Текст книги "Собрание стихов. Книга вторая"

Автор книги: Зинаида Гиппиус

ОНА

А. А. Блоку

 
Кто видел Утреннюю, Белую
Средь расцветающих небес,-
Тот не забудет тайну смелую,
Обетование чудес.
 
 
Душа, душа, не бойся холода!
То холод утра,– близость дня.
Но утро живо, утро молодо,
И в нем – дыхание огня.
 
 
Душа моя, душа свободная!
Ты чище пролитой воды,
Ты – твердь зеленая, восходная,
Для светлой Утренней Звезды.
 

1905

СПБ

ОПЯТЬ

Бор. Буг.

 
Ближе, ближе вихорь пыльный,
Мчится вражеская рать.
Я – усталый, я – бессильный,
Мне ли с вихрем совладать?
 
 
     Одинокие послушны,
     Не бегут своей судьбы.
     Пусть обнимет вихорь душный,
     Побеждает без борьбы.
 
 
Выйду я к нему навстречу,
Силе мглистой поклонюсь.
На призыв ее отвечу,
В нити серые вовьюсь.
 
 
     Не разрежет, не размечет,
     Честной сталью не пронзит,-
     Незаметно изувечит,
     Невозвратно ослепит.
 
 
Попируем мы на тризне…
Заметайся, пыльный след!
Распадайтесь, скрепы жизни,
Ночь прошла, но утра нет.
 
 
     Едко, сладко дышит тленье…
     В сером вихре тает плоть…
     Помяни мое паденье
     На суде Твоем, Господь!
 

1906

КАМЕНЬ

 
Камень тела давит дух,
    Крылья белые, шелестящие,
    Думы легкие и творящие…
Давит камень тела – дух.
 
 
Камень тела душит плоть,
    Радость детскую, с тайной свитую,
    Ласку быструю и открытую…
Душит камень тела – плоть.
 
 
Камню к камню нет путей.
    Мы в одной земле – погребенные,
    И собой в себе – разделенные…
Нам друг к другу нет путей.
 

1907

ШУТКА

 
Не слушайте меня, не стоит: бедные
     Слова я говорю; я – лгу.
И если в сердце знанья есть победные,-
     Я от людей их берегу.
 
 
Как дети, люди: злые и невинные,
     Любя, умеют оскорблять.
Они еще не горные – долинные…
     Им надо знать,– но рано знать.
 
 
Минуют времена узаконенные…
     Заветных сроков ждет душа.
А до времен, молчаньем утомленные,
     Мы лжем, скучая и – смеша.
 
 
Так и теперь, сплетая речь размерную,
     Лишь о ненужностях твержу.
А тайну грозную, последнюю и верную -
     Я всё равно вам не скажу.
 

1905

POCHOE ИМЯ

Вал. Нувелю

 
Мы вчера говорили, говорили…
Прекрасные, ясные цветы вырастали,
тонкие, стройные травы всходили,
вырастали, всходили – и вяли…
 
 
Сухие стебли поникли, повисли,
и не было ничего, что было…
Нас связали слова и мысли,
а Страшное Имя разделило.
 
 
Мы разошлись забвенно и косно,
Не знаю – праведно иль греховно…
Ужели навек все меж нами безросно,
и безросно, и безлюбовно?
 

1904

ИМЕТЬ

Вас. Успенскому

 
В зеленом шуме листьев вешних,
В зеленом шорохе волны,
Я вечно жду цветов нездешних
Еще несознанной весны.
 
 
А Враг так близко в час томленья
И шепчет: «Слаще – умереть…»
Душа, беги от искушенья,
Умей желать,– умей иметь.
 
 
И если детски плачу ночью
И слабым сердцем устаю -
Не потеряю к беспорочью
Дорогу верную мою.
 
 
Пусть круче всход – белей ступени.
Хочу дойти, хочу узнать,
Чтоб там, обняв Его колени,
И умирать,– и воскресать.
 

1905

ВОДОСКАТ

А. А. Блоку

 
Душа моя угрюмая, угрозная,
     Живет в оковах слов.
Я – черная вода, пенноморозная,
     Меж льдяных берегов.
 
 
Ты с бедной человеческою нежностью
     Не подходи ко мне.
Душа мечтает с вещей безудержностью
     О снеговом огне.
 
 
И если в мглистости души, в иглистости
     Не видишь своего,-
То от тебя ее кипящей льдистости
     Не нужно ничего.
 

1905

МАЛИНКА

…А в ком дух слабел,тому дед давал ягодки, вроде малинки.И кто кушал, тот уже смерти не пугался, а  шел на нее мирно, как бы в полусне…

Раскольники-самосожженцы

 
Лист положен сверху вялый,
Переплет корзинки туг.
Я принес подарок алый
Для души твоей, мой друг.
 
 
Темно-ярки и пушисты,
Все они – одна к одной.
Спят, как дети, чисты, чисты,
В колыбели подлиствой.
 
 
Томь полудня вздохом мглистым
Их, лаская, обвила.
Дымом легким и огнистым
Заалели их тела.
 
 
Погляди ж в мою корзинку,
Угостить себя позволь…
Любит вещую малинку
Человеческая боль.
 
 
Сердце плачет? Кушай, кушай,
Сердце – ворог, сердце – зверь.
Никогда его не слушай,
Никогда ему не верь.
 
 
Обрати, душой покорной,
Трепет в тихость, пламень в лед…
От малинки наговорной
Все забудешь, всё пройдет.
 
 
Кушай, кушай… Всюду бренность,
Радость – с горем сплетена…
Кушай… В ягодках забвенность,
Мара, сон и тишина…
 

1907

АВГУСТ

 
Пуста пустыня дождевая…
И, обескрылев в мокрой мгле,
Тяжелый дым ползет, не тая,
И никнет, тянется к земле.
 
 
Страшна пустыня дождевая…
Охолодев, во тьме, во сне,
Скользит душа, ослабевая,
К своей последней тишине.
 
 
Где мука мудрых, радость рая?
Одна пустыня дождевая,
Дневная ночь, ночные дни…
Живу без жизни, не страдая,
Сквозь сон все реже вспоминая
В тени угасшие огни.
 
 
Господь, Господь мой, Солнце, где Ты?
Душе плененной помоги!
Прорви туманные наветы,
О, просияй! Коснись! Сожги…
 

1904

БОЛЬ:

 
«Красным углем тьму черчу,
Колким жалом плоть лижу,
Туго, туго жгут кручу,
Гну, ломаю и вяжу.
 
 
   Шнурочком ссучу,
   Стяну и смочу.
   Игрой разбужу,
   Иглой пронижу.
 
 
И я такая добрая,
Влюблюсь – так присосусь.
Как ласковая кобра, я,
Ласкаясь, обовьюсь.
 
 
   И опять сожму, сомну,
   Винт медлительно ввинчу,
   Буду грызть, пока хочу.
   Я верна – не обману.
 
 
Ты устал – я отдохну,
Отойду и подожду.
Я верна, любовь верну,
Я опять к тебе приду,
Я играть с тобой хочу,
Красным углем зачерчу.»
 

1906

ЗЕМЛЯ

 
Пустынный шар в пустой пустыне,
    Как Дьявола раздумие…
Висел всегда, висит поныне…
    Безумие! Безумие!
 
 
Единый миг застыл – и длится,
    Как вечное раскаянье…
Нельзя ни плакать, ни молиться…
    Отчаянье! Отчаянье!
 
 
Пугает кто-то мукой ада,
    Потом сулит спасение…
Ни лжи, ни истины не надо…
    Забвение! Забвение!
Сомкни плотней пустые очи
    И тлей скорей, мертвец.
Нет утр, нет дней, есть только ночи…
                   Конец.
 

1908

ГРОЗА

А. А. Блоку

 
Моей души, в ее тревожности,
   Не бойся, не жалей.
Две молнии,– две невозможности,
   Соприкоснулись в ней.
 
 
Ищу опасное и властное,
   Слиянье всех дорог.
А всё живое и прекрасное
   Приходит в краткий срок.
 
 
И если правда здешней нежности
   Не жалость, а любовь,-
Всесокрушающей мятежности
   Моей не прекословь.
 
 
Тебя пугают миги вечные…
   Уйди, закрой глаза.
В душе скрестились светы встречные,
   В моей душе – гроза.
 

1905

ТАК ЛИ?

 
Бегу от горько сложной боли я,
   От праздных мыслей, праздных слов.
Бегу от судорог безволия
   И перепутанных узлов.
 
 
О, эти злобные туманности,
   Порывный взлет,– падений пыль…
Не лучше ль в тихой безжеланности
   Уснуть, как спит степной ковыль?..
 

1907

ОНО

 
Ярко цокают копыта…
Что там видно, у моста?
Всё затерто, все забыто,
В тайне мыслей пустота…
Только слушаю копыта,
Шум да крики у моста.
 
 
Побежало тесно, тучно
Многоногое Оно.
Упоительно – и скучно.
Хорошо – и все равно.
И слежу, гляжу, как тучно
Мчится грозное Оно.
 
 
Покатилось, зашумело,
Раскусило удила,
Всё размыло, всё разъело,
Чем душа моя жила.
И душа в чужое тело
Пролилась – и умерла.
 
 
Жадны звонкие копыта,
Шумно, дико и темно,
Там – веселье с кровью слито,
Тело в тело вплетено…
Всё разбито, всё забыто,
Пейте новое вино!
Жадны звонкие копыта,
Будь, что будет – всё равно!
 

Октябрь 1905

СПБ

ЗАКЛИНАНЬЕ

 
Расточитесь, духи непослушные,
Разомкнитесь, узы непокорные,
Распадитесь, подземелья душные,
Лягте, вихри, жадные и черные.
 
 
Тайна есть великая, запретная.
Есть обеты – их нельзя развязывать.
Человеческая кровь – заветная:
Солнцу кровь не велено показывать.
 
 
Разломись, Оно, проклятьем цельное!
Разлетайся, туча исступленная!
 
 
Бейся, сердце, каждое, – отдельное,
Воскресай, душа освобожденная!
 

Декабрь 1905

СПБ

ВЕСЕННИЙ ВЕТЕР

П. Соловьевой

 
Неудержимый, властный, влажный,
Весельем белым окрылен,
Слепой, безвольный – и отважный,
Он вестник смены, сын Времен.
 
 
В нем встречных струй борьба и пляска,
И разрезающе остра
Его неистовая ласка,
Его бездумная игра.
 
 
И оседает онемелый,
Усталый, талый, старый лед.
Люби весенний ветер белый,
Его игру, его полет…
 

1907

СЫЗНОВА

 
Хотим мы созидать – и разрушать.
Всё сызнова начнем, сначала.
Ужели погибать и воскресать
Душа упрямая устала?
 
 
Всё сызнова начнем; остановись,
Жужжащая уныло прялка,
Нить, перетлевшая давно,– порвись!
Мне в прошлом ничего не жалко.
 
 
А если не порвешься – рассечем.
Мой гнев, удар мой, непорочен.
Разделим наше бытие мечом:
Клинок мерцающий отточен…
 

1907

ВНЕЗАПНО…

 
Тяжки иные тропы…
Жизнь ударяет хлестко…
  Чьи-то глаза из толпы
      взглянули так жестко.
 
 
      Кто ты, усталый, злой,
      путник печальный?
      друг ли грядущий мой?
         враг ли мой дальный?
 
 
В общий мы замкнуты круг
  боли, тоски и заботы…
Верю я, всё ж ты мне друг,
  хоть и не знаю,– кто ты…
 

1908

ЧЕРНЫЙ СЕРП

 
Спеленут, лежу, покорный,
Лежу я очень давно;
А месяц, черный-пречерный,
Глядит на меня в окно.
Мне страшно, что месяц черный…
А, впрочем,– не вс ль равно?
Когда-то я был упорный,
Вил цепь, за звеном звено…
Теперь, как пес подзаборный,
Лежу да твержу одно:
И чем мой удел позорный?
Должно быть, так суждено.
Водицы бы мне наговорной,-
Да нет ее, не дано;
Чьей силою чудотворной
Вода перейдет в вино ?
И страх мой – и тот притворный:
Я рад, что кругом темно,
Что месяц корявый, черный,
Глядит на меня в окно.
 

1908

ТОСКЕ BPEMEH

Пришли – и стали тени ночи…

Полонский

 
Ты, уныльница, меня не сторожи,
Ты хитра – и я хитер, не обморочишь.
Глубоко я провожу мои межи,
И захочешь, да никак не перескочишь.
 
 
Я узнал тебя во всех твоих путях,
Ты сближаешь два обратные желанья,
Ты сидишь на перепутанных узлах,
Ищешь смешанности, встречности, касанья.
 
 
Я покорных и несчастных не терплю,
Я рабом твоим, запутчица, не стану.
Ты завяжешь,– я разрежу, разделю,
Не поддамся надоевшему обману.
 
 
Буду весел я и прост,– пока живу…
Если в сердце, в самом сердце, петлю стянешь,-
Я и этот страшный узел разорву…
Не поймаешь, не обманешь, не обманешь…
 

1907

ЖУРАВЛИ

Ал. Меньшову

 
Там теперь над проталиной вешнею
   Громко кричат грачи,
И лаской полны нездешнею
   Робкой весны лучи…
 
 
      Протянулись сквозистые нити…
      Точно вестники тайных событий
          С неба на землю сошли.
Kaкой мерою печаль измерить?
О дай мне, о дай мне верить
          В правду моей земли!
 
 
Там под ризою льдиной, кроткою
   Слышно дыханье рек.
Там теперь под березкой четкою
   Слабее талый снег…
 
 
      Не туда ль, по тверди глубинной,
      Не туда ль, вереницею длинной,
           Летят, стеня, журавли?
Какою мерою порыв измерить?
О дай мне, о дай мне верить
           В счастье моей земли!
 
 
И я слышу, как лед разбивается,
   Властно поет поток,
На ожившей земле распускается
   Солнечно-алый цветок…
 
 
      Напророчили вещие птицы:
      Отмерцали ночные зарницы,-
          Солнце встает вдали…
Какою мерою любовь измерить?
О дай мне, о дай мне верить
            В силу моей земли!
 

Mapт 1908

Париж

ДЬЯВОЛЕНОК

 
Мне повстречался дьяволенок,
Худой и щуплый – как комар.
Он телом был совсем ребенок,
Лицом же дик: остер и стар.
 
 
Шел дождь… Дрожит, темнеет тело,
Намокла всклоченная шерсть…
И я подумал: эко дело!
Ведь тоже мерзнет. Тоже персть.
 
 
Твердят: любовь, любовь! Не знаю.
Не слышно что-то. Не видал.
Вот жалость… Жалость понимаю.
И дьяволенка я поймал.
 
 
Пойдем, детеныш! Хочешь греться?
Не бойся, шерстку не ерошь.
Что тут на улице тереться?
Дам детке сахару… Пойдешь?
 
 
А он вдруг эдак сочно, зычно,
Мужским, ласкающим баском
(Признаться – даже неприлично
И жутко было это в нем) -
 
 
Пророкотал: «Что сахар? Глупо.
Я, сладкий, сахару не ем.
Давай телятинки да супа…
Уж я пойду к тебе – совсем».
 
 
Он разозлил меня бахвальством…
А я хотел еще помочь!
Да ну тебя с твоим нахальством!
И не спеша пошел я прочь.
 
 
Но он заморщился и тонко
Захрюкал… Смотрит, как больной…
Опять мне жаль… И дьяволенка
Тащу, трудясь, к себе домой.
 
 
Смотрю при лампе: дохлый, гадкий,
Не то дитя, не то старик.
И всё твердит: «Я сладкий, сладкий…»
Оставил я его. Привык.
 
 
И даже как-то с дьяволенком
Совсем сжился я наконец.
Он в полдень прыгает козленком,
Под вечер – темен, как мертвец,
 
 
То ходит гоголем-мужчиной,
То вьется бабой вкруг меня,
А если дождик – пахнет псиной
И шерстку лижет у огня.
 
 
Я прежде всем себя тревожил:
Хотел того, мечтал о том…
А с ним мой дом… не то, что ожил,
Но затянулся, как пушком.
 
 
Безрадостно-благополучно,
И нежно-сонно, и темно…
Мне с дьяволенком сладко-скучно…
Дитя, старик,– не все ль равно?
 
 
Такой смешной он, мягкий, хлипкий,
Как разлагающийся гриб.
Такой он цепкий, сладкий, липкий,
Всё липнул, липнул – и прилип.
 
 
И оба стали мы – единый.
Уж я не с ним – я в нем, я в нем!
Я сам в ненастье пахну псиной
И шерсть лижу перед огнем…
 

Декабрь 1906

Париж

ЖЕНСКОЕ

«НЕТУ»

 
Где гниет седеющая ива,
где был и ныне высох ручеек,
девочка, на краю обрыва,
плачет, свивая венок.
 
 
Девочка, кто тебя обидел?
скажи мне: и я, как ты, одинок.
(Втайне я девочку ненавидел,
не понимал, зачем ей венок.)
 
 
Она испугалась, что я увидел,
прошептала странный отрет:
меня Сотворивший меня обалдел,
я плачу оттого, что меня нет.
 
 
Плачу, венок мой жалкий сплетая,
и не тепел мне солнца свет.
Зачем ты подходишь ко мне, зная,
что меня не будет – и теперь нет?
 
 
Я подумал: это святая
или безумная. Спасти, спасти!
Ту, что плачет, венок сплетая,
взять, полюбить и с собой увести…
 
 
– О, зачем ты меня тревожишь?
мне твоего не дано пути.
Ты для меня ничего не можешь:
того, кого нет,– нельзя спасти.
 
 
Ты душу за меня положишь,-
а я останусь венок свой вить.
Ну скажи, что же ты можешь?
это Бог не дал мне – быть.
 
 
Не подходи к обрыву, к краю…
Хочешь убить меня, хочешь любить?
я ни смерти, ни любви не понимаю,
дай мне венок мой, плача, вить.
 
 
Зачем я плачу – тоже не знаю…
высох – но он был, ручеек…
Не подходи к страшному краю:
мое бытие – плача, вить венок.
 

1907

Париж

ОН – ЕЙ

 
Разве, милая, тебя люблю я
          как человек
          человека?
Я людей любить, страдая и ревнуя,
          не умею,
          не умею.
 
 
Но как тайную тебя люблю я радость,
          простую,
          простую…
Как нежданную и ведомую сладость
          молитвы,
          молитвы.
 
 
Я люблю тебя, как иву ручьевую,
          тихую,
          тихую,
Как полоску в небе заревую,
          тонкую,
          тонкую.
 
 
Я люблю тебя, как весть оттуда,
          где всё ясное,
          ясное.
 
 
Ты в душе – как обещанье чуда,
          верное,
          верное.
 
 
Ты – напоминание чего-то дорогого,
          вечного,
          вечного.
 
 
Я люблю тебя, как чье-то слово,
          вещее,
          вещее.
 

1907

ТВАРЬ

 
Царица вечно-ясная,
Душа моей души!
Зову тебя, прекрасная,
Зову тебя, спеши!
 
 
Но знаю, на свидание
Придешь ты не одна:
Придет мое страдание,
Мой грех, моя вина.
 
 
И пред тобой, обиженной,
Склоняться буду ниц.
И слезы пить униженно
С опущенных ресниц.
 
 
Прости мне! Бесконечности
В любви я не достиг.
Творю тебя не в вечности,-
Творю на краткий миг.
 
 
Приходишь ты, рожденная
Лишь волею моей.
И, волею зажженная,
Погаснешь вместе с ней.
 
 
Шатаясь, отодвинешься,-
Чуть ослабею я…
И молча опрокинешься
Во мглу небытия.
 

1907

ZEPPLIN III

 
Еще мы здесь, в юдоли дольней…
Как странен звон воздушных струн!
То серо-блещущий летун
Жужжит над старой колокольней.
 
 
Его туманные винты,
Как две медузы, дымноструйны.
И мнится – вот он, юный, буйный,
Заденет древние кресты.
 
 
Но взмыл,– и режет облак пыльный
Своим сверкающим ребром.
И пар небес, под острием,
Растаял, нежный и бессильный.
 
 
Дрожит волнистая черта,
На нем и в нем все что-то дышит…
И ласково его колышет,
Смиряясь, злая пустота.
 
 
Нет, мы не здесь, в юдоли дольней,
Мы с ним, летим, к завесе туч!
И серый луч скользит, колюч,
Над удивленной колокольней.
 

Francfurt а. М.

1909

ДОВОЛЬНО

С. П. К-ву

 
Мы долго ей, царице самозванной,
     Курили фимиам.
Еще струится дым благоуханный,
     Еще мерцает храм.
 
 
Но крылья острые Времен пронзили,
     Разбили тайну тьмы.
Мы поняли, прозрев, кому служили,-
     И содрогнулись мы.
 
 
Сладка была нам воля Самозванки,
     Пред нею сладко пасть…
Мы не царице отдали – служанке
     Бессмысленную власть.
 
 
Довольно! С опозоренного трона
     Столкнем ее во прах.
Дрожи, закройся складками хитона,
     Лежи на ступенях.
 
 
Лежи, смирись – и будешь между нами,
     Мы не отгоним прочь.
Лежи на ступенях, служи при храме,
     Но храма не порочь.
 
 
Ты все равно не перейдешь отныне
     Заветную черту.
Мы, сильные, свергаем власть рабыни,
     Свергаем – Красоту.
 

1909

14 ДЕКАБРЯ

 
Ужель прошло – и нет возврата?
В морозный день, в заветный час,
Они на площади Сената
Тогда сошлися в первый раз.
 
 
Идут навстречу упованью,
К ступеням Зимнего Крыльца…
Под тонкою мундирной тканью
Трепещут жадные сердца.
 
 
Своею молодой любовью
Их подвиг режуще-остер,
Но был погашен их же кровью
Освободительный костер.
 
 
Минули годы, годы, годы…
А мы всё там, где были вы.
Смотрите, первенцы свободы:
Мороз на берегах Невы!
 
 
Мы – ваши дети, ваши внуки…
У неоправданных могил
Мы корчимся всё в той же муке,
И с каждым днем всё меньше сил.
 
 
И в день декабрьской годовщины
Мы тени милые зовем.
Сойдите в смертные долины,
Дыханьем вашим – оживем.
 
 
Мы, слабые,– вас не забыли,
Мы восемьдесят страшных лет
Несли, лелеяли, хранили
Ваш ослепительный завет.
 
 
И вашими пойдем стопами,
И ваше будем пить вино…
О, если б начатое вами
Свершить нам было суждено!
 

14 декабря 1909

СПБ