Текст книги "Шесть ночей. Он и она (СИ)"

Автор книги: afan_elena

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)



========== Холод и миротворцы ==========

Комментарий к Холод и миротворцы

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

– 01 -

Приглушенный треск, исходящий от забора, нарушает гармонию лесных звуков, и Гейл, заслышав его еще издалека, сбавляет шаг, жестом приказывает девочке, топающей следом за ним, остановиться.

Он наклоняет голову, отчего темные пряди волос падают на глаза, накрывая их серость глубокой тенью; подросток хмурится и, все еще сомневаясь, поднимает с земли сухую ветку, а потом швыряет ее в сторону забора, а та, вспыхнув от высокого напряжения, начинает дымиться. Гейл от недовольства поджимает губы и поворачивается к своей напарнице.

– Миротворцы пустили ток, – кривится он, глядя на Китнисс сверху вниз.

У девчонки глаза такие же серые, как у него – цвета неба после долгого дождя, но она такая маленькая, что ее макушка едва достает ему до плеча; тонкая, остролицая, а в косе, переброшенной через плечо, запутались сухие листья и крохотные веточки. На ней куртка с чужого плеча и толстые штаны, подвернутые снизу на пару оборотов, – вещи, знававшие лучшие времена.

– И что нам делать? – спрашивает она.

Не скулит, как Гейл мог бы предположить, а уточняет деловито, будто и сама в это время обдумывает возможные варианты. Парень пожимает плечами и поправляет сумку, в которой запрятаны две тушки убитых зайцев; вечереет, и ветер, становясь кусачим, норовит пробраться за его воротник.

– Вернемся в лес, заночуем там, а утром, надеюсь, сможем спокойно пролезть через проволоку, если все станет как раньше.

Китнисс быстро оборачивается на густые заросли Двенадцатого, с сомнением разглядывая невысокие кусты, переходящие в многолетние дубы и величественный ельник. Ей совершенно не нравится мысль о том, чтобы спать на промерзшей земле, да и осознание того, что, если она не вернется, сестра и мать лягут на пустой желудок, не добавляют затее привлекательности.

– Хорошо, – совершенно по-взрослому говорит она и, развернувшись на пятках, начинает спускаться с горы.

Гейл же медлит, смотрит то на забор, то на удаляющуюся тонкую фигурку: его одолевают те же невеселые мысли. Дома голодная семья, ждущая его с охоты, но перебраться на ту сторону нет решительно никакой возможности, а рисковать, чтобы оказаться зажаренной тушкой, не хочется. Обреченно вздохнув, парень ускоряется и спустя пару минут догоняет свою юную напарницу.

Они углубляются в лес и выбирают укромное местечко между горой поваленных деревьев, образовавших нечто вроде крохотного шалаша; через голые ветви над головами виднеется небо, постепенно скрадываемое сумерками, но ветер, разгулявшийся снаружи, разбивается о преграду и уже не так холодит.

Китнисс никак не может уснуть, ворочается из стороны в сторону, – ей холодно и, несмотря на присутствие старшего товарища, страшно. За свои тринадцать лет она ни разу не спала где-то еще кроме жалкой лачуги, служащей домом ее семье, а сегодня, оказавшись отрезанной от всего привычного, ее впервые волнуют голоса природы, подкравшиеся слишком близко к импровизированной постели. Где-то воет собака, кричит птица или под звериными лапами ломается хворост – все становится для Китнисс слишком громким, тревожащим.

– Замерзла?

Гейл смотрит на нее со своего места, и девочка только теперь замечает, что дрожит последним листком. Она подтягивает коленки к груди, но толстая, слишком большая для нее куртка, не дает свернуться калачом. Китнисс борется со стеснением, ей не хочется показаться слабой или беспомощной в его глазах, однако инстинкты побеждают – какой толк от гордости, если из-за этого рискуешь заболеть, а, может, и умереть?

– Вместе теплее… – неуверенно говорит парень, не отступая, и получает обеспокоенный взгляд девичьих глаз.

Гейл ощущает странную неловкость, ерзает на своем ложе из пожухлой хвои: хотя в его словах нет скрытого смысла или хитрого намека, но возможность прижать к себе эту диковатую девочку кажется ему волнительной. Незнакомое чувство ожидания чего-то заставляет его кадык дернуться вверх-вниз.

