355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ai_Ais » Мне обещал тебя Марс (СИ) » Текст книги (страница 1)
Мне обещал тебя Марс (СИ)
  • Текст добавлен: 30 июля 2019, 16:00

Текст книги "Мне обещал тебя Марс (СИ)"


Автор книги: Ai_Ais



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Часть I. Тире и точки ==========

Бредя коридорами долгой ночи,

Проулками строчек и междустрочий,

Сжимая пальцы в кулак

Душу выкручивая из тела,

О чём рассказать тебе хотела —

Теперь не вспомнить никак.

(Стихи Е. Полянской «Ultima Thule». Отрывок.)

***

Она

Иногда я думаю: считают ли меня ненормальной случайные прохожие, которым буквально приходится уходить от столкновения с девушкой, бредущей по аллее кладбища для военных с закрытыми глазами.

Уверена, что считают.

И знаю: крутят пальцем у виска. Люди всегда относятся настороженно к тому, чего не в силах понять, объяснить. Им невдомёк, что только так и никак иначе я могу найти путь к могиле отца. Потому что не смирилась до сих пор и нет сил заглянуть правде в глаза. Потому что и теперь всё осталось на своих местах: даже его чайная чашка на столе в комнате, где папа работал при жизни.

Двести семьдесят четыре шага по главной дороге ведут к развилке, на которой следует взять левее и шагнуть ещё шестьдесят шесть раз. Но перед тем как открыть глаза, я касаюсь выгравированного на табличке имени – так мы здороваемся.

На самом деле всё это имеет смысл: чувствую, как тёплый весенний ветер запускает пятерни своих рук в мои волосы. Он треплет их, рассыпая по плечам строгую причёску, на которую я потратила добрых полчаса. Отец часто делал так, когда мне было лет двенадцать.

– Папа, только не «чесалка», прошу!

– Ты выбираешь «щекотушку»?

И тогда я молча соглашалась на «чесалку».

Воспоминания разбредались серыми пятнами, не оставляя следов на пергаменте плотно сомкнутых век. И я открывала глаза. Небо синеглазое заглядывало в неизменно взволнованное лицо с любопытством, но ничто на кладбище не нарушало тишину. Может быть, вы подумаете, что это глупо – вот так приходить и разговаривать с памятником, но я действительно говорила не с мраморной плитой, а с отцом. Вот если прямо сейчас закрыть глаза и вслушаться в шёпот ветра, можно услышать, как Джеймс Парк повторяет собственноручно выведенный постулат: «Минди, ты только не плачь. Я не пропустил ни единой воскресной службы и часто подслушивал, как в церкви люди судачили про какого-то парня по имени Иисус. Так вот он, если верить сплетням, знает, что там на небесах и как. Говорят, он неплохой парень».

Мой отец ушёл из жизни десять лет назад. Из чьей угодно, но только не моей. Вот и верю, что смотрит он на меня откуда-то сверху и вряд ли даже изменил взглядам, которых придерживался при жизни на Земле. «Всё в жизни – дерьмо, Минди, – любил повторять отец, – кроме, конечно, пончиков из кондитерской на углу и субботних бейсбольных матчей».

И я приходила к нему по воскресеньям. Чтобы рассказать о том, что «Чикаго Кэбс» снова надрали задницы нашим «Хьюстон Астрос»*, а ещё поделиться другими, возможно менее значимыми для него новостями, как например, диплом машиностроительного университета, полученный мной семь лет назад, или учёная степень в области квантовой физики. А четыре года назад я советовалась с отцом, менять ли работу при Университете на сомнительное предложение влиться в ряды инженеров Группы спутникового мониторинга в НАСА.

Космос всегда манил меня.

Ровно настолько, чтобы спустя ещё полгода я едва сдерживая слёзы жаловалась отцу, что моя работа в НАСА заключается в межпланетном вуайеризме.

Да, и я поделилась с Джеймсом Парком и тем, как обнаружила Марка Уотни живым, невредимым и всеми покинутым на планете, находящейся в двухстах пятидесяти миллионах миль от Земли. Да, я продолжила приходить к отцу еженедельно и сильно разбавлять новости о бейсболе репортажами с Марса. Да, я рассказывала ему всё, ну, или почти всё.

Сначала я топала ногами и утверждала, что проклинаю тот день и час, когда ввела координаты миссии «Арес-III» на Марсе и заметила, что марсоход сдвинут с места, аварийные палатки разобраны, а солнечные батареи сверкают образцовой чистотой.

А через несколько недель я с вдохновением рассказывала отцу, что ботаника – это всё же наука, и находчивый засранец Уотни выращивает картошку, применяя в качестве удобрений отходы жизнедеятельности.

Наше странное общение с самим Уотни сильно смахивало на синусоиду: и в новом рапорте отцу я, не стесняясь в выражениях, доложила, что теперь приставлена к колонизатору Марса круглосуточным бдящим. И всё бы ничего, но это начисто лишило меня личной жизни, на что мой теперь уже непосредственный начальник – руководитель миссий «Арес» – Венкат Капур с иезуитской улыбкой говорил: «Парк, тебе должно это льстить. Сотни девчонок по всему миру теперь мечтают о Уотни. Ты же с гордостью можешь говорить, что спала вместе с ним. Да, и если не вдаваться в подробности, уверен, многие тебе позавидуют». И с этим трудно было поспорить: мой режим бодрствования совпадал с часами активности Марка. Спать мы тоже ложились вместе. За двести пятьдесят миллионнов миль друг от друга.

До определённого момента мы с Уотни не говорили лично. Всё, что он передавал через бортовой компьютер марсохода, тут же протоколировалось, но хитрец нашёл лазейку и здесь:

– Поболтаем?

– Ты разговариваешь в режиме онлайн с несколькими десятками человек в НАСА. Завтра об этом прочтут в утренних газетах.

– Как тебя зовут?

– Минди.

– Я научу тебя, как можно удалить переписку. Ту её часть, которую ты не хочешь сделать достоянием общественности.

С тех пор мы разговаривали. Если можно назвать общением длинные, больше похожие на письма послания. Временная задержка равнялась четырнадцати минутам, и мы научились обходить этот момент, задавая многие и многие вопросы в одном сообщении.

Так мы и подружились. Хотя, признаться, я долго привыкала к специфическому чувству юмора парня, который слишком долго оставался в полном одиночестве. Да, и когда взорвался жилой модуль, и суровый Марс погубил весь урожай Уотни, Марк не плакал. Клавиатуру своего рабочего компьютера заливала слезами я.

«Марк. Сегодня у меня нет желания шутить. И слов утешения я подобрать, увы, не могу. Чёрт, я вообще не могу себе представить, что говорят в таких случаях, но ты знай, что эти ребята из НАСА, они обязательно что-то придумают. Я тоже буду стараться делать всё, что от меня зависит. Если что-то в моих силах, проси».

Я помню, как отправила то сообщение и замерла в ожидании. И через двадцать минут из оцепенения меня выдернул звук входящего сообщения.

[марсоход] Да, ты кое-что можешь сделать для меня. Пойдёшь со мной на свидание, если я выживу?

[Хьюстон. Парк] Ты сначала выживи.

Тогда мне казалось, что чувство юмора покинет Марка только вместе с дыханием.

Я делилась с отцом каждым подобным моментом. Негодовала, когда Марк нечаянно сломал «Патфайндер», радовалась, когда перед тем, как сесть в МВА и отправиться на «Гермес», он выложил из камней на Морзе – единственном оставшимся средстве связи между марсианином и Землёй: «Тебе предстоит ждать и улыбаться».

Тишина, окутавшая кладбище, казалась совершенной. Такой густой, что я чувствовала её ладони на своих плечах. Она вслушивалась в меня, а я не знала с чего начать свой очередной рассказ отцу.

– Папа, – неуверенно молвила я, – завтра, ровно в девять тридцать утра, спусковой аппарат с «Гермеса» доставит экипаж на Землю. Марка Уотни в том числе. Я думала, что буду счастлива. Была уверена, что постараюсь увидеть его как можно скорее и обнять. Но, если честно – мне страшно. Ужасно. Ведь вчера он написал: «Привет, Минди Парк. У меня для тебя новости (уж прости, не знаю, хорошие или дурные), но я, кажется, выжил и завтра возвращаюсь. Так ты встретишь блудного астронавта Марка Уотни на Земле?»

И у меня нет причин отказать. Только бежать трусливо, ведь стоит признать, что общение с Марком было комфортным только тогда, когда под пальцами находились клавиши «выйти» и «удалить». Здесь я боюсь его встретить.

И потерять боюсь.

Да, и я НЕ влюблена, папа.

И ничто не нарушило кладбищенской тишины. Лишь где-то далеко взмахнула крыльями птица. Ещё и ещё раз. Она поднималась прямо к небу и вскоре стала почти неразличимой точкой.

– «Е», – по привычке прочитала я вслух.

Чёртова азбука Морзе!

Он

[Уотни] И ты только сейчас мне об этом говоришь? Когда до приземления осталось несколько жалких часов?

[Парк] Люди болеют не по расписанию, Марк. Маме нездоровится, и она просила присмотреть за сестрой завтра. Поэтому извини. В ЦУПе меня завтра не будет.

[Уотни] Жаль. Я ждал и наивно надеялся увидеть твоё лицо среди встречающих. Рассчитывал, что после стольких месяцев общения ты захочешь сказать что-то вроде: «Оу, привет, Марк Уотни. Славно, что ты остался жив».

[Уотни] Парк… Минди Парк, ты здесь?

[Парк] user offline 00 h 02 min 33 sec

34… 35… 36…

Ещё какое-то время я бессмысленно пялился в монитор, отсчитывая секунды вслед за таймером: «Да что с ней такое творится?!»

В тот же самый момент дверь в каюту отворилась и в проёме показалась коренастая фигура Рика Мартинеса.

– Привет, Уотни, – обратился он ко мне и прошествовал к своему спальному месту. После того как с системой вентиляции его каюты случилась та же неприятность, что и у Бека в своё время, капитан Льюис приказала Мартинесу переехать ко мне. – Исполняешь электронные серенады под балконом мисс Парк?

Я пожал плечами и принял, как мне казалось, самый независимый вид.

– Не понимаю, что с ней происходит: ещё неделю назад она говорила со мной с бо́льшим удовольствием, чем теперь. Подолгу. А теперь ограничивается парой фраз и проваливается в оффлайн. На прямые вопросы не отвечает.

– Возможно, она учуяла твой запах за неделю до возвращения на Землю. Ты до сих пор ароматен, как скунс, приятель. Марсианская вонь – она очень вонь.

– Я серьёзно.

– Я тоже. Девчонки – они такие. Фиг вообще поймёшь, что у них на уме. Поэтому, когда я познакомился со своей будущей женой, вторым вопросом после «Как-тя-зовут-милая» было предложение руки и сердца.

– Сильно скучаешь? – я и сам не понял, зачем спросил очевидное.

– Не то слово. С тех пор, как Бек перебрался к Йоханссен, это ощущается особенно остро. Знаешь ли, это прекрасно – иметь возможность обнять свою семью. Когда она у тебя есть. Вот только вспомнит ли меня мой собственный сын, когда увидит после стольких лет?

– Утрируешь. Он называет тебя папой, когда вы вечерами болтаете по видеосвязи.

– Ну, ты спросил, а я ответил. Думаю, что если бы теперь на заднем фоне звучала музыка из «Титаника», это обеспечило бы нужный драматический эффект.

– Ты сегодня в ударе и слишком остр на язык.

– Зато ты в последнее время шутить разучился совсем. Нет, Уотни, серьёзно, почему бы тебе просто не пригласить эту Парк на свидание? Спроси напрямую.

– Может, я уже спрашивал. И вообще, легко сказать. А я ведь даже не видел её ни разу.

– Поэтому по полчаса в день пялишься на фото её рабочего профиля?

– Это не одно и то же. И потом, должен же я знать, что она вообще из себя представляет.

– И?..

– Блондинка. В очках. В прошлой земной жизни мне нравились брюнетки с хорошим зрением.

– Уотни! После нескольких лет вынужденного воздержания… странно, что тебе вообще не всё равно, какого она пола. Не будь я женат, по возвращении ушёл бы в месячный загул, не разбираясь особенно с кем, когда и где. Да и вообще, давай закончим этот бестолковый разговор. Льюис отпустила меня отдохнуть, и, пользуясь волшебной возможностью, я выпил пару таблеток снотворного, чтобы проснуться уже на матушке-Земле.

– Шутишь?

– А то…

Кучерявая голова Мартинеса исчезла под пледом, а когда дыхание его стало глубоким и ровным, я снова включил монитор.

[Парк] user offline 00 h 17 min 24 sec

25… 26… 27…

__________

* – профессиональные бейсбольные клубы, выступающие в Главной лиге бейсбола (МЛБ). В каноне Марк Уотни – большой любитель бейсбола и болеет за команду из Чикаго, потому как сам он родом именно из этого города.

========== Часть II. Преодоление земного притяжения ==========

Информация неверна; показания лживы.

Он писал «умру без тебя», но мы оба остались живы.

(Вера Полозкова)

Она

Нет, конечно, в последнем сообщении Марку каждое слово было правдой. По-другому я просто не умела. Хотя, наверное, пришлось бы соврать. В первый раз в жизни. Ведь от одной мысли о том, чтобы встретиться с Марком лично, у меня перехватывало дыхание и подкашивались ноги.

Говорить онлайн, находясь на разных планетах – одно. На расстоянии вытянутой руки – совсем другое дело. Я не общалась с парнями давно. И, признаться, забыла как это нужно делать.

Я перечитала заявление на отгул, наверное, раз в десятый, проверяя орфографию и пунктуацию, мусоля лист бумаги во влажных от волнения пальцах.

Капур, теперь непосредственный мой начальник, восседал в глубоком кожаном кресле и хмурился чему-то прочтённому с экрана ноутбука.

– Здравствуйте, мистер Капур, – вежливо приветствовала его я.

– О, Минди, привет. Проходи, садись. Ты по делу или как?

– Да, я по личному вопросу. У меня… у меня заявление. На бумаге, в смысле.

– Что? – не понял Капур.

– Я вынуждена просить выходной. Завтра мне необходимо остаться дома.

– Завтра? – Венкат сильнее прижал очки к переносице, будто то могло помочь ему понять мои мотивы, не озвучивая вопросов.

– Минди Парк, прости, но ты в своём уме? Ты вообще помнишь, КАКОЙ завтра день? Ты не хочешь закончить начатое? Принять участие в посадке спускового аппарата с «Гермеса»? Ты же часть этой истории, и все об этом знают: пресса, члены миссии, общественность, в конце концов. Для многих эта история стала чем-то вроде сказки.

– Моя миссия по отношению к Уотни завершилась ещё тогда, когда капитан Льюис сообщила, что на борту «Гермеса» снова все шесть членов его экипажа. Прошу учесть, что моя нынешняя работа состоит в мониторинге поверхности Марса. Той его части, куда вы планируете направить экипаж миссии «Арес-IV». И от того, сколь точно я составлю карту рельефа, зависит, не повторит ли судьбу Марка Уотни кто-либо ещё.

Наверное, я высказалась слишком резко и ждала теперь, что Капур пустит шпильку и в мой адрес, но Венкат только задумчиво хмыкнул и поставил под заявлением свою размашистую подпись.

– Энни будет ругаться матом, – улыбнулся он. – Сегодня с утра она говорила: «Венк, смотри только, чтобы наша цыпа, Парк, вела себя как надо. У меня на неё большие планы».

– Мне очень жаль, мистер Капур. И, кстати, выскажу своё мнение: Энни слишком часто для пресс-секретаря НАСА употребляет нецензурные слова. А я… мне действительно нужен день по семейным обстоятельствам. Мама неважно себя чувствует, и я обещала отвезти сестру в детский сад, а потом и забрать её.

– Не принимай близко к сердцу, Минди. Энни я беру на себя. Просто странно понимать, что ты пропустишь самое интересное. Мне казалось, что ты очень ждешь возвращения «Гермеса».

– Мне очень жаль, мистер Капур, – повторила я сказанное минутой раньше. Как попугай.

С этими словами я поднялась с места и протянула Капуру руку.

Получив разрешение босса, я вздохнула с облегчением. Оставалось лишь закончить кое-какие дела на рабочем месте: переслать пару отчётов и выключить компьютер. Закончив возиться с этой ерундой, я совсем было собиралась уйти, как вдруг мой взгляд упал на собственную чайную чашку, давненько не видевшую санитарной обработки. Вздохнув, я сунула её в сумочку с намерением почистить дома и принести обратно.

Функцию подставки под горячее выполняла сложенная вчетверо утренняя газета. Что-то в монохромной вязи строчек на миг привлекло внимание. Я взяла издание в руки. Развернула. Передовица кричала заголовком: «Земля возвращает блудного сына. Эксклюзивное онлайн-интервью с экипажем «Гермеса».

Но меня заинтересовали не слова. Я знала, что прочту в статье, ведь сообщения с ответами с «Гермеса» получили мы, и прежде чем передать прессе, их внимательно вычитала и подвергла жёсткой цензуре сама Энни Монтроуз.

Мой взгляд зацепился за снимок, запечатлевший команду «Гермеса» в полном составе. И только тогда, впервые за всё это время я поняла, что никогда ранее не интересовалась внешним обликом Марка Уотни, удовлетворившись образом, нарисованным моим воображением.

Снимок был мелковат. Ситуацию не поправили даже очки, которые я торопливо водрузила на нос. Но совершенно очевидным оказалось, что Марк Уотни и здесь пошёл против всех моих о нём представлений.

Свернув и затолкав в сумку номер «Хьюстон-Таймс», я на некоторое время замерла на месте. Мыслительные процессы были запущены, а губа, сминаемая зубами, приобрела фактуру тряпки: я решительной походкой направилась в противоположную выходу сторону.

Лифт услужливо отсчитывал этажи, унося меня наверх. Я хорошо ориентировалась в здании Управления, но на верхнем этаже оказалась впервые. Узкий длинный холл уводил меня, отмеряя дистанцию дверными табличками всяких «…ия», и заканчивался просторным залом с прозрачной, куполообразной крышей.

В центре помещения возвышалась в человеческий рост скульптура, изображавшая двух астронавтов. Четыре ладони были сложены символической чашей, на которой покоилась уменьшенная до размеров футбольного мяча копия Марса. Как нетрудно догадаться, зал вмещал в себя мини-музей, посвященный «Аресам», где кроме скульптуры размещались стенды со спутниковыми снимками, планшетами с историей проекта и фотографиями всех участников миссий.

Преодолевая странное волнение, я прошлась вдоль улыбавшихся с портретных снимков лиц учёных и астронавтов, отметив про себя, что лица эти выглядят спокойными и счастливыми. Фотография Марка Уотни замыкала экспозицию, и это не показалось удивительным: миссия «Арес –III», членом которой являлся Уотни, оставалась на данный момент последней.

Остановившись, я заглянула в незнакомое лицо. Сквозь панорамный потолок в зал проникало немного дневного света. Небо хмурилось ещё с полудня, а потому всё вокруг казалось мрачноватым, приобретшим оттенки осени. Но с фотографии на меня выглянул июль: тёплый, звонкий с синим взором василькового поля. Марк Уотни пытался смотреть серьёзно, но свет, таившийся внутри, пробивался лучами сквозь добрый взгляд, чуть приподнятые в улыбке уголки губ и совершенно безумную прическу: мне показалось, что перед тем как сфотографироваться, Марк обнял ветер и попытался его удержать: светло-русые пряди легли в страшнейшем беспорядке. Точно зрелые колосья в поле после грозы.

Его сложно было назвать красивым: самый обычный парень из Чикаго. Так, во всяком случае, сообщала краткая биография, размещённая под снимком. Она же говорила, что Марк всего на три года старше меня, что он окончил университет и с тех пор служит в НАСА. Да, в его облике не было ничего примечательного. Но, тем не менее, я не могла оторвать взгляда от плавного абриса лица, двумя резкими линиями сходившегося в волевом, тяжелом подбородке. Я с интересом рассматривала крупный нос и… тут же поняла, как проведу сегодняшний вечер и завтрашний день. Наведя камеру своего смартфона на портрет, я сфотографировала портрет Уотни.

Он

Назвать себя человеком сентиментальным стало бы огромным преувеличением, но я могу вспомнить три момента, когда слёзы счастья застилали глаза. Впервые это произошло, когда мне официально объявили, что я отобран в команду «Гермеса» для осуществления миссии на Марсе. Второй раз плакать я был не готов, но всё же визжал и рыдал, как школьница на концерте любимой рок-группы, когда после полуторагодичного заключения на Марсе увидел лица Льюис, Бека, И́оханссен, Мартинеса и Фогеля. Выключив микрофон, я дал волю чувствам: кричал, сквернословил, благословляя космос за то, что этого никто не слышит. Вернувшись на борт корабля, я неделю не мог прийти в себя. Я болтал без умолку по поводу и без повода, обнимал ребят, которые, к слову, с пониманием относились к такому проявлению чувств. Активное сопротивление оказывал только Мартинес, ссылаясь на гетеросексуальную ориентацию и мой «марсианский» аромат. Я не возражал. Тем более, что Йоханссен и Льюис оказались куда как приятнее на ощупь.

Но все эти эмоции не шли ни в какое сравнение с моментом, когда в иллюминаторах «Гермеса» возникла голубоватая корона атмосферы Земли. Мы ждали этого несколько дней, а может быть и месяцев, лет, и в тот момент, когда это произошло, мы побросали все свои «важные» дела и замерли. Тишина стояла такая совершенная, что я слышал свой собственный пульс, морзянкой выстукивающий: «Земля – есть настоящее и будущее. Она – Дом. Она – Бог».

И на этот раз никто не смеялся. Все они: и Льюис, и Бек, и даже Мартинес не могли оторвать взоров от голубоватой дымки атмосферы.

Земле же было совершенно наплевать на наше восхищение: она занималась обыкновенными повсемиллиардлетними делами: она вращалась вокруг своей оси и Солнца по единственной, давно занятой орбите. Она манила возможностью дышать и восхитительной гравитацией.

Сам процесс приземления я помню плохо. Возможно, я даже потерял сознание, ведь перегрузка в 9g* после месяцев, проведённых в невесомости, как ни крути, штука серьёзная. Но как только моя нога ступила на твёрдую земную поверхность, я снова едва не завизжал от счастья.

«Восхитительная гравитация» после полутора лет практически полного её отсутствия дала знать о себе сразу. Подобрать аналогию для описания чувств я, пожалуй, вряд ли бы смог, но выражение «как каменной плитой придавило» подошло бы вполне.

И всё же мы были счастливы. Особенно после обещания врачей отпустить нас домой на ночь, если мы докажем способность к самостоятельному перемещению. И мы старались – слишком уж сильным оказалось желание побыть в кругу семьи, ощутить под задницей мягкий диван, а в руке кусок ароматной пиццы или яблочного пирога моей матушки.

И пусть день грядущий принесёт нам новые обязанности, гигабайты отчётов и рапортов, пресс-конференции, сегодня мне было наплевать. Сегодня нас всех ждали дома.

Она

Я не занималась этим уже давным-давно. С тех самых времён, как на озвученное мною заявление: «Я буду поступать в Университет изящных искусств» – мама отрезала: «Раньше тех, кто не знал физику и математику, называли дебилами, а теперь слово придумали «гуманитарий». Отец хотел, чтобы ты изучала машиностроение».

И я упаковала кисти в большой деревянный ящик и похоронила их на чердаке отчего дома.

Да, и я с отличием окончила Машиностроительный Университет.

И действительно не возвращалась к живописи даже в мыслях, а потому, чтобы найти магазин художественных принадлежностей, воспользовалась картой города.

Пять станций метро – почти пригород. Выцветшая вывеска манила уютом небольшого магазинчика.

Этот запах я не перепутала бы ни с одним из тысяч похожих: в груди расправила крылья давно уснувшая птица. Слова встали комом где-то под подбородком, а девушка, скучавшая за кассой, любезно поинтересовалась:

– Вам помочь, мисс?

Всего три слова сорвались с ярко-накрашенных вишен губ. Девушка очень красива и знает это.

– Мне нужно всё: кисти, холст, уголь для подмалёвка.**

– Масло?

– О, разумеется. Покажите мне всё, что у вас есть.

Она улыбнулась, понимая, возможно, не так, как я хотела. Длинные пальцы протанцевали по пантону.***

– Кобальт синий. То, что нужно для июльского неба.

Когда оно отразилось в глазах.

От девушки тоже исходил терпкий запах июля: корочка зрелого лайма примешалась к аромату отдыхающей в стогах скошенной травы, а завершил букет листик мяты, растаявший в чашке вечернего чая.

– У вас интересные духи.

Каре девушки игриво покачнулось из стороны в сторону. Струны волос потревожены пальцами юной арфистки.

– Если не секрет, что вы хотите написать? – она проявила почти детское любопытство.

– Не что. Кого. Я хочу написать портрет человека, которого не знаю совсем.

Задумавшись, она устремила взгляд в несуществующую точку за окном. Лучи закатного солнца проникали в помещение и путались в её русых волосах.

– Иногда только кажется, что чего-то не знаешь, – вдруг вымолвила она, так и не взглянув в мою сторону. – Сердце знает лучше, чем мы сами.

Я очнулась только на улице. В руках моих хрустел бумажный пакет, доверху наполненный восхитительными вещами. Нужно поймать такси. Просто поймать такси и возвращаться домой.

Я всё ещё вдыхала аромат красок и грунтовки, когда из оцепенения меня вывел автомобильный сигнал. Не такси. Рядом со мной притормозил ярко-красный Додж «Вайпер», а я нашла себя стоящей посреди проезжей части.

– С вами всё в порядке, мисс? Может быть, вас подвезти?

– Нет, спасибо, всё хорошо.

__________

* – отношение абсолютной величины линейного ускорения, вызванного негравитационными силами, к ускорению свободного падения на поверхности Земли. Будучи отношением двух ускорений, перегрузка является безразмерной величиной, однако часто перегрузка указывается в единицах ускорения свободного падения g. Перегрузка в 1 единицу (то есть 1 g) численно равна весу тела, покоящемуся в поле тяжести Земли.

** – вариант эскиза в живописи, начальный этап работы над картиной, представляющий собой нанесение на холст композиции будущей работы, раскладка основных цветовых «пятен», грубая проработка объёма и формы основными тонами краски. Предназначается для последующей точной прорисовки.

*** – Цветовая модель Пантон, система PMS (Pantone Matching System) – стандартизованная система подбора цвета, разработанная американской фирмой Pantone Inc в 1963 году.

========== Часть III. Третий закон Ньютона ==========

–Ты сейчас нарушил закон.

– Какой закон?

– Третий закон Ньютона.

(Лаура Юлкунен)

Мир, вероятно спасти уже не удастся, а отдельного человека можно.

(Иосиф Бродский)

Он

Дни бежали, спотыкаясь об абсурдно одинокие вечера. Пицца надоела через неделю, бейсбол через две. Мать и отец гостили в моей тесной квартире совсем немного и были вынуждены вернуться в Чикаго – младший сын моего брата заболел и ему требовался уход родной бабушки. С другой стороны Чикаго – их дом, родителей можно понять. Теперь они могли рассказать о моих злоключениях соседям во всех красках. И я старался, чтобы люди были довольны, высунув длинный язык рассказчика во всю длину и ширину.

Но я бы соврал, сказав, что днями у меня оставалась хоть одна свободная минута. На службе, не допускавшей каникул, у меня не было времени даже на чашечку кофе: и если я не был занят составлением очередного рапорта, то разговаривал с начальством лично или давал интервью. А если Всевышний избавлял меня от всего этого, приходила очередь врачей: о, тут я уточню, что даже перед полётом на Марс никто не тыкал в меня иголками и не просвечивал столько миллионов раз. Об анализах вообще помолчу; почки отказывались вырабатывать физиологические жидкости в таких объёмах.

Но самым увлекательным оказались разговоры с психологом, из которых я узнал, что её зовут Эрида, ей тридцать восемь и она занимает слишком просторную для одинокой женщины квартиру на пересечении Прейри и Керолайн стрит.* Я искренне ждал, что эта информация взволнует меня, и даже записал её телефон, но мозг упрямо подкидывал воспоминания об инженере Парк, проведшей по моей вине не одну бессонную ночь. Эрида не сдавалась: декольте становились всё глубже, юбки короче, разговоры откровеннее.

Вообще, на отсутствие внимания я пожаловаться не мог. Меня узнавали повсюду: в пабе, на улицах, в общественных туалетах. Но я не чувствовал себя рок-звездой. Возможно из-за вопроса, что частенько мне задавали: «О, привет, Марк, это ты? Старина, скажи, ты что правда выращивал картошку на собственном дерьме?» Звездный флёр рассеивался мгновенно.

Да, и ещё. Будучи на Марсе, я строил планы. Просто потому, что строить что-либо постоянно в моей ситуации казалось необходимостью. Хотя бы для того, чтобы не сойти с ума. И одним из моих блистательных проектов был план по налаживанию связей с прекрасной половиной человечества по возвращении на Землю. Признаюсь, всё пошло прахом уже на начальной стадии воплощения. Во-первых, я и в прошлом не умел общаться с девушками, а за годы отсутствия навыки растерялись окончательно. Так что, «во-первых» и в единственных.

Однако, если покопаться глубже, причина моей пассивности скрывалась за дверями просторного кабинета Группы спутникового мониторинга. Но, несмотря на то, что я протоптал туда вполне материальную тропинку, Минди Парк следовало присвоить титул «Мисс Неуловимость» – застать её оказалось настоящей проблемой. Отлично заставалась только её чашка с остатками кофе и сонная служащая за соседним столом.

На сообщения Парк отвечать перестала. Совсем.

Она

– Минди. Я. Ненавижу. Садик, – крошечные ботинки сводной сестры отчаянно буксовали, но я упрямо тащила её к воротам. – У меня аллергия на детский сад.

– Почему ты так думаешь?

– Стоит только к нему подойти, меня выворачивает наизнанку.

– Послушай, Джул, – опустившись на корточки, я заглянула сестрёнке в глаза, – садик – твоя работа. Она такая же важная, как мамина или моя.

– Везёт тебе, Минди. Ты работаешь в НАСА начальником, а я в детском саду ребёнком, – проговорила Джул, беззастенчиво ковыряя в носу.

– Если заниматься добычей полезных ископаемых из носа, можно оставить в нём палец, – улыбнулась я. – И никакой я не начальник, просто возглавляю группу инженеров в одном из бесчисленных отделов.

– А правда, что ты влюблена в того парня, который сегодня вернётся с Марса?

Сердце подпрыгнуло и ударилось в подбородок…

– С чего ты взяла?

– Так говорит Тайра Смит из нашей группы. Слушай, Минди, а можешь попросить его написать в альбоме для меня, когда он приземлится? – с этими словами сестра сбросила лямку рюкзака с плеча и, покопавшись внутри этой гигантской плюшевой божьей коровки, извлекла на свет книжицу, облепленную всякой дребеденью вроде наклеек с лошадками.

– Послушай, Джул, но я НЕ встречусь мистером Уотни. Ни сегодня, ни в какой-либо другой день. Думаю, по возвращении на Землю у него будут дела и важнее меня.

– Это ещё почему? – возмутилась Джул. – Ты ж ему жизнь спасла?

– Нет, вообще-то. Я просто заметила, что марсоход переставлен относительно жилого модуля, ну, и батареи солнечные были очищены от песка. Если бы это не сделала я, то совершенно очевидно, через несколько дней Марка Уотни заметил бы другой инженер.

– Я думаю, это сутьпа, – деловито ответила Джул, убирая блокнот в рюкзак.

– Что такое «сутьпа?»

– Мама говорит так, когда что-то должно произойти и от этого не уйдешь.

– Ты с ума меня сведёшь своими наблюдениями. Иной раз рассуждаешь, как взрослая, а потом вдруг не выговариваешь слово «судьба».

– От этого суть не меняется. Думаю, Тайра права и ты стесняешься поговорить с Марком Уотни.

– Фигня. Просто у меня нет времени. И у него вряд ли будет. Когда экипаж «Гермеса» вернётся на Землю, Марк Уотни должен сделать массу вещей. И точно будет ему не до нас, Джул. Моя миссия по отношению к мистеру Уотни закончилась уже давно…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю