросило на пару веков назад. Но он помнил, как вчера в десять вечера ложился в свою постель.

«Сон дурной что ли? – пронеслось в голове. – В какую свою постель? Вот она, моя постель», – он присел обратно на кровать, затем снова поднялся, подошёл к окну, распахнул тяжёлые тёмные портьеры, обнажая оконную раму. Внизу раскинулась площадь, на которой уже собрался воскресный рынок.

Ощущение было, что его ударили пыльным мешком по голове, но Роб взял себя в руки и собрал в чемодан немногочисленные вещи. Мысли постепенно собрались в единую картину, и он понял, что сегодня должен выдвигаться в Тотспел, искать мать.

Как вообще такое можно было забыть, Роберт понять не мог, однако факт оставался фактом, и мужчина ругал сам себя. В его отеле подали сносный завтрак, и Роб отправился в путь.

Дорога заняла весь день, и лишь поздним вечером он ступил на порог обветшалой гостиницы, которая принадлежала бывшей аристократии. Впрочем, хозяйка, неприятная женщина по имени Жозефина, до сих пор относила себя к высшему обществу и блюла все эти аристократические каноны.

Самой нормальной среди них казалась служанка Лилит, которая кого-то напоминала, однако Роберт никак не мог вспомнить, где мог её видеть. Женщин с именем Лилит он не знал, но эту встречал точно.

Впрочем, Лилит тоже была не без причуд. Она шпионила, что-то вынюхивала, и Роб всё никак не мог взять в толк, на чьей стороне эта взбалмошная девица. Она то помогала, то напротив, путала его только сильнее.

А затем они оказались в таверне Боба. Роб почти осязал ту невидимую нить, что связала их с Лилит, закрутила, обогнула в сто оборотов и завязала на три крепких узла. Он все силился вспомнить, откуда её знает, как так вышло, что он помнит какую-то незнакомку.

И потом… потом он не придумал ничего лучше, кроме как поцеловать Лилит. Он целовал её нежно и отчаянно, жадно, долго, непозволительно и абсолютно непростительно! Но не смел, не мог оторваться, потому что казалось, отстранись он хоть на секунду – их связь оборвётся, и они уже никогда не смогут обрести её вновь.

Она пахла дождём, свежестью и… домом? Но не тем домом, что был здесь, а каким-то другим, далёким, призрачным, на грани реальности и вымысла.

Лилит отстранилась сама, Роберт извинился.

Он подошёл к камину, одёрнул свой промокший сюртук и поднёс ладони к пламени, которое тут же облизнуло их жаром. Тонкие пальцы легли на грудь мужчины, а Лилит прижалась к его спине. Это был такой же жест отчаяния, полный мольбы непонятно о чём, как и его недавний поцелуй.

С того момента он так жаждал ещё раз к ней прикоснуться, что просто сходил с ума. Образ Лилит преследовал его, поселился в голове и не желал уходить. Роб искал встреч, но не смел в этом признаваться даже самому себе.

Только чертовщина, творившаяся в отеле, немного отрезвляла и возвращала Роберта на землю.

Ещё он помнил, как они танцевали на празднике семьи Солсбери, празднике лживой и грязной аристократии, к коей они сами себя относили. Бал человеческого лицемерия, восхваления потаённых пороков. И лишь Лилит виделась ему лучом света. Но кем она была?

Роб не замечал времени, а следующие мгновения были окутаны туманом. Роб лишь урывками помнил, как стрелял, как они с Лилит сбежали, а затем она подожгла особняк и исчезла, растворилась в прохладе ночного воздуха.

Роберт почувствовал головокружение, пылающий особняк смешался с грязной улицей и лесом, проклятым городом псевдо-аристократов, которые всеми силами пытались казаться лучше, чем они есть, с чёрным небом без признаков звёзд. Все завертелось, будто карусель, а потом он проснулся.

Роб сонно потёр глаза и опустил ноги на пол. Ступни коснулись приятной гладкой поверхности. Сон? Ему приснилось это безумие? Штицхен посмотрел на свои руки, которые были перемазаны порохом, а его футболка пахла гарью.

Уже через пятнадцать минут Роберт мчался к офису Селены-Лилит, потому что только она могла подтвердить или опровергнуть его сумасшествие. Не обратив внимания на возражения секретарши, он ворвался в кабинет женщины. Она как и прошлый раз сидела за столом. Только теперь была потеряна, напугана и измучена.

– Ты…

– … помнишь? – Селена закончила за него.

– Помню, Ли…

– Селена. Меня зовут Селена.

Роб захлопнул дверь, в три шага преодолел расстояние между ними и, как в таверне, упал на колени, обхватив лицо девушки своими ладонями. Он посмотрел в её глаза, ища ответы на одному ему известные вопросы, а затем осторожно коснулся её губ своими. Теперь они оба точно были дома.

***

Я поставила перед ним кружку с просто-кофе и блюдце с ароматной булкой с корицей.

– За счёт заведения, как первому гостю.

– Это лишнее, но спасибо, – хмурый Роб чуть улыбнулся и надкусил свежую выпечку, а затем щедро запил её кофе. – Сделайте, пожалуйста, мне капучино на банановом молоке*, – тут он закатил глаза, – с собой, она любит всякие такие штучки.