Текст книги "Герои и Злодеи (СИ)"

Автор книги: Аквитанская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Долг есть долг!

– Какой еще долг?.. – запуталась Генерал, и Хронист, учтиво взяв ее под руку, отвел ее в сторону.

– Пойдемте отсюда, я вам все объясню в более адекватной обстановке, – сказал он.

Не то чтобы Принцесса особо сопротивлялась. Похоже, ей самой было тошно от сцены, свидетелем которой она стала.

С верхнего этажа еще около получаса раздавалась брань, а Хронист и Генерал расположились в столовой, где гостеприимные слуги предложили им чай из горных трав и печенье. Принцесса вежливо отказалась от угощения, а Хронист вовсю воспользовался возможностью. Не каждый день он обедал в чужой, а не своей, башне.

После того как Хронист объяснил всю сложившуюся ситуацию и попросил не лишать звания Часового, Генерал еще долго задумчиво смотрела куда-то на тарелку с печеньем.

– Честно сказать, я удивилась поведению сестры. За ней никогда не было заметно ничего подобного, – опустошенно произнесла она.

– Может быть, это влияние Чернокнижника? – предположил Хронист, шумно хлебнув чаю.

– Нет, я так не думаю… Она явно имеет на него влияние большее, чем он на нее.

– О, это уж точно.

– Несколько лет назад по городу шел слух, что кто-то из королевской семьи держит рабов. Теперь я не удивлюсь, если узнаю, что это была она.

– Ну не стоит так наговаривать на собственную сестру, – покачал головой Хронист.

– Нет, стоит. Мне следует впредь наблюдать за ней тщательнее. Но я очень боюсь разматывать этот клубок.

Хронист вздохнул и отставил в сторону чашку с чаем. Его нос опять чесался, и на нем опять была божья коровка.

«Видимо, волшебное создание», – подумал Хронист и устроил коровку у себя на плече.

– Знаете, Ваше Высочество… – заговорил он после печального молчания. – Мне кажется, что теория Часового все же действительна. Я вспомнил один факт, который не дает мне покоя.

– Какой же?

– Его Преосвященство Инквизитор состоит как в графе героев, так и в графе злодеев.

Генерал задумчиво подперла голову кулаком.

– Да. Так и есть, – чуть помедлив, ответила она. – Насколько я знаю, его поместили в оба статуса по его собственному приказу. Но… – женщина нахмурила брови. – Значит ли это, что теперь и моя сестра должна отправиться во вторую графу?

– Как она сама захочет, я думаю, – кивнул Хронист. – В демонах ведь нет ничего плохого, если подумать. Просто другой взгляд на вещи. Меня больше удивляет, что Мятежница является героиней, несмотря на то, что вы враждуете уже столько лет.

– Мы были друзьями когда-то… Но сейчас это неважно, – Принцесса горько вздохнула. – Так или иначе, мне кажется, теперь мне придется много пересмотреть в нашей системе.

– Как и мне, Ваше Высочество, как и мне.

По лестнице раздались злые громкие шаги, и вслед за ними в столовую влетел Часовой. Весь взъерошенный, помятый. Таким его, кажется, никто никогда не видел, в том числе и Хронист.

– Чтоб я еще раз играл в карты с Чернокнижником! Хронист, они с Принцессой хотели превратить меня в жабу! Так и сказали, честное слово… – замолкнув на полуслове, Часовой схватил со стола кружку с чаем и допил залпом, закашлявшись и скривившись.

Травяные чаи он никогда не любил, предпочитая вино.

– Ну, а мне пора, – поднялась из-за своего места Генерал. Часовой встрепенулся, словно до этого не замечал ее, и вытянулся по стойке смирно. – Вольно-вольно… – махнула рукой женщина и опять устало вздохнула, направляясь к выходу.

– Удачной дороги, Ваше Высочество! – крикнул ей вслед Хронист, а затем перевел свой взгляд на Часового. У того, похоже, начался нервный тик, сопровождавшийся странными судорогами на прежде всегда спокойном лице.

– Я серьезно думал, что он меня убьет, – пробормотал Часовой.

– Тише-тише, все прошло, – Хронист похлопал его по плечу и предложил присесть. Как только гвардеец опустился на стул, он поспешил его хоть немного обрадовать: – Знаешь, а мы с Принцессой-Генералом пришли к выводу, что резон в твоих словах есть.

– В каких? Про жабу? – потерянно отозвался Часовой.

– Да нет же, дурачок. Про ангелов и демонов.

– А, тогда я рад. Не думаю, что это нам дает что-то, впрочем, – Часовой глубоко вздохнул, успокаиваясь. – В нашем обществе деление на плохое и хорошее все равно останется таким же четким.

– Ну, зато у нас появились первые шажки к разнообразию. Вот, Принцесса-Волшебница и Инквизитор еще…

– Инквизитор? Разве он не злодей?

– О, это долгая история, друг мой…

҉ ҉ ҉

– Я всегда считал себя ангелом во плоти, а теперь ты мне говоришь, что я не ангел. Вот какой ты после этого друг?

– Ангелы, мой милый Хронист, не гонят подпольную сивуху по воскресеньям.

– Да кому ж это мешает? Я продаю ее Купчихе за полценок. Мне, знаешь ли, не хватает бумаги. Приходится выкручиваться и докупать самому.

– Я понимаю твое бедственное положение, но ты нарушаешь закон.

– Я могу напомнить тебе случай с картами и Чернокнижником?

– Господи помилуй, это же было полвека назад. Как ты не забыл?

– О, поверь мне, ты был тогда таким растерянным, что я никогда не забуду.

С улицы раздался первый залп мушкетов.

– Ну спасибо, Хронист. Ты определенно самый лучший друг.

========== Разбитые короны и сорванные цепи ==========

1.

Все, что было у Сироты – это четыре обшарпанные стены, скрытые темной суконной тканью, заляпанное пальцами зеркало, жалкая пародия на постель и дюжина огарков свечей, расставленных тут и там, но больше всего – на темном от грязи столе.

А еще у Сироты была сестра. Она могла бы быть самой лучшей сестрой на всем белом свете, если бы только не ее руки, поправляющие сейчас прическу так, чтобы локоны обязательно спускались на оголенные плечи. Если бы не ее руки, после грабящие ни о чем не подозревающих прохожих.

Сирота мог бы любить сестру, если бы она не делала его одежду как можно более грязной, если бы она не мазала его лицо сажей, если бы она не заставляла его принимать участие во всех ее спектаклях.

Сирота любил бы свою сестру, если бы она не была злодейкой.

Он сам не был уверен, кто он. Никогда. Он не делал ничего плохого, но содействовал этому. Своим молчанием. Своей покорностью.

Относительной покорностью, конечно же, потому что он подчинялся не всегда.

Как сегодня.

– Ах, ну почему же у тебя прорезался голосок, – с притворным разочарованием вздохнула сестра и, наклонив голову вниз, придирчиво оглядела вырез платья на своей груди. – С твоим детским так легко было разводить людей на жалость.

– Ты могла бы догадаться, что я когда-нибудь вырасту, – Сирота вцепился пальцами в края табуретки и вздохнул.

Хотелось убежать.

– Выглядишь ты до сих пор как ребеночек. Но рот теперь тебе лучше не раскрывать.

– Никуда я не пойду. Можно зарабатывать и по-другому, ты не считаешь?

– Что значит «никуда не пойдешь»? – сестра отвернулась от зеркала и раздраженно уставилась на младшего. – Ты больше ни на что не годен.

– Не попробую – не узнаю, – хмуро отозвался Сирота, смотря на темный пол и не решаясь поднимать взгляд.

– Ты пробовал. Хозяйка правильно сказала, что посудомойка из тебя даже еще хуже, чем воришка.

– Как будто другой работы нет, – зло выдохнул через нос мальчик. – И вообще. Ты Шарлатанка. Вот пойду и сдам тебя городской страже.

– И напялишь цепи вместе со мной, гаденыш! – зашипела сестра и схватила его за ухо, больно выворачивая.

Сирота не произнес ни звука.

У него не было привычки шуметь. Потому что шум раздражал Хозяйку и сестру. Лучше промолчать, чтобы не допустить боли в будущем – так он думал все свое детство, и это почти въелось в сознание, пока в один момент он не увидел другую жизнь.

Мир, где злодеев казнят.

Где помост на главной площади используется по назначению, а тюрьмы лопаются от преступников.

Никто не умирает своей смертью, если ему не предназначено.

Никто не меняет свою роль, пока этого не понадобится.

Сирота отчего-то подумал, смотря на безвольно болтающееся тело в петле, что время настало. Кому-то понадобилось, чтобы он перестал быть Сиротой.

На следующий день была назначена коронация нового Короля, и это показалось символичным. Кто-то тоже менял свою роль. Переставал быть Наследником.

Сирота обернулся и выискал среди толпы знакомую алую юбку, хозяйка которой пыталась надурить очередного прохожего, пришедшего посмотреть на казнь. Ее пальцы скользили по чужой ладони и предсказывали будущее.

Даже если у сестры и был дар предвидения, она, в конечном счете, не смогла предсказать даже свое собственное будущее.

Потому что Сирота сорвался с места и побежал сквозь суматоху, мимо безликих героев и злодеев, и впереди его ждала жизнь куда лучшая, чем была прежде.

2.

– Инфанта прошлым вечером была прекрасна, не так ли? – раздался голос Принца над ухом Музыканта, и тот, вздрогнув, оторвался от созерцания садовника, подстригавшего низенькие кусты.

Принц улыбался своей привычной, знающей все улыбкой, и Музыканту стало не по себе. Нет, конечно, Принц не мог знать.

Конечно.

– Инфанта всегда прекрасна, Ваше Высочество, – улыбнулся Музыкант, в тайне надеясь, чтобы Принц не заметил его нервозности.

Сегодня был важный день.

Принц рассмеялся.

– Обожаю эти горы лести, даже если они обращены не на меня.

– Мне обратить их на вас? – немного успокоившись, ответил Музыкант, все так же приоткрывая губы в улыбке.

Фамильярничать с Принцем было обычным делом. Все-таки они были друзьями.

Музыкант надеялся на это, по крайней мере. Покровительство Принца дорогого стоило.

– Сегодня попытайтесь засыпать лестью нашего будущего Короля, – посоветовал Принц и отвернулся от окна, устремив взгляд на происходящее в его покоях.

Впрочем, там толком ничего не происходило. Ничего не двигалось, если быть точнее. На полу, обняв свой снятый камзол, лежал Шевалье, на кушетке, свесив вниз ноги и руки, похрапывал Маркиз. Где-то спрятался Граф, утащив с собой оставшиеся после бурного вечера бутылки вина. Все остальные разошлись еще ночью.

А сейчас было раннее утро, и Музыкант чувствовал себя замечательно. Если не считать волнения перед сегодняшним днем, конечно же.

Принц громко захлопал в ладоши и провозгласил:

– Господа! Советую вам проснуться. Сегодня коронация Короля и, пропустив ее, вы рискуете никогда не вкусить королевской милости.

Маркиз перестал храпеть и вскинулся, в удивлении озираясь по сторонам. Шевалье даже не дернулся, все так же сжимая пальцами золотое шитье своего камзола.

Музыкант издал смешок, который тут же подхватил Принц. У того, похоже, было отличное настроение. Хотя своего брата, будущего Короля, он страшно не любил и наверняка планировал совершить на коронации какую-нибудь утонченную пакость.

Могли ли они, увлеченные подготовкой к грандиозному празднику, знать, что где-то в подвалах дворца Дознаватель уже несколько часов как раскрыл роковую тайну? Нет, не могли. Не могли они знать, что Инфанта, будущая жена будущего Короля, давно отдана сердцем и телом другому.

Разве что, один из них знал. Один из них, стоило начаться гуляниям, был схвачен стражей и заперт в казематах. Его скрипка была разбита, как и его лицо.

А спустя месяц Музыканту было суждено стать Монахом.

3.

– Эй, красавчик, ты опять смурной.

Тюремщик хмуро взглянул на Пленницу и вернулся к заполнению отчета, щурясь при неярком свете свечи.

– Видала я твою сеструху недавно.

Рука, аккуратно держащая перо, дрогнула на мгновение, но тут же выправилась и продолжила свои движения.

– Жаль, что теперь нам запрещено отрезать вам языки, – прошипел Тюремщик, нервно напрягая челюсть. Пленница рассмеялась.

– А вас все так же секут за проступки. Давно розог по заднице не получал, а, Тюремщик?

Мужчина попытался не обращать внимания на бессвязный бред Пленницы, но выходило с трудом. Он устал. Совсем не так он представлял эту работу. Затхлость подземелий делала его сонным и раздражительным. Писать отчеты он ненавидел. Он совсем ничего не любил в этой службе, кроме своих сослуживцев.

– Она по тебе не скучает.

– Еще бы она скучала, – хмыкнул Тюремщик. – Посмотрим, как она запоет, когда окажется за решеткой.

Пленница прижалась к прутьям, надула губы.

– Ты такой скучный.

– Знаешь, кто у нас интересный?

– Кто же?

– Палач. Тот еще душа компании.

Пленница витиевато выругалась и скрылась в темноте камеры. Тюремщик вздохнул. Ему нужно выпросить отпуск или что-то вроде того. Может быть, попросить перевести в другое место. Он будет скучать по Палачу с его хмурым обаянием, но дальше так продолжаться не может.

Тюремщик знал каждого преступника в Королевстве. В его темницах побывали все, кроме хитрой изворотливой Шарлатанки, избегавшей наказания снова и снова.

Это было почти личным делом. Поймать ее. Но, сидя в подземельях, Тюремщик не мог сделать этого.

Ему предстояло стать кем-то другим.

4.

Приор смотрел так, будто заглядывал в душу. Его старческие глаза цепко замечали сомнения и страхи. Монах весь полнился ими.

– Может быть, капуста? – тихо спросил Приор. – Или козочки. Брат мой, я не вправе заставлять тебя, но для твоего же блага будет лучше найти посильную тебе работу.

Монах поджал губы. Он знал, что за непослушание его могут выгнать из монастыря, и тогда у него совсем ничего не останется.

Он так скучал по своей скрипке.

– Хор, – сказал он. – Я бы хотел организовать хор при монастыре.

– О, это прекрасная идея, – Приор улыбнулся своими сухими губами. – Тебе стоит сказать об этом братии после вечерней молитвы.

Дни в монастыре застыли в янтаре. Если хоть что-то в их сумасшедшем королевстве и имело развитие, то только не монашеская жизнь. Она повторялась день ото дня, а все чудеса находили отображение только в хрониках. Последним настоящим чудом, случившимся в монастыре, был приплод в пять козлят у их любимой козочки.

Монах не любил эту жизнь. Она была не его. Выходя от Приора, он понимал, что даже церковный хор не будет в силах вернуть ему то, что он потерял.

По утрам он прятал под прохудившийся матрас медальон с ликом своей возлюбленной. Он знал, что она стала Монахиней, разделив его судьбу. Он также знал, что их любовь не была сиюминутным порывом: они были знакомы с детства. Но судьба так рассудила. Приор говорил ему каждый день, что смирение – лучшая из добродетелей. И что они все живут так, как уготовил им Творец.

Монах знать не желал этого Творца, но со временем, проведя в монастыре многие десятилетия, начал понимать его замыслы.

Видимо, так случается со всеми Монахами. Видимо, так случилось и с Приором тоже – он-то, кажется, был в монастыре с самого сотворения мира. У него точно было достаточно времени для того, чтобы поразмышлять над смыслом жизни.

К концу третьего столетия их маленький хор отточил до идеала пятую песню. Это было достаточно продуктивно. В масштабах вечности.

5.

Юноша, приставленный охранять Башню летописцев, создавал впечатление заносчивого сынка мелкопоместного дворянина. Хронист оплакал свою давно ушедшую молодость и сказал ему:

– Я здесь надолго не задержусь, парень.

Часовой пожал плечами.

– Как и я. Мне сказали, это путь в офицеры.

Хронист нервно хохотнул и страдальчески оглядел книги, которые ему предстояло переписать в связи с новой политикой Короля.

– Ну, что ж, удачи, – сказал он, заранее зная, что ни Часовому никогда не стать офицером, ни ему самому не вернуться в то время, когда он был Музыкантом.

Потому что ничего не меняется, пока того не захочет Творец.