Текст книги "Бегом… от деменции на крыльях любви"
Автор книги: Зинаида Воробьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Зинаида Воробьева
Бегом… от деменции на крыльях любви
Пролог
Эпоха гаджетов, компьютеров и соцсетей наступила и поглотила всех. Мы перестаем мыслить, с новой техникой это не нужно. У нас не просто исчезает память, ее сознательно стирают. Скоро не будут знать, что такое письма от друзей из юности, к родным из армии, их не оставят в своем архиве. Не сохранят конвертов и открыток с почерками, адресами, штемпелями. Удалят свои старые фотографии, они сгинут в электронной суете. Уйдут в прошлое мемуары, биографии, дневники. От нас не требуется писать ничего, кроме СМС. То, чем мы не пользуемся, неизбежно атрофируется.
Значит, нужно вопреки этой необратимости напрячь свою память, нагрузив мозг, как мышцу, чтобы он не деградировал. Сделать то, что непросто. Хорошо, если сможешь написать рассказ о событиях, своих намерениях в жизни. Чего можно было сделать, но не сделано. Каким мог бы быть, но не был. Каким стремился стать и стал. Для себя, чтобы разобраться, кто ты, к чему идешь дальше, как поведешь себя в этой всеобщей ломке от энергетического вампира.
Я сумела вырваться на время из этого круга и, чтобы не потерять чувствительности, которая пропадает с болезнью нашего времени «деменции», связанной с потерей памяти и не только, сделала эти записи моего взросления. Это была длинная дистанция, от юности к зрелости, на которой я бежала от своих страхов, неуверенности в собственных силах, к маленьким победам. Я поместила их в невидимый никому кокон, подобно шелковой оболочке, окружающей личинку бабочки, когда она переходит в стадию куколки, предшественницу имаго. Только пройдя через испытания и метаморфозы в коконе, гусеница преображается в бабочку. Бабочка выращивает крылья, чтобы отправиться в первый полет. Я тоже в конце повествования выпускаю из заполненного кокона свои воспоминания на волю, дав им свободу и крылья.
Все, как в природе. Человек рождается личинкой, и душа его только в проекте. Если он не хочет двигаться горизонтально, в одном измерении, в своем пути он должен взрастить крылья. Без них не стать крылатым, не познать счастья полета.
Глава 1
Не думала, что год 2020 будет такой насыщенный. Не хочу говорить слово «трудный», потому что легких годков, пожалуй, по жизни и не было, но в этот год происходили события, которые заставили задуматься и скорректировать свои планы на жизнь.
Мне 72 года. Даже больше. Я родилась 28 августа 1948 года. Когда мне было лет тридцать, я отмеряла от 2000 года 1948 год, и думала, что 52 года – это огромный срок, и вот мне много больше, а я, как никогда, хочу жить насыщенной и полной жизнью. Время, в которое мы живем, имеет массу возможностей для каждого. Нужно просто разобраться в себе и сказать жизни «Да!» Это я поняла много лет назад, помогая составлять бизнес-планы безработным во время их учебы в городском «Бизнес-инкубаторе». За экономическими потрясениями в стране есть множество вещей, которые лежат на поверхности и только и ждут, когда ими воспользуются. Правда, еще никто не отменял самого главного – ценности крепкого здоровья для реализации планов.
В январе две недели я провела в больнице, лечила затяжной хронический бронхит, и, кажется, удачно. Я перечитала там массу книг, слышала из соседней палаты крики 80-летней длинной седой костистой старухи «Спасите!!!», когда санитарка ее обрабатывала, и задумалась о том, какой я могу стать в ее возрасте. У старухи сын жил в Канаде, к ней не приходили родственники. Непонятно, почему он не приставил помощницу, которая хотя бы изредка навещала его мать. Сейчас за деньги все можно.
Для себя я определила ее состояние словом «деменция». Оно было страшным, мне бы не хотелось стать такой через несколько лет, как эта женщина. И стала же она такой не сразу, а постепенно, говорят, что деменция может начинаться и в 50 лет, если не заставлять работать мозги. Кто-то предлагает писать воспоминания, чтобы тренировать собственную память. Наверное, я уже вступила на этот путь, когда лет пятнадцать назад, после выхода на пенсию, для того, чтобы иметь какой-то смысл жизни, написала книгу «Блеск и нищета приемных» о своей работе секретарем директора. Название выбрала претензионное, хотя в любой приемной полно тайн, и все они раскрываемы для тех, кто внимательно наблюдает, по неуловимым для постороннего взгляда мелочам, каким-то поступкам людей, случайно оброненным словам. Помощники руководителя воспитывают в себе эту способность «черпать» информацию из воздуха. Иногда помогает. В тот момент я писала «в стол», для себя. Получилась довольно примитивная книга на сегодняшний взгляд. Но вот что интересно. Сейчас, когда я изредка просматриваю ее, мне нравится, что описаны события, люди, о которых я почти забыла. Это была правильная проба пера.
В больнице можно думать обо всем, времени предостаточно, и мне в тот момент снова захотелось написать «дневник моей жизни» безо всякой утайки, о тех подлостях, гадостях, промахах, которые я совершила с детства и попросить прощения у людей, которым я доставила огорчения. Большинства из них нет в живых, но может, на небесах они почувствуют мое запоздалое раскаяние.
Наверное, я не смогу писать так достойно, как многие писатели. Не позволит скромный словарный запас, с которым я подошла к своему возрасту. Одна из причин – недостаточное знание своего родного русского, и иностранных языков. Два-три языка, несомненно, обогащают культуру. Нужно их учить, хотя бы английским овладевать, заниматься один раз в день по часу. И читать, читать хорошую литературу. Еще лучше пересказывать прочитанное, с юмором, интересно. Это тоже будет бег от деменции.
Год только начинался, и вносил корректировки в планы. Кашель расшевелил камни в желчном пузыре, которые довольно мирно существовали в моем организме, потому что особых излишеств в питании я не допускала. Но приступ заставил сделать Узи и записаться на плановую операцию. Я не переживала за ее проведение, шла в руки к самому опытному хирургу в городе, на «лапароскопию». Хотя врач, который давал направление на операцию, сказал мне, чтобы я не настраивалась на легкость этой процедуры. Любое удаление органа не простое дело.
Когда утром перед операцией в палате мне сделали два укола, и медсестра повела меня в операционную, я не особенно волновалась. Перед операционной сняла халат, осталась только в трусиках и утягивающих чулках. Меня провели к лесенке, и сказали, чтобы я ложилась на операционный стол. Только здесь я поняла, что назад пути нет. Я уже сдала массу анализов, для меня нашли окно в операционном списке у лучшего врача, и молча легла на стол. Сестры знали свое дело. Моментально руки и ноги привязали ремнями к столу, проверили вены, поставили катетер, врач-анестезиолог начал спрашивать о совместимости к обезболивающим лекарствам, хотя и так читал историю болезни. Я начала шутить, что не принимаю наркотики, что курила сорок лет, а десять лет назад бросила, и больше ничего не помню.
Я летела через белый сверкающий тоннель, и попала в огромное круглое помещение с высоким сводом-куполом. Наверху были сполохи нежно-розовых, светло-голубых, светло-сиреневых тонов, перетекающие друг в друга, меняющие оттенки. Внизу – огромное количество высоченных надувных рекламных столбов телесного цвета, подобие тех, какие бывают при открытиях магазинов. Они двигались, переплетались, но не мешали друг другу. Вдруг я услышала вдалеке голоса, и почувствовала легкую боль в верхней части живота. Я непроизвольно начала шевелить пальцами правой руки, постукивать ими о стол. Я не знала, видят это или слышат меня. Мне хотелось как-то дать знать, что я чувствую боль. Чей-то голос сказал:
– А сейчас дышите сами.
– Как? – наверное, я это прошептала губами.
– Дышите, – грозно подтвердил голос.
Я помню, что сначала я выдохнула, а потом уже начала дышать.
– Ну вот, можно в палату, – произнес кто-то, и меня переложили со стола на каталку.
Еще раньше перед операцией, медсестра сказала, что хороший исход – когда везут после операции в палату. Если есть осложнения – в реанимацию. То, что меня повезли в палату, в моем подсознании отпечаталось, как хороший исход.
В палате меня переложили на койку, подошли врачи, и хирург, взяв меня за руку, сказал, что операция прошла хорошо. Я прошептала «спасибо», а потом меня начало трясти, похоже, я очень замерзла. Все-таки во время операции человек лежит голенький почти три часа. Людмилочка, мой здешний ангел-хранитель, которая ухаживала за мной несколько дней, укрыла меня всеми теплыми вещами, которые нашлись, и я уснула. К вечеру я ожила и смогла приподниматься на кровати. Я позвонила моим родственникам и друзьям, была счастлива.
На следующий день мне достали трубочки из носа, которые я не видела и не чувствовала, так как мне было все-таки плоховато, и я пошла на поправку. Мне разрешили поесть диетический суп.
Ночью мне стало плохо. Тошнило, было трудно дышать. Часов в пять утра, когда стало светлее, и встала Людмила, я попросила ее помочь мне сесть. Сначала меня смутил голос, которым я позвала свою соседку. Он был тонкий и визгливый. «Как я сейчас буду разговаривать со своими знакомыми?» – подумала я, и пыталась произнести несколько слов. Какая-то петушиная крикливость. Я струхнула, спустила ноги с кровати и подошла к умывальнику с зеркалом. И увидела увеличившуюся в размерах шею, прямо столб какой-то. Было в этом что-то неестественное, я тихонько побрела в ординаторскую, как раз дежурил оперировавший меня хирург. Постучавшись, я приоткрыла дверь и позвала его.
Меня осмотрели, отечность пошла на плечи. Не знаю, как выглядит отек Квинке, но я пробормотала что-то о нем. Мне вкололи гормон, час я лежала в палате, а потом пошли анализы крови, проверки на КТ, рентгене. Отклонений не было. К вечеру отечность стала спадать, утром ее не было, как будто не было никогда. «Чуть нашего главного до инфаркта не довела, – сказал мне дежурный врач, осматривая меня. – Просто удивительно. Все прошло. Такой случай впервые». Решили, что это была реакция на лидокаин, которым смазывали дыхательную трубку для операции. Я знала, что не переношу новокаин, но сейчас добавился еще один препарат, который мне противопоказан.
Через несколько дней я была дома. Кто-то восстанавливается быстро, у меня этот процесс длился несколько недель, и к майским праздникам я была готова к посадочным работам в саду.
Сын, который приехал на майские праздники из Москвы, вскопал мне все грядки, которые я засадила огородными растениями без изысков, потому что лишнего времени работать в саду у меня никогда не было. А лук, морковь, свекла, картофель и капуста самые необходимые и простые овощи для ухода. Меня всегда поражало капустное семечко. Из такой малости вырастал иногда огромный кочан на десять килограммов. Откуда что бралось? Из воздуха, земли и воды. Из Космоса. Я называла свой сад Космосом. Он был с небольшим наклоном почвы, на нем никогда не застаивалась вода, даже после затяжных дождей, или весной. У некоторых участок сырой, а у меня уже сухой и теплый, прогретый, можно спокойно растить практически все. Когда я стояла посередине своей плантации, я физически ощущала все четыре стихии: солнца, земли, воздуха, воды, которой мощной струей из шланга поливала свои грядки. Все было осязаемо, ветер по дороге из сада нежно обволакивал, особенно в конце лета, когда в природе видна прозрачность. Если есть место силы для каждого человека, то у меня оно было в этом саду. Там прекращались болячки, улучшалось настроение.
Подруга, которой несколько лет назад я отдала половину сада, уехала жить в другой город. Мне было много всей земли, я уставала. Наверное, давала о себе знать операция, врач сказал, что полное восстановление приходит только после трех месяцев. Мне не хватало общения, хотя мы с Соней пересекались не так и часто. Но когда у тебя есть вблизи друг, ты знаешь, что он может прийти, когда тебе плохо или трудно. Из другого города сразу не приедешь. Ягоды, которые вызревали, и просились в рот с куста, не радовали. Их не интересно было есть одной. Так постепенно я проникалась мыслью, что с садом нужно расставаться. Мой возраст – веская причина, чтобы задуматься о том, нужна ли мне такая физическая нагрузка. У меня была работа, которая мне безумно нравилась, и я не хотела ее бросать, тем более, что я пришла к ней в 62 года. Закончив курсы оценщиков, я имела уже девятилетний стаж, наработанную клиентуру, востребованность и собственную удовлетворенность, а также определенный доход.
Так как с утра я предпочитала заниматься своим любимым делом, несколько часов работы в саду еще пять лет назад отвлекали меня от сидения за компьютером во второй половине дня, давали физическую нагрузку и связь с Космосом. Сейчас, в 72 года после трех часов в саду работы болело все тело, вечером я лежала без сил, а на другой день тело все еще отходило. Нужно ли мне это? Драгоценные часы жизни можно потратить с пользой на другие дела, а не на то, чтобы как-то восстановить себя после тяжелой физической работы.
Неожиданно нашелся покупатель на сад, и цена, которую я назначила, их устроила. Так я стала обладателем энной суммы на карте. Странной была ситуация, что все произошло так быстро. Я еще раздумывала, что за меньшую сумму, если бы стали торговаться, я бы не продала. А потом покупатель сказала, что купила бы и за большую, так ей был нужен этот сад.
Был август, самый любимый месяц года. Весной и в первые летние месяцы я всегда чувствовала себя неважно. С первыми теплыми лучами солнца, запахами цветущей черемухи, цветов, обычно уравновешенная, я испытывала приступы острой тоски. Беспокойство тянуло в неизвестную среду, в новую обстановку, где жизнь, казалось, проходит свободно, легко, весело. Душа нигде не находила умиротворения, хотелось путешествий, ярких впечатлений, перемен в личной жизни. Ничего не менялось, к августу я становилась спокойнее, появлялась дополнительная энергия. В два месяца, август и сентябрь, я успевала сделать так много, что другому человеку хватило бы на год.
В этом году лето и его последний месяц были для меня особенными. Закаты были изумительные по красоте. Каждый день, каждую минуту они менялись, и никогда не были одинаковыми. На небе было множество розовых, пепельных, светло-голубых, серых облаков. Там, где ровно синела глубина неба, собирались облака с причудливо-округленными краями. Иногда их нижняя часть была как выпуклая часть пчелиных сот, и все они были окрашены в пурпурно-красный цвет. Через несколько минут солнце уходило за горизонт, цвета становились бледнее, а само небо – темно-изумрудным. Облака у горизонта напоминали горы с шапками снегов, и казалось, что ты находишься где-то в неизвестных волшебных краях. Такое величие солнца и неба будоражило, звало в необъятные дали.
В мой день рождения после прошедшего дождика вечерний свет в комнате стал розовым. Я вышла на балкон. Закатное солнце окрасило воздух и облака в густой розовый цвет. Вся западная половина неба была ярко-розовой, лишь на севере над деревьями было светлое пятно медленно уходящего солнца. Такой подарок от небес я получила впервые.
К началу сентября я оказалась с выращенным урожаем и несметным числом заготовленных банок, потому что нужно было сохранить часть овощей. У меня было еще одно важное мероприятие, в котором меня просили поучаствовать. Школьной подруге, которой три года назад сделали неудачную операцию по замене коленного сустава, в Нижнем Новгороде, институте травматологии и ортопедии, нужно было сделать повторную операцию. Она, не желая отрывать сына от работы, уговорила меня отвезти ее, а я не могла отказаться.
Документы на операцию были высланы областным министерством в апреле, из-за майских праздников, когда много дней никто не работал, дозвониться до нужных кабинетов не было никакой возможности. Наконец, мы узнали, что оплата за операцию произведена, но вмешался КОВИД. Институт закрыли на карантин. У подруги внутри колена был нарыв, ее состояние ухудшалось, но ничего нельзя было сделать. Так прошли все летние месяцы, и только в конце августа ей позвонили, и сказали, что можно приезжать на госпитализацию 9 сентября. Радости не было предела, мне удалось купить билеты в одно купе для нас на ночной проходящий поезд, чтобы утром мы были уже в больнице. Я купила себе билет на обратный путь, рассчитывая, что за пять часов сумею сдать подругу докторам и добраться до вокзала. Один день, который я выделила для этой поездки от своей работы, ничего не решал.
Подруга сдавала анализы, готовила справку для больницы, корчевала старую клубнику в саду. «После операции вряд ли что-нибудь можно будет делать», – объясняла она мне свое усердие по телефону. Меня волновал ее анализ по ковиду. «Все хорошо, – ободрила она меня,– брали кровь из вены, все нормально».
Вечером в назначенное время я подошла к соседнему дому, с десятиминутным опозданием подруга на костылях вышла из подъезда. Ее муж нес огромную старомодную сумку-сумищу, я посмотрела на нее с нескрываемым ужасом. Я еще не предполагала, что этот монстр выпьет из меня массу крови. Мы ждали родственника, который увезет нас к поезду. Он задерживался. Подруга сделала звонок сыну, тот не ответил. У меня внутри в животе стало нехорошо, подкралось неприятное чувство. Я не люблю, когда люди не пунктуальны в отношении своих собратьев.
И вот в черной ночи показались огоньки единственной машины, которая была нашей. Конечно, мы приехали раньше, и ждали проходящий поезд в зале ожидания. Ночью всегда немного пассажиров, так было и в этот раз. Задача была – успеть сесть в пришедший поезд, на костылях быстро не побежишь, да и вагон был самый крайний. Тихонько мы спустились на свою платформу. Я несла костыль, который подруга мне отдала, свободной рукой держась за перила, придерживала двери, чтобы она проходила, не думая о том, что вращающиеся двери ее могут стукнуть. Родственник нес наши сумки. Говорят, «дьявол кроется в деталях». Я так подробно об этом пишу, потому что хочу разобраться, что стало причиной всех событий в этой поездке.
В купе спали люди, которые, подняв мельком головы, отвернулись к стенке. Молча разобрали постели, я забралась на верхнюю полку, и мы попытались уснуть. Вагон был последний, его трясло из стороны в сторону, храп соседей не давал забыться. За сорок минут до прихода поезда проводник открыл двери, но мы уже были готовы.
Крайний вагон был плюсом, он остановился у выхода в город, подруга спускалась в переход, а я пыталась ее огромную сумку скатывать по лесенкам. Опыт подъема-спуска тяжелых сумок у меня имелся. Так я возила что-то в сад, спускаясь со своего четвертого этажа, и, наоборот, поднимая на четвертый этаж сумку с урожаем. Со ступеньки на ступеньку, методично, тяжело, не обращаясь никому за помощью. Сейчас трудно обращаться за помощью. Есть позиция: «Не можешь – не делай этого». Но у меня была сумка с большими колесами и нагружала я ее посильно, под себя.
А здесь пузатая сумка с выдвижной ручкой и маленькими колесиками ползла своим брюхом по ступенькам, задерживая ход, пока не завершила свое путешествие у выхода на привокзальную площадь. Я поставила свою сумку и этого монстра, который не хотел стоять, а все время падал, у перехода, и отправилась искать такси.
Первый таксист согласился везти нас за 500 рублей, не выходя из машины, но тут подскочил еще один, который предложил 400 рублей, и даже пошел за нашими сумками, чем очень меня обрадовал. Мы сели в машину и поехали в верхнюю часть города. Когда-то я жила в Нижнем Новгороде довольно много лет. Училась в университете, была замужем, потом приезжала сюда на два года учиться в Высшей партийной школе. Сейчас я смотрела на нижнюю часть города, которая почти не изменилась, за исключением отремонтированных и подсвеченных храмов. И очень много ремонтных работ на дорогах. Внешне не изменился и институт травматологии и ортопедии с тех лет, что я жила здесь. Такой же величественный и могущественный. У каждого здания свое могущество. У Кремлевского здания – в государственности, это незыблемость своего рода. Могущество этого института в его функции – дать здоровье людям, которые сюда пришли, самую большую ценность, которая может быть у человека.
Мы зашли в помещение, где сидели на скамейках люди, подобные моей подруге, в основном с палочками. В низу лестницы за столом находился охранник, который мерял температуру сотрудникам, идущим мимо него на работу. Времени было семь часов 10 минут. Я подошла к охраннику, он сказал, чтобы ждали персонал и не мешали. Из разговоров соседей мы узнали, что у каждого было свое время, 7-30, 7-50. У нас была только дата 9 сентября. Я забеспокоилась. Около восьми часов появились медсестры, я пыталась с кем-то переговорить, никто не отвечал. Затем все задвигались, стали спускаться вниз, мы отправились вслед за потоком, вошли в соседнее помещение. Там оказалось очень много людей, часть были на колясках с сопровождающими. Когда попадаешь в медучреждение по профилю, то кажется, что здесь собираются больные со всего мира. И что мир вообще состоит из одних больных людей.
Из регистратуры стали называть фамилии по списку. Прошло почти полчаса, фамилии подруги не было. Сумку-монстра приходилось периодически передвигать, так как люди перемещались, ставили свои вещи, кому-то на колясках мешали наши сумки. В общем, приходилось все время быть начеку. Я прорвалась к регистратуре, чтобы узнать, какое у нас время, раз на третий. Выяснилось, что фамилия подруги в списке на 9-30. Мой поезд в 11-40, был шанс успеть. В назначенное время, когда вызвали вновь другого человека, я почти со скандалом попросила вызвать нас, потому что могла опоздать на поезд. Наконец выдали бумаги для регистрации, которые я для скорости заполнила за свою подругу, и нас отправили к терапевту.
В следующем коридоре у кабинетов было не меньше людей, потому что из регистратуры все перемещались на прием к врачам. Там не соблюдалась какая-то очередь, снова вызывали. Подруга, вцепившись в пакет со своими документами, все время бормотала, что если бы здесь был ее сын, он бы все оббегал, добрался бы до главного врача.
– Ты понимаешь, о чем говоришь? – я пыталась сдержать себя. – Такая масса больных, огромный институт, здесь простые доктора наверняка не смогут попасть к главному, не то, что какие-то приезжие.
На ее лице было отсутствующее выражение, я не понимала, слышит ли она меня вообще. Время приближалось к 11 часам. Маленькая надежда у меня еще теплилась. Молодой мужчина, который вышел от нашего терапевта, созванивался со своим врачом. У него не оказалось важной справки, без нее нельзя попасть на госпитализацию. «Моя врач даже не понимает, что это за форма, – сказал он мне. Ему нужно было с кем-то переговорить про его ситуацию. – Придется ехать домой. Маршрутка до Костромы раз в сутки, скоро уедет. Второй раз приезжаю, опять неудачно».
– Может, знаете здешний номер недорогого такси? – спросила я мужчину. – Возможно, я еще успею на поезд, если воспользуюсь такси.
– Да, конечно, записывайте. – Он продиктовал мне номер.
Кто-то вышел от терапевта, я втолкнула туда свою подругу. Зашел и этот мужчина. Наверное, хотел узнать, что ему делать дальше. Минут через десять он вышел, обреченно сказал, что уезжает, а я осталась с другими ожидающими своей очереди. Шел двенадцатый час, на поезд я опоздала, и мне было уже все равно. Напротив сидел с костылями немолодой, седой, но очень красивый мужчина кавказкой национальности. Одетый в дорогой серый костюм, похоже, со звездой Героя. Неудобно было рассматривать. Рядом со мной расположился его сын, начал рассказывать о том, что они с Кавказа, прошли через три операции, одну в Москве, но все неудачно. Сейчас последняя надежда. Больше я их не видела.
На костылях вышла моя подруга с удрученным лицом и села рядом.
– Ну как? – спросила я?
– Плохо, терапевт вызывала хирурга, там внутри пожар.
– Ложимся в больницу?
– Нет.
– Почему?
– Нет нескольких анализов. На ковид нужен из носа, из зева, а у меня сделан из вены. Еще нет нескольких.
Я взяла ее направление на госпитализацию. На второй странице был список всех необходимых анализов со сроками действия. Вторым пунктом был анализ на ковид из носа, из зева.
– Еще каких нет?
– Узи колена должны быть вены, артерий. У меня нет артерий. Куда-то делся анализ желудка, когда глотают лампочку. Я ей говорила, что все есть в компьютере, но она не нашла.
– Ты тут сидела и говорила, что все есть в компьютере. Это дома в поликлинике врач будет что-то искать, и то не всегда, а здесь она должна иметь комплект готовых справок, 12 штук по списку. Столько людей, на каждого уходит минут тридцать. Я мельком взглянула на твой лист, и сразу вижу, что написано и чего нет у тебя. Нужно было просто ставить галочки против каждого анализа, и видеть, что готово для госпитализации. Ты ехала за сотни километров, отвлекла меня от дел, и не подготовилась.
Подруга сидела с тупым лицом. Мне хотелось ее ударить по глупой голове. Бывший медик, все время гордится своими медицинскими знаниями и дает советы, что и как лечить. Похоже, я столкнулась с очередным проявлением деменции, у подруги, которая старше меня на полгода.
– Что сейчас?
– Дали направление на анализы, два сегодня, ковид и узи, желудок завтра. Мы же голодные, утром не ели, можно было и сегодня сдать, но нет свободных талонов. Еще дали направление в пансионат, сутки 400 рублей. И все анализы платные.
– Сколько у тебя денег?
– Есть несколько тысяч, сейчас буду звонить родственникам.
Несколько телефонных звонков сыну и двоюродной сестре не добавили ей оптимизма. Лишних денег у них не было, да и карты у нее, на которую можно перевести экстренно деньги, никогда не было.
– Ладно, у меня есть деньги, за сад перевели на карту. Хотя лучше бы было, если бы у меня их не было, или я бы сказала, что их нет. Это была бы ложь во мое спасение.
Хорошо еще, что я не осуществила свои ранние планы. В конце лета у меня бывает нестерпимое желание куда-нибудь поехать в теплые края дней на десять. В прошлом году я сумела съездить в конце мая в Мармарис, Турция, а в конце сентября в Тунис. Но эти поездки я должна была увязывать со своим рабочим графиком. Часто ближе к концу года начинался увеличенный спрос на оценки от организаций, да и ипотечники после летнего сезона просыпались. Были клиенты, которые повторяли заказы раз в год, я вела им учет и планировала от этого свой отпуск. Из-за пандемии заграница усложнилась, сначала я хотела из Нижнего Новгорода уехать вечерним поездом на недельку в Адлер. За неделю ничего страшного не произошло бы при любом раскладе. Потом я подумала, что все-таки главным является обещание увезти подругу на операцию, а все остальное нужно планировать после этой поездки. Хорошо бы было мне сейчас с купленными на поезд билетами и путевкой в пансионат, когда у нее отложили госпитализацию на неопределенный срок. Тут пропал один билет на обратный путь, а могли бы пропасть мои тридцать тысяч без всякой компенсации.
Голодные, не смотрящие друг на друга, мы отправились искать кабинет по сдаче на ковид и кассу для оплаты. Наступал час обеденного перерыва, но как-то удалось дождаться сестры из кабинета по сдаче анализов и успеть проплатить до того, как все закроют на целый час.
Поход в кабинет Узи оказался самым утомительным из того, что произошло в этот день. Отделение поликлиники было на противоположном конце здания, которое протянулось на целый квартал. Но мы этого не знали, и с сумками и костылями топали по коридорам, лестницам, через массу дверей и расспросов встречных медиков, как нам добраться до нашего кабинета. Наконец по виду ожидающих на скамейках людей мы поняли, что добрались до нужного места. Мне дали талончик на оплату, я отправилась в цокольный этаж проплачивать анализ. Консультант за столиком, табло, несколько окон для оплаты, как в Сбербанке. После сдачи анализа мы спустились вниз, к выходу на улицу. Опять костыли, сумки…
Такси приехало быстро, через несколько кварталов нас привезли к институту педиатрии, где были койки для таких несчастливцев, как мы. Нас зарегистрировали после заполнения договора, подруга проплатила проживание. У меня не было наличных денег, я давно живу по карте. Вахтер повела меня показать нашу комнату для заселения. Сил везти с собой сумки не было, настолько мы были уставшие. На втором этаже шел капитальный ремонт, но пара комнат для гостей имелась. Туалет был в конце длинного коридора, чайник на столе недалеко от нашей палаты. Получив ключ и необходимые инструкции, я спустилась в холл на первом этаже, и мы побрели искать по запаху еды столовую, которая еще работала.
Нас накормили, хотя оставалось десять минут до закрытия, разрешили из контейнеров поесть в углу столовой, где столы стояли друг на друге. Взяв еще винегрет в упаковке на ужин, подкрепленные, мы отправились в свою палату.
Подруга с одним костылем поднималась по лестнице на второй этаж. Я много разных старинных зданий повидала, особенно во время работы оценщиком, но такой высоченной лестницы не припомню. Сумка-монстр цеплялась за каждую ступеньку, пока я ее с костылем втащила на второй этаж, потеряла последнюю энергию. Как только мы очутились в этой старинной келье, едва сняв обувь и застелив белье, рухнули в постель на несколько часов. Обмениваться впечатлениями не стали. У меня внутри начало копиться раздражение из-за ситуации, в которой я оказалась, и смотреть на свою приятельницу, а тем более спрашивать ее о самочувствии, мне совсем не хотелось. Эту ночь я планировала провести дома, в своей постели, а не в здании, где в летние месяцы помещался ковидный госпиталь.
Вечером к нам зашла вахтер и предупредила о новой соседке, которую переведут к нам из палаты за стенкой, а туда поселят семейную пару. Мы не возражали, это правила общежития, временный вариант. Но знакомиться, и разговаривать с новой жиличкой желания не было. После вечернего чая и умываний все легли спать. Храп сожительницы через проход между нашими спальными местами, который был уже, чем сама кровать, не давал спать всю ночь. Неудивительно, что после второй бессонной ночи я встала «не с той ноги».
Утром я выпила чай, подруга поехала на анализ желудка голодной. В десять утра мы были снова в пансионате. Выяснив, где тут ближайшая «Пятерочка», я отправилась за продуктами. Все-таки сетевые магазины имеют преимущество перед другими своей узнаваемостью в ассортименте и раскладке товаров. Там можно приобрести все необходимое за короткое время. Наполнив пакет продуктами, я в бодром настроении путешествовала в нужном направлении и скоро была в нашей комнате. Грудинка, мягчайший батон, любимые молочные продукты сделали свое дело. Насытившись вкусной едой, я довольная плюхнулась на кровать, а подруга начала разбирать свою сумку, чтобы при госпитализации не задерживать кастеляншу. В палату можно было брать один пакет, самое необходимое.
