Текст книги "Эликсир Забвения (СИ)"
Автор книги: Ахум
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Прошла дюжина дней. Члены водной банды были отловлены и отдыхали от дел своих тяжких, кто в Холоми, а кто в Нунде.
Я снова слал и слал зов Шурфу – и неизменно натыкался на его вежливое сообщение о том, что всё хорошо и что он неимоверно занят.
Я скучал по нему, мучаясь неразрешимыми догадками и сомнениями. Что между нами случилось? Ведь он из-за этого не хочет меня видеть? Но почему? Может, ему просто не понравилось со мной? Но что-то мне говорило, что это совсем не так – тогда что?
Сначала я хотел просто заявиться к нему в кабинет и начать расспрашивать напрямую – так, чтобы он уже не смог отвертеться. И даже добрался до тайных ворот Иафаха, обдумывая и мысленно прокручивая свою речь, а на самом деле – просто собираясь с силами. Что ему скажу? А ну как пошлёт он меня к Тёмным Магистрам или ещё дальше?
Зачем? Ну зачем мы это всё сотворили? Грешные Магистры, но ведь это было так прекрасно! Я закрывал глаза – и снова ощущал и тёплые волны морской воды на своём теле, и горячие волны, прокатывающиеся внутри меня от его прикосновений, и моё дыхание сбивалось. Я скучал по нему, неимоверно скучал – руками, губами, мне хотелось вдыхать его запах, чувствовать тепло его тела, прикасаться к нему. Я открывал глаза, пытаясь не вспоминать, срочно заняться чем-нибудь, отвлечься.
Сейчас я отвлекался тем, что считал шаги от Управления до Резиденции. Так я дошёл до Ордена Семилистника и теперь ходил взад-вперёд у Тайных ворот, думая, что и как спросить у Шурфа. Предварительно я завернулся в Кофин серый плащ, чтобы не привлекать внимание: я был не самой незаметной фигурой в Ехо, поэтому скрыться ото всех от греха подальше было отличной идеей. Особенно сейчас. Потому что ни с кем другим разговаривать ни на какие темы я готов не был.
Пока я утаптывал пыль возле Тайных ворот Иафаха, собираясь с мыслями, в полуметре от меня материализовались две фигуры. Я инстинктивно сделал шаг назад, хотя укумбийский плащ надёжно защищал меня от ненужного внимания.
Это были Шурф и Хельна. Он приобнимал её за плечи и, наклоняясь к ней, улыбался, что-то шепча на ухо.
Я остолбенел. Да, конечно, я знал, что Шурф раньше был женат на ней, и даже был знаком с этой женщиной. Она была тёплой и милой – полной противоположностью Шурфу. Хельна была невысокой, пухленькой, симпатичной и смешливой, с плавными движениями и лёгкой походкой.
Они официально развелись, когда Шурф вступил в должность Великого Магистра, но то, как они смотрели друг на друга сейчас, не оставляло никаких сомнений – их развод был чистой формальностью.
Я не мог перестать смотреть на них. Это была и правда красивая пара – очень контрастная и тем самым очень привлекательная: невысокая Хельна в синем узорчатом лоохи и Шурф в своих белых одеждах. Он продолжал что-то шептать ей на ухо, щёки её розовели, она заливалась звонким смехом, а он касался мочки её уха губами – едва-едва, только намёк…
Я стиснул кулаки. Шурф! Моё нелепое сердце колотилось о рёбра так, словно хотело пробить эту броню и выскочить вон.
Меж тем Хельна говорила ему что-то в ответ – я не мог разобрать её слова – кажется, что-то о том, как она ходила сегодня на Сумеречный рынок.
Я шёл почти рядом с ними, чуть сзади, чуть поодаль, незаметный и незамеченный – болванчик, пустышка, послушно переставлял ватные ноги и недоумевал – зачем я тут вообще? Что за нелепица моя жизнь? Но ведь он сказал, что любит меня, он не врал, он был искренен тогда со мной, я не мог обмануться! Или? Нет, быть того не может, зачем ему врать? Для чего?
Они снова остановились. Теперь, кажется, Шурф ласково журил жену за что-то, что она сделала или сказала. До меня долетали его тихие слова, словно сквозь туман – что-то о том, что в её положении нужно себя беречь, – и он мягко, нежно поглаживая, коснулся её живота.
Грешные Магистры! Да она же беременна! Сейчас, когда Шурф дотронулся до неё, очертив живот рукой, это стало совершенно очевидным.
А потом его руки легко коснулись её висков, скользнули на шею, на ключицы, он наклонился – она была существенно ниже его ростом – и медленно поцеловал её. Я видел, как её руки тянулись к нему, как она сбросила с его головы тюрбан и ерошила волосы, поддаваясь влечению, заражаясь его жаром, теснее прижимаясь к нему.
У меня закружилась голова, я хватал ртом воздух, мне казалось, что я вот-вот потеряю сознание. Проклятые тёмные пятна уже тошнотворно мелькали у меня перед глазами, я остановился, чтобы хоть как-то привести себя в порядок. Нет, я не рухну тут, посреди дороги, как последний болван! Я себя одёрнул,обругал, собрал всю волю в кулак, встал на Тёмный Путь и шагнул к себе в Мохнатый Дом.
Тут же скинув с себя Коффин плащ, не обращая внимания на сидящих в гостиной людей, я пулей понёсся в подвал, открыл ледяную воду до упора и подставил под струю свою глупую башку.
Какое-то время я просто ощущал холод воды, льющейся мне на голову, и мне становилось лучше – во всяком случае, я снова мог дышать, а проклятые пятна, мельтешившие перед глазами, исчезли.
В полном бессилии я опустился на пол, тут же, в комнате для омовений. Мне было холодно, я закрыл глаза – и мгновенно перед мысленным взором предстала картина, как мой друг Шурф нежно гладит свою жену по животу… Мой Шурф.
Я зарычал и снова сунул голову под ледяную воду. Твою ж мать! Да что же это? Какой ты идиот, Макс! Я вдруг разозлился на Шурфа: он что, не мог мне об этом сказать? Он что, не мог сказать мне до?.. Грешные магистры, он же мне тогда говорил «нет», и это его «нет» было настоящим! Какой же я дурак! Слабоумный кретин! «Все мои желания сбываются – рано или поздно, так или иначе»… Расхлебывай теперь, Вершитель, всё сбылось! Ты рад? Счастлив? Но я же не знал… Чёрт возьми, да ничего не знал!
Что бы там ни было, как бы он не строил из себя вечно занятого Великого Магистра, ему всё равно придётся со мной поговорить, придётся! Мы не сможем вечно так отмалчиваться. Из-за того, что я оказался таким беспробудным идиотом, мы же не прекратим общаться? Неужели наша многолетняя дружба может пострадать из-за того, что мы, два придурка, вдруг воспылали друг к другу… Я закрыл глаза. Как же мне хотелось сейчас всё вернуть назад!
Размокнув и размякнув, я стёк на пол и прислонился лбом к стене. Его прикосновения, его жар, его тёплые руки, которые втрагивались, изучали, ласкали меня, его губы, которыми он пил меня – по капле, по глотку… Это не могло быть неправдой, просто не могло!
Я скучал по нему. Как же я скучал по нему! Всем телом, всей кожей, всем своим нутром. Я закрыл глаза. Вот его руки смыкаются у меня за спиной, он прижимает меня к себе, его губы, его пальцы… Я трогал себя, повторяя его прикосновения, представляя, что это он легко обхватывает мой член ладонью – плотно, мягко…
А, ч-ч-ёрт! Я отдёрнул от себя руки. Что же ты творишь?! ЧТО ТАКОЕ ТЫ ТВОРИШЬ?! В моей голове гудел колокол. Видимо, холодной воды на мою глупую башку оказалось мало. Я открутил вентиль душа и встал под колкие ледяные струи – весь, целиком, как был, в одежде, опёрся рукой о стенку. Сердце моё заходилось в бешеной пляске – то ли от мыслей и смятенных чувств, то ли от холода, поди разбери. Простояв так минут двадцать и окончательно замёрзнув, я выключил воду и пошёл наверх. Я был благодарен холоду. Он сковал меня. Заморозил. Сейчас это было именно то, что нужно – ледяная анестезия. Я доплёлся до своей спальни, всё так же не обращая внимания на тех, кто сидел в моей гостиной, только краем глаза уловив, что, кажется, это были Базилио, Малдо Йоз и кто-то ещё.
В спальне я стащил с себя мокрую одежду, упал в кровать, свернулся клубком, подмяв под себя подушку, и закрыл глаза в надежде уснуть. Я ощущал себя выпотрошенным, вытряхнутым мешком, нелепым желе, у которого попросту не осталось сил. И я уснул – очень быстро, почти моментально. В моём невозможном, немыслимом сне мы с Шурфом гуляли по Шамхуму, бродили по узким улочкам моего города, смеялись чему-то, радовались друг другу, касались руками, творили и создавали. Я помнил, как ещё при первом появлении здесь Шурф говорил мне, что неплохо бы тут устроить Ботанический сад и розарий, и сейчас, сотворённый нашей магией, он был: мы шли среди розовых кустов всех цветов и оттенков и обсуждали, чего бы ещё такого сотворить в Шамхуме – такого, что могло бы порадовать нас обоих.
Я открыл глаза в темноте собственной спальни. Нет, это не может так продолжаться, просто не может, это же пытка!
«Шурф», – позвал я своего друга.
«Что-то случилось, Макс? – немедленно отозвался он. – Я занят. Если ничего срочного…»
«Случилось, – я не врал, – я видел тебя с Хельной. Шурф, мы же… Неужели мы не сможем?..»
«Ты где?» – перебил он меня.
«Дома, в спальне, – ответил я и тут же понял, что совершенно не хочу, чтобы он приходил сюда, в мою спальню. – Приходи на крышу».
«Хорошо», – коротко ответил он.
Я сел в кровати. Я знал, что Шурф, скорее всего, уже там, на моей крыше, но отчего-то не очень спешил к нему. Отыскал в шкафу чистое сухое лоохи и скабу, неспешно оделся – и только потом перенёсся туда.
Конечно, как я и предполагал, Великий Магистр был уже там.
Я сел напротив него. Мы смотрели друг на друга.
Нет, чёрт возьми! Я понял, что разговаривать здесь мы тоже не будем: это место, крыша моего дома, где мы о стольких вещах переговорили, где столько перечувствовали и передумали… Об этом с ним я не хочу говорить здесь.
– Шурф, вряд ли мы станем всё время молчать, – сказал я, несколько удивляясь его робости – или нерешительности, – но тут я разговаривать не хочу. Понимаешь, эта крыша…
– Понимаю, Макс, – ответил он, – мы можем поговорить у меня в гостиной, если тебя это устроит.
– Отлично! – мне было всё равно: его гостиная – да пожалуйста! Прекрасное безликое место, полупустой стадион, учитывая пристрастия Шурфа.
– Хорошо, – он кивнул и подал мне руку.
Снова коснуться его? Я застыл соляным столпом в нерешительности.
И он меня понял:
– Ты ведь можешь пройти по моему следу, Макс, или просто прийти за мной.
– Да. Я так и сделаю.
– Хорошо, – сухо ответил Великий Магистр и исчез.
Я разозлился. И что? Теперь так и будет? Теперь я буду шарахаться от него, как послушники от Лойсо Пондохвы в Смутные Времена? Что же мы с тобой наделали, Шурф?!
Я хотел вернуть его, хотел вернуть себя, хотел вернуть нас с ним прежних, и в то же время краешком сознания понимал, что хочу большего – снова хочу его горячих пальцев, скучаю по его губам, что мой живот подрагивает от жажды его прикосновений, что я хочу обнять его, вдохнуть его запах…
Как же мне остановиться? Как смириться? И с чем?
Я немного покружил по крыше, а потом шагнул в его гостиную.
– Ты как? – неопределённо спросил я.
– Не волнуйся, всё в порядке, – отозвался он.
– Да у тебя всегда всё в порядке, – тут же взвился я, – в самом что ни на есть порядке, Шурф! Я… Ты… Зачем? Как ты мог?
– Прости, Макс, это была не моя тайна, а Хельны. Я не мог тебе рассказать. Это она настояла на том, чтобы до поры до времени никто не знал о нашей продолжающейся связи.
– Но, Шурф, мне… Это же я… – я чувствовал себя наивным школьником: Шурф, у которого от меня есть секреты?
Хотя я тоже вряд ли ему сказал, если бы это была не моя тайна, да порой и не говорил, если об этом просил Джуффин или, скажем, Меламори. Я понимал его. Мой гнев, казалось бы, поутих, но потом я вспомнил, как он гладил её округлый живот…
– Но она беременна, Шурф! – выпалил я. – И не убеждай меня, что это не так!
– Ты следил за мной, Макс? Зачем? – его голос стал ледяным.
– Да не то чтобы следил, – начал оправдываться я, – ты всё время уходил от разговора, и я решил придти к тебе на аудиенцию.
– Ко мне на аудиенцию? – Шурф удивлённо приподнял бровь. – Ты серьёзно?
– Ну, не совсем. Я решил попасть к тебе в кабинет и, приперев тебя к стенке, поговорить. Ведь ты не станешь отрицать того, что между нами случилось что-то… – я пытался найти подходящее слово.
– Не стану, – быстро ответил он, – так зачем ты за мной следил? Почему просто не пришёл, раз намеревался?
– Да не следил я! Я медлил и собирался с духом, когда хотел появиться у тебя в кабинете, стоял под Кофиным плащом перед Тайным входом в Иафах – и случайно увидел вас с Хельной, когда вы выходили.
– Прости, Макс, прости, я, конечно, должен был тебе сказать, но… – я впервые видел, как Шурф сбивался и путался в словах.
– Что было между нами, Шурф? – спросил я напрямик. – Что?
– Прости, – он опустил голову.
– Ты ведь сказал, что любишь меня! – я злился всё больше. Его опущенные ресницы, поникшая голова, его нелепое «прости» – это было не очень-то на него похоже. Да мне хотелось треснуть его по башке!
– Я… Я не должен был, Макс.
– Но ты сказал это, – с усилием проговорил я, – сказал. Зачем? Ты забыл? Тебе это повторить? Я хочу вернуть тебе то, что ты сказал мне тогда.
И чётко, раздельно, так, чтобы никаких сомнений не оставалось, я произнёс:
– Я люблю тебя.
– Нет, Макс, нет, ты… Ты так не думаешь, нет! – он побледнел и, казалось, хотел отгородиться от этих слов, запретить, отдать мне их обратно.
Я поднялся с кресла. Во мне клокотал гнев.
Сейчас Шурф, мой Шурф казался таким далёким, беспощадно далёким, картинным, картонным, совсем уже не моим. Чужим.
– С меня хватит, – вымолвил я через силу и встал, намереваясь уйти отсюда как можно скорее, просто чтобы не оставаться с ним, не дышать этим же воздухом, не видеть его серых глаз, в которых безысходность смешивалась с болью, и где-то там, на дне чёрных как ночь зрачков, была любовь. Но я не хотел этого знать.
Он тоже встал со своего кресла:
– Мы не договорили, Макс.
– Я сказал всё, что хотел, – холодно ответил я и действительно собирался уйти, самым банальным путём – через дверь.
========== Часть 3 ==========
Часть 3
Когда я уже взялся за ручку двери, он в один прыжок подскочил ко мне и схватил за плечи.
– Макс, я не хочу, – он говорил быстро и сбивчиво, куда-то в спину, захлопывая дверь у меня перед носом, – не хочу тебя потерять. Нас слишком многое связывает, чтобы растерять это вот так, из-за…
– Из-за чего, Шурф? – я обернулся, посмотрел на него – и вдруг почувствовал, как к горлу подступает противный комок: мне было так важно то, что между нами случилось, неужели для него это был просто дружеский перепих, так, мимолётность, удачное времяпрепровождение? Грешные магистры, только не это, пусть это будет не так! Потому что это будет слишком, с таким лишком, которое просто похоронит меня под собой.
Я смотрел в его серые глаза и ждал ответа, ждал – и видел, как они темнеют, как чернеют пьянящим омутом, загораются огнём, желанием… и невольно отшатнулся.
– Из-за этого, – и он притиснул меня к двери своими железными руками.
Он смял меня так стремительно, что я вообще не понял, что произошло: меня словно обдало пламенем. Он схватил меня за волосы, отчего я запрокинул голову, и целовал, врываясь языком мне в рот, жадно упивался мной. Я едва не задохнулся, мне попросту не хватало воздуха, голова кружилась, руки немели. Он прикусывал мне шею, прочерчивал языком отметины там, где колотился пульс, едва сдерживаясь, чтобы не прокусить мне горло – я знал, что этого ему и хочется сейчас.
Он рвал на мне лоохи и скабу, и они разлетались клочьями, оставляя на моём теле красные полоски и вмятины. Со звериным рыком он провёл ладонью мне по груди – совсем легко и невесомо, коснулся губами соска… Я застонал, не в силах выдерживать эту невозможную ласку. Его язык дразнил меня, Шурф прикусывал мой правый соскок, а второй сжал пальцами – я и не знал, что это может быть так чувственно, на грани боли и удовольствия.
Ни слова не говоря, он сорвал с себя одежду. Кажется, меня била дрожь. Его тело, его прекрасное тело, стройное, тонкое, точёное – я хотел его, жаждал, я знал, что сейчас он тут, со мной, почти против своей воли, почти сдаётся мне.
У меня слабели колени, но он не давал мне упасть, распластав меня по двери, держа за запястья. Мой живот подрагивал, жадно впитывая его прикосновения. Шурф…
Что он творил со мной – бездумно, жадно, выхватывая для себя эти мгновения, эти наполненные огнём секунды!
Я не мог больше терпеть – и сам дотронулся до своего члена.
– Нет, – прохрипел Шурф, и тут же опустился на колени, повернув меня к себе. Грешные магистры, что… Что он делает! Его губы сомкнулись на моём члене, мягко обхватив головку. Он придерживал меня, мои ноги дрожали. Он вобрал в себя член на всю длину, это было почти нестерпимо. Он двигался мягко и ритмично, убыстряясь, а я стонал и просил пощады.
– Ш-шурф, я…
Не давая мне кончить, он ощутимо сжал мой член и тут же встал, снова развернув меня лицом к этой проклятой двери. Я упёрся в неё руками, лбом…
Он продолжал ласкать меня рукой, очень медленно и мягко, совершенно сводя этим с ума – я хотел быстрее.
Он же… Он же возьмёт меня сейчас – вот так, стоя у двери, просто трахнет меня тут!
– Нет! – я попытался вырваться.
– Даже не думай, – он завёл мою руку за спину, да так, что мне стало больно. Я снова попытался вырваться – уже по-настоящему.
– Шурф? – я не узнавал его.
– Я хочу тебя, Макс, хочу, так давно, так… И я получу тебя! – он завёл мне за спину вторую руку и перехватил оба запястья пальцами одной руки.
Я снова попробовал вырваться. С тем же успехом можно было пытаться порвать стальные наручники.
– Ты же хочешь, – шептал он мне на ухо, – хочешь, ты дрожишь и ждёшь. Тело не обманывает, Макс. Твой член колом стоит…
– Но, Шурф, не так же?..
– Отчего нет? Какая разница, где и как? – его голос перестал быть его голосом – и я понял, что, кажется, разбудил в нём Рыбника.
Он облизал пальцы и провёл по моей промежности.
Я невольно застонал, стараясь сцепить зубы и не показывать, как я на самом деле хочу этих прикосновений, этих его невозможных рук.
Я дёрнулся снова, и он тряхнул меня, сильнее прижав к двери – совершенно бесцеремонно.
– Мне больно, Шурф, – сказал я.
– И хорошо, – ответил он, – мне тоже больно, мой Вершитель, мне тоже… Ты даже не представляешь, насколько!
Он поднёс пальцы к моим губам, я мгновенно приоткрыл рот, не думая, что я делаю и зачем, и тут же отругал себя – да что ж такое!
– Молодец, – похвалил он, когда я стал медленно целовать его дивные руки, ласкать их языком так, словно это был его красивый гладкий член.
Мне казалось, что мы с ним в каком-то отдельном нереальном Мире или Пространстве, где всё позволено и ни за что не придётся расплачиваться.
Его руки. Запах его рук, рельеф подушечек его пальцев – я не забуду их никогда.
Я начал непроизвольно двигаться в такт этим его невозможным пальцам – и так же, почти безотчетно, немного выгнулся. Я старался не стонать, но не получалось – его руки были такими чувственными, а движения – такими правильными, он знал меня, знал меня всего. Он понимал меня, чутко улавливал все мои желания. Он оставил мой рот и влажными пальцами коснулся ануса, медленно войдя сразу двумя.
Я не выдержал. Мне было больно, мне было сладко, мне было жарко и горько, и я хотел его, я хотел ещё, несмотря на… нет – именно потому, что было так больно, и ярко, и совершенно головокружительно. Сейчас, вот сейчас я чувствовал себя живым. Живым и настоящим, таким, каким не был ни с кем и никогда, поддаваясь всему, что он делал со мной, доверяя, не смотря ни на что, оставаясь собой – рядом с ним.
– Ч-чёрт, Шурф, – хрипел я, слабея, задыхаясь, дрожа всем телом, умоляя, – возьми меня… Возьми меня уже!
Мои заведённые за спину, заломанные руки – он отпустил одну, и я немедленно упёрся ею в дверь, и не думая вырываться, а вторая, та, что была ещё за спиной – я почувствовал, как он мягко облизывает мне ладонь, запястье, ритмично касается языком тугого пульса, и одновременно входит в меня плавными толчками.
Я стиснул зубы, я старался расслабиться, впустить его в себя, но всё равно чувствовал, что сжимаюсь. Он замедлился, и боль перестала быть такой тянущей. Он наклонился ко мне:
– Кричи, Макс, – шепнул он мне на ухо, – кричи.
– Нет…
– Так легче, – его горячечный шёпот долетал до меня сквозь жаркий гул его дыхания и стук моего сердца.
– Нет, – я помотал головой, упираясь мокрым лбом в эту чёртову дверь.
– Да,– он почти хохотнул. И тут же прокусил мне запястье, одновременно входя в меня резко и глубоко.
– А-а-а! – это было выше меня, сильнее меня.
– А-а-а! – он кричал вместе со мной, двигаясь во мне, приникая к моей надкусанной вене, сцеловывая мою кровь, смакуя, упиваясь мной, поддерживая меня, поглаживая мне живот ладонью, от которой расходились тёплыми волнами круги, почти незаметные, заглушающие боль.
– Ещё, Шурф! – я кричал, я стонал, выгибался под ним и умолял его. – Ещё, пожалуйста!
Мне хотелось раствориться, хотелось, чтобы он забрал меня всего, присвоил, высушил, сжёг, не оставляя ничего – даже пепла, даже воспоминания.
И он двигался во мне, срываясь на сумасшедший ритм. И боль отступала, уступая место жгучему удовольствию, странному и доселе неизвестному мне ощущению – запретному, сладкому, невозможному, ощущению, что я – его, равно как и он – мой. Мы были – охотник и добыча одновременно. Ведь он на самом деле не сделал ничего, чего бы я не хотел. Он знал меня, знал все мои самые тайные уголки души.
Время остановилось, замерло в изумлении, когда он, когда я, когда мы… Он медленно ласкал меня спереди, одновременно врываясь сзади совершенно бешеным, безумным ритмом, этот контраст был мучителен и прекрасен, моё тело горело, моё тело перестало принадлежать мне, как и его тело – ему. Теперь мы были единым горячечным комком живой плоти, и в какой-то миг я не увидел, а почувствовал, как наши с ним магии сливаются в одну – и как этот серебристый звенящий поток летит куда-то вверх, к небу и солнцу.
Я кричал, кончая, вторя его крику, чувствуя его горячую жизнь, бьющуюся внутри меня – и знал, что ему так же сказочно хорошо, как мне сейчас, так же волшебно и прекрасно, так же обессилено и невозможно.
Если бы он не удерживал меня, прижимая всем телом к полированной поверхности двери, то я бы точно рухнул – способность держаться вертикально покинула меня окончательно.
Он держал меня собой – разгорячённый, жаркий. Я затылком и шеей ощущал его горячее неровное дыхание, когда он аккуратно вышел из моего тела, целуя в висок, в плечи, в лопатки…
– Ш-ш-урф… – я попытался что-то сказать. Сейчас, после того, как всё это случилось, на меня вдруг накатил чудовищный стыд.
Я чувствовал себя какой-то медузой, желе, совершенно обессилевшим, ослабевшим, не способным даже нормально стоять на ногах.
Он ничего не ответил, а просто подхватил меня на руки – я даже не успел возразить. Вот ещё, таскать меня – что я, обморочная барышня, в самом деле!? Но он не обратил никакого внимания на мои возмущённые вздохи, и мы переместились в спальню. Он положил меня на кровать, лёг рядом, обнял – так тепло, так уютно… Мне вдруг совсем расхотелось что-то выяснять и спрашивать, и я обмяк в его руках. Я чувствовал, что именно сейчас – всё так, как нужно. Так, как и должно быть в этом мире. Меня утягивало в сон.
Я поцеловал его руки, обнимающие меня, а он в ответ легко-легко коснулся губами моей макушки.
– Спи, – сказал он шёпотом.
– Ты останешься? – спросил я, понимая, что совсем не хочу просыпаться один.
– Да, – просто ответил он, – спи.
Впервые за долгое-долгое время я проснулся не один. В какой-то степени это было ещё более интимно, чем то, что этому пробуждению предшествовало.
Я повернулся к Шурфу – и встретился с ним взглядом. Его серые глаза улыбались. Я понял, что, скорее всего, он давно уже проснулся и просто лежал рядом со мной, созерцая и посмеиваясь над тем, как я сплю: ну да, свернувшийся клубком, всклоченный, с помятой щекой сэр Макс… Я потянулся и сел. Мне было неловко, и я совершенно не знал, как себя вести.
– Я… Я могу достать нам завтрак, – пробормотал я, пытаясь за деловитостью скрыть смущение.
– Было бы здорово, – ответил Шурф и тоже сел.
О чёрт! Я поморщился и залился краской: лежать всё-таки было несколько безболезненнее, чем сидеть. Ну ладно, чай, не рассыплюсь.
Шурф положил мне руку пониже спины, и боль прошла. Я открыл было рот, чтобы поблагодарить, но он меня опередил:
– Можно мне чай? Пожалуйста.
Я выудил из Щели между Мирами его любимый чай с бергамотом, а для себя – несколько чашек кофе, понимая, что одной точно не обойдусь. И, предельно сосредоточившись, добыл точную копию бабушкиного пирога с яблоками и брусникой.
Это было так просто, так невероятно – и в то же время так естественно и правильно: мы сидели и завтракали прямо в постели, Шурф просыпал крошки на простыню, совершенно не обращая на это внимания, я пил кофе и курил.
И понимал, что нам всё равно придётся поговорить.
Рано или поздно, так или иначе.
Понимал это и Шурф.
– Прости, Макс, – он аккуратно отставил в сторону чашку.
– Шурф, – начал я, преодолевая дикое смущение: как только я вспоминал вчерашние события, меня тут же окатывало жгучей волной стыда, и неловкости, и жара… И желания. Вся эта гремучая смесь чувств бродила во мне, не находя выхода.
– Хельна, – начал он.
Имя его жены, произнесённое так просто и буднично, враз вернуло меня с небес на землю.
– Ты любишь её? – я спросил напрямую.
– Люблю.
Я открыл рот, закрыл… Что уж тут скажешь. Что вообще можно на это сказать?
– Макс, это совсем иное. Я не знаю, как тебе объяснить, – его голос был шелестяще-тихий, едва слышный.
–Да уж объясни как-нибудь, – во мне клокотал гнев.
– Я люблю её, она носит моего ребёнка, мы с ней давно вместе. Когда-то она спасла меня, согласившись связать свою судьбу с таким человеком, как я. Нам есть что с ней разделить. Но, Макс, мои чувства к тебе, – я видел, как едва заметно дрожит его рука, сжимающая ручку чашки, – это что-то головокружительное, что-то, о чём я никогда и помыслить не смел. Что-то, что сильнее меня. Я хотел этого так давно, так жадно. С той самой минуты, когда увидел тебя – такого несуразного, растерянного, ничего не понимающего в этом мире. Конечно, у меня не было иллюзий насчёт того, откуда ты взялся: какие уж там Пустые Земли! Ты казался мне тогда очень сильным – и одновременно удивительно трогательным, весёлым и смелым, сумбурным, ярким… Лихим ветром, как называл тебя Джуффин. Да именно таким ты и был. Ты ворвался в мою жизнь, поставив всё с ног на голову и совершенно перекроив мою судьбу.
И сейчас, когда это случилось, я боюсь потерять тебя. Несмотря на всё произошедшее между нами, несмотря на то, что мы не можем быть вместе, для меня по-прежнему ценна наша дружба. Это едва ли не самое ценное, что есть у меня.
Ты – тот человек, без которого мне совершенно не хочется обходиться. Хотя, конечно, я знаю, что могу. Как и ты – можешь. Каждый из нас может обойтись без кого и чего угодно.
Но я пойму и приму, если ты больше не захочешь иметь со мной ничего общего.
– Что это было тогда, Шурф? – я изо всех сил старался не расплакаться. И у меня это даже получалось. «Не хочу потерять твою дружбу» – и “Мы не можем быть вместе”?
Я тоже не хотел терять его дружбу, но… Я стиснул челюсти. Но ничего другого не оставалось. Он любит свою Хельну. Он мне сказал об этом прямо и честно. В любовниках ходить я не собираюсь, да и для Шурфа это будет неприемлемо.
Тогда что? Остаётся только дружить. Самозабвенно, до стиснутых челюстей, до белёсых звёздочек перед глазами. Дружить – и попытаться вернуть то тепло, которое было между нами, и которое на самом деле никуда не ушло.
– Прости меня, Макс, прости. Я не должен был… Если бы ты… – я не мог видеть, как он постоянно извиняется.
– И если бы я не дал тебе повод, – догадался я, – то ничего бы и не было?
– Как, Макс? Почему? Ведь никогда раньше…
– Я не знаю, Шурф.
Как ему объяснить? Как объяснить это себе самому? Ведь я действительно не знал. Почему он? Почему сейчас?
– Макс…
Не знаю, что именно он хотел сказать, но я жестом остановил его:
– Давай закончим это, Шурф. Просто закончим.
Я сам не верил в то, что говорю. Как мне жить теперь? Как мне от этого отказаться? И Шурф – я видел, как он тонет в чувстве вины, как он корит себя за случившееся, как бичует себя за всё то чудесное и невозможное, что было между нами, как не верит в то, что мы друг друга не потеряем.
– Шурф, – я говорил, но не слышал своих слов, – мы… Мы справимся, слышишь? Мы останемся тем, кем были. Близкими друзьями. Всё пройдёт и перемелется. Всё простится и забудется.
Я не хочу тебя потерять.
–Прости. Я люблю тебя, Макс, люблю, но… я не могу, – он сцепил пальцы в замок ,и я увидел, как они побелели.
– Я знаю. Всё будет хорошо. Верь мне, – я сам искренне пытался в это верить. – Вершитель я или кто! И я не держу на тебя зла, Шурф. Я всё понимаю.
Я встал. Он тоже поднялся.
– Я никогда не напомню тебе об этом, – сказал я.
– Я тоже.
Я сделал шаг ему навстречу и обнял, прощаясь. Прощая.
Медленно отстранился – и шагнул к себе, в Мохнатый Дом.
А сейчас, спустя пару дюжин дней, я сидел в траве, прислонившись к гладкому древесному стволу недалеко от Явного входа в Иафах.
«Леди Сотофа, можно, я к вам зайду в гости сейчас?» – послал я Зов самой могущественной ведьме Соединённого Королевства.
«Что, припекло, мальчик?»
«Угу», – просто ответил я.
«Заходи, конечно».
Я встал, отряхнулся, попытался придать физиономии не совсем уж удручённый вид – и шагнул в беседку к леди Сотофе Ханнемер.
Она оглядела меня с ног до головы и покачала головой:
– Да уж… Ну что с тобой будешь делать, пойдём-ка, сэр Макс, пить камру.
Мы уселись в плетёные кресла, она заботливо подливала ароматного напитка в чашку, подталкивала ко мне кусочек дивного пирога, приготовленного её «девочками» по старинным рецептам, хранящимся в Ордене Семилистника, но у меня совершенно не было аппетита.
– Расскажешь?
– А надо? – откровенно говоря, пересказывать эту историю у меня желания не возникало.
– Нет, конечно, – ответила она почти испуганно, – я и так всё знаю. Но готова выслушать.
– Тогда я не стану.
И тут же понял, как мне хочется рассказать обо всём, что мучило и грызло меня всё это время: о том, как я не мог уснуть, как ворочался часами в постели, как скучал по Шурфу – руками, губами, всем телом… О том, как я вспоминал и радостное, и грустное, что роднило нас с ним. Вспоминал поездку в Кеттари, где он был смешным Гламой, а я – его нелепой жёнушкой, бледной копией обворожительной Мерлин Монро. Я хотел рассказать ей про свои бесконечные ночи – длинные, мучительные, в которых минуты тянулись невообразимо долго, и не было никакого намёка на облегчение. О том, как я кусал губы до крови, потому что нестерпимо хотел коснуться ими его губ, кончиков его пальцев, его упрямого подбородка, его чёрных волос, его ресниц, его тёмной души.
