Текст книги "Лучшие рецепты мисс Грейнджер (СИ)"

Автор книги: Aino Aisenberg

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Часть 1. ==========

***

Всю зрелую жизнь разум разрушает бессонница, и уже не вспомню тех лет, когда меня пробуждали теплые солнечные лучи, играющие в догонялки по моей постели, коже, прячась в волосах.

Беспокойными, потными пальцами каждый раз будит ночь.

Она услужлива, как распутная женщина, показывающая всю наготу кошмарных грез на полотне кинотеатра сомкнутых век. А потом, напугав, прикидывается самой невинностью и, завернувшись в нежнейший шелк темно-синего покрывала смотрит, часто моргая, ясными звездами.

Подойдя к окну, в который раз изучаю ее лицо – небо. Все в морщинах созвездий, оно выдает истинный возраст старухи. Мгла посмеивается тихо, скрывая иронию за шелестом ночного ветра, и дразнит-дразнит в голос: «Теперь ты не уснешь, Грейнджер».

В передозировке отчаяния необходим кофе в неприемлемых количествах. Все равно заснуть уже не получится.

Горький напиток на дне чашки отражает месяц, заглянувший в окно проверить, все ли в порядке. Киваю: «Да, все хорошо», и прикладываю палец к губам, запечатывая наше общее молчание: «Тише ночь, прочь сновидений кошмары, я хочу, чтобы тот, кто рядом со мной, спал спокойно».

Поправляю сбившееся одеяло, укрывая стройный стан мужчины, делящего со мной ложе. В голубоватом свете ночи его лицо кажется совершенным: вы когда-нибудь встречали мужчину-нимфу? Я да!

На волосы и ветви ресниц упала изморось. И иней – бледность его щек. Он жесткий, как мороз, когда в нашу тайну пытается проникнуть кто-то со стороны, но растворяет нежность его голос, когда остаемся один на один в душащем раю простыней. Он топит меня в сумерках смятенных глаз и вновь с надеждой смотрит, будто бы прося, чтобы я сама разыскала заблудившиеся слова.

И я стараюсь, бреду по лабиринтам расхождений, разностей и невозможностей – шепчу: «Я здесь, я с тобою рядом буду, ты приходи в отчаянии ночном».

Тихо-тихо, чтобы не разбудить, занимаю край кровати. И тут же на груди хозяйски оказывается его рука. Осторожно убираю теплую ладонь, он хмурится во сне и тут же возвращает ее на место. Понимаю – мужчина давно не спит и играет со мной. Принимаю эти правила, когда пальцы тихо и осторожно скользят вниз. Губы мягко растягивает улыбка.

Цель достигнута и вынужденная остановка внизу живота – вопрос – можно ли продолжить. И стон, сорвавшийся с губ, дает это условное разрешение.

Драко Люциус Малфой, какого черта? – строго произношу я, а он давится смехом.

Рывком поднимает тяжелое сильное тело и замирает надо мной. В серых Плутонах глаз расплескалось озорство. Касаюсь его лица, и тонкие бледные веки вздрагивают – так хорошо. Так нравится.

Ласкающие руки на разных полюсах. Одна исследует горы, терзает их снежные вершины, другая в знойных песках Сахары, где он находит маленький бугорок оазиса, способного дать столь необходимую влагу. Он нетерпеливо поглаживает его, чуть надавливает и все… простите… дальше чернота. Я слышу только свой собственный крик, больше похожий на вой, а вслед за ним низкий рык Драко.

Он входит в меня, и тело принимает его подобно горячей реке. Покачиваясь, он долго не может найти равновесие, ритм, дыхание. Обжигая, его плоть вновь возвращает меня к реальности. Боясь потерять этот драгоценный источник наслаждения, я всем телом рвусь к нему, мучая, истязая ногтями тонкую кожу. А он двигается рвано и нервно, быстрее, еще и еще.

Конец. Обессиленный, он доверчиво ищет покоя на моем плече. Мои пальцы успокаивающе бродят в платиновой паутине волос…

Я часто вспоминаю его другим: холодным и надменным. Всегда: в школе, в послевоенное время, когда мы встречались на допросах, касаемо его причастности к делам Темного Лорда. Мне показалось, что неприязнь так и осталась единственным чувством между нами, когда он поступил на службу в Министерство. В тот же отдел, где трудилась я.

Презрение, которое точно ледяной душ окатило меня с головы до ног, когда я первая поприветствовала его. А еще моя память бережно хранит песню разрываемых одежд, когда он втолкнул меня в первый попавшийся кабинет. Драко и сам с благодарностью возвращается в мыслях к тому дню. И если бы он не сделал шаг навстречу – навеки оставаться нам школьными врагами.

Драко учится быть мужчиной всю жизнь. И судьба с удовольствием преподносит ему уроки. Сначала правилами отца, потом требованиями Волан-де-Морта, а теперь и моими руками.

У него почти получилось, когда мужчина оставался холоден и груб со мной всегда, кроме тех моментов, когда за него говорило разгоряченное тело. Оно дарило ответы на многие мои вопросы, на которые Драко лишь стискивал зубы и пытался защищаться: ругаться, рычать, молчать, не замечать.

Но он сдался на финишной прямой, и теперь его голос говорит нежности, а он сам все чаще пренебрегает супружеским ложем и остается на ночь в моей комнате, в моей постели, в моих руках, которые любят диктовать свои правила.

Расстаемся, не дойдя пару кварталов до здания Министерства Магии. Каждый раз. Все знакомо до мелочей. Он чуть склоняется ко мне и, подарив быстрый поцелуй на пронизывающем ноябрьском ветру, уходит, не оборачиваясь. Запускаю руку в карман пальто и неизменно нахожу в нем кусочек пергамента – записку от Драко. Приятные мелочи, как сегодня: «Грейнджер, сегодня обедаем вместе. И не вздумай отказаться, потому что в противном случае я применю к тебе «Империо». Улыбаюсь, сминая пергамент, как дура. Ему нравится пугать – мне – бояться.

Обед с Драко… Будет чудесно. Горячий острый суп с гренками, быстрый секс в укромном уголке, вместо десерта. И это гораздо лучше, чем овсяные печенья, которые я подавала на завтрак. Они пригорели, пока Драко пробрался ко мне в душ.

========== Часть 2. ==========

***

Министерство на то и Мини – стерство. Маленький рассадник злобных климактеричек. За моей спиной шепчутся, и, кажется, догадываются, какие отношения связывают меня с Драко Малфоем. Но не ведать им одного. Драко лишь следствие.

Причина в другом.

Потные пальцы скользят по винно-красной обложке папки с отчетом, теперь когда я стою перед кабинетом начальника уже которую минуту, не решаясь постучать в дверь. Мимо, недоуменно глядя, проносится его секретарша с подносом. Тонко позвякивают фарфоровые чашки. Вскоре она покидает кабинет, и я срывающимся голосом хриплю:

– Мистер Люциус Малфой один?

– Да, он свободен, – пожимает плечами секретарь, – хотите, я сообщу о Вас?

– Спасибо, сама, – роняю я и тихонько скребусь в дверь.

Голос начальника уверенно велит войти, и я просачиваюсь в кабинет.

Опровергая законы физики, в комнате, заполненной бумагами, идеальная чистота и запах свежести, мяты. Хотя… наверное, это всего лишь одеколон. Мужчина, сидя за массивным дубовым столом погружен в чтение. Строгие серые глаза бегают от строчки к строчке, и он недоволен. Выдает глубокая морщина на переносице.

– Доброе утро, мисс Грейнджер, присядьте. Вам придется подождать.

Я занимаю кресло, стоящее напротив Люциуса, и жду. Он продолжает читать, будто забыв о моем существовании. А я разглядываю его. Тонкие пальцы с идеальным маникюром, почти как у сына, но более мужественные крупные. Возраст. Черты лица также сильно напоминают скульптурность лица Драко, но более усталые, резкие, ледяные. Это отточенная до идеала копия Драко Малфоя, предмет моего иррационального, непонятного, непостижимого… желания.

Закончив читать, он неторопливо откладывает папку в сторону. Вальяжность в каждом вдохе. Вежливо и с холодком предложив мне чашку чая, сигарету, виски и выслушав отказ, он переходит к делу:

– По какому вопросу Вы пожаловали, мисс?

– Я принесла отчет по последней операции в Чехии, – тихо отвечаю я и протягиваю Малфою папку.

Взяв ее в руки, он не упустил возможности тут же сделать замечание:

– Мисс Грейнджер, в который раз напоминаю Вам, что скоросшиватели для документации в нашем Отделе черные. Если у Вас нет таких, возьмите у секретаря. Это, конечно, мелочь, но раздражает несказанно.

– Приму к сведению, – мямлю я, едва разлепляя ссохшиеся губы, коря себя за то, что вновь не могу отвести взгляда от Люциуса.

А он. Я даже не знаю, как описать те чувства, что мистер Малфой испытывает ко мне. Давно уже в нашем общении не проскальзывает и нотки пренебрежения, превосходства или снисхождения с его стороны. Лишь холодное, ощутимое физически отчуждение. Я стараюсь понять, но все какие-то гипотезы да недомолвки.

Я понимаю, что Люциус наиболее сильно пострадал во Второй Магической Войне, ибо начав ее на стороне Волан де Морта, он прошел поистине разрушающий путь, в котором трансформировались его ценности, идеалы, стремления. И теперь, когда победа оказалась на стороне Света, а Малфой вернул себе доброе имя, помогая в поимке оставшихся приспешников Темного Лорда, я могу лишь домыслить, что творится в душе у самого Люциуса.

Но разве это возможно, когда человек отделился глухой стеклянной стеной от всего мира?

Холодный взгляд, вежливость, граничащая с абсурдностью, он больше не презирает полукровок и с уважением относится ко мне, магглорожденной волшебнице. Начальник никогда не хвалит меня, но благодаря ему, меня дважды за последний год повышали. Теперь по должности я такой же сотрудник, как и собственный сын Люциуса, да и занимаем мы с Драко соседние кабинеты. И ничто не выдает в начальнике пристрастия, разве что иногда уроненная как бы невзначай фраза: «Мисс Грейнджер, данные, что вы указали в последний раз, не верны. Я сверялся с показателями, предоставленными Драко Малфоем. В его сводках все логично и стройно. Советую Вам поучиться у него работать».

И это действительно так. Драко умеет сосредоточиться на задании и когда надо сделать его блистательно, и в самый короткий срок. Моя же репутация отличницы во всем за последнее время несколько померкла. Дело в том, что выполняя работу, которую должен был проверять Люциус Малфой, я терялась. Заблуждалась в цифрах, в определениях, возводя немыслимые конструкции ахинеи, ибо руки мои благоговейно начинали дрожать, стоило только перу вывести по пергаменту слово «Отчет».

Вот и в этот раз лицо начальника не раз меняло палитру цветов неудовольствия. Бегло прочитав сводку, он захлопнул папку и передал ее мне так, как подают грязную тряпку:

– Давно ли вы были в отпуске, мисс Грейнджер?

– Одиннадцать месяцев назад, – отвечаю я, сосредоточившись.

– Пора отдохнуть, – резюмировал строгий голос, – Ваша работа никуда не годится и изобилует глупыми описками. Обратитесь, пожалуйста, в соответствующий отдел за предоставлением выходных дней. Неделю – другую понежьтесь на морском берегу и возвращайтесь.

– Но я…

– Возражения не принимаются. К тому же я хотел бы, чтобы Вы не стали проситься отдыхать к Рождеству. Пригодитесь здесь, Грейнджер. Мистер Драко Малфой желает провести праздники с семьей в теплых краях. Так что набирайтесь сил, и чтобы я завтра же Вас здесь не видел.

Коротко кивнув, я встала с кресла и протянула руку Малфою.

Спорить бесполезно. И я знала это. Попрощавшись, вышла прочь из кабинета, напоследок обернувшись. Мужчина вновь читал, на сей раз длиннющий пергамент. На его переносице поблескивали очки. И никакого намека на улыбку.

После таких встреч мне болезненно необходим Драко, ибо невозможность прикоснуться к оригиналу порождало неуемное желание обладать копией. Я привычно вошла в кабинет, находу накладывая запирающее заклятие на дверь.

Драко понимает без слов, и уже через миг жилистая, как канат, рука, из которой не вывернешься даже при желании, прижимает мои бедра к рабочему столу. Свободная – рывком забирается под мантию, сминая до боли кожу на животе.

Властный язык исследует рот, и эти мокрые, чувственные поцелуи гонят кровь на предельно допустимой скорости:

– Хочу тебя.

И он смеется, покусывая мой подбородок и шею, чтобы немного успокоить свою восставшую плоть. Но сейчас нет времени на такие желанные ласки, и он разворачивает меня и рывком входит сзади. Темп, взятый им с самого начала, заставляет задыхаться и просить двигаться еще чаще, глубже, сильнее.

Напротив стола Драко установлено большое зеркало. Этот эпизод не первый между нами в его кабинете, и мужчине нравится видеть все. Как в предоргазменном экстазе мои глаза умоляют: «Только не останавливайся». А его взор туманен. Зрачок схвачен радужкой, и я кончаю только от того, что вижу, как хорошо ему. Кончаю с глубоким стоном, промокая до самых туфель. И Драко в благодарность за это изливается сразу вслед за мной.

Нужно какое-то время, чтобы прийти в себя. Он отдыхает на моем плече, и я все еще чувствую его в себе. Не знаю почему, но есть в этом моменте что-то важное, чудесное. Дыхание Драко постепенно выравнивается, и он возвращает меня к жизни легкими касаниями губ. Смотрюсь в зеркало. Жалкая жертва собственной страсти, косматая, распластанная по столу, с членом бывшего врага внутри.

– Ахгрейнджер, – выдыхает Драко, – что с тобой? Иногда ты бываешь особенно горячей, восхитительной. Как ты это делаешь?

Я не делаю ничего, понимая, однако, что вечно так продолжаться не может. Я день и ночь с фанатичной преданностью идее, разыскиваю в своей голове пути покорения… старшего Малфоя и их не нахожу. Пожалуй, легче пригласить на свидание дементора, чем Люциуса. Если раньше у него были хотя бы какие-то чувства ко мне, в виде презрения, пренебрежения, то теперь Гермиона Грейнджер была лишь единицей огромного, возглавляемого им штата, и воспринималась не нежнее, чем любой из предметов окружающего интерьера.

Выхожу из кабинета Драко, подгоняемая твердой, как никогда, решимостью, найти способ. Для начала нужно взять черную папку у секретаря.

– Нет больше черных, – гнусит миссис Дафер, – остались красные, как у Вас в руках, желаете?

Поборов в себе желание ответить грубостью, я разворачиваюсь и ухожу прочь. В тесноте своего кабинета открываю папку и раскрепляю подшивку. Что ж, сейчас исправлю ошибки и сменю скоросшиватель. Где-то у меня должно было остаться несколько штук.

Работа над ошибками занимает пару часов, и когда дело окончено, я подхожу к стеллажу с собственным архивом. Прочитав корешки, выбираю папку, содержавшую в себе устаревшие документы. Вот сюда-то и вложу отчет. Черная с серебреными краями папка скользит из ровного ряда остальных. Вслед за ней что-то блестящее со звоном падает к моим ногам.

Маховик Времени.

Я потеряла его несколько лет назад и уже отчаялась найти. Рука моя, дрожа, сжимает ценный артефакт. Обрывки воспоминаний лихорадочно проносятся в голове. Маховик много раз помогал, выручал, и его потеря казалась мне невосполнимой утратой. Я все еще смотрела на потускневший металл благоговейно, когда в голове внезапно родилась отчаянная мысль.

Но не сегодня.

Я должна приготовить кое-что.

И это не овсяное печенье.

========== Часть 3. ==========

***

Сад Малфой-Мэнора.

А я бред его томной полуденной дремы.

Летний зной располагает к отдыху. Мое же сердце колотится,

грозясь выпрыгнуть наружу. У дверей, ведущих в дом, робкий голос отличницы Гермионы в последний раз взывает к разуму. Я заглушаю его тройным ударом серебряного молоточка.

Дверь почти сразу распахивается, и я, с замиранием сердца, приветствую Добби.

Добби…

Что-то внутри предательски натягивается и вот-вот лопнет. В этот миг я понимаю, куда попала. Далекое, безвозвратно утерянное и странно-теплое прошлое. Где все еще живы и наполнены надеждами, строят планы на будущее. Эльф, конечно, не знаком со мной. Голос его учтив и, кажется, подобострастен. Он приветствует мисс Грайн. Так я представилась. Домовик вежливо осведомляется к кому я и по какому вопросу.

Что же, план был готов заранее, четок и выверен.

– Я к мистеру или миссис Малфой по поводу работы.

Домовик осматривает меня с головы до ног и, качая головой утвердительно, дает знак следовать за ним.

Кабинет Люциуса Малфоя в родовом поместье до зубовного скрежета напоминает его министерский офис. Та же хирургическая чистота и строгость. Странно, ведь я по-другому представляла себе внутреннее убранство Мэнора. Мне виделась обитель бесполезной роскоши и безвкусицы. Но, нет. Здесь все располагает к долгим часам размышлений.

В глубоком кресле у окна сидел Он. И честное слово, я забыла, как дышать и зачем пришла в этот дом. Ведь даже не представляла, насколько сильно Люциус постарел за эти годы. Сейчас передо мной сидел, гордо храня осанку, мужчина, чей возраст не перешагнул сорокалетнего рубежа. Его лицо лишено морщин и в полумраке естественного освещения поразительно напоминало своего сына…

Лишь гораздо более длинные волосы выдавали, что передо мной именно Люциус.

Мужчина некоторое время, молча, изучал меня, остановившуюся в нескольких шагах от него, затем, встав с кресла, протянул приветственно руку. Я вложила холодные пальцы в его ладонь и чуть не вскрикнула. Как того требовал этикет, он коснулся губами моего запястья в знак приветствия:

– Добрый вечер, мисс, с кем имею честь и могу ли я узнать, с чем Вы пожаловали в наш дом?

– Меня зовут Джин Грайн, – созвучность настоящему имени так

логична, – и я пришла по поводу Драко Малфоя. Слышала, Вы подыскиваете для своего сына преподавателя французского языка.

– Oui, mademoiselle! Nous avons besoin dʼun maître pour Draco! Vous êtes familier avec les termes de? (Да, мадемуазель, нам действительно нужен учитель для Драко. Вы знакомы с условиями?)

–Oui monsieur. Ce sont mes recommandations (Да, господин. Вот мои рекомендации.), – с этими словами я протягиваю Люциусу письмо, в котором черным по белому сфабрикована, переврана, переписана моя история: согласно его желаниям.

В рекомендации говорится, что я, Джин Грайн, чистокровная ведьма девятнадцати лет от роду, выпускница школы Шармбатон, Франция…

– Вы – носитель языка? – вскинул бровь Люциус.

– Нет, но много лет провела во Франции, поэтому мой язык весьма хорош, – вдохновенно врала я, ибо про себя решила пойти до конца. Тогда мнимый финиш виделся мне в том, чтобы в образе учительницы Драко хотя бы просто появляться в жизни Люциуса. Мне хотелось, чтобы он говорил со мной без намека на презрение. Хотелось воровать его мысли из головы и, в конечном счете, горячо мечталось поселиться там, в подкорке Люциуса Малфоя.

Мужчина тем временем вернулся в кресло и распечатал конверт с «рекомендательным письмом». В нем некая «миссис Стайлз» имела честь сообщить, что мисс Джин Грайн проработала в ее прекрасном богатом доме, обители чистокровных магов, около года и за это время зарекомендовала себя, как прекрасный специалист, надежный хранитель семейных секретов, ставших ее достоянием. Так же мисс Грайн отличилась особым рвением в привитии детям «правильных» взглядов о чистоте крови.

Миссис Стайлз убористым и мало разборчивым почерком сообщала, что Джин Грайн принадлежит к роду чистокровных волшебников, воспитана, скромна и беспрецедентно честна.

Лицо Люциуса Малфоя отражало крайнюю степень озадаченности, когда он отложил в сторону пергамент. Его взгляд, хранящий холод января скользил по моей, едва сдерживающей дрожь фигуре.

– Я не слышал о Вашей фамилии, среди британских волшебников она неизвестна.

– Мой отец из Австралии, мама – француженка, – продолжаю лжи марафон.

– Хорошо, – и лицо Малфоя смягчается.

– Когда желаете приступить?

– Могу уже сегодня.

– Это было бы замечательно, мисс Грайн, тогда позвольте мне представить Вам, моего сына – Драко.

========== Часть 4. ==========

***

Казалось – буду крепче спать, а забывалась я только на своем рабочем столе в Министерстве Магии, среди гор пергаментов, в тревоге невыполненной работы, окончательно губя репутацию. Да и не был крепок тот сон, но иной жизни я себе уже не представляла, ибо трижды в неделю по ночам я, прибегая к помощи Маховика Времени, оказывалась на пороге семейного поместья Малфоев.

И темная скрытная душа Мэнора понемногу открывала иную свою сущность.

Первым сюрпризом оказался сам Драко Малфой, представший передо мной десятилетним ребенком, за год до своего поступления в Хогвартс. И я никак не могла взять в толк, почему этот мальчик так сильно отличался от Драко, с которым я познакомилась в Хогвартс – экспрессе.

Малыш Малфой отменно воспитан и чертовски любознателен, немного по-детски навязчив: настолько, что мне никак не удавалось ограничить наше общение только уроками французского языка. Покончив со склонениями, Драко располагался напротив меня за обеденным столом, где мы обычно занимались и, подперев руками острый подбородок, болтая под столом ногами, просил меня рассказать о Франции и о тех местах, где мне еще доводилось бывать, о моих вкусах, предпочтениях. Сначала все это довольно здорово раздражало меня, но потом я увидела выгоду в этих внеурочных беседах. Люциус замечал, что я провожу с Драко гораздо больше времени, чем оговорено нами, и это время сын Малфоев проводит с пользой. Я читала Драко новинки французской литературы, обсуждала с ним некоторые темы, которые могли бы его заинтересовать в силу возраста. В общем, выполняла обязанности Нарциссы Малфой, которых та старательно избегала.

Постепенно Люциус присоединился к нашим с Драко диалогам, и еще позже они переросли в частые споры троих – Драко, Люциуса и Гермионы Грейнджер. И все было бы отлично, но они не знали, кто я на самом деле.

Так проходили дни, сплетаясь в недели и месяцы, за окном равнодушно хозяйничал декабрь. Приближалось Рождество со своими надеждами на лучшее будущее, и чуть менее смелым ожиданием исполнения желаний.

За несколько дней до Сочельника мы с Драко провели последнее занятие и должны были прерваться на пару недель. Ребенок заслужил каникулы. В тот же вечер судьба решила преподнести мне подарок.

– Мисс Грайн, – обратился ко мне, как всегда, холодный голос Люциуса Малфоя, когда я, сжимая конверт с жалованием, горя от досады, готова была уже покинуть Малфоевский особняк, – можно ли Вас на пару слов?

– Да, конечно, – ответила я, дрогнувшим голосом, подумав про себя: «На пару слов, на пару ласк, на всю ночь, на последующую жизнь».

Деликатно кашлянув, Люциус взглядом приказал сыну оставить нас одних в кабинете. Мальчик, разочарованно вздохнув, все же немедленно вышел. Когда мы, наконец, остались одни, Люциус неспеша подошел к мини бару, располагавшемуся возле камина и, выудив из-за резных дверок два фужера, протянул один из них мне.

Наполнив бокалы прозрачной алой жидкостью, он поднял свой со словами:

– С наступающим Вас Рождеством, Джин. Надеюсь, все Ваши желания в Рождественскую ночь обязательно исполнятся.

Мелодично звякает стекло в поцелуе фужеров, и я не понимаю как, но в следующий миг сталкиваются наши губы. Кто прав, кто виноват? И судя по тому, как испуганно разрывает пульс мои виски – это Люциус прикоснулся ко мне. В замешательстве я ощутила, будто и не со мной это происходит. Язык, беспардонно ворвавшийся в мой рот, теперь ласкал его осторожно и нежно. Господи, только бы не закричать в голос, не застонать так, что покинет сознание. Под пальцами его волосы. Густые, прямые и жесткие, как все в нем. Вспотевшие ладони скользят по лицу, отчаявшись зацепиться, а он…

Внезапно разрывает поцелуй, задыхаясь, отступает на шаг. Неотвратимо возвращается сознание. На полу два алых пятна – вино, разлившееся из разбитых бокалов. Умница Грейнджер уже шепчет заклятие, чтобы это исправить, и вот они, пузатые стекляшки, снова заполненные алкоголем, стоят на камине. Но все поправить невозможно – в глазах Люциуса Малфоя замешательство, и я понимаю, что он сделал шаг, весьма неожиданный для самого себя.

Жду.

А он не ищет слов извинения. Вместо того, судорожно сглатывает и пытается прогнать желание, вновь, предательской искрой обжегшее серые глаза мужчины. Он борется и в этот раз берет над собой верх:

– Простите, мисс Грайн, не понимаю… я никак не могу взять в толк….

– Ничего страшного, давайте забудем об этом, – фальшивит мой голос с пугающей убедительностью, будто способна поверить в это сама, – это просто глоток вина, и никто не поручится, что оно не зачарованное.

Люциус смотрел на меня с благодарностью. Я решила за него сложную задачку по защите чести. Мужчина поймал мою ладонь и целомудренно поцеловал ее.

– Я вот для чего попросил Вас остаться, Джин. Завтра мы всей семьей должны посетить концерт. В Магическом Лондоне гастролирует один из величайших в мире симфонических оркестров, и Малфои, ценители подобной музыки, не могли отказаться от такого роскошного аудиального пиршества. Не окажете ли нам честь, посетить это мероприятие с нами?

– О, с превеликим удовольствием, мистер Малфой, – отзываюсь я… и сердце ликует…

========== Часть 5. ==========

***

Не переношу оркестровую музыку с самого раннего детства, когда мама, из иезуитского желания привить дочери чувство прекрасного, истязала мои уши многочасовыми сеансами симфонической музыки или классической итальянской оперы.

Я силилась понять ее и раз за разом сдавалась, когда видела стройные ряды музыкантов за пюпитрами. Очки, длинные слипшиеся волосы, юбки, прикрывающие колени. У музыкантов свой отдельный мир, таящийся, подобно Нарнии, за дверцами платяных шкафов. Нафталином пахнущие блузки и туфли на низком каблуке составляют тошнотворный дуэт антиженственности.

В общем, музыка, несмотря на стремление родителей привить к ней любовь, прошла мимо. Меня практически насильно научили сносно бренчать на пианино, но до сих пор я погружаюсь в летаргию, стоит только увидеть серые козявочки диезов и бемолей на нотном стане.

Малфои перевернули мое мироощущение и в этом. Воображение было окончательно сражено еще до начала концерта. В отличие от походов в Консерваторию с мамой, где нам приходилось сидеть в душном партере, Малфои располагались на отдельном балконе. Отсюда открывался чарующий вид на сцену. И музыканты издали не казались старомодными или убогими. Своим черно-белым ритмом они скорее напоминали шахматные поля.

Я зачарованно наблюдала, как взмыли вверх смычки, и полилась музыка. И узнала произведение – “Весна” Стравинского. Удивительно, сколь тонка грань от неприязни до восторга. Не интересуясь тем, что происходит на сцене, и одновременно наслаждаясь музыкой, я наблюдала за Малфоями. Драко, вцепившись в перила, широко раскрыв глаза, покачивался в такт будто загипнотизированный, и это показалось мне столь значимым, что десятилетний мальчик способен понять такое сложное произведение. Люциус, как и я, на сцену не смотрел. Чуть прикрыв глаза, он словно погрузился в транс. Всегда бледные щеки подернулись зарей румянца.

Кресло Нарциссы пустовало. К огромному раздражению Люциуса, которым он поделился со мной, миссис Малфой предпочла заседание своего благотворительного общества совместному семейному походу.

Минуты текли, складываясь в часы, но я не ощущала их течения, жадно, как рыба воздух глотая, минуты единения с Люциусом. Сейчас его сущность совершенна, и наплевать теперь, кем он являлся в настоящей жизни. Он имел волю стать ангелом, лешим или Пожирателем Смерти, да, но здесь он оставался самым прекрасным на свете человеком.

Музыка стихла, и объявили антракт. Драко тут же стал просить разрешения спуститься вниз за сладостями. Получив его, мальчик, сжимая в руке несколько золотых монет, бросился прочь.

– Он боится опоздать, – прокомментировал Люциус, – сын любит эту музыку, особенно Стравинского. О, мисс Грайн, я только что заметил… у Вас все это время не было бинокля. Извините. Простите мне эту невнимательность и возьмите, пожалуйста, мой.

И прежде, чем я успела возразить, в моей руке оказался изящный бинокль. Мужчина смотрел мне в глаза и не спешил убрать руку. Вместо того, он неожиданно сжал мое запястье и рывком прикоснулся к губам, вскользь, будто сразу пожалев о своем порыве, но я, свободной рукой успела поймать его за подбородок. Без усилий, нежно, не принуждая и не заставляя, я приблизилась к его губам сама. Этот миг обещал длиться вечно. Полумрак зала, какофония звуков, подстраиваемых инструментов, так кажется, выглядит мой рай.

Зноем Сахары дышала фальшивая весна в предрождественской вьюге, и так же все смешалось в голове. Нужно играть ва-банк или убираться прочь и я, уже не думая ни о чем, кроме собственного желания, провела языком по сомкнутым губам Люциуса. Будто судорога, острая боль поражения пронзает его лицо, и оно становится ужасно усталым, неспособным бороться со своими желаниями.

Люциус резко встает и тянет меня к выходу. Мое же сознание выключается полностью.

Темные пролеты коридоров и вспышки света хрустальных люстр. Скрип паркета под каблуками и сбивающееся дыхание – наша собственная симфония. Неприметная дверь за тяжелой портьерой.

Темный, пыльный зал, заваленный прикрытыми материей декорациями. Заклинание зажигает свечи. В их дрожащем свете, под моими трясущимися руками, едва удерживающими его за плечи, фигура мужчины массивна и прекрасна.

Мир почти перестает существовать от восторга, что переполняет сердце, и нахожу себя вновь, когда Люциус уже оставляет мокрую дорожку от подбородка, до ямочки на шее. Чуть прикусывая кожу, он бессовестно ворует мои стоны, а я прижимаюсь к нему все сильнее. И опять: язык, ключица, шея, мочка. В поцелуе пытается выпутаться из одежд. Грудь, снова шея под пальцами, бедра, еще задрапированные одеждами. Твердый холм под брюками без слов говорит о желании.

Волосы путаются, натянувшись, и чуть больнее, чем хочется. Поцелуй. Стон. Вскрик. Я должна еще побороться.

Как в меду, вязнут слипающиеся пальцы в шелке рубашки, когда настигают горячих участков кожи. Я справляюсь с пуговицами, и Люциус Малфой предстает передо мной в своей первозданной красоте. Его фигура величественна и тяжела, и образ его – Прометей. Абсолютная Божественная красота и агрессия.

Его переполняет ответное желание, и мужчина не намерен церемониться с хитростью застежек и крючков. Он рывками освобождает мое дрожащее тело от стражи материи, припадая губами к каждому дюйму.

Нас разделяет теперь лишь призрачное кружево белья. Люциус уверенно щелкает застежкой лифа: губы, язык, грудь. Чуть прикусил и теперь остужает боль дыханием. Затвердевшие, налившиеся соски отвечают на ласки тянущей болью. И лучше уж не говорить, что творилось внизу живота. Тяжелая, ноющая боль ожидания, ведь все мое существо жаждало получить именно этого мужчину.

– Хочу тебя в себе, – шепчут губы, и Люциус с готовностью отводит полоску ткани трусиков в сторону. Опустившись на колени, он дотрагивается губами до показавшихся оттуда лепестков.

– Горячо, – хрипит его голос, – мокро и горячо. Вкусно.

Кончик языка уже внутри, огибая препятствия внешней плоти. И это подобно удару молнии. Непроизвольно выгибаюсь ему навстречу, больно царапая спину о шероховатую стену.