Текст книги "Красавица и пират"
Автор книги: Жюли Галан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Глава Х1П
Они добрались до Флоренции. И не откладывая дела в долгий ящик, сразу направились к художнику.
Мастерская Доменико Гирландайо Жанну разочаровали. Там было тесно. Помимо самого мастера, в помещении находилось большое количество подмастерьев, постоянно приходили и уходили люди.
Сам художник выглядел усталым. Чувствовалось, что вся эта суета вокруг его утомляет, и он с гораздо большей охотой находился бы сейчас в каком-нибудь храме, спокойно занимаясь росписью стен.
Мастер Доменико казался старше своих сорока лет. Жанне не понравилась та быстрота, с какой художник сделал ее карандашный набросок на картоне. «Из уважения хотя бы к моему титулу, – раздосадовано думала она, – мог бы рисовать и помедленней». А вот Жаккетту, по мнению Жанны, рисовать можно было в два раза быстрее. Там и изображать-то нечего!
Но скорость работы как раз очень понравилась благодетелю – он не хотел задерживаться во Флоренции надолго, надо было успеть до осенней непогоды. Поэтому, убедившись, что одного сеанса мастеру вполне хватило, он с радостью двинулся в путь.
Жанна и Жаккетта толком так и не увидели Флоренции, лишь из окна экипажа они мельком заметили красоту ее домов и улиц. Жанна не преминула мягко попрекнуть этим благодетеля.
Все общество собралось в его экипаже, развлекаясь беседой ни о чем. Отсутствовал только виконт: оказывается, он счел задержку во Флоренции слишком длительной и поехал вперед один, спеша домой по каким-то только ему известным делам. Его отсутствие настроения никому не испортило.
Но Жанна была огорчена, что не увидела город Флоры во всем его великолепии.
– Увы… – вздохнула она. – Флоренцию мы так и не узнали…
– Моя вина! – охотно согласился благодетель. – Надеюсь, мы еще побываем здесь, и я искуплю свой грех, познакомив вас со всеми достойными внимания местами этого дивного города.
Жанну удивило слово «мы». Похоже, благодетель свое дальнейшее будущее видят и в их обществе? Или просто вежливая фраза, не обещающая ничего конкретного? Но беседу лучше продолжить, а что имел в виду благодетель, рано или поздно выяснится.
– Объясните мне, пожалуйста, дорогой маркиз, – попросила она, – господин Лоренцо деи Медичи является правителем Флоренции? Ведь так?
– Так, – подтвердил благодетель.
– Почему же у него нет никакого титула?
– Да потому, дитя мое, – засмеялся благодетель, – что Флоренция – республика.
– Все равно не понимаю, – обиделась Жанна.
– Ну, если вам хочется слушать мои разглагольствования, то я могу рассказать, почему семейство Медичи заняло во Флоренции такое положение.
– Расскажите! – вмешалась в разговор и Жаккетта. – Дорога длинная.
Поскольку неотразимая госпожа Нарджис выразила желание послушать историю Медичи, остальные кавалеры, ранее совершенно равнодушные, присоединились к этому желанию, и при полном внимании слушателей благодетель начал:.
– Как известно, город Флоренция с древнейших времен предпочитает такую форму правления, при которой граждане сами выбирают правителей. И неизбежно при таком устройстве государства и общества большое влияние приобретают отдельные семейства. Могущество семьи Медичи создавалось в течение многих поколений. Уже прадед Лоренцо был достаточно влиятельным человеком и активно участвовал в государственной жизни. Но по настоящему влиять на положение дел в государстве стал дед Лоренцо – Козимо.
Случилось так, что с давних времен граждане Флоренции разделились на две основные партии – партию знати и партию простолюдинов. Козимо был очень влиятельным лицом во второй партии, так как вел жизнь добродетельную и благодаря богатству мог помогать многим своим согражданам, что неизбежно притягивало к нему людей. Даже победа партии знати, дай бог памяти, в 1433 году не нанесла его влиянию урона, скорее даже наоборот. Хотя дело поначалу складывалось очень серьезно.
Противники вызвали Козимо во дворец Синьории и там арестовали. Он был заключен в некоем помещении башни дворца, которое флорентийцы называют «гостиничкой». Там ему пришлось провести несколько дней, слушая бряцанье оружия под окном и звон колокола, призывающего избранных в собрание для решения его судьбы. А враги его, должен вам заметить, хотели умертвить Козимо, чтобы раз и навсегда решить эту проблему. Козимо все это прекрасно знал и больше всего боялся, как бы враги не лишили его жизни противозаконным образом.
– Это как? – не вытерпела Жаккетта.
– То есть не дожидаясь решения собрания, – объяснил благодетель. – Козимо очень боялся яда, поэтому все эти дни не принимал пищу, только подкреплял свои силы небольшим количеством хлеба. Но флорентийский гражданин, коему поручили стеречь Козимо, заметил это и сказал: «Неужели ты думаешь, что у меня так мало чести и я способен приложить руку к твоему отравлению? При таком количестве друзей и во дворце Синьории, и за его стенами тебе не стоит опасаться за свою жизнь. Но даже если и замышляется против тебя худое, то будь уверен, что не моими руками оно свершится, ибо я никогда не видел от тебя ничего дурного. Успокойся и живи. А я буду разделять твою трапезу, чтобы ты не сомневался в моей искренности».
Помощь этого гражданина оказалась для Козимо бесценной, ибо тот привел к нему человека, находящегося в приятельских отношениях с гонфалоньером справедливости, – а это очень важное должностное лицо во Флоренции, уполномоченное выносить решения по вопросам, касающимся жизни и смерти граждан. И после разговора с ним Козимо дал ему письменную доверенность к казначею Санта Мария Нуова на получение тысячи ста дукатов. Сто дукатов брал себе за хлопоты приятель гонфалоньера, тысяча предназначалась гонфалоньеру.
Был ли награжден флорентийский гражданин, охранявший Козимо, я не знаю. Но думаю, что без награды он никак не остался, ибо не в правилах Медичи забывать обиды, нанесенные врагами, и помощь, оказанную друзьями.
Вовремя появившиеся деньги способны изменить многие взгляды, и гонфалоньер, ратовавший ранее за смерть Козимо, смягчился и теперь вел речь об изгнании его в Падую. Это решение и победило. Синьория сообщила Козимо вынесенный приговор. А Козимо невозмутимо ответил, что охотно отправится в любое место, какое назначит Синьория. И когда он выехал за пределы Флоренции, то везде его встречали не как изгнанника, а как уважаемого и влиятельного человека.
В самой же Флоренции царили страх и смятение – как среди друзей Козимо, так и среди его врагов. Не добившись смерти Медичи, самые мудрые из них поняли, что проиграли и что рано или поздно партия Козимо, сильная поддержкой низов, восторжествует.
Почти год Козимо провел в изгнании, но на очередных выборах в Синьорию попало достаточное количество его сторонников, и новый гонфалоньер был из числа его приверженцев. Они начали осторожно поднимать вопрос о возвращения Козимо из изгнания.
А в стане его противников царили разброд и растерянность.
Они предприняли попытку выйти на площадь с оружием в руках и сместить вновь избранную Синьорию. Но из-за трусости одних, легкомыслия других и несговорчивости третьих дело провалилось. Чувствуя, что поражение неизбежно, партия нобилитета кинулась за помощью к папе Евгению, коего народ римский изгнал в ту пору из Рима, и он находился во Флоренции. Папа был уверен, что силой своей власти и доверия сможет добиться для партии безопасности.
Полагаясь на заступничество папы, вожди партии сложили оружие и остались у него в резиденции, которая располагалась в Санта Мария Новелла. Оттуда они вели переговоры с Синьорией. Синьория же, ведя переговоры при посредничестве папы, тайно вызвала в город вооруженные отряды, которые ночью заняли Флоренцию.
И тогда колесо Фортуны повернулось. Враги Козимо были приговорены к изгнанию и сосланы в разные города, а Козимо вернулся на родину, где его встретили с таким ликованием, словно он был полководцем, приведшим победоносное войско с поля брани.
По мнению Жаккетты, благодетель сильно уступал Аньес с ее захватывающими историями про нечистую силу, оборотней и колдунов. Но и его рассказ слушать было интересно.
Благодетель продолжал:
– После возвращения Козимо его партия нагнала страху на своих врагов. Многим были продлены сроки изгнания, а иных он отправил в изгнание своей властью. Были и случаи казней.
Те, кто встал у власти, провели новые законы и правила, чтобы обеспечить собственную безопасность. Были обновлены избирательные сумки, имена сторонников партии нобилитета изъяты и добавлены имена сторонников партии масс. Комиссии Восьми дали право выносить смертные приговоры, а изгнанники после окончания срока изгнания могли вернуться во Флоренцию лишь после того, как члены Синьории и коллегий разрешат им это большинством голосов.
Подобные меры привели к ослаблению противников и укреплению положения партии Козимо в государстве. А во внешней политике он заручился взаимными соглашениями о защите и с папой, и с Венецией, и с герцогом Миланским. Укрепив власть, Козимо долго стоял у кормила власти. Как мудрый политик, он вовремя расправлялся с врагами и не допускал чрезмерного увеличения влияния друзей, потому что и то, и другое ведет к подрыву власти. Пользуясь поддержкой народа, ой правил в течение двадцати с лишним лет.
Жанна, пользуясь тем, что сидит несколько в тени, чинно дремала во время рассказа благодетеля. Со стороны казалось, что она пребывает в глубокой задумчивости. Когда благодетель переводил дыхание, Жанна на секунду появлялась из тени, одобрительно улыбалась ему и снова погружалась в дремоту.
Жаккетта внимательно слушала, понимая почти все, только гонфалоньер почему-то представлялся ей человеком, ни днем ни ночью не расстающимся с большим, обшитым бахромой знаменем. Даже в момент получения тысячи дукатов.
Приоткрыв рот, Жаккетта смотрела на повествующего благодетеля и в задумчивости теребила жемчужинки, которыми был отделан вырез ее корсажа, низко открывающего грудь.
Завороженные кавалеры не сводили глаз с ее пальчика, гуляющего по полной груди.
Довольный благоговейным вниманием слушателей, оценивших его ораторский талант, благодетель продолжал:
– Так, пользуясь поддержкой народа и устрашая своих врагов, Козимо Медичи правил, как я говорил, более двадцати лет. Но в 1445 году у него возникли затруднения, связанные, как ни странно, со смертью его соперника по влиянию на государственные дела, синьора Нери Каццони. Все время, пока эти два человека были на самом верху власти в республике, они уравновешивали друг друга.
– Но, господин маркиз, – вмешалась Жаккетта, – вы же сказали, что правил Козимо? Тогда при чем тут другой господин?
– Дитя мое, вы выросли в стране монархического устройства, где государь один имеет прерогативу верховного правления.
– Что он имеет, простите? – не поняла Жаккетта.
– То есть он первое лицо в государстве, принимает решения, казнит и милует, – проявил снисхождение к особому устройству женских мозгов благодетель. – А во Флоренции одно лицо не может иметь всю полноту власти – как считают флорентийцы, это ограничивает свободу и ведет к тирании.
– Но как же тогда правил Козимо? – не унималась Жаккетта. – . Раз одному нельзя быть главным?
– Дитя мое, вы слишком юны и не знаете, что любая прописная истина на бумаге и на практике может выглядеть совершенно по-разному.
Благодаря богатству и влиянию, Медичи имел столько сторонников, что лица, заседающие в Синьории и управляющие делами в коллегиях, принимали те решения, которые были нужны ему. Именно это я имел в виду, говоря о правлении Козимо в течение двадцати лет. То есть все происходило в соответствии с порядком: правила Синьория, но члены Синьории так или иначе были подвержены влиянию Медичи.
Но после смерти Каццони влиятельные друзья Козимо решили ограничить власть дома Медичи, опасаясь его могущества. Они стали требовать возвращения к старому порядку выборов: к жеребьевке кандидатов, ибо балия всегда поддерживала правящую партию Козимо.
У Козимо было два пути. Взять силой бразды правления, подавив новых противников, или предоставить событиям развиваться своим чередом. Он выбрал второй путь, и очень скоро люди, затеявшие эти перемены, поняли, что проиграли они, а могущество Козимо осталось неизменным. А получилось так потому, что все стало происходить по закону, а не по прихоти отдельных лиц.
Испуганные тем, что натворили, знатные горожане явились к Медичи и молили вырвать их из власти простолюдинов и вернуть Флоренцию в прежнее состояние. Козимо ответил им, что согласен вернуться к власти лишь законным путем. Но теперь граждане Флоренции отказывались вновь прийти под власть меньшинства, и собрать балию никак не удавалось. Все это продолжалось до тех пор, пока гонфалоньером справедливости не стал некий Лука Питти, человек весьма склонный к решительным действиям и не чурающийся жестоких мер.
После очередного отказа народа созвать балию, он во время празднования дня святого Лоренцо ввел во дворец воинов и силой оружия вырвал то, что не удавалось сделать силой закона. Было. создано новое правительство, учреждена балия, и на главные посты назначены люди, представляющие интересы самой знатной части флорентийских граждан. Опять начались репрессии.
Это правительство скорее можно назвать правительством Луки Питги, ибо Козимо к тому времени уже состарился и прежних сил влиять на дела государства у него не было. И в 1464 году он скончался. В горьком сожалении о его кончине объединились и друзья, и враги, ибо все понимали, что только его влияние и уважение к нему всех без исключения сдерживало алчность некоторых граждан, стоящих у власти.
После кончины Козимо ему наследовал сын Пьеро. Был он человеком добросердечным, мягким и болезненным. При жизни Козимо возлагал большие надежды на другого сына, Джованни, но тот умер. А болезнь Пьеро не позволяла ему должным образом продолжать дело своего великого отца.
После смерти Козимо Пьеро решил довериться в ведении дел человеку разумному и опытному, на которого указал, умирая, его отец. Но мессир Диотисальвн Пьерони, помимо всех этих похвальных качеств, был еще и человеком честолюбивым, поэтому он постарался давать такие советы, которые ослабили бы влияние Пьеро и, соответственно, привели бы к усилению его собственного влияния. Мессир Лука Питти был на его стороне, потому что если влияние Козимо он еще признавал, то необходимость считаться с Пьеро его раздражала.
К ним присоединились другие знатные граждане, по тем или иным причинам желавшие упадка дома Медичи. Постепенно организовался круг заговорщиков, и враждебность двух партий стала проявляться открыто.
Сторонники Медичи имели обыкновение собираться по ночам в Крочетте, его противники – в церкви Пиета. По рукам граждан ходил список, в котором они подписывались под замыслом погубить Пьеро. Заговорщики решили дождаться перевыборов Синьории и расправиться с Медичи.
Пьеро решил тоже собрать подписи своих сторонников и поручил это дело своим людям. И, надо думать, с большим изумлением увидел в этом списке множество подписей тех самых лиц, что до того расписались в списке его врагов.
Видите, как опасно полагаться на любовь и доверие народа? Люди по природе своей переменчивы или бесчестны и любят есть сразу из всех кормушек. По моему мнению, гораздо надежней верой и правдой служить одному государю и зависеть только от его милости или немилости.
Но это я отвлекся, а дело во Флоренции складывалось следующим образом. Наконец, противники Пьеро решили умертвить его, пользуясь тем, что он лежит больной в одном из своих поместий. Причем умертвить руками маркиза Феррарского, для чего вызвать его отряды к стенам Флоренции. А когда Пьеро умрет, вывести своих вооруженных сторонников на площадь и установить власть по собственному желанию.
Господин Диотисальви, стоявший во главе этого заговора, часто ездил к Пьеро и, чтобы держать Медичи в неведении, уверял, что в городе нет раздоров. Но верные люди доносили Пьеро все, что творилось в стане заговорщиков.
Пьеро решил первым взяться за оружие. Пользуясь своим знанием о сговоре врагов с маркизом, он сделал вид, что получил сведения о том, что маркиз Феррарский с большим войском идет на Флоренцию. Созвав вооруженных сторонников, Пьеро явился из предместья в город. Враги его растерялись, среди них начались разногласия, а Синьория заперлась во дворце, не отдавая предпочтения ни одной партии, ожидая, пока они сами разберутся.
Видя, что перевес в оружии находится на стороне Пьеро, его противники решили явиться к нему с жалобой на смуту в городе, вызванную появлением на улицах и площадях вооруженных сторонников Медичи. На их жалобы Пьеро ответил, что виноват в беспорядках не тот, кто взялся за оружие, а тот, кто до этого довел. А его цель – г – лишь обеспечить собственную безопасность, и покой, потому что семейство Медичи сумеет жить во Флоренции в почете независимо от того, каким способом проводятся выборы.
Все это привело к тому, что при выборах в Синьорию и другие органы власти победили сторонники Медичи. Главари враждебной партии пустились в бегство, кто в Неаполь, кто в Венецию, и были объявлены мятежниками. Большое количество сторонников враждебной Пьеро партии были изгнаны, а несколько человек казнены.
Изгнанники, обосновавшиеся в Венеции, подтолкнули венецианский Сенат на объявление войны Флоренции, и войска под предводительством кондотьера республики вторглись на территорию Флорентийского государства. Но Венеции эта война особых успехов не принесла. Флорентийцы обратились за помощью к своим союзникам – герцогу Миланскому Галеаццо и королю Ферранте. Граф Урбинский стал во главе войска.
Войска, не вступая в крупные сражения, ограничивались мелкими стычками, и скоро было заключено мирное соглашение, означавшее конец надеждам изгнанников.
После этого власть во Флоренция укрепилась в руках победившей партии, но Пьеро Медичи стал ее главой лишь номинально, ибо из-за слабости своего здоровья был устранен от дел. Италия тогда находилась в состоянии относительного мира и ее государи старались больше заключать брачные союзы между домами, чем воевать.
Но Флоренцию в это время стали раздирать внутренние распри. Речи больного Пьеро, в которых он пытался усовестить своих сторонников, не имели ровно никакого влияния, ибо граждане, которым они предназначались, выслушивали их, заверяли Пьеро, что его слова направили их на путь истинный и продолжали делать то, что делали.
Измученный телесными недугами и душевными терзаниями из-за действий своих же союзников, Пьеро скончался. Он оставил после себя двух сыновей, Лоренцо и Джулиано, которые, однако, были еще слишком молоды. Поэтому взоры граждан Флоренции обратились к именитому гражданину, пользовавшемуся известностью не только в. своем городе, но и во всей Италии, мессиру Томазо Содерини. Многие государи италийских земель слали ему письма как правителю Флорентийского государства, и многие граждане обращались к нему как к главе.
Но господин Томазо был человеком разумным. Он тщательно взвесил влияние собственного дома и дома Медичи, сравнил их богатство и славу и на письма государей не отвечал. А гражданам говорил, что они пришли не к тому лицу, и отправлял их к Медичи. А затем Томазо собрал всех глав знатных семейств Флоренции, включая и Лоренцо с Джули-ано, в монастыре Сан-Антонио. Там он сказал перед собравшимися речь о положении дел во Флоренции и внешнем мире и призвал все дома не затевать распрей, а поддерживать дом Медичи и его юных представителей Лоренцо и Джулиано, потому что создание новой власти приведет лишь к смутам и неустойчивости.
После него выступал Лоренцо. Речь его была скромна и вдумчива и вызвала большое уважение у собравшихся, которые поклялись видеть в юных Медичи своих сыновей, а те в ответ пообещали почитать находящихся здесь старших за отцов.
После этого Лоренцо и Джулиано стали почитаться за первых людей в государстве, а они руководствовались советами, которые давал мессир Томазо. Тем самым Томазо Содерини, не вызывая зависти и волнений среди горожан, стал фактическим главой государства, пользуясь полным расположением дома Медичи.
Благодетель, видимо, сам устал от своей длинной речи, предложил сделать перерыв и объявил привал на обед.
Жаккетта оторвалась от исследования своего декольте, и кавалеры дружно вздохнули. Желание услышать продолжение рассказа маркиза в них усилилось.
После привала благодетель продолжил свое повествование:
– В это время в Риме правил его святейшество папа Сикст IV и он, прямо скажем, находился с Флоренцией и семейством Медичи в отнюдь не дружественных отношениях. Он старался всячески поддерживать противников Медичи, и среди них могущественное семейство Пацци.
Взаимная вражда между Падди и Медичи не затухала, несмотря на то, что Козимо выдал свою внучку Бьянку за одного из Пацпи, надеясь примирить дома…
Благодетель вдохновенно рассказывал, Жанна спокойно дремала в тени, Жаккетта слушала и испытывала на прочность жемчужинки, украшающие вырез. Кавалеры, вполуха слушая благодетеля, наслаждались волнующим зрелищем, и в экипаже царили мир и гармония.
– Новую интригу задумал Франческо Пацци, который почти все время жил в Риме. Он стал готовить заговор против Медичи. В него были втянуты граф. Джироламо Риарио и архиепископ Пизанский. Заговорщики попытались вовлечь в это предприятия и Якопо Пацци, и папского кондотьера Джована Баттисту де Монтесекко. Через некоторое время это им удалось, и заговор стал разрастаться.
После переговоров с папой было условлено, что войска будут наготове в Романье и Кастелло, чтобы поддержать заговор извне, а заговорщики попытаются убить братьев Медичи, вместе или поврозь, как уж представится возможность. Чтобы облегчить выполнение этого плана, заговорщики призвали во Флоренцию новоиспеченного кардинала Рафаэлло Риарио, племянника графа Джироламо, надеясь, что его прибытие заставит Лоренцо и Джулиано оказаться в одном месте.
Жанна проснулась и насторожилась. Рассказ благодетеля стал перекликаться со словами плешивого протонотара. Она стала слушать внимательнее.
Благодетель продолжал:
– Кардинал приехал и остановился на вилле Якопо Пацци. Заговорщики приготовились к убийству. Первый раз их замысел сорвался. Хоть Медичи и пригласили кардинала на свою виллу, но, волею судеб, Джулиано туда не прибыл. Тогда заговорщики объявили об устройстве в воскресенье, 28 апреля 1478 года, праздника. Во время пира они надеялись разделаться с братьями. Последние приготовления были завершены в субботу вечером. Но утром в воскресенье Франческо Пацци, возглавлявшему заговор, сообщили, что Джулиано на пиршество не явится…
Заговорщики срочно собрались вновь и решили, что откладывать более нельзя, в заговор вовлечено слишком много людей и рано или поздно он неминуемо раскроется.
– Вы так говорите, дорогой маркиз – заметила Жанна, – словно были в то время среди этих людей.
– Нет, дорогая госпожа Жанна, – отозвался благодетель, – в числе заговорщиков я не был, но вот присутствовать на допросах некоторых из них мне посчастливилось. Франция – давний друг и союзник Флоренции. И беды дома Медичи вызывают искреннее сочувствие при королевском дворе.
«Что-то не наблюдала я при дворах искреннего сочувствия к чьим-либо бедам, кроме своих собственных…» – подумала Жанна и пожалела, что проснулась.
– … И поэтому заговорщики решили напасть на Лоренцо и Джулиано в соборе Санта Репарата, куда должны были прийти оба брата, так как на мессе присутствовал кардинал. Распределили они и роли убийц. Убить Джулиано взялись Франческо Пацци и Бернардо Бандини – юноша, многим обязанный дому Пацци. Убийство Лоренцо хотели поручить Джовану Баттисте, папскому кондотьеру, но он наотрез отказался совершать кровопролитие в церкви. Тогда к этому делу привлекли двух достаточно посторонних людей, Антонио да Вольтерру и священника Стефано.
Странный выбор, замечу я вам. Думать, что раз кондотьер, человек, по профессии имеющий дело с пролитием крови, убивать отказался, то священник исполнит дело не хуже, по меньшей мере неблагоразумно.
Архиепископ Сальвиати с остальными. Пацци должен был занять дворец Синьории и после смерти Медичи сместить правительство. Уговорившись так, заговорщики поспешили в храм.
Там уже были и кардинал, и Лоренцо Медичи.
Но не было Джулиано. Тогда его будущие убийцы отправились к нему домой и уговорили его пойти с ними. По дороге к собору они вели себя с Джулиано как лучшие друзья…
В церкви убийцы встали, как было уговорено: кто около Лоренцо, кто подле Джулиано. И в назначенный момент, в то время как священник начал совершать таинство евхаристии, Бернардо Бандини пронзил грудь Джулиано Медичи кинжалом. Смертельно раненый Джулиано упал, и тут ему нанес несколько ударов Франческо Пацци. Он делал это с такой слепой яростью, что в запале поранил себе ногу.
Да Вольтерра и священник напали на Лоренцо, но сумели лишь ранить его в шею. Лоренцо принялся так отчаянно защищать свою жизнь, что решимость их покинула и они обратились в бегство. Но далеко убежать им не удалось, их схватили и убили. И протащили теплые еще трупы по улицам.
Раненого Лоренцо окружили друзья и увели в ризницу.
А Бернардо Бандини, убедившись в смерти Джулиано, успел убить еще Франческо Нори, друга Медичи, и бросился к Лоренцо, намереваясь довершить дело своих неумелых соучастников. Но Лоренцо уже укрылся в ризнице.
Кардинал Риарио спрятался от разбушевавшейся толпы в алтаре, где его с трудом защитили священнослужители. Но едва первое смятение улеглось, как его арестовали и препроводили во дворец Синьории. Участь заговорщиков, что отправились во дворец Синьории для его захвата, была тоже не блистательна.
Архиепископ Сальцати в сопровождении своих родственников, друзей и верных людей и один из главных заговорщиков, мессир Якопо Поджо, явились во дворец. Часть людей архиепископ оставил на улице, приказав им, как услышат шум, занимать входы и выходы, часть взял с собой и поднялся наверх, к Синьории, требуя встречи с гонфалоньером справедливости, якобы у него послание к тому от папы. Синьория обедала, поэтому им пришлось обождать.
Люди кардинала столпились в канцелярии и, как выяснилось позже, сделали это себе на беду, так как в канцелярию, если дверь была закрыта, без ключа ни войти, ни выйти было нельзя и они сами себя заперли.
Архиепископа провели к гонфалоньеру, и он начал передавать несуществующее послание. Но то ли актер из него был плохой, то ли мужество ему изменило… Гонфалоньер заметил волнение на его. лице и сбивчивость в речах и с криком бросился вон из кабинета. Наткнувшись в дверях на Якопо Поджо, он вцепился ему в волосы и не отпускал, пока не подоспела стража Синьории.
Услышав шум в апартаментах гонфалоньера, члены Синьории вооружились кто чем смог, и все, кто поднялся наверх с архиепископом, были перебиты или выброшены в окна прямо на площадь. Архиепископа, его. родственников и Якопо Поджо повесили прямо под окнами.
Люди архиепископа, которые остались внизу, услышали шум и, повинуясь приказу, перебили охрану, заняли нижний этаж дворца и перекрыли входы-выходы.
На этот же шум сбежался народ на площадь ко дворцу, и получилось довольно забавное расположение сил. Сеньория сидела в верхнем этаже дворца, отрезанная от мира и помощи сограждан. В нижнем этаже сидели заговорщики, тоже отрезанные от своих сообщников собравшимся народом, а народ толпился на площади, не в силах оказать помощь своему правительству.
А в это время пути убийц Джулиано Медичи разошлись. Судя по всему, Бернардо Бандини был отъявленным негодяем, ибо когда он увидел, что Лоренцо жив, а Франческо ранен, сразу же озаботился своим личным спасением и так же. решительно, как вонзил кинжал в грудь Джулиано, пустился в бегство. И спокойно исчез.
Раненый Франческо Пацци вернулся домой. Он хотел сесть на коня, чтобы, согласно замыслу, с вооруженным отрядом проехать по городу, призывая народ к оружию на защиту свободы. Но рана его была глубока, и он потерял много крови. Пришлось ему лечь в постель, а поднимать народ на восстание отправился глава семейства Пацци, мессир Якопо, с сотней вооруженных всадников. Они прискакали на дворцовую площадь и принялись призывать народ на помощь себе и свободе. Члены же Синьории, засевшие в осаде на верхнем этаже, стали швырять в него чем попало и выкрикивать угрозы.
Мессир Якопо, видя, что его призывы к народу пропадают впустую, заколебался. А убедившись, что даже родственники не поддерживают его, Лоренцо остался в живых, а для всех членов Синьории он теперь личный враг, Якопо вместе со своим отрядом покинул Флоренцию и поскакал, спасая свою жизнь, в Романью.
Между тем сторонники Медичи вооружались, а Лоренцо, окруженный обнажившими оружие друзьями, отправился домой. Дворец Синьории взяли штурмом, захвативших его людей перебили либо пленили. Толпа, врываясь в дома Пацци, предавала их грабежу и разорению. Франческо Пацци вытащили из постели и раздетого отвели во дворец. Его повесили на площади рядом с архиепископом.
По пути ко дворцу он вел себя очень мужественно, не опускал глаз, не стонал, не жаловался. Только молча вздыхал, какие бы издевательства ему ни приходилось терпеть от конвоя.
Мессиру Якопо не удалось далеко убежать. Жители гор, где юн пытался укрыться, выдали его, и он был доставлен обратно в город. Здесь его судили и тоже казнили.
Убили практически всех Пацци, даже не принимавших участие в заговоре, а лишь знавших о нем. Отделаться изгнанием удалось лишь мессиру Гульельмо, который был женат на внучке Козимо Медичи Бьянке. Двоюродных братьев Гульельмо, оставшихся в живых, заточили в башню Вольтерры. Джо-вана Баттисту обезглавили.
Войска, двинувшиеся было на помощь заговорщикам, узнав о провале заговора, повернули обратно.
У благодетеля от страстной речи пересохло в горле, и он умолк.
Его рассказ захватил всех слушателей и не мог не вызвать обсуждения.
– Мессир Франческо Пацци в последние минуты жизни вел себя так, как следует истинному рыцарю, – заметил шевалье Анри. – Только так и подобает вести себя перед лицом смерти.
– Лучше бы он смотрел во все глаза, когда свое злодейское дело делал! – взвилась Жаккетта. – Это надо же умудриться, себе в ногу кинжал воткнуть!
– Никто не знает, что нас ждет. Может быть, это воля Божия направила его руку с кинжалом на собственное тело! – заметил шевалье Жан. – Несчастное семейство Пацци, десница Господня сурово покарала их!
«Ну и свиту подобрал себе благодетель! – усмехнулась про себя Жанна. – Сборище прелатов!»
– А что же тогда десница Господня промахнулась мимо главного убийцы? – ехидно спросила покрасневшая от ярости Жаккетта. – Что-то ничего не помешало этому Бернардо укокошить в храме двух человек и смыться спокойненько! Его-то не казнили, в тюрьму не бросали, а он виноватей всех.
