Текст книги "Трон Знания. Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Такаббир Рауф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)

Часть 15

***

Ярис устало опустился в мягкое кожаное кресло. Посмотрел на стопку писем, взял верхний конверт. Так и не распечатав, снял очки, сложил на столе руки и уткнулся в них лбом. Ночь оказалась слишком тяжелой даже для такого опытного и самоотверженного врача, коим был Ярис Ларе.

От прадеда он перенял любовь к народу, от деда унаследовал страсть к медицине, от отца перешла звонкая монета. И потому для маркиза Ларе не существовало ни богатых, ни бедных, он делил всех людей на здоровых и больных, самозабвенно был предан своему делу и не задумывался о доходе.

Но сейчас Ярис чувствовал себя несчастным и разбитым. Он двое суток боролся со смертью и впервые в жизни отступил. Под утро отправил падающих с ног помощников спать, усадил возле кровати сиделку и просто ушел.

Палаты клиники помнят всех пациентов. Большинство из них бедные люди – богатые предпочитают болеть в роскоши. И порой, проходя мимо приоткрытых дверей или сидя за столиком дежурной сестры и расписывая назначения, Ярис слышал удивительные истории – чем еще может отвлечь ребенка от боли мать или бабушка? Как любой образованный человек, он в сказки не верил. Оказывается – зря. Именно в эту минуту в одной из палат умирает моруна. Это ее он оставил на волю Бога. Оставил не потому, что передумал спасать пришелицу из древнего предания, и не потому, что забыл комплекс мер по реанимации человека. Ярис не понимал, чем Малика цепляется за жизнь, и неведомая сила, удерживающая моруну на этом свете, вгоняла его в дрожь.

Ему приходилось лечить ориентов. Странные люди с необычными способностями, в которых Ярис, честно говоря, не хотел разбираться, интуитивно чувствуя в сказках о морском народе подвох.

Ему случалось лечить ветонов, правда, очень давно, когда в их резервации еще не было бесплатной медицины и необходимого количества врачей. Время до сих пор не умалило восхищение выносливостью этих людей. Их болевой порог был настолько высок, что невольно из памяти всплывали легенды о ветонском Боге, который выточил из скалы подобный себе удивительный народ.

Во время поездок по стране Ярис встречался с климами. Эти уж точно не его пациенты – разговаривают с растениями, обнимаются с деревьями и никаких лекарств, кроме настоек из трав, не признают.

Теперь судьба свела его с моруной. И то, с чем столкнулся Ярис, пугало больше, чем мистическое поверье о способности этих женщин завладевать душами и сердцами мужчин и подчинять избранников своей воле.

Любой другой врач, будь он хоть самым ярким светилом науки, еще вчера вечером констатировал бы смерть девушки – дыхание отсутствует, сердце не бьется, температура тела равна комнатной температуре. Но как бы он объяснил письмена? Ярис увидел их на спине чуть ниже талии, когда санитарки смыли с Малики кровь и грязь перед тем, как перевезти ее в палату, и вспомнил сказку о нестираемой метке морун. Но он не знал, что надписи бегут.

Что только не делал Ярис за эти двое суток: искусственное дыхание, вентиляция легких, массаж сердца, переливание крови – да разве все перечислишь? С вечера моруна по всем признакам была мертва, а письмена жили. И сейчас Ярис ждал прихода сиделки с горьким известием, что строчки застыли или исчезли.

Раздался стук в дверь.

Ярис вздохнул, надел очки:

– Войдите.

На пороге возникла сестра милосердия:

– Маркиз Ларе! К вам посетители.

Из коридора донеслись шаги. Так шел Адэр Карро через Мраморный зал к обычному креслу вместо трона – широко, уверенно, чеканя шаг.

Ярис поднялся, ногой задвинул под стол корзину для мусора, пробежался пальцами по пуговицам халата. Прихлопнув карманы, вытянулся посреди кабинета и, когда Адэр переступил порог, склонил голову:

– Мой правитель!

Адэр ответил легким кивком:

– Маркиз Ларе! – И пронзил взглядом.

– Она умирает, – выдохнул Ярис.

– Я не один, – произнес Адэр и уселся в кресло во главе стола.

В комнату вошли знатный молодой мужчина знакомой наружности и двое смуглых сморщенных стариков, похожих на ориентов.

– Маркиз Вилар Бархат, – проговорил правитель, указав кивком на дворянина. – Он приехал из Тезара.

Ярис и Вилар обменялись приветствиями.

Адэр движением брови указал на старцев:

– Это родственник Малики – Мун. А это специалист в области травматологии – Йола. Они будут находиться с девушкой, пока она не поднимется на ноги.

– Мой правитель! Насчет родственника – согласен… – промолвил Ярис, окинув взглядом старика в довольно приличном для ориента костюме.

Переключил внимание на старца в одежде морского народа – просторная холщевая одежда и мягкая кожаная обувь без твердой подошвы:

– Позвольте взглянуть на вашу лицензию травматолога.

Старец потер мизинцем кончик носа:

– Йола всю жизнь лечит.

Ярис пригнул голову:

– Простите?

– Йола умеет лечить.

– Простите. Я не расслышал. Сколько лет вы практикуете?

– Йола лечит, а не практикует.

Ярис повернулся к Адэру:

– При всем уважении к опыту и возрасту я не могу позволить человеку без должного образования прикасаться к больной.

– Маркиз! Проводите их в палату!

– Прошу прощения, мой правитель, но в моей клинике действуют определенные правила, нарушать которые никому не позволено. Даже мне.

Адэр поднялся:

– Распорядитесь перенести Малику в машину.

– Ее нельзя перевозить.

Адэр направился к двери.

Через минуту тишину коридора вновь нарушил звук шагов. Маркиз Ларе вел стариков в отделение интенсивной терапии.

***

Со стула вскочила сиделка. Приподняв подол белоснежного платья, присела и слегка склонила голову. Белокурые локоны спрыгнули с покатых плеч и замерли на высокой груди.

– Иди, Вельма, отдыхай, – сказал Ярис.

Девушка выпорхнула за дверь, оставив в палате тонкий аромат таежных лесов.

Ярис приблизился к лежащей на боку Малике. Бросил сокрушенный взгляд на письмена – час назад они бежали намного быстрее. Накрыл простыней спину, усеянную кровоподтеками, повернулся к старикам:

– Вельма все время находится рядом… – И умолк на полуслове.

Адэр ничего не сказал им! Он привез сюда дряхлых, беспомощных людей и даже не удосужился хоть немного подготовить их к сильнейшему всплеску переживаний!

Ярис подхватил Муна под локоть, усадил на стул. Втиснул в трясущуюся ладонь стакан воды с успокоительными каплями. Подошел к Йола, но тот оттолкнул протянутую руку, ущипнул себя за ухо и с нестарческой резвостью подскочил к кровати.

Прикоснулся к шее Малики:

– Сколько?

– Что «сколько»? – переспросил Ярис.

– Сколько не дышит?

– Со вчерашнего вечера.

– Сколько часов?

Тон тщедушного на вид старика был жестким и требовательным. Ярис растерялся. Доныне простой люд разговаривал с ним как с Богом – полушепотом. Не зная, как отреагировать на недопустимый образ обращения к себе, взял с тумбочки карту болезни. Пролистывая страницы, пытался вспомнить, о чем спросил ориент.

Йола осторожно повернул Малику на спину. Взглянув на лицо, отшатнулся. Но уже через секунду худые пальцы вонзились в грудную клетку девушки.

– Осторожно! – вскричал Ярис. – У нее сломаны…

– Третья.

– Простите?

– Сломана третья кость. Верх сердца.

Ярис нахмурился.

Старик вдавил в тело ребро ладони:

– И пятая. Низ сердца. – Вогнал пальцы в межреберье настолько глубоко, что, казалось, проткнул кожу насквозь. – Сердце живое.

Ярис снял очки. Надел.

– Сколько не дышит? – вновь спросил Йола.

Ярис скользнул взглядом по записям в карточке, посмотрел на настенные часы:

– Одиннадцать часов.

– Йола нужны минуты.

– Одиннадцать часов и двадцать минут.

– У Йола есть сорок минут.

– Простите, я не понял.

– Ориенты могут долго не дышать. Так понятно?

