Текст книги "ERIKA"

Автор книги: Александр Дёмышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– Слушай, Карлос, ты, наверное, считаешь историю эту про своё погоняло увлекательной, но мне она как-то по барабану. Давай договоримся: расходимся миром и никто из нас никому ничего не должен.

– Ша! Ты, сучара, по жизни мне теперь должен! – обалдевший от моей наглости Карлос, вытащил обратно из-за пазухи пустую руку, чтобы помочь ей поднять свою массивную тушу. Опёрся рукой о стол, вставая. В это мгновение Дениска молча бросился на врага. Я не держал бультерьера.

***

Когда тащил домой озверевшего, рвущегося обратно в рюмочную Дениску, прохожие оборачивались. Окровавленный, разъярённый бультерьер – зрелище не для слабонервных! На белой шерсти багряная кровь смотрится дюже эффектно! Злая акулья морда, широкая грудь его, передние лапы пса, отчасти даже спина – всё было перепачкано кровью. Крови было много. И вся эта кровь – кровь Карлоса!

С большим трудом тянул я рассвирепевшего бультерьера вдоль улицы Дзержинского к углу дома, чтобы скорее свернуть во двор. Завывая сиреной, мимо нас протарахтел серый УАЗ-буханка с красными крестиками по бокам. «Скорая помощь» оказалась на сей раз действительно скорой. Сейчас и ментовская прикатит! «Быстрей же, сматываться надо, быстрей!»

Очутились в квартире, и первым делом я затащил Дэника в ванную. Включил тёплый душ (купаться в холодной воде бультерьеры не любят). Кровь Карлоса, смываемая струями, медленно утекала в канализацию. Я тупо пялился на эту красную субстанцию, тёкшую не так давно по венам моего врага. А перед глазами всё стояла та страшная картина: Карлос, валяющийся на полу забегаловки, вопящий от боли. И грызущий его бультерьер! Зажмурив глаза, проигрывал я случившееся в рюмочной с самого начала.

Итак, Карлос допустил одну большую ошибку. Оставив за пазухой пистолет, он вытащил пустую руку, чтобы подняться, опираясь ею о стол. Тут-то Дениска и бросился в атаку. Вначале бультерьер врезался в ту самую руку, но неудачно – рукав толстого кожана помешал ухватиться за плоть как следует. Поднявшийся во весь рост Карлос стряхнул пса, пнул его мощно, так что Дениска на метр отлетел. И вновь бандюган сунул руку за пазуху. А дальше – всё! В следующее мгновение бультерьер вцепился (на этот раз мёртвой хваткой!) Карлосу между ног. Вгрызся ему туда, орудуя зубами, сжимая и перемалывая мясо, давя через клыки и резцы всеми своими двадцатью девятью атмосферами.

Пёс кромсал и кромсал моего обидчика. Рвал, грыз, пилил, всё глубже и глубже врезаясь Карлосу в промежность. Похоже, от дикой боли Карлос позабыл не только о пистолете, он позабыл обо всём. «Охереть! – мелькало в моём сознании, – да он ему сейчас всё там выдерет!» Кровище хлестала, брызги (слюна пса вперемешку с кровью бандита) разлетались по сторонам. Я почувствовал что-то липкое на подбородке. Проведя по нему, обнаружил на руке багряные разводы. Тупо смотрел я на испачканную ладонь под ужасный аккомпанемент: клацающие челюсти, рычание, чавканье. А тут ещё завалившийся Карлос, дёргаясь на полу, словно его било током, начал вопить. Как он орал! Этот хрипяще-завывающий визг-вой шокировал меня едва ли не больше, чем само зрелище кастрации человека собакой.

Как отцеплял бультерьера от палача, ставшего неожиданно для самого себя жертвой – почти не помню. Сколько времени мне на это потребовалось? Скажу лишь одно: буковая доска, конечно, пригодилась, без доски бы вообще никуда. Но чтобы засунуть её меж собачьих зубов – тут пришлось мне изрядно помучиться! Карлос, валявшийся на полу, словно кит, выброшенный штормом на берег, всё ж таки в эти минуты мучился гораздо сильнее! Помню, глянув, бандюгану меж ног, содрогнулся – разодранные штаны вперемешку с кровавым месивом – меня замутило так, что колени ослабли, и я еле удержался на ногах…

Закончив помывку, вытащил ставшего вновь белоснежным бультерьера. Внёс моего спасителя торжественно на руках в гостиную, аккуратно поставил на пол. Пёс обрызгал меня, отряхнувшись, как всегда, до того, как успел я накинуть на него собачье полотенце. «И почему я никогда не вытираю его прямо в ванной?»

Чистый и свежий бультерьер почему-то вызвал в воображении образ хирурга-маньяка в белом халате. Только вместо скальпеля у нашего хирурга имелось другое орудие – острые зубы. Но на сей раз небольшую медицинскую операцию должен был провести я. Достав щипцы и перекись водорода, начал выдёргивать из морды «хирурга» засевшую занозину. Р-р-раз! И острая щепка выдернута из губы. Я поднёс ватку с перекисью к такой страшной и такой уже родной Денискиной морде. Пёс показал зубы.

– Да ладно! – удивился я. – На хозяина рыпаться – себе дороже!

Улыбаясь, по-свойски, вновь попробовал обработать рану. И услышал низкий тихий утробный рык. Краем глаза заметил, как тревожно навострила уши Флора, наша домашняя овчарка.

– Ты чего, братец, попутал что-то? Я твой хозяин, лечу тебя. А это перекись! – я сделал движение рукой с ваткой к морде бультерьера, но в десяти сантиметрах от пасти рука сама остановилась. Пёс не рычал, не показывал теперь зубы, а как-то скукожился самую малость, да и голову на бок чуток завалил. Флора, спешно поднявшись, бочком-бочком выпорхнула в коридор.

Что чувствовал я в это мгновенье? Помню, мелькнуло в голове: «Я один здесь в квартире и челюсти Денискины разжимать некому». Тут же, отдёрнув руку, я, как ни в чём не бывало, молвил:

– Ладно. Не хочешь – как хочешь, хозяин – барин.

Стараясь сохранять видимость спокойствия, вышел из комнаты. Сердце колотилось так, словно я только что из пасти аллигатора вырвался. «Может это сцена с Карлосом на мои нервы так сильно подействовала? Хозяин – барин. Но хозяин-то, по идее, здесь я. Или уже не так?»

Когда Дениска следующим вечером, гуляя на пустыре, навалил в траву (простите за подробности) кучку дерьма, пришёл мне на ум непрошеный вопрос: «Чем же ты покакал, дружок? Переваренной плотью Карлоса?»

А на похороны Тёмки Чирковских я не ходил.

глава третья

Славный табачок крокодила Гены

Минула неделя, каждый день которой тянулся бесконечно медленно. Первое время на Филейке, кажется, все только и делали, что обсуждали происшествие в рюмочной. С некоторым азартом обсуждали: ведь в истории, бурно так начавшейся, финальная точка ещё не поставлена. Карлос, отлёживаясь в больнице, быстро шёл на поправку. Стать прежним Карлосом-сверхбеспредельщиком он уже никогда не сможет, но даже Карлос-инвалид опасен – это я понимал чётко. Опасен вдвойне, втройне! Ведь вся его злоба, весь его чёрный потенциал, вся ненависть будут отныне направлены только лишь на меня (ну, и на Дениску, естественно) до тех пор, пока он нас не уничтожит.

Дэнька меж тем вновь превратился в «плюшевого» бультерьера. Так же как раньше спал он прямо на спине с лапами нарасшарагу. Так же как раньше забирался на кресло сзади меня, когда я ел и, усевшись на задницу, высовывал морду из-за моего плеча, провожая взглядом каждую ложку, отправлявшуюся ко мне в рот, ожидая, когда и ему обломится кусочек, и, дождавшись, с громким чавканьем проглатывал его. Всё так же время от времени подходил он ко мне, сидящему в кресле, подходил в ожидании ласки и клал свою громадную яйцевидную башку прямо мне на колени, и закрывал глаза, когда я чесал ему за ухом. Такое проявление чувств было, конечно, очень милым жестом с его стороны, но в памяти тут же неизменно всплывала ужасная сцена в «Привете»; ведь те самые клыки и резцы, изуродовавшие Карлоса, находились в эту минуту всего в десяти сантиметрах от моего хозяйства.

Родители, не на шутку перепугавшись, умоляли меня написать заяву в милицию. Но, во-первых, Карлос, даже будучи растерзанным бультерьером, никаких заяв писать не стал. Хотя тут всё ясно – бандиту заявы писать западло, не по понятиям. Карлос, несомненно, сам решил меня покарать, да так, что любое ментовское наказание – счастьем покажется! Но, тем не менее, просить помощи у ментов я не хотел. Сейчас-то я чуть ли не «герой дня», а напишу заяву – все филейские пацаны махом от меня отвернутся.

Ну, а во-вторых, даже если представить такое… что я должен был заявить? Ведь это мой пёс изуродовал человека, а я ещё и жалуюсь на пострадавшего? Рассуждения о том, что Карлос хотел меня замочить, что он, возможно, собирается мне отомстить – к делу ведь не пришьёшь! «Вот грохнут вас, тогда приходите!» – лишь только такого ответа и можно было ожидать в те «весёленькие» времена от наших доблестных правоохранителей.

Но нужно ведь что-то придумать! Брат решил помочь: устроил мне стрелку с Геной – своим одноклассником, бандючком, в то время «идущим в гору» в криминальных кругах Кирова. Карлос ведь и среди братвы кое-кому дорогу перешёл. Слыхал я, что многие бандюганы не скрывали злорадства, узнав, что Карлоса можно теперь спокойно отправлять в гарем какого-нибудь султана на должность старшего евнуха.

Условием Гены было встретиться, как он выразился, «тет-на-тет». Я так и не удосужился спросить: Гена – его настоящее имя или погоняло, но на известного крокодила из мультика Гена и вправду походил своей вытянутой мордой лица. Сидя в том самом «Привете», за тем самым столиком, на лавке, не остывшей ещё толком от задницы Карлоса, я изливал душу:

– Ума не приложу, как быть. Карлоса выпишут через пару недель, он же меня сразу прикончит. Мне что, в бега можно уже прямо сейчас подаваться?

– Ну, прямо сейчас не обязательно, можно и обождать, – посмеиваясь, отвечал Гена. – Сам же сказал: пара недель. А кроме этого борова ты со своим бультерьером на куй никому не нужен.

«Крокодил» Гена оказался законченным трезвенником. На столе красовалась литровая банка сливок. Но пил их один только Гена, в меня же не лезла жирная эта бурда. Заказав грейпфрутовый сок, я размышлял вслух:

– Пара недель… Пара недель… Что-то в бега не особенно хочется.

– Два варианта у тебя, – Гена улыбался во всю свою крокодилью пасть. – Либо в бега, либо, ха-ха, если не слабо – самому Кастратоса замочить.

– А чего тут смешного? Лично мне – не весело! Как-как ты его назвал?

– Карлос – в прошлом, ха-ха! Кастратос – такое теперь у него погоняло! Сам он стал чуток короче, а погоняло – чуток длиннее!

– Ага, а в лицо ему сказать это сможешь? Давно ли у всех коленки тряслись лишь при упоминании о нём?

Неожиданно Гена резко ухватил меня за ворот и, притянув ближе к себе через стол, прошипел в лицо:

– А ты, похоже, и сейчас трясёшься как заяц!

– Метёлки убери, – ответил я, кое-как сумев выдержать Генин взгляд.

Если честно, меня и вправду потрясывало. Победа над Карлосом, конечно, прибавила мне авторитета среди братвы. Но все кругом понимали – то была лишь первая серия, а чем вся фильма закончится – об этом не знал никто. Всё же Гена послушал меня, убрал руки, а затем как ни в чём не бывало, продолжил:

– Времена меняются! Ты разве не просёк? Мы теперь уже не те! И боров этот, благодаря твоему бультерьеру, уже не тот, – щёлкнув металлической зажигалкой, «крокодил» раскурил длинную чёрную сигаретину и выпустил по направлению к барной стойке ровный строй сизых колечек. – Есть, конечно, ещё и вариант № 3, но ты вряд ли на него согласишься.

Я глянул вслед уплывающим кольцам. За стойкой суетилась новая барменша. Жанна, не пожелав оттирать со стен багрово-красные брызги, уволилась на следующее утро после той мясорубки.

– Что ещё за вариант № 3? – принюхиваясь к табачному дыму, я впервые не морщился. – Странные у тебя сигареты. Дашь попробовать?

Усмехнувшись, Гена пододвинул серебряный портсигар, лежащий на столе рядом с массивным чёрным радиотелефоном, и я закурил. До этого случая я, конечно, пробовал курить – в школе баловался, в армии как-то ради интереса. Всегда табачный дым вызывал во мне неизменное отвращение, но не в этот раз. Я с удивлением втягивал в лёгкие отраву, и – странное дело – на душе становилось легче. Гена посмеивался надо мной:

– Ха-ха! Итак, вариант № 3! Завязываешь со своими долбаными грузоперевозками и идёшь к нам в бригаду.

– Охрана грузов, – поправил я Гену. – По понятиям вашим я же, типа, мент наполовину. Не стрёмно?

– Да насрать! У нас в бригаде ГАИ-шник бывший работает, а ВВ-шников бывших и вовсе двое. Лично мне – до звезды! Парень ты шустрый, раз самого Карлушу смог так уделать. И бультерьерчика твоего, само собой, на работу примем. Работка-то для него найдётся! Про зубы его, знаешь, сколько сейчас в городе разговоров? Тут и утюг раскалённый к груди прикладывать не понадобится, и включённый паяльник в задний проход вставлять не придётся – любой коммерс, зная историю с Карлосом, при виде твоего пёсика сам на блюдце голубом бабосики притараканит!

Громкое пиликанье оборвало агитационную речь Гены. Вытащив из кармана пейджер, он, беззвучно шевеля губами, прочёл сообщение. Тут же, набрав номер, Гена принялся орать в телефон так, словно его собеседник находится где-то в Котельниче. Я протянул руку к стакану с соком.

«Надо же, крутой! Пейджер, телефон – всё при нём!» – думал я, глядя как из пепельницы к потолку от не затушенных до конца бычков медленно тянутся две тонкие струйки сизого дыма. Медленно тянулся горьковатый сок через трубочку, медленно тянулось время, медленно тянулась из колонок тоскливая песня:

Дым сигарет с ментолом

Пьяный угар качает

В глаза ты смотришь другому…

Я быстро соображал. Согласившись на вариант № 3, я получил бы твёрдую защиту от Карлоса. Это мне нравилось. Но в бандиты идти не хотелось. Лишь несколько месяцев назад считал я профессию рэкетёра делом азартным, весёлым, лёгким. А теперь – нет! Лёха, мой доармейский кореш, отправился отдыхать на нары вместе со всей своей бригадой. А давно ли прямо из нашего подъезда отправился на тот свет Тёмка-Чирик?

Но это лишь одна сторона проблемы. А вторая, о которой я раньше и не задумывался – бандиту надо ведь бить людей. Да-да! Как бы глупо это не звучало. Не просто бить и запугивать, а красть, пытать, унижать людей. Убивать?! И не всегда этими жертвами становятся лишь жадные барыги. Да пусть хоть лишь жадные барыги! Но ведь и у жадных барыг есть родители, жёны, дети. Они-то в чём виноваты?

Видя отсутствие энтузиазма в моих глазах, Гена начал собираться: допил свои сливки, сложил в карманы чёрный телефон, железную зажигалку, серебряный портсигар.

– Ладно. Думай. До выписки Карлоса время есть у тебя ещё: недели две-три. Но и не тяни – стрелки тикают! Надумаешь – звони, телефон теперь знаешь…

– Подгонишь ещё сигаретку? – неожиданно для себя спросил я.

– Запросто, держи. – Серебряный портсигар, вынырнув из кармана, распахнулся у меня перед носом.

– Благодарю, – я рассмотрел вытащенную сигаретину: полностью чёрная, без надписи, без фильтра; никогда не видел таких. – Что за марка?

Гена лишь плечами пожал, да ухмыльнулся загадочно:

– Не стоит благодарностей. Дерьма этого у меня навалом. Звони – ещё получишь.

Угостив меня огоньком, Гена вышел из бара. Я курил и думал: «Как странно, только что ведь целую сигарету издзобал. Раньше меня бы стошнило, теперь же вторую подряд тяну и… хочется!» А солист группы «Нэнси» всё тянул свой унылый хит:

Завтра я буду дома

Завтра я буду пьяный

Но никогда не забуду…

Вернувшись со стрелки, я прилёг и тут же вырубился мёртвым сном впервые за эту неделю. «Завтра» было тяжёлым! Очухался рано утром. Башка раскалывалась на мелкие кусочки. Сушняк – ровно с хорошего бодуна. Кое-как добравшись до ванной, сложил ладони корабликом; пил и пил холодную воду прямо из-под крана; затем, сунув под струю голову, стоял так несколько минут. Малость полегчало, но очень хотелось курить.

Приковыляв к ближайшему ларьку, купил жёлтую пачку с верблюдом и спички. Долго пытался добыть огонь трясущимися руками. «Надо было покупать зажигалку, экономист!» Наконец, сломав пару спичинок, кое-как прикурил. Тут же меня чуть не вывернуло наизнанку! Так паршиво я себя ещё никогда не чувствовал! Я очень хотел курить, но не мог: кишки ходуном ходили. «Может, позвонить крокодилу Гене? Не такой он и добрый, этот аллигатор. Странные у него сигареты!»

Вместо этого я позвонил в клуб собаководов. После обеда позвонил, когда чуток пришёл в себя.

– Заберите Дениску… Юденича вашего… Даймонда… как там его…

– Понимаете ли, мы в кугсе того, что случилось, – женский картавый голос неприятно щекотал правую перепонку. – Пса, конечно же, надо бы как-то у вас забгать. Но, знаете ли, в Кигове у нас его сейчас точно никто не пгимет. А чтобы подыскать вагианты в дгугом гогоде – на это понадобится ведь какое-то вгемя, вы ж понимаете…

– Да его прикончат скоро, если не заберёте!

– Жаль пса, конечно. Так ведь и нам, пгедставьте себе, пожить ещё хочется…

Грохнув трубкой об аппарат, я уставился в зеркало. Оттуда смотрел на меня какой-то озадаченный хмурый тип с красными глазами. Я вздрогнул, он тоже. Тут до меня допёрло – это моё отражение.

***

А через пару дней, выйдя с утра пораньше из подъезда, наблюдал я весьма впечатляющую картину. Три чёрных джипа с тонированными «под рубероид» стёклами, медленно подрулив, встали у соседнего крыльца. Из переднего и заднего автомобилей выскочила четвёрка широколицых бойцов, облачённых в свободные пиджаки. Двое из них заскочили в подъезд, другие два встали с разных сторон кортежа.

Я спешил на работу, мой путь лежал мимо машин. Но боец, что был ближе, левой рукой подал знак оставаться на месте. Правая рука его при этом ловко юркнула под пиджак. «Что ж, если опоздаю – причина уважительная, похоже, сам Десятников¹¹ решил кого-то из наших соседей навестить».

Но это был не Василий Алексеевич! Глава области, как я после узнал, таким крутым кортежем не путешествовал. Вскоре из среднего джипа вышли трое. Несложно было понять, кто из них босс, а кто подчинённые. По бокам вразвалочку шествовали крепкие ребята, одетые в похожие серые широкие пиджаки. По центру же шёл мужчина в синем джемпере, на вид ему дал бы немного за пятьдесят, худощавое остроносое лицо, усталый взгляд синих глаз, светло-русые волосы. Я успел его разглядеть хорошенько прежде, чем процессия исчезла в подъезде.

На работу пришёл я минута в минуту. Всеведущий Серёга, рыжебородый крепыш двадцати пяти лет, старший брат которого – майор милиции – подвизался на должности зама начальника одного из кировских РОВД, сообщил интересную новость:

– Вашему дому оказана великая честь – в нём изволил поселиться сам Чубэн, великий и ужасный.

– Чубэн? Классное имя! Пожалуй, назову так следующего бультерьера.

– Ну, имя-то у твоего соседушки самое обычное – Колян. Чубэн – это прозвище, – Серёга тряхнул рыжим чубом, волосы на бородке его растопырились, веснушки на лице озорно заиграли. – Не желаешь узнать, что оно значит?

– Спасибо, не интересуюсь. Все эти прозвища-погоняла в печёнках у меня сидят.

– Да. В курсе. Один жирный тип, возможно, ещё попытается тебе историю своего прозвища рассказать.

– Чубэн, – повторил я странную кликуху задумчиво. – Похоже, его прибытие я сегодня утром и наблюдал.

– Впечатлило? Теперь регулярно сможешь чёрными джипарями у себя во дворе любоваться!

– А что он за фрукт, Чубэн этот?

– Хрен его знает, – оглянувшись по сторонам, Серёга понизил голос. – Авторитет. Вроде бы в законе он, смотрящий по городу. Босс всех преступников наших организованных.

– Батюшки! Как повезло! Разве мог я мечтать о том, что буду жить, если можно так выразиться, под одной крышей с таким уважаемым челове…

– Кстати, я думаю, тебе, интересно будет узнать, – Серёга оборвал поток моего сарказма на полуслове. – На зоне у Чубэна этого Карлос твой… шестерил.

Наверное, глаза мои так округлились, что Серёга добавил:

– Ты всё правильно понял. Информация точная. Карлос – шестёрка Чубэна!

«А-хре-неть!», – вертелось целый день в голове. – «А! Хре! Неть!» Никак не мог я представить Карлоса в услужении у кого-либо. Но если Карлос – этот чёрный беспредельщик, которого все боятся – всего лишь шестёрка Чубэна, то каков же тогда сам Чубэн, его хозяин, сумевший своей воле Карлоса подчинить!? Страшно представить! И этот тип обитает теперь в соседнем подъезде¹².

А как Чубэн надумает поступить с зарвавшимся придурком, пёс которого оскопил его вассала? Уходить «в бега» не хотелось. В течение дня то и дело заглядывал я к начальству, пытаясь получить информацию о намечающихся поездках, да обзванивал заводские подразделения: МТС, ВЭС, СТ, ЭРО, КБ, ИЦ¹³ – всех, от кого можно было умотать в командировку. Хотелось свалить из города как можно дальше и по возможности на дольше. Ближе к вечеру нарыл-таки командировочку хорошую, длительную – дорожно-транспортные испытания почти на месяц. Когда из проходной выходили, Серёга сказал:

– Видел, маялся ты целый день, сам не свой. А ты вот чего. Ты попробуй с Чубэном потолковать по-соседски. Пока Карлос в больничке валяется – потолкуй, объяснись. Это вариант. Хуже не будет, а потолкуешь – может, и выгорит чего. И… помни о моём брате, ну так, на крайняк.

– Надеюсь, до крайняка не дойдёт, но спасибо, – отвечал я. – А с Чубэном объясниться нужно, сам об этом думал. Только вот сказать легко, а как к Чубэну этому подобраться?

Но вскоре возможность разговора с главным преступным авторитетом города переместилась из области фантастики в разряд прогнозируемой реальности. Всего несколько дней длились бесплатные шоу со въездом кортежа во двор, перекрытием движения широколицыми бойцами и т.д. Видать, надоела авторитету вся эта мишура, показуха, рассчитанная в основном на дилетантов. Всё чаще приезжал Чубэн без охраны, а вскоре начал и во двор выходить. Впрочем, не один выходил. На выходах этих рядом с Чубэном всегда был «охранник» в виде матёрого кобеля породы немецкая овчарка.

С породой этой – немецкой овчаркой – сложилась в ту пору довольно парадоксальная ситуация. С одной стороны это была, пожалуй, самая распространённая в стране порода, соответственно и самая дешёвая. Неплохого щенка, годного в будущем при соответствующем воспитании к охране госграницы, купить можно было по цене пузыря водки. Но это была и самая дорогая порода! Элитные щенки, привезённые из германских питомников, оценивались в баснословно-астрономические суммы. Стоили они дороже квартиры. Такие дорогие овчарки были, конечно, редкостью. Из многотысячного поголовья – единицы.

«Немец» Чубэнов и был одним из таких псов. И стоил сей чистокровный пёс-аристократ целое состояние! Серьёзный, ухоженный кобель чепрачного окраса. Мощный, уверенный в себе. Само собой – все предки европейские чемпионы!

«Значит нужно использовать Флору! Чубэн с овчаркой-кобелём, я с овчаркой-сучкой. Авось, какие-то темы найдутся для завязки разговора, пока «аристократ» с «колхозницей» нюхаются. Глядишь, получится и за долю мою горькую потолковать. Как говорится, за скорбное моё житиё!» Три вечера к ряду барражировали мы с Флорой вдоль нашего дома. Туды-сюды, туды-сюды. Но Чубэн в эти дни так и не появился. Вместо него собаку выгуливал какой-то мужик-замухрышка, но пёс (как выяснилось, звали собаку Алмаз) слушался мужичка, как отца родного. Чувствовалось, мужичок этот – собачник-профессионал со стажем. Я пробовал завязать разговор, чтобы сойтись с мужичком, но если бы не команды, отдаваемые им время от времени Алмазу, точно решил бы, что замухрышка немой. Впрочем, Флора с Алмазом сошлись, играли вместе – хоть это плюс, проще будет к Чубэну подрулить. «Когда ж он появится? Успеть бы!»

А времени оставалось всё меньше. На носу выходные. По моим расчётам Карлоса должны уже выписать из больницы где-то через неделю. Но приближался день моего отъезда в командировку. С клубом собаководов договорились, наконец: заберут у нас Дениску и отправят на Дальний Восток.

Мой план был таков. В выходные – кровь из носу – встретиться с Чубэном, объяснить ему всё как есть. Вечером в понедельник приедут за Дениской из клуба. Во вторник я умотаю на транспортные испытания сроком на двадцать восемь дней. Пока езжу, выпишется Карлос. А там уж по обстановке – пацаны дворовые, брат, коллеги пробьют: каков расклад здесь, пока я езжу. Свяжусь с ними, узнаю картину, там и решу, что дальше делать. План – считал я – нормальный. Собаку пристрою и сам смотаюсь, объяснившись перед этим с хозяином Карлоса. Этот план – максимум из возможного. Оставалось только выполнить его по пунктам.

***

В пятницу на вечерней прогулке со мной заговорил, наконец, мужичок-замухрышка. Усилия не прошли даром! Познакомились (его звали Лёней). Понимая, что расспросы о хозяине напрямую ничего не дадут, только лишь осложнят дело, я болтал на отвлечённые темы. Уезжаю, мол, в длительную командировку и т.д. и т.п. Тут-то и обмолвился Лёня, что в воскресенье тоже уезжает на неделю в деревню. Я сразу закинул удочку:

– С Флорой-то брат гулять станет, пока езжу. А ты что, собаку с собой заберёшь? Без Алмаза вашего Флорка загрустит.

– Пусть не грустит, Алмаз здесь останется, – ответил Лёня.

– Кто же его выгуливать будет?

– Да есть кому, – понимая, что и так сказал много лишнего, мужичок замкнулся. Всю оставшуюся прогулку молчал он, словно рыба, набравшая в рот воды.

Лёня, конечно, не сказал, что выгуливать Алмаза будет сам Чубэн. Но мне это стало ясно! Яснее ясного! Настолько плохим актёром был мужичок, настолько неуклюжим было его молчание. Тупое молчание, сказавшее мне обо всём лучше всяких слов. Да, оказывается, молчать тоже надобно уметь! Итак, с воскресенья с Алмазом гуляет сам хозяин. И именно воскресный вечер – лучший момент для разговора с ним. В понедельник может не получиться – буду занят проводами Дениски, да и самому в дорогу собираться нужно. А во вторник я умотаю. Значит – воскресенье! Кровь из носу!

В субботу, чтобы немного развеяться, я отправился на рыбалку с парнями. Сто лет не рыбачил (если точнее – года три). Общение с природой, свежий воздух и отсутствие какого-либо намёка на клёв – всё это вкупе как нельзя лучше способствовало принятию горькой на грудь. Пребывая ещё на «рыбалке», в промежутках между опрокидываниями стопарей, я думал о том, что слишком скучно живу: на дискотеках не бываю, девчонок не клею, да и вообще «куражу не хватает!» С такими мыслями возвращался в город, с такими мыслями продолжал возлияния вечером, с такими мыслями и отправился в ночной клуб «Золотая гора», что оккупировал территорию бывшего столярного цеха.

Там, где прежде в «эпоху застоя» вкалывали рабочие за верстаками да станками, изгибались нынче голые танцовщицы. В дыму и огне мелькали юные стройные тела, вырываемые вспышками юпитеров из темноты. Громыхала музыка. Да разве ж это музыка? Ритмичное буханье без слов. Где «Мираж»? Где «Fancy»? И как под весь этот грохот прикажете танцевать?! Но публике нравилось, публика изгибалась ритмично. «Похоже, я от жизни конкретно отстал!»

Мы с пацанами успели занять столик – хорошо, рано пришли. Зал заполнился к полуночи так, что упавшее яблоко в кутерьме этой было б уже не найти. Надравшись как следует, я протиснулся на танц-пол. Закрыв глаза, дёргался с прочими «танцорами». Голова шла кругом. Когда изредка отворял зенки – по кругу мимо меня плыли разноцветные фонари, плыли искажённые гримасами лица. Вдруг – стоп! В темноте, метрах в пяти справа, меж колышущимися в такт этой долбиловки головами, мелькнуло её лицо. Я потряс головой, напряг зрение. Точно! Она!

Жанна отрывалась самозабвенно! Я даже залюбовался, но ненадолго. При других обстоятельствах я пожирал бы её глазами хоть целую ночь, но не сейчас: она танцевала с мужиком, позволяла ему себя лапать. И он именно лапал её. Не украдкой. Мял по-хозяйски, так, чтобы все видели: она его! А Жанна была не против. Похоже, она, в самом деле – его! Мужика этого я узнал – коммерсант не слишком высокого пошиба, держал он пару торговых палаток с бижутерией – на мини-рынке и у ДК.

Мне стало как-то тоскливо. Ребята плясали. Я же, вернувшись за столик, опрокинул одним махом полстакана «отвёртки». Но долго скучать в одиночестве не пришлось. Неожиданно передо мной вырос, вынырнув из глубины клубящейся молодёжи, Гена – мой знакомый «крокодил».

– Привет! Как делишки? Чего грустим? – его весёлый крик прямо в ухо еле перекрывал звуки, доносящиеся из громадных динамиков.

– Делишки у прокурора, – как-то несвязно прокричал я в ответ.

– Сам ты прокурор! Ха-ха-ха! Опять ты всё перепутал! У прокурора – дела, у братвы – делишки! Пошли, подышим, а то я горло скоро надорву!

Сквозь постоянно перемешивающуюся толпу протиснулись мы на улицу. Свежий ночной ветерок пробежал по лицу. Где-то за углом отчаянно пиликала автосигнализация, но после клубного музона пиликанье это казалось мне райской мелодией. Сверкнул в ночи серебряный портсигар. Генино лицо озарилось пламенем зажигалки. Я открыл было рот, но Гена опередил:

– Тебе закурить не предлагаю. Сигаретки эти нужно курякать только по-трезвяни.

– Да ладно. Мне и без них хорошо, – пробормотал я.

– Ну что, надумал? В бригаду мою идёшь?

– Я ещё думаю, и вот что, – принюхиваясь к аромату сигаретного дыма, я чуть не забыл о чём разговор. – Ах, да. Что скажешь на счёт Чубэна? Говорят, он хозяин Карлоса. Вопрос мой ты сможешь с Чубэном решить?

– Если ты спрашиваешь, смогу ли я защитить от Чубэна, надумай он наказать тебя за Карлушу – то я тебе прямо отвечу: нет! Но суть не в этом. Я могу попросить Чубэна, чтобы он тебя не наказывал. В конце концов, бригада моя ведь тоже под ним, хоть и не напрямую!

– Ты, как и Карлос, под Чубэном?

– Тут всё немного сложнее. Я под Шмелём, у Шмеля таких бригадиров, как я с десяток. А Шмель под Чубэном. У Чубэна «шмелей» таких – целый улей! Карлос же был поначалу одним из бригадиров Игоря-Штурмана, который нашему Шмелю и кореш, и конкурент – два-в-одном. Но братва от Карлоса разбежалась. Кому охота под беспредельщиком работать? Формально Карлос всё ещё под Штурманом, но реально – сам по себе. Точнее, напрямую под Чубэном. – Гена вздохнул тяжело, задумался на секундочку, а затем уточнил. – Короче, чтобы башку не забивать: все мы в этом городе – так или иначе – под Чубэном.

– И сдался Чубэну такой отморозок! – налетел порыв ветерка, и я пошатнулся: доза алкоголя, принятая на грудь, давала о себе знать. Заплетающийся язык мой с трудом ворочался. – От Карлоса проблем, на… наверное, больше, чем пользы. Так какого ху… худенького… Чубэн его держит?

– А вот это – не нашего ума дело. Значит, Чубэну нужен Карлуша, если держит. Ну, к примеру, чтобы пугать им кого-то. Власть – штука сложная. Система сдержек и противовесов.

– Пожалуй, такой громила на роль противовеса сгодится.

– Это всё в прошлом, в прошлом! Теперь Кастратос – даже не мужик! Его и раньше не уважали, его боялись. Теперь его и вовсе презирать станут. Боров, он и есть боров, хоть в Африке, хоть на Бора-Бора. Ха-ха!

– Заладил ты: боров, боров… – пробормотал я, глядя как Гена, затушив сигарету о стену заведения, отправляет щелчком чёрный окурок точно в урну. Во мне пробуждалось смутное желание.