Китнисс размышляет всего минутку, а потом доверчиво подползает ближе, так, что ее голова оказывается на его плече, а тонкая рука опоясывает парня. В воздухе, залитом лунным светом, их дыхание – такое близкое, что едва ли не смешивается, – превращается в белесый дымок, а два сердца загадочно ускоряют свой бег: объятие, связавшее их, невинное, исключительно дружеское, но оба ощущают приятное умиротворение, не часто посещающее тех, кто живет в мире Голодных игр.

Этой ночью они спасают друг друга от холода, и первые лучи восходящего солнца, касаются детских лиц, припухших от крепкого сна.

– 02 -

– Китнисс! – Гейл отталкивает ее от себя, и она отлетает в сторону, ударяется плечом о стену грязного здания, из кирпича. Пуля, взрывая штукатурку, ударяется на уровне ее головы.

В ушах девушки гудит от чужих криков и выстрелов, добавляющих испуганных возгласов. Облава на Котел! Люди в панике разбегаются кто куда, но Китнисс будто приросла к месту и только пялится вокруг себя ошалелыми глазами. Мозг скачет с одной мысли на другую, не задерживаясь ни на чем дольше мгновения: вернуться к Прим, спрятать добычу, помочь Гейлу, спасти собственную шкуру…

Ничего не предвещало беды – день, такой же, как множество других, когда они вместе с напарником заявились на рынок, чтобы заработать монет, спихнув Сей и другим торговцам несколько белок и двух кролей, но неожиданно нагрянувшие миротворцы устроили перестрелку и уже ранили пару смельчаков, рискнувших оказать им сопротивление.

– Что с тобой? – она вздрагивает, выходя из ступора, когда Гейл возникает перед ней, закрывая собой окружающий мир.

Его пальцы впиваются в ее предплечья, и даже сквозь толщину куртки Китнисс чувствует боль. На щеке напарника грязь, смешавшаяся с кровью свежей глубокой царапины, зрачки расширены и мечутся по ее лицу, не понимая замешательства девушки.

– Надо убираться отсюда! – командует он, встряхивая ее со всей силы.

Придя в себя, Китнисс быстро кивает и срывается с места. Они бегут через толпу, пригибая голову, прячутся за торговыми столами; дыхание у обоих рваное, дерганное; сумки с добычей, которые они не рискнули скинуть, бьют по спинам, угрожая оторваться от лямок.

Вырвавшись с территории рынка, пара на мгновение останавливается, чтобы перевести дух, голова Гейла вращается едва ли не кругом, высматривая одновременно опасность и путь к спасению.

– В рассыпную, – предлагает он, сбившимся голосом, – так больше шансов, что хоть одного не подстрелят. Встретимся у бараков!

Китнисс тут же кивает и, выбрав направление, торопится скрыться в одной из городских улочек.

С неба моросит холодный дождь, ее ботинки погружаются в густую черную чачу, однако она не останавливается, в одиночестве пробирается между домами – жители притаились внутри, как только различили звуки стрельбы. Решив, что убежала достаточно далеко, Китнисс позволяет себе обернуться и, не обнаружив погони, наклоняется вперед, подогнув ноги в коленях, ее ладони упираются в острые чашечки, и она старается вздохнуть как можно глубже.

Внезапный перелив колокольчика заставляет ее резко вскинуть голову: дверь дома справа от нее распахивается и на пороге возникает светловолосый парень. Затаив дыхание, Китнисс выпрямляется, вновь напрягает мышцы и готовится бежать в случае малейшей опасности, но медлит – может, ее останавливает внимательный взгляд парня или короткое воспоминание, навеянное буханкой хлеба, которую он сжимает в руках. Из глубины ее сознания всплывает память о том, как они впервые встретились: этот парень – кажется, они даже ходят в одну школу, – почти четыре года назад отдал ей буханку, которая спасла от голодной смерти все семейство Эвердин.

Он не отводит от нее удивительно голубых глаз, и Китнисс даже становится неловко – на нее так не смотрел ни один парень: ей мерещится забота и глубокая нежность, непонятно откуда взявшиеся и оттого пугающие. Блондин несмело улыбается, обнажая ряд ровных зубов, и сердце Китнисс сбивается с ритма – неведомая сила исходит от невысокого, но широкоплечего молодого человека.

Моргнув, чтобы отогнать наваждение, она трясет головой и проводит рукой по лицу, смахивая капли дождя, застрявшие на ресницах, а потом, ни разу не обернувшись, исчезает между соседними домами – растворяется за углом.

Гейл вышагивает взад-вперед и беспрестанно вглядывается вдаль: Китнисс должна была бы уже появиться, но она опаздывает, и от этого ему невыносимо страшно. Может, ее схватили? Может, ранили? Он с трудом удерживается от того, чтобы отправиться на ее поиски, между ними уговор – не рисковать понапрасну жизнью друг друга. Если один погибнет, второй должен позаботиться о младших.

Парень входит в покосившийся сарай, приютившийся возле забора, окружающего завалящие бараки – территория нищих, отделяющая городскую часть дистрикта от Шлака. Здесь темно и тесно, но, по крайней мере, можно спрятаться от дождя и пересидеть, пока миротворцы будут искать тех, кто сумел выбраться из Котла. В углу валяется старая солома, запревшая снизу, но большей частью сухая, рядом – сумка, брошенная Гейлом, из которой торчит рыжий беличий хвост.

Он опускается на солому, тревожно вертится, исходя от нетерпения, и резко принимает сидячее положение, когда, противно скрипнув и нарушив тишину, кривая дверь отворяется и пропускает внутрь порыв влажного ветра.

– Наконец-то, – выдыхает Гейл, узнав Китнисс.

Он, не задумываясь, раскрывает к ней руки, и девушка бросается к напарнику, принимая его объятие.

– Я думала, что за мной гонятся, – говорит она, пряча лицо на его шеи и переводя дыхание. – Сделала лишний круг, чтобы они не нашли нас.

Гейл молча кивает, проводит рукой по ее волосам, неизменно собранным в косу.

– Мы не можем сегодня вернуться по домам? – Китнисс чуть отстраняется, поднимает голову, чтобы заглянуть в глаза друга.

Он качает головой, и его лоб прорезает пара морщин.

– Это может быть опасно. Даже если они и видели нас, то вряд ли запомнили, – мало ли грязных бедняков слоняется по улицам? Пересидим здесь, а на рассвете, когда миротворцам надоедят поиски, проберемся к своим.

Гейл говорит спокойно и уверенно, отчего тревога почти покидает тело Китнисс: сама не зная почему, она неизменно ощущает покой, стоит ей оказаться так близко к нему.

Они знакомы уже несколько лет – быстро выросшие дети, вынужденные каждый день рисковать жизнями, чтобы не дать умереть тем, кто беспомощнее их самих: у Гейла два младших брата и сестра, у самой Китнисс – Прим, девочка с ярко-голубыми глазами и светлыми волосами, так отличающими ее от большинства жителей Шлака. Примроуз больше похожа на тех, кто живет в городе: там люди чище и душой, и телом.

«Такие, как сын пекаря», – проносится у Китнисс в голове.

Ей непривычно, что ее мысли, пусть и не часто, возвращаются к едва знакомому парню: он посторонний, не знающий такой нужды, какая выпадает на долю тех, кто рождается в бараках и Шлаке. Там, откуда Пит, – Китнисс сама поражается, откуда знает его имя, – жизнь проще, хоть, наверное, и не сладка, как те булочки, что пекутся в его доме с манящей вывеской «Пекарня».

«Городской», – презрительно сказал бы Гейл, если бы узнал, о ком думает его напарница.

– Ты не ранена? – спрашивает он, заботливо ощупывая тело Китнисс через куртку.

Она отрицательно машет головой и придвигается ближе к Гейлу, вынуждая его замереть и прекратить свои исследования: порой от его прикосновений – безобидных, как ни посмотри, – внизу ее живота появляется странное тянущее чувство, изредка переходящее почти что в боль.

Они близкие друзья и даже секретов друг от друга не держат, но Китнисс все равно странно, когда он ведет себя с ней… как парень. Как он сейчас прижимает ее к себе, – тесно, обхватив спину одной рукой, а второй поглаживая по голове, – так Гейл мог бы обнимать свою любимую…

С некоторых пор, Китнисс стала замечать, что другие девушки посылают в ее сторону завистливые взгляды, и, присмотревшись, обнаружила, что ее напарник один из самых симпатичных парней в округе. Ей завидовали, к ней ревновали – большинство из тех, кто видел их с Гейлом вместе, подозревал, что они имеют гораздо более близкие отношения, чем было на самом деле. И это смущало Китнисс: любовь, семья с кем-то, даже просто поцелуи, о которых болтали некоторые девчонки, – все это было за гранью ее реальности. Единственное, что по-настоящему волновало Китнисс – выживание, собственное и Прим.

Оттого было в двойне необычно, что она находила приятным и успокаивающим лежать вот так, обнявшись, рядом с Гейлом. Он ее знает, она изучила его. Они похожи слишком во многом, и это подкупает, а еще вселяет надежды и рождает желания, названия которым Китнисс отказывается искать.

Уткнувшись кончиком замерзшего носа в его горячую шею, она постепенно погружается в сон, а Гейл еще долго водит рукой по таким же как у него черным волосам и смотрит в невидимый в темноте потолок. В его душе все глубже пускает корни чувство привязанности к девушке, так доверчиво лежащей рядом.

Они не вместе – не влюбленные, не пара; Китнисс, наверное, и мысль бы такая в голову не пришла, а вот его похожие размышления посещали, и уже не раз. Девушки находили его привлекательным, с ним заигрывали, и он срывал поцелуи с их податливых губ, а внутри – загнанное поглубже, – прорастало семя привязанности, способной, как он чувствовал, перевернуть всю его жизнь.

Усталость постепенно берет свое, и Гейл засыпает, убаюканный ровным дыханием Китнисс и согретый теплом ее тела.

Этой ночью они спасают друг друга от миротворцев, ни один из них не замечает, когда за ветхими стенами сарая восходит солнце.

Отзывы и плюсики сделают автора счастливым ))))

========== Капитолий ==========

Комментарий к Капитолий

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

– 03 -

Китнисс мгновение мнется, а потом распахивает дверь крохотного домика-развалюшки. Проходит внутрь, торопливо оглядывается вокруг: тут всего одна комната, из четырех стеклянных окон уцелело лишь одно, да и то рама на нем пожелтела и покосилась от времени, – остальные окна забиты досками и почти не пропускают свет. В углу высится поленница, а по центру черная от копоти времен печь.

Она разводит огонь и старой метлой расчищает место поближе к печке, пододвигает стол и много раз чиненную лавку, на которую устраивается ждать напарника.

Время тянется слишком медленно, и, засмотревшись на танец пламени, Китнисс невольно погружается в свои мысли.

Она теперь невеста! Подумать только? Как такое могло произойти с ней – той, что вообще не собиралась выходить замуж? Китнисс пожимает плечами: а ведь это она сама предложила – так странно, до сих пор не верится. Только выбора нет.

– Пит…

От одного звука его имени, слетевшего с губ, перед глазами возникает знакомое лицо – сотню раз целованное и, как ожидают многие, бесконечно ею любимое. Внутри Китнисс горит предательское чувство – трепет с привкусом отчаянья, ей хочется заплакать, а еще лучше – остаться в этой избушке посреди леса навсегда, попросту сбежать от всего, что ожидает ее в предрешенном будущем.

Иногда, когда губы Пита касаются ее губ, дыхание Китнисс становится неуверенным, а в душе рождается ожидание чего-то большего. Но она его не любит – твердит себе день за днем, что всего лишь вынуждена снова играть, и с упорством утопающего хватается за то, что ее принудили.

И все-таки рядом с ним ее сон спокойнее – кошмары почти не приходят; в его объятиях она чувствует волнение и легкие мурашки, а от сознания того, что она постоянно в его мыслях, – неожиданно приятно. Они с Питом будто связаны цепью с толстыми прочными кольцами – одно такое, золотое, сейчас украшает ее безымянный палец… Одинокая слезинка срывается и скользит по девичьей щеке – душа Китнисс рвется на части от сомнений и противоречивых эмоций.

