355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алиса Юридан » Соавторство » Текст книги (страница 1)
Соавторство
  • Текст добавлен: 8 июня 2020, 19:30

Текст книги "Соавторство"


Автор книги: Алиса Юридан



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

История о тьме внутри человека

и необходимости и неспособности её контролировать

Глава 1. Кровь

Июнь

Кровь просочилась сквозь тонкий бумажный платок и коснулась пальцев. Анника машинально отдёрнула руку, и на белоснежный кафельный пол упала крупная тёмная капля. Третий раз. Третий раз за неделю. Анника вычитала, что причинами кровотечений из носа могут быть также эмоциональное перенапряжение, сильный стресс, усталость и переутомление – и у неё был весь этот набор. Выпускные экзамены после двенадцатого класса дались ей гораздо тяжелее, чем после девятого. К тому времени, когда можно было наконец расслабиться и насладиться предстоящим заслуженным отдыхом и долгожданным выпускным, которого она, как и все её подруги, ждала весь год, у Анники просто не осталось сил. Даже на то, чтобы всерьёз разобраться с этим чёртовым кровотечением. Она вытерла пол и выбросила платок в корзину для мусора. Приложила к носу полотенце, смоченное холодной водой. Опустила крышку унитаза и села на него. Ей просто нужно было расслабиться. Отдохнуть. Покупки должны были её подбодрить, к тому же она так давно этого ждала! Да и денег накопилось предостаточно, чтобы спокойно выбрать то, что понравится, а не то, на что можно наскрести последних наличных. Купить нормальные вещи, а не евровые и двухевровые распродажные футболки из «Террановы» и «Синсэй», которыми у неё завален шкаф – только для того, чтобы не чувствовать себя ущемлённой в количестве одежды.

Когда кровотечение прекратилось, Анника умылась, накрасилась, собрала сумку и вышла на улицу. Таллиннский июнь выдался на редкость промозглым, так что вместо шифоновых платьев Анника ходила в весеннем пальто, недостаточно тонком, чтобы хорошо выглядеть на её фигуре, но зато достаточно тёплым, чтобы не подхватить насморк. Не хватало ей только кровавых соплей.

«Следующая остановка Хааберсти», – сказал механический женский голос, но Анника ничего не услышала. Она ехала в двадцать первом автобусе, уткнувшись в новую книгу, которую так удачно купила вчера, и целиком была захвачена историей. Сентиментальные романы не были её фаворитами, но этот буквально утащил её вглубь повествования. Анника чудом не проехала свою остановку, в последний момент успев выскочить из автобуса. Стоя на асфальте, она дочитала до конца главы, потом со вздохом убрала книгу в сумку. Быстрым шагом Анника Хольм дошла от остановки до торгового центра «Рокка-аль-Маре» за три минуты. За эти же три минуты стал накрапывать мелкий июньский дождик, постепенно набирающий силу. Люди, вышедшие из автобуса вместе с Анникой и направляющиеся туда же, куда и она, ускорили шаг. Остальные побрели по направлению Таллиннскому зоопарку. Лавируя между машинами на парковке (было воскресенье, и машин стояло немало), Анника успела забежать в комплекс до того, как дождь, вспылив от лицезрения упущенной добычи, ливанул от души.

Сначала она, не поднимаясь с первого этажа, заскочила в любимый «Блендер». Традиционный «Франкенштейн» (шпинат, ананас, яблоко) в пластиковом стакане и двадцать минут болтовни по телефону с подругой её очень взбодрили. Приближался выпускной вечер, и все разговоры были только о нём. Анника и приехала-то сюда из-за него – конечно, именно из-за него. Надо было купить косметику, платье и туфли. Желательно всё в одном центре, чтобы не ездить по всему городу.

Через полтора часа исканий на обоих этажах Анника купила косметику и подобрала два платья в разных магазинах – тёмно-синее и изумрудно-зелёное. Оба были восхитительны. Оставалось решить, какое купить. «В тёмно-синем я выгляжу стройнее, – думала Анника, – и это неоспоримый плюс. Зато изумрудное точно привлечёт все взгляды, и его – в первую очередь». Если брать синее, можно ни о чём не думать. Если шикарное зелёное – надо срочно худеть, срочно и усиленно. Это будет нелегко. Примерив оба платья ещё раз, Анника решила, что Расмус, с которым она собиралась танцевать на выпускном (а в самых смелых мечтаниях – и на свадьбе тоже), того стоит. Ей сразу стало как-то легче на душе.

