Текст книги "Все что нужно (СИ)"
Автор книги: Аlushka
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Небо над головой кажется киношно-бутафорским: слишком далеким, неестественно-серым, насупленным. Слабый свет едва пробивается сквозь плотную пелену будто пыльных однотонных облаков и сюда, в неглубокий овраг, где он лежит, неловко вывернув ногу, практически не проникает. Одна сторона оврага осыпается и от этого вдоль всего его тела скапливается продолговатая сухая горка земли. Воняет гарью, ужасно хочется пить, а еще что-то страшно и непривычно болит в груди, будто снова вернулась астма, и каждый вдох дается с огромным трудом. Он мучительно сглатывает, пытаясь разлепить губы и выдохнуть слова, но из-за того, что горло пересохло, выходит лишь невразумительный хрип. Вдалеке слышатся взрывы, глухие и гулкие, и земля слабо содрогается, щедро присыпая его очередной порцией жесткого крошева.
Он смотрит на небо, похожее на перевернутую бездну, на отблески зениток где-то на периферии, и начинает думать, что это место вполне может превратиться в его могилу. Кто-то, тяжело топая, пробегает мимо, гортанно ругаясь на незнакомом языке, но у него не хватает сил ни окликнуть убегающего солдата, ни даже пошевелиться. Совсем близко стреляют, и он жмурится, но не от страха, а от безнадежности.
А потом все враз меняется.
В овраг по-мальчишески легко спрыгивает человек в перепачканной форме, наклоняется над ним низко-низко, прикрывая собой от приближающихся автоматных очередей, и сипло спрашивает:
– Стиви, ты как?
У человека худое изможденное лицо, неопрятная щетина и глубокие тени под глазами. Но взгляд: лучистый и теплый, переполнен такой заботой и тревогой, что отчего-то сразу становится легче.
Он поднимает руку, болезненно-худую и тонкую, прикладывает перепачканную землей ладонь к небритой щеке и слабо выдыхает:
– Баки, пить…
– Пить… – эхом отзывается он, облизывает потрескавшиеся губы и распахивает глаза.
Крохотная пустая комната утопает в сумерках. Он лежит на тощем комковатом матрасе прямо на полу, а у стены напротив, облокотившись спиной о выцветшие обои в грязно-серый цветочек, так же на полу сидит человек и чистит пистолет.
В первый момент ему кажется, что у человека лицо парня из сна, но уже через секунду становится ясно, что это не так. Мужчина в комнате старше, шире, мощней, темные волосы длинными тяжелыми прядями падают на щеки, губы сжаты в жесткую линию, но самое большое отличие – в глазах. Холодный немигающий взгляд светло-серых глаз не несет в себе ни толики тепла. Это оценивающий взгляд профессионала, пустой и беспощадный.
– Пить, – снова повторяет он, ни на что не надеясь.
Мужчина разворачивается и, не выпуская из рук пистолета, наливает из небольшой канистры воду в одноразовый пластиковый стакан. Одним слитным движением оказывается рядом и уверенно приподнимает ему голову, прикладывая край к губам.
В этом жесте нет заботы – только четко выверенный расчет, подъем тела под определенным углом для оптимального выполнения задачи. Но уже сам факт того, что его просьбу выполняют, поражает настолько, что он едва не захлебывается. Жадно делает несколько больших глотков, расплескивая едва не четверть содержимого стакана, и, едва утолив насущную жажду, морщится.
Вода на вкус совершенно отвратительная – сырая, вонючая, с едким металлическим привкусом.
– Хва…хватит, – просит он.
Мужчина тут же отодвигается обратно.
Они оказываются у противоположных стен комнаты, но помещение настолько мало, что эти самые стены разделяет едва ли больше двух метров. И несмотря на полумрак заметно, как скверно и измученно выглядит его сосед. Усталость будто впиталась в бледную пористую кожу, отчетливые линии носогубных складок, запавшие щеки. Впрочем, судя по самочувствию, сам он выглядит сейчас не лучше. А еще ничерта не помнит.
– Где я? – интересуется он.
Мужчина не отвечает.
В груди по-прежнему болит, но уже не так невыносимо, как во сне. Скорее слабо ноет, будто подживающая рана. На нем изодранная пропитанная кровью одежда, через прорехи кое-где проглядывают сходящие синяки. Голова неприятно гудит.
– Что это за место? – снова спрашивает он.
– Бруклин, – коротко информирует неразговорчивый сосед.
Голос у него хриплый, наждачный, будто он век не разговаривал. Может, так оно и есть.
Он вспоминает имя из сна и представляется:
– Я – Стив.
В том, что его зовут именно так, нет ни малейших сомнений.
– А ты?
– Джеймс, – неохотно отвечает мужчина.
– Что со мной случилось? – интересуется Стив. – Я… попал в аварию? Подрался?
Джеймс неопределенно передергивает плечами.
Стив молча ждет, не отрывая от него требовательного взгляда.
– Китаянка из забегаловки на углу утверждает, что тебя на полном ходу сбила фура, – снисходит наконец тот. – Что ты отлетел на десяток метров и кувыркался, как изломанная кукла, – живого места не было. Говорит, я вытащил тебя с дороги из-под колес остальных машин.
– Ты вытащил?
– Не помню, – равнодушно сообщает Джеймс и после паузы добавляет: – У меня провалы в памяти.
Стив медленно садится, опираясь спиной на стену и неумышленно копируя позу Джеймса – одна нога вытянута вперед, другая согнута в колене. Оглядывает себя и понимает, что штаны на нем рваные, куртка тоже, а один из рукавов и вовсе отсутствует.
– И сколько я тут уже…?
– Три дня.
Стив присвистывает. Ну ничего себе!
– Меня действительно сильно переломало?
Джеймс кивает.
– Правая рука – в трех местах, грудина раскурочена, ребра проткнули легкое, затылок пробит. Пришлось тебя латать.
– Однако я жив, – с некоторым удивлением замечает Стив. – Тебя это не удивляет?
– Нет. У меня тоже ускоренная регенерация. Кажется, какая-то программа.
Стив вздергивает брови:
– Какая?
– Не помню.
Джеймс возвращается к своему занятию, разбирая и собирая пистолет, а вот Стив начинает шарить по карманам, пытаясь найти хоть что-то, дающее представление о его личности. Права, бумажник с пластиковыми картами, ключи, мобильный. Он смутно догадывается, что за три дня его должны были хватиться и наверняка ищут. А значит, стоит как-то дать о себе знать. Что в таких ситуациях обычно делают люди? Едут в больницу? Вызывают скорую? Звонят близким? Уж точно не валяются на студеном полу в обществе жутковатых амнезийных бродяг.
– Бесполезно, – даже не глядя в его сторону, сообщает Джеймс. – При тебе не было документов, только двадцать баксов с мелочью.
– А телефон?
– Разбился. Там, на дороге.
Какое-то время они молчат. Стив ощупывает затылок – волосы сзади слипшиеся и неприятно колкие, скорей всего перемазанные в крови. И сам он, наверное, жутко воняет.
– Здесь есть душ? – спрашивает он.
Джеймс кивает:
– В конце коридора.
Стив поднимается на ноги, удивляясь тому, как легко слушается тело и какой он, оказывается, высокий, выходит в дверной проем без двери и оглядывает коридор. Судя по всему, они заняли верхний этаж одного из старых домов, предназначенных на снос. Кирпичных страшных пятиэтажек из тех, что стоят вдоль трассы. Странно, что он помнит эти дома, но ничего не помнит о себе.
Ванная комната – отсыревшая, с бурыми следами потеков на стенах, выглядит ужасно. Электричества нет, горячей воды тоже. Но из крана с холодной водой, пару раз жутковато булькнув, течет вполне приличная струя. Сперва коричневая от ржавчины, потом сравнительно чистая. Стив быстро скидывает лохмотья одежды и умело, экономя время и движения, начинает смывать с себя засохшие кровь и грязь. Мыла нет, но это не имеет особого значения.
О том, что запасных вещей у него тоже нет, он вспоминает чуть позже. Кое-как натягивает обратно то, что осталось от некогда прочных удобных военного покроя брюк цвета хаки, вытирается обрывками рубахи и возвращается в комнату.
Джеймс сидит на прежнем месте, кажется, даже не поменяв позы, но на матрасе аккуратной стопкой сложены темные джинсы, толстовка, ношенная, но чистая футболка с длинным рукавом. Есть даже носки в упаковке.
– Спасибо, – растеряно и изумленно выдыхает Стив.
Джеймс бросает на него быстрый нечитаемый взгляд и тут же отворачивается. Что-то в повороте его головы и линии скул снова напоминает Стиву того парня из сна, но анализировать сейчас свои сны он точно не готов.
В комнате холодно, влажное тело покрывается мурашками, так что одежда приходится как нельзя более кстати. Стив даже натягивает на голову капюшон толстовки для сохранения тепла и шнурует ботинки. Ботинки у него отличные: крепкие, качественные, из прекрасно выделанной кожи. Видимо, собственные. Похоже, он знал толк в хороших вещах.
– Получается, мы прячемся в этой халупе уже три дня? – спрашивает он, занимая прежнее место наискосок от Джеймса и исподволь его разглядывая.
– Да, – коротко отвечает тот.
На Джеймсе черные джинсы, несвежая черная футболка и плотная куртка. Ноги обуты в высокие армейские берцы. На левой руке – тонкая черная перчатка.
– И меня никто не искал? А тебя? – спрашивает Стив.
Джеймс вздрагивает и смотрит в упор. Его взгляд не так-то просто выдержать – льдистая радужка и зрачки, похожие на дула винтовок, – но Стив невинно хлопает ресницами и разводит руками:
– Тебе не кажется, что нас должны разыскивать? Два парня с усиленной регенерацией, я без документов, ты – с оружием. Мы явно не сами по себе. Ты знал меня раньше? Помнишь, кто я?
Джеймс отрицательно мотает головой, но заминка в долю секунды заставляет Стива усилить нажим:
– Но раз ты меня вытащил, то должен меня знать. Возможно, я шел к тебе на встречу?
– Или я за тобой следил, – хрипло замечает Джеймс.
Стив хмурится:
– Следил, чтобы что? Подстраховать?
– Или убить, – пожимает плечами Джеймс.
Логика у него явно хромает.
– Тогда почему не бросил на дороге?
Джеймс явно не знает ответа на этот вопрос. На лице у него читается замешательство.
– Мы можем поговорить с той китаянкой? Вместе? – напористо уточняет Стив.
– Можем, – осторожно соглашается Джеймс. – Но чуть позже, когда совсем стемнеет. И пойдем через черный ход.
Он хмурится, а потом вдруг роняет:
– Там горячая еда, а тебе надо поесть. Такая регенерация отнимает много энергии.
Джеймса коротит, когда они выходят на улицу. Свет фар приближающейся машины резко бьет в глаза, и через пару секунд Стив осознает, что идет дальше один. Что Джеймс, отступив в тень навеса, остался в паре метров позади и его бьет крупной дрожью.
– Что случилось? – встревожено спрашивает Стив, возвращаясь и прикрывая Джеймса широкими плечами.
Он чуть выше, так что отгородить Джеймса от дороги не составляет труда.
Джеймс непонимающе моргает, нервно облизывается и бросает быстрый взгляд по сторонам.
– Где мы?
– Идем в ту китайскую забегаловку, o которой ты говорил. А-аа, – запоздало доходит до Стива. – У тебя приступ. Ты… забыл?
Джеймс хватает его за запястье левой рукой. Хватка у него воистину железная и даже через перчатку чувствуется ненормальный холод.
– Нам туда нельзя!
– Почему?
– Нельзя, – упрямо повторяет Джеймс. – Нужно уходить из этого района. Ты со мной?
Стив колеблется. По-хорошему, ему стоило бы обратиться в ближайший полицейский участок. Найти способ идентифицировать личность – проще простого, особенно если снять отпечатки пальцев. Но он четко понимает очевидную вещь – если сейчас они с Джеймсом разойдутся, он никогда больше его не увидит. И это кажется неправильным.
В конце-то концов, обратиться в полицию можно в любой момент, решает Стив и уверенно кивает.
– Да. С тобой.
Следующие две недели проходят, как в плохом кино.
Стив не помнит своего прошлого, но абсолютно точно уверен, что никогда раньше так не жил.
Они с Джеймсом двигаются на юг, все сильнее отдаляясь от города. Едят что попало и когда придется и ночуют в таких местах, которые нормальный человек в принципе не стал бы рассматривать как вариант для ночлега: в закрытом кузове поставленного на штрафстоянку грузовика, в старом лодочном сарае, забравшись в плоскодонку и укрывшись с головой воняющим тиной брезентом, на куче сена в свободном вольере собачьего приюта. Это странно, но Стив не жалуется. Только морщится иногда, да горько вздыхает, мечтая о нормальной постели и горячем душе. В такие моменты Джеймс косится на него так, словно умеет читать мысли. Он по-прежнему выглядит довольно странно и слегка пугающе, но уже не подвисает так часто, как раньше. Не три-четыре раза в день. Кажется, последний приступ, после которого он забыл, где они находятся, случился позавчера.
На побережье Чесаликского залива, вдоль которого они в хорошем темпе шагают уже второй день, то тут, то там разбросаны уединенные дома. И когда на их пути оказывается заброшенная вилла с табличкой «продается», Джеймс притормаживает. Задумчиво смотрит на стучащего зубами Стива, оценивающе – на засыпанную опавшими листьями дорожку и неухоженные кусты, прищуривается и неожиданно кивает:
– Заглянем?
Стив мгновенно соглашается.
Сигнализацию Джеймс отключает секунд за десять. Не вскрывая парадной двери по-кошачьи ловко взбирается на второй этаж, цепляясь за увитую плющем декоративную решетку, и исчезает в окне. Стив ждет. Он уже привык к тому, что именно Джеймс рулит в таких вопросах, и проще позволить ему все проверить, чем нарываться на ссору. Ссориться с Джеймсом – последнее дело. И не потому, что тот плохо контролирует себя в гневе, просто Стив слишком хорошо помнит, какими больными глазами смотрел на него Джеймс после того, как случайно раздробил ему ключицу. Ключица, кстати, срослась за несколько часов, а вот Джеймса еще две ночи мучили кошмары. Теперь Стив позволяет ему поступать по-своему, пусть такая перестраховка и кажется ему ненужной и смешной.
Джеймс высовывается из окна через пару мгновений и кратко бросает:
– Чисто!
Стив тут же забирается в дом тем же путем, разве что чуть более медленно, но так же бесшумно и ловко. Переваливается через подоконник и едва сдерживает изумленный вздох. Комната похожа на декорацию к фильму, снятому диснеевской киностудией. Розовые обои, огромная кровать на четырех резных столбах под балдахином, узкое зеркало до самого потолка и белоснежный пушистый ковер на полу. Покои для принцессы.
– О, господи!
– Тут и джакузи есть, – хмыкает Джеймс и краешки его губ подрагивают.
– Что, правда?
Стив в несколько шагов пересекает комнату и заглядывает в угловую дверь. Точно – джакузи. Белый кафель, хром, ряд баночек на полочке. Сказка какая-то! Стив зачарованно оборачивается:
– Горячая ванна с пеной и солью. И кровать с шелковым бельем. Джеймс, мы в раю!
– Не путай свои ценности с моими, – нахально заявляет Джеймс и без малейшего почтения плюхается на восхитительную кровать, не сняв берцев.
– Фу! – кривится Стив. – Ты что творишь? Хватит рушить мои иллюзии!
Джеймс выразительно выгибает бровь.
– Немедленно прими душ и переоденься! От тебя так воняет, что невозможно заснуть.
За эти две недели Джеймс помылся только раз – из колонки на вокзале, так что претензии Стива вполне справедливы. Вот только раньше он никогда не пробовал так прямо командовать Джеймсом и не уверен в реакции. Но тот воспринимает возмущение Стива на удивление спокойно. Лениво стекает с кровати, прикусывает нижнюю губу и насмешливо цедит:
– Есть, капитан. Если мои телесные выделения настолько серьезно раздражают ваше тонкое обоняние, что это приводит к эффекту бессонницы, придется принять меры.
И ретируется в ванную комнату, оставив Стива стоять с отвисшей челюстью.
Это что сейчас было – попытка пошутить? Стив с ошалелым видом потирает подбородок, понятия не имея, как реагировать на этого нового, язвительно-ехидного Джеймса. Будто сквозь личину бездушного наемника на миг выглянул кто-то другой – более близкий и человечный.
Джеймса нет подозрительно долго, но Стив не беспокоится. Прохаживается по комнате, разглядывая паркет, гардины и безделушки на каминной полке, подходит к зеркалу и коварно улыбается. Вот оно – его средство сделать ответный ход! Рядом с пропыленными ватными дисками, огрызком косметического карандаша, полупустыми баночками с лаком для ногтей и тюбиком из-под помады валяется миниатюрный черный крабик. То, что нужно.
Стив лезет в полупустую сумку, достает для Джеймса свежее белье, носки, футболку, складывает на угол кровати, добавляет к кучке запасные джинсы – они у них одни на двоих, и венчает все это заколкой, будто вишенкой на торте.
Он оборачивается на звук открывающейся двери и замирает, забыв выдохнуть.
На Джеймсе – только полотенце, закрученное вокруг бедер, и все его тело – как карта сражений: переплетения шрамов, застарелые ожоги, неровные «розочки» от пулевых отверстий. Может, у Джеймса и ускоренная регенерация, но в отличие от Стива на его теле остаются следы, и это жутко. Особенно страшно выглядят глубокие багровые рубцы в том месте, где протез соединяется с телом. Однако во всем остальном Джеймс – воплощение соблазна. То ядерное сочетание скрытой силы и грации, против которого невозможно устоять. К тому же он зачесал волосы назад и побрился и, черт возьми, до Стива вдруг доходит, что его попутчик – чертовски красивый парень. Определенно. Не угрюмый небритый мужик без возраста, а молодой интересный мужчина из числа тех, против влюбленности в которых опытные мамочки и заботливые отцы предостерегают своих юных дочерей.
У Джеймса правильные черты лица, густые темные ресницы, точеные скулы и чувственные, яркие, будто искусанные губы. Если приглядываться слишком долго, начинает казаться, что рот выглядит откровенно непристойно, хотя Стив отлично понимает, что все пошлые и неприличные мысли – только у него в голове.
– О! – говорит Джеймс, обнаружив чистую одежду и заколку. – Как это мило с твоей стороны.
Скидывает полотенце и без малейшего стеснения потягивается перед тем, как убрать часть волос в подобие прически. И только потом начинает медленно, неспешно одеваться.
Стив стыдно вспыхивает румянцем. Это еще мучительнее, чем стриптиз, который он смотрел как-то… черт! Он не помнит. Но в тот раз возбуждение и вполовину не было настолько невыносимым.
Не говоря ни слова, он сбегает в ванную и вместо того, чтобы насладиться благословенным теплом и пузырьками, на полную мощность включает напор холодной воды. Эрекция спадает неохотно, болезненно и Стив, стиснув одну руку в кулак, шумно вдыхает носом. Звук странно похож на всхлип, и это заставляет его взять себя в руки. Он не кисейная барышня. Откуда берется сравнение, Стив не знает, но тихо и чуть истерично смеется и, наконец-то, набирает для себя ванную. Горячая вода – панацея от усталости и напряжения. Теперь-то он понимает, что Джеймс так долго здесь делал!
Стив расслабляется, почти засыпает, потом спохватывается, вытирается одним из многочисленных пушистых полотенец, которые находятся в шкафчике и возвращается в принцессную комнату.
Джеймс сидит на кровати, подогнув под себя одну ногу и по-военному выпрямив спину.
Он зашторил плотные шторы, включил крохотный тусклый ночник в виде полумесяца и нашел где-то сервировочный столик. Стив смотрит на пусть без изящества, но старательно разложенные салфетки, на хрустальные креманки, в которые Джеймс вывалил, похоже, все, что нашлось в буфете: холодную тушенку, консервированные ананасы, коктейль из креветок и сухие крекеры, на напряженную линию челюсти Джеймса, отводящего взгляд, и не может не улыбаться. Это самая нелепая и вместе с тем самая трогательная пародия на романтическое свидание, которую он только мог представить.
Мысленно выругав себя за то, что поленился побриться, Стив непринужденно садится вплотную к Джеймсу, упорно смотрящему в сторону и тщательно разглаживающему покрывало, отодвигает ногой столик, чтобы ненароком не опрокинуть, поворачивает Джеймса к себе за плечо и уверенно и решительно целует.
Тот в первый миг теряется, а потом начинает отвечать, да так темпераментно, что через пару минут оба уже валяются на скомканном белье, а руки Джеймса мнут Стиву задницу. Они продолжают целоваться, трогать друг друга, выворачиваться из одежды и снова целоваться, один раз Джеймс коротко и нервно смеется, глядя Стиву прямо в глаза, и в этот момент кажется, будто это и не Джеймс вовсе, а кто-то другой – тот парень из сна? – и Стив на пробу зовет: «Баки?», но Джеймс лишь мотает головой, и подсохшие пряди, не сдерживаемые крабиком, красиво обрамляют его лицо.
– Для тебя – кто угодно, Стиви.
Они снова целуются, и Джеймс широко и умело дрочит, двигая живой рукой и умудряясь обхватывать оба члена сразу, а пластинки на второй руке, которой он упирается в подушку, жужжат, бликуют и немного двигаются.
– Баки…Баки, – стонет Стив, вздергивая бедра, настойчиво требуя большего и готовый растаять прямо здесь и сейчас, в объятьях самого близкого ему человека.
Он кончает первым, заливая руку Джеймса теплым семенем, но тот догоняется практически сразу же, с утробным стоном-рыком, и теперь смеется уже Стив, а Джеймс, слишком быстро оправившись от посторгазменной неги, чмокает его в кончик носа и ласково бормочет:
– Еще повторим, мелкий…
Повторить не получается. Оба слишком устали, и Стив видит, как у Джеймса буквально закрываются глаза, и сам отпускает себя, проваливаясь в сон и позабыв о накрытом на двоих столике.
Вокруг бушует метель, но ему почему-то не холодно, хотя на нем вытертое пальто с обтрепанным обшлагами и шарф, перешитый из старого маминого свитера. Он несколько раз подпрыгивает, оглядываясь по сторонам и дожидаясь Баки, который обещал привести не только Конни, но и ее подругу, и думает, как хорошо было бы, если бы девушки испугались похолодания и не явились вовсе. Тогда они с Баки смогли бы пойти в кино или провести время у него в комнате, и он рисовал бы что-нибудь в альбоме, а Баки сидел бы на подоконнике, курил и посмеивался над прохожими.
Темнота обрушивается внезапно, вместе с воем сирены и звуками взрывов, и он в ужасе ежится, не понимая, что происходит. На другой стороне площади взрывается здание – он отчетливо видит, как падает стена, небо расчерчивают бомбардировщики, вокруг с паническими криками и плачем мечутся перепуганные люди.
«Война», – понимает он и выпрямляется во весь свой невысокий рост, собираясь драться до последнего. Чем драться, с кем – неизвестно, но он не готов умереть. Он смело бредет вперед, к кинотеатру, в который они собирались пойти, ищет взглядом Баки, но Баки нет, нигде нет, Баки давно умер, еще тогда, в Европе, сорвавшись с поезда, и от этого становится так невыносимо больно, что он падает на колени у истертых ступеней, будто у него подламываются ноги.
А потом кто-то подходит со спины и кладет ему на плечо тяжелую металлическую руку.
– Вставай, капитан. Сейчас не время предаваться скорби.
Рядом грохочет взрыв, и их обоих опаляет страшным жарким маревом. Он оглядывается, пытаясь вцепиться в прохладу металла, ему так важно увидеть человека за своей спиной, но площадь оказывается пуста, в голубом небе ярко сияет солнце, а легкий ветерок гоняет по брусчатке комок перекати-поля.
И нет никакой войны.
Стив просыпается рывком, в первый миг пугаясь тяжести, навалившейся на правый бок, но это всего лишь Джеймс. Джеймс оплел его конечностями: обхватил рукой, закинул на бедро ногу и мерно сопит ему в затылок. И это так… мирно и прекрасно. Стив хмурится, вспоминая обрывки быстро тающего сна, но Джеймс немелодично всхрапывает, перебивая тревогу, и Стив улыбается, пытаясь осторожно высвободиться.
Момент, когда просыпается Джеймс, он чувствует сразу же. Оборачивается все с той же легкой улыбкой на губах и напарывается на отстраненный нечитаемый взгляд холодных серых глаз.
– Джеймс?
Мысль, что Джеймс мог все забыть, забыть вчерашний вечер и накрывшее обоих безумие, едва не вымораживает внутренности. А тот все молчит, глядя по-прежнему настороженно и непонятно, и Стив решается: порывисто наклоняется в его сторону, мажет по губам поцелуем и легкомысленно сообщает:
– Я – умываться.
Из Джеймса будто выдергивают ледяной стержень. Напряжение уходит из его тела, выражение лица становится открытым и беззащитным. Он растерянно моргает и отвечает недоверчивой улыбкой, полностью меняющей его облик. Настолько, что больше не остается ни малейших сомнений: это и есть тот самый Баки из сна. Изменившийся, изломанный, закаленный огнем и кровью, но это все еще он.
В ванной комнате, глядя в округлое девчачье зеркало, Стив смаргивает слезы и долго плескает в лицо холодной водой. Он вспоминает все те факты, которые раньше воспринимал, как нечто само собой разумеющееся: Джеймс спас ему жизнь, наверняка рискуя собой при плотном движении на трассе, трое суток не оставлял его почти мертвое тело, заботился даже в мелочах: находил для них ночлег и еду, приглядывал, обеспечивая безопасность, и все время был рядом, пока сам Стив, как слепой баран, даже не замечал этой преданности…
Он выходит в комнату, преисполненный нежности и благодарности, готовый к разговору по душам, и видит, как Джеймс, забившись в угол, сидит на полу и дрожит, закрывая лицо руками. У него очередной приступ.
Они продолжают свой путь на юг и оседают только через полтора месяца, добравшись до Джорджии. Саванна – маленький уютный городок. В нем много воды, невысокие дома утопают в зелени, а что до частых наводнений – такие вещи никого из них уж точно не испугают. Стиву нравится мягкий климат, старинная архитектура, неспешный ритм улиц и местный выговор, а если прокатиться на пароме до одного из островов, можно посидеть на пляже, грея ноги в песке и любуясь на утопающее в заливе солнце.
Джеймс почти сразу находит работу – небольшой автомастерской на набережной требуется механик и, поскольку приступов не было уже семнадцать дней, Стив не возражает. Платить Джеймсу обещают не очень-то и много, но зато и документов не спрашивают. Сам Стив никак не может определиться, чем бы ему хотелось заняться, но выбирать не приходится, и он соглашается временно поработать продавцом в небольшой букинистической лавке. Лавка ужасно захламлена, окна покрывает слой пыли, владелец – древний полуслепой еврей наводил здесь порядок, наверное, еще в прошлом веке. Он долго и по-стариковски путано рассказывает о зависимости зарплаты от часов работы и обеденного перерыва и никак не хочет признаться, куда делся прежний сотрудник, но Стиву все равно – ему в любом случае надо хоть чем-то себя занять.
– А где вы остановились, молодой человек? – уточняет старик, поправляя огромные бифокальные очки, когда Стив признается, что у него нет при себе ни паспорта, ни страховки.
– Эммм… пока у своего парня, – неопределенно поясняет Стив, так как у них с Джеймсом еще нет официального жилья.
Старик неодобрительно качает головой, поджимает губы, но все же соглашается принять Стива на испытательный срок.
На следующий же день становится понятно, что с «испытательным сроком» не все так просто. Утро проходит гладко, Стив с обаятельной улыбкой обслуживает не меньше дюжины покупателей и вполне собой доволен, но после полудня в лавку заходит неприятный хлыщ и с гадкой улыбочкой сообщает:
– Дед Авраам сказал, что на него теперь работает новый продавец. Какой-то педик. Это ты, что ли?