– Это я знаю. Ко мне приносили мальчика. Ориента, – говорил Ярис, наблюдая за пальцами старика. – Он вдохнул кусочек ракушки. Пока его несли, пока я извлек инородное тело… По идее ребенок не дышал пять часов, хотя я думаю, сломался мой стетоскоп, и потому я не смог услышать…

– Ориенты ныряют на двенадцать часов, – перебил Йола.

– Малика – ориентка? – искренне удивился Ярис и даже успел за долю секунды подумать, что впредь не стоит подслушивать сказки.

– Малика – нет. Отец Малики – ориент.

Фраза, произнесенная стариком минуту назад, наконец-то догнала Яриса. Он окончательно смутился:

– Вы хотите сказать, что ориенты могут обходиться без воздуха двенадцать часов?

– Йола не хочет сказать. Йола уже сказал.

Ярис оттянул воротник рубашки:

– Предположим, вы услышали сердце. Предположим, девушка может не дышать длительное время.

– Двенадцать часов, – вставил Йола.

– Хорошо, я запомню. Но у нее температура такая же, как в комнате. Температура трупа.

– Отец Малики – ориент.

Ярис прижал к виску ладонь:

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Ориент ныряет на двенадцать часов в холодную воду. Ориенту нельзя мерзнуть.

– Вы хотите сказать, что, когда ориент задерживает под водой дыхание, температура его тела понижается до температуры окружающей среды?

– Не ниже двенадцати градусов.

– Вы шутите?

– Йола не умеет шутить.

Ярис расстегнул верхнюю пуговицу рубашки:

– А куда ныряет ориент на двенадцать часов?

– В море. Мун! Помоги.

Ярис посмотрел на старика, сидящего на стуле, и поморщился – в суматохе он явно переборщил с успокоительными каплями.

– Я помогу. Что надо сделать?

– Йола хочет посмотреть спину.

Они осторожно перевернули Малику. Взглянув на письмена, Ярис вытер выступивший на лбу пот. Слова побледнели, проступали не все буквы, и лениво бегущие строки походили на прореженные зубья старой расчески.

– Йола не знал, что надпись живая, – сказал старец озадаченно.

– Именно это удержало меня от вскрытия.

Пальцы старика забегали по спине Малики.

– Четвертый выбит. Пятый.

– Не так быстро, – попросил Ярис, нервозно листая карточку.

– Седьмой. Копчик смещен.

– Подождите!

Старик перевернул Малику на спину:

– Сколько у Йола времени?

– Двадцать минут. А что вы делаете?

– Йола хочет знать, почему Малика не дышит.

– Честно говоря, когда я увидел девушку, решил, что у нее вообще не осталось целых костей и внутренних органов. Однако при обследовании методом пальпации оказалось…

Ярис подавился словами. Пальцы старика чуть ли не полностью ушли под ребро Малики.

– Отломки ранили легкое. В себя воздух тянуть можно, а вытолкнуть нельзя. Сколько у Йола времени?

– Десять минут.

– Йола нужна длинная игла, пустая внутри. – Старик поцеловал Малику в лоб. – Потерпи, дочка.

***

Ярис кружил по коридору, нервно потирая ладони.

В его клинике работали доктора почти всех востребованных специальностей. В основном это были выходцы из малоимущих семей, те, кто не гнался за большими деньгами, кто искренне любил медицину, народ и родину. Ярис помогал им с обучением за границей, притом не тратя отцовских денег. Он изобретал лекарства, продавал свои открытия, и статью дохода, не задумываясь, превращал в статью расхода с целью получения в дальнейшем прибыли в виде надежных и самоотверженных соучастников великого дела. Но с травматологами ему не везло. И всему причиной был прииск «Горный», где чуть ли не каждый день случались травмы, чаще всего несовместимые с жизнью.

Иногда врачам улыбалась удача, и они складывали кости в конторе или в какой-нибудь лачуге при свете керосиновой лампы. Но удача – капризная подруга, и зачастую приходилось оказывать помощь прямо на прииске, на высоте двух миль над уровнем моря.

Сподвижники быстро выдыхались и уже через месяц, от силы через два, сбегали. Точнее, находили массу причин для ухода из клиники. Радовало одно – Ярис не успел потратиться на дорогостоящее оборудование для травматологии.

Сегодня он стал свидетелем сложнейшей работы, проведенной неспециалистом в том смысле слова, какой он вкладывал в это понятие. То, что сделал ориент, что сотворили его руки и пальцы без какого-либо оборудования и приборов, заставило забыть о правителе. Неизвестно, когда Ярис вспомнил бы о нем, если бы не показавшийся в конце коридора маркиз Бархат в сопровождении сестры милосердия.

– Я говорила, что сюда нельзя, – издалека крикнула девушка, – но они не хотят слушать.

Стараясь ни словом, ни взглядом не выдать негодования, Ярис устремился навстречу маркизу. День явно не задался – вместо того, чтобы уделять внимание пациентам, он вынужден ублажать высочайших гостей, которые ведут себя как хозяева.

– Маркиз Бархат, прошу вас вернуться.

– Почему я не могу проведать больную?

Интерес знатного человека к состоянию девушки из низшего сословия показался Ярису довольно странным, если не сказать – нездоровым. Это ему, доктору, всегда было безразлично, во что одет страждущий – в дорогой костюм или в рубище. Но ровня ему по происхождению спокон веку с прохладцей взирала на нужды и беды прислуги.

– В отделении интенсивной терапии посещение больных запрещено, – произнес Ярис, придав голосу спокойное, но твердое звучание.

– Почему больная с переломом ноги находится в реанимации, а не в обычном отделении?

Вопрос маркиза поставил в тупик. Ярис снял очки, посмотрел сквозь стекла на свет. Правитель отнесся бессердечно не только к убеленным сединами старикам, он скрыл подлинную причину нахождения девушки в клинике даже от своего соратника.

Адэр участвовал в поисках Малики, проявил к ней сострадание и лично привез ее родственника и чудо-доктора – это вознесло его в глазах Яриса на высшую ступень благородства и человечности. Сейчас же правитель упал, точнее, мог упасть, ибо Ярис еще пытался разобраться в подоплеке его неблаговидного поведения.

– Ноги как раз целы, – сказал он, надевая очки. – И руки целы.

– В таком случае я настаиваю… – начал было Вилар заносчиво, но, слава Богу, ему хватило ума умерить гордыню и обратиться к Ярису уже более уважительно: – Прошу прощения за излишне резкий тон. Вероятно, я неверно истолковал слова правителя о болезни девушки. Конечно, я не имею право нарушать установленные вами правила, но прошу вас в виде исключения позволить мне взглянуть на нее.

– Кем она вам приходится?

– Она… она моя служанка.

Взор Вилара потускнел, плечи поникли. Казалось, маркиз из последних сил держится на ногах. Уж не попал ли в зависимость от моруны этот высокородный мужчина?

Ярис взял Вилара под локоть и повел по коридору:

– Состояние вашей служанки очень тяжелое. Девушка угодила в какую-то переделку и чудом осталась жива.

– Правитель ничего не сказал мне.

Неожиданно в голову пришло объяснение непонятному отношению Адэра к своим спутникам.

– Возможно, правитель поступил так из гуманных соображений. Вы бы всю дорогу изводили себя безрадостными мыслями.

Другого дворянина возмутил бы даже намек на его чувства к служанке. А Вилар, как ни странно, пропустил мимо ушей скрытый смысл фразы.

Подойдя к палате, Ярис сжал его локоть:

– Если я не ошибаюсь, ваш отец Суан Бархат? Советник Великого по вопросам транспорта и связи?

– Совершенно верно. Это имеет какое-то значение?

– Абсолютно никакого. Простое любопытство, – ответил Ярис и открыл дверь.

Старики вскочили со стульев, согнули спины. Сделав несколько больших шагов, Вилар застыл перед лежащей на кровати девушкой. Ярис боролся с желанием обойти маркиза и взглянуть ему в лицо. Какие же чувства сквозят во взоре потомка одной из самых знатных фамилий Тезара? Ведь если маркиз находится в пленительной власти особы из низшего сословия, его отцу пора бить тревогу, ибо во всем мире ничто не ценится так высоко, как сохранность чистоты высокородной крови.

Мысль, что чужие чувства и чужая кровь не должны его волновать, во всяком случае, не сейчас, когда у него в гостях правитель, заставила Яриса перепоручить Вилара сестре милосердия и поспешить в кабинет.

Адэр смотрел в окно. Даже со спины в его осанке, постановке головы и развороте плеч сквозило столько величия и силы, что Ярис, переступив порог, невольно задержал дыхание – как же престолонаследник Тезара похож на великого отца.

Адэр обернулся:

– Распорядитесь насчет комнат, маркиз Ларе. Мы у вас немного погостим.

***

Поздно вечером хозяин и его знатные гости собрались в гостевой зале, освещенной люстрами из маншеровского хрусталя, который славился непревзойденной ювелирной огранкой и восхитительной игрой всех цветов радуги. Расположившись в глубоких креслах, обитых дымчатой кожей, Вилар и Ярис потягивали из расписных фарфоровых чашек чай, и в воздухе разливался аромат липовых цветов. Адэр бродил по экзотическому тигровому паркету, разглядывая убранство просторной парадной комнаты.

Разговор явно не клеился. И вскоре вялая беседа уступила место настойчивому стуку старинных напольных часов.

Вилар посматривал на стрелки, словно это они затягивают с сигналом отхода ко сну. Ярис, соблюдая все правила этикета, терпеливо ждал, когда правителю надоест кружить. Каждый раз, когда тот проходил мимо, ставил чашечку на блюдце и вытягивался в предвкушении пожелания спокойной ночи.

Адэр продолжал мерить залу шагами. Причиной бесцельного на первый взгляд хождения вновь была память. Точнее, борьба с ней. Адэр не помнил: маркиз Ларе был на приеме один или с супругой, а этикет требовал проявление внимания к семье хозяина – хотя бы пару фраз или вопросов о домочадцах.

Мелькнула мысль, что неплохо бы иметь под рукой человека, который нашептывал бы нужные сведения, как в свое время нашептывала Малика. Но поскольку такого человека рядом не было, Адэр, чтобы не попасть впросак, искал подсказку в изысканной обстановке.

Мебель, воплощающая в себе тонкий художественный вкус, бесподобно гармонировала с темным полом. Чего только стоило огромное кабинетное бюро – уменьшенная копия замка маркиза, – явно выставленное в зале на всеобщее обозрение. Не бюро, а шедевр, ибо в нем были соединены архитектура, скульптура и живопись: изготовлено из кедра, инкрустировано изображениями птиц из лазурита и яшмы, декорировано панелями из аметиста, в каждом из четырех верхних углов установлены фигуры девушек.

Желая рассмотреть высшее достижение мастерства целиком, Адэр отошел от бюро на несколько шагов. Поймав себя на неприятной мысли, что ищет сходство девушек со своими пассиями, приблизился к карточному столику, украшенному черепаховым панцирем и резной слоновой костью. Заметив в углу крышки клеймо ракшадского умельца, непроизвольно передернул плечами и устремился к напольной вазе из тончайшего стекла, усыпанной драгоценными камнями, обвитой золотой нитью и с оттиском печати тезарского стеклодува.

Всё не то! Огромный старинный особняк и баснословно дорогие предметы интерьера кричат о богатстве хозяев и ни слова не говорят о них самих.

Адэр приблизился к роялю из черного дерева. На крышку был нанесен портрет миловидной девушки, одетой по моде, царившей лет двадцать назад.

Довольно хмыкнув, Адэр провел пальцами по клавишам:

– У вас очень красивая супруга.

– Благодарю вас, – отозвался Ярис, улыбнувшись.

– Где она?

– Гостит у сестры в Ларжетае.

– Не боитесь отпускать одну?

– С ней поехали сыновья.

Неожиданно из задворок памяти выплыли слова жены Анатана.

Адэр опустил крышку рояля:

– С вашим талантом вам бы в любой другой стране цены не было. Почему не покидаете Порубежье?

– О каком таланте вы говорите?

– Вы изобретаете лекарства. Верно?

– Да, – ответил Ярис озадаченно. – А кто вам сказал?

Адэр изогнул бровь.

– Прошу прощения за вопрос. Вырвалось, – быстро дал задний ход маркиз. – Во-первых, за границей и без меня талантов хватает. А во-вторых… – Глядя в чашку, Ярис грустно улыбнулся. – …На кого я оставлю своих пациентов?

Адэр подошел к окну, посмотрел в черное глубокое небо. Как странно устроены люди – свято хранят правду, а ложь выплевывают легко, не задумываясь, как шелуху семечек. Почему бы маркизу не сказать прямо, что в любой другой стране он ежегодно платил бы налог на богатство, а в Порубежье бесплатно наслаждается роскошью, и никому нет до этого дела.

– Меня беспокоит история с вашей служанкой, – произнес Ярис.

Адэр повернулся. Маркиз ничуть не выглядел взволнованным: слеповатый прищур покрасневших глаз, устало опущенные уголки губ, спокойные руки – Адэр мог поспорить, что даже чай в его чашке безмятежно замер. Очередная ложь? Или страдания пациентов закалили и научили не выставлять напоказ чувства?

– Не понимаю, кому девушка и ребенок могли перейти дорогу? – продолжил Ярис. – И каким образом они оказались вместе?

– Спокойной ночи, – сказал Адэр и покинул гостевую залу.

Ночь была неспокойной. Воздух – слишком душный, перина – сверх меры мягкая, кресло – чересчур тесное.

Усевшись на подоконник, Адэр посмотрел на освещенную желтыми фонарями аллею. Дорожка, посыпанная золотистым песком, извиваясь, бежала между цветущими кустарниками. Вдруг аллея исчезла – в парке за ненадобностью выключили свет.

Так же как и аллея, должен исчезнуть лагерь бандитов с его обитателями. Только тогда исчезнет разъедающий душу страх стать всеобщим посмешищем. Если не будет свидетелей унижений правителя – не будет слухов.

Через несколько минут вслед за слугой в его комнату вошли трое – Мун, Йола и Вилар. Взглянув на них, Адэр понял: спать никто не ложился. Слуга откланялся и закрыл за собой дверь.

Адэр жестом указал гостям на стулья – те быстро расселись – и, когда уловил на себе полные внимания взоры, проговорил:

– Я пригласил вас, потому что не имею права молчать. Вы должны знать правду. Расскажу в нескольких словах. Объяснений не ждите. – Опустился в кресло, облокотился на колени. – Я уехал на прииск, а Малика осталась в постоялом дворе. Когда я вернулся, ее нигде не было. Я подождал до вечера, потом взял стражей и отправился на поиски. Через несколько дней мы наткнулись на лагерь беглых уголовников. Потом нашли Малику. И привезли ее к маркизу Ларе с единственной целью – получить заключение о смерти. А она оказалась жива. Вот такая история.

Мун упал на колени, принялся целовать Адэру руку.

– Довольно! – Он вырвал ладонь из пальцев старика. – Я рассказал это не для того, чтобы вы передо мной унижались.

Йола помог брату подняться, усадил его на стул.

– Бандиты должны понести наказание, – вновь заговорил Адэр. – Мне нужна помощь морского народа.

Йола отвел взор:

– Морской народ не воюет.

– Я не говорил о войне. Речь идет о десятке преступников.

– О каком ребенке упоминал Ярис? – спросил Вилар.

– Он… – начал объяснять Адэр и запнулся.

Так вот откуда взялись женские башмаки! Как же он сразу не догадался? Хвала смекалке Вайса и сообразительности Анатана!

– Мальчик помог нам найти Малику, – закончил фразу Адэр и обратил взор на Йола.

– Морской народ не воюет с преступниками, – тихо произнес старик, стиснув костлявыми пальцами острые колени.

– Я не хочу привлекать посторонних людей и давать широкую огласку этому делу. Возможно, у бандитов есть пленники, и они пожелают оставить свое унижение в тайне. Вы ведь тоже не хотите, чтобы на каждом углу обсуждали Малику и ад, через который она прошла, – сказал Адэр и затаил дыхание в ожидании ответа.

Йола упорно молчал.

– Может, среди пленников есть ориенты, – предположил Вилар.

Взор Йола оставался непреклонным.

Адэр подошел к окну, оперся руками на открытые створки:

– Идите спать.

– Мой господин, – раздался несмелый голос Муна.

– Помолчи, – шикнул на него Йола.

– Мой господин! – вновь проговорил Мун уже решительно. – Я хочу рассказать одну давнюю историю.

– Мне не до историй, – сказал Адэр устало.

– Прошу вас, присядьте.

– Правитель не хочет слушать, – упорствовал Йола.

Адэр чувствовал себя опустошенным и подавленным. Но разногласие между стариками насторожило.

– Пожалуйста, присядьте, – настаивал Мун.

Адэр придвинул к нему кресло. Сел. Удивленно посмотрел на Йола – из кроткого и чудаковатого человека он превратился в настороженного хищника. Адэр не успел понять, в какого именно.

Внимание от Йола отвлек осипший голос Муна:

– Родина ориентов, наша с Йола родина, – город-остров Ориенталь – находится посреди Тайного моря. Морской народ частенько приплывал в Порубежье, чтобы обменять рыбу на всякую утварь, которой не было на острове. Кто-то возвращался обратно, кто-то оставался здесь. И вскоре нашей родиной стало нечто единое – Ориенталь и эта страна. В то время она называлась Грасс-дэ-мор. И все было бы хорошо, если бы после ливневых дождей, которые несколько месяцев топили землю, и после сильных землетрясений неожиданно не наступила засуха. Из-за удушливой, убийственной жары море ушло вниз, покатые берега превратились в крутой обрыв, земля растрескалась и покрылась солью. Грасситы, так назывался народ Грасс-дэ-мора, покидали селения и уходили вглубь страны. Ориентам ничего не оставалось, как держаться подле моря. Наши легкие не приучены дышать пылью и зноем.

Мун печально улыбнулся как человек, вспомнивший навеки утраченное детство:

– Между ориентами с острова и ориентами с побережья был уговор: те, кто остался жить здесь, ловили рыбу, меняли ее на необходимые вещи, а когда с острова приходил корабль, передавали их в Ориенталь.

– А что взамен? – спросил Адэр.

– Что?

– Что взамен? Ты сказал, что между ориентами был уговор. Любой уговор предусматривает обязательства обеих сторон.

– Мой господин, я не понимаю, о чем вы говорите.

– Ладно. Почему ты рассказываешь эту историю именно сейчас?

– А потому, мой правитель, что Йола сказал неправду. Морской народ умеет воевать. – Мун расстегнул на рубахе верхние пуговицы, прижал ладонь к горлу. – Ориенты уходили в селения и всегда возвращались через одно и то же время. Однажды трое мужчин не вернулись. Старейшины посидели возле костра, посовещались и отправили людей на поиски. Вечером выяснилось, что пропал мальчик. Как оказалось, он предупредил младшего брата и убежал за своим отцом без спросу.

– У Муна длинный язык, – вставил Йола.

Мун съежился как сушеный гриб, но продолжил:

– Время шло, никто не приходил. Старейшины не знали, что делать. Звучали разные предположения. Кто-то говорил о болезнях, кто-то о войне. Жены тех, кто пропал, умоляли пойти к грасситам и разузнать, что случилось. Но мужчины боялись бросать свои семьи. Спорили три дня и три ночи. Одна женщина, муж которой не вернулся, бродила вдоль берега и читала молитвы. Море в ту ночь было спокойное. Волны не шумели, не завывал ветер. И вдруг она услышала слабый всплеск. Еще один. Потом послышался тоненький голосок.

Мун закашлялся. Вилар подал ему стакан воды.

Старик сделал несколько глотков, поставил стакан на столик:

– Это был мальчик. Тот самый, что убежал тайком. Он по-взрослому потребовал собрать Совет. Когда старейшины уселись вокруг костра, ребенок поведал, как ориентов захватили какие-то страшные люди с рисунками на руках, отвели их в яму между горами и запихнули в пещеру. Мальчика никто не заметил. Даже отец не догадывался, что он бежал следом.

– Это были ракшады? – спросил Адэр.

Мун прижал ладонь к груди и потянулся к стакану:

– Простите.

Вилар раздвинул шторы, открыл еще одно окно. Адэр смотрел на друга и ловил себя на мысли, что ему самому хочется вскочить и что-то делать, лишь бы не сидеть на месте.

– Да. Это были ракшады, – наконец проговорил Мун. – Мальчик спрятался среди камней. Наступила ночь. Неожиданно раздался грохот, посыпались камни, кто-то дико закричал. На рассвете ребенок увидел, что завалило пещеру, ту самую, куда затолкали ориентов. Он целый день ждал, когда начнут разбирать завалы. Прошел еще один день, и еще. Мальчик понял, что отец умер. Пробрался к морю и поплыл.

Мун принялся размазывать по морщинистым щекам слезы.

– Ориенты не плачут, – укоризненно промолвил Йола и подозрительно быстро отвернулся.

Мун продолжил:

– Да, ориенты никогда не воевали. Но выслушали ребенка и все, как один, крикнули: «Месть!» Прихватили сети, вплавь добрались до склона, где был расположен лагерь ракшадов. Они еще не знали, как наказать врагов, а потому долго наблюдали за ними. Питались сырой рыбой и водорослями и не выходили из воды. Ракшады не покидали лагерь. На тропе, которая взбегала в горы и была видна с моря, никто не появлялся. На краю обрыва стояли часовые и смотрели на горизонт. И тогда закралось подозрение: они ждут корабль. Или шхуну. А может, просто лодку. Ориенты не ошиблись. Пришел корабль. Ракшады бросили якорь, спустили шлюпки. В них спрыгнуло несколько человек. Но до берега они не добрались. Ракшады так и не поняли, что случилось. Шлюпки перевернулись, а их товарищи уже не вынырнули. Им на помощь с корабля кинулись еще люди.

Мун неожиданно хохотнул:

– Глупцы!

Адэр придвинулся на край кресла:

– Что произошло с ракшадами?

Мун расправил плечи и будто вырос:

– В море ориентам нет равных! Ни в одной стране вы не найдете таких искусных пловцов и ныряльщиков, как сыны и дочери Ориенталя. Про нас ходит много удивительных сказок. В некоторых говорится про способность морского народа дышать под водой.

– Я слышал, – промолвил Адэр.

– Так вот, это и впрямь выдумка. Ориенты не дышат под водой. Они могут задерживать дыхание так долго, как не может никто другой. И в те далекие времена благодаря своим легким ориенты оказались намного сильнее ракшадских воинов. Женщины опутали сетями гребной винт корабля. Мужчины раскачивали ногами шлюпки и утаскивали врагов на глубину. Точно так же поступили с теми, кто бросился на помощь. Осталась только горстка людей на корабле и кучка ракшадов на берегу. Не знаю, – Мун пожал плечами, – может, они думали о морском дьяволе? Как бы там ни было, корабль не мог пуститься в путь с опутанным винтом. На нос судна вышел их главарь и предложил перемирие. Он не знал, к кому обращается, но ему хватило ума отбросить в сторону сказки о дьяволе. Он пообещал, что впредь его люди не тронут жителей моря. Пообещал, что накажет своим потомкам не трогать тех, кто произнесет заветное слово. Именно тогда у нас появился боевой клич и заветное слово.

Стараясь усмирить дрожь, Адэр вцепился в подлокотники кресла:

– Какое слово?

Мун смотрел на брата, а тот, насупившись, разглядывал ладони.

– Это слово «Йола»? – спросил Адэр.

Казалось, стариков парализовало.

– Верно? Йола? – допытывался Адэр.

Мун медленно повернулся к нему:

– Откуда вы знаете?

Адэр заставил себя вальяжно развалиться в кресле:

– Догадался. По вашему виду.

– Да, – растерянно проговорил Мун. – Вы угадали. Имя маленького мальчика, моего старшего брата – Йола.

– Теперь объясни, зачем ты рассказал эту историю.

– Яр, отец Малики, – выходец из морского народа. В ее жилах течет наша кровь, хотя ориенты не хотят это признавать. Малика, как и наш отец, была в плену. Только рядом с нашим отцом не было такого человека, как вы, и он погиб. Я готов целовать землю, по которой вы ходите. Я готов отдать за вас жизнь. И я прощаю вашего отца за то, что он сотворил с ориентами. Я лично упаду перед ним ниц и попрошу отомстить за Малику.

– Армия Тезара вычистит прибрежные поселения так, что в них не останется мужчин. И в первую очередь пострадает резервация ориентов. Но ты прав, старик. Придется просить помощи у Великого.