Текст книги "Не рассказывай сказки (СИ)"

Автор книги: Акили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

========== Часть 1 ==========

«Ты меня не знаешь, но я…»

Перо на миг застыло над пергаментом и тут же перечеркнуло всё написанное. Новый лист лёг на покосившийся грубо сколоченный стол. Стук по дну чернильницы. Новое письмо.

«Я просто хотела быть счастливой…»

Скомканный листок полетел под стол к предыдущему. Неровные буквы словно насмехались.

«Я лишь хотела выбраться отсюда. Пойми…»

Рука с пером дрогнула. Чёрная, как уголь, капля растеклась по последнему слову, стирая его с дешёвого желтоватого листа. Короткий вздох. Дрогнуло пламя свечи. Новый лист. Куцее перо снова вошло в изящную узорную чернильницу из редкого стекла.

«Здравствуй. Я твоя…»

– Мария, что ты делаешь? Уже так поздно.

В полутёмную каморку просунулось бледное худое лицо в нелепом чепце на тёмных вьющихся волосах.

– Ничего, – листок с единственной строчкой был тут же зарыт среди других вещей на столе. – Иди спать, Марта.

Мягкие глаза Марты посмотрели с неверием. Они были цвета крепкого чая, какой подают в изысканных гостиных в поместьях богачей, но Марта никогда их не видела, поэтому именовала свои глаза не более чем карие.

А вот Мария видела… Она видела роскошные залы, обитые бархатом высокие стены, свет тысячи свечей отражался в её чёрных глазах цвета оникса.

«Оникса!» – с усмешкой подумала Мария, сидя в своей тёмной грязной каморке. Это там они были ониксы, а сейчас словно потухшие угли.

– Завтра уходит последний обоз с беженцами. Я поговорю с извозчиком. Он примет тебя. Должен принять.

– Моя наивная Марта, думаешь, он берёт людей по доброте душевной? – Мария снисходительно посмотрела на подругу.

– Никто и не говорит, что по доброте, – лицо Марты тут же посерьёзнело. – Я заплачу ему. За всех же платила.

– Как «за всех»?

Мария резко поднялась со скрипучего стула так, что прядь светлых, как пшеница, волос зацепилась за гвоздь на спинке. Мария поморщилась от мелкой неприятности и большими глазами посмотрела на подругу.

– Ты платила за всех? Все, кто тут жил, уехали за плату?

– Да.

– Марта, чем? Откуда у них монеты?

– Какие у них монеты? Они же дети! У них никого нет, кроме нас, – всплеснула мозольными руками Марта.

В сиротском приюте Гвиневы когда-то жили десятки девочек, потерявших родню или оказавшихся на улице из-за долгов семьи. Здесь они жили, обучались женским занятиям, чтобы в шестнадцать лет найти работу и покинуть приют. Кто-то хорошо устраивался в богатом поместье прачкой или помощницей на кухне, другие помогали за гроши в лавках, самые удачливые выходили замуж за слуг, трубочистов, подмастерий, рабочих, иные вовсе неизвестно куда пропадали. Таков был путь всех, кто оказался в этих мрачных стенах.

Но Мария была другой. Она хотела быть другой.

На миг перед глазами снова возник светлый зал, золотая люстра тысячи свечей, нежные звуки музыки и лёгкие, как бриз, шепотки светских бесед. Наваждение рассеялось со взмахом длинных ресниц. Мария снова стояла в каморке, которая служила ей спальней. В уже опустевшем приюте.

– Тогда чем ты платила извозчикам, Марта?

– Я зарабатывала кое-что в городе. Мне же надо было на что-то жить, после ухода отсюда. Вот и копила понемногу. Теперь уже, – Марта коротко вздохнула, – теперь уже незачем. Вот и отдала всё, что было. Едва хватило на всех наших девочек…

«И не хватило на себя», – мысленно закончила её мысль Мария.

После смерти старой настоятельницы полтора года назад, самыми старшими в приюте оказались Мария, Марта и Катерина. Катерине тогда шёл шестнадцатый год, она уже нашла работу в ткацкой мастерской, так как неплохо шила. Катерина обещала помогать оставшимся в приюте девочкам по мере нужды и возможностей. «Мы всё равно остаёмся семьёй. Вы мои сёстры», – сказала она. Многие так говорили, а потом исчезали, устроив свою жизнь, и старались забыть потерянные в этом мрачном месте годы. Впрочем, неизвестно, сдержала ли бы своё обещание Катерина. Через месяц после ухода из приюта она попала под колёса мчащегося экипажа.

Сейчас по шестнадцать исполнилось Марии и Марте, но законы приюта изменились вместе с законами Гвиневы.

Марта глянула в почерневшее от ночи мутное окно и снова вздохнула. Ей даже не надо было видеть улицу, чтобы знать, что в домах не горело ни единой свечки. И не по́зднее время тому причиной. С этой улицы переехали почти все. Гвинева опустела от нависшей тени. Она пахла кровью, порохом и смертью.

– Девочки должны молиться на тебя, – кивнула Мария.

Её лицо превратилось в неподвижную маску, потому что Мария знала – она бы никогда не поступила, как Марта. Заботиться в этом мире о себе – уже сложная задача. О двоих – почти непосильная. А уж наскрести денег, чтобы отправить в безопасное место весь приют, – на такой подвиг была способна только Марта.

Мария внутренне и смеялась над её глупостью, ведь этими деньгами Марта могла спасти свою жизнь, и жалела её. Пойди их жизнь обычным чередом, Марта бы не выжила со своим жертвенным добродушием. В крайнем случае попала бы к людям, которые бы сжили её со свету.

С другой стороны, Марта была единственным человеком, за которого бы Мария вступилась. Она бы пришла к жестоким людям и отхлестала их плёткой, если те ещё раз тронут её подругу. Так Мария это представляла, ведь её саму к тому времени не посмел бы тронуть ни один.

С чего между двумя девочками, а теперь и девушками возникла такая прочная связь и забота друг о друге, Мария сама не понимала. Впервые она обратила внимание на Марту несколько лет назад, когда Марию наказала настоятельница. Той показалось, что Мария разговаривала слишком дерзко и оставила её без ужина. Изнывая от голода, и запертая в каморке ещё меньшей и тёмной, чем эта, Мария прокляла всё на свете, готова была злиться, крушить мебель, пока под дверью не забрезжил огонёк единственной свечи. Под дверь просунули плоский, как подошва, хлеб, и робкие слова: «Не грусти».

С тех пор Мария не боялась дерзить настоятельнице. Она знала, что Марта принесёт ей еды. Не боялась просыпать время уборки, потому что Марта убиралась за них двоих. Даже убегала в город поглядеть на нарядные витрины магазинов, зная, что Марта прикроет её от бдительного внимания настоятельницы.

Марию всё устраивало. Пока однажды она не увидела, как над Мартой открыто смеются старшие девочки. Одна опрокинула ведро с грязной мыльной водой и велела Марте всё «вылизать». Другая сказала, что отныне Марта будет делать их работу, иначе они придумают для настоятельницы какие-нибудь порочащие Марту слухи. Про Марию они не сказали ни слова, но ту разозлило, что её Марту будет использовать кто-то другой. Этого Мария стерпеть не могла. Она кинулась на старших девочек с кулаками, расцарапала им лица, оторвала по клоку волос. Ей и самой досталось, но Марии было всё равно, она точно знала, что не отдаст ничего, что по праву принадлежит ей.

Настоятельница держала её взаперти на воде и чёрством хлебе целый месяц. Но Марта всегда приносила что-нибудь со стола, отрывала от своей порции. Её глаза цвета чая сияли такой радостной благодарностью, когда она видела Марию, что последней было не по себе от такого взгляда. Разве Мария сделала что-то особенное? Разве она сделала что-то хорошее?

«Ты очень хорошая», – сказала ей Марта. Мария тогда заглянула в эти чайные глаза и почувствовала: им она врать не может. С тех пор Мария готова была сделать всё, чтобы быть хорошей в этих глазах, и Марта платила ей преданностью и дружбой.

– Раз ты потратила все монеты на девочек, то как ты собираешься уговаривать извозчика взять меня? – вернула свои мысли в настоящее Мария.

– Я видела его вчера и… ну, он так смотрел на меня… кажется, я ему понравилась…

– Не смей! – рявкнула Мария и опрокинула стул. – Не смей платить… так! За себя так не платишь и за меня не смей! Я останусь здесь.

– Но как же… Ведь ты…

– Неважно! – Мария махнула рукой, вскипевший гнев утих. – Иди спать. Я тоже скоро лягу. Или хочешь, чтобы я опять рассказывала тебе сказки? Повзрослей уже.

«Мария, чем кончилась та сказка про девушку? Богатый добрый господин женился на ней, и они жили долго и счастливо?» – спрашивала Марта когда-то, но с некоторых пор Мария больше не рассказывала сказок… и Марта это знала.

– Спокойной ночи, Мария…

– Спокойной ночи, Марта.

Мария поставила на место стул и снова села за покосившийся стол, устало подперев кулачком щёку.

– Мария… – донеслось тихо уже из-за двери. – Он не придёт.

Глаза Марии в миг потускнели.

– Я знаю.

Снова перо в чернилах над жёлтой помятой бумагой. Левая рука сжала тонкий стержень. Правая – легла на округлый живот. Сказать всё, что хотела на одном листе.

«Здравствуй. Я твоя мама…»

Три недели спустя…

Совсем рядом раздался оглушительный грохот, и Марта едва не выронила таз с нагретой водой. Она прижалась к дверному косяку и зажмурилась, пережидая, когда пол под ногами перестанет ходить ходуном. Но то был лишь страх.

Ударило рядом, но здание приюта всё ещё было цело. Дрожали и осыпались пылью и опилками потолки. Пару раз через окна даже пролетели пули и застряли в косяке, никого не задело. Бои то накатывали на ближайшие улицы, то подобно отливу уходили опять за городскую черту. Дребезжали стёкла. Стонала за окном белая ночь.

Когда всё затихало, Марта ходила по пустым домам и собирала все припасы, какие могли пригодиться. Сейчас в приюте было достаточно еды, чтобы продержаться пару недель, а то и месяц. Марта надеялась, что бои к этому времени утихнут. Шум битвы пугал её. Стоило войне подойти близко, Марта забивалась в угол и сидела, как загнанная в ловушку мышь, пока не становилось тише.

Но сегодня под грохот пушек, свист пуль и крики она требовала от себя всего мужества, которое могло хранить кроткое девичье сердце, потому что на другом конце приюта раздавался ещё один крик.

– Я уже иду! Иду! – кричала Марта в ответ через все комнаты, пока добиралась по дребезжащему полу к заветной каморке. – Мария, я здесь!

– Да уйди ты! – шипела на неё подруга, отмахиваясь от заботливых рук, что хотели стереть со лба испарину. – Ты же трясёшься как лист. Чего ещё здесь? Почему не уехала?

– Да как же я брошу тебя? Да и куда я уеду? Поздно уже, – качала головой Марта, пока хлопотала с горой тряпок и тазиков.

– Бросишь? Нет, не бросай меня!

Мария то выла, то дёргалась, то затихала, то прогоняла Марту прочь, то умоляла не оставлять её одну. Марта что-то говорила в ответ, успокаивала, хотя саму её накрывала паника. Она не знала, как принимать роды, но надеялась, что всё обойдётся. Вот только бои, перекинувшиеся на ближайшие улицы, пугали не меньше, в любой миг какой-нибудь снаряд мог проломить хлипкие стены приюта и погубить всех, кому не посчастливилось остаться в городе.

Минуты тянулись как часы, часы как дни. Мария бледнела в тусклом свете свечей и была похожа на призрак. Тёмные широко раскрытые глаза смотрели на дрожащий потолок, собственный крик сливался с грохотом снаружи. Когда она почувствовала, что пора: её ребёнок прокладывает путь в этот безжалостный мир, то схватилась за живот и заплакала:

– Не надо! Не ходи сюда. Тебе здесь не будет места. Оставайся там, в тепле и безопасности!

– Мария, тише, не мешай ему! – кричала на неё в ответ Марта. – Твой малыш рождается. Позволь ему.

– Нет! Марта, не позволяй ему! Он будет несчастен, как я! У него не будет ни отца, ни матери! Зачем же? Убей его, Марта!

– Да что ты говоришь?! – в ужасе воскликнула Марта. – У тебя горячка.

Мария не знала, что делать. Ребёнок рождался. Он упрямо хотел увидеть мир, быть его частью, как она сама. Он так похож на неё и закончит, как она, и Мария ничего не могла с этим сделать.

– Марта, я написала ему… ей письмо, где всё рассказала. Я написала, что не люблю его… её, что она будет одна! Я использовала её, чтобы жить при её отце, но отцу она оказалась не нужна. Это правда. Пусть ребёнок знает! Пусть она не живёт грёзами и пусть уезжает. Прочти ей это письмо! – Мария тяжело хватала ртом воздух.

– Какое письмо, Мария? Я и читать не умею, а уж младенец подавно.

После этого Мария в бреду только бормотала невнятные слова. Марта хлопотала над ней, пока рядом гремели снаряды. Её руки вздрагивали, она сама уже рыдала от страха, но среди смерти и крови на её глазах рождалась новая жизнь. И в миг, когда на поле боя наступило затишье, крик младенца зазвенел в стенах пустого приюта.

– Мария, смотри! У тебя мальчик. Родился твой сын. Мария!

Но взгляд цвета оникса потух. Пшеничные локоны спутались и лежали на подушке под неподвижной головой. На горизонте занимался рассвет. На поле боя подняли знамя победы. А в приюте плакал живой младенец, Марта сидела с ним на руках над телом подруги. Ладони Марии лежали на животе, словно она в последней попытке стремилась удержать внутри дитя, не пустить его в мир, но оказалась бессильна.

Край письма торчал из кармана её платья. Марта взяла его в мозолистую руку. В другой и на коленях дремал младенец. Глаза цвета мягкого чая смотрели на желтоватую бумагу и корявые буквы, на бледное тело Марии и румяное дитя.

“Я написала, что не люблю его”

Одно движение – письмо полетело в огонь. Марта перехватила поудобней младенца и прошептала ему:

– Не бойся. Я тебя не брошу. Твои мама с папой любили тебя, но погибли в войне. Ты будешь со мной, и я расскажу тебе сказку о девушке и добром богатом господине.