Заскрипев, дверь домика открывается, и Гейл проходит внутрь. За его спиной лук и стрелы, к поясу приторочена тушка дикой индейки. Он медлит, не решаясь пройти дальше, не сводит глаз с девушки, вставшей ему навстречу. Они разговаривают без слов: у него гнев, боль и обида за ее помолвку, у нее – злость на себя, на Пита и на самого Гейла за то, что он ее не уберег.

Китнисс совершенно запуталась: кто она и почему должна приносить себя в жертву? Вокруг столько людей, но почему она, она, она? В эту минуту Китнисс разрывается от желания накричать на Гейла и одновременно кинуться в его объятия: уже две недели, как они с Питом вернулись из Тура, а друг до сих пор избегает ее.

Не выдержав, она отводит глаза: что бы ни было, но потерять Гейла – это выше ее сил. Можно было бы говорить часами, но Китнисс боится, что он все равно не поймет, поэтому она набирает в легкие побольше воздуха и выпаливает:

– Президент Сноу пообещал, что убьет тебя.

Гейл только приподнимает брови. Ни страха, ни изумления.

– Кого еще?

– Полный список мне не показывали, – внезапно огрызается она, – но все наши родные наверняка там есть.

Он, наконец, хмурится, отчего черные брови едва не сходятся на переносице. Гейл проводит рукой по чуть заснеженным волосам и подходит ближе к печи, садится на корточки рядом с Китнисс, примостившейся на лавке.

– Что можно сделать?

Она качает головой.

– Уже ничего…

Молчание повисает как немой упрек, брошенный друг другу, и он нарушает паузу только спустя несколько минут.

– Расскажи мне, что произошло.

От его просьбы Китнисс сразу становится как-то легче, будто, если обличить в слова то, что томит сердце, тогда сомнения и страхи уменьшатся или даже рассеются, лопнув пузырем из мыльной пены.

Она начинает чуть неуверенно, но постепенно ее голос крепчает, набирается интонаций и эмоций. Китнисс рассказывает другу о том, как после первых Игр ментор предупредил ее и Пита – Сноу недоволен; как перед Туром Президент лично появился в кабинете ее дома и угрожал. Она вспыхивает, когда упоминает, что Сноу знает об их с Гейлом поцелуе: это случилось только однажды в лесу, когда он неожиданно притянул ее к себе и накрыл губы Китнисс своими, напугав ее силой внезапного порыва.

Их взгляды встречаются, и девичьи щеки выдают волнение, залившись румянцем, а Гейл делает только хуже, задержав взгляд на ее искусанных губах.

– Не смотри на меня так… – едва слышно просит Китнисс.

Гейл мог бы сделать вид, что не понимает ее, но он настаивает:

– Почему?

Ей кажется, что она того и гляди загорится, как сухая ветка, поднесенная к огню: чувствуя жар, возникший из ниоткуда, она все-таки находит в себе силы угрожать.

– Меня это нервирует, – заявляет Китнисс.

– А ему ты позволяешь так на тебя смотреть?

– Кому? – она не сразу понимает намека, а потом, краснея дальше некуда, признается:

– Пит – часть игры…

В серых глазах Гейла мелькает недоверие, однако уже через мгновение его губы складываются в улыбку.

– Ну, так что там дальше? – спрашивает он.

Не перебивая, Гейл слушает о том, как они вместе – Китнисс, Пит и Хеймитч – придумали устроить помолвку, за которую ухватились, будто за спасательную соломинку; как на празднике в Капитолии Президент дал понять, что их усилий недостаточно. Во время ее рассказа Гейл успевает достать из сумки еду и приготовить ужин. Китнисс рассматривает его руки: красивые ловкие пальцы, все в шрамах, но крепкие и умелые. Они могут добывать руду в шахте и в то же время способны сплести тончайшую ловушку на зверя.

Руки, которым можно довериться.

– Китнисс? – Она вскидывает голову, слишком поздно сообразив, что давно уже молчит, просто рассматривает Гейла.

– Извини!

– Да ничего, смотри, сколько хочешь, – широко улыбается он, – мне не жалко.

Его глаза искрятся весельем, и среди той серости, в которой он живет, это похоже на луч света, пробившийся сквозь тугие тучи. Взгляд напарника такой теплый и ласковый, что Китнисс невольно улыбается в ответ; он протягивает ей чашку горячего чая, и, когда она принимает ее, кончики их пальцев соприкасаются. Ее словно бьет током, а он лишь ухмыляется, зачарованно глядя на нее.

– Давай убежим…

– Что? – от неожиданности Гейл давится чаем.

– Ты сам говорил, что должно получиться! Помнишь? – она отставляет чашку на стол, готовая применить все свое скудное красноречие, чтобы убедить друга. – Тогда, перед Жатвой! Бежим в леса, насовсем…

По его лицу невозможно понять, о чем думает Гейл, он встает, и Китнисс повторяет за ним.

– Хорошо, давай убежим.

– Серьезно? – спрашивает Китнисс, не рассчитывавшая на легкую победу.

Он делает шаг вперед, хватает ее и поднимает, заставляя комнату перед глазами Китнисс закружиться. Гейл хохочет от счастья, и она, обняв его за шею, широко улыбается в ответ.

– У нас получится, – быстро говорит он, – непременно получится. Давай удерем навсегда, без оглядки! – Его голос подрагивает от возбуждения, а зрачки расширяются, почти прикрывая радужку.

– Уверен? – все еще не верит Китнисс. – Это ведь будет непросто, особенно с маленькими. Не хочу, чтобы через каких-то пару дней…

– Совершенно уверен, – твердо заявляет Гейл.

Он наклоняет голову, привлекая Китнисс еще ближе, прижимается лбом к ее и прикрывает глаза. Ему кажется, что он внезапно стал самым счастливым человеком на свете, его тело пылает, будто он превратился в печку. Китнисс, не переставая улыбаться, опускает веки, и их дыхание смешивается, превращаясь в одно на двоих. Пахнет костром, супом и подтаявшим снегом; между их лицами всего несколько сантиметров, и Гейл не замечает, как признание срывается с его губ.

– Люблю тебя, – понизив голос, шепчет он.

Китнисс распахивает глаза, выглядит удивленной, если даже не совершенно сбитой с толку.

– Я… – начинает она, но слова застревают в горле, а руки на его шее, еще недавно крепко обнимавшие, теряют нажим. – Спасибо, – глухо отвечает Китнисс, пряча взгляд.

Гейлу кажется, что ему всадили нож в самое сердце, он отпускает ее от себя и отходит в сторону; стоит, уставившись на огонь, и старается отрешиться от боли, заполнившей все его существо. А чего он, собственно, ожидал? Мечтал, что Китнисс рассыплется в ответном признании? Примет его чувства и позволит целовать ее губы, пока они оба не потеряют счет времени?

Китнисс растерянно смотрит ему в спину, понимая, что нужно что-то сказать, но, если она и сама не понимает того вихря эмоций, которые всколыхнули в ней слова напарника, то как же тогда она сумеет их растолковать?

– Гейл, я не в состоянии думать сейчас о мужчинах, – пробует Китнисс, – с той самой минуты, как Жатва выбрала Прим, все мои мысли пропитаны только страхом. Ни для чего другого просто нет места. Может, когда мы окажемся в безопасности, все будет иначе…

Он оборачивается, скользит взглядом по всему ее телу с головы до ног и снова возвращается к лицу.

– Ладно, посмотрим, – отвечает Гейл, проглотив досаду. – Маму придется долго уговаривать, но, думаю, она не откажется от нашего плана.

Китнисс чувствует, как неуловимо изменилась обстановка, – ощущение счастья улетучилось, уступив место отстраненности.

– Мою тоже, но я все ей растолкую. Объясню, что иначе нам конец.

– Она поймет, – убежденно говорит Гейл. – Мы с ней и Прим часто смотрели Голодные игры вместе. Мама тебе не откажет.

Сквозь единственное окно Китнисс видит, как снаружи сплошной стеной валит снег, застилая собой белесое небо: зима почти отступила и возвращается только в такие вечера, как этот, когда надежда борется с отчаяньем, словно подснежник пробивающийся к свету.

– Надеюсь, – кивает она. – Хеймитч тоже может заупрямиться.

– Хеймитч? – глаза Гейла расширяются от удивления. – Он что, должен пойти с нами?

– Иначе нельзя! Не могу же я бросить его и Пита, когда…

Гейл стонет, будто от боли, и качает головой.

– Может, еще половину дистрикта с собой прихватим? – рычит он.

Китнисс хмурится, складывает руки на груди.

– Если они останутся, Сноу замучит их до смерти, хотя бы для того, чтобы выяснить, где мы!

Воздух между ними едва не сверкает искрами, но Гейл не отступает:

– Семья Пита вряд ли бросит насиженное место – больше шансов, что они сдадут нас миротворцам. Если Пит не пойдет без них, что тогда?

Китнисс почему-то уверена, что Пит Мелларк ей не откажет, но вслух произносит:

– Значит, пусть остается.

– Ты готова уйти без него? – Гейл смотрит настороженно, его охотничьи инстинкты выискивают ложь.

– Чтобы спасти Прим и маму, да… – начинает Китнисс, – но… я сумею его убедить.

Он сжимает челюсти.

– А меня ты смогла бы бросить? – спрашивает Гейл с каменным лицом.

– Послушай, но ведь ты же согласился…

– Ну а вдруг, Китнисс? Ты ушла бы без меня?

Она смотрит на него с мольбой, а потом качает головой и отворачивается, слишком ясно осознавая ответ. На кончике языка крутится фраза о том, что без него она просто не решилась бы уйти: он слишком давно рядом, она чересчур привыкла на него рассчитывать – у нее есть только Гейл, которому можно доверять, как себе.

И все равно она не может произнести это вслух: слишком личное, до предела – ее.

– Нет… – шепчет Китнисс, – без тебя я бы… пропала в лесу.

Он щурится, скрежещет зубами, словно ожидал другого, надеялся, верил…

– Ладно, не важно: я в любом случае тебя не брошу. Куда ты, туда и я, – его взгляд теплеет. – Когда?

Китнисс смущается.

– Я еще точно не знаю, надо поговорить со всеми, убедить их. Как только снег сойдет – наверное, это лучшее время.

Гейл соглашается. Ему хочется снова заключить ее в объятия, почувствовать, какая Китнисс теплая и подарить ей собственную нежность, но его руки остаются на месте, а между ними – одиночество.

– Доедай, – он указывает на начатую тарелку супа, – почти стемнело, а надо еще вернуться…

Однако, выбраться из заброшенного дома этим вечером им не удается: пройдя несколько метров, оба понимают, что метель скрывает любое направление.

– Если пойдем дальше – заблудимся в трех соснах, – констатирует Гейл, и Китнисс не спорит. – Придется заночевать здесь.

Они возвращаются внутрь, подбрасывают дров к тем, что почти истлели, и усаживаются на старенькое одеяло поближе к огню. Ни один не нарушает молчания, но каждый ощущает приятное спокойствие, почти умиротворение: у них есть план, и, может быть, удача все-таки окажется на их стороне?

– Иди сюда, – зовет Гейл, снимая с себя куртку и укладываясь на бок, – ночь обещает быть по-настоящему холодной.

Китнисс без раздумий ложится рядом, прижимается к нему спиной, и Гейл накрывает их куртками. Его ладонь проскальзывает на ее живот, прикрытый вязаной кофтой, его теплое дыхание чуть шевелит ее волосы, и по коже Китнисс ползут мурашки. Она прикрывает глаза, наслаждаясь близостью Гейла; сами собой их пальцы сплетаются, образуя надежный замок.

Она чувствует несколько секундных поцелуев, прижигающих сзади ее обнаженную шею, но не предпринимает попыток освободится, позволяя себе улыбнуться в пустоту.

– Люблю… – беззвучно шепчут его губы, и она бессознательно сдвигается еще ближе к Гейлу, в точности повторяя изгибы мужского тела.

Окутанные тягучей нежностью, этой ночью они спасают друг друга от Капитолия, а утром просыпаются нос к носу, деля на двоих миллиметры дыхания, разделяющего их губы.

Старый фрагмент в новом свете ))))

Часть текста позаимствована у миссис Коллинз )))

========== Одиночество ==========

Комментарий к Одиночество

включена публичная бета!

заметили ошибку? сообщите мне об этом:)

– 04 -

Дверь дома Хеймитча закрывается за Китнисс, и она нерешительно топчется на крыльце, не зная, как себя вести. Пит стоит в шаге от нее – осунувшийся и молчаливый.

Завтра еще одна Жатва.

Китнисс прикрывает глаза. Наваждение какое-то! Возможно ли, что она пройдет через это второй раз? Нет, уже решено. Китнисс знает, что для нее это дорога в один конец, она сделает все возможное и даже чуть больше, лишь бы Пит выжил. Он заслужил.

По молчаливому согласию они одновременно спускаются по ступеням и, шурша гравием, бредут по аллее Деревни победителей. Небо над их головами уже пару часов как окрасилось багрянцем заката, теплый ветер едва шевелит отросшие волосы парня, и, глядя на него в пол оборота, Китнисс в очередной раз ловит себя на том, что находит его красивым.

В Пите что-то есть, она и сама не знает. Кто они друг другу? Случайные союзники, пленники президента Сноу. Жених и невеста, хотя уже нет – грядущая Бойня отменяет все, что было раньше.

Они снова трибуты. Снова, снова, снова! Слова набили оскомину у нее в мозгу, но от этого их грохот не становится тише. Она покойница, еще дышащая, еще что-то чувствующая, но уже мертвец.

– До завтра? – Пит останавливается на развилке перед их домами, смотрит на нее так, как только он умеет – с плавящей теплотой в голубых глазах.

И сердце Китнисс щемит, ноет, на какое-то мгновение ей хочется, чтобы он протянул к ней руку, она искренне желает вспомнить его прикосновения: с тех пор, как объявили правила Бойни, Пит держится от нее на расстоянии, он скорее суровый тренер, чем прежний влюбленный парень.

Он к ней не притрагивается, просто разворачивается и уходит, а Китнисс смотрит ему в след, пока дом, точно такой же, как у нее, не принимает Пита в свои объятия.

Хеймитч проболтался, что Пит намеревается пожертвовать собой, чтобы спасти ей жизнь. Глупости! Теперь ее черед отдавать долги.

Китнисс задирает голову, обнаруживая сверху сотню звезд, – потрясающая ночь, тихая, лунная. Ее последняя ночь в Двенадцатом. И Китнисс срывается, выбегает прочь из Деревни и торопится в хибарку – грязную, пропитанную угольной пылью и с тусклым светом через склеенное стекло.

Стучит – она в дверь, или ее сердце? Гулко и резко. Силуэт, возникающий перед ней невысокий, тонкий, как тростинка. Хейзел.

– Добрый вечер, – чуть виновато произносит Китнисс. – Можно?

Мать Гейла улыбается ей тепло и ласково, несмотря на жизнь, полную лишений, она не зачерствела, не высохла в душе.

– Конечно, проходи!

Снаружи домик мрачный и серый, внутри не лучше: любая вещь, на какую ни посмотри, старая и много раз ремонтированная. Обеденный стол под тусклой лампочкой, свисающей с потолка, имеет ножки разного цвета, занавески, разделяющие дальний угол на несколько комнатушек – самодельные спальни для трех малышей, Хейзел и Гейла, – сто раз заштопаны и украшены заплатами. Предельная бедность, хотя Гейл и гнет спину, чтобы прокормить свою семью – в Двенадцатом этого не достаточно.

Он сидит возле печки в окружении младших братьев и сосредоточенно пилит ножом какую-то деревяшку. Отблеск огня покрывает его кожу загаром и бликует в серых глазах, обращенный к Китнисс.

– Привет…

Они усаживаются за стол все вместе, пьют пустой, практически безвкусный чай и говорят: много и долго, болтают, будто и не наступит завтра, словно солнечный свет не принесет с собой неминуемую Жатву. Китнисс тепло и даже уютно, насколько это возможно в ее ситуации, можно притвориться, что все так, как всегда…