Анника выпорхнула из магазина с красивым бумажным пакетом, в котором лежало бережно упакованное изумрудное платье, и села на скамейку, чтобы чуть-чуть отдохнуть – и продолжить шоппинг. Достала телефон, сфотографировала пакет и отправила фото с подписью «Платье куплено! » подруге и маме. Анника искренне радовалась покупке и не видела мужчину, внимательно за ней следящего. Не видела и не ведала, что следить за ней он начал задолго до того, как она заказала «Франкенштейна».

«А вот с туфлями будет проблема», – подумала она. Так же легко подобрать к платью обувь не получится, а уж выбирать туфли она вообще ненавидела – у неё уходило на это слишком много времени даже по её собственным меркам. Анника знала, что это будет долгий и мучительный выбор. Она собрала длинные светлые волосы в хвост, сдала пакет с купленным платьем в камеру хранения, чтобы не мешал дальше рассекать по торговому центру, и отправилась по обувным. Цвет платья она отлично запомнила, к тому же сфотографировалась в нём, так что с подбором туфель проблем у неё возникнуть не должно было.

Едва Анника вскочила со скамейки и с новыми силами отправилась к камерам хранения, её место занял мужчина. Дерево скамьи ещё хранило тепло тела Анники, и это ему понравилось.

В первом же обувном Анника почувствовала себя плохо. То ли духота торгового центра была виновата, то ли шпинат с ананасом сегодня не пошли ей на пользу, но ей пришлось сначала присесть в одно из кресел, предназначенных для покупателей, примеряющих обувь, а потом и вовсе выйти из магазина. Разрываясь между желанием во что бы то ни стало купить всё необходимое сегодня, за один раз, и здравым смыслом, она выбрала второе и вышла на улицу подышать свежим воздухом. Почти сразу ей стало лучше. Людей в «Рокка-аль-Маре» стало ощутимо больше, так что, видимо, виновата всё же духота, которую Анника долгое время не замечала и которая потом ударила ей в голову. Хорошо хоть не в нос. Ещё одного прижимания платка к кровавому ручейку она бы сейчас не пережила. Слишком это контрастировало бы с её улучшившимся после покупки платья настроением. Анника решила немного проветриться, а потом быстро купить всё остальное. Выйдя на улицу, под козырёк у входа, она прислонилась к холодной, но чистой стене урбанистического торгового центра (скамеек рядом не было), сунула руки в карманы пальто и задумалась о выпускном. Неподалёку слева стоял мужчина, которого она уже видела в двадцать первом автобусе, но на которого не обратила ни малейшего внимания, поэтому и не запомнила. Мужчина смотрел на неё чересчур пристально, и ей стало не по себе. Уходить из-за этого было глупо, потому что ей всё ещё нужен был кислород, а бродить по парковке под до сих пор идущим дождём было не совсем подходящим занятием, поэтому Анника достала телефон и сосредоточилась на нём. В крайнем случае, решила она, можно будет позвонить маме. Когда она вновь подняла глаза, мужчина уже исчез, чем принёс ей несказанное облегчение. Постояв и подышав, посмотрев и послушав дождь, Анника поняла, что слишком устала для дальнейших покупок. Ей просто хотелось домой. Голова была тяжёлой, как всегда случалось после нахождения в душном помещении. Поэтому Анника вернулась к камерам хранения, забрала пакет с платьем и, тщетно прикрываясь сумкой, перебежками направилась к автобусной остановке.

На обратном пути в её автобус ввалилась шумная компашка с чёрными папками в руках. В папках лежали ноты – Анника ни черта в них не понимала, но догадалась, что они хоровые. Меньше чем через месяц намечался двадцать седьмой Певческий праздник, который Анника тоже не понимала. Ей нравилась спокойная, расслабляющая музыка, которая играла в разных кафешках, но в целом она была к ней равнодушна, и уж тем более не могла себе представить, зачем огромной толпой собираться и три дня петь хорами на Певческом поле, а уж духовой оркестр Анника вообще слушать не могла. Впрочем, она и не слушала. Никогда не ходила на этот праздник, ради которого даже специально учредили подразделение при Министерстве культуры. Вообще о нём не думала. Но, увидев эти ноты, в которых цветными маркерами были проставлены пометки и карандашом написаны какие-то символы (перед Анникой стояла девушкой, в нотах которой около строчки Soprano была прямо-таки карандашная вязь), вспомнила о предстоящем событии. Шумная компашка, не переставая обсуждать каких-то общих знакомых и делиться впечатлениями от репетиции, вышла через три остановки, и Анника ощутила облегчение.

Через час Анника лежала на кровати, а платье висело на вешалке, зацепленной за угол открытой дверцы шкафа. Анника не могла оторвать от него взгляда. Хотелось гладить прохладную, приятную на ощупь ткань, но так платье можно было засалить. Анника не могла допустить, чтобы хоть что-то подпортило это совершенство. Она лежала, прижав к груди подушку и прислушиваясь к шуму за стеной. Они всё ещё праздновали. Если бы ей не стало плохо, она бы, возможно, ещё выбирала туфли или ехала домой, но не раздражалась бы уже больше часа от этих пьяных смешков и подхихикиваний, звона посуды и звука постоянно открываемого и закрываемого холодильника. В коридоре валялись наполовину распотрошённые пакеты с продуктами: бело-зелёные из «Призмы» и красные из «Рими». Очевидно, про то, что их нужно разгрузить до конца, просто забыли, и Анника тоже не стала ничего делать. Её это мало волновало. Они съели почти всё, оставив несколько тортов и пару бутылок вина на закуску. Анника, с покупки платья блюдя строгую диету (около полутора часов), стоически от всего отказалась. Собственно, поэтому её всё это и раздражало.

Где-то между столом и холодильником наверняка сновал её младший брат, всё время мельтешивший под ногами, всё время мешающий и при всём этом почему-то всё время вызывающий у всех умиление. У всех, кроме Анники. Она давно уже не покупалась на это прелестное личико и невинные, широко распахнутые глаза.

Она знала, что он гораздо умнее, чем хочет казаться. Чем все они думают. Они думают – о, он ещё маленький, что с него взять? Они думают – о, он просто не понимает, что натворил, не ругать же его за то, чего ребёнок не понимает? Они думают – боже, какое прелестное дитя, ну и что, что порой шаловливое, это же лучше, чем если бы он сидел днями напролёт, забившись в угол? Но она знала – таков и был его замысел. На деле он просто мерзкий, дьявольский пакостник, считающий себя умнее всех взрослых, раз за разом позволяющих творить ему чёрт знает что, вместо того чтобы всыпать ему по первое число. Они не понимали, не хотели видеть, но Анника-то знала. И он знал, что она знала. Потому и недолюбливал её.

Это было более чем взаимно.

С ним Аннике постоянно приходилось быть настороже и следить за сохранностью своих вещей, а ещё больше – душевного равновесия. Изредка, когда этот маленький ангелочек со светлыми курчавыми волосами, набегавшись и намаявшись, забирался к ней на колени и что-то тихо мурлыкал, он усыплял её бдительность своим воркованием и будил в ней нежные сестринские чувства. Как только это происходило, он больно дёргал её за волосы и заливался противным довольным смехом.

Дверь скрипнула, и Анника повернула голову. В дверном проёме стоял её братишка – с перемазанной шоколадом хитрой ухмылкой и, очевидно, напрочь забывший о запрете Анники заходить в её комнату. В глазах его горели задорные огоньки, как бы намекая, что ещё чуть-чуть, и он снова набедокурит, снова, как и всегда, что-то сломает, уронит, разобьёт, изображая невинность. Представив себе всё это, Анника вспыхнула, как спичка.

– Убирайся! – заорала она. – Пошёл вон! Вон из моей комнаты!

Он насупился, посмотрел на неё исподлобья. Взгляд был обиженный и удивлённый. Никто не смел так на него кричать. Никто и не кричал. Кроме Анники. Лицо его сморщилось, глазами он метнул в неё презрение с обещанием мести (так, по крайней мере, он хотел, чтобы это выглядело), и прежде чем Анника, взбешённая тем, что он всё ещё стоит на пороге, выкрикнула что-то ещё, метнулся прочь.

Как бы он хотел, чтобы она умерла и навсегда исчезла из его жизни.

Зазвонил мобильный. Где же он? Анника прислушивалась к знакомой мелодии, звучавшей приглушённо, затем поняла – забыла телефон в кармане пальто. А вдруг это Расмус звонит? Снова вспыхнув, она стрелой бросилась в коридор, уронила висящий рядом на крючке зонт, панически пытаясь вытащить телефон из пальто, пока звонок не затих, успела, взглянула на дисплей, нахмурилась – конечно, это был не Расмус, с чего бы это вообще быть ему? – и ответила на звонок. Неизвестный номер молчал, игнорируя её призывы. Анника психанула, повесила трубку. Потом перезвонила по этому номеру (ну мало ли, что-то важное, а не отвечали, потому что связь плохая?), услышала треньканье рядом с собой. Звонил телефон из чьей-то куртки. Анника удивилась. Задумалась. Похоже было, что кто-то набрал её номер, бросил телефон в карман и ушёл, потому и не отвечал. Или… Анника вздрогнула. Холод мурашками пробежал по позвоночнику. Нет, он на такое не способен.

Хотя способен, конечно, она прекрасно это знает. Но она… Нет, она бы не купилась на это, нет-нет. Нет! До боли сжав свой телефон в руке, она рванула обратно в свою комнату.

– Убью. Убью, убью, убью! – закричала Анника, но на деле на свободу не вырвалось ни звука. Она потеряла дар речи. Хотелось вцепиться в ангельские кудри, поднять в воздух маленькое тельце и трясти, трясти, трясти, пока не оторвётся голова, эта чёртова голова, в которой постоянно вертелись маленькие дьявольские мысли и которая снова пробудила в ней ненависть. Платье было измазано тортом, этим вонючим жирным масляным кремом, а по дверце шкафа стекали кровавые винные ручейки, основной источник которых, огромное винное пятно, ранил платье на уровне груди. Груди, которая в восхитительном изумруде атласа должна была вскружить голову Расмусу.

Где-то послышалось мерзкое детское хихиканье. Анника побелела, но устояла на месте. Не побежала, не схватила подушку, не стала душить этого маленького приспешника дьявола. Устояла. Смотря на новое, только что купленное за немаленькие деньги изумительное платье, воплощавшее все её представления об идеале и будущую реализацию всех мечт, сейчас грубо и безжалостно осквернённое, ставшее случайной жертвой, Анника почувствовала, что на глаза наворачиваются слёзы. Сердито смахнув их, она взяла себя в руки, вспомнила, что видела в «Рокка-аль-Маре» химчистку-прачечную «Сол» (отстирывать такое платье самостоятельно она больше не решилась бы – неудачный опыт уже был), и решила, что раз она всё равно завтра едет за туфлями, захватит с собой и несчастное платье. Зашла на сайт – за чистку стояла цена в семь тридцать евро. Что подумают работники химчистки, увидев платье с ценником и при этом в таком диком состоянии? Анника отстранилась от этих мыслей, оставив израненное платье одиноко висеть на дверце шкафа, маленького дьявола – трястись от ожидания кары в своей кровати, празднующих – допиваться до умопомрачения, а всё остальное – на завтра. Переодевшись, она легла в кровать, натянула на себя с головой одеяло и тяжело вздохнула. Если он сделает хоть что-нибудь ещё, она, пожалуй, сорвётся.

Как бы она хотела, чтобы он навсегда исчез из её жизни.

Глава 2. Я люблю тебя

Сентябрь

– Я люблю тебя, – сказал Йоргос Спанидис-Лаатс и поправил галстук. Откашлялся. Сказал ещё раз. Голос зазвучал ниже, но всё так же неуверенно. Это всё от волнения. Он прищурился, глядя в зеркало – если голос он натренирует, то выражение глаз вряд ли поддастся изменению. Чёрт, да поймёт она! Поймёт, что в такой ситуации волноваться не возбраняется. Столько раз он собирался ей признаться, и лишь сейчас понял, что слишком затянул с этим. Он давно уже всё понял. Да и она тоже – но она ждала, а он всё тянул. Ну, сегодня всё наконец разрешится.

От отца, грека, ему досталась смуглая кожа, тёмные волосы и глаза и нос, который она называла «таким греческим!», не уточняя при этом, нравится ли ей сей факт. От матери, эстонки, – мягкий, спокойный характер и тяжесть на подъём.

Подтянув английский и поступив в Нарвский колледж Тартусского университета, Йоргос, поражённый его комфортными условиями и широкими возможностями для студентов (а кафе «Яйцо» было просто божественным!), буквально влюбился в это учебное заведение. В него – и в лучшую девушку на планете, речь для которой он сейчас и репетировал, лучшую девушку на курсе, для которой он подбирал достойный подарок, лучшую девушку, которой никогда не будет равных. Его девушку.

Он учился на «Предпринимательстве и управлении проектами», она – на «Организации работы местного самоуправления». Он платил сорок восемь евро в месяц за общежитие, она – столько же за один ужин с подругами. Он был счастлив вырваться от родителей, зажить наконец взрослой жизнью, пусть и стипендии почти ни на что не хватало. Она… Что ж, она все выходные проводила в столице, в понедельник возвращаясь на учёбу, прихватив с собой парочку сочных историй, которыми делилась и с ним, за столиком в «Яйце», где-то между тёплым картофельным салатом с перепелиными яйцами и фисташковым крем-брюле, совершенно не замечая, что они его задевают. Почти всегда она ездила без него, с подругами, говоря, что это «чисто девичьи выходные». Йоргос ей верил, по крайней мере, верил фотографиям в её «Инстаграме».

Но в этот раз в Таллинне его ждали. Она ждала. И поэтому через тридцать пять минут Йоргос будет ехать в электричке. Проверив в кармане билет на экспресс-рейс «Нарва—Таллинн», обошедшийся ему в одиннадцать евро, Йоргос ещё немного порепетировал перед зеркалом, даже продумал небольшую речь, но потом решил, что это бесполезно – увидев её, он начисто забудет обо всём. Как и всегда.

Открытку он уже купил. Дорогую, ручной работы. Она наверняка оценит. Надпись «С днём рождения!» была вышита серебряными нитями. Внутри открытки он скрепя сердце написал несколько пожеланий, показавшихся ему наименее банальными и наиболее милыми, а внизу подписался: «С любовью, Йоргос».

Подарки он тоже уже присмотрел. Может, не стоило откладывать их покупку на последний день, но именно сегодня, как и каждого 15-го числа каждого месяца, в том магазине бесплатно и действительно качественно и со вкусом упаковывали покупки. В остальные дни это стоило немалых денег. В душе у Йоргоса шевельнулось неприятное чувство – а не выглядит ли это жадной расчётливостью, но он успокоил себя: в конце концов, не так важно, заранее куплен подарок или за час до дня рождения, главное, что он упакован, а на сэкономленные деньги они лучше сходят в кино.

Два часа в электричке пролетели незаметно, благо элроновский вайфай работал почти прилично. Часть времени заняла переписка с ней, часть – набрасывание плана-проекта для домашнего задания. Увлёкшись последним, Йоргос весьма удивился, подняв от телефона голову и увидев в окне Балтийский вокзал. Сердце радостно шевельнулось в груди, словно он уже увидел её, но на самом деле он лишь прибыл в город, где они будут отмечать её день рождения. Впереди было самое главное.

Пятнадцать минут быстрого шага через Старый город, от Нунне к Отса, эскалатор на второй этаж, – и магазин лучших подарков на свете распахнул перед ним свои двери. Йоргос взял корзинку, прошёл по рядам своего любимого «Аполло», выбрал то, что присмотрел для неё заранее. Корзинка стала увесистой, но это была приятная тяжесть. Он любил покупать подарки другим. Однако… Йоргос краем глаза увидел оранжевые ленты и не смог не повернуться. «Только сегодня – скидка –20% на товары, отмеченные оранжевой наклейкой!» – было выведено на них, висящих перед входом в отдельный маленький зал. Йоргос вздохнул. Как можно этому противиться? Увлечённо порывшись в акционных товарах минут десять, он бросил ещё пару вещей в корзинку, посмотрел на часы и поспешил на кассу.

Расплатившись, Йоргос предстал перед выбором: коробка круглая или прямоугольная, упаковочная бумага матовая или глянцевая, банты или цветы, широкие ленточки или узкие… Он прикинул, какая упаковка понравилась бы ей. Понял, что понятия не имеет. В конце концов выбрал для своих подарков тёмно-синюю прямоугольную коробку, в которую они аккурат поместились, матовую зелёную бумагу и большой красный бант с широкими лентами. Смахивало на Рождество. Он передумал и выбрал оранжевую бумагу и синий бант. Теперь идеально.

Свои личные покупки Йоргос спрятал в рюкзак, покрепче взял большой пакет с упакованной коробкой внутри и вышел на улицу. Пешком идти с покупками не хотелось, к тому же он обязательно запыхался бы, неравномерно ускоряя шаг под музыку в наушниках, а выглядеть перед ней он должен прилично.

До «Малевы» шёл первый трамвай. Быстрым шагом Йоргос миновал Оперный театр и парк, подоспев к «Виру» как раз к приходу единицы. Через двадцать пять минут он уже стоял на улице, сжимая в руках пакет и озираясь. Он точно помнил остановку, на которую она сказала ему приехать. И точно помнил, что место, где будет празднество, – не «Алладин», находящийся неподалёку. Йоргос понятия не имел, почему название остановки осталось в его памяти, а заведения – выветрилось, и теперь проклинал себя на чём свет стоит: телефон, истощённый вайфаем и подготовкой проекта, полностью разрядился, и зарядки у Йоргоса с собой не было. Теперь он не мог ни посмотреть точный адрес, ни позвонить своей девушке. Йоргос, со своим пакетом в руках, сейчас чувствовал себя полнейшим идиотом.

Вариантов было два. Либо идти по улице Копли на полуостров, либо по Копли же, но в другую сторону. Но как ему найти нужное место? Может быть, он увидит у входа в кафе каких-нибудь знакомых. Может быть, даже увидит её. В крайнем случае, если это ничего не даст, долго он бродить не будет – попросит у кого-нибудь позвонить, как бы ни хотелось ему этого избежать. Но вспомнит ли он точно её номер?

Вздохнув, Йоргос прикинул, в какую сторону двинуться, и решил немного пройти на полуостров. Ведь не понравилось же ему чем-то выбранное заведение! Он точно это помнил. Может быть, не понравилось именно расположением. Полуостров – самый суровый и необычный район столицы, по-своему привлекательный, но не для всех. Не для Йоргоса, например. Ему больше нравился центр. Пыхья-Таллинн как-то не вдохновлял, а уж о такой его части, как Копли, и говорить нечего. По крайней мере, года два назад, когда Йоргос был там последний раз, впечатления от него остались удручающие.

Йоргос шёл, осматриваясь, и припоминал, что если пойдёт дальше, до конца Копли, упрётся в заводоуправление. Подробной его истории он не знал, а знал только, что башня с часами – на самом деле водонапорная, и часы на ней ненастоящие. Нарисованные. И всегда показывают где-то двадцать три минуты второго. Если Йоргос ничего не путал, это было время, в которое в девятьсот тринадцатом году Русско-Балтийский судозавод дал свой первый гудок. Зачем ему эти знания, Йоргос не задумывался. Зато сейчас он всерьёз задумался о том, что понятия не имеет, куда ему брести дальше. Поначалу ноги сами несли его по улице, но теперь шаг замедлился, как замедлилось и движение вокруг. Йоргос осознал, что почти никто не встречается ему на пути. И что уже стемнело – он даже не заметил, как. К чёрту, надо сваливать отсюда, из этого совсем не богемного райончика, к цивилизации, и просить у кого-то телефон, если он сможет вспомнить номер, или зарядку, если не сможет. Наверняка нужное ему заведение находится совсем в другой стороне. Какого чёрта он вообще здесь делает?

Разозлившись на себя, Йоргос пошёл обратно. С наступлением сумерек в права особенно дерзко вступил и холод. Руки у Йоргоса заледенели, но в тёплый карман он мог сунуть только одну – вторая всё ещё держала пакет, который уже начал Йоргоса порядком раздражать. Он с сожалением вспоминал трамвай, в котором сюда доехал – тот был тёплым, да и пакет не мешался в руках. А ещё он чувствовал себя сейчас непривычно одиноким – Йоргосу больше нравилось сливаться с толпой.

Мужчине в чёрном пальто, часом ранее стоявшему на остановке «Виру» вместе с Йоргосом, тоже нравилось сливаться с толпой. И при этом не терять объект наблюдения из вида. Чёрный холщовый рюкзак за его плечами казался на удивление вместительным. Всё, что нужно, было с собой. Все, кто нужен, были рядом.

Часом же ранее Йоргос выругался и едва удержал равновесие в трамвае, когда тот неожиданно резко затормозил. Йоргос сжал поручень, устоял и покрепче взялся за ручки-тесёмки пакета. Вскоре двери трамвая раскрылись, несколько человек вышли, несколько зашли. Йоргос не вышел. Остановка была не его. Мужчина в чёрном пальто тоже не вышел. Трамвай поехал дальше. Мемориал «Прерванная линия» скрылся из вида. А Йоргос и мужчина остались. И связь между ними – тоже. Но о ней знал лишь один из них.

Йоргос сел на освободившееся место, осторожно поставив подарочный пакет себе на колени, а рюкзак – на пол. Дарить пакет с грязным дном не хотелось, а рюкзак уже многое повидал. Скоро он повидает ещё больше, но Йоргос об этом и не догадывался.

Мужчина стоял в конце трамвая, но Йоргоса из вида не выпускал и садиться не собирался. В спину неприятно упиралось содержимое рюкзака, но хотя бы не торчало из него, привлекая к себе внимание. Внимание было ему совсем не к чему.

Доехав до нужной остановки, Йоргос вышел из трамвая и посмотрел на часы. Мужчина в чёрном пальто проделал то же самое. Потом натянул чёрные кожаные перчатки. Можно было сказать, что на улице похолодало.

Или что они нужны ему не для защиты от холода.

Йоргос обернулся, скользнул взглядом по чёрному рюкзаку мужчины на остановке, прохожим, «Олимпику». Потыкал в неработающий телефон. Вздохнул и поплёлся на полуостров.

Сумерки были вязкими и больше напоминали глубокий зимний вечер. В темноте чёрный рюкзак сливался с чёрным пальто. Когда мужчина сжимал руку в кулак, чёрная кожа перчаток едва уловимо поскрипывала. Совсем новые. Он не знал, когда именно наступит удобный момент, но знал, что он обязательно наступит. Пока он следовал за Йоргосом как тень, и он умел ждать. Но долго ждать не пришлось

«Не могла выбрать заведение в не таком злачном районе», – поначалу невольно думал Йоргос, с некоей опаской посматривая на контингент вокруг. Он не знал, что заведение выбирала не она, а веснушчатое лицо, которое с недавних пор было ей гораздо милее его греческого профиля, и выбрано оно было из-за того, что там у него была наибольшая скидка; ни район, ни атмосфера его не смутили. Но главное – он ещё не знал, что идёт в совершенно противоположную сторону. Выйдя из трамвая, нужно было пойти направо, но Йоргос поступил наоборот.

Теперь же он быстрым шагом возвращался обратно, к остановке, на которую приехал, раздумывая о дне рождения и о том, сможет ли он попасть на него вовремя и вообще когда-нибудь на него попасть. Он даже не заметил, что свернул не туда, машинально, инстинктивно не желая проходить мимо кучкующегося сомнительного контингента, полностью погрузившись в свои мысли. И лишь когда дошагал до тёмной подворотни, замер в нерешительности. Куда его занесло? Такого места он не помнил. Навигатор был мёртв. Подворотня была длинной – в ней виднелись контейнеры с мусором, Йоргос насчитал пять штук в ряд, на асфальте рядом валялись бутылки. Но ни бомжей, ни каких-то животных там не было. Не было вообще никого живого.

Стоит ли туда идти, если он не проходил через неё на пути сюда? Может, так наоборот, получится короче? Йоргос решил, если за подворотней ничего знакомого не обнаружится, придётся снова блуждать, возвращаться обратно. Правда, не знал, куда именно. Но всё же – пройдя по этому гулкому замусоренному мини-тоннелю, он может и выйти, куда нужно. Может, там, на следующей улице, он уже увидит остановку. Или хоть что-то узнаваемое.

Йоргос обернулся – ни души. Ни рядом, ни поблизости, ни, похоже, вдалеке. Тишина и одиночество на грязной окраине. Ему совершенно нечего бояться. Боже, да если бы она узнала, как он тут мнётся, рассмеялась бы ему в лицо и бросила – она достойна большего, чем топографический кретин и трус в одном флаконе. Подумав о ней, он успокоился. Решил, что скажет не только короткое «Я люблю тебя», но и всё остальное, что она заслуживает услышать. Глянул в подворотню – длинная, но, в принципе, не такая уж. В любом случае – не бесконечная же. Глупо? Нет, глупо переминаться с ноги на ногу. Глупо до сих пор не схватить её, не сжать в своих объятьях и до потери пульса не говорить, что любит её. Глупо опоздать. Хорошо, что никто его не видит. Он усмехнулся, представляя, как несуразно, должно быть, выглядит со стороны с этим ярким подарочным пакетом посреди унылого двора перед пастью подворотни с мусорными контейнерами. О том, что скоро пакет окажется в одном из них, он и подумать не мог. Йоргос снова обернулся – он был здесь совершенно один. Вздохнул, взялся правой рукой за лямку рюкзака на плече и быстрым шагом пошёл в подворотню.

День рождения был уже в самом разгаре, а Йоргос так и не появился и на звонки не отвечал. Она не очень волновалась. Скорее, чувствовала облегчение. Может, он как-то догадался, что она собирается ему сказать. Не сегодня, конечно. Не в этот прекрасный день. Не в её день. Но, скажем, завтра. Может, её проницательный Йоргос понял наконец, что стал навевать на неё скуку, что ей хотелось залезть в свою раковину, спрятаться от его утомительного присутствия каждый раз, когда они были вместе. Что она каждый раз с трудом сдерживалась, чтобы не смотреть постоянно на часы в ожидании завершения встречи, словно отбывая повинность.

Так было, конечно, не всегда. Но с того момента, как она встретила это улыбчивое веснушчатое лицо напротив, выглядывающее из-за умопомрачительного букета роз, который он ей подарил, стало именно так. Пожалуй, хорошо, что Йоргос не пришёл. Она всё равно не смогла бы оторвать глаз от своей новой любви, и Йоргосу было бы неприятно, если он уже догадался, и неудобно и непонятно, если нет. Может, он бросил её первый. Так даже лучше. В принципе он был неплохим парнем, просто его время прошло. Да, наверняка он просто бросил её первым. Решив так, она окончательно успокоилась и перестала набирать его номер – делая это скорее машинально, чем от волнения. Веснушчатое лицо улыбнулось, и она убрала телефон, тут же забыв о нём.

Хорошо, что Йоргос не пришёл.

Она ещё успеет почувствовать свою вину, разглядев на фотографиях Саара красный шарф, который она самолично связала Йоргосу на Новый год, ещё в начале их знакомства, стараясь тогда его порадовать. Шарф, который совершенно ему не шёл и который он всё равно постоянно носил. Шарф, удивительно гармонировавший с кровью на лице и вокруг Йоргоса на тех фото. И хотя её вины в этом не было, она её почувствует. Правда, ненадолго. Веснушчатое лицо умело хорошо утешать.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю