Текст книги "Перспективная работа"

Автор книги: Зигфрид Ленц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Да кому он известен, этот Квинтилиан? – наконец спросил он.

Заметив, что Андерсен продолжает колебаться, Болльнов предоставил решать ему самому.

– Вы сами сообразите, что можно делать, а что нет, – заметил он. – Сами сумеете взвесить риски.

Прочитав записку, которая лежала под стаканом на кухонном столе, Андерсен сразу же вышел из дома и поехал на автобусе в больницу, где работала Кристиана. Как она его и просила, он прошел в кафетерий, где всегда было многолюдно, сел за только что освободившийся угловой столик и заказал чаю. Он разглядывал свое расплывчатое отражение в больших стеклах окна и прислушивался к приглушенным разговорам пациентов с их посетителями. Андерсена всегда поражала та непосредственность, с которой больные, в пижамах, с загипсованными руками и перевязанными головами, сидели за столиками, курили, демонстрировали своим близким залепленные пластырем животы и учились обращаться с новенькими костылями. Ему казалось, что некоторым из них хочется выставить свои страдания напоказ, вызвать восхищение перенесенными операциями – это читалось в их взглядах.

По лицу Кристианы было видно, как она торопится, она лишь мимоходом отвечала на приветствия некоторых больных, а когда один темнокожий пациент взял ее за руку, недовольно ее отдернула. Отказавшись от чая, она сказала:

– Хорошо, что ты пришел, Арно. – И передала ему сложенный лист бумаги. Андерсен пробежал глазами счет из автомастерской и удивленно уставился на итоговую сумму:

– Но это же невероятно – шестьсот двадцать марок!

– Тогда посмотри, сколько они сделали, – возразила Кристиана. – Поменяли тормозные колодки, дворники и поворотник. Я же тебе говорила, что у нас будут большие траты.

Он растерянно изучал отдельные пункты счета, читал ничего не говорящие ему слова, повторял технические термины, казавшиеся загадочными, перед ним открывался мир чужих понятий, в котором он чувствовал себя совершенно беспомощным. Он услышал голос Кристианы:

– Вечно это лавирование, это хождение по канату, постоянный страх, что произойдет нечто непредвиденное.

Он поднял голову и сказал:

– Не тревожься, в «Тритоне» я еще не могу просить аванс, пока что нет, думаю, кое-что нам одолжит моя мать, она наверняка уже забыла, когда я занимал у нее в последний раз.

Сначала он подумал, что обознался, однако человек, внезапно показавшийся за спиной Кристианы, был действительно Штюббсом. Он осматривался в поисках места и, заметив Андерсена, подошел к их столу. Штюббс обрадовался встрече и, не успел Андерсен рта раскрыть, как он поклонился Кристиане и представился коллегой ее мужа в совместном служении делу будущего. Чтобы привлечь внимание официантки, он щелкнул пальцами и заказал апельсиновый сок. Ему понравилась форма медсестры, в которой была Кристиана, о чем он немедленно ей сообщил, признавшись, что этот наряд одновременно вызывает уважение и пробуждает надежды. Искоса взглянув на Андерсена, он добавил:

– Ведь вы разделяете мое мнение, дорогой доктор, не так ли?

Андерсен покачал головой, он заметил отчужденность Кристианы, ее нарастающее нетерпение и, опасаясь, что она может внезапно встать и резко распрощаться, спросил Штюббса, собирается ли он навестить кого-то из больных или, может быть, уже сделал это.

– Я здесь только по работе, – ответил Штюббс и дал понять, что визит его завершился удачно: директор-распорядитель и заведующий неврологическим отделением практически уже решили заказать «Тритон».

Заметив скептический взгляд Кристианы и удивленный Андерсена, Штюббс пояснил, что сегодня он побывал здесь для предварительной беседы или, как он выразился, для возбуждающей обработки, в процессе которой покупателю ничего не показывают, зато очень много рассказывают. Он описывает трехтомное издание столь всеобъемлюще, превозносит его достоинства до такой степени, что при повторном визите покупатели берут словарь в руки как нечто давно знакомое, чем они уже практически владеют. Улыбаясь, Штюббс порекомендовал следовать его методу.

Он похлопал Андерсена по плечу, залпом выпил апельсиновый сок, рассчитался, заплатив попутно и за чай, и повторил свое приглашение в портовый рыбный ресторан, где он угостит Андерсена нежнейшей молодой камбалой. Затем Штюббс ушел и сквозь стеклянную дверь еще раз помахал им рукой, торжественно, как при замедленной съемке. Андерсен взял Кристиану за руку и сказал:

– Я сейчас же еду к матери. Ни о чем не беспокойся.

На центральном вокзале у Андерсена украли казенный чемодан. Он возвращался от матери и уже сумел успешно миновать неплотную шеренгу тощих парней и девиц с пустым взглядом, которые клянчили у него деньги или предлагали себя, сразу же называя цену, когда навстречу ему шагнула пожилая женщина. Она была в кроссовках, ее редкие, жирные волосы блестели, казалось, что на синеватом, опухшем лице навсегда застыло одно выражение. С заученной, настойчивой требовательностью она протянула к нему раскрытую ладонь, подчинившись ей, он поставил чемодан на пол, чтобы поискать монету. Женщина не поблагодарила, даже не посмотрела на монету, которую он положил ей в руку, и тут же подошла к следующему. Когда Андерсен наклонился, чтобы взять чемодан, он ощутил пустоту.

Он носился взад и вперед, пробиваясь через поток пассажиров, разглядывал очереди у билетных касс, проверил все залы ожидания, побывал в камере хранения – чемодан исчез. Вдруг перед ним вновь оказалась женщина с опухшим лицом и снова она протягивала руку, явно успев забыть о его подаянии.

– Мой чемодан, где мой чемодан? – поспешно спросил Андерсен.

Он видел, какого труда стоило женщине это вспомнить, лишь спустя некоторое время она невозмутимо ответила:

– Наверное, внизу, в туалете.

Не сказав ей больше ни слова, он спустился вниз по грязной лестнице, мимо мирно и отрешенно сидящих там молодых парней и очень юных девушек; некоторые из них сидели обнявшись, другие, словно во сне, замерли в неподвижности, прислонясь к сырой стене. Возле переполненной корзины для бумаги, прямо перед лужей, лежали три тома словаря, его книжка с бланками заказов и проспекты. Андерсен торопливо все подобрал. Потом он по очереди открывал двери во все кабины, искал, заглядывал во все углы – чемодана нигде не было. Довольный тем, что нашлось хотя бы содержимое, он прекратил поиски и в ожидании поезда подумал о Кристиане, о том, как она, качая головой, воспримет его потерю.

Хождение по домам с полиэтиленовым пакетом казалось ему невозможным, и он решил приспособить для работы кожаный чемодан Кристианы. Чемодан был добротный, почти новый. Сняв его с антресолей и протерев влажной тряпкой, Андерсен все в него уложил и попробовал пройтись по квартире. Оказалось, что чемодан слишком велик, тяжелые тома словаря при каждом движении елозили и громыхали, проспекты мялись, а на книжке заказов оставались глубокие вмятины. Андерсен стал искать другой выход. Свой собственный чемодан он взять не мог, поскольку у него оторвалась кожаная ручка. Тут ему попалась на глаза туго набитая дорожная сумка, стоявшая в углу шкафа. Он аккуратно вынул грязное нижнее белье Кристианы, сложил его в два полиэтиленовых пакета и воспользовался сумкой, которая прекрасно подошла, словно была создана для этих словарей. Потом сел за кухонный стол и написал: «Дорогая, у меня украли чемодан издательства, поэтому я временно воспользовался твоей дорожной сумкой. Белье в пакетах. Мама нас выручит. Не беспокойся. А.»

Положив записку на стол, он направился к двери, но, прежде чем ее запереть, замер, прислушиваясь, и взглянул наверх. До него отчетливо донесся голос старого актера: «Добро я вижу и прославляю его, но следую за злом». Уже на лестнице он попытался вспомнить, из какого классического произведения эти слова, и не был уверен, что вспомнил правильно.

Не успел он войти в заснеженный сад, как услышал женщину, с каким-то торжествующим отчаянием ругающую ребенка. Женщина – стройная, высокая, с мужской прической – делала мальчику внушение, она трясла его, грозила, что при первой возможности отведет его в зоопарк Хагенбек и скормит там удавам или рыбе-мечу. Увидев Андерсена, она извинилась, что долго его не замечала, и предложила войти в дом.

Это был его десятый визит. Любезный прием придал ему уверенности, он уже рассчитывал на второй заказ. Но когда он рассказал о причине своего прихода, женщина приветливо сказала:

– Этим занимается мой отец, – и провела его в жарко натопленную библиотеку, в которой, как ему сначала показалось, никого не было. Лишь услышав недовольное ворчание, он заметил старика, ссутулившегося над загроможденным письменным столом.

– Где мой чай, Алиса? – резко спросил старик, и женщина тут же выразила готовность принести чайник и две чашки.

Андерсен произнес свои обычные вступительные слова, достал из сумки три тома словаря и сложил их у себя на коленях. Он не то чтобы особенно расхваливал издание, а лишь указал на его практичность, подчеркнув, что словарь среди прочего охватывает новейшие отрасли знаний. Чем больше Андерсен говорил, тем более растерянным выглядел его слушатель, тем не менее он слушал терпеливо, и Андерсена это раздражало. Серые глаза старика за очками в никелированной оправе постепенно сужались, как бы прицеливаясь, он вдруг встал и молча освободил место на углу стола. По-прежнему ничего не говоря, он поднял три тома из одной стопки книг, притащил их поближе к Андерсену и грохнул на стол прямо перед ним. Затем, как будто этого было мало, извлек из папки письмо.

– Вот, – сказал он тоном приказа, – читайте.

Сначала Андерсен увидел название издательства, на которое работал, затем наверху имя профессора Хайнриха Клемента и, наконец, слова «бесплатный рецензионный экземпляр». Он уже собрался извиниться, положить в сумку словарь и попрощаться, но старик, указывая на него пальцем, спросил:

– Вы уже потрудились почитать этот плод вашей деятельности?

– Разумеется, – смущенно ответил Андерсен.

– Ну и как, сколько вы обнаружили ошибок? Только честно: сколько ошибок?

Поколебавшись, Андерсен признался:

– Одну, пока только одну.

– Тогда вам самое время почитать более придирчиво, – сказал старик. – Я только в первом томе отметил одиннадцать опечаток, и если вы человек чести, то обязаны признать, что подобное количество ошибок в энциклопедическом словаре недопустимо. Ну что? Вы согласны?

Андерсен виновато взглянул на тома, покоящиеся у него на коленях, и произнес:

– Вы можете не сомневаться, что я немедля извещу редакцию и корректора.

– Это уже другой вопрос, – сказал старик. – И все-таки ответьте, есть ли у вас право продавать словарь, если в нем столько ошибок?

– Издательство дополнительно разошлет перечень опечаток, – сказал Андерсен.

Но старик был непреклонен:

– Да или нет, пожалуйста, ответьте: да или нет?

Андерсен долго смотрел на старика, который был в ярости, и тихо сказал:

– Нет.

Какое-то время они молча сидели, глядя друг на друга, как будто были поражены этим выводом, к которому пришли совместно. Затем старик заговорил:

– Я хочу поблагодарить вас за ваше «нет» и должен вам честно сказать, что написал подробную рецензию на этот словарь для нашего специального журнала. Как вы можете догадаться, вряд ли она вас обрадует… Один экземпляр будет направлен в издательство вместе с письмом, выражающим мою личную позицию… А теперь я прошу вас назвать ваше имя.

Андерсен вызвался сам отвезти в издательство экземпляр, который находился у профессора Клемента, но старик этим предложением не воспользовался и показал на стеллаж во всю длину комнаты.

– Это все словари, – произнес он, – сплошь словари.

В дверях Андерсен чуть не столкнулся с женщиной, она шла с подносом в руках и только вопросительно на него посмотрела. Он поблагодарил ее на ходу.

В столовой издательства было пусто и прохладно. Прежде чем подойти к стойке, Андерсен прикрыл распахнутое окно, из которого тянуло холодом. Он заказал кофе и бутерброды с сыром и, сидя за столом, стал рассматривать помещение, в котором оказался впервые. Ему понравились его строгость и простота, понравились черно-белые фотографии в рамках, изображающие пейзажи крайнего Севера: дрейфующие ледники, затертый льдами корабль. Пока он ел и пил, к его столу подошла женщина, одетая в белое. Спросила, работает ли он в издательстве, его ответ, что он здесь недавно и занимается распространением, вполне ее удовлетворил.

Андерсен придвинул ближе к стулу сумку, о которую женщина едва не споткнулась. Молния на сумке была открыта. Он сунул руку внутрь и вынул третий том словаря, намереваясь просто его полистать, но тут его взгляд остановился на букве С, и он решил проверить текст, относящийся к имени, которое так много для него значило. Сен-Дени. Сенегал. Сенека Луций Анней. Андерсен с пристрастием читал то, что было написано о человеке, которому он посвятил столько времени и сил. Но нет, ему не удалось обнаружить ни единой ошибки: испанское происхождение Сенеки, его авторитет в бытность римским сенатором, растущее влияние на Нерона и лживое обвинение в том, что он будто бы принял участие в заговоре – все было корректно изложено и безупречно датировано, не было ошибок и в том, как излагались его трактаты, призывающие к справедливости. Андерсен снова задумался об этом старом человеке, который сам исполнил смертный приговор, вынесенный ему Нероном: вскрытие одряхлевших вен, представил себе невыносимо медленно вытекающую кровь, героическое стремление приблизить умирание. Андерсен признался себе, что вряд ли сумел бы лучше написать такой краткий портрет, хоть и прочитал о Сенеке массу книг и обладает большими знаниями.

Неожиданно в столовую вошла секретарша Кунхардта, Андерсен захлопнул книгу и убрал ее в сумку. Секретарша быстро сделала у стойки заказ, потом подошла к нему и удивленно спросила, пришел ли он уже в связи с телеграммой, которую она ему послала.

– Господин Кунхардт хочет срочно с вами поговорить, – сказала она.

Андерсен покачал головой: он еще не получал телеграммы, а пришел, чтобы сообщить господину Болльнову о своей потере, о пропаже чемодана.

– Тогда пойдемте со мной, – сказала секретарша и ободряюще ему кивнула. У стойки она взяла тарелку с сосисками, расплатилась талоном и пошла впереди Андерсена, не сказав по дороге ни слова и ни разу не обернувшись.

Кунхардт встретил его приветливо и попросил разрешения есть при нем сосиски, так как сегодня еще ничего не ел. Приступив к сосискам, он спросил Андерсена о новых впечатлениях и без особого интереса слушал его рассказ о странных людях, о разочаровании, пережитом им в доме профессора, о печальном случае на центральном вокзале. Даже когда Андерсен сообщил ему, что постепенно начинает распознавать потенциальных заказчиков, он никак не отреагировал. Пока Кунхардт ел, он ни разу не прервал Андерсена, но, покончив с сосисками, вдруг спросил:

– С этим профессором Клементом вы долго беседовали?

– Он производит впечатление специалиста, – ответил Андерсен. – Такой чудаковатый любитель словарей.

Кунхардт встал, подошел к окну и какое-то время смотрел на темное, заснеженное небо. Потом он обернулся, поднял обе руки, чтобы продемонстрировать свою озабоченность, и сказал:

– Дорогой доктор Андерсен, издательство «Тритон» благодарит вас за вашу работу. Усердие, с которым вы взялись за дело, вызывает всеобщее уважение. И все же у нас есть основания полагать, что нынешнее положение вам не подходит. Ваша квалификация – я говорил вам об этом уже при первой нашей беседе – слишком высока, подобающее для вас место – в редакции.

Андерсен тоже встал, он еще не понимал, на что ему рассчитывать, и с нетерпением ждал приговора, который вынесет ему Кунхардт, понимая, что от этого будет зависеть его дальнейшая работа. И он не ошибся: Кунхардт направился к нему, остановился на расстоянии вытянутой руки и сказал:

– У нас есть ваш адрес, как только в редакции откроется вакансия, мы дадим о себе знать.

– Хорошо, – сказал Андерсен, помолчав. – Я понял.

Он открыл сумку и выложил на письменный стол три тома, проспекты и книжку бланков заказов. Кунхардт проводил его в секретариат. Поскольку касса уже закрылась, заработанные им проценты находились у секретарши. Похоже, она приняла расставание с ним близко к сердцу, вид у нее был озабоченный, наверное, желая его утешить, она сообщила, что только что поступил групповой заказ – четыре словаря на его имя. Андерсен не стал расспрашивать, откуда взялся этот заказ, под взглядами Кунхардта и секретарши он расписался и молча пожал им руку.

Дверь захлопнулась с резким, щелкающим звуком, но Кристиана не проснулась. Свернувшись клубком, она лежала на диване, ее голова покоилась на согнутой руке, так, что дыхание не улетало прочь, а согревало лицо. В руке на сером одеяле – бумажный носовой платок. Уголок рта прикрывала прядь волос. Андерсен не стал ее разглядывать, он помнил, как однажды Кристиана упрекнула его в неделикатности, когда она заснула на пляже Балтийского моря, и он, не в силах противостоять искушению, рассматривал ее лицо. На цыпочках он отнес свое пальто в гардероб и прошел на кухню. Стол был накрыт, но не наспех, не как каждый день, на что указывала свеча между приборами, а с явным намерением что-то отметить. Две бутылки пива и два датских стакана ручной работы стояли наготове, в корзинке лежал хлеб незнакомого ему сорта. Снегопад за окном был столь обилен, что казалось, будто небеса трудятся сдельно. Андерсен включил свет и вернулся в гостиную, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Кристиану. Его взгляд остановился на книжной полке, скользнул по фотографиям, и вдруг он увидел, что серебряный набор из кружек, кофейника и ажурных блюдец исчез. Его охватил ужас. Он быстро подошел к полке и провел рукой по тому месту, где стоял поднос с изделиями шеффилдского мастера. С минуту он в нерешительности смотрел на Кристиану, потом подошел к ней и, склонившись, поцеловал в ухо.

Она пробудилась в радостном настроении, протянула к нему обе руки, чтобы он помог ей подняться, и попросила сложить одеяло. Улыбаясь самой себе, она спросила:

– Как ты думаешь, летучие рыбы съедобны?

– Почему ты спрашиваешь? – удивился Андерсен, и она ответила:

– Мне снилось, будто мы на Эльбе, летучие рыбы проносятся вверх по реке, а мы вместе с другими людьми хватаем их на лету, пока не набралось полное ведро.

– Кажется, съедобны, точно не знаю, – сказал он, пожав плечами. Он взял ее за руку и подвел к книжной полке.

Ему не нужно было ничего говорить, она сразу поняла, о чем он хочет спросить. Беспечным тоном она подтвердила, что продала вещи, которыми никто никогда не пользовался. Ей кажется, что продала их удачно, и еще она уверена, что вырученные деньги сумела вложить в дело, которое себя оправдает.

– Счет из автомастерской? – спросил Андерсен.

– Нет, не счет, – ответила Кристиана. Как будто считая, что ее объяснения он должен выслушать сидя, она потащила его на кухню и мягко усадила на стул, а сама встала сзади. Затем призналась ему, что тайком воспользовалась его книжкой бланков заказов, всего один-единственный раз. Она заказала четыре комплекта словаря, попросив выслать их на адрес больницы, и уже заплатила. Один экземпляр она подарила старшей сестре ко дню рождения.

– Ты не представляешь, как эта Клаузен сияла. Обняла меня, как лучшую подругу, – сказала Кристиана.

Еще один словарь получит Норберт к Рождеству, а два других она оставит про запас. Кристиана ущипнула его за плечо и села напротив:

– Только проследи, чтобы все четыре заказа записали на твой счет.

Она ждала, пристально смотря на него, ждала похвалы, удивления или хотя бы подобающей случаю признательности, ведь ее заказы должны были помочь осуществлению его плана. Но он только опустил голову и спросил:

– Ты получила для меня телеграмму?

– Да, – ответила она, – но там не было ничего особенного, просто просьба зайти к Кунхардту, и все.

Охваченная внезапной тревогой, она встала, принесла телеграмму и положила ее перед ним:

– Вот, смотри сам, ничего такого.

– Это уже не имеет значения, – сказал Андерсен.

– Что значит не имеет?

– Мне уже не нужно идти к Кунхардту.

– Ты был у него?

– Он меня принял, – сказал Андерсен. – Принял для прощальной беседы.

– Ну говори же, что случилось! – потребовала Кристиана.

И Андерсен, глядя на стол, произнес:

– Со мной распрощались… Выплатили проценты, а потом распрощались, правда, они включили меня в резервный список, на случай, если освободится место в редакции.

– Но этого не может быть, – Кристиана прикоснулась пальцами к вискам и так стояла какое-то время, не закрывая рта.

– Тем не менее это так, – ответил Андерсен и печально добавил: – Наверное, такие люди, как я, и должны быть в резервном списке, только на такое место мы и можем рассчитывать.

Внезапно Кристиана вскрикнула и выбежала в гостиную, вернувшись, она бросилась к окну и застонала. Потом повернулась к нему, ее сотрясал гневный смех, оборвавшийся клокотанием. Андерсен впервые видел ее такой. Опасаясь за ее рассудок, он подошел к ней и крепко обнял. Все так же обнимая ее, он прижался к ней щекой и прошептал:

– Успокойся, ни о чем не тревожься, мы справимся, что-нибудь найдем, может быть, уже завтра.

Она не пыталась освободиться. Стояла, а он гладил ее волосы, потом повел к стулу, и она не противилась, покорно подчиняясь движению его руки. Ему никак не удавалось поймать ее взгляд, Кристиана сидела, будто окаменев. Он обхватил ладонью ее запястье и тихо, словно опасаясь, что их кто-нибудь услышит, заговорил:

– Завтра, завтра ты возьмешь меня с собой. Вам ведь нужны санитары. Ты только представь: мы могли бы вместе ездить на работу и вместе возвращаться.

Казалось, она долго вслушивалась в его слова, ее губы дрожали, потом она взглянула на него и сказала:

– Этого я не могу себе представить, я вообще больше ничего не могу себе представить – посмотрим, что будет завтра.