Текст книги "За омутом глаз"

Автор книги: Аделина Ламб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Пролог

Открываешь глаза и смотришь на этот мир. Здравствуй, я готов с тобой знакомиться!

Извне приходят только ощущения. Ты плачешь – тебе кажется, что это какие-то неправильные ощущения. Плачешь, когда чувствуешь пустоту. Постепенно твой плач смолкает, а пустота внутри становится привычной и родной. Ты словно проглатываешь ее вместе с последним всхлипом. Потом крик и слезы будут совсем другими. Они станут… Как бы ты их назвал в будущем?

Социальным взаимодействием.

Пустота останется, вокруг нее будут клубиться неправильные и правильные ощущения. Правильные – они какие? Они наполняют тебя до края… Но не всегда им удается заполнить уже поселившуюся внутри тебя пустоту.

Потом ты видишь их. Людей. Понимаешь, что вот от этих исходит тепло, любовь и забота. От других – неприятные звуки, боль или холод. Вы с пустотой уже вместе разглядываете их, наконец-то прозрев, а вскоре начинаете разбираться лучше, и затем выучиваете слова, которые обозначают все ощущения, всех людей… Много-много слов.

Мир становится все ярче. Красное, синее, зеленое, черное, белое… Серое. Фиолетовое. Сиреневое. Желтое. Оттенков все больше, ты играешь с ними как умеешь.

Если пустота не разрослась слишком сильно.

Если хаос полутонов не проходит мимо, едва касаясь тебя.

О том, что внутри тебя, невозможно забыть. Ощущение, что всегда чего-то не хватает, поиски, пристрастия к тайнам и – невыразимая, зудящая мука, когда ты в полной мере чувствуешь, что есть ч т о – т о, проклятое что-то, которое никак не удается уловить. Это боль? Это одиночество? Какими красками расписать неуловимый силуэт, как обнаружить невидимку?!

Грозный с виду филин наблюдает с ветки дуба, как тебя ведут в первый раз в садик. Филину не нужен хаос. Он видит, что вот – женщина в сером и выцветшем красном. И видит, что рядом маленький сгусток разных цветов, что крутятся вокруг черного центра.

Как и центр галактики, твой центр тяжелый и может пожрать все вокруг.

***

В детстве Эммелина всегда верила в магию. Она была готова на все, лишь бы поймать за хвост доказательство своей веры. Сестра говорила ей, что верить можно – и нужно – сердцем, душой, а доказательства нужны только интеллекту. Эммелина любила сестру и знала, что она права. Но также она знала о своей миссии, о настоящей цели появления на свет – поймать. за. хвост. волшебство, что еще не ушло из мира. Она видела его в таинственных письмах, играх, сказках, парках, забытых домах. Но каждый раз – словно в уголке глаза. На грани. Совсем тонко. Неуловимо.

***

Детство остается в прошлом.

Шрамы остаются навсегда.

Эммелина думала, что забыла обо всем. У нее новая жизнь. На ней долги по сессии, маска и перчатки, планы на чтение научпопа, скорбь по погибшей сестре. Долгие годы… Десятилетие, почти целую жизнь! она была уверена, что детство и все остальное остались в прошлом.

Пока не наткнулась на свое отражение в случайном уличном зеркале.

«Кто ты?» – спросила у себя Эммелина. Отражение дрогнуло, исчезло на несколько мгновений за проезжающим трамваем, а затем появилось снова. Эммелина оторвала взгляд от лица, которое почему-то с трудом узнавала, и заметила, как красиво шелестят листья над головой, как листочки трепещут и мерцают, как изгибаются ветви и сколь нежные и редкие распустились цветки. Вокруг Эммелины был город и ее настоящая жизнь. В отражении – нечто иное. Эммелина судорожно вздохнула и медленно выдохнула. Внутри нее заворочалось что-то, а затем уже знакомые ощущения – зуд, жажда, голод, но такие, что нельзя утолить привычно. Эммелина поспешила дальше. Застучали каблуки по асфальту.

Часто дышать. Тихо. Нет, ты не можешь расплакаться сейчас, здесь столько людей…

***

– А по какому Вы вопросу? – высветилось на экране. Формально, черным по белому, без явного проявления эмоций. Но ты чувствуешь лукавую улыбчивость в голосе, который мог бы произнести эти слова.

– Я хочу получить знание… – пишешь ты. Качаешь головой, стираешь сообщение – нет, это не то.

Ты так долго шла за раскрытием тайн, послав к черту все сессии и планы, всю шелуху, заперевшись на карантин… Наедине с самой собой. И вот теперь, у самого порога, ты не знаешь, что сказать этому магу, который умеет и любит свои – и чужие – тайны хранить.

Как вести себя? Быть честной? Уж вряд ли он оценит твою наивность. Блефовать? Нет, такого человека сложно ввести в заблуждение.

Ты опускаешь руки на колени и закрываешь глаза.

Прислушайся к себе. Прислушайся к своему голоду и своей печали. Прислушайся к пустоте. Здесь, у порога настоящей магии, можно только так – искренне и по-настоящему.

Глава 1. Встреча

Разве было сказано – иди через темный лес? Разве было условлено – потеряйся во мраке среди колючих ветвей?

Нет, Эммелина, не было. Ничего подобного не было, черт тебя дери! Однако, ты здесь.

***

Лесная скиталица, согнувшись и зажмурившись, выставив руки вперед, пробиралась сквозь густые заросли кустарников и низкие ветви деревьев. Все цеплялось за ее кофту и юбку, ноги постоянно нащупывали коварные ямы и подножки. Но пока все шло неплохо – за исключением того, что она уже потеряла счет времени. Темно стало, как только она зашла в чащу. Нет – как только она всмотрелась в нее.

Когда она, в сопровождении голосовых сообщений таинственного мага, шла от остановки в деревне к полю, когда впереди маячили верхушки лесного массива, Эммелина уже знала. Где-то в глубине себя, своего естества, жизни, вселенной и вообще.

Назад. Дороги. Нет.

И не важно, что она трезво контролировала свое тело. Не важно, что с магом они ни словом не обмолвились про лес или какое-то испытание, или даже про сожжение мостов. Она могла повернуть назад в любой момент, и билет на автобус могла себе позволить, и даже попить кофе в местном кафе или столовой, чтобы обдумать, взвесить все за и против. В человеческом мире и понимании все дороги были открыты, хоть назад, хоть в зад. Открыты – в мире материи и простых законов. Но чувствовать Эммелина умела большее, и поэтому – знала.

Девушка резко дернулась и схватилась за шею, испытав короткий приступ паники. Что-то потянуло ее назад, больно царапая кожу. Пальцы быстро нащупали цепочку; Эммелина сделала несколько шагов назад; развернулась, осторожно открыла один глаз

Кулон исследовательницы мрачных чащ зацепился за особо корявое и вредное сообщество веточек. Эммелина терпеливо вызволяла его из пут, а кулон ловил черные тени лесной гущи. Солнечные лучи сюда не доходили. Зеркальце, вставленное в крышку кулона, не могло поймать свет и распустить солнечных зайчиков. А вот черные тени… Да, их было полно.

Эммелина выпрямилась осторожно, чтобы самой не запутаться в ветвях. Кулон она заботливо держала в руках. Протерла зеркальце. Открыла крышку. Как и всегда, ее встретил уверенный и одновременно добрый взгляд сестры. На это снимке ее и без того тонкие черты лица обострились. В ней было мало жизни. Эммелина не помнила, когда была сделана фотография, при каких обстоятельствах. Была ли сестра сонной, была ли это ночь, или, наоборот, раннее утро. Может, перед какой-нибудь поездкой. Или, после одной из бессонных ночей, она просто смертельно устала.

«Нет! – вскрикнул голос в голове, – Не смертельно… Не надо этого слова». Эммелина потрясла головой, отгоняя пугающие воспоминания.

Это было ошибкой – взметнувшиеся волосы тут же сплелись с ветвями кустарника, но, зато, она взяла себя в руки и закрыла крышку кулона. Чтобы идти дальше, пришлось игнорировать несколько выдранных волос… и густой комок боли в груди. Жаль, так жаль, что сестра не могла видеть ее сейчас. И не могла быть рядом на пути к настоящей магии, держа младшую за руку, чтобы не было так одиноко в этой глухой чаще.

***

Слабое мерцание света. Блики его на каплях росы. Далекое журчание ручья. Тихие трели птиц. Даже в самой темной лесной глуши можно выйти на поляну, полную жизни. И даже на самую светлую и живую поляну можно пронести в себе тьму.

***

Эммелина устало села на поваленную корягу и вытерла рукавом лицо. Она была, скажем так, удовлетворена, что солнце на самом деле еще не село, как и аккумулятор ее телефона. Но сеть здесь не ловила, поэтому прямая связь с таинственным магом была потеряна. «Интересно, он проходил что-то подобное?» – подумала Эммелина, и сама же ответила на свой вопрос другим вопросом: «А что я, собственно, прохожу?».

Самым очевидным ответом было бы «испытание». Но к ним обычно даются инструкции, или хотя бы кто-то заставляет «избранного» пройти испытание, а сейчас вроде как единственный ей знакомый маг был и вовсе не причастен к этой вылазке. Эммелина не знала, что должна найти, взять и вынести из этого леса. Выглядело все так, будто ей просто нечем заняться. «Вот что долгая самоизоляция с людьми делает», – покачала она головой, разглядывая свои ботинки, которые лес украсил сыростью, грязью и прилипшим желтым листком.

Нет, разглядывать ботинки и дремать, свесив голову, в таком месте – просто невежественно. Вокруг девушки все еще была совершенно волшебная поляна, на которой должны плясать эльфы или нимфы, за которыми наблюдает дух леса в виде самого благородного оленя на свете. И на огромных ветвистых рогах у него – мох, и блестящие бусины, и камни, и еще можно чтобы маленькие духи-прислужники, с любопытством разглядывающие незваных гостей… Эммелина добропорядочно высматривала что-нибудь подобное, вертя головой. Но чем дальше – тем больше это было похоже на обычный лес. Красивый, майский, полный головокружительных ароматов и звуков природы, да. Но не фэнтези.

Без эльфов, короче.

***

Так тонкое волшебство начало постепенно уходить из этого места. Гостья погружалась все больше в свои мысли, ощущения. Затем пришли воспоминания. Крохотные обрывки, иногда бессмысленно пролетающие мимо, иногда колючие. Когда воспоминание цеплялось за внутренний голос и собирало на себя образы, то колкость его могла стать больше, и тогда его лучше – необходимо – выдрать и отпустить обратно в поток. Такие воспоминания бывают очень нужны несмотря на всю боль, что причиняют, и тогда их отпускать, наоборот, нельзя, однако ж выдрать придется. Чтобы смотреть на него и вести диалог, и не давать пить внутренние соки. Если что-то подобное пустит корни там, где зацепилось, то может испить тебя целиком, и ничего, ничего не останется.

Эммелина не могла справиться с тем, что творилось у нее внутри. Гармоничные потоки? Реки, из которых можно испить? Контроль над собственными мыслями? Пф.

***

– Нет… – простонала девушка. Она глядела на то, как из-под земли пыталось что-то выбраться, толкая ее, разрывая. Все вокруг стало серым, нахлынул холодный ветер. И вскоре не осталось звуков, кроме одного.

Бум. Бум. Бум.

Глухой стук в толщу земли.

Эммелина сидела на коряге, не шевелилась, и лишь выразительнее становилась ее гримаса, сочетающая слишком многое от брезгливости до страха.

– Ну что за дешевые фокусы? – пробормотала девушка. Впрочем, голос здравомыслия в лице не реализовавшего себя внутреннего зоолога скромно предположил, что это крот.

Бум. Бум. Бум.

Кому-то, или чему-то, удалось, наконец, прорваться наружу. Высунулась бледная рука. Очень тонкая, с ужасно длинными грязными ногтями.

– Совсем не крот, – пропищала Эммелина и как можно тише перебралась за корягу, чтобы наблюдать было безопаснее.

Существо все больше освобождало себе путь на поверхность. Вот тонкая рука уже стала уверенной опорой, согнувшись в локте. Вот появилось плечо, шея, голова. Хрипы и плевки землей и еще какими-то сгустками.

На четвереньки встало нечто, что еще совсем недавно, вероятно, было мертвым. На самом деле, правильнее было бы назвать существо женщиной, ведь несмотря на грязь, бледность, ужасную худобу и множественные синяки и порезы это, определенно, был человек женского пола.

Эммелина зажмурилась и полностью скрылась за корягой. Как в детстве: если ты закрыл глаза, то тебя не видно. Сейчас она очень жалела, что не послушалась мага и пошла в это приключение. Он говорил: «Ты не готова». Он говорил: «Не играйся с игрушками, до которых еще не доросла». Конечно! Если бы он попробовал говорить в менее снисходительном тоне, его без пяти вечностей колдунья могла бы к нему прислушаться.

Но это не точно. Ее жажда знать и чувство, что она получит знание именно здесь, гнали в спину и не терпели отлагательств.

Помимо зоолога в ней когда-то рос журналист. Вот, видимо, его наследие. Любопытство. Безрассудство. И щепотка отваги, которая здесь уже почти истратила себя.

Рука медленно потянулась за телефоном. Она должна была это заснять…

Ведь если она сейчас умрет – а чуйка подсказывала, что она не сможет убежать! и никуда ей не деться! – то хотя бы это доказательство останется, хотя бы в телефоне будет видео! Где! Записано! Нечто паранормальное!! И героическая смерть храбрейшей из людей – Эммелины Л.!!!

Вдох, выдох. Вдох. Выдох. Без паники.

Рука нащупала все что угодно, но не телефон. Его не было. Самый шаблонный и в реальности страшный штамп – герой остается без связи. «Храбрейшая из людей» тупо таращилась на свою руку, будто не могла поверить, что та ее подвела. «М-может… Он остался там… Когда я перелезала через корягу…», – робко понадеялась Эммелина. Она прислушалась. Хрип. Кашель. Тихие стоны, как у приведений в фильмах. Какое-то шебуршание. А затем негромкое «бам».

Эммелина высунула нос из-за дерева, не без труда в лесных сумерках отыскала женщину.

Восставшая из безымянной могилы рухнула набок с глухим стуком своих костей – и безвольно обмякла, как мешок с мукой. Из-за слипшихся от грязи волос доносилось тихое подвывание и всхлипы. Длинными грязными ногтями она начала царапать себе плечи, и лицом биться в землю с крайне неприятным звуком, похожим на чавканье.

Этому страдающему существу совсем не было дела до убийства заплутавшей глупышки.

Эммелина на корточках подползла к месту, где оставила рюкзак и где могла потерять телефон, стараясь не спускать глаз с жуткой женщины. Но когда она перевела взгляд на землю, то ее надежды разом рухнули. Ни кустика. Ни травинки. Вся поляна представляла собой высушенное, вымершее место, и горе-путешественница только сейчас это заметила. Разумеется, ее вещи тоже исчезли.

Эммелина судорожно вздохнула, чтобы снова не запаниковать под звуки разбивающегося о землю лица. Она осталась наедине с жертвой злого рока, о котором даже близко не имела понятия.

Какова вероятность, что, находясь в реальности, вот прямо в самой реальной реальности, перед простой девушкой из маленького города – неупокоенная душа в своем прежнем, мертвом и отторгающем душу теле? А не человек, ставший жертвой какого-нибудь маньяка? Ведь, насколько Эммелина знала, в ее мире процентов на девяносто девять чаще встречается как раз второе. Люди безумны. Ад пуст. Все бесы здесь.

Память нарисовала ей лицо таинственного мага.

Не так давно этот человек сначала дал усомниться, человек ли он, а затем дополнил реальный мир этой самой простой девушки такими знаниями, о которых многие даже не подозревали.

Эммелина заворожено смотрела, как женщина разбила себе в кровь лицо и вся выгнулась словно от невыносимой боли. Из ее горла рвался беззвучный крик, а по вискам текли мутные слезы. Видеть это вживую – почти невыносимо даже в оцепенении, в котором пребывала Эммелина. Но именно это крохотное «почти», островок рассудительности в ее голове, заставлял мозги ведьмы-недоучки шевелиться.

Женщина вывернулась всем телом и развернула голову острым подбородком к серому тяжелому небу. Она заметила девушку. И пусть ее взгляд блуждал, словно она не могла сфокусироваться на человеческой фигуре, Эммелина чувствовала – она ее заметила.

Слабоумие и отвага подсказали глупышке, что, если она не попробует узнать о сущности этой женщины, жива ли она, или восстала, чтобы терзать и рвать плоть живых, то не сможет дальше спокойно жить. Если эта изломанная жуть на самом деле живая, то ей просто необходима помощь. Ее надо спасти, иначе безумие и агония сожгут ее изнутри.

– Вам нужна помощь? – Никаких изменений в картине происходящего. Смотрит невидяще, замерла. – Вам нужна медицинская помощь? Я могу вызвать врача! Вам помогут! – еще раз попробовала Эммелина, неосознанно вжимаясь в корягу всем телом, как если бы это существо уже надвигалось на нее.

Так и случилось. Разобрав девичий голос, женщина склонила голову набок, сама перевернулась и поползла к Эммелине, вонзая в землю тонкие пальцы. Ее нижняя часть тела волоклась позади, словно тряпки, изгибаясь под всеми невозможными углами. Лицо существа искажалось болью, мутные слезы все еще сыпались из глаз. С каждым усилием она вскрикивала, но целеустремленно смотрела вперед.

Нет, видимо, никакие врачи не помогут. Разве что, патологоанатом да судмедэксперт.

Эммелина, заполненная страхом по самое горло, вскочила и рванулась прочь. Тут же она впечаталась лицом в жесткую, шершавую кору дерева. Острая боль в носу, теплая кровь по губе. Лес ясно дал понять, что никуда она не рванулась. Отшатнувшись, немного придя в себя, Эммелина увидела, что серые стволы деревьев встали плотной стеной.

Лес ее не пускал.

До Эммелины донеслись всхлипы. Женщина тянулась к нечаянной гостье мертвой поляны и уже вовсю рыдала. Роняла голову и снова ее поднимала, стучала руками о землю и снова тянула их к девчонке.

А потом ее тело опять скрутило, выгнуло, и изо рта болезненными рывками пошла черная кровь. Когда женщину перестало рвать, он рухнула на землю сломанной куклой и более не шевелилась.

Кровь тонкой дымкой поднималась в воздух, вышивая туманный человеческий силуэт. Он – а скорее она – улыбалась светлой прорезью в черном дыме. У Эммелины задрожали колени и губы.

– Кто ты? – едва смогла выдавить вопрос перепуганная девушка. Бежать ей было некуда, а если это существо разумно, то, возможно, они смогут договориться…

Фигура перестала улыбаться, и глупышка замерла, словно ее вот-вот прикончат за неправильный вопрос. Она едва сохраняла здравый рассудок, чтобы страх не накрыл ее с головой.

Фигура плавно подняла руку и остановила ее, указывая на Эммелину.

– Я? – прошептала девушка, невольно дотронувшись до места на груди, где люди обычно представляли свою душу.

Существо из паров крови кивнуло.

– Но как? Нет… Этого не может быть, – сказала Эммелина, глядя то на тень, то на неподвижную женщину. Тень вспыхнула чернотой, но лишь на мгновение. Она резко указала на женщину, затем на Эммелину, а затем показала «перерезанное горло». За каждым резким движением руки волоклась дымка, и конечность существа из крови становилась словно тоньше.

– Нет, – пробормотала Эммелина одними губами.

Смерть, смерть, смерть! Ничему еще не наученная девчонка попалась в ловушку смерти и уже задыхалась от нее: зловоние и сухость, серость с черными просветами, полная безвыходность, отсутствие всякой надежды… Она не могла придумать больше никаких вариантов. Ощущение конечности пути. Ощущение собственного конца.

Она пришла за ответами. Черт возьми, получила ли она их?

Эммелина была настолько напугана и близка к безумию, настолько неподготовлена к этой дороге, что все могло пройти и исчезнуть, не оставив и следа смысла.

Но тварь из теней и мертвой крови имела другие планы.

***

Тварь рывком наклонилась и ухватила девицу за волосы. Эммелина никак не ожидала, что это существо хоть сколько-нибудь материально, однако оно смогло дотащить свою жертву до раскопанной земли, безымянной могилы. Все попытки вырваться оставались безуспешными.

Остановившись, тварь швырнула девушку вперед. Эммелина больно ударилась о землю, приподнялась на локтях и увидела следы крови на земле. Примерно отсюда отползла та восставшая женщина, и здесь же она билась лицом в землю… И не только физическая боль гулко стучала в ушибленном теле несчастной глупышки; током пронзала ее боль ментальная, психологическая. От такой боли ей самой захотелось свернуться калачиком, и чем больше она нарастала, тем ближе Эммелина была к состоянию восставшей из мертвых. Хотелось выбить боль из себя, но пока она еще понимала, что удар головой не облегчит…

Тень больно пнула девушку ногой в живот. У Эммелины перехватило дыхание, она закашлялась, скрутилась, попыталась отдышаться. Тень не дала ей передышки. Перевернув девушку лицом к себе, она уселась верхом и начала бить ее кулаками. Лишь от части ударов Эммелине удалось увернуться, остальные попадали по худому лицу, по шее, по голове. Девушка попыталась отбиваться руками, но руки вязли в тени, как в густом киселе. Тогда Эммелина оттолкнулась ногами, чтобы выскользнуть из-под страшного существа. Получилось не очень удачно – кулак твари попал ей точно в гортань, второй – в грудь. Эммелину пронзила острая боль, а затем – потемнело в глазах.

И она пожалела, что все еще оставалась в сознании. Со всей этой болью, с невозможностью вдохнуть, с тяжелой теневой тварью на себе нужно справляться самой, без чудесного спасения, без внезапного пробуждения в чистой постели. Но самое странное в этом было то, что Эммелина как будто уже сталкивалась с подобным раньше. Ее никогда не били вот так безжалостно, повалив на землю, угрожая жизни! Но ощущения этой бессмысленной, вязкой борьбы и тяжести, которая вдавливает в землю, и боли, которая лишает возможности дышать, были ей знакомы.

Глава 2. Язык ни одного из миров

Нет, я не хочу принимать ваш яд. Вы можете ломать мои кости битой, но, давайте признаем, я выше этого. Я не опущусь, чтобы вдыхать ядовитый смрад ваших пастей.

– / Æ ?? //– очередной вопрос – я знаю, ты его уже задавала, и сейчас пытаешься дотянуться им до моего спрятанного нутра – сливается в одну высокую ноту. Еще немного – и переход в ультразвук. Я, наконец, перестану тебя слышать.

Снова вопросы. Вас теперь двое, мои «родные». Слова сыплются градом, ощущаются метательными ножами. Вы не понимаете, что мой гроб сколочен уже давно, и сейчас вы лишь забиваете в крышку гвозди?

– ʌ^^^^^????? //

Я все больше отдаляюсь, и, наконец, писк, от которого раскалывается моя голова, стихает. Становится шепотом. Далеким шумом прибоя. Я отъезжаю от него все дальше.

Остается только мягкий шелест шин.

Благословенная тишина во тьме. Долгие четырнадцать лет мне не удавалось, и вот, наконец, я ушел, оставив миру кататоническую скульптуру из собственного тела.

***

– Ну, что будем делать? – пробасило жилистое рогатое существо, скрестив руки и сузив жуткие янтарные глаза.

– Ты у меня спрашиваешь? – тонкий паренек округлил в ужасе глаза. До этого его сосед по подводной лодке никогда не спрашивал совета. В иной раз он бы обязательно использовал эту возможность и обернул простой вопрос в крепкий дружественный союз, но…

Конечно, Бывалый знал, что произошла катастрофа. Во-первых, в помещении центрального поста находилось слишком много человек. Во-вторых, один из них забился в угол и решил побыть полупрозрачным. В-третьих, весь центральный пост заливал яркий красный свет.

Рогатый, чье кодовое имя было Шустрый, в раздражении закрыл глаза, опустил руки и сжал кулаки.

– Мальчики, не ссорьтесь, – фальшиво пропел Дурак, но тут же просек, что его актерское мастерство сейчас летит туда же, куда все управление лодкой. Заткнулся и продолжил грызть крашеные ногти.

***

Три личности пытались договориться. Они не знали, зачем, ведь раньше у них это не получалось. И сколько бы Бывалый ни мечтал о крепком дружеском союзе, получался только конфликт, и лишь чудом Шустрый еще не разнес лодку. Да и Бывалый порой хотел выжечь это место, избавив его от треклятой тьмы и черных острых шипов.

Сейчас кое-что было иначе. В мерцании красной тревоги ни один из них не обладал оружием, их голоса и руки слабели, а мальчик, забившийся в угол, становился все менее отличимым от стены корабля. Спор, и правда, походил на переговоры. И они становились все тише, тише, тише…

***

Хор из трех голосов затянул песню. И нельзя сказать, что эта песня имеет куплеты и припев, сюжет и лирического героя. Это были строки, которые три соседа по подводной лодке читали нараспев, и голоса их резонансом отдавались от стен.

– Анда ас ноо гумм, нна аʧи ци аа Ж-а.

– М мож æ-ɛəм пмл ʤать, м мож æ-ɛəм æть… Стт ааи бтт æть – ö θсс аа рæ эт!

– Ö ри, ö нь э ʤи ай… Ö ри:и, чт-т ос ɛə Ит.

С каждым повтором заклинательных звуков их голоса становились сильнее. Они вновь обретали привычную форму и даже становились крепче, чем раньше.

Паренек, сжавшийся в углу, растерянно посмотрел на троицу, и под их распевы немного расслабился. На его лице была запечатлена печаль.

– Мне кажется, что мы не должны быть живы, – тихо сказал он.

***

Я вынырнул из мрака и судорожно вдохнул холодный воздух. Из окна дул ветер, занося в комнату крохотные снежинки. Было тихо. И я был один.

Снег метался и кружил на фоне тяжелого серого неба. Я смотрел на них и жадно дышал, словно меня насильно лишили воздуха. Но внутри – ничего. Никаких эмоций. Никаких ощущений.

Только бесконечное, серое, февральское небо.

Глава 3. Помутнение

А было ведовство гордой девицы, её ёмкая жажда знать истину йеменской каббалы, лейтмотива мистической ноотропии, ойкумены пергаментных рассчетов?

Сестра, твари ужасающая фарба хочет царапать чалый шаблон, щеголять этикой язвы.

А была встреча, где девушка, её ёжистой жительницы зазеркалья изрыгание йодной крови? Ложный мертвец, ненадежное обрядное погребение.

Рыщет, сестра. Травмы убогий факт.

Хочет церебральную чушь шарманкой щебетать Эммелина.

Юродивая явность.