Текст книги "Проверка (СИ)"

Автор книги: Светлана Смольцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Annotation

Смольцова Светлана Петровна

Смольцова Светлана Петровна

Проверка

ПРОВЕРКА.

Камчатка. Мощь и красота этого края в воображении многих людей рисуется ландшафтом в пасмурно-белых и серо-туманных тонах, разбавленных огненно-чёрной краской. Холодные волны, наступающие с грозного океана, отбрасываются обратно высокими гладко отшлифованными отвесными скалами цвета мамонтового бивня. Там, где волнам путь не преграждён каменным забралом, они с шумом накатываются на пологий галечный берег, на ходу облизывая валуны и глыбы льда. Возвышаются вулканы: один похож на огромную птицу с серо-белым оперением; другой стоит в роскошном снежном одеянии с чёрным воротником жабо; ещё один полностью накрыт пепельно-коричневой материей. Вечно курящиеся сопки, окутанные сизой дымкой, горячие источники, булькающие землистой жижей, вырывающиеся из-под земли горячие струи гейзеров, клокочущие реки, проторившие пути в ущельях и долинах, словно предупреждают, что здесь природа ещё полна невообразимых замыслов.

Самый гениальный художник – природа то пылко, то сдержанно своенравно раскрасила пейзаж яркими мазками. Ей было угодно здесь соединить лёд и пламень, что придаёт этой земле какое-то хрустально-закалённое звучание и алмазно-огненный отсвет. Невозможно избавиться от впечатления, что вся атмосфера будто пронизана золотыми и карминовыми нитями. Краски здесь удивительно чистые, с каким-то стереоскопическим эффектом, отчего возникает ощущение, что цвет не только созерцаешь, но и слышишь, и может быть, даже чувствуешь его запах.

Величавая степенность, присущая всему могучему и грандиозному, легко нарушается вдруг непостижимым буйством – содроганием недр земли, рычащим и шипящим извержением газов и кроваво-огненной лавы, вырывающейся на поверхность мощным столбом и сочащейся из трещин. Всё вокруг покрывается летучим пеплом, исторгнутой разливающейся магмой, застывающей хаотично скомканным и смятым покровом. Облик непредсказуемо меняется новыми кратерами, расселинами, каменными наростами, расплескавшимся огнём.

Яркие красно-жёлтые отметины видны повсюду, как отпечатки огня, вырвавшегося на свободу ещё в те ветхозаветные времена, о которых помнит только сама природа. Вот великолепные чёрно-белые орланы с оранжевыми клювами прочерчивают на лету огненную линию; вот рыжая лисица пробирается по пушистому сверкающему снегу; вот бурый медведь, оттеняющий яркие весенние солнечные лучи, осторожно пробует лапой ещё не затвердевшую грязевую массу и недовольно хрипит; вот юркие красные лососи, устремившиеся на нерест, покрывают плотно мелководные речки; вот «красный» прозрачно-серебристый ручей течёт по выложенному неким оранжевым минералом руслу. И жёлтые листья осенью осыпаются с мелодичным звоном. Так обычно и бывает, что в холодных, скупых на радужность и обилие красок местах какие-нибудь одиночные яркие пятна вдруг захватывают пространство и в восприятии людей становятся чем-то преобладающим и всеохватывающим.

Летом зелёные холмы словно вытканы вспыхивающими маленькими цветочками: белыми, ярко-жёлтыми, алыми, васильковыми, жемчужно-серебряными. Грохочущие реки, внезапно обретшие свободу от крепких объятий ущелья, из-за причудливого рельефа то распадаются веером, как лепестки хризантем, то вновь собираются в единый поток. Выходящие на поверхность ядовитые газы делают участь некоторых ручьёв и озёрец одинокой. Подогретые подземным усердием камни и пригодные для жизни водные хранилища позволяют птицам гнездиться здесь и переносить суровые холода. Курильское озеро, окаймлённое цепью сопок и скал, лежит невозмутимо, как в чаше. Оно никогда не замерзает и является превосходным местом для нереста лососёвых рыб.

Зимой склоны сопок, скалы, равнины, долины покрываются снегом и льдом, и как будто бы наступает затишье, но сквозь сиреневую хрустальную вуаль видится огненно-кипящее чрево земли, из которого произрастает и стремится кверху ярко-красное древо раскалённой лавы.

Камчатка. Красивый природный бриллиант не нуждается в оправе, но он требует огня, чтобы вспыхивать и сверкать на земле, как звёзды на небе.

II

Начальник Хабаровской геодезической экспедиции Валерий Михайлович Умнов сидел в своём кабинете, обхватив голову большими красными ладонями и упёршись локтями в стол. Он раздумывал над тем, кого бы отправить на сезон в партию на Камчатку. Сложность с подбором людей в бригады вызвала только одна из них – та, в которой будет работать Ольга Игоревна. Но и здесь после недолгих размышлений выбор Умнова сузился до двух кандидатур, коими были намечены молодой техник-геодезист Виктор Прохоров и инженер Григорий Миронов. Кто же из них? Умнов ещё раз основательно представил самому себе претендентов, учитывая все «за» и «против».

Прохоров работал в экспедиции всего немногим более полугода, но непринуждённо быстро и удачно вписался в коллектив. Виктор бывал иногда грубоват в общении, но ничего, не обидно, и в чём-то даже наивно. Умнову импонировало умеренное честолюбие парня; прямолинейность, возможно излишняя, но при их работе это скорее преимущественное качество характера; хорошая спортивная подготовка, навыки в альпинизме; нравилась рациональная неторопливость молодого техника. Но что-то всё-таки смущало Умнова. Что-то мелькало иногда в поведении Прохорова, что не нравилось Умнову и заставляло сомневаться в нынешнем выборе. Не хватало Прохорову душевной щедрости, что ли? Известно, что в походных условиях скорее проявляются или обостряются полускрытые качества характера. «Что ж, пусть это будет проверкой», – решил Умнов. Он удовлетворённо откинулся в кресле и со словами «Да, именно так» нажал на кнопку коммутатора и попросил секретаршу, чтобы она вызвала к нему Прохорова.

Через несколько минут Прохоров зашёл в кабинет и поздоровался с начальником. Тот кивнул в ответ и пристально посмотрел на работника чересчур долгим взглядом. Взгляд Умнова заслуживает отдельного описания. Круглые карие глаза на одутловатом лице не скрывали априорной неприязни к визави. Умнов смотрел так, как будто держал человека на прицеле, несколько прищурившись, хмуро, будто решая его судьбу. Примечательно, но тот, кто не выдерживал цепкого и тяжёлого взгляда Умнова, не задерживался слишком и в экспедиции. И говорил Умнов под стать своему взгляду, будто взвешивая каждый раз слова и сверяя стрелку весов с реакцией внимающего ему.

– На Камчатку поедешь? – он замолчал, и только Прохоров собирался ответить, перебил его: – На весь сезон!

– Поеду! С удовольствием! – легко сказал молодой геодезист.

– В паре с Ольгой Игоревной, – продолжил начальник.

– Согласен, хотя и с меньшим удовольствием, – неудачно пошутил Виктор.

Умнов снова "взял его на мушку".

– Ты что ж, выходит, мне одолжение делаешь? – спросил он после короткой паузы.

Но Прохоров понял, что здесь отвечать не надо, и молча ждал.

– Это я тебе даю испытание, – Умнов помолчал. – Посмотрю, как ты себя покажешь.

– Я готов, Валерий Михайлович, – сказал техник.

Видимо, Умнов "сверился со стрелкой", положение его удовлетворило, и он пошёл дальше.

– Пройдёт всё как надо, тогда подумаем о твоём росте, – пообещал начальник.

– Сделаем как надо, – уверенно произнёс Виктор. – Когда отбывать?

– У Ольги Игоревны спросишь, – сказал Умнов. – Всё, свободен!

