Текст книги "Не было бы счастья"

Автор книги: Алексей Родогор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Ты хто? – спросил первое, что пришло в голову Недомыка.

– Русский, – выпалил незнакомец, будто от скорости ответа зависело будет он жить дальше или нет.

– Русский? – удивлённо вякнул Ёрш. – Ой, держите меня всем селом! Ты же мавр.

Последнее слово почему-то вызвало у Недомыки дрожь, что незнакомец воспринял как проявление начинающейся агрессии.

– Русский я, – плаксиво настаивал он на своём.

– И как тебя зовут, русский? – спросил Ёрш.

– Изяслав Шульмовский.

– Хм, – пробормотал Ёрш, – имя вроде наше, да и фамилия… А ты не врёшь?

Изяслав так быстро замотал головой, что шейные позвонки хрустнули. Волосы, кудряшками свисающие с висков, смешно задёргались.

Послышались шаги. Загрохотал отпираемый засов. В дверь втиснулся огромный мужик в полном доспешном облачении. Рожа такая широкая, что непонятно как не разрывает ремни, сдерживающие нащёчники. Глаза злые как у голодной дворовой собаки. Губы пухлые. На подбородке небольшой рубец недавно затянувшейся раны. Правая рука покоится на рукояти меча. В каждом движении чувствуется опыт бывалого воина.

– Выходим по одному. Руки за спиной, голова опущена. Для кого такая поза неприемлема, поставим раком и заставим петь песни через задницу. Двинулись!

Недомыка, ему всё интересно, да и скучно без дела сидеть, первым пошёл к выходу. За его спиной занял место Ёрш. Воин сдвинулся было в сторону, но затем снова загородил дверной проём.

– А тебе, Шекельман, что, особое приглашение?

– Шекельман? – раздалось из-за спины Недомыки. – Вот тебе и русский!

– Молчать!– рявкнул стражник. – Шекельман, тебе через почки до мозгов достучаться?

– Я не могу встать, – плаксиво запричитал псевдорусский.

– Как казну расхищать – так можешь, – взревел стражник, – а как подняться, сил не хватает?

– Я помогу, – сказал Недомыка, и Ёрш остался со стражником наедине.

Последний хищно улыбнулся. Но малец оказался неробкого десятка и нагло… бросился Недомыке на помощь. Дальше началось представление. Недомыка, делая последний шаг, запнулся о свою же ногу. Тело дало сильный крен вперёд, голова с глухим звуком врезалась в грудь сидящего Шекельмана. Глаза несчастного полезли из орбит. Он открыл рот, чтобы глотнуть воздуха. Недомыка попытался подняться и затылком врезался в его подбородок. Шекельман взвыл не своим голосом: к ушибленной груди добавился прикушенный язык. Сие вызвало смех у стражника, но тем паче у Ерша. Такого представления дебилов они не видели даже на ярмарке. Ржущий малец попытался обойти Недомыку с фланга, чтобы получше рассмотреть безобразие. Из тьмы выскочила рука, стальные пальцы впились в голень, и Ёрш завалился на нечастного еврея. Две головы встретились. Полыхнуло как при попадании метеорита в гору. Ёрш попытался подняться, но опереться о что-то же надо. Кисть метнулась наугад. Недомыка заорал и прикрыл потревоженный чужой пятернёй глаз. К нему присоединился Шекельман, которому Ёрш наступил на руку. Несчастный еврей попытался освободить конечность, рванул что было сил. В воздухе мелькнули ноги, мощно клацнули челюсти, и теперь дико взвыл Недомыка, к подбородку которого прилетело. Он попытался ухватиться за нижнюю челюсть. Его локоть зацепил висок еврея. Тот дёрнулся и головой въехал в пах поднявшегося Ерша. Стражники, оказалось, что их четверо, дружно гыгыкали и утирали слёзы. Наконец тот, который вошёл первым, не выдержал.

– Ну хватит! – рявкнул он, пытаясь подавить приступ смеха. – Ребята, помогите Шекельману подняться. А вы двое – лицом к стене, руки за спину.

Стражники поспешно выполнили приказ. Даже едва не сбили с ног поднимающегося Ерша. Но после того, как еврея поставили на ноги, воины вернулись к двери. Шекельман почему-то поджал правую ногу и как пьяный аист замахал конечностями, пытаясь сохранить равновесие. Дело в том, что выходец из жаркой страны Иудеи прибыл на Русь с целью обогащения и наращивания капитала. Поскольку начал как меняла, для более доверительных отношений ему пришлось придумать псевдоним: из Изи Шекельмана он превратился в Изяслава Шекельмовского. Но даже удачная фамилия – Шекельман с иврита переводится как денежный человек или попросту богач – не помогла, и судьба постоянно подшучивала над ним, то подбрасывая клиентов с фальшивыми деньгами, причём это выяснялось слишком поздно, то фьючерсные сделки проваливались из-за недорода, то «наезжали» братки, в смысле братья Тупаревы числом семь, плюс папахен. Они несколько лет изводили торговцев и ремесленников, терроризировали и менял. В один из дней семейка наведалась к Шекельману за данью. Он выплатил всю сумму, ибо прекрасно понимал, чем опасна задержка платежа. Кто же мог знать, что деньги фальшивые. Часть монет братки использовали в качестве взятки, оплатив стражникам их «слепоту». Тут-то и выяснилось, что деньги подделаны. Один из стражников видел оттиск зубов на жёлтом металле, но решил убедиться в подлинности золота лично. В результате лишился двух резцов. Одного из братьев схватили, посадили в темницу и на него повесили все уголовные дела об изготовлении фальшивых денег, убийстве менял, воровстве кур в деревнях на сто вёрст в округе и сексуальном надругательстве над истуканом Перуна. Его, конечно, выкупили, но Шекельману это не помогло, даже наоборот: его пинали не всемером, а ввосьмером. Отлёживался он у родственника два месяца, но полностью оправиться так и не смог. На ноге оказалась порванной связка, поэтому он остался на всю жизнь калекой. Нет, связку ему пришили, но не туда и не так. Теперь без костыля или палки – никуда. Уязвлённое достоинство заставило несчастного отправится за помощью к князю Славу. Ох и долго же пришлось ковылять до Словенска, а потом ждать аудиенции. Но он сдюжил. Князь внимательно выслушал несчастного, а затем поинтересовался, не умеет ли приезжий работать с финансами. Шекельман ответил, что может, и князь предложил ему место старшего бухгалтера, в смысле казначея, поскольку их нынешний несколько приболел по причине попадания инородного тела – кола – в ж… в тело, и теперь уже никогда не оправится. Разве что преставится. А случилась такая беда потому, что зам казначея, он же младший бухгалтер, решил подсидеть начальника и подставил его по полной. Следственная комиссия открыла факты многократного расхищения обчественного имущества, государственной собственности и княжеских ценностей, хотя казначей к этому не имел никакого отношения. Его схватили, вынесли скорый приговор и посадили на кол. Шекельман содрогнулся от открывшихся обстоятельств скорой кончины предшественника, но отказываться поздно. К тому же воровать не собирался, ибо пару раз пробовал, и судьба доказывала, что делать этого не стоит, поскольку в любом случае спалится. Младший бухгалтер, полагающий, что теперь на должность главного казначея всея Руси назначат его самого, озверел. Евреев тогда уже не любили, потому что возомнили себя богоизбранным народом, считая других гоями, геями и гамадрилами с красными каками. За что неоднократно были биты битами, оглоблями и просто сапогом в нижнюю челюсть и более мягкое место. А если такой на главный государственный пост рвётся, да ещё умнее… В общем, младший бухгалтер действовал по отработанной на предыдущем конкуренте схеме: организовал недостачу, в результате чего дебет с кредитом не сошёлся. А кто в этом случае виноват? Правильно, главный бухгалтер. Подписи то на всех документах стоят его. Проработал честный еврей не больше месяца, и теперь оказался под следствием, скорым и страшным. Таким образом в тюряге – Где же ещё? – сошлись судьбоносные линии самых неудачливых мира сего. Несчастье постаралось на славу. Именно эту троицу и выбрал для решения спора Чернобог. Теперь осталось доказать свою правоту и получить Землю в пользование на многолетний срок. Для этого нужно прилечь поспать, ибо Судьба-Злодейка, преследующая неудачников, сделает за него всю грязную работу. К тому же она уже постаралась, в результате чего Недомыка с товарищами последними из поисковиков покинули город. Но не стоит забегать вперед.

– Волоките его к выходу, – приказал стражник.

Ждан взял еврея, Ёрш – остальное. Два стражника встали сзади, два – спереди.

Подозреваемых вывели из подземелья на улицу, а затем провели в княжеские палаты. Недомыка несколько раз едва не упал, поскольку всё его внимание сосредоточилось на величии строения. Такого размера сооружение он никогда не видел. Но когда ввели в зал для принятия посетителей и вынесения приговоров, варежка распахнулась во всю ширь. Стены, как и полагается, украшены щитами и мечами. На полу – персидский ковёр. Трон из дуба, резной, отполирован до блеска. Гармоничность узоров вызвала восхищение. Захотелось преклонить колено перед творением великого мастера, коими тогда славилась Русь. Князь сидит на троне прямо. Подбородок немного выдвинут, но не с вызовом или высокомерием, а с подчёркнутым достоинством. Глаза – серо-стальные, смотрят строго. Посеребрённые невзгодами волосы ниспадают на плечи, на уровне лба прихвачены серебряным обручем с крупным смарагдом. Небольшая борода придает выражению лица величие. Одет князь в белую рубаху из батиста, штаны из чёрного кашемира, и сапоги из грубой, но ноской кожи. Одежда не только не скрывает, но даже подчёркивает стать, силу и гордую осанку. На пальцах – крупных, сильных – два перстня: один указывает на принадлежность к княжескому роду, второй на право наследования титула.

Слева от него замер человек, от вида которого Шекельману поплохело настолько, что наверняка упал, если бы его на руках не держал Недомыка. Этим человеком оказался младший бухгалтер. А справа – чудо с козлиной бородкой, оловянными глаза и тощее как скелет после вакуумной сушилки. Длинная соболиная шуба висит на нём как чехол от дирижабля на велосипеде. Синяя расшитая рубаха, красные штаны и сапоги из крокодиловой кожи тоже явно не по размеру. В пальцах правой руки сжат украшенный каменьями – при виде их Ёрш тихонько присвистнул – деревянный посох. Князь бросил на "скелет" взгляд. Старик кивнул, несколько шагов к заключённым.

– Изя Шекельман, – заорал он отвратительным фальцетом, – обвиняется в растрате государственных средств, растаскивании народного имущества и разворовывании субсидий, выделенных на оплату пенсий, стипендий и… э-э-э…

– Пособий по безработице, – подсказал младший бухгалтер.

– Пособий по безработице, – тупо повторил старик. – Приговор – смертная казнь через усечение головы.

– Но я не… – начал Шекельман, но его не слушали.

– Преступник, именуемый Ершом, обвиняется в воровстве, гоп-стопе, кидалове и банальном разводе лохов. Приговор – смертная казнь через коловтыкание.

– Навет, – вякнул Ёрш, но его тоже проигнорировали.

– Преступник… – старик немного замялся, – имя неизвестно. Обвиняется в нанесении тяжких телесных повреждений представителям разных сословных групп, религиозных концессий и профессиональной принадлежности. Особенно стоит упомянут купца Хамоватого и его сыновей, коих он прилюдно поносил нецензурными словами, бранью и жаргонизмами, вызвав с их стороны негодование. Однако они пытались его урезонить и решить проблему мирным путём, но обвиняемый повёл себя более чем неадекватно и агрессивно. Применив силу, покалечил всех членов семьи, а троих отправил в кому, где они прибывают и по сей день. Последовательность событий: купец Хамоватов ехал в Словенск торговать заморскими тканями, привезёнными ему по безналу из Персии. О качестве данной продукции умолчим, поскольку он давно снабжает княжество данными изделиями лёгкой промышленности, и никто ещё не отзывался дурно о его товаре. Итак, по дороге из Персии в Словенск он остановился в веси под названием «Мастера». День был тяжёлый, утомительный, трудный, поскольку от рассвета до заката они не слезали с коней. Вы, Ваше княжие, прекрасно знаете это на своём опыте. И вот, когда семья расположилась в корчме и заказала ужин, к ним подошёл вот этот гражданин. – Палец обличающее ткнулся в Недомыку. – Он явно находился в подпитии, поскольку походка у него была шатающейся, речь невнятной, а глаза смотрели в разные стороны.

– Ближе к делу, – бросил князь.

Старик повернулся и отвесил поклон.

– Я как раз подошёл к самой сути. Сначала этот гражданин облил вином младшего сына купца Хамоватого, а когда тот возмутился неосторожности гражданина, то последний начал на него орать, употребляя ненормативную лексику и нецензурные жесты, посылая всех туда, где даже сове темно. Старший сын попытался урезонить пьяного постояльца, за что огрёб первым. – Старик смущенно кашлянул и после небольшой паузы продолжил: – Извините, я хотел сказать получил травмы. Естественно братская и отеческая любовь не позволили оставить сородича в беде и за него вступились. Надо сказать, что даже после того, как близкому родственнику нанесли тяжёлую травму, они проявили мужество, граничащее с героизмом, и попытались в словесной форме объяснить разбушевавшемуся гражданину, что делать так нельзя, нехорошо и даже богомерзко. Что вызвало со стороны гражданина новый поток велеречий оскорбительного характера. Купец с семьёй решили покинуть заведение гостиничного типа, но гражданин перекрыл дверь. А когда его вежливо попросили освободить проход, он набросился на присутствующих с кулаками, применяя неизвестную у нас технику боевых искусств. Естественно, действуя в рамках закона и применяя адекватные меры защиты, члены семьи попытались хоть как-то снизить наносимый урон, но ничего не получилось. Данный гражданин, как было сказано выше, нанёс тяжкие телесные повреждения всем членам семьи, а троих упаковал… извините, отправил в кому. – Он обратился к Недомыке: – Что вы имеете сказать в своё оправдание?

Ждан ничего сказать не имел, потому как, во-первых, не понял и половины из перечисленного, а, во-вторых, было невдомёк, что говорили о нём.

– Ни-че-го, – резюмировал старик. – Осужденный признаёт вину. Приговор: бичевание, колодки, пытки, мало ли, может ещё в чём признается, и смерть через четвертование.

Князь окинул осуждённых суровым взглядом, поморщился, будто на гвоздь сел. Стоящий справа младший бухгалтер что-то зашептал ему на ухо.

– Нет, – едва слышно ответил Слав. – Чем больше будет желающих, тем выше вероятность спасения дочери.

Младший казначей едва заметно посерел, губы сжались в узкую линию, а на скулах заходили желваки. План по освобождению от должности главного конкурента идёт прахом. И возможно эта еврейская рожа останется живой. Конечно, теперь он ничего не сможет сделать, но мёртвый конкурент – лучший конкурент. Надо что-то предпринять. Он снова зашептал князю на ухо. Но тот мотнул головой. Лицо младшего казначея пошло красными пятнами, зубы заскрипели с такой силой, что даже Недомыка услышал. Но Слав будто этого не заметил и обратился к троице:

– У вас есть выбор: либо вас посадят на кол, всех, либо вы отправитесь выручать из беды мою дочь. Если предприятие увенчается успехом, то вы свободны.

– Дочь выручать, – поспешно согласились Шекельман с Ёршом.

– На кол, – радостно заявил Недомыка.

Естественно он и понятия не имел, что это такое. Но название навеяло ассоциацию с чем-то развлекательным, игровым. А играть – не мешками ворочать.

Его товарищи побледнели. Причём еврей по белизне лица сейчас сошёл бы за славянина. Даже волосы приобрели русый оттенок. Брови князя сошлись на переносице. В зале запахло не пряниками.

– Дочь выручать, – испуганно переменил решение Недомыка.

Еврей на его руках шумно выдохнул, лицо медленно вернуло прежнюю смуглость.

– Козёл, – буркнул из-за спины Ёрш.

Недомыка боязливо осмотрелся. Дело в том, что в детстве ему неоднократно доставалось от соседского козла. И хотя побои оказались не смертельными и не очень чтобы болезненными, но моральная травма осталась на всю жизнь. Ждан потом отомстил за нанесённые обиды, не нарочно, конечно, но бояться рогатой скотины не перестал. В зале никого кроме людей не оказалось, что подействовало успокаивающе.

– Сейчас вы отправитесь на поиски моей дочери или информации о её местонахождении. На всё про всё у вас три недели. И запомните, что если кто-то из вас думает, что сможет сбежать, то глубоко ошибается, – сурово пояснил князь. В зале повеяло жутью и преждевременной кончиной. – Найду и отдам палачам. А они у меня ребята умелые. Целый год на дыбе орать будете. А ты, Шекельман, проследишь за этими удальцами.

Недомыка хотел что-то спросить, судя по роже весёлое, но Шекельман вовремя прикрыл ему рот ладонью.

– Мы поняли, княже, – поспешно сказал еврей, – и приложим все усилия, чтобы выручить княжну.

– Если всё понятно, тогда в дорогу. Денег…

– Денег? – радостно перебил князя малец и облизнулся. Глаза засияли как у дурака при виде фантиков.

– Не перебивай князя! – рявкнул сзади вохр.

Кулак впился справа в поясницу. Ёрш ойкнул и согнулся в три погибели. Князь поморщился и продолжил:

– Деньги на расходы вам выдаст казначей Милославский. Удачи!

Всё, что должно было быть сказано, сказали. Товарищей по несчастью повели по узким коридорам княжеских хором. Казначей оказался на месте раньше них. Его гаденькая ухмылка при виде Шекельмана вызвала у Ерша непреодолимое желание ломать и крушить, да только банковал сегодня не он, поэтому и быковать не имел права.

Казначейская оказалось небольшой каморкой перед входом в золотой резерв государства. Но даже неопытный человек с лёгкостью смог бы определить чего стоило, например, привести и отделать стены красным деревом и янтарём. Да и стул со столом, за которым взгромоздился казначей, стоят не меньше пары табунов.

Милославский очень долго что-то писал, зверски медленно выводя каждую букву как первоклассник, и только потом посмотрел на вошедших.

– Чего? – нагло спросил он.

Недомыка и понятия не имел, что здесь делает. Шекельман весь скукожился под наглым взглядом врага, а Ёрш не хотел рисковать второй почкой.

– Ну? – грозно и требовательно спросил Милославский.

– Нам бы денег, – выдавил из себя словно загустевший клей из тюбика Ёрш и тут же оглянулся. Но стоящий позади стражник даже не шелохнулся.

– А нету денег, – сказал младший бухгалтер. – Нету. Всё растратили на княжеские и военные нужды.

– Как нет, я недавно всё проверял и… – пискнул было на руках у Недомыки Шекельман, но его конкурент так зыркнул, что отбил всякую охоту что-либо говорить.

– Ты щас договоришься, – заорал младший бухгалтер. – Ты тут вообще кто, а? Ты – зек. Тебя взяли на поруки, оказали такую честь, а ты? Ты за это ещё и денег требуешь? Да как у тебя наглости хватает? Вот щас пойду и доложу князю об этом.

– Не надо, – плаксиво сказал Шекельман.

Милославский гадливо поморщился.

– Жидовство! Вам только деньги подавай! Понаехала всякая диаспора – прости господи, слово то какое – и гребут, гребут, гребут под себя. Когда же вы нагребётесь то?

Шекельман промолчал, на него жалко было смотреть. Казначей бросил на стол засаленный и потрепанный до мелких дыр кошель.

– Нате и выметайтесь отседова. И скажите спасибо, что хоть что-то вам обломилось.

Когда их вывели на улицу, и вежливо спихнули с крыльца, Ёрш засунул руку в кошель.

– Твою голую дружину по кактусам рысью, – возмущенно проворчал малец.

На ладони товарища Недомыка увидел два кругляша достоинством в полкопейки. В Шекельмане включился делец:

– Если пустить их в оборот…

– То получишь лучший грот, – закончил мысль Ёрш. – У нас на это нет времени. А не свалить ли нам подальше? Слышь, Недомыка, давай бросим этого убогого и рванём когти. У меня пара нычек есть, заляжем там до следующего года, а там глядишь и князь зажмурится.

В Недомыке взыграло упрямство напополам с ответственностью.

– Нет, – сказал он, – нам оказали честь и чё-то там ещё. Поэтому надо соответствовать.

От такой речи у Ерша морда вытянулась восклицательным знаком.

– Че… че.. чего? – заикаясь, спросил он.

Недомыка даже если и захотел, не вспомнил о чём только что говорил. Нет, общий смысл может и передал бы, но в очень мутированном виде, поэтому предпочёл умно промолчать.

– Неужели вы так просто меня бросите? – плаксиво поинтересовался Шекельман.

– Ага, – вякнул Ёрш. – И ваще соглядатаям слова не давали. Ну так что, напарник, может всё таки свалим или…

– Или, – выбрал Недомыка, потому как слово оказалось короче, а смысл не важен.

Ёрш зыркнул на него как цыганка на мента (пардон, на полицейского). Но делать нечего, победило большинство, а с ним не поспоришь, потому как и в глаз могут засветить. Малец пришёл в настолько подавленное состояние, что не заметил, как стал идти за Недомыкой, а не впереди его. Так они потеряли треть дня, поскольку Недомыка как китаец в Париже, пялился на красоты, красоток, туристов, творения великих и не очень зодчих, и лишь к обеду покинули стены Словенска. Естественно, несчастье не дремало и они, в смысле он, выбрал самое точное неправильное направление, то есть пошёл в противоположную от нужной сторону.

Сперва шли по дороге, но что-то Недомыке взбрело в голову и он попёрся по лесу. На Шекельмана природа подействовала успокаивающе. Он даже отважился задать вопрос несущему его товарищу:

– Куда мы идём?

– Куда глаза глядят, – ответил тот, чем вызвал живейший интерес у коллег по несчастью.

– Ну… эта… вы знаете куда идти? – спросил Ждан.

Камрады дружно замотали головами из стороны в сторону.

– Вот, – подвёл итог Недомыка. – А если не известно куда идти, то лучим направлением является «куда глаза глядят».

Шекельман впал в интеллектуальную кому, пытаясь понять витиеватость славянского мышления, а Ёрш не заморачивался, поскольку чем дальше от дыбы, тем здоровее и направление в данному случае значения не имеет.

Прошло ещё полдня. Ближе к вечеру вышли на небольшую полянку. Глядь, а на одиноком пенёчке сидит маленькая старушка. Платишко разорвано, волосы, белые как луна, растрепаны. Из глаз непрекращающимся ручейками текут слёзы, плечи вздрагивают от вырывающихся рыданий. Ёрш протопал мимо, будто поляна пустая, но Недомыке приспичило остановиться и узнать, что же произошло с несчастной.

– Что случилось с тобой, матушка? – нежно спросил он.

Старушка вздрогнула, лицо обратилось к громиле. Ладошка приложилась к уху для увеличения общей полезной площади радара.

– Ась? – закричала она. – Говори громче, милок.

– Я грю, что с тобой приключилось? – в свою очередь заорал Недомыка.

– Беда, – пояснила бабулька, слёзы хлынули новым потоком, рыдания усилиились.

Ёрш подскочил к Недомыке.

– У нас своих проблем хватает, чтобы чужие решать. Не вмешивайся!

– Мне матушка на прощанье сказала, чтобы помогал всем сирым и… э-э-э этим… как их… убогим.

– Так это мы и есть! – воскликнул малец. – Давай, помогай!

Мнения еврея никто не спрашивал, поэтому он умно промолчал. А то ещё бросят рядом со старушкой и полный пардон.

– Не, – заявил Недомыка, – мы вона какие, а она вона какая.

Ёрш понял, что они никуда не пойдут до тех пор, пока не решат бабкину проблему. С уст сорвались проклятия, но дело с мертвой точки от этого не сдвинулось, пришлось начать допрос.

– Ну, старая, рассказывай, чё приключилось?

– Ась? – сказала старушка и снова приложила ладошку к уху.

– Ушастого ежа тебе в поводыри, – буркнул Ёрш. – Я спрашиваю, что случилось?

– Беда, милок, – пояснила бабулька, и снова пустила горючую слезу.

– Ноги тебе бубликом, – проворчал Ёрш, а громче добавил: – Ты по делу сказать че-нить можешь?

– Могу, – запричитала бабка, – слепа и глуха стала, а тут ещё… и всё… ни туда, ни оттуда. Так я и здесь.

– Кто-нить хоть чё-то понял? – обратился Ёрш к товарищам.

Шекельман отрицательно мотнул головой. Ему бы с первой фразой разобраться, а тут такая интеллектуальная загогулина. Недомыка скорчил рожу, будто собирается зарыдать.

– Кто бы сомневался, – заявил Ёрш. – Слышь, мать, ты подробности давай, а то мы в непонятках, и если так дальше будет продолжаться, то ваще уйдём и жди потом армию спасения.

Рыданья резко прервались, слёзы моментально высохла. Бабулька вскочила, костлявые пальчики вцепились в рукав Недомыки. Она, очевидно, приняла его за главного. Или самого сердобольного. Или дурака, который может помочь.

– Пойдёмте, я лучше вам покажу.

– Э-э-э нет, – начал Ёрш, чувствуя подвох, но Недомыка уже тронулся с места. Пришлось плестись следом. Мнения мудрого еврея снова не спросили, пришлось отмалчиваться.

– В моём доме давно поселилась кикимора, – на ходу рассказывала бабка. – Поначалу жили душа в душу, а шесть дней назад ей что-то не понравилось. Ух и лютовать она начала. Мебель побила, тарелками, да кринками в меня кидает, углём всю избу перепачкала. А под конец за избиение принялась. Всё тело в синяках да кровоподтёках. Я травница, знаю какую травку против неё применить можно, да только глаза совсем не видят. Ещё одним средством против кикиморы является медвежья шерсть, а лучше сам медведь. Тут недалеко берлога, но мне боязно к ней приближаться.

За разговором они вышли к обветшалой, вросшей в землю избе: труба немного осыпалась, тёс кое-где прохудился, а вместо бычьих пузырей на крохотных окнах чёрные провалы. Бабулька потянулась к ручке, небольшое усилие, дверь открылась, и травница осторожно заглянула внутрь.

– Самым лучшим средством от кикиморы является па…

Речь прервалась ножкой табуретки, долбанувшей её в лоб. Бабулька без крика откинулась на спину. Недомыка бросил Шекельмана и попытался подхватить падающее тело, но в результате и еврей пострадал, и бабку подхватить не успел. К тому же потерял равновесие и грохнулся на обоих. У старушки на лбу наметилась быстро растущая шишка. Сама её обладательница вырубилась и, очевидно, надолго. Шекельман, дабы не попадать в подобное положение отполз, и нашёл себе подобие костыля. Во взгляде появилась уверенность в завтрашнем дне. Но её уничтожил Ёрш, задав сакраментальный вопрос:

– Бабулька в ауте, в избу из-за какой-то дряни не войти. Ночевать на улице что ли?

Дрянь тут же ответила, и Ёрш едва успел увернуться от вылетевшего из двери кувшина. Он с грохотом ударился о ель, в стороны брызнули осколки. Только горлышко осталось невредимым.

Недомыка хотел кинуться грудью на амбразуру, в смысле зайти в дом, но Шекельман не позволил.

– Я слышал, что с кикиморой силой не справиться, – пояснил он свой поступок. – Нужны какие-то травы.

– Может ты, ботаник приблудный, знаешь какие? – ехидно спросил Ёрш.

Еврей гордо подбоченился.

– Конечно знаю.

– Ну так давай, иди ищи, а то до утра тут куковать будем, – поторопил его Ёрш.

Шекельман смутился.

– Я знаю травы, но понятия не имею, как они выглядят.

Ёрш скривился в попытке понять сказанное.

– Как это? – наконец выдал он.

– Видите ли, я из-за не очень хорошего знания вашего языка, наверное, неправильно выразился. Я знаю названия трав, но не как они выглядят.

Ёрш разразился нехорошей речью, обличающего характера, в которой евреи блеснули чем угодно, только не своими положительными качествами.

– Так эта, – вмешался в разговор Недомыка, которого посетила интересная мысль.

Надо сказать, что с ним такая беда бывала и раньше. И как раньше он её забыл. Товарищи минуты три смотрели на него, ожидая продолжения, но босс тупил, поэтому пришлось разруливать ситуацию самим.

– Ты говоришь названия трав, а я может знаю хоть одну, – предложил Ёрш.

Шекельман загнул указательный палец.

– Можжевельник, – начал он и замолчал.

– Ну, можжевельник и чё дальше? – поторопил его Ёрш.

– И всё.

– Чудак ты с другой буквы, – заорал Ёрш, дальше слов не хватило, и он принялся пинать всё, что под ногу попадётся.

Недомыка едва бабку подальше оттащить успел.

– Ещё от кикиморы можно защититься «куриным богом», – осторожно предложил Шекельман.

Ёрш подлетел к нему как коршун к зайцу.

– Вот скажи, орнитолог недоделанный, ты хоть одну курицу здесь видишь? У кого спрашивать про ихнего, мать твою, бога?

Последняя фраза вызвала удивление у мудрого еврея, но он решил не допытываться, как у курицы можно о чём-то спросить. Хотя спросить можно, а что-то узнать – вряд ли. Пришлось дать небольшое пояснение.

– «Куриный бог» – это камень с дыркой.

Ёрш покраснел до бордовости, глаза окинули местность изучающим взглядом.

– Ты хоть один камень здесь видишь? Нам чё, штольню копать или сразу карьер забабахать?

Шекельман совсем стушевался, но не предложить последнее средство не мог.

– Ещё у вас говорят, что в избе можно поискать куколку, с помощью которой напустили кикимору.

Ёрш оскалился, палец указал на дверь.

– Иди, хрен заплесневелый, ищи и пусть земля тебе будет пухом!

Недомыка вторично попытался совершить подвиг, но его снова остановили.

– Так, – сказал Ёрш, – будем топтаться от того, что есть. Можжевельник, «куриный бог» и медведь. Попробуем сначала самое простое – можжевельник.

– Но мы же не знаем… – попытался вставить пять копеек мудрый еврей, но Ёрш перебил:

– Соберём все травы в округе, и пусть наш герой войдёт в избу. Авось пронесёт.

– А чем это поможет? – поинтересовался Шекельман.

– Что? – спросил Ёрш.

– Ну, – замялся Изя, – если пронесёт? Неужели кикимора вони боится?

– Это выражение такое, далдон! – рявкнул Ёрш. – Великий Род, что за дурак мне в подельники достался?

Чтобы никого не убить, он кинулся собирать все травы, что растут у избушки. Изя помогал чем мог. До Недомыки доходило долго, но не на этот раз. Однако, если Шекельман и Ёрш собрали от каждой травы по листочку-другому, то русская душа Ждана потребовала всего и побольше. В результате он превратился в ходячий стог сена, с угрожающе торчащими из него палками, небольшими раскоряченными брёвнами и вырванными с корнем деревцами: в конце концов одни валялись на земле среди травы, значит тоже трава, а вторые так вообще росли. А чем деревца не трава? Это когда подрастут они деревья, а так трава травой.

Надо сказать, что его товарищи, от которых он несколько отошёл в сторону, никогда не видели передвигающихся стогов, выполненных в готическом стиле, поэтому слегка струхнули. Ну как слегка? Один за пару секунд добрался до макушки двухсотлетней сосны, а второй за такой же срок научился менять цвет кожи и, что более ценно, одежды, под мох на дереве. Даже палку выставил, чтобы похоже получилось.

Недомыка сбросил свой груз у избы.

– Фу-у-у, – раздалось совсем рядом, и от дерева отсоединился кусок зелени, медленно превратившийся в Шекельмана.

Сверху раздались такие неприличные крики и потёк столь обильный поток ругательств, что Шекельман снова наметился в мох. Пока Ёрш слезал с дерева, а слезть не залезть, он оглашал округу фразами тяжеловесного характера, бьющими по ушам не хуже молота. Удивительно, но спустившись на землю, орать не перестал, а даже наоборот: его обличительно-оскорбительная речь набрала обороты и силу. Причём ни одно слово дважды не повторялось. В русском языке нет столько склонений, в скольких просклонял Ёрш Недомыку и его родителей, а в камасутре поз, в которых он его не поставил. Ждан внимательно выслушал претензии товарища и даже понял несколько. В смысле одну, относительно размера стога и что-то его мозгов. Там говорилось о какой-то обратной пропорциональности. Оторавшись Ёрш полез в стог. Естественно видовое разнообразие трав оказалось совсем небольшим. О дровах и вырванных с корнем деревцах и говорить не стоит. По этому поводу лучше скажет Ёрш: