Текст книги "Цена прогноза"

Автор книги: Зиновий Каневский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Однако дни шли, а никаких следов каравана, ни восточного, ни западного, обнаружить не удавалось. Правда, пилот самолета-разведчика уверял, будто видел во время одного из полетов несколько кораблей, но ведь и наблюдатели на борту "Шеера" тоже не раз "видели" подобные корабли и "подводные лодки противника" – все это было следствием оптического обмана, арктического миража.

В полдень 23 августа, на пятые сутки после начала операции "Вундерланд", самолет-разведчик все-таки обнаружил советский караван, стоявший на якорях в районе острова Хелланд-Хансена: одиннадцать торговых судов и два ледокола – "Ленин" (впоследствии "Владимир Ильич") и "Красин". Суда ждали улучшения ледовой обстановки, чтобы пройти проливом Вилькицкого в море Лаптевых. "Шеер" устремился к ним.

Тут, к счасгью, вмешалась непогода, навалился непроницаемый туман. Изменился ветер, и льды, сквозь которые двигался крейсер, стали угрожающе уплотняться, давить на борта. Среди команды "Шеера" появились признаки растерянности. К тому же у немецких летчиков кончался авиабензин, и им пришлось резко ограничить полеты.

Из-за тумана почти двое суток штурманам крейсера не удавалось сделать точные астрономические определения, льды и течения сносили корабль с курса. В довершение всех неприятностей, при возвращении из очередного (безрезультатного) полета потерпел аварию гидроплан-разведчик. "Шеер", с трудом выбравшийся на чистую воду, остался без "глаз". Отныне ему предстояло вести ледовую разведку самому! Был, правда, один выход: захватить какое-нибудь одинокое советское судно и завладеть секретными кодами, картами ледовой обстановки. Только в этом случае можно было надеяться на успех операции, в сущности, до сих пор не начавшейся.

25 августа 1942 года, вскоре после полудня, с борта германского крейсера был замечен какой-то мирный корабль. "Шеер" решительно направился к нему, передав на ходу несколько сигналов – коротких вопросов и приказов, звучащих примерно так: "Кто вы? Куда и откуда идете? Какова обстановка в проливе Вилькицкого? Прекратите работу судовой рации. Спустите флаг".

Корабль, на сближение с которым шел "Шеер", был прославленным ледокольным пароходом "А. Сибиряков". В 1932 году "Сибиряков", впервые в истории, прошел Северный морской путь без зимовки, за одну навигацию. Он пробился сквозь льды, а когда потерял гребной винт и стал неуправляемым и беспомощным, сибиряковцы поставили самодельные паруса из брезента и все-таки провели свой корабль через Берингов пролив в Тихий океан!

Пароход-труженик, участник бесчисленных арктических плаваний, научных и промысловых экспедиций... Сейчас он направлялся на отдаленные полярные станции с грузами для зимовщиков. На острове Домашнем в архипелаге Северная Земля "Сибирякова" ждали Борис Александрович Кремер и два его товарища. На судне шла смена во главе с радистом Шаршавиным, там же находилась группа полярников, которым было поручено продолжить прерванные наблюдения на мысе Арктическом. На борту ледокольного парохода было сто четыре человека, но лишь тридцать два из них входили в военную команду.

"Сибиряков" не подчинился гитлеровскому приказу. Его передатчик не замолчал. Напротив, радисты открытым текстом оповестили Диксон о появлении неизвестного, предположительно – вражеского военного корабля. Одновременно командир советского судна старший лейтенант (в годы войны корабли ледокольного флота были сформированы в ледокольный отряд Беломорской военной флотилии, а их капитанам присваивались офицерские звания) Анатолий Алексеевич Качарава отдал приказ: "Орудия к бою!"

Две 45-миллиметровые пушки на носу, две 76-миллиметровые пушки на корме, несколько зенитных пулеметов – вот и все вооружение "Сибирякова". К тому же у ледокольного парохода не было броневой обшивки, а скорость его составляла всего лишь 8,5 узла. Германский же крейсер имел шесть орудий главного калибра (280 мм) и восемь – калибра 150 мм; его зенитная артиллерия состояла из шести орудий калибра 105 мм и восьми орудий калибра 37 мм. Кроме того, он имел восемь торпедных аппаратов. Его броня достигала толщины 102 мм, скорость хода – 26 узлов, а экипаж насчитывал девятьсот с лишним человек. Крейсер шел на восток, к проливу Вилькицкого, к каравану, он явно нуждался в ледовой информации, и нужно было не позволить ему завладеть этими сведениями, задержать его любой ценой. В тех условиях это означало одно: ценою собственной жизни, и каждый сибиряковец понимал это. Потому-то и прозвучала команда: "Орудия к бою!"

Тот бой нельзя назвать даже неравным. Это было яростное сражение обреченных на гибель людей со спокойными, уверенными в быстрой победе гитлеровскими пиратами. Тяжелый крейсер "Адмирал Шеер" уже успел на своем веку поразбойничать в Атлантике. Он пустил под воду десятки беззащитных мирных судов, плававших под флагами самых разных стран, и еще ни разу никто не осмелился перечить приказам командира крейсера, ни одно судно не отважилось вступить в схватку с бронированным пиратом. Но сейчас была другая ситуация, и в сторону "Шеера" полетели первые снаряды. В ответ ударили орудия главного калибра рейдера.

Советский корабль охватило огнем. Погиб весь расчет кормовых орудий, был убит старший помощник капитана Г. П. Сулаков, тяжело ранен капитан Качарава, не стало любимца экипажа комиссара 3. А. Элимелаха. На носовой палубе взорвались бочки с бензином, горящее судно резко сбавило ход. Укрыться за небольшим островком Белухой или выброситься на берег "Сибирякову" не удалось. Оставшиеся в живых раненые и обожженные моряки перебрались в шлюпку. В 13 часов 49 минут радиостанция парохода замолчала. Но прежде чем к горящему судну приблизился немецкий катер с автоматчиками, шифровальщик М. В. Кузнецов, выполняя последний приказ капитана, уничтожил все секретные документы, в том числе и сведения о льдах Карского моря. И в эти же минуты старший механик "Сибирякова" Н. Г. Бочурко открыл кингстоны, и советский полярный "Варяг" ушел в пучину...

Быстроходный катер с крейсера догнал шлюпку, восемнадцать сибиряковцев попали в фашистский плен. Девятнадцатому, кочегару Вавилову, удалось на обломке бревна добраться незамеченным до опустевшей шлюпки и подгрести на ней к острову Белуха. Он прожил там в одиночестве 34 дня, питаясь случайно обнаруженными отрубями. Его спасли наши пилоты. Черевичный, совершив посадку на воду у берега островка, вывез Вавилова на материк. От него-то и узнали первые подробности разыгравшегося сражения. (После войны П. И. Вавилову было присвоено звание Героя Социалистического Труда.)

А захваченных в плен сибиряковцев гитлеровцы долго допрашивали о том, что их больше всего интересовало: о караванах, о льдах пролива Вилькицкого. Ни один моряк не проронил ни звука, ни один не выдал своего потерявшего сознание командира (фашисты числили его как "метеоролога Кучерявого"). Всех их увезли в Германию, в концлагерь. Они и там вели себя мужественно. Несколько сибиряковцев умерли от ран и болезней, остальных освободила Советская Армия. Радист Анатолий Шаршавин пошел сражаться на фронт. Он погиб в самые последние дни войны и похоронен в немецкой земле. Его товарищи дожили до Победы, вернулись домой. Продолжая прерванную войной "службу погоды и льда", снова стал летать в ледовые разведки над арктическими морями участник сражения с "Адмиралом Шеером" гидролог А. Н. Золотов. Он погиб при катастрофе в очередном исследовательском полете. Долгие годы водил корабли в океанах – в том числе и в Ледовитом – капитан дальнего плавания А. А. Качарава, нынешний начальник Грузинского морского пароходства.

Работают на Большой земле другие сибиряковцы. Ходит во льдах новый ледокол "А. Сибиряков". А караваны мирных торговых кораблей, которые идут Карским морем мимо маленького, только на самой подробной карте обозначенного острова Белуха, приспускают флаги и гудками отдают честь погибшим героям-сибиряковцам и их легендарному судну.

Да, "Сибиряков" погиб, погиб почти весь его экипаж. Но ценою собственной жизни полярные моряки оповестили Арктику о нависшей над нею угрозе, позволили нашим кораблям выиграть время, укрыться во льдах. "Сибиряков" сознательно подставил себя под удар, подобно солдату, закрывающему грудью вражескую амбразуру.

Есть в одной из книг, посвященных подвигу сибиряковцев, фотография, лучше всяких слов говорящая о том, что произошло 25 августа 1942 года близ острова Белуха, недалеко от таймырского побережья. Снимок сделан кем-то из членов экипажа германского крейсера. Широко расставив ноги, спокойно, уверенно стоит на верхней палубе "Шеера" немецкий моряк. Стоит и смотрит, как горит, осев на борт, советский ледокольный пароход. Самодовольный фашист не мог тогда предположить, что именно в эти секунды решилась судьба всей операции "Вундерланд".

Капитан 1 ранга Мендсен-Болькен довольно быстро понял, что операции грозит бесславный провал: крейсер обнаружен прежде, чем он успел напасть на караван противника, и все, что он сумел, – это потопить один-единственный ледокольный пароход. Не оставалось ничего иного, как атаковать Диксон: быть может, это в какой-то мере поможет "реабилитироваться" в глазах командования. Атаковать порт, высадить там десант, разрушить до основания радиоцентр, метеостанцию, уничтожить штаб морских операций, перебить население поселка. Впрочем, судя по некоторым документам, обнаруженным уже после войны, решение напасть на Диксон было отчасти продиктовано дополнительными соображениями: по признаниям самих моряков с "Шеера", они рассчитывали раздобыть на Диксоне желанную информацию о льдах, ту, что унес с собою в пучину "Сибиряков".

Однако Диксон успел подготовиться к обороне, и, когда в ночь на 27 августа немецкий крейсер подошел к острову, его уже ждали. Все небоеспособное население было эвакуировано в тундру, почти все суда уведены с рейда в глубь Енисейского залива. Началось артиллерийское сражение, столь же яростное, как и то, что происходило два дня назад у острова Белуха. Но на сей раз по "Шееру" ударили орудия и с берега, и с ледокольного парохода "Семен Дежнев", и с парохода "Революционер".

Тем временем руководство штаба морских операций принимало меры по спасению важнейших документов – все тех же секретных шифров, ледовых карт, журналов с результатами метеорологических и гидрологических наблюдений. Двум сотрудникам штаба было поручено унести эти документы в глубь берега, оберегать их и уничтожить в момент крайней опасности – если с крейсера будет высажен десант. Сгибаясь под тяжестью мешков с секретной документацией, под взрывы падающих вокруг немецких снарядов перебегали от дома к дому, уходя все дальше в тундру, гидролог М. М. Сомов и синоптик В. В. Фролов.

...Михаил Михайлович Сомов, один из самых талантливых полярных гидрологов, начал плавать и летать в Арктике еще до войны. А после войны он возглавил коллектив второй в истории советской дрейфующей станции "Северный полюс". Доктор географических наук, Герой Советского Союза М. М. Сомов руководил Первой советской антарктической экспедицией, дважды плавал к берегам ледяного континента. Но, пожалуй, больше всего врезались ему в память те недолгие часы 27 августа 1942 года, когда он, рискуя жизнью, готовился спасти несколько толстых связок бумаг – результаты обычных ежедневных наблюдений за погодой и льдами, которые вели его коллеги и он сам.

...Еще совсем молодым синоптиком Вячеслав Васильевич Фролов начал горячо ратовать за объединение двух важнейших арктических служб – погоды и льда, и подобный отдел был впервые создан перед самой войной в Арктическом институте (директором которого Фролов сделался после войны и оставался им свыше десяти лет, до последнего дня своей жизни). Уже тогда Вячеслав Васильевич видел, какой экономический эффект может дать хорошо организованная Служба погоды. Как писал он в одной из статей, "непроизводительные расходы в связи с недостаточным учетом условий погоды, убытки, причиняемые ежегодно штормовой погодой плаванию по Северному морскому пути, в десятки раз превышают расходы на содержание работников Службы погоды". Так понимал он "цену прогноза" в мирное время. А когда началась война, синоптик В. В. Фролов стал обслуживать морские операции в Белом море, служил первую военную навигацию в Беломорской военной флотилии, плавал на боевых кораблях в Баренцевом и Карском морях, участвовал вместе с военными моряками в отражении гитлеровских воздушных и подводных атак. В летнюю арктическую навигацию 1942 года он уже снова был на Диксоне в качестве главного синоптика штаба морских операций Западного района Арктики... И вот теперь, 27 августа 1942 года, Фролов выполнял, быть может, самое ответственное в своей жизни задание...

"Адмирал Шеер", выпустив дымовую завесу, спешно покинул диксоновский рейд, так и не высадив десанта на берег! Связь Диксона с Большой землей не прерывалась ни на одно мгновение, а те небольшие повреждения, которые орудия крейсера причинили постройкам на берегу, были устранены полярниками в короткие сроки. Операция "Вундерланд" провалилась окончательно. Тяжелый крейсер ушел из советских вод. В сентябре покинула их и последняя в том трудном году немецкая подводная лодка.

Но война продолжалась. Не закончилась она и в Арктике.

Еще два года

После бесславного похода "Адмирала Шеера" германское морское командование уже не рисковало посылать в ледовитые моря крупные надводные корабли, однако подводные лодки не прекратили свою деятельность. Но тяжелое арктическое лето 1942 года не прошло бесследно и для советских полярников. Отныне в Карском море уже не было больше "тыловых", "глубинных", "мирных" метеостанций – каждой грозила опасность, и каждая станция была угрозой для врага. Разве что далеко на востоке, за проливом Вилькицкого, обстановка была поспокойнее, но ведь чем дольше длилась война с Германией, тем неизбежнее становилась война с Японией...

В самом конце навигации 1942 года исключительно сложное и ответственное плавание с востока на запад совершил отряд военных кораблей. Эсминцы "Разумный" и "Разъяренный" вместе с лидером "Баку" шли на пополнение Северного флота. Всего за несколько лет до того, в навигацию 1936 года, два эсминца Краснознаменного Балтийского флота прошли вдоль арктических берегов на восток, чтобы усилить молодой Тихоокеанский военно-морской флот. Теперь настала очередь тихоокеанцев помочь северянам.

Снова включились в работу синоптики и ледовые разведчики. Обстановка и ледовая, и военная – была напряженной. В Карском море, не говоря уже о Баренцевом, шли настоящие сражения. В восточных же морях Арктики скопились невиданные ледяные поля. Они тянулись вдоль всего Чукотского побережья, через Берингов пролив вползали в Берингово море. Далеко не все корабли удалось тогда вызволить изо льдов, а эсминцы вместе с присоединенным к ним караваном грузовых судов ("ЭОН-18") нужно было провести на запад непременно. Корабли шли под проводкой двух ледоколов, ее осуществляли опытнейшие полярные моряки М. П. Белоусов, А. В. Остальцев, М. В. Готский, Ю. К. Хлебников, В. И. Воронин. Летчики В. Н. Задков, И. С. Котов, Л. Г. Крузе вели непрерывную ледовую разведку. Однако долгое время кораблям не удавалось выбраться из ледяной ловушки. Пришлось даже вызывать на помощь ледокол "Красин", и не откуда-нибудь, а с самого ледовитого на всей трассе участка – из пролива Вилькицкого! Особенно тревожились за эсминцы: эти длинные суда далеко не в каждом разводье "умещались" при разворотах. Уже наступила осень, положение становилось критическим, но прогнозисты уверенно обещали улучшение ледовой обстановки. Так и случилось. В середине октября суда пришли в порты назначения. Задержка в тяжелых льдах сорвала расчеты гитлеровцев, разгромить конвой "ЭОН-18" не удалось. А эсминцы, прибывшие на Северный флот, сразу же вступили в морские сражения. Фашисты никак не ожидали, что на них обрушатся эти быстроходные маневренные корабли, и понесли немалые потери.

– Такое не раз бывало в войну, – вспоминает Николай Александрович Волков, бывший гидролог штаба морских операций Восточного района Арктики, а ныне начальник Отдела ледовых прогнозов Арктического и антарктического института. – Тяжелая ледовая обстановка, мы с синоптиками из кожи вон лезем, даем обнадеживающий прогноз, но морякам подавай немедленное улучшение ситуации! А долгосрочный прогноз – дело исключительно тонкое. Правда, даже в те годы наши "отцы-командиры" – Николай Николаевич Зубов, Владимир Юльевич Визе, Игорь Владиславович Максимов сумели создать великолепные работы по долгосрочным прогнозам погоды и льда, о связи приливоотливных явлений и ветров с поведением ледяного покрова арктических морей. Ну и, конечно, бесценные сведения доставляла авиаразведка...

Рискованными были полеты ледовых разведчиков в годы войны. Они и в мирное-то время далеко не безопасны: слишком переменчива северная погода, не везде надежны посадочные площадки, маловато промежуточных аэродромов. А в войну опасность возрастала неизмеримо.

Одним из первых погиб Иван Гаврилович Овчинников, гидролог Арктического института, специалист по ледовому режиму Баренцева и Карского морей. Он прожил всего тридцать лет, но успел стать крупным знатоком дрейфующих льдов, хорошим прогнозистом. В конце августа 1942 года И. Г. Овчинников летел в очередную разведку. На одной из промежуточных баз самолет, готовившийся к взлету, был поврежден внезапным порывом ветра. Овчинников тут же пересел на другую машину: нужно было лететь на помощь застрявшему во льдах каравану. Пилот И. Д. Черепков поднялся в воздух, но в пункт назначения так и не прибыл. Стоял конец августа, в Карском море разбойничал "Шеер", рыскали подводные лодки. Какая трагедия произошла, об этом так и не узнали: во время полета рация самолета молчала. Лишь после исчезновения машины Черепкова полярным пилотам было приказано регулярно сообщать свои координаты. (Нужно еще добавить, что, за редким исключением, самолеты ледовой разведки не имели вооружения.)

Даже в разгар войны в полярных морях продолжали работать экспедиции на специально оборудованных судах. Одно из таких научных судов моторно-парусная шхуна "Академик Шокальский", в конце июля 1943 года направлялось с Диксона к северо-восточному побережью Новой Земли, имея на борту около тридцати человек экипажа и членов экспедиции. Внезапно на беззащитное судно напала немецкая подводная лодка, открывшая артиллерийский огонь. Капитан И. С. Снисаренко полным ходом направился к кромке льдов, чтобы укрыться в них, но в этот момент снаряд пробил борт корабля у самой ватерлинии. По приказу капитана моряки успели, прежде чем затонуло судно, уничтожить всю секретную документацию. Фашистам снова не удалось завладеть кодами и картами.

Гитлеровцы варварски расправились с безоружными людьми. Подводная лодка подошла вплотную к единственной шлюпке с уцелевшими моряками, немецкие матросы, гогоча от удовольствия, багром опрокинули шлюпку, чтобы полюбоваться видом барахтающихся в воде, погибающих людей... Кое-кому удалось взобраться на плавучие льдины, но фашисты открыли по ним огонь из пулеметов. Так погибла гидрохимик из Арктического института Б. Н. Футерман, получил ранения гидролог А. В. Иванов.

Когда подлодка наконец удалилась, оставшиеся в живых кое-как залатали изрешеченную пулями шлюпку, пустив в ход собственную одежду. Семнадцать человек во главе с начальником экспедиции В. С. Большаковым двинулись в путь на веслах. Им удалось добраться до берега Новой Земли. Они развели костер, но не успели обогреться и выпить кипятку, как к берегу подошла та же подводная лодка. Люди бросились под защиту каменных глыб, но гитлеровцы не спешили преследовать их. Они столкнули шлюпку в воду, вывели ее на буксире в море, а затем подводная лодка с ходу протаранила ее...

Люди на берегу оказались в совершенно безнадежном положении: без шлюпки, без пищи, без теплой одежды, мокрые, замерзшие, обессилевшие. Им неоткуда было ждать помощи: в последней радиограмме, посланной на Диксон в момент нападения фашистов на "Академика Шокальского", не были указаны координаты судна.

Но они не пали духом. Семнадцать человек двинулись пешком на юг вдоль восточного побережья Новой Земли. Несколько суток продолжался этот беспримерный переход. Им пришлось преодолеть широкие, многокилометровые ледники, спускающиеся с горных вершин в Карское море, перепрыгнуть, переползти по снежным "мостам" через множество ледниковых трещин, перейти вброд бессчетное число речек, ручьев с ледяной водой. Они шли, как в бреду, полуживые от потрясения, полураздетые, голодные, с кровоточащими обмороженными ногами. Трое не вынесли тягот похода и погибли, но остальные сумели все же выйти в район залива Благополучия, где их обнаружил и взял на борт мотобот "Полярник", специально высланный с Диксона на поиски людей с "Академика Шокальского".

Не менее трагической была судьба экипажа гидрографического судна "Норд", которым командовал участник похода на "Челюскине" капитан В. В. Павлов. Славная арктическая гидрография! Как много она делает, и как мало мы знаем об этом... Ведь, в сущности, только благодаря полярным гидрографам могут без опаски ходить корабли Северным морским путем. Именно гидрографы, можно сказать, потом и кровью проложили гигантскую трассу. Они облазали, обшарили, нанесли на карту все бухты и бухточки, заливы и проливы Арктики, промерили глубины, разведали подходы к удобным якорным стоянкам, к портам. Гидрографы всегда составляли основу основ любой полярной экспедиции, без них было бы немыслимо исследование и освоение Арктики, их работа столь же необходима, как и работа синоптика, ледового разведчика. Особенно в годы войны.

В августе 1944 года гидрографическому судну "Норд" было приказано зажечь маячные огни в нескольких пунктах таймырского побережья и на прилегающих островах. Через несколько дней после выхода из Диксона радист "Норда" внезапно открытым текстом передал радиограмму о том, что судно обстреляно подводной лодкой. Он повторил это сообщение еще два – три раза, после чего эфир замолчал...

Во всех деталях судьба "Норда" стала известна много позже, когда вернулись из фашистского плена несколько моряков из экипажа судна, насчитывавшего около двадцати человек. "Норд" был потоплен немецкой подводной лодкой близ острова Белуха, почти в том же месте, где двумя годами раньше героически погиб "Сибиряков". Экипаж гидрографического судна вел себя геройски, в плен попали только тяжело раненные моряки.

Так погибали полярные гидрографы, зажигая огни для других кораблей, идущих нелегкой и опасной северной трассой...

Вражеские подводные лодки продолжали пиратствовать в наших северных морях. Не сумев добиться заметного успеха в борьбе с арктическими конвоями, фашисты все чаще стали нападать на невооруженные экспедиционные суда и маленькие, оторванные от мира полярные станции.

Прошло каких-нибудь три недели после гибели "Академика Шокальского", и немецкая подводная лодка напала на полярную станцию на острове "Правды" в архипелаге Норденшельда. Здесь жили только двое – Александр Будылин и Иван Ковалев. Жили и работали, обслуживали сводками навигации. В августе 1942 года Будылин радировал: "Всем, всем! Слышим отдаленную канонаду" – это были отголоски сражения между "Сибиряковым" и "Шеером". Прошел год, и война ворвалась на остров "Правды".

Укрывшись за стеной сплошного снегопада, гитлеровская лодка подошла к острову и в упор, с расстояния в несколько десятков метров, расстреляла станцию. Обстрел продолжался целых полчаса. Вспыхнули все немногочисленные постройки, над островом поднялось алое зарево, Будылин и Ковалев укрылись среди каменных обломков на берегу, полураздетые, беспомощные...

Конечно, было бы крайне соблазнительно написать, что "отважные полярники открыли ответный огонь по фашистской подводной лодке" (и кое-кто из авторов примерно так и пишет), но на деле произошло другое, и по-своему, – не менее примечательное. Оказавшись в предельно драматической ситуации, люди не дрогнули. И, что, пожалуй, столь же важно, не утратили чувства юмора. Глядя на полыхающие домики, Иван Ковалев сказал своему товарищу: "Эх, сколько добра пропало! Это все ты жадничал, экономил вино: "К праздничку, к праздничку..." Получай теперь праздничек! Напрасно я тебя послушался..."

Будылин и Ковалев отсиделись в своем ненадежном укрытии, дождались, пока лодка ушла (видимо, немцы решили, что убили людей и сожгли все дотла и высаживаться на берег нет надобности), а потом облачились в случайно уцелевшие мешки из-под муки, разыскали спрятанную в укромном месте лодочку и переправились в ней на соседний остров Нансена. Позже Черевичный доставил обоих в Диксон.

Командир подводной лодки не удовлетворился нападением на остров "Правды". Через неделю он повторил пиратскую атаку, на сей раз в другом районе Карского моря – в заливе Благополучия на восточном берегу многострадальной Новой Земли, там, где незадолго до того нашли спасение уцелевшие моряки с "Академика Шокальского". Подводная лодка подкралась к побережью в сумерках и, не входя в залив, открыла огонь обычными и термитными снарядами с далекого расстояния. Домики охватило огнем, но люди не пострадали: захватив с собою материалы наблюдений и секретную документацию, они успели перейти в безопасное место. Однако связь с Диксоном на время прервалась, и тогда в залив Благополучия вылетели сразу два самолета – Черевичного и Стрельцова.

Пилотам было поручено выяснить, почему молчит станция, и, если потребуется, оказать помощь полярникам, попавшим, очевидно, в трудное положение. Не исключалось, что на берегу гитлеровцы, поэтому один самолет должен был делать круги над заливом, в другой – совершить посадку на воду. Черевичный сумел хорошо "приводниться" и аккуратно подрулил к берегу, где его встретили исстрадавшиеся, но невредимые люди...

Летом 1944 года фашистские подводники продолжали охотиться за советскими судами в Карском море. Случилось так, что самой трагической потерей в навигацию 1944 года – да и, пожалуй, за все годы войны в Арктике – стала гибель советского транспортного судна теплохода "Марина Раскова". Помимо всевозможных грузов, на нем находилось несколько сот пассажиров, в том числе много женщин и детей, – шла смена полярникам, несшим вахту на станциях Карского моря. Транспорт охраняли три минных тральщика Беломорской военной флотилии.

Двенадцатого августа близ острова Белого корабли были атакованы немецкой подводной лодкой.

"Марина Раскова" была торпедирована. А после того как уцелевшие пассажиры и члены экипажа теплохода перебрались на тральщики, фашисты потопили и два из трех эскортных кораблей{2} Лишь одному тральщику удалось вырваться и доставить группу спасенных людей на берег пролива Югорский Шар. В Карском море среди холодных волн остались шлюпки, кунгасы, плоты с живыми и умирающими людьми...

Когда командование Беломорской флотилией и диксоновский штаб морских операций узнали о случившемся, на поиски затерянных в море людей были направлены машины боевой и полярной авиации. Однако дни шли, а обнаружить шлюпки и плоты не удавалось: мешала непогода. Нужно было переждать ее, но можно ли ждать в такой ситуации?! Можно ли ждать, если пилоты знали, что где-то совсем близко, под крыльями их "летающих лодок", скрытые от глаз слоем тумана умирали от ран, от голода и холода люди? Летчиков мучило сознание полнейшего бессилия перед стихией. Тем более, что "хозяева погоды" – синоптики ничего утешительного обещать не могли. И все-таки именно они, синоптики и гидрологи, сообща нашли выход.

Сведения о поисках людей с "Марины Расковой" стекались в штаб морских операций Западного района Арктики на Диксоне, сведения тревожные, оставлявшие все меньше надежд на благополучный исход поисков. Вот тогда-то гидролог Михаил Михайлович Сомов и синоптик Никита Владимирович Шацилло принесли в штаб разработанный ими план поисков затерянных в Карском море людей. План, основанный на опыте, интуиции и расчете.

Вся акватория моря была разбита на квадраты, основанием которых служила извилистая береговая линия. Прогнозисты постарались предусмотреть все: ветер и волнение, особенности морских течений в этом районе и парусность шлюпок с людьми. И в результате появились расчеты скорости, с какой должны дрейфовать в море лодки и плоты, координаты того места, где они могут находиться в данное время. Конечно, все эти цифры были очень и очень приближенными, но начало планомерным поискам было положено.

Перед каждым вылетом летчики получали от гидрометеорологов заранее разработанный маршрут разведки. Пилоты вели машины галсами, то "тыкаясь" в берег, то забирая подальше в открытое море с таким расчетом, чтобы не пропустить цель. Они обследовали обширный район и, пользуясь малейшим улучшением видимости, отыскали наконец несколько шлюпок и плотов.

Было бы слишком просто сказать: "Все остальное явилось лишь делом техники!" Нет, дальнейшее было уже делом редкостной храбрости пилотов М. Козлова, С. Сокола, Е. Евдокимова. Их гидросамолеты садились на крупную, крутую волну. На резиновой надувной лодочке полуживых людей со шлюпок и плотов по очереди доставляли к самолету, после чего летчики с огромным трудом поднимали в воздух свои перегруженные машины и доставляли спасенных на берег. На четвертый день после катастрофы обнаружено и спасено восемнадцать человек, потом – двадцать пять, потом – еще один... Затем военные летчики заметили кунгас, в котором находилось около сорока человек. Но тут снова заштормило, ни о какой посадке на воду не могло быть речи. Наступил одиннадцатый день с момента гибели "Марины Расковой".

...Стоит в московской квартире Матвея Ильича Козлова сувенир из авиационного стекла. На пластинке плексигласа выгравирован рисунок: разорванный торпедой корабль, погружающийся в воду, рядом – пляшущая на волнах шлюпка с людьми и резко идущий на снижение двухмоторный гидросамолет "Каталина". На подставке из того же плексигласа надпись: "Моему второму отцу – летчику полярной авиации Козлову Матвею Ильичу, спасшему меня и товарищей после семидневного пребывания в Карском море в результате гибели 12 августа 1944 года транспорта "Марина Раскова". Пусть этот небольшой сувенир напомнит о действительно героических буднях Вашего славного экипажа в дни Великой Отечественной войны. С глубокой благодарностью и уважением к Вам А. Я. Булах, г. Изюм, 28 декабря 1965 г."

Матвей Ильич Козлов почти всю жизнь был полярным летчиком. Так уж получилось, что еще в начале 30-х годов его прикомандировали к Главсевморпути и он стал летать над всеми морями Ледовитого океана, над Центральной Арктикой, проводя ледовые разведки, обслуживая навигации, помогая полярникам, работающим на отдаленных метеостанциях. В мае 1937 года М. И. Козлов был одним из тех пилотов, которые впервые в истории сажали тяжелые четырехмоторные воздушные корабли на лед Северного полюса начинался дрейф четверки папанинцев. В 40-е и 50-е годы летчик принимал участие почти во всех высокоширотных экспедициях, высаживал на лед ученых Арктического института, снабжал необходимыми грузами дрейфующие станции "Северный полюс" и, конечно, продолжал вести ледовую разведку. Свыше двадцати тысяч часов провел он в воздухе, заслужил одиннадцать высших наград, в том числе три ордена Ленина и четыре – Боевого Красного Знамени.