Текст книги "Лучшие рецепты мисс Грейнджер (СИ)"

Автор книги: Aino Aisenberg

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Язык. Руки. Становится легче и мокрее. Пальцы глубоко внутри и прикасаются к чему-то так, что хочется закричать. Он наращивает темп, и я чувствую, что вот-вот придет конец, но Люциус убирает пальцы и рывком входит сам, заполняя разгоряченное нутро.

Руки, губы, внутри его член. Он большой и с трудом помещается во влажной глубине. Осторожно толкнувшись вперед, мужчина затуманенным взором, ищет одобрения. Я, несмотря на неожиданную боль, причиненную его размером, подаюсь вперед. Жаждущая продолжения, покорная.

– Я мечтаю отдаваться тебе, – шепчу я, и он начинает медленно двигаться.

Вновь его пальцы, только что ласкавшие меня, у рта. Люциус раскрывает ими мои губы и проникает внутрь:

– Ты сладкая, попробуй это, – шепчет он, и я с готовностью принимаю горячую, прозрачную карамель смазки, которую он тут же делит со мной в поцелуе.

– Очень сладко, – повторяет он.

– Сильнее! Пожалуйста, прошу тебя!

И он начинает толкаться глубже. Вместе с тем эти движения

рваные и лишенные ритма. Он пытается поймать что-то ускользающее, а я молюсь, чтобы он не останавливался. И он держит этот марафон до тех пор, пока тело мое ни выгибается дугой бесконтрольно, мощно, а с губ срывается столь протяжный стон, что в нем тонет и голос Люциуса.

Несколько секунд, чтобы выровнять дыхание, и мы должны отдалиться снова. Очищающее заклинание, взгляд, что он так упорно отводит. Сердце падает в желудок, и я проклинаю себя. Теперь уж точно конец, ну зачем я так спешила.

Платье, перчатки, прическа, сдержанная слеза.

Перед тем, как покинуть этот райский пыльный угол, провожаю его взглядом. Гаснут в канделябрах коптящие свечи, и эта комнатка больше не кажется волшебной. Рука Люциуса чуть подталкивает меня вперед, а губы над ухом произносят всего лишь одну фразу:

– Я буду ждать этого снова.

Становится теплее.

Мы возвращаемся на свои места, с небольшим опозданием. Драко уже слушает новое произведение. Его бездонные глаза поглощают сцену.

========== Часть 6. ==========

***

Не нахожу места в собственном доме, ненавижу тиканье часов и собственные каштановые локоны, являющиеся взамен платиновой глади оборотной красоты. Я устала от бессонных ночей, потому что потребность видеть Люциуса остановилась на грани между отчаянием и безумством.

И это не тот человек, которого наблюдаю каждый день в Министерстве. Люциус в мире Гермионы очень недоволен своей подчиненной, бледной и невнимательной из-за бессонных ночей. Начальник в нем спрашивает, не больна ли я, на что сотрудник Грейнджер жалуется на обилие свалившихся проблем. Мужчина качает головой и перестает обращать на меня внимание.

Люциус из Вселенной Джин Грайн, погружается в топь страсти вместе с ней, и это уже не простое желание, а маниакальная жажда находить ладони друг друга в темноте гостиничных номеров, в бесстыдстве его рабочего кабинета в Малфой Мэноре. Я зависима от песочных часов, символично отмеряющих время действия зелья, от мягкого света его настольной лампы с зеленым абажуром, его рук, вьющих душащее жаркое кольцо на хрупкой шее моей свободы.

И хочу бежать прочь из картонного настоящего, жжет нетерпением пол гостиной. Издеваются, замедляя ход, часы. И бегу я прочь, под оплеухи ветра, слезы дождя, жала солнечных лучей, чтобы только как-то ускорить нашу встречу.

Макияж, сумочка через плечо, в ней лишь пачка сигарет, на комоде в прихожей солнечный блик в колечке связки ключей. Нервный звонок. Я открываю дверь.

Драко.

– Проходи, – сторонюсь я, вжимаясь в дверной косяк, будто не желая, чтобы он коснулся меня при входе.

Руку царапают колючки роз – он внимателен; любимых желтых бутонов нежность, прозрачная щетина небритых щек, взгляд затравленный, секунду спустя отрешенный. Не разрывая объятий, щекочет ресницами шею, ищет место для рук. И не найдя, хватает за плечи, и отстраняется.

– Что с тобой творится?

– Что? – не понимаю я.

– Мы не видимся неделями, и ты находишь все более неподходящие причины, чтобы отказывать мне во встречах. Грейнджер, признайся в чем дело. Ты же всегда была честна. И если так надо, ты просто скажи, чтобы я уходил раз и навсегда и не появлялся в твоем доме. Вот только не держи на поводке. Все. Устал. Конец.

Нет сил смотреть в глаза и не могу отпустить его руки. В странном вальсе локтей и коленок, я лишь теснее обнять его хочу. Вижу его лицо, а в нем страшную усталость, и виной тому не событии прошедших лет, а только я:

– Нет, не могу, не уходи.

Я не могу разрушить этот хрупкий мир и тишину, что сегодня между нами. Я хватаю его за кончики пальцев и тяну за собой в гостиную, Драко покорно плетется, оставляя грязные следы на пушистом ковре. А мне наплевать.

Усаживаю его в кресло и забираюсь на колени. Уютно, тепло, надежно, когда руки его находят покой, прижимая меня к груди.

Сердце трепещет – люблю.

Я направляю палочку на проигрыватель, и музыка наполняет молчаливую гостиную. Тихие умиротворяющие звуки. Но мужчина вздрагивает, будто острая боль пронзает его.

– Нет, выключи это, – зажимает ладонями уши Драко.

– Почему? – недоумеваю я, – что случилось, Драко? Стравинский… я подумала, что тебе может это понравиться. Что может быть прекраснее?

– Под эту музыку отец трахал свою любовницу. Я видел их… отец и моя училка по французскому языку… мне было всего лишь десять! Гермиона… я до сих пор не могу это пережить!

– Оставайся сегодня у меня, – гашу пожар щек поцелуем. Проигрыватель горкой запчастей лежит на полу. Драко подхватывает меня на руки и уносит в спальню. А я обязана быть честной и принадлежать только ему.

И он прав. Стравинский «Весна». Виновато потупив взор, девушка – нежный май, прижимая букетик из ландышей к груди, встала между нами.

========== Часть 7. ==========

***

И все смешано, и перевернуто с ног на голову. Я с Драко, я с Люциусом. Уже не вижу никакой разницы, боясь лишь одного – перепутать их имена в порыве страсти, шепча имя любимого мужчины.

Пришло время выбирать. Погрязнуть в мире лжи имени Люциуса Малфоя, выбирая жизнь под «обороткой» или же выбрать ложь другого рода, рядом с женатым мужчиной Драко, утопать в море прелюбодеяния.

Свой выбор я уже сделала.

***

– Она пренебрегает материнскими обязанностями каждый раз, когда у нее появляются дела: будь то заседание толстожопых матрон в ее Благотворительном обществе или чтения в Лондонской Магической Библиотеке. Нет мира Нарцисса – Люциус – Драко, есть я и сын, – Люциус лежал в постели, покуривая короткую толстую сигару. Мы провели несколько чудесных часов, и теперь мужчина вел расслабленный праздный диалог, пока я приводила себя в порядок за туалетным столиком Нарциссы.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Думаю, настало время что-то уже изменить, ведь очевидно, что Нарцисса не нуждается в семье так же, как я, и самое главное, Драко.

Я пытаюсь вдеть в ухо серьгу. Рука вздрагивает, а я чувствительно царапаю щеку застежкой. Перед глазами проносится образ взрослого Драко и его слова о том, что он не может пережить момента близости его отца с любовницей. Горло душит кашель, и сквозь него вопрошаю:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Скажу тебе прямо, Джин, – глаза Люциуса темнеют, и я понимаю сколь серьезен теперь он, – если я разведусь с Нарциссой, станешь ли ты жить в моем доме?..

За окном побежал, испугавшись, дождь, оставляя следов мокрые дорожки. Как жаль, что я не могу вот так вскочить и удрать от ответственности, потому что, видит Бог, ведь больше всего сейчас мне необходимо прижаться к его сильной груди и рассказать все: что никакая я не Джин Грайн, а Гермиона Грейнджер, и я принадлежу к тем, кого он столь горячо ненавидит. Я – магглорожденная – его страсть. И признаться в этом – приговорить обоих.

Не хотят молвить губы, но заставляю их:

– Такие вопросы не решаются сразу. Дай мне время подумать.

– Сколько?

– Неделю, другую…. Ведь они ничего не решат…

– Я уезжаю, и у тебя будет достаточно времени для размышлений.

Он уезжает и значит… Это наш последний раз… Ведь про себя я все решила… И не должно быть больше Люциуса Малфоя в моей жизни. Не в силах справиться с шоком, я все еще сижу, изучая растерянное выражение лица в зеркале. А он, будто чувствуя что-то, поднимается с постели и приближается ко мне:

– Дальше так не может продолжаться. Или ты, или здесь останется только она, и закрыт тебе путь в Мэнор.

Голос его жесток, но тут же смягчается, когда он касается обнаженной шеи.

– Ты красива, и платье твое… будто ночь, но здесь чего-то не хватает? Блестящих камней?

– Висельной петли, – рвется откуда-то изнутри, и я так надеюсь, что не произнесла этого вслух.

Его руки пахнут медом, и так же сладки любимые уста.

– Люциус, не надо, у нас так мало времени, – говорю я, памятуя

лишь о том, что оборотное зелье перестанет действовать через час. Но как только его ладонь забирается под платье, с губ рвется лишь:

– Да, ооооо, да, продолжай.

Исчезает вдруг платье, под которым ничего – так ему больше нравится. Я на коленях, и, как всегда, неуверенна. Вбирая его, мысли улетучиваются полностью. Только я и его рука, направляющая меня, как надо. И, несмотря на спешку и легкую боль, которую он причиняет торопясь получить свое удовольствие, этот раз сладок, как никогда.

Не достигая своего финала, он снова возвращает меня в постель, и она все еще хранит жар его тела. А он, придавив меня всем своим весом, забавляется, водя своей плотью по мокрым, жаждущим проникновения складкам.

– Хорошо?

– Да, о, да, о, пожалуйста, Мерлин, не мучай.

– Тогда решай.

С этими словами мужчина резко отдаляется от меня.

Распластанная по кровати, измученная желанием я не сразу поняла, что происходит. Люциус уже застегивал брюки.

– Но, – недоуменно рвется с губ.

– Так будет всегда. Ты должна слушать, что говорю я.

========== Часть 8. ==========

***

Водоросли, спорыш, пиявки, сушеные златоглазки. Палочка зачехлена на обе недели отпуска. Я в грусти – так незаметно пролетел год. Расставляю колбы с ингредиентами по местам – они мне больше не понадобятся. Блестящие дорожки слез золотятся под нечаянно выглянувшим солнцем, я вхожу в атриум Министерства – первый рабочий день.

– Почему ты меня избегаешь? – нежный шепот в самое ушко, свернутый вчетверо пергамент с тем же вопросом. В служебной записке та же зациклившаяся печаль, – Грейнджер, схожу с ума, я скучаю.

Но нет ответа у меня, лишь короткий взгляд на дно его печали, отразившихся в непогожем сером море глаз.

Шторм.

Становится чуть легче под гнетом рутинной работы и километров пергаментов. Бегут из-под пера строчки, и кляксы садятся на свои места, время успокаивает ход. Все приходит в норму. И теперь возможно дышать.

Черная папка с серебристыми кубиками уголков – так положено, ему нравится, а рука почти без дрожи выводит строчку за строчкой, за строчкой, за строчкой. Хитросплетение букв и цифр – сложно выводящаяся формула новой жизни в одиночестве.

Перед тем, как отправиться с отчетом к Люциусу Малфою, долго рассматриваю себя в зеркале.

Плюс год и большее количество опыта, чем хотелось бы. Я теперь не сделаю никаких ошибок, от которых так страшно становится жить. А сейчас еще есть шанс устроить «нормальную» личную жизнь, ведь на меня из зеркала выглядывает все та же Гермиона, с копной спутанных кудрей, пытливым взглядом карих глаз. Поправляю прическу, тяну вверх декольте, в попытке сделать его более невинным.

Стук в дверь.

– Да-да.

– Добрый день, мисс Грейнджер, – голос Люциуса, и сам он за моей спиной.

Не хватает смелости обернуться, когда он почти вплотную подходит ко мне.

– Отличное платье, мисс Грейнджер, – замечает он, – темное, точно ночь.

– Да, – отвечаю я, понимая, что пора уже прекратить дакать.

– Вот только чего-то не хватает… – голос его становится едва различимым, – возможно висельной петли?

У меня подкашиваются ноги, и я пытаюсь найти опору, хватаясь за край стола. Разворачиваюсь к нему. Как в замедленной сцене из кино, падает на пол папка с отчетом. Из ее разверзшейся пасти летят белые птицы страниц. Летят и тут же падают к ногам Люциуса. Тяжелый ботинок из змеиной кожи оставляет след на их белых перьях. Шаг, еще шаг и его руки сомкнутся на моей шее.

Что будет делать он теперь? Задушит? Бросит «Аваду»?

Мужчина останавливается в паре дюймов от меня так, что я чувствую на лице его дыхание. Неровное, беспокойное, как пульс венки на виске. Жду, не в силах пошевелиться, а его руки ложатся на мою голову, убирая с лица разметавшиеся волосы. Медленно-медленно он приближается и касается моих губ своими. Пульс – пульс разрывает кожу, когда я хватаюсь в надежде спастись за его плечи.

Разорвав поцелуй, я вопрошаю с мольбой в голосе:

– О-о-о, только ответь мне! Как ты догадался? Откуда ты знаешь?

– Это называется аналитический ум, мисс Грейнджер, – голос его хранит остатки знакомого Люциуса, сохраняя бесцветность, – и знаю я больше, чем Вам хотелось бы. Я знаю историю Джин Грайн, которая спала со мной, и Гермионы Грейнджер, которая трахается с моим сыном.

– Но…

– Это не имеет значения, – делает паузу, будто решаясь на что-то, – не имеет, ибо без тебя я не могу, кем бы ты не являлась. Телу все равно, а разум требует твоего присутствия в жизни.

– То есть?

И он не дает мне договорить, сминая губы новым поцелуем.

– Это будет нелегко. Мне нужно привыкнуть к внешней оболочке, понимая, что внутри ты моя Джин и пахнешь так же, как она.

– Тогда я помогу тебе, – тихо молвлю я, снимая широкий черный пояс с платья. Как змеиное кольцо, он ложится на глаза Люциуса, лишая его возможности видеть. Здесь место только чувствам…

И он замирает в ожидании, пока мои пальцы трепетно и нежно избавляют любимое тело от одежды. Мантия, строгий меланж костюма. Рубашка – преграда, через которую прощупывается его жаркое тело. Но вот я избавляюсь и от нее. Его кожа увядает, ведь возраст упорно подбирается к отметке сорок пять.

Не нажимая, ногтями слегка провожу по его груди. Мурашки разбегаются там, где прошлись пальцы. Нажимаю сильнее – остаются алые дорожки, по которым следует мой язык. Ниже – ниже, только ниже.

Я легко справляюсь с пряжкой ремня и освобождаю его от брюк и белья. Он абсолютно наг, но не беззащитен. Обхватив мою голову руками, Люциус уверенно показывает то, что ему сейчас необходимо. Пока мой рот ласкает его возбужденную плоть, я с удовольствием отмечаю, как он скучал, и как от того теперь отзывается его тело. Зарываясь в волосы глубже, он направляет меня до конца.

Стоны наполняют комнату, и я не могу понять, где мой, и где теперь его голос. Крепко сжав ягодицы, я двигаюсь быстрее, быстрее. Он отстранят меня:

– О, Гермиона, не сейчас, подожди, – дышит тяжело, рывком усаживая меня на стол… Теперь его руки раскрывают занавес одежд, обнажая страстную драму название которой: «Я скучала». Входит.

– Отец, Гермиона?!!! – откуда-то из другого мира голос Драко, но мы оба слепы, и я в беспомощности озираюсь, пытаясь понять, откуда доносится голос. Но вокруг только красно-серые пятна, как ритм толчков Люциуса во мне.

Руки Драко на моих запястьях, в отчаянии пытающиеся оттащить их, крепко вцепившихся в плечи Люциуса. Подбородок, плечо, между ними моя голова.

– О, Драко, прости, милый, о, Мерлин, прости.

Люциус неуклюже стаскивает повязку со своего лица. Немая пауза, несколько секунд растянувшихся вечность, но решение приходит неожиданно.

Я нахожу губы Драко, солоноватые, холодные на вкус. Неужели слезы? Мои? Его? Люциуса? Нет, все же мои, я плачу, боясь, что он оттолкнет, ударит, запретит прикасаться к тебе. А мне он нужен. Так же сильно, как и второй мужчина, который все еще во мне, и тихо начинает двигаться опять.

Вдруг язык Драко сплетается с моим, и он начинает отвечать мне, еще немного и руки, отпустив мои, обхватывают грудь, теребя, поигрывая сосками. Оставив их на миг, он через голову стаскивает рубашку. И вот уже два разгоряченных тела касаются моей кожи.

Я выгибаюсь на столе, пока Драко освобождается от брюк, готовая губами принять его, ведь внутри продолжает Люциус. И он не заставляет меня ждать.

Так хорошо, так глубоко. И теперь. Неведомо чьими руками на мои глаза накладывается повязка. Наступает моя личная счастливая ночь, где я не понимаю, чьи руки теперь ласкают меня, и кто внутри. Важно только, что нет в этом никакой разницы. Ибо эти руки одинаково желанны.