Текст книги "Ката – дочь конунга"

Автор книги: Алекс-Мари

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

3.

Слезы прыснули из глаз, и она, чтобы не разреветься в голос, часто задышала, стараясь проглотить горячий ком в горле. Вот влипла так влипла! Маша пнула тяжелую деревянную дверь, потом еще раз, с размаху, яростно, высоко поднимая ногу и врезаясь в доски тонкой подошвой сапожка. Дверь только глухо постукивала, видно все же где-то примыкала не очень плотно. Маша пинала дверь пока не обессилела. Наконец она выдохлась, на последнем издыхании выругалась от души и присела на корточки у стены.

Так, надо отсюда валить и побыстрее. Хватит приключений, сейчас кто-нибудь войдет, сразу бить между глаз и выскакивать наружу. Главное, чтобы не мужики. С этими древними качками она не справится точно, а тот, которому она ляжку проткнула, и вовсе злой, пришибет на месте. Когда тащил, так сжимал предплечье, что аж рука по локоть отнялась. С бабой она справится…

Но никто не приходил. Неизвестно, сколько прошло времени, по ощущениям часа два. Устав сидеть на корточках, она села прямо на земляной пол и положила голову на колени. Чтобы чем-то себя занять, Маша завела руки за голову и начала распутывать кокошник, туго привязанный к волосам. Постепенно распустила узлы, сняла дурацкую корону и положила рядом с собой. Когда будет сматываться отсюда, не забыть бы прихватить.

Голове сразу стало легче. Маша мысленно восстанавливала в памяти, путь, по которому шла, чтобы потом не метаться из угла в угол. Потом вспомнила девчонку. Интересно, что ей сказали? Наверное, что Маша ушла. И она ведь поверит! Похоже, она всему верит, такая забавная.

Дверь загремела, и Маша вскочила на ноги. Но ни ударить, ни метнуться к выходу не успела, потому что в двери проникла маленькая пожилая женщина в темном платке, закрывавшем всю голову и плечи. Бабуля держала в руках что-то темное и что-то светлое, очевидно, одежду для Маши.

– Ну, здравствуй, красавица, – поздоровалась она, – вот ты какая!

– Какая? – растерянно спросила Маша. Она досадовала, что сразу не решилась бежать, теперь придется общаться с этой бабкой.

– Да про тебя весь терем судачит! Мол боевая девка, на Миловида с копьем кинулась, еще бы маненько и убила!

Маша хмыкнула.

– Нужен мне ваш Миловид! Сказала же – не подходи, а он лезет!

– Ты, девонька, снимай одежу-то, – ворковала старушка, – Доброгнева велела снять с тебя чужие вещички. Да не волнуйся, вот тебе взамен, голая сидеть не будешь!

– Не буду я снимать! – заупрямилась Маша, – вот еще! С чего вы взяли, что это чужие? Может мои?!

– Да откуда у тебя, голуба, такие наряды? – искренне изумилась бабка, – будь ты боярышней или купеческой дочкой… И то, не у каждой боярышни такой венчик и понева расписная, расшитая. Значит точно украла.

Бабкина логика была железная, даже возразить нечего.

– Да ну вас, – с досадой ответила Маша, – переодеваться не буду, сказала же!

– Не упрямься, – все так же спокойно произнесла старуха, – сама не будешь, придут люди, разденут, опозорят. И колечки снимай! Завтра княгиня приедет, судить тебя будут, накажут, пальцы-то отрубят на одной ручке, будешь знать, как чужое брать.

– Да вы чего тут, озверели все?! – со слезами в голосе воскликнула Маша, – бабуль, ну отпусти ты меня! Поверь, не воровка я, и никто, уйду, и больше вы меня не увидите!

– Нет, милая, негоже от княжеского суда по лесам бегать, – ворковала старуха, – ты уж давай, не мучь меня, старую, раздевайся скорее.

Паника разлилась в голове, сердце бешено колотилось, хотелось пристукнуть велеречивую бабку. Так… Может и правда, переодеться, если что, бежать будет проще, никто внимания не обратит, ну девка и девка.

– Ладно, – Маша кивнула, – давай сюда свое барахло!

Бабка протянула ей одежду, сама терпеливо сложила руки на животе. Маша кое-как стянула через голову сарафан, бросила на землю, следом полетела вышитая рубаха. Стоя в трусах и лифчике, она натянула длинную, почти до щиколоток, светлую рубаху грубой ткани с завязками на рукавах. Повернувшись к старухе спиной, она не заметила, с каким изумлением наблюдала та за переодеванием. Второй частью комплекта была какая-то темная тряпка. Маша крутила ее в руках, не зная, куда приспособить. Потом решила, что это юбка, намотала вокруг бедер и закрепила веревочным пояском. Как бы эта красота с нее не свалилась в дороге…

– И обувку снимай, – командовала бабка, – на-ка вот тебе!

Она протянула лапти. Настоящие плетеные лапти, правда нереально большие.

– Ну и куда мне их? – недовольно спросила Маша, воззрившись на обувь, – это лыжи, а не тапки!

– А ты привяжи к ножке-то, и не потеряешь! – старуха, кряхтя нагнулась, собрала с земляного пола вещи, подхватила Машины сапоги. – Колечки давай, не нужны они тебе!

Маша нехотя стянула с пальцев три перстня и положила в бабкину заскорузлую лапку.

– Ну, не балуй тут! – предостерегла старуха, – по нужде стучи, задок недалеко, проводят тебя. Ну, а еды не жди, чужая ты, никто не подаст.

С этими словами старая вышла, дверь захлопнулась. С той стороны явно кто-то был на подхвате, хитрая бабка побоялась идти одна.

Маша снова села на пол, подоткнула под себя плотнее странную юбку. Одежда была непривычно жесткой, похожей на мешковину. Неужели они все в таком ходят?! Ужас! Она долго сидела, и, наверное, задремала. Проснулась оттого, что завалилась на бок. Было темно. Где-то далеко слышались голоса, значит еще не ночь. Она вдруг ощутила, что очень хочется в туалет, вспомнила бабкины слова и забарабанила обоими кулаками в дверь.

– Чего стучишь? – спросил с той стороны мужской голос.

– Мне это… в туалет надо! Ну, в задок по-вашему!

За дверью не ответили, она уже собиралась справить нужду в дальнем углу комнатки, как вдруг дверь распахнулась, в проеме стоял ребенок лет шести с лучиной в руке, а за ним взрослый мужчина, точнее парень лет двадцати.

– Иди, – проговорил парень, – Мал проводит.

На мальчишку страшно было смотреть. Он таращил глазенки, лучина дрожала так, что могла в любой момент упасть и погаснуть. Он явно боялся пленницу.

– Ну, веди, – ласково проговорила Маша и хотела погладить мальчишку по вихрам, но тот отдернулся от ее руки, как от чумной и отбежал на пару шагов.

– Прибьешь – не велика потеря, – бросил вслед парень, – кому он нужен, сирота приблудная, только жрет, никакой пользы от него.

Маша ужаснулась словам, но ничего не сказала в ответ. Мальчишка шел, опасливо оглядываясь, то и дело спотыкался.

– Не бойся меня, – сказала Маша, – я хорошая!

– Ага! – дрожащим голосом ответил мальчик, – бабы в кухне говорили, что ты боярыню убила и наряды ее забрала, а еще Миловида убить хотела! И боярышню Катерину Владимировну бы убила, да бог отвел!

– Что за чушь! – возмутилась Маша, – никого я не убила, врут твои бабы!

– Правда не убила? – оживился мальчишка.

– Правда, правда! – кивнула Маша.

– А наряды откуда?

– Это мои!

– Разве бывает, чтобы у черной девки такая красота была? – удивился мальчишка, – бабы на кухне долго любовались, рубаха мягкая, что шелк, сапожки гладкие! А уж каменья какие яркие на венце! Чисто княжеский наряд! Доброгнева к себе в горницу утащила, припрячет наверно. Она злая и жадная, Доброгнева-то.

Возвращаясь обратно, Маше очень хотелось сделать что-нибудь этакое, чтобы напугать того мужичонку, который вместо себя пацана отправил. Может гавкнуть на него? Но передумала. А то еще, не дай бог, свяжут. Они тут помешанные все. Поэтому она спокойно вошла в свою импровизированную камеру, махнув напоследок любопытно заглядывающему Малу. Щеколда грохнула и снаружи все затихло.

Маша сидела, поджав колени, и прислушивалась, как бурчит в животе. Интересно, она совсем не боялась завтрашнего дня, хотя старуха наговорила ей ужасов, которые непременно произойдут. Маша была уверена, что она сумеет сбежать, только бы выбраться из этого деревянного лабиринта комнатушек и закоулков. Тут, в ее временном узилище, было на удивление тепло, возможно, где-то рядом печка. Но люди за дверью не ходят, значит далеко от жилых помещений. Там, немного направо лестница. По ней девять ступеней наверх и небольшая дверца, ведущая во двор…

Она услышала шорох и испуганно сжалась. Здесь можно ожидать чего угодно, в том числе огромных плотоядных крыс, которые обгрызут ее, не дожидаясь княжеского суда. И ведь темно, ни черта не видно! Маша подняла руку и помахала перед глазами. Нет, все же немножко видно. Шорох шел от двери. Маша сняла один лапоть, зажала его в руке, готовая врезать, как только заметит шевеление, и подобралась к двери. Шуршание продолжалось, а вместе с ним Маша услышала напряженное сопение. Она совсем близко подошла к двери и увидела, как под створкой, у самого пола, орудуют маленькие пальчики. Мал!

Мальчишка настойчиво ковырял землю, наконец, когда его кисть хорошо проходила, просунул в дыру что-то маленькое.

– Мал, это ты? – шепотом спросила Маша.

– Я тебе хлеба принес, – так же шепотом ответил мальчуган.

– Спасибо! – Маша пошарила у двери и подняла кусочек черного, в земле и пыли, хлеба.

– Я не верю, что ты злодейка! – прошептал снова Мал, – я чувствую, когда люди плохие. А ты не плохая.

– Мал, – Машино сердце затрепетало от возродившейся надежды, – открой дверь!

– Нельзя! – было слышно, что парнишка испугался просьбы, – узнают, меня выпорют!

– Никто не узнает! – уверяла его Маша, – ну открой! Только тихо!

Она с замиранием сердца ждала, но мальчишка все не решался. Но и не уходил.

– Мал, – прошептала Маша, – хочешь я тебе тайну расскажу?

– Хочу! – он пододвинулся к самой двери, чтобы лучше слышать.

– Я – колдунья, понимаешь? Но добрая! Прилетела к вам из другого мира, чтобы посмотреть, как вы живете.

– Правда что ли? – протянул Мал заворожено, – а почему ты тогда не наколдуешь, чтобы стены развалились? Почему огнем не сожжешь?

– А я не могу злые дела делать, даже если окажусь в беде. Мне просто надо вернуться туда, где я перейду в свой мир.

Ты правда колдунья? – переспросил ребенок.

– Правда, правда! Открой дверь, а?

Мал еще посопел немного, и вдруг Маша с радостью услышала, как двигается щеколда-заслонка. Мальчишка был слишком низкорослым, чтобы нормально ухватиться, и он сдвигал палку сантиметр за сантиметром, то и дело оглядываясь. Маше казалось, что он создает такой шум, что сейчас сюда сбегутся все, кто спит в соседних помещениях.

Прошло минут десять. Мал с упорством двигал и двигал засов, наконец он сделал последний рывок и дверь отошла. Маша, до этого топтавшаяся в волнении, с тихим восторгом подхватила ребенка на руки и поцеловала в чумазую щеку. Ребенок от неожиданности замер, а потом вдруг обхватил ее за шею и прижался так крепко, что стало тяжело дышать.

– Спасибо, тебе, мой хороший! – Маша погладила щуплого спасителя по спинке и поставила на пол, – мне пора идти. Да и ты беги, чтобы никто не заметил нас вместе! Мальчишка кивнул и исчез в темноте коридоров.

Маша закрыла дверь подклета, задвинула засов, сняла и бросила в угол ненужные, по своему размеру, лапти, и на цыпочках двинулась туда, где, по ее предположению, был выход. Она помнила дорогу, по которой Мал провожал ее в отхожее место. Выйдя на улицу, Маша радостно вдохнула воздух и пошла вокруг дома, и вдруг, в двух шагах от нее, тихо возник огромный черный пес. Он не лаял, но и не вилял хвостом, а смотрел напряженно.

– Собачка, – испуганно заблеяла Маша, чтобы хоть что-то сказать, – хорошая собачка! Умная собачка! Иди спи, чего ты вылез? Фу, говорю тебе! Место! Иди спать!

Пес скорее всего ее прекрасно понимал, но он был на службе, поэтому приблизился и слегка потянулся носом, пытаясь понять, что за человек тут ходит в ночи. Маша помнила откуда-то, что нельзя показывать страх. Она протянула псу развернутую ладонь и даже немного зажмурилась, представляя, как хрустит ее рука в зубах страшного зверя. Однако, пес не проявлял агрессии.

Маша начала тихонько двигаться к изгороди, и тут пес взял ее зубами за подол. Естественно, импровизированная юбка начала падать, и Маша схватилась за нее двумя руками. Пес пошел, не выпуская ткани, Маше деваться было некуда, и она семенила за ним. Так они перешли весь двор. Оглядываясь, Маша увидела, что в разных концах двора еще сидели собаки, но они были на цепях. Похоже, этот был главным. Черный пес довел ее до ворот и отпустил юбку. Маша не верила, что ее просто проводили, и стояла столбом, опасаясь резких движений. Тогда пес ткнулся носом ей в коленку. Маша взялась за ворота и с трудом отодвинула тяжелую створку. Пес смотрел на нее. Тут она почувствовала что-то в руке, и вспомнила, что до сих пор держит в кулаке хлеб, принесенный Малом. Она протянула собаке смятый кусок, тот понюхал, обнажил огромные зубищи и легонько взял хлеб с ладони.

– Пока, собачка, – прошептала Маша, и вышла за ворота, не веря тому, что осталась жива. Она отошла десять шагов, и тут пес залаял. А вместе с ним и остальные зашумели, загремели цепями. Маша что есть сил рванула вдоль по улице, уже не видя, как во дворе забегали, засуетились люди с факелами.

Она помнила, какими путями притащила ее Ката в этот недобрым словом помянутый город. Через центральные ворота идти было опасно, там стояли стражники. Пришлось снова лезть через кусты и лаз, очевидно кем-то именно для этого приспособленный. Интересно, как его обнаружила девчонка?.. За пределами города было уже совсем не страшно, и только добежав до озера, Маша вспомнила упоминания нянюшки про лихих людей и волков. Дрожь пробежала по позвоночнику, но бояться было уже поздно. От озера она двинулась туда, где почувствовала дурноту. Ходила долго, кругами, но, почему-то, прохода не было. Маша то углублялась в лес, в надежде увидеть современные строения города над парковыми деревьями, то возвращалась назад. Тщетно. Проход не открывался.

Небо начало светлеть, Маша, уставшая, голодная, села под куст и заревела первый раз. В голос, с подвываниями, вкладывая в рев все свое отчаяние и горечь. Она совсем не хотела провести остаток жизни в этом веке, в этом городе, в этом лесу. Она хотела домой! Наплакавшись, Маша залезла глубже в кусты, долго крутилась там, от сырости и утренней прохлады, потом размотала дурацкую юбку, укрылась ею, как покрывалом, и уснула тревожным сном.

Машу разбудили голоса. Она вздрогнула, разлепила опухшие глаза и тут же дернулась от страха. Напротив нее стояли двое мужчин. молодые, светловолосые, похожие друг на друга лицом, оба при оружии. И они в упор смотрели на Машу.

– Она или не она? – спрашивал один близнец второго, – вроде она, но одета странно.

– Тебя как зовут? – обратился к Маше второй.

– Маша, – прохрипела Маша и прокашлялась.

– А, ну точно, она, – кивнул первый, – вылезай, Маша, пошли!

– Куда? – Маша, наоборот, отползла поглубже в куст, – никуда не пойду!

– Не бойся, пошли! Ката тебя потеряла! Сказала нам, где искать.

– Почему я должна вам верить? – спросила тревожно Маша.

Второй нахмурился, а первый, похоже, более разговорчивый из двоих, обиженно проговорил:

– Мы – честные воины, давали клятву верности блюсти честь и интересы нашей госпожи. Исполняем ее приказ!

Это звучало убедительно.

– И притом, мы тебе никогда не врали, – добавил первый, – у тебя нет причин нам не верить!

Выбора все равно не было. Маша вылезла из куста, одернула длинную рубаху, полотнище юбки намотала как попало, все равно красивее не стала бы.

– Ну пошли, – вздохнула она.

Второй все так же хмуро осмотрел босоногую помятую растрепанную девушку, снял с себя плащ и накинул ей на плечи.

4.

Мокрая от росы трава щекотала лодыжки, подол юбки увлажнился, да и босые ноги замерзли. Сопровождающие шагали быстро, приходилось почти бежать за ними. В этот раз они не пробирались сквозь дебри и не собирали мусор по кустам, а шли напрямую. В воротах, открытых днем, их никто не остановил, хотя на Машу, босую и в мужском плаще, поглядывали с удивлением. Они прошли беспрепятственно, минуя снаряженную, как в бой, стражу, и двинулись к воротам, откуда она прошлой ночью так стремительно убегала. Внутри кипела жизнь – бабы, мужики, выполняющие свою работу, какие-то дети разных возрастов. Неподалеку, в раскрытой конюшне пожилой конюх выглаживал белого в рыжих пятнах коня, а через ограду второй, помоложе, ухаживал за смирной пегой лошадкой.

На высокое расписное крыльцо они поднялись друг за другом. Сначала, первый, за ним Маша, и замыкал шествие второй брат. То, что они были братьями, а кроме того, близнецами, Маша поняла сразу. Массивные двери впустили шествие внутрь.

– Тут стойте! – скомандовал первый и, сняв шапку, двинулся внутрь. Он вообще вел себя так, будто был за главного. Впрочем, возможно, так и было, потому что второй его слушался и не возражал. В сенях было темновато, только маленькое рубленое оконце под потолком давало маломальский свет. В углу стояла пузатая бочка, парень схватил ее за край и вытянул поближе.

– Садись, – кивнул он Маше, – в ногах правды нет.

Маша присела на круглую крышку, тщательно поправила юбку. Парень то покачивался с пятки на носок, то прохаживался туда-сюда, поглядывая на девушку. Было видно, что ему любопытно, но он молчал.

– Тебя как зовут? – спросила Маша, чтобы что-то сказать.

– Светислав, – тут же ответил парень, – Вышаты, дружинного боярина сын.

– А тот? – указала Маша на закрытую дверь.

– А это брат мой, Светозар. Близные мы.

– Я заметила, – улыбнулась Маша.

– Говорят, отец, когда узнал, что мамонька в тягости, вдвое больше поклонов положил, вот бог и дал ему двоих сыновей.

– Хорошая версия, – Маше было забавно слушать, как рассуждает великовозрастный парень о чудесах многоплодной беременности.

– А Кате вы кто? – полюбопытствовала она.

– Никто, – Светислав пожал плечами, – когда уезжал Олаф конунг, то оставил князю и княгине своего сына, Магнуса. А с ним и Кату. Князь приставил нас, боярских детей, чтобы играли с почетными гостями и прислуживали им. Мы выросли вместе. Ката хоть и девка, но разумница, не чета нашим, которые кроме нарядов да посиделок ни о чем не думают. Княгиня Кату любит, не неволит, сватов засылали уже не один раз, но княгиня сказала, если Ката не восхочет, свадьбе не быть.

В это время дверь приоткрылась и из проема выглянула голова Светозара.

– Идемте, – поманил он рукой.

Маша спрыгнула с бочки, Светозар открыл дверь и впустил ее внутрь. Маша думала, что они пойдут в Катины покои, но Светозар повел куда-то вверх, где, на удивление, было светло и просторно. Они остановились у одной из дверей. Светозар вежливо стукнул в створку и распахнул ее. Маша шагнула вперед. У правой стены на лавке, застеленной толстым ковром, сидел мальчишка. Обыкновенный подросток, который медленно, но неизбежно взрослеет, оттого выглядит уже не ребенком, но и еще не взрослым. Одет он был богато, и выглядел, в целом, довольным. В руках он держал клинок и рассматривал его пристально, изредка выполняя выброс рукой. У другой стены сидела Ката. Рядом стояла девушка, держащая корзину, из которой, пища, пытались выбраться два дымчатых котенка. Ката, увидев Машу, ахнула и прижала ладони к щекам. Девушка с корзиной, поклонившись тут же направилась к выходу.

– Так и знала, что беда приключилась! Ограбили!

Близнецы стояли у дверей, ожидая приказания.

– Никто меня не грабил! – Маша вдруг поняла, как она рада видеть Кату, – свои справились.

– Как это – свои? – изумилась Ката.

Маша вдруг задумалась, а стоит ли рассказывать девчонке, что ее тут вовсю обманывают и решают за нее. Расскажешь, неизвестно, что дальше будет. А, с другой стороны, не рассказать, так они и будут продолжать творить что попало.

– Сволочные у вас тут порядки! – произнесла она горячо, так, что мальчишка перестал теребить оружие и с любопытством поднял голову. – Чуть что – сразу руки крутят и в погреб!

Ката выглядела ошарашенной. А Маша, не стесняясь в выражениях, рассказывала о своих злоключениях. Когда она упомянула о Мале, Ката переменилась в лице. Щеки ее порозовели, шея покрылась пятнами.

– Ах нянюшка, старая ветрогонка22
  Вздорная (нар.)


[Закрыть]! Глазопялка33
  Любопытная (моск., яросл.)


[Закрыть]!

От дверей раздалось сдавленное похихикивание.

– Светислав! – один из близнецов перестал смеяться, выпрямился, ожидая приказа, – ну-ка позови мне нянюшку. Да и Доброгневушку вместе с ней!

Парень вышел за дверь, Ката, все еще возмущенно фыркая, плюхнулась на лавку рядом с братом.

– Что творят! – возмущалась она, – как только боженька допускает! Гостей в доме грабят, сироту обидели!

– Успокойся, сестра, – произнес мальчишка ломким голосом, – сейчас разберемся!

Светислав вернулся быстро. За ним, суетливо семеня, вошла та самая тетка, которая командовала мужиками. Увидев Машу, она споткнулась на пороге, но взяла себя в руки.

– Доброго тебе утра, княжич! И тебе, княжна! Хорошо ли спала? Откушала ли заутрок44
  То, что съедается за утро, завтрак.


[Закрыть]?

Ката медленно встала с лавки и подошла к женщине.

– Безлепие творишь, Доброгнева, – тихо произнесла она, – подруженьку мою почто обидела?

Доброгнева открыла рот говорить, но Ката перебила ее.

– Мал где?

– Так как велела, матушка, – засуетилась Доброгнева, – присмотрен добрыми людьми!

– А я знаю, что живет мальчишка заброшен, ни добра, ни ласки не видит. Ты же сама мать! Неужто не жалко сироту?!

Доброгнева не нашлась, что ответить.

– Сегодня же пожаловалась бы княгине Ирине, да скажи спасибо, не хочу ее тревожить после дальней дороги. Ты же знаешь, как добра наша княгиня к людям добрым и божеским, и как она не любит тех, кто грех творит и обманывает! Чтобы сегодня же наряды гостьюшки моей были в горнице! И чтобы порчи никакой им не было!

Доброгнева кивала.

– Уходи с глаз моих! – Ката отвернулась от женщины. Та, не глядя по сторонам, выскочила наружу.

– Ох, сурова ты, сестрица! – засмеялся мальчишка, – я сейчас отца перед собой увидел, будто это он распекает провинившихся!

Ката хихикнула.

– Может в следующий раз побоится безобразничать! Нянюшка где? Долго ли ждать? – повернулась она к Светиславу.

– Захворала она, – ответил юноша, – просила простить ради бога, занемогла, встать с не может.

По его хитрому прищуру было понятно, что если и захворала вредная нянюшка, то воспалением хитрости. Не захотела под горячую руку воспитанницы попасть.

– Ладно, сама ее навещу, – произнесла Ката. – брат, раздели с нами трапезу?

Магнус кивнул.

– Если подружка твоя расскажет то, что ты мне рассказывала. Больно уж былица занятная.

Ката махнула, и Светислав впустил в горницу девушку-служанку.

– Новица, своди-ка нашу гостью в баньку, да после приодень. А потом приводи, трапезничать будем.

Маша растерялась, но Ката кивала, иди, мол, не бойся! И она пошла вслед за Новицей. Проходя мимо стоящих столбом парней, она взглянула сначала на Светозара, сурового лицом. Потом на Светислава. Ей, наверное, показалось, что Светислав подмигнул ей.