Брови у Стива ползут кверху.
– Короче так, педик, – продолжает между тем хлыщ, активно двигая челюстью и перекидывая жвачку языком туда-сюда, – будешь нам отстегивать половину выручки, если не хочешь, чтобы твою жопу порвали на американский флаг.
– Да неужели? – хладнокровно уточняет Стив и выходит из-за прилавка, разминая пальцы.
Больше всего, как ни странно, его бесит не оскорбительный выпад в сторону его ориентации, а громкое чавканье и мерзкая розовая жвачка. Современной молодежи, по мнению Стива, стоит поучиться манерам.
Правда, он отвык драться и больно сбивает костяшки о челюсть хлыща, а надрывный крик и явственный хруст свидетельствуют о том, что он, определенно, перестарался и раздробил что-то в челюстно-лицевой системе этого придурка, зато проблема кажется решенной. В ближайшее время в сторону жвачки этот тип даже не посмотрит.
Вот только дверь распахивается снова, и в магазин влетают еще трое – и все при оружии.
– Он напал на Майка! – орет один, и Стив вздыхает, готовясь к неизбежному.
– Эй, ребята, – примирительно поднимает руки он. – Я вам искренне не советую здесь палить. Антиквариат – штука хрупкая, а стоит не дешево, так что потери могут оказаться существенными. Боюсь, вам придется потом все компенсировать.
– Чё ты несешь? – рычит здоровенный детина с татуировками на плечах и вскидывает беретту.
Стив оглядывается, соображая, как бы тактично отступить с наименьшими потерями, но тут вмешивается фактор внезапности. Дверь еще раз скрипит и через порог перешагивает Джеймс.
В одной руке он держит надкусанный пончик, в другой – раскрытую коробку с логотипом кондитерской, волосы у него забраны в хвост, на носу – темные очки, а футболка с длинным рукавом и эластичный бинт вокруг кисти отлично маскируют протез. В итоге выглядит Джеймс, как безобидный денди, так что троица на него практически не реагирует. Зато Джеймс реагирует моментально.
Стив до сих пор не может понять, как он это делает, но то, как Джеймс двигается, завораживает. На самом деле Стиву остается только отступить на шаг, давая простор для маневра, а все остальное случается без его участия и очень быстро. Никто из троих просто не успевает нажать на курок. Меньше чем через минуту Джеймс уже вытаскивает все семь своих ножей из поверженных тел, не обращая ни малейшего внимания на стоны и вопли. Впрочем, издавать звуки могут только хлыщ и еще двое, третий – в глубокой отключке, на него Джеймс даже ножа пожалел, просто вырубил ногой с лету, пока выстреливал стальными лезвиями в остальных.
– Ты крут, – с гордостью замечает Стив. – Только что с ними теперь делать?
– Я решу проблему, – хладнокровно заверяет Джеймс и подбирает с пола коробку с пончиками.
Он уронил ее так аккуратно, что содержимое осталось в целости и сохранности, в грязи валяется только тот надкусанный, который выпал у Джеймса из руки. Стив протягивает руку, берет наугад один, откусывает и блаженно мычит:
– С шоколадом!
– А то! Я же знаю твои вкусы, – самодовольно улыбается Джеймс.
Они стоят, прислонившись к прилавку, наслаждаются едой, и сахарная пудра на губах Джеймса настолько отвлекает, что наличие некоторых помех в виде раненых бандитов на полу не мешает Стиву после пары минут искушения слизать эту самую пудру языком.
– Надо дверь закрыть, – бурчит Стив в поцелуй.
– Прибрать здесь надо, – возражает Джеймс.
Один из раненых невнятно ругается, другой потерял сознание от кровопотери, а хлыщ смотрит на Джеймса и Стива с таким священным ужасом, будто попал в ад и встретил там Сатану.
– Черт, – расстроено тянет Джеймс. – Футболку придется испачкать. А кровь так хреново отстирывается!
– Помочь? – интересуется Стив.