Виктор вышел из кабинета начальника, окрылённый замаячившими перспективами. «Вот это подарок, – подумал Виктор. – А ведь верно говорят: не вышибай закрытые двери, пробуй другие – которая открыта, та и твоя». Наслушавшись захватывающих и восхищённых рассказов коллег о Камчатке, Прохоров мечтал поработать там. От близости мечты он испытывал сейчас волнение и приятную слабость, как от большого глотка кислорода. Мечта звала, а удача дразнила. По каким-то причинам, иногда даже надуманным, парни неохотно соглашались работать на маршруте в паре с женщиной. Но в этом деле Виктор придушил свои амбиции, у него пока нет козырей Ольги Игоревны. Она имела высшее техническое образование и работала в экспедиции инженером. И так совпало, что Ольге Игоревне было необходимо наступающий летний сезон работать в полевых условиях – этого требовали изыскания по её диссертации, над которой она сейчас трудилась.

Валерий Михайлович какое-то время сидел неподвижно в удобном кресле, прикрыв глаза, затем потёр лоб пальцами и сделал краткие пометки в своей толстой тетради. Теперь он задумался, каким же образом подключить к группе Ольги Игоревны молодого инженера Григория Миронова. Позволить такую роскошь, чтобы определить в одну группу двух инженеров и техника, Умнов не мог. И для него не стоял бы вопрос выбора, будь Григорий покрепче физически. Однако замечу, что тут Валерий Михайлович, впрочем, как и многие, заблуждался, чему виной был какой-то утончённый внешний облик Григория. Молодой человек имел средний рост, худощавое телосложение, обладал изящными чертами лица, зеленовато-коричневые глаза выражали спокойствие и некую задумчивость; светло-русые волосы слегка курчавились. Григорий носил бакенбарды, что чрезвычайно шло ему и придавало мужской внушительности. Григорий был по душе Умнову: выдержанный, умный, мягкого нрава; могло даже показаться, что безразличный, но это не так; он вдумчиво и заинтересованно относился к делу, умел быстро принимать точные необходимые решения, и тогда отстранённая задумчивость взгляда тотчас же становилась проницательной. Казалось, молодой человек совсем лишён эгоизма. Это был честный человек, в нём жила какая-то зовущая достоверность, которая заставляет безоговорочно поверить в успех дела.

Григорий Миронов вошёл в кабинет начальника и поздоровался. Умнов ответил на приветствие кивком головы и жестом указал на стул.

– Присядь, – пригласил Валерий Михайлович, вперив привычный сверлящий с прищуром взгляд в инженера.

Однако Умнов быстро разоружился, отложив в сторону и "прицел", и "весы".

– Как насчёт Камчатки на весь сезон? – спросил он.

– Нормально, – ответил инженер.

– Я хочу предложить тебе руководить группой. Что скажешь? Справишься?

– Нормально, – снова ответил Григорий.

– Надо будет на маршруте плотно и согласованно работать с группой Ольги Игоревны, – предупредил Умнов.

– Да нормально, – опять произнёс Григорий.

– А ты другие слова знаешь? – полушутливо поинтересовался начальник.

– Они тут ни к чему, – без тени шутки сказал Миронов.

– Тоже верно, – одобрительно усмехнулся Валерий Михайлович, раздумчиво глядя на Григория. – В общем, повнимательней посмотрите маршруты с Ольгой Игоревной, потом мне доложите.

– Я понял, – сказал Григорий, уже вставая со стула.

Ольга Игоревна двадцати девяти лет; маленькая, худенькая, крепенькая; волосы рыжие, коротко стриженные; чрезвычайно активная и какая-то неприятно ухватистая, но надо отдать должное, по головам не шла и блюла принятый в их профессиональной среде неписаный кодекс чести, а иначе и не удержалась бы. Две её ближайшие задачи – защитить диссертацию и выйти замуж, именно в таком порядке. И многих мужчин сводили с ума красивые русалочьи глаза этой молодой женщины, но избранника она пока не нашла, и отчего-то закрадывается мысль, что найдёт ещё не скоро, потому что ищет его в своих придуманных образах, а не в реальных мужчинах.

Ольга обрадовалась, узнав, что с ней в паре пойдёт Прохоров. Он на несколько лет моложе её, но чем-то напоминал ей папу – не внешним обликом, а внутренними качествами и движениями духа. Может быть, она невольно приписала молодому человеку некоторые характерные отцовские черты под влиянием какого-то мимолётного и уловленного ею единственного ощущения. Но ей нравилась рисковая решимость Прохорова, смешанная с азартом, какая-то исходившая от него захватывающая скрытая сила. Признаки такой силы Ольга отыскала даже в негромком и приятном голосе Виктора – это сходно с тем, как всегда чувствуется сила в голосе хорошего певца независимо от того, говорит ли он или поёт.

Некоторые люди склонны искать причину объективной данности в субъективном восприятии. Ольга же, наоборот, часто принимала субъективное восприятие за объективную данность. И те, и другие ошибаются, но случаются удачные совпадения. Так или иначе, а работу с Прохоровым в полевых условиях Ольга сочла большим везением. Она была далеко не глупа и оценила заботливую поддержку, оказанную ей Умновым в виде какого-то пересечения с группой Григория Миронова.

К началу мая партия из нескольких бригад была полностью готова к отбытию на полуостров. Вещи уже были отгружены пароходом, которым отправились на Камчатку и какие-то из групп, другие же, среди которых и две вышеупомянутые группы, полетели рейсовым самолётом до Петропавловска-Камчатского.

III

Виктор Прохоров взращивал свою мечту с того ласкового и нежного возраста, когда ещё толком не мог понять её. Эта мечта – увидеть красивые места на земле – уходит корнями в самое детство. Душа мальчика была чрезвычайно отзывчива на красоту природы, на её удивительное многообразие форм и красок, на её необузданные стихийные игры. Такой восприимчивости немало способствовала своеобразная природа Северного Урала, где рос Витя. Леса и снега, горы и реки, пещеры, гроты и скалы наделялись в воображении мальчика живой сущностью. Особенно ему нравились скалы и большие камни. В их формах он находил схожесть с животным, сосудом, цветком, и тогда давал им свои названия.

Когда Витя впервые увидел настоящую карту, то попросил, чтобы ему подарили такую же на день рождения. Взрослые дожидаться случая не стали, и в один из ближайших дней мама принесла карту и вручила сыну. Первое время он с нею не расставался и носил с собой. Мальчик постоянно возился с картой, что-то измерял, прочерчивал какие-то линии, ставил значки. Самой увлекательной игрой для него стали путешествия – он странствовал по карте, как по земле наяву. Физически Витя был хорошо развит и посещал спортивные кружки, а попозже стал заниматься скалолазанием. Выходит, он начал готовить себя к профессии со школьного возраста.

Григорий Миронов в профессию попал случайно. С другом за компанию он поступил в геодезический институт. По натуре Григорий был путником. Он чувствовал в себе тягу к странствиям, к познанию мира, к духовному поиску. Григорий не смог бы объяснить, что он искал, но был уверен, что оно возникнет вдруг ясно и понятно, как озарение.

Самолёт летел над плотной облачностью. По времени Виктор понял, что скоро будут снижаться. Он посмотрел на Ольгу, она сидела в кресле с закрытыми глазами. Аккуратная, в белом свитере, горловина которого была расправлена и закрывала шею полностью, претендуя даже на подбородок. Руки со сцепленными пальцами лежат на животе. Короткие ногти покрыты ярко-красным лаком. Не уличённый никем взгляд молодого человека смело скользнул по фигуре женщины, отмечая и красивую линию бедра, и плоский живот.

Пилот виртуозно вёл машину, проходя между вершинами с позолоченными макушками. Самолёт начал плавно входить в молочно-воздушный мусс. И вот уже полностью погрузился в облачность, и кажется, полетел быстрее. Через несколько секунд показались очертания города, вереница заснеженных вулканических пирамид, три названные скалы, вырастающие из синевы бухты Авачи, охватываемой подковой береговой линии с рельефными скалами изумительного желтовато-молочного цвета. Вот и взлётно-посадочная полоса гостеприимно побежала навстречу, каждую секунду ожидая поцелуя шасси. Самолёт радостно вздрогнул от прикосновения к полосе и покатился по ней с замедлением.

О нет! Если вы сами, лично не побывали на Камчатке, не вдохнули воздуху этой земли, не услышали её дыхания – музыку всех природных стихий, не почувствовали обжигающего холода и огня, не втянули ни с чем не сравнимого запаха, то вы не сможете понять настроение и уловить дух Камчатки.

Виктор испытывал потрясение от красоты увиденного, он ощущал восторг от соприкосновения с дивным краем, и даже больше, он почувствовал сопричастность со всей природой этой земли. Григорий – ещё больше: он осознавал себя неизбывной частью чего-то относительно вечного и бесконечного.

На вертолётной базе, куда прибыли бригады для дальнейшей перегрузки и переброски к подножию вулкана, где предполагалось обосновать базу партии, к ним пристала собака и неотвязно следовала за ними.

– Чья это собака? – спросил Григорий у пилота.

– Наша. Живёт здесь на базе, но любит иногда уходить с группами.

– Может, я возьму его с собой? – предложил Прохоров.

– Ну давай. Его Каштан кличут, можно просто Кэш.

– Каштан, полетишь со мной? – присев на корточки, Виктор потрепал собаку.

Пёс откликнулся каким-то одиночным звуком, похожим сразу на лай и на визг, лизнул несколько раз руку только что обретённого друга.

– Подождите! Я сейчас принесу обувку для него, – сказал рабочий, находившийся рядом, и поспешил к небольшому строению.

Рабочий быстро возвратился, держа в руках какие-то своеобразные брезентовые носочки оранжевого цвета. Поверху были продёрнуты верёвки.

– Вот. Когда будете на кратере, обязательно надевайте Кэшу, а то он лапы испортит, – заботливо пояснил рабочий.

– А он их не сдерёт? – спросил Григорий.

– Если только случайно. Но не потеряет – это проверено, – ответил рабочий.

Виктор подсадил Каштана в вертолёт.

Место для базы партии всегда выбиралось с рационально-практическим подходом и возможностью размещения вертолётной площадки, учитывая, тем не менее, тяготение человеческой души к созерцанию прекрасного. Песчаный с мелко-каменистыми включениями и разбросанными валунами берег реки, прикрытый небрежно деревьями и другой растительностью, отлично подходил для этой цели. Голые матовые белые скалы и отливающие серебром каменистые гряды, холмы, поросшие необыкновенно яркой зеленью, шумящие быстрые речушки, пробегающие под горными арками, – всё играло радужными оттенками по прихоти солнца.

«Партийцы» умело устраивали бани: раскаливали на костре большие камни, на них ставили ёмкости с водой, по желанию туда бросали какие-то пахучие ветки, затем, когда костёр прогорал, над этим сооружением ставили две палатки – одна над другой. На костре жарили мясо, добытое на охоте, рыбу, взятую из мелководных рек. Рыбу, идущую на нерест, именно брали, а не ловили: так её было много. Казалось, что течёт не только вода в реке, но и красное от лосося дно. Встречные потоки завораживали живой игрой цвета и движения. Икра нерки, кижуча, горбуши составляла постоянную, едва ли не основную, часть меню, фигурально выражаясь, она являлась и хлебом, и пирожным. Без преувеличения, её подавали к столу в тазиках. Готовили грибы, ягодные взвары. Однако выносливыми мужчинами, приспособленными и подготовленными к походной жизни, вся добытая еда могла поглощаться и в сыром виде.

С базы партии группы с оборудованием, инвентарём и всем необходимым для работы перебрасывались к местам дислокации лагерей. Не вдаваясь в специальные и научные технические подробности, поясню вкратце суть задач, стоящих перед группами: изучение движений земной коры на геодинамическом полигоне; триангуляционные построения и измерения. Работа шла по плану, время тоже – заканчивался второй месяц.

Прохоров к охоте относился с самоуважением. Он отлично управлялся с карабином, был меток, наблюдателен, старался положить выстрел так, чтобы поразить животное сразу, брал добычи не больше того, чем было надо. Он вообще не мог терпеть, когда зазря, просто так – для какой-то жестокой забавы или хвастовства, из-за душевной грубости или неразвитости ума – уродовали или уничтожали природу. Как-то позвали Виктора на вертолётную охоту, а он согласился, видимо не поняв, в чём она заключается. От ужасающего зрелища растерянных метущихся зверей у Прохорова сжались до скрежета зубы и заходили желваки на скулах, глаза застилала пелена. Такая охота случилась один раз, но глубоко и рвано врезалась в память. Виктора словно обожгло болью и стыдом.

Омерзительная охота скомкала и затенила душу Виктора. Он сам сравнил её с застывшей почерневшей лавой. На базе Прохоров поспешил удалиться с Каштаном от костра и от впечатлений давешних «охотников». Каштан поскуливал, чувствуя переживания хозяина, в ушах которого до сих пор стоял зловещий рокот вертолёта, а в глазах – поверженные звери. Каштан лизал Виктору то шею, то руки, успокаивая его. Прохоров любил собак и жалел их за беспримерную преданность. Собака дана человеку в дар и в утешение? или в назидание за каиново деяние? или всё вместе? «Жестокий урок для тебя, браток, – мысленно разговаривал сам с собой Виктор. – В твои-то годы пора уже сначала думать, а потом делать!».

Постепенно приближались к вулкану Толбачик. Для очередной переброски к месту базирования лагеря на старом кратере вулкана временно остановились на базе вулканологов. Надо сказать, что пересечения в работе и сотрудничество является обычной практикой в среде смежных профессий – среди геодезистов, геологов, вулканологов. Когда собрались уже подниматься вертолётом на кратер, обнаружили, что Каштан куда-то подевался. Поискали его по близости, но не нашли. Пришлось улетать без него – категорически не приветствовалась задержка вертолёта. Через пару дней вулканологи по рации сообщили, что нашли собаку, но она к ним не идёт – у неё сильно повреждены лапы, а к себе не подпускает. Крупная собака с муругим окрасом, а шея полностью белая – по описанию Прохоров узнал Каштана. Виктор хотел бы сразу же спускаться к лагерю вулканологов, но тогда пропадёт утро для измерений. Специфика работы предполагала точность измерений, которой можно было достичь только утром или вечером, отсюда и названия – утренняя и вечерняя видимость, а днём бывали большие перерывы. Как только закончили с утренней видимостью, Прохоров заспешил к вулканологам за Каштаном.

Потухший кратер находился всего лишь на высоте трёхсот метров. Запорошенный пеплом склон чрезвычайно облегчал спуск – ноги скользили вместе с осыпавшимся пеплом, однако какой предстоял подъём, Виктор даже не хотел думать. «Разберусь по ходу», – сказал он сам себе. Наконец он достиг лагеря вулканологов. Ребята показали, в какой стороне находится пёс. Пройдя метров двести, Прохоров увидел, что Каштан, вероятно учуяв его, ползёт навстречу на коленных чашечках. Подушечки на лапах представляли собой сплошное кровавое месиво, на нижней части конечностей висели ошмётки разодранной кожи, глаза слезились от боли и радости. Позже Виктор узнал, что Каштан бежал за вертолётом по лавовой долине, застывшей колющей кинжальной рябью, пока не обессилел от кровоточащих ран.

– Ах, ты, бедная зверюга! Что же ты наделал, дурачок!

Виктор осторожно взял пса на руки и понёс к лагерю. Там обработали раны, смазали обильно йодом, перебинтовали. Покормили Каштана – он не ел уже несколько дней. Отдохнули, и Виктор засобирался обратно.

– Ну, мы двинем, пожалуй. Спасибо за Кэша, – поблагодарил Прохоров парней.

– Побудь ещё немного, – предложил один из них.

– Нет, – категорически отказался Прохоров, – надо успеть к вечерней видимости.

Парни понимающе вздохнули.

– Может, проводить тебя? – снова предложил всё тот же сердобольный рабочий.

– Ну да, а потом я тебя – так и будем провожать друг друга, – пошутил Прохоров.

Все засмеялись. Ребята подсадили Каштана на закорки Виктору.

Вначале Виктор шёл легко, и даже вес собаки на плечах ощущал как приятную нагрузку, тем более что пребывал в приподнятом настроении от того, что Кэш нашёлся. Однако подъём по вулканической пыли оказался сложнее и медленнее, чем ожидал Виктор. Он понял, что нужно поторопиться, но коварная пепловая пороша делала ничтожными его усилия, сводя большой мужской шаг почти что к детскому. Как опытный и тренированный человек, Прохоров знал, что растрачивать понапрасну силы в походе нельзя, а потому временно принял условия тяжёлого склона и пошёл мелкой поступью. Уже на подходе к лагерю Виктора с Каштаном встретили рабочие. Их послала Ольга Игоревна, встревоженная долгим отсутствием напарника. Как только она увидела возвращающихся, быстрым шагом пошла к своей палатке и скрылась там, видимо не желая показывать слёзы, выступившие от избытка смешанных чувств. Через некоторое время все занялись своей обычной работой.

Лапки у Каштана заживали, но наступал на них он ещё с большой осторожностью. В это время Ольга брала его в свою палатку. А он, хитрец, когда Ольги не было в палатке, устраивался отдохнуть на лёгкой походной койке, причём устраивался, как и подобает, располагая голову на подушечке. Почуяв приближение хозяйки, сползал с кровати и ложился у входа, как ни в чём не бывало. Конечно, невинные собачьи проделки были обнаружены по вмятинам на спальном мешке и на подушке и по теплу, оставленному Каштаном, но ему это было невдомёк. Он радостно и преданно смотрел в глаза хозяйке, заводя назад уши и прижимая их к голове, когда Ольга ласково выговаривала ему. В брезентовых оранжевых мокасинчиках с завязками поверху Каштан чувствовал себя увереннее и уже стал уходить от лагеря подальше. Первое время Виктор и Ольга прогуливались с Кэшем, ещё беспокоясь отпускать его одного. Широкий кратер потухшего вулкана давал возможность совершать длительные прогулки, которые, однако, скажем не лукавя, не состоялись бы, если бы к тому не проявилось какого-то стихийного интереса.

IV

Природное разнообразие поражало непостижимой фантазией. Хотелось вобрать в себя весь этот уникальный мир, чтобы ничего со временем не потерять: ни единого очерка, ни единого оттенка, ни единого отзвука. Ни белого облака, присевшего на снежную вершину и превратившего её в пагоду; ни коричневой дымящейся сопки, похожей на ярангу; ни почерневших скелетов деревьев, обожжённых лавой; ни захватывающей в свой круговорот кальдеры; ни разрезанных ущельями склонов вулканов; ни водных потоков, стремящихся вниз, вытачивающих и шлифующих своё русло и растекающихся щупальцами; ни взрывающихся об огромные камни водопадов; ни мутноватых рек, текущих по равнине. И ничего другого, что не успел запечатлеть глаз, и не услышало ухо, но что непременно отыщет сознание, слившись в космическое целое с природой.

Атмосфера, сотканная из дымно-влажного пряного воздуха и неповторимых картин природы, из настроения, навеянного воспоминаниями, рассказами, походной жизнью, больными лапками Каштана, совместной работой, дала импульс развитию редкостных отношений между Виктором и Ольгой. Их трудноопределимые отношения складывались каким-то странным образом. Дружбой назвать их было бы наивно, но и любовью в общепринятом понимании тоже невозможно. Как бы ни парадоксально звучало, но это не было чем-то между дружбой и любовью. Нет. Это было что-то вне упомянутых иллюзорных границ. И ощущалось мужчиной и женщиной по-разному: ею – как натянутая тонкая струна; им – как край обрыва.

Ольга много рассказывала о своём отце. Тогда она вся преображалась, становилась милой и нежной, беззащитной. Виктор невольно и легко поддавался её неизъяснимому обаянию. Он чувствовал замедление времени и какое-то блаженное растворение в тумане её воспоминаний и обволакивающем низком голосе, в гипнотически незамысловатой жестикуляции её красивых рук и пальцев с красными ногтями. Ему хотелось слушать и слушать её, часто даже не вникая в то, о чём она говорит. Ему хотелось поцеловать её, но он вдруг почувствовал, что этого сейчас не нужно. Из рассказов Ольги он понял, что отца нет в живых, но сам не спрашивал о его смерти. Однажды Ольга назвала Каштана Шияном и пояснила, что так звали собаку, погибшую с отцом в одиночном походе. Оказалось, что отец был геологом, и Ольга с раннего возраста впитала всю опасную романтику этой профессии. Вспоминая отца, Ольга как будто видела его, слышала его голос, внушала себе, что находит какие-то отцовские черты в знакомых мужчинах. По её воспоминаниям у Прохорова сложился образ умного, смелого, сильного человека с волевым смеющимся взглядом. Она рассказывала, что он обладал красивым голосом и хорошо пел, она восхищалась его колоритной иронией. Она очень любила папу! Он погиб, когда ей не было ещё четырнадцати лет.

– А у нас умерла мама, когда моей сестре было тринадцать, – сказал Виктор. – Мы остались с ней вдвоём.

– Как же дальше? – помолчав, тихо спросила Ольга.

– Я-то постарше её, но пришлось перевестись на заочное отделение.

Виктор взял ответственность за сестру перед ушедшей мамой, которой дал слово заботиться о сестре. Чувства и переживания Ольги и Виктора переплетались и протягивались до самих сердец. Они сошлись, совпали в какой-то момент времени, и им хотелось его остановить.

Как-то Каштан куда-то забрёл и долго не показывался, так что обеспокоенные напарники пошли его поискать.

– Шиян, Шиян, – звала Ольга.

– Ну какой Шиян, – оборвал её Прохоров, – зови Кэш. Он на Шияна не пойдёт.

– Пойдёт, – упрямо ответила Ольга, – я уже проверяла. Шиян, Шиян!

Прохоров не успел недовольно возразить, так как заметил приближающегося Каштана. Тот прыгал на трёх лапах и что-то держал в зубах. Виктор и Ольга побежали к собаке. Пёс положил перед ними сорванный нечаянно на прогулке мокасин и отчаянно завилял хвостом, глядя попеременно, то на вещь, то им в глаза, как бы прося надеть ему на лапку брезентовый носочек. Они рассмеялись. Прохоров как-то неловко чмокнул Ольгу в щёку. Она, улыбаясь, посмотрела на него долго и настороженно. Виктор поцеловал её ещё раз, осторожно, но страстно в мягкие губы. Теперь Ольга посмотрела на него с грустью, какая бывает при расставании. Ей стало нестерпимо жаль натянутой звенящей струны. «Блажен, кто не дослушал глас свирели», – вдруг выразились её чувства строкой поэта. Но молодой женщине почудилась уже отдалённая барабанная дробь в тихой мелодии волшебной дудочки.

V

Вполне допустимо, что эти отношения с оттенком какого-то туманного ожидания и, может быть, лукавой недоговорённости так и застыли бы немой струной или оборвались бы совсем, возможно даже переродились бы в ясную и понятную дружбу, если бы вдруг однажды сердечный поступок Гриши не замкнул их на него. Замысла такого Григорий не имел, но случилось так, что стал причиною банального треугольника.

Группы Григория и Ольги двигались заранее намеченными маршрутами и вскоре пересеклись на базе партии. Надо сказать, что такие моменты, запланированные или случайные, когда группы оказывались на базе, были любимы всеми участниками. Радостное настроение, дух веселья моментально охватывали всех, возбуждая жажду подготовки хорошего отдыха. Кто-то занимался устройством бани, кто-то ловил рыбу, кто-то принимался за сооружение общего стола. Некоторые просто сидели и разговаривали, делясь новостями и впечатлениями и никого не раздражая при этом. И как-то так благоприятно складывалось, что роли ненатужно определялись сами собой, а может быть, это как раз являлось следствием продуманного формирования партии и заслугой Умнова.