Текст книги "Ленивое солнце (Рассказы)"

Автор книги: Зоя Воскресенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Зоя Воскресенская
ЛЕНИВОЕ СОЛНЦЕ
Рассказы

ДОРОГИЕ ПЕРВОКЛАССНИКИ!

Как-то я прочитала в газете про одного узбекского парнишку. Возвращаясь из школы, он увидел, что у маленького арычка искривилось русло и вода неравномерно поит хлопковое поле.

Мальчик не прошёл мимо, не сказал себе: «Почему это я должен что-то исправлять?» Просто выправил арычок и пошёл себе дальше…

Вспомнились мне встречи и с другими ребятами – Олесей и Богданом на Карпатах, с Катюшкой и Гаврюшкой в подмосковном детском саду.

У этих ребят тоже не было вопроса: «Почему это должен делать я?» Героями они не были, подвигов не совершали, но они поступали как настоящие октябрята и пионеры. За это любили их друзья и товарищи, Понравились и мне эти ребята.

Вот я и решила рассказать вам о них. Думаю, что и вы их тоже полюбите.

З. Воскресенская

ЛЕНИВОЕ СОЛНЦЕ

– Маленькая у нас донька, – сказал отец, когда Олесе пришла пора идти в школу. Сильной рукой он приподнял дочку к самому потолку и осторожно опустил к себе на плечо.

Трудно ей будет каждый день ходить в школу, – вздохнула мать, – Богдан – дело другое, он хлопец крепкий.

Первый раз Олесю повёл в школу отец. Богдан шагал впереди с новой жёлтой сумкой в руках, набитой книгами.

Шли лесом, всё куда-то вниз по узкой тропинке и наконец вышли на широкую дорогу, в долину. Олеся оглянулась и ахнула. Отсюда, снизу, гора, на которой они жили, выглядела по-иному. Огромная, молчаливая, она чуть поблёскивала золотисто-зелёной чешуёй, а каждая чешуйка, – это большая ель или пихта – мудрина. Много горных вершин окружает долину, и все они разные и все красивые, но лучше всех гора Тросян, на которой живёт Олеся.

Тросян – самая красивая вершина на Карпатах! – сказал Богдан, и отец в знак согласия кивнул головой.

Родной край, где ты родился и живёшь, всегда кажется милее всех, потому что ты любишь то, что хорошо знаешь.

Весело было ходить в школу рано утром, когда солнце просовывает сквозь чащобу свои длинные лучи, шарит по траве и кустам, румянит ягоды брусники, золотит и чернит загаром шляпки грибов, подсушивает орехи, которые висят на ветках гроздьями, как виноград.

Но долго лакомиться ягодами и набивать орехами карманы нельзя – опоздаешь в школу, не пустят на урок, и потеряешь час чудесной жизни.

Олеся научилась просыпаться вместе с Богданом очень рано и каждый раз в один и тот же час.

А солнце стало запаздывать. Ребята уже в школу идут, а оно только поднимается из-за горы. Когда же облетели жёлтые листья с буков и лип, осыпались золотые иголки с мудрин, солнце стало подниматься ещё позже и уж совсем разленилось, когда на землю лёг снег и ёлки натянули на свои лапы белые варежки.

Сладко спится возле тёплой печки зимой. Никак не хотят открываться глаза, а мать тормошит:

– Вставай, донька, вставай, сынку, в школу пора!

– В школу пора! – весело откликается Олеся, вскакивает с постели и бежит умываться. С лица и рук со звоном сыплются в железный таз капли воды.

Богдан поднялся с постели и застонал. Вчера вечером колол дрова, толстый чурбан свалился и придавил ему ногу. Большой палец распух – сапог на такую ногу не натянешь.

Мать осматривает палец:

– Придётся тебе дома посидеть, нельзя с такой ногой в школу идти.

– Я должен сегодня отнести в школу жменю бобов, весной мы их будем сеять.

– До весны еще далеко, десять раз успеешь, – отвечает мать.

Богдан чуть не плачет:

– Мы в классе сговорились заготовить семена раньше всех.

Я тоже должна жменьку бобов принести, мы тоже сговорились собрать прежде всех, – признаётся Олеся.

Отец сидит на скамейке, натирает суконкой лыжу и посмеивается.

– Тату, обращается Олеся к отцу, – проводи меня сегодня до школы.

– Нет, донька, мне на работу надо, совсем в другую сторону. У каждого свои обязанности. Одна дойдёшь?

– Дойду, – отвечает Олеся дрогнувшим голосом.

Богдан повеселел:

– И мои бобы отнесёшь?

– Отнесу.

Отец развязывает мешок, что стоит в углу.

– Подставляй-ка руку, насыплю.

Олеся протягивает маленькую ладонь – на такой и десять бобов не поместится. Отец запускает свою большую руку в мешок и насыпает в сумку Олеси щедрую горсть бобов.

– Вот тебе твоя жменя, – говорит он и опять опускает руку в мешок. – А вот тебе жменя Богдана, – добавляет отец и с сомнением смотрит на свою любимицу.

– Донесу, – уверяет Олеся, – у меня книг немного!

– Не застрашишься одна идти через лес? – беспокоится мать.

Олеся тихонько вздыхает:

– Нет.

– Ты иди по стёжке, что я вчера протоптал по свежему снегу, – говорит отец, – и никуда не сворачивай.

Олеся быстро съедает пшённую кашу, надевает ватную куртку.

Мать достаёт с полки октябрятскую звёздочку. Очень красивая звёздочка: пять красных сверкающих лучей и в середине маленький портрет кудрявого мальчика в белой рубашке Володи Ульянова.

– Смотри не оброни, – предупреждает мать, прикалывая к платью девочки звёздочку. Сверху закутывает дочку в шаль-хустину и завязывает за спиной концы крепким узлом. – Счастливого пути, донька! В добрый час!

– До побачення! – отвечает Олеся и выходит из дому.

Темно и холодно. В чёрном небе синие звёзды. Наверху шумит ветер, кажется, будто над вершинами деревьев проносятся поезда, а внизу потрескивают ели жалуются на мороз. Олеся старается поднимать ноги повыше, чтобы попасть в след, проложенный отцом. Сделает два-три шага и поглядит на небо – не гаснут ли звёзды, не просыпается ли солнце. На бархатном небе вынырнул месяц и, как малое дитя, лежит, задравши вверх ножки.

Кто-то прыгнул впереди Олеси. Сердце замерло, ноги споткнулись.

«Какой-то зайчишка меня испугался и ускакал – не понял, что я сама его боюсь… И хорошо, что не понял, – думает Олеся, поднимаясь из сугроба. Она отряхнула куртку, засунула руку под шаль – на месте ли звёздочка. – Лучше понесу её в руке», – решила Олеся, отколола звёздочку и крепко зажала в кулаке.

Когда они шли в школу вдвоём с братом и весело болтали, ей казалось, что в лесу тихо-тихо, а теперь она идёт одна – и все кругом шумит, шуршит, трещит, звенит…

«А кто же это стоит впереди на стёжке и ждёт?» – вглядывается в темноту Олеся. Какой смешной, толстый, в белой шапке. Может, это Дед-Мороз вышел встречать её, а может, медведь?

Олеся остановилась. Фигура не двигалась. Олеся сделала несколько несмелых шагов… Ну как она сразу не узнала разбитую молнией сосну, на которую придумщица-зима нахлобучила снежную шапку! Поскорее бы выбраться на большую дорогу, там ждут её ребята.

Олеся заторопилась, сделала неловкий шаг, зацепилась ногой за пенёк и сунулась обеими руками в сугроб по самые локти.

Выбралась из снега и почувствовала, что в кулаке нет звёздочки. Обронила!.. Потеряла октябрятскую звёздочку!

Олеся пошарила по снегу руками и засунула руки в колючий сугроб. Нет… Хоть бы солнце чуть посветило, помогло бы искать, но ленивое солнце все ещё спало.

Нет, не сойдёт Олеся с места, пока не найдёт свою драгоценную звёздочку, не может она явиться без неё в школу. Олеся снова и снова засовывает руки в сугроб, ищет, ищет. Слёзы катятся из глаз.

Деревья раскачивают свои вершины, сметают с неба звёзды одну за другой. Темнота заползает под кусты, залезает в ямки, видно, чует, что скоро проснётся солнце. Девочка дует на иззябшие пальцы и смахивает слёзы. Она будет дожидаться здесь до света, а потом найдёт свою звёздочку и что есть духу помчится в школу.

Между деревьями мелькнул огонёк, и светлый луч быстрее белки стал бегать по стволам, по кустам, словно кого-то искал. «Это солнце, – обрадовалась Олеся. Вот хорошо!» Но луч перестал прыгать по деревьям и закружился, чертя большой круг.

Послышались голоса. Нет, это не солнце, а Павло и Марийка, а с ними и другие ребята с соседних гор. Не дождавшись Олеси и Богдана, пионеры пошли им навстречу. И сразу исчез страх. Олеся рассказала про свою беду и попросила отнести в школу бобы.

– Я буду ждать здесь солнце, чтобы разыскать свою звёздочку.

– Зачем ждать? – воскликнул Павло. – Мы схватим по жмене-другой снегу и отыщем. Ну-ка, ребята, складывай сумки под деревом. – Павло посветил фонариком.

Ребята стали в круг и принялись горстями выбрасывать снег.

Работали быстро и только носами пошмыгивали. Павло светил фонариком, тьма уползала за круг, за ней блестящими брызгами летели снежные комья. Марийка схватила пригоршню снега и уже хотела перекинуть через себя, но почувствовала в руке что-то твёрдое.

Так и есть – звёздочка!

– Ура-а-а! – закричали ребята, и от этого ликующего крика какая-то птица, а может быть, белка переметнулась на другое дерево и с веток запорошил снежок.

– Давай твою сумку, а ты бери звёздочку, – сказал Павло.

И пионеры гуськом побежали по стёжке, которая темнела на снегу, и в сумке у каждого тарахтели сухие бобы.

Школьники сбегали с гор на широкую дорогу, где были расставлены дежурные пионерские посты. Они отмечали, все ли ребята прошли в школу, не заблудился ли кто. Большие грузовики с жёлтыми глазами замедляли ход и осторожно объезжали эту живую, громкоголосую и весёлую реку.

Даже солнцу стало не до сна. Оно выглянуло из– за горы и покраснело от стыда. Проспало! И солнце принялось старательно раскрашивать пригорки и деревья, зажгло каждую снежинку и иголку инея, выкрасило в оранжевый цвет крышу школы. В долине стало светло и празднично, и даже Олеся простила солнцу его зимнюю лень.

В пионерской комнате выстроилась длинная очередь. Все классы втайне друг от друга сговорились быть первыми в сборе семян, и все разом принесли по жмене бобов. Вот смеху было! Крепкие, как камешки, бобы с грохотом сыпались в ящики из школьных сумок, из карманов. Щедрые у всех жмени!

Прозвенел звонок. Ученики развесили шапки, пальто и шали на деревянной вешалке, возле жаркой печки, и уселись за парты.

Начался урок арифметики. Ребята в нервом классе вынули из сумок палочки-считалочки, перевязанные ниткой, как вязаночки дров. У Олеси палочки были буковые, и Богдан так хорошо отполировал их, что Олесе всегда хотелось их лизнуть.

– Ученики собрали шесть ящиков бобов, а потом ещё три. Сколько всего ящиков бобов собрали ученики? Считать без палочек. Задача трудная. Будем думать, – сказала Ганна Андреевна.

Ученики положили руки на парты и стали думать.

Олеся считала, считала и решила, что будет девять. В это время солнечный луч заглянул в класс, разыскал Олесю и стал как палочкой-указкой водить по таблице с цифрами. Остановился на цифре «8».

– Олеся, скажи, как ты решила эту задачу? – спрашивает учительница.

– К шести прибавить три будет восемь.

Разом поднялись вверх двадцать две руки и протестующе зашевелили пальцами.

– Неправильно! – строго сказала Ганна Андреевна. – Подумай ещё немножко.

Солнечный луч соскользнул с парты и юркнул за окно.

– Шесть прибавить три – будет девять, – отвечает Олеся и сердито смотрит в окно.

Второй урок – диктант. Ганна Андреевна ходит по классу и диктует по-украински:

– «Я живу у Радяньскому Союзи».

Чуть слышно скребут перья по бумаге, старательно пишут дети.

– «Москва наша люба. Москва наша славна», – диктует Ганна Андреевна.

Солнце заглянуло снова в класс и у каждого посветило октябрятскую звёздочку.

Олеся написала букву «М» и задумалась. Какую букву писать дальше? Солнечный луч запрыгал указкой по таблице с азбукой.

– Когда ты нужно – тебя нет, а теперь мешаешь и неправильно подсказываешь. – прошептала Олеся солнцу. – Ну тебя! – Она хотела смахнуть луч с парты, но он не смахивался.

После уроков Олеся сидела в пионерской комнате и готовила уроки. Первый класс дожидался, пока у старших кончатся занятия, чтобы идти всем вместе.

Весёлой ватагой возвращались из школы. Расходились по стёжкам к себе домой.

– Завтра утром мы за тобой зайдём! – крикнул на прощание Павло.

Солнце бежало вслед за Олесей, оно раскраснелось от мороза и светило так, что больно было смотреть на снег.

– Ладно уж, – сказала Олеся солнцу, – не подлизывайся. У каждого свои обязанности. Спи себе зимой, зато летом у тебя работы будет много. Летом тебе надо постараться над нашими бобами, чтобы был хороший урожай.

Олеся подошла к дому и, как только поднялась на крыльцо, солнце устало улыбнулось и кувыркнулось за гору – спать до утра.

– До побачення! – помахала ему вслед рукой Олеся.

ПЕРВЫЙ ДОЖДЬ

Мама уложила Катюшкины и Гаврюшкины шапки и варежки в сундук, посыпала их белым пахучим порошком. Зима кончилась.

На ветках липы под окном зажглись маленькие зелёные огоньки – раскрылись почки. Пришла весна.

Катюшка принесла из школы табель об окончании первого класса. Наступало весёлое лето, впереди у Катюшки пионерский лагерь. А вот что ждёт четырёхлетнего Гаврюшку?

В воскресенье утром приехал дед. Мама сказала ему, что она ломает голову – не знает, куда определить на лето сына. Гаврюшке было до слёз жалко мамину голову, и он всё утро хныкал.

Дед успокоил маму и повёз Катюшку и Гаврюшку к себе в гости в Лесное.

На электричке мчались сквозь леса, окутанные весенним зелёным дымком. Электровоз радостно гудел.

На станции Лесной сошли с поезда и сразу почувствовали, как хорошо пахнет весной, и всем сразу стало весело.

Дедушка служил здесь главным сторожем детсадовской дачи. Из облаков цветущих яблонь проглядывала красная крыша дачи. Она ещё пустовала, но всё было готово к приёму малышей. Дорожки расчищены и посыпаны песком, на веранде сушились выстроенные в ряд свежевыкрашенные белые кроватки.

Катюшка и Гаврюшка пробежались по дорожкам, полюбовались на белые звёздочки нарциссов.

– Вы понюхайте, как пахнет яблоневый цвет, – сказал дедушка и наклонил ветку яблони с пышным букетом на конце.

Катюшка понюхала. Цветы чуть пахли жасмином.

– А теперь эту яблоню понюхай.

Катюшка нашла, что эта яблоня пахнет снежком.

– Вот то-то, – усмехнулся в усы дед. – По запаху цветов сорт каждой яблони определить можно.

Гаврюшка тоже понюхал и решил, что они не пахнут ничем. Он всё поглядывал на лужайку перед верандой.

– Почему цветы бегают? – спросил он деда.

Дед рассмеялся:

– Давай посмотрим, что это за цветы.

На лужайке, в густой траве, как большие пушистые жёлтые цветы, копошились цыплята. Между ними, взъерошив на шее воротником перья, ходила большая рыжая квочка. Огненно-красный гребень курицы дрожал от волнения. У неё было много хлопот: научить своих несмышлёных детей отличать зёрна от камешков, разыскивать каждому по червячку, следить, чтобы не налетел коршун и чтобы цыплята не заблудились в высокой траве.

Гаврюшка хотел погладить цыплёнка, но налетела курица и больно клюнула в руку.

– Я хочу цыплёнка! – заплакал мальчик.

– Это цыплята общественные, – сказал дед. – Куплены для детского сада. Шестьдесят штук. На каждого ребятёнка по цыплёнку, пусть ухаживают.

– И я хочу ухаживать.

Дед взглянул на сморщенный нос внука:

– Так и быть, пойдём в совхоз, куплю тебе индивидуального цыплёнка.

Катюшка не захотела идти в совхоз за одним цыплёнком и осталась в саду. Она оборвала куриную слепоту на лужайке, чтобы цыплята не ослепли, выдернула на клумбе подорожник, чтобы он не заглушил цветы, а потом решила сбегать на опушку леса, посмотреть – не распустилась ли черёмуха.

Лес был ещё прозрачный, а кусты черёмухи на опушке загустели яркой зеленью, и на ветках дрожали, как хлопья снежинок, белые цветы; внизу из раскрытых, как ладошки, широких листьев выглядывали ландыши.

Яблони и вишни, черёмуха и ландыши цвели снежным цветом. А подойдёт осень, и листья на деревьях станут золотыми, будут отдавать солнечные лучи, собранные за лето.

Катюшка забралась в черёмуховые заросли, срывала белые кисточки цветов, как вдруг над головой загрохотал гром и посыпался дождь. Даже солнце не успело спрятаться за тучку, и дождь падал длинными светлыми струями. Катюшка спряталась под куст черёмухи.

Гром погромыхивал весёлый, не страшный. Но вот солнце нырнуло в тучку, и дождь полил как из лейки. Катюшка, перепрыгивая через лужи, побежала на дачу. Открыла калитку и вскрикнула. На лужайке сидела курица, от дождя она стала коричневой, сидела неподвижно, как глиняная, а вокруг неё лежали прибитые ливнем к земле цыплята. Их словно ощипали, крылышки топорщились на голом тельце, как вылезшие рёбра, длинные шеи вытянуты, глаза закрыты. Эти цыплята были так не похожи на жёлтые пушистые цветы!

Катюшка взяла в руки цыплёнка и стала на него жарко дышать. Он дрогнул лапками, словно сделанными из ломаных спичек.

«Живой!» – обрадовалась девочка. Проворно сняла с себя платье и собрала в него цыплят.

Курица сидела неподвижная, безучастная, только на глаза её надвигались серые веки, словно смахивали слёзы. Она не шипела и не налетала, как утром.

Катюшка перенесла цыплят на веранду и, наклонившись над ними, старалась согреть их своим дыханием. Ливень яростно колотил в крышу. Перед Катюшкой было шестьдесят маленьких жизней, и ей не хватало дыхания, чтобы согреть их всех. А дед с Гаврюшкой где-то пережидают дождь. Когда они вернутся?

И вдруг она вспомнила, как дед, уходя, сказал: «Вернёмся, затоплю печку, будешь помогать мне готовить обед».

Катюшка побежала на кухню. Печка была полна дров, и даже берёзовые шкурки для растопки лежали под дровами.

Теперь Катюшка знала, что делать. Она зажгла спичку, поднесла её под березовые шкурки. Огонёк пополз вправо, влево, белый дым окутал дрова.

Катюшка перенесла цыплят в кухню и разложила на половике перед шестком.

Когда огонь разгорелся, с печки спрыгнула кошка. Она выгнула спину, как верблюд, потом посмотрела узким зелёным глазом на цыплят и выпрямилась, как тигр. Катюшка схватила кошку и заперла в соседней комнате.

Скоро на кухне стало жарко, как в бане, от цыплят шёл пар.

За окном засверкала мокрая трава. Туча пронеслась, снова светило солнце.

«Оживут или нет?» – с тревогой думала Катюшка, переворачивая безжизненных цыплят на половике.

Вскоре пришёл дед с Гаврюшкой.

Дед взглянул на печку, на цыплят, вытащил папиросу из кармана.

– Молодец! – сказал он. – И кто это тебя надоумил?

Гаврюшка посмотрел на цыплят, раскрыл удивлённо глаза:

– Почему их раздели?

– Это их дождь намочил, вот согреются, подсохнут и опять станут пушистыми, – объяснил дед.

Цыплята стали попискивать, сначала тихо: «пи-и, пи-и», а потом всё громче и громче.

– Оживают! – захлопала в ладоши Катюшка.

Дед насыпал в тарелку пшённой каши, налил в баночку воды.

Цыплята стали клевать и пить воду.

Гаврюшка посмотрел, как они пьют воду, и испугался:

– Цыплята простудились. Видишь, как они давятся?

– Нет, это курица научила их так пить, – сказал дед. – Да, кстати, про курицу-то мы и забыли.

Дед пошёл в сад.

– А мой цыплёнок самый лучший, – похвалился Гаврюшка, – смотри, он пушистый и совсем не противный, как эти цыплята.

В коробочке с круглыми окошечками попискивал Гаврюшкин цыплёнок.

– Никому его не отдам, сам воспитывать буду.

Но Катюшка даже не взглянула на Гаврюшкиного цыплёнка. Эти маленькие, жалкие, с выпученными глазами синеватые цыплята были для нее милее всех.

Дед принёс курицу.

Она подбежала к тарелке с кашей, ворошила клювом пшено и звала цыплят, будто сама нашла эту тарелку с кашей и словно не было этого страшного ливня. Курица вместо благодарности больно клюнула Катюшку в руку, стала опять хлопотлива, сердита и совсем забыла, как недавно была одинока.

Цыплята встряхивались и снова становились пушистыми. Они весело пищали, и кошка в соседней комнате яростно царапала порог, мяукала и рвалась на кухню. Все цыплята собрались возле курицы, только один цыплёнок остался лежать на половике и хоть подсох, но пушистым не стал.

– Жаль, погиб этот цыплёнок, – сказал дед.

– Курица не заметит, – вздохнула Катюшка.

– А вот кто-то из ребят будет обижен. Приедут завтра утром шестьдесят человек, а цыплят только пятьдесят девять.

Дед усадил квочку с цыплятами в большой ящик. Курица распушила крылья, чтобы прикрыть своих детей, она боялась дождя.

– Эх, эх! Не хватает нам с тобой одного цыплёнка, что мы завтра детишкам скажем? А? – спрашивал дед курицу.

Она не ответила. Она не знала, что ей недостаёт одного цыплёнка. Курица не умеет считать. Катюшка, наклонившись над ящиком, глаз не спускала с цыплят, каждый из которых старался быть поближе к матери.

Гаврюшка стоял рядом с коробочкой в руке. В ней тоскливо попискивал цыплёнок, словно перекликался с теми, что сидели в ящике.

Дед сидел на табуретке, разминал пальцами папиросу и чему-то усмехался. Все молчали. Только курица всё квохтала и оглядывалась вокруг. Кажется, она догадалась, что не хватает одного цыплёнка.

Гаврюшка заглянул в коробочку на своего цыплёнка и подошёл к деду:

– Дедушка, примут моего цыплёнка в детский сад? Ведь он совсем похож на других?

Дед ответил не сразу. Он зажёг спичку, долго прикуривал, и в глазах его поблёскивали искорки от спички.

– Должны принять, если ты этого захочешь, – сказал он наконец и выпустил облачко дыма.

Гаврюшка посмотрел на сестру. Та радостно кивнула головой.

Тогда Гаврюшка вынул из коробочки цыплёнка, подержал его в ладонях, вздохнул и опустил в ящик. Цыплёнок весело пискнул. Гаврюшка хотел посмотреть, не обидят ли его другие, но уже не мог найти его среди пушистых и жёлтых, как цветы, цыплят.

Дед кинул папиросу в печку, усадил внука на колени.

– Да, я совсем забыл сказать, что тебя тоже приняли в детский сад. Ты останешься здесь и будешь ухаживать за своим цыплёнком, за всеми Катюшкиными цыплятами.

Дед засмеялся, и всем стало весело. Только кошка царапалась в дверь и жалобно мяукала.