Текст книги "Золотые листочки (СИ)"

Автор книги: AdrianaDeimos

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Ты с ума сошла? Амми, ты же умираешь! Какая беременность? Это убьёт тебя! – я шокировано смотрю на неё, перестав дышать.

– Мы потом про это поговорим. Ты должна мне помочь. Пообещай, что поможешь… Там, в «Улье», есть один человек… Подопытный. Его нужно увезти с базы. И у меня есть план.

Следующей перед глазами возникает сцена почти восемь месяцев спустя. Аманда после рождения Николь так и не вышла из больницы, слабея с каждым днём всё больше. Она хотела, чтобы Никки была с ней, но в последние дни уже не могла ухаживать за ней сама, полностью доверив это мне и Одри, своей лучшей подруге.

Каждый день, глядя в её глаза, я снова ненавидела свой дар, который и здесь был бессилен. Я снова стала им пользоваться, когда Аманда, день за днём, кричала, стонала и теряла сознание от боли, которую не снимало даже сильное обезболивающее. Но я избавляла сестру лишь от болевых ощущений, не в силах побороть разрастающуюся в теле раковую опухоль. Мама тоже умерла от рака восьмью годами ранее, но она хотя бы так не мучилась, как Аманда. Просто не проснулась…

– Я хочу, чтобы ты отвезла мою дочь Коннору, – поджав губы, яростно и уверенно произносит Аманда, глядя мне в глаза. – Я никогда тебе не прощу, если ты не сделаешь это! Я отняла у него право выбора. Но он должен знать о том, что у него есть дочь, и сам принять решение.

Так я узнала, что отца Николь, оказывается, зовут Коннор, а не «пробирка номер…»! Нет, я знала, что это конкретный человек, ведь именно я помогла спланировать и организовать похищение его полуживого тела из камеры морга №185, но образ у меня никак не складывался в голове. Меня там не было, и я, погруженная в детали операции, даже не спросила, как зовут того, кого моя сестра так «осчастливила» и ради кого я рискую карьерой.

Вот интересно, а думала ли Аманда когда-нибудь, что чувствую я? Потому что в тот вечер, когда я узнала про её решение отдать Николь, я почувствовала себя преданной. Мне было больно и обидно настолько, что я ушла на середине разговора, хотя она умоляла меня остаться… И помочь ей. Сейчас эти слова, летящие мне вслед, часто настигают меня в кошмарах.

– Адди, ты нужна мне! Пожалуйста, вернись, помоги…

Я вернулась только на следующий день, и доктор Спенсер встретил меня на пороге клиники. По его глазам я всё поняла без слов…

Резкая чёрная вспышка… Похороны сестры. Бело-розовые деревья, черные люди. Моё сердце разорвано в клочья, и я чувствую, что какую-то часть меня сейчас хоронят вместе с моей близняшкой. На этом свете меня удерживает только то, что в больнице меня ждёт моя племянница, которую я сейчас поеду забирать. Но…

– Вашу племянницу забрала по письменной заверенной доверенности Одри Стивенсон. Простите, мы ничем не можем помочь. Вот доверенность, мы убедились, что она подлинная, – администратор клиники разводит руками, бледнея на глазах, словно она допустила какую-то ошибку.

Мне нет до него никакого дела, я разворачиваюсь и молча ухожу. Одна… Я совсем одна… Смерть забрала Аманду и маму. У меня остались только отец и тётя, с которыми я не общаюсь. На острове Эйнджел были близкие мне люди, от которых я сама ушла. И стоило мне только обрести смысл жизни в родных серых глазках, как у меня и его забрали…

Я даже сейчас, в воспоминаниях, ощущаю ярость от осознания, что Одри всё сделала за меня. Она забрала Николь втайне и повезла её Адаму Дженнерсу, врачу, который бежал вместе с Амандой из «Улья». И который всё это время выхаживал этого Коннора, поставив его полностью на ноги. Когда я поняла, что Николь уже у Адама, в ту же секунду я возненавидела Коннора Дойла… Можно ли ненавидеть того, кого даже не видела никогда? Скорее всего, Коннор окажется брюнетом со светлыми глазами. Такой типаж нам с сестрой всегда нравился… Что ж, но кто сказал, что я так просто сдамся и отдам ему Николь? Воля сестры исполнена, но ведь и она не была уверена, согласится ли Дойл принять дочь, которую он не планировал и не желал.

Несколько раз я приезжала в дом Адама, но не заставала этого новоявленного отца. Он всё время был на работе.

– Простите, мисс Де Марко, но Коннор сегодня не приезжал, – седовласый доктор Дженнерс пропускает меня в дом. – Кажется, его задержали на работе. Давайте я назначу ему встречу и тогда вам позвоню? Мне будет проще договориться с ним, если я упомяну, что с ним хочет встретиться тётя Николь.

– Нет, доктор Дженнерс, – холодно отвечаю я, прижимая Никки к себе. – Не стоит говорить мистеру Дойлу про меня. Попросите вечером его приехать, но про меня ни слова.

Я смотрю на малышку Николь, и моё сердце снова сжимается. Солнышко, только ты заставляешь почувствовать, что жизнь во мне все ещё осталась. Я думала, там уже всё обледенело или умерло. Если твой отец не может быть с тобой из-за работы, нужен ли он тебе? Что он сделает с тобой, когда столкнётся с твоим даром? Отправит в закрытую школу? Или в детдом, желая избавить себя от «особого» ребёнка? Я знаю, что его Управление помогает «одарённым» детям, но я не знаю и не могу предугадать, как Дойл отнесётся к способностям собственной дочери… которые она проявила в первые же дни своей жизни, в отличие от меня…

Перед глазами больница. Я вхожу в палату сестры и вижу, как над колыбелькой Николь парит в воздухе её одеяльце. Внутри меня всё обмирает. Аманда спит и ничего не видит. Я аккуратно опускаю одеяло вниз. Малышка просыпается и начинает плакать. Меня прошибает леденящий ужас. Если с этим столкнётся Аманда – это ещё полбеды. А если кто-нибудь из врачей? Одри? Нет никакого способа сдержать проявления дара, однако Никки слишком мала, и эти всплески энергии не могут быть частыми и длительными. Но всё, что я могу, наблюдать за ней и стараться делать это так, чтобы никто меня не заметил…

Полтретьего ночи. Я вхожу в комнату, где стоит кроватка Николь. Доктор Дженнерс спит в соседней комнате, и я явно слышу его громкий храп. Кажется, папаша Николь сегодня приезжал к ней, но уже меня задержали на работе. На ночь он не остаётся. Интересно, почему? Бесшумно двигаюсь к кроватке, беру Никки на руки и глажу по голове. Кажется, с каждым днём я могу чувствовать нашу с ней связь всё сильнее. И могу понять, когда происходят всплески энергии. Я поднимаю с пола выброшенные игрушки и кладу их в колыбельку.

– Тшшш, солнышко, это пока наш секрет! Скоро, Николь, совсем скоро я встречусь с твоим отцом, и, дай Бог, всё решится так, как я хочу…

А вот и долгожданная встреча! Коннор Дойл входит в дом доктора Дженнерса, смотрит на меня своими серыми глазами, и его тело сжимается от спазма, выбивающего воздух из лёгких. Я добилась того, чего хотела. Я вижу, как он в ужасе пытается взять себя в руки, не понимая, что вызвало такую реакцию. Я мысленно улыбаюсь и злорадствую.

Узнав имя, он же вполне мог найти фотографию или информацию обо мне в интернете. Про меня, правда, найти сведения не так просто, а вот про профессора Уильяма Де Марко – раз плюнуть. Дальше можно раскрутить цепочку самостоятельно. А мне это не нужно было, я хотела, чтобы он посмотрел в мои глаза. И узнал во мне Аманду. Я не сомневалась, что её лицо осталось неприятным отпечатком на задворках его памяти. И ожидала, что так он быстрее дрогнет и засомневается, нужен ли ему ребёнок от той, которая косвенно участвовала в проектах, приносящих ему боль, ужас и страдание. Моё же лицо, если он оставит Николь, будет вечным напоминаем о тех кошмарах, что ему пришлось пережить. Пусть даже не сомневается, я неотступно буду следовать за ним всю жизнь и участвовать в воспитании Николь. Та, которую бросили, не оставит свою родную племянницу без поддержки и любви. Да и зачем Дойлу двухмесячная малышка, зачатая в пробирке без любви? У него только жизнь началась заново, зачем ему себя так обременять?

– Николь останется здесь! Со мной и Адамом. Я не собираюсь отказываться от своей дочери, – гремит в ушах его уверенный голос.

Я мысленно содрогаюсь. Шах и мат, Адриана. Кажется, я недооценила своего противника…

Я быстрым шагом выхожу из дома и иду в лес, откуда я спокойно могу совершить переход в свой дом. Там я хватаю чашку с полки и с яростью разбиваю её об стену. За ней летит вторая, третья… Когда чашки заканчиваются, в ход идут тарелки. Но мне явно этого мало. Я поднимаю взглядом стол, стулья и швыряю их в разные стороны, разбивая в щепки. Истошный крик вырывается откуда-то из глубины и я, обессиленная, падаю на пол. Мысли текут вяло, но злость все равно точит меня изнутри…

Как Аманде вообще пришла в голову эта дурацкая идея забеременеть от пациента, на котором черт пойми какие препараты испытывали? Любительница сложных отношений и мужчин с демонами внутри! И я тоже мать Тереза в прошлой жизни – помогла этот «экспонат» вывезти из стен лаборатории… Кто бы мог подумать, что он вообще очнётся, да ещё и отцом себя возомнит? Ненавижу тебя, Коннор Дойл!

Полтора месяца спустя я стою в палате Коннора, всматриваюсь в его бледное лицо и чувствую, как внутри всё сжимается. И так сильно ненавижу… себя. За те мысли. Я готова рвать на себе волосы от понимания, что я ничего не могу сделать для него. Только стоять, смотреть, как он медленно умирает, и заниматься самоуничижением. Да, его все-таки настигла расплата за те страшные эксперименты в «Улье», расплата за препараты по ускоренной регенерации тканей, которые на нем испытывали. И жить Коннору осталось всего ничего, если мы срочно не добудем для него вакцину. Меня же настигли совесть и осознание, что за пару месяцев, что я его знаю, моё отношение к Коннору изменилось до неузнаваемости.

Николь уже потеряла маму, сейчас её отец на пороге смерти. Как же я могла быть такой эгоисткой, думая тогда лишь о себе и о том, что у меня забрали Никки? Я должна что-то придумать, должна… Больше всего я боюсь, что однажды я уйду, оставив его здесь, и снова столкнусь в дверях клиники с врачом или с кем-то из команды Дойла, узнав о том, что эта кровать уже пуста… Как это было с Амми два месяца назад. Нет! Я разворачиваюсь на каблуках и выхожу из палаты, прикладывая трубку к уху.

– Эммерс? Это Адриана! Я наконец-то придумала, как ты можешь мне отплатить по нашему вопросу. Слушай!

Картинки начинают быстро мелькать перед глазами. Перелёт обратно в Вашингтон. Ночь. Женский центр Сперви. Джон орудует отмычками. Мы проходим одни двери, другие… Оказываемся внутри импровизированной лаборатории. Вот и вакцина для Коннора в моих руках. Сердце замирает, внутри всё сжимается.

– Адриана, тут на Дойла есть ещё одна папка, на ней написано…

– Тшшш! Я вроде услышала шаги.

Я бью охранника по голове прикладом пистолета и выбегаю первой из лаборатории. Вижу, что Джон замешкался и зову его. Вместе мы бежим по длинному коридору, и я испытываю облегчение, завидев входную дверь. Ещё секунда – я оказываюсь за ней и резко торможу, услышав выстрел за спиной. Нет! Джон!

Дёргаю ручку двери и пересекаюсь взглядом с мужчиной в чёрной униформе. Джон лежит на полу. Жив, слава Богу! Но тут внутри меня все обмирает – мужчина целится Джону в голову. Я моргаю, и в следующую секунду пистолет вылетает у незнакомца из рук. Я не могу вдохнуть, ощущая, что теряю контроль от страха за жизнь любимого человека. Как тогда, в замке Рейна. Воздух вокруг меня становится горячим и вибрирующим. Я смотрю на фигуру впереди, понимая, что, скорее всего, это тот же мужчина, всадивший в Николь иглу и травмировавший Коннора. Кто ударил Джона тогда, я не знаю. Но я и знать не хочу… Мне достаточно картины перед глазами, чтобы меня захлестнула ярость. Взмах ресниц – незнакомца сбивает невидимая волна, и он с глухим криком летит через весь коридор, ударяясь о противоположную стену.

Я смотрю на его тело на полу без сожаления, затем перевожу взгляд на Джона и вижу, как он обмякает на полу.

– Джон! – я кидаюсь к нему, переворачиваю лицом к себе. Он без сознания? Куда его ранили? Судорожно начинаю искать рану, первым делом осматривая туловище. Замечаю кровь на ноге. – Джон! – глажу его по щеке, пытаясь привести в чувство. – Джон! Ты меня слышишь?

Рана ведь совсем несерьёзная, сущая царапина. Но он меня не слышит, не приходит в себя.

– Ты с ума сошла? Адриана! Что ты наделала?

Я резко вздрагиваю от громогласного голоса за спиной. Только его здесь не хватало.

– Здравствуй, папа! Какого чёрта ты здесь забыл? – яростно шиплю я, поднимаясь с колен. Какая неожиданная встреча, а ведь мы с похорон Амми с ним не виделись и даже не разговаривали. Не знаю, как Аманда его убедила, но отец полностью смирился с её решением отдать Николь биологическому отцу и даже поддержал её. Если бы мы с Амандой не были близнецами, я бы засомневалась, а родная ли я дочь? Моё мнение в семье никто никогда не слушал!

– Если ты не пользуешься нашей связью, это не значит, что я ей тоже не пользуюсь! Ты опять потеряла контроль над собой, да? – он смотрит на меня в упор, хватая за плечо и резко разворачивая к себе. – И снова сделала это на глазах у другого человека!

– Это ты его усыпил? – рычу я, заметив, что пистолет Джона лежит у противоположной стены. А где-то за этими самыми стенами начинают выть полицейские сирены. – Нужно убираться отсюда.

В одну секунду отец оказывается у противоположной стены, проверяя пульс у того, кого я отправила в полёт. Иногда мне кажется, что он обладает более сильными способностями по перемещению в пространстве, чем я. Но отец не умеет лечить прикосновениями, он разве что может напитать своей энергией, как и любой сильный Посвящённый. Надеюсь, он не собирается это делать для того, кто только что чуть не убил Джона.

– Отец! – вскрикиваю я. – Сейчас здесь будет полиция.

Пистолет Джона у меня уже за поясом. Где же эта чёртова папка на Коннора? Куда она улетела? Попала под стеллаж с другой стороны от двери? Я могла бы поднять шкафы взглядом, но у меня есть опасения, что придётся своей силой тащить Джона и мне может её не хватить на все эти манипуляции. Я и так чувствую истощение.

– Я помогу тебе с ним! – отец в секунду снова оказывается рядом, и помогает мне поднять Джона. – Живо в машину и заводи мотор!

Я бегу к машине, но оказываюсь в следующем воспоминании.

– Прекрати воздействовать на его сознание, дай мне его разбудить, – ору я, глядя на отца. Мы стоим в гостиной в доме Доггетта. Джон лежит на диване, и я никак не могу привести его в чувство.

– Только после того, как ты пообещаешь мне, что перестанешь использовать свой дар направо и налево! Что с тобой? Ты совсем голову потеряла от любви? – он тоже кричит на меня и машет кулаками недалеко от моего лица. – Тебе уже давно не пятнадцать лет, чтобы ты раскидывала людей и… – он замирает и краснеет от злости.

– И? – тихо шиплю я. – Ну, что? Говори!

– Ты скоро сама поймёшь, что сделала, – вздыхает отец. – Уже слишком поздно. Я не хочу вмешиваться в это и своими словами умышленно формировать ещё и привязанность.

– Перестань говорить загадками! Что я сделала? – я и правда не понимаю, о чём он говорит.

– Адриана, – отец наконец-то перестаёт орать и берет меня за локоть. – Послушай, ты знатно поиграла с огнём и продолжаешь играть. В Верховном доме хотят инициировать процесс сбора информации, чтобы разобраться в твоих действиях. Они что-то подозревают. И скоро вызовут тебя на разговор.

– Интересно, и кто же их навёл на эти подозрения? Кто может чувствовать то, что я пользуюсь даром? – я прищуриваюсь и поджимаю губы. – Дай угадаю! Ты?

Отец снова краснеет и покрывается пятнами. Он снова что-то кричит, но я уже не слышу его слов… Перед глазами возникает следующая картинка. Оказывается, я ошиблась. Есть ещё один человек, который способен меня чувствовать. Но мне будет проще поверить, что это отец информирует Верховный дом о моем «злоупотреблении» даром, чем тот, второй…

В больнице, спустя неделю после введения вакцины, Коннор делает несколько шагов к двери и вдруг, пошатнувшись, оказывается в руках Линдсей, которая помогает ему устоять на ногах. Меня от этого почему-то передёргивает. Или это от вибрации телефона в кармане?

«Адриана, ты срочно мне нужна! Дерек».

– Линдсей, ты сможешь отвезти Коннора домой? Кажется, у меня изменились планы.

Коннор пока не знает, что я планирую остаться в его квартире почти на неделю, чтобы присмотреть и за ним, и за Николь. Вряд ли его эта новость обрадует. Однако я вернусь к нему сразу же, как только смогу.

Переход… Замок… Такой до боли родной цветущий сад, моя любимая беседка. Как же я скучала.

– Её доставили к нам из Дели, коллеги зашли в тупик, пытаясь прочитать послание на ней, – в своём кабинете Дерек вручает мне небольшую чашу с причудливыми узорами и надписями.

Я шокировано смотрю то на него, то на предмет в руках.

– А я тебе зачем? Дерек, мы не виделись… Сколько? Два или три года, и ты присылаешь мне смс, что я срочно тебе нужна. Ты не представляешь, какие мысли у меня были в голове, пока я сюда шла. И вот я стою тут… с чашей, на которой написано что-то, что ты не смог прочитать сам? Ты шутишь, что ли?

Он усмехается и садится в кресло, сцепив пальцы и уложив их на стол.

– Два года не виделись, но ты всё та же, – голос и взгляд снова становятся серьёзными. – Есть предание, которое описывает эту чашу. Испив из неё, человек излечивается от всех недугов. Но мы не можем прочитать условие, никто из учёных не знаком с этим языком.

– И? – я смотрю на него выжидающе. Он отвечает мне тем же, словно желая услышать от меня какое-то признание.

– Я подумал, что у тебя отлично получалось расшифровывать письмена и древние надписи. Может, поможешь?

Отказать ему я не в силах. Наверное, если бы он тогда, в девяносто шестом, попросил меня остаться здесь и не поступать в Академию, я бы осталась. Но сейчас мне почему-то хочется стукнуть его этой чашей. Ведь Коннор… Коннор! Неужели Дерек знал, что я неделю не спала из-за предсмертного состояния Дойла и желания его спасти?

Я смотрю на Рейна, Рейн смотрит на меня… И наш молчаливый поединок явно затягивается. Я знаю, что он ничего не скажет и не спросит, это не в его правилах. А вот подсунуть мне спасительную чашу с целью, чтобы я догадалась сама, как её применить, вполне.

– Дерек, ответь мне на один вопрос… Тебе известно что-нибудь о моей нынешней жизни?

Он чуть наклоняется вперёд и смотрит на меня, наклонив голову набок.

– Адриана, ты забываешь, что даже закрыв дверь замка, – его голос звучит как в те времена, когда он был моим преподавателем, – ты не перестала быть членом «Наследия» и моя с тобой связь, как Наставника, твоего учителя и куратора не стала слабее с твоим переездом в Вашингтон. Однажды я поделился с тобой своей энергией. В ту ночь, когда ты стояла перед духом из гробницы, я остановил тебя, не дав себя убить, выплеснув всю энергию. И напитал своей силой, чтобы ты задышала. После этого я могу чувствовать тебя, как и твой отец.

Чаша падает из моих рук. Хорошо, что она не глиняная или фарфоровая. А то после таких реплик мне самой полечиться не будет лишним.

– У нас с тобой… связь?

Я помню, нам рассказывали про обмен энергией. Тот, кто отдаёт свою энергию человеку при смерти, напитывая его своей силой, потом начинает чувствовать всё то, что чувствует этот человек. Боль, сильные эмоции, чувства…

– У меня с тобой, верно.

Лицо Дерека стремительно растворяется в воспоминаниях. Я хмурюсь, потому что перед глазами встаёт очень неожиданная сцена, которую мне не хочется вспоминать. Почему память привела меня к ней?

Я снова стою перед кроватью Коннора в тот день, когда Пирс признался, где Сперви хранит вакцину.

– Адриана, прошу! – голос Коннора такой слабый, он морщится от боли и стонет. – Поклянись мне. Я не могу больше…

– Нет! – я чувствую ярость и то, что теряю самообладание, глядя в его глаза, наполненные болью. – Я ничего тебе не обещаю! И не отпущу! Слышишь? Я тебя не отпущу, будь ты проклят!

Дрожу, сердце готово выпрыгнуть из груди. Нет, умоляю, только не умирай! Не пущу… Я… Я не могу использовать свой дар так, здесь и сейчас. Да и поможет ли? Но… Я должна удержать Коннора. Любой ценой. Я лягу здесь сама, если он умрёт прямо на моих руках. Мама… Амми… Джулия… За что? Как я буду смотреть в глаза Николь, если не спасу её отца? Зачем мне эти способности, если от них толку нет? Дар? Нет! Проклятие!

Я хватаю Коннора за руку, закрываю глаза. Огонь моментально вспыхивает в зрачках, помогая направить поток моей силы в Коннора и растворить хотя бы часть боли, которую он чувствует. Но для начала я должна понять, где у него болит сильнее, чтобы приложить туда руки. Понимаю, что вряд ли это локализованная боль, но могу ли я соображать, что творю?

Вдох… Выдох… Позволяю его энергии проникнуть в меня… И мой полыхающий огонь в одну секунду накрывает ледяным штормом его боли. Моё тело пронзает сотнями острых брызг, словно на меня обрушилась убийственная волна. Я беззвучно вскрикиваю и падаю на колени. Никогда! Никогда ранее я не испытывала ничего подобного. Я чувствовала много боли обычных людей, не Посвящённых, но даже невыносимая боль Аманды перед смертью не могла заглушить во мне пламя моих способностей. Я не была готова к этому шторму, желающему уничтожить меня, и чуть не выпустила руку Коннора из своих пальцев.

В этот момент меня уже нет… Кажется, я не понимаю, что делаю, меня уже не заботит, куда прикладывать руки и направлять поток. Я просто открываюсь полностью навстречу его боли, пытаясь изо всех сил распалить пламя своей силы снова.

Вижу, как Коннор мечется и пытается вырвать руку, стонет, дрожит. Но я держу, лишь усиливая приток энергии. Шторм перед глазами снова захлёстывает огонь. Я не сдамся, чего бы мне это не стоило. Слышу, как дверь за спиной открывается. Джон…

– Пирс признался, – говорит он шёпотом. – Я знаю, где Сперви хранит образцы.

Пора возвращать маску безразличия на лицо. Я не могу показать ему свои чувства, хотя все ещё ощущаю боль Коннора по всему телу. Насколько же ему плохо сейчас… Невыносимо. Понимаю, почему он хочет уйти. Но ведь если Пирс признался, у нас есть надежда? И я не могу медлить. Соберись, Адриана.

Видя, как Коннор затих и забылся во сне, перестав морщиться и стонать, я аккуратно кладу его руку на кровать.

И снова перед глазами встаёт образ Дерека. В голове эхом звучит его голос:

– Я напитал тебя своей силой… Чтобы ты задышала… У меня с тобой есть связь… Я могу чувствовать тебя… Связь…

– Адриана? – спрашивает Дерек голосом Коннора, но его губы в воспоминаниях не шевелятся.

Я мотаю головой, прогоняя мысли.

– Адриана? – голос Коннора совсем рядом выводит меня из состояния задумчивости. Я оборачиваюсь и вижу его, стоящего с коляской, в нескольких шагах от меня, за лавочкой. – Пойдём домой? Пора кормить Николь.

– Да, прости, я что-то задумалась, – я выбрасываю деревянную палочку в урну и встаю. Пока я сидела и предавалась воспоминаниям под лучами солнца, Дойл какое-то время провёл с коляской в тени деревьев возле фонтана. – Кстати, очень вкусное мороженое. Может, купим и тебе всё-таки по дороге? Зря отказался.

– Спасибо, не хочу, – его уголки губ странно дёргаются.

– Всё хорошо? Ты побледнел.

Я стараюсь не донимать его вопросами о самочувствии, но постоянно слышу в голове голос Антона, который говорит, что последствия разрушения системы ускоренной регенерации внутри Коннора могут вызывать боль, галлюцинации и бред. И никто не знает, когда эти последствия его настигнут. Три дня прошли достаточно спокойно. Коннор много спал и неплохо ел, но сейчас его бледный вид заставляет меня впервые после его выписки почувствовать тревогу.

– Да, всё нормально, – Коннор как-то вымученно улыбается и, видя, что его ответ меня не удовлетворил, добавляет: – Просто устал. Жарко очень.

– Тогда пойдём скорей домой, – я забираю у него коляску из рук, и мы неспешным шагом идём по парку. Наверное, прохожие в этот момент думают, что мы молодые родители. Я ловлю несколько взглядов и улыбок.

Как же мне теперь охарактеризовать наши отношения? Мы не друзья, но и не враги. Не близкие, но уже и не чужие друг другу. Период привыкания что ли?

Я останавливаюсь, видя, как Коннор, который спокойно шёл рядом, вдруг замирает посередине дороге и начинает часто моргать, морщась то ли от лучей солнца, то ли от чего-то другого.

– Коннор? Что такое? – я аккуратно касаюсь его руки.

Он как-то странно на меня смотрит, но через секунду улыбается уголком рта, и взгляд становится совсем другим: чужим, злым и ледяным. Несмотря на жару, странный холодок пробегает по позвоночнику от выражения его глаз.

– Всё хорошо, – чётко и уверенно произносит Коннор, и я впервые слышу надменную интонацию в голосе. Его взгляд странно скользит по мне. – Идём. Я хочу мороженое.

Быстрым шагом он идёт вперёд, и мне с трудом удаётся с коляской его догнать. Сердце учащённо бьётся и убеждает меня, что что-то не так. Дойл идёт, не оглядываясь. Возможно, у меня паранойя, но даже его походка выглядит как-то странно.

Вдруг Коннор опять замирает.

– Дойл? – шепчу я, стараясь скрыть беспокойство и тревогу. – Еле догнала тебя, ты куда спешишь или так по мороженому соскучился?

– По мороженому? – он смотрит на меня, широко открыв глаза, морщится и опять часто моргает. – Ты о чём? Я… – Коннор оглядывается по сторонам. – Мы же домой шли.

– Кажется, ты перегрелся, – может, и я вместе с ним, потому что меня начинает странно потряхивать. – Покормим Николь, искупаем, и я схожу в магазин за продуктами, а тебе нужно отдохнуть. Захочешь мороженое, будет тебе мороженое.

– Да не хочу я, с чего ты это взяла вообще? – нервно произносит Коннор, сжимает зубы и, снова сощурив глаза, смотрит куда-то вдаль.

Замолкаю. А голос Антона в голове снова всё громче напоминает мне о последствиях. Уж не они ли начинаются, раз Коннор сам не помнит, что говорил пару минут назад? Похоже ли это на начинающийся бред? Не знаю. Но мысли о предстоящей ночи заставляют моё сердце странно сжаться. Пусть всё будет хорошо… Он ведь достаточно уже настрадался. Когда-то Дерек говорил, что у меня есть ещё один дар – интуиция, которая меня редко подводит. И сегодня я очень хочу, чтобы она меня подвела.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

(В примечании есть ссылка на следующую часть под названием «Агония памяти